Мюнстер Е.Г.
Прослеживается влияние музыки и живописи на творчество немецкоязычного писателя и поэта Германа Гессе.
Если у человека богатый духовный мир, если вся душа его населена возвышенными образами, если ему есть что сказать и он стремится к самовыражению, то такой человек не в состоянии ограничиться только одним способом выражения. Вспомним рисунки Пушкина, зарисовки Лермонтова и Шевченко. Мастера прозы выражают свои мысли и чувства в стихах, признанные поэты пишут поэтическую прозу. Живопись и рисунок это такой же способ выразить свои чувства, как проза и стихи, танец и музыка. Одна и та же картина оживает перед нами в звуках музыки и в звуках, составляющих слова. Стихи предвосхищают прозу, проза дополняется стихами и все это освещается музыкой. Музыкой цвета и музыкой слова. Еще Лессинг назвал живопись «немой поэзией», а поэзию – «говорящей живописью» [10, с.67].
Все эти виды искусства неразрывно связаны между собой, имеют общую природу, основываются на одних и тех же образах. Они имеют общие законы и правила, целью которых является гармоничная передача ощущений и образов, заставляющих задумываться об одних и тех же вещах, испытывать одну и ту же боль или восторг. Поэзию часто называют матерью всех искусств и это по праву, потому что поэзия идет дальше правил живописи и музыки, пользуется большей свободой выражения.
О сходстве и различии поэзии и музыки, живописи и поэзии писали наряду с Лессингом многие литературные критики и искусствоведы. И если Г.Э.Лессинг называл поэзию «более широким искусством», потому что «ей доступны такие красоты, каких никогда не достигнуть живописи» [10, с.143], то Иван Франко отмечал, что музыка аппелирует только к нашему слуху и лишь чисто слуховыми средствами старается разбудить нашу фантазию и наши чувства, тогда как поэзия всеми свойственными ей способами затрагивает все наши мысли.
Цель каждого истинного искусства – затрагивать наши мысли и чувства, делать нашу душу чище и возвышенней. К этому стремились мастера живописи и слова, творцы великой музыки, к этому побуждала их неутолимая жажда самовыражения. Самовыражения в слове, в музыке, в цвете. Даже если человек занимался только одним видом искусства, другие виды неизбежно оказывали на него свое влияние.Для одних поэтов живопись и музыка могли служить источником вдохновения, другие, отдавая дань гениальности мастеров, сами приобщались к этим видам творчества.
Такой творческой личностью являлся поэт и писатель, публицист и литературный критик, художник и любитель классической музыки – Герман Гессе.
Герман Гессе родился 2 июля 1877 года в небольшом швабском городке, как бы сошедшем со страниц старинных немецких сказок и баллад. Романтичность и своеобразие этого места не могло не отразиться на детском восприятии маленького Германа, рано осознавшего свое предназначение в этом мире. Он хотел стать и стал поэтом.
О себе как о поэте он заявил впервые в 1899 году, выпустив сборник стихов «Романтичские песни». Во многом это были подражательные стихи, навеянные строками Мерике, Новалиса, Гете и других немецких романтиков. Но даже и в этих юношеских стихах Гессе сумел проявить свою оригинальную творческую личность.
Герман Гессе больше известен как автор прозаических произведений, за одно из которых – роман «Игра в бисер», он получил Нобелевскую премию. Последнее время публикуется много его статей и писем, отмечается его дар публициста и человека, знающего свое время. О Гессе как о поэте пишут совсем немного, отдавая дань прозрачности его стиля и слога, поэтичности его прозы и не особенно ценя в нем поэта. Еще меньше ценят в нем художника и музыканта. Возможно потому, что все эти его дарования рассматриваются односторонне, как увлечения талантливого человека, которые он и сам-то не очень ценит. Гессе знает меру своего дарования. В живописи он не стремится пойти дальше пейзажей и автопортретов, она для него источник радости и отдохновения. С музыкой все обстоит иначе. Музыкой пропитано все его творчество, в музыке он видит средство выражения, с помощью которого можно передать все то, что не в силах выразить слово.
Лирика и музыка неразделимы и подвластны одним законам. Они с одинаковой силой затрагивают сокровенные струны нашей души, вызывая одни и те же ощущения и образы. Музыка и Гессе также неразделимы. В любом его произведении, будь-то известный роман или публицистическая проза, мы можем найти строки о музыке; образы героев его произведения также раскрываются нам через музыку.
Гессе был тонким ценителем и знатоком классической музыки. Он преклонялся перед Моцартом и Бахом, «Волшебная флейта» Моцарта была его самым любимым музыкальным произведением. В совершенстве владея гармонией поэтической прозы, отличавшейся также прозрачностью акварели, Гессе искал гармонию и в музыке, вернее сказать, гармония совершенной музыки способствовала созданию гармонии и в его произведениях.
Совершенная классическая музыка соответствовала гармонии Духа, музыке Вселенной. В своем романе «Игра в бисер» Гессе писал: «Мы считаем классическую музыку экстрактом и воплощением нашей культуры, потому что она – самый ясный, самый характерный, самый выразительный ее жест. В этой музыке мы владеем наследием античности и христианства, духом веселого и храброго благочестия, непревзойденной рыцарской нравственностью» [5, с.99]. Вся остальная музыка не вызывала у Гессе восторга, хотя за джазовой музыкой он все же признавал право на существование, называя ее праздником чувств и раскрепощенного природного естества человека, и в то же время отмечая: «Конечно, в сравнении с Бахом, Моцартом и настоящей музыкой, она была свинством – но свинством были все наше искусство, все наше мышление, вся наша мнимая культура, если сравнивать их с настоящей культурой» [8, с.223].
В своих лирических стихотворениях он конкретнее выражает свое отношение к музыке:
«Вселенной музыке и старых мастеров
В священном трепете готовы мы внимать...»
Именно такая музыка ведет по жизни героя романа «Игра в бисер» – Иозефа Кнехта, такая музыка завораживает Гарри Галлера в «Степном волке», такую музыку жаждет творить герой романа «Гертруда».
Гессе считал, что по благосостоянию музыки в государстве можно судить о благосостоянии культуры: «Если музыка деградировала, то это было верным признаком гибели правления и государства» [5, с.89]. Нельзя пренебрегать сутью музыки, которая «покоится на соответствии между небом и землей, на согласии мрачного и светлого» [5, с.89]. По Гессе музыка благоустроенного века «спокойна и радостна, а правление ровно. Музыка неспокойного века взволнованна и яростна, а правление ошибочно. Музыка гибнущего государства сентиментальна и печальна, а его правительство в опасности».
Герман Гессе был знатоком и любителем музыки.Любое нарушение ее гармонии глубоко ранило его. На страницах его произведений мы находим следующие строки: "Такая милая, приятная, даже красивая дама, (...) в моем присутствии неумелыми, но сильными руками изнасиловала и прикончила прелестнейший минуэт восемнадцатого века. Я пришел в ужас, сидел подавленный, красный от стыда, но никому и в голову не пришло, что случилось что-то дурное, я был один в своих нелепых претензиях» [8, с.150]. Гессе не мог слушать музыку равнодушно, во всем сквозили эмоции – или «счастливое забытье» и «сладостные мечты», полный уход в себя или уход в себя, но «не счастливо-мечтательно, а печально и наконец зло...» [8, с.205]. От исполнителей классической музыки он помимо исполнительского мастерства ждал «собственно малого – сердца, нутра: необходимости, живой потребности, накала душ, ждущих от искусства освобождения» [8, с.122].
Гессе, по его словам, часто встречался с идеальным музицированием. Он всегда бывал с музыкантами «в близких и сердечных отношениях и находил среди них друзей» [2, с.332]. Гессе вырос на домашней музыке и самой прекрасной для него была та, «в которой можно было деятельно участвовать самому». Он играл на скрипке и немного пел и это были его «первые шаги в царство музыки». Играли на музыкальных инструментах его сестры и брат Карл и Герман всегда радовался, когда им после «единоборства с какой-нибудь сонатой» удавалось добиться триумфа [2, с.332]. Конечно, домашняя музыка была далека от совершенства, но она умела передавать дух мастера, а не «дух блистательного дирижера или солиста» на концертах виртуозов. Гессе пишет по этому поводу: «...с годами я стал скорее невосприимчив к очарованию умельцев и к тому, может быть, крошечному избытку силы, страсти или сладости, который они придавали произведению, я перестал любить и остроумных, и сомнамбулических дирижеров и виртуозов и стал почитателем объективности...» [2, с.332-333].
Гессе затрагивала такая игра музыкантов, когда казалось, что играющий человек «знает, что в этой музыке заключено какое-то сокровище, и теперь он борется, бьется, сражается за него, как за собственную жизнь» [7, с.265]. По его словам, он не слишком понимал в музыке с точки зрения профессиональной, но именно к этому способу самовыражения он инстинктивно тяготел с детства и «музыкальное в себе воспринимал как нечно само собой разумеющееся» [7, с.265]. Гессе любил «совершенно необходимую музыку, когда чувствуешь, что человек сражается с небом и адом», Гессе любил музыку за то, что в ней нет «морализаторства». Устами своего героя Синклера он заявляет, что от всего, что морально, он только страдал [7, с.267].
Он и сам пробовал сочинять музыку, стараясь выразить в ней то, что не мог сказать словами: «Выразить эти мысли и настроения казалось мне возможным при посредстве сказки, причем высшую форму сказки я усматривал в опере – потому, надо полагать, что магии слова в пределах нашего оскверненного и умирающего языка я уже не доверял, между тем как музыка все еще представлялась мне живым деревом, на ветвях которого и сегодня могут произрастать райские плоды. Мне хотелось осуществить в моей опере то, чего никак не удавалось сделать в моих литературных сочинениях: дать человеческой жизни смысл, высокий и упоительный" [2, с. 47]. Гессе не удалось завершить свою оперу, он понял, что стремился со своей оперой к тому, что «давно уже наилучшим образом осуществлено в «Волшебной флейте» [2, с.47].
Любя музыку, он не довольствовался только мелодикой своих стихотворений, знание музыкальной композиции он воплощал и в своих прозаических произведениях, таких как «Игра в бисер», «Степной волк» (это произведение Гессе многие литературные критики, да и он сам, называли «сонатой в прозе»), «Сиддхартха» и другие. Музыкальность произведениям Гессе придавала не только музыкальная композиция, но и его неповторимый слог, язык и стилистическое единство, которые имели для писателя огромное значение.Он оттачивал свой язык, пытаясь выразить невыразимое, восклицая в минуты отчаяния: «Будь я музыкантом, я без труда мог бы написать двухголосую мелодию, мелодию, состоящую из двух линий, из двух тональностей и нотных рядов, которые бы друг другу соответствовали, друг друга дополняли, друг с другом боролись, друг друга обусловливали, во всяком случае, в каждый миг, в каждой точке ряда находились бы в теснейшем и живейшем взаимодействии и взаимосвязи» [8, с.187]. Эту двухголосость и «вечно движушуюся антитезу, эту двойную линию» и стремился выразить Гессе с помощью слов, пытаясь снова и снова, стремясь достичь невозможного, недосягаемого. Он хотел бы "найти выражения для двуединства», хотел бы «написать главы и периоды, где постоянно ощущалась бы мелодия и контрмелодия, где многообразию постоянно сопутствовало бы единство, шутке серьезность» [8, с.187]. Единственно в этом состояла для него жизнь – «в таком раскачивании между двумя полюсами, в непрерывном движении туда и сюда между двумя основами мироздания» [8, с.187]. Гессе сознавал, что ему не удасться «пригнуть оба полюса жизни к друг другу, записать на бумаге двухголосность мелодии жизни» и все же, следуя «смутному велению изнутри», он снова и снова отваживался на такие попытки [8, с.189].
По его словам, «только в чистой лирике возможно порою достичь того блаженного совершенства, того преисполненного жизни и чувства идеала формы, которые составляют, впрочем, лишь таинство музыки» [3, с.42].
Забота об «идеале формы» была для Гессе одной из главнейших. Он очень строго относился к редактированию своих произведений и защищал каждую букву, считая, что ее отсутствие если и не нарушит смысла высказывания то изменит нечто другое: «Произнесите фразу вслух – и Вы убедитесь, что совершенно изменится ритм, мелодия. Пропущенная буква преображает фразу, делает ее совсем иной, но не по смыслу, выражаемому ею, а по музыкальности звучания. А музыка, конкретно и совсем особо – музыка прозы, одно из немногочисленных воистину магических, воистину волшебных средств, имеющихся у литературы и поныне» [3, с.153]. Гессе считал,что «крошечные прибавленные или опущенные слоги, поддержанные, когда необходимо, пунктуацией, несут чисто поэтические или, точнее музыкальные функции и значения» [3, с.153].
Так же проникновенно писал он и о самой музыке, которую называл «самым женственным и сладчайшим из искусств» [9, с.118]: «...и вдруг я вспомнил забытую мелодию того пиано, она, сверкая, поднялась во мне, как маленький мыльный пузырь, блеснула, уменьшенно и ярко отразив целый мир, и снова мягко распалась. Если эта небесная маленькая мелодия тайно пустила корни в моей душе и вдруг снова расцвела во мне всеми драгоценными красками прекрасного своего цветка, разве я погиб окончательно?» [8, с.220].
Музыка играла в произведениях Гессе особую символическую роль. Как отмечает Н.Гучинская, музыка является для Гессе «высшим синтезом, символом духовно-душевного, религиозно-философского единства» [7, с.20]. По словам А.Г.Березиной, философия музыки – «элемент мировоззрения Гессе», продолжающего традиции романтизма, но музыка для писателя – «не способ бегства от мира и жизни, а возможность достижения гармонии в самой жизни и человеке» [1, с.19-20]. Подобно Гете, Гессе в своих произведениях строит свою систему воспитания на музыке, стремясь к гетевскому цельному, ясному восприятию музыки во всем богатстве звуков и их сочетаний.
Музыка для Германа Гессе являлась путем к поэзии. В сказке «Поэт» он описывает учение начинающего поэта: «Мастер не говорил ему почти ни слова, только молча обучал его искусству играть на лютне, пока все существо ученика н прониклось музыкой. (...) по происшествии года Хань Фу почти в совершенстве овладел игрой на лютне, зато искусство поэзии стало в его глазах еще трудней и возвышенней» [5, с.439-440]. Затем ученик овладел игрой и на других музыкальных инструментах и только позже стал сочинять стихи по указаниям Мастера. Он овладел «искусством говорить вещи на первый взгляд простые и неприметные и, однако, волновать ими души слушателей, как ветер гладь воды. (...)...но для слушателей это было не одно лишь солнце, или игра рыб, или шепот ив; нет, казалось, будто всякий раз небо и мир гармонически звучат, сливаясь на миг в совершенной музыке...» [5, с.439-440].
Музыка помогает родиться стихам, а стихи, в свою очередь, рождают музыку. И вместе они рождают образы, которые, в свою очередь, может запечатлеть художник..
Картины Германа Гессе – музыка без звука, поэзия без слов. Яркие пейзажи, четко обозначенные контуры, нарисованные как будто детской рукой. Дома и природа, природа и дома. Сотворенное Богом и сотворенное людьми, и расцвеченное художником. Яркие краски напоминают полотна Николая Рериха, особенно его гималайские мотивы. Тот же праздник красок, только смягченный сельскими ландшафтами, тогда как у Рериха чувствуется необъятность космоса, начинающегося в Гималайских хребтах. Кроме красочной палитры обоих художников объединяет увлечение Индией, Востоком, философией жизни и страдания, самоотречения перед могуществом бытия, бытия, освященного Богом, как бы он не назывался. Для обоих Индия была второй родиной.
Каждый в картинах Гессе может найти что-то свое, близкое только ему и открывающееся только ему. Кого привлечет именно буйство красок, кого-то резко контрастирующее к остальным картинам изображение в пастельных тонах. Но равнодушным оно оставить не может никого. Возможно потому, что именно такими ландшафтами любовались и не могли от них оторваться Кнульп и Гольдмунд, возможно потому, что именно такое видение природы писателем и поэтом Германом Гессе помогает лучше понять его самого и его произведения.
Гессе начал заниматься живописью в тяжелое для него время, омраченное смертью отца, событиями первой мировой войны. Писатель лечился от депрессии у ученика Юнга – доктора Й-Б.Ланга, который и посоветовал ему делать зарисовки своих снов. В 1917 году Гессе занимается интенсивно своими автопортретами, а в 1918 году продолжает свои занятия живописью, изображая пейзажи в долинах Тессина, одного из кантонов Швейцарии. Он делает наброски карандашом, но все чаще прибегает к акварели, которая является одним из самых поэтичных видов живописи. Не напрасно называют акварелью лирическую, полную светлых и ясных образов литературную зарисовку или новеллу. С ней сравнивают и музыкальное сочинение, чарующее нежными, прозрачными мелодиями. Акварель позволяет запечатлеть кратковременные явления природы, но ей доступны и произведения капитальные, графические и живописные, камерные и монументальные, пейзажи и натюрморты, портреты и сложные композиции. Художнику при этом необходимы зоркий глаз, твердая рука, знание материалов и владение техникой этого вида живописью.
Можно писать по сухой или сырой бумаге сразу, в полную силу цвета. Можно работать в многослойной технике, постепенно уточняя цветовое состояние, каждую частность. Можно избрать смешанную технику: идти от общего к детали или, напротив, от детали к общему. Но в любом случае нельзя или почти нельзя исправить испорченное место: акварель не выносит малейшей затертости, замученности, неясности. Главные ее качества – насыщенность, прозрачность, светоносность.
Гессе рисует в основном пейзажи. Он отдает отчет своему дарованию художника и рисует то, что получается у него лучше всего. Рисование становится его хобби, занятием, приносящем радость и отдохновение: «..живопись чудесное времяпровождение, она делает тебя веселее и терпеливее» [2, с.45]. Он не задумывается о ценности своих творений, для него это еще одно погружение в мир искусства, утешение, которое поэзия уже не дает. В одном из писем к свое знакомой Хелене Вельти (1919) он пишет: «Мои маленькие акварели – своего рода поэтические творения или сны, они являются лишь отдаленными воспоминаниями «действительности» и изменяют ее в соответствии с личными чувствами и потребностями (...), то что я всего лишь дилетант, я не забываю.» В письме к Францу Карлу Гинцкею (1920) Гессе пишет о том, какое значение имеют для него занятия живописью: «Творение пером и кистью для меня как вино, опьянение которым так согревает жизнь и делает ее такой прелестной, что она становится переносимой».
Гессе рисует свои сказочные пейзажи, на которых, по его словам, « у деревьев есть лица, а дома смеются или танцуют, или плачут, но большей частью невозможно разобрать, является дерево грушей или каштаном». Он принимает эти упреки и признает также, что и его собственная жизнь часто предстает перед ним как сказка: «.... по временам я вижу и ощущаю внешний мир в таком согласии, в таком созвучии с моей душой, которое могу назвать только магическим» [2, с.46].
Теме живописи Гессе посвящает ряд своих прозаических и лирических произведений: стихотворения «Радость художника», «Магия красок», «Стихотворения художника», стихотворение к художнику Гансу Пурманну, рассказы "Художник", «Последнее лето Клингзора», роман «Росхальде» и ряд эссе.
Особо следует отметить создание Гессе самодельных рукописных сборников стихов с иллюстрациями. Гессе начал делать их еще в годы первой мировой войны и использовал вырученные средства для ветеранов войны. Книжечки эти не отличались совершенством, иллюстрации тоже не имели никакой художественной ценности, но изготовление таких сборников и в дальнейшем позволяло Гессе оказывать материальную поддержку своим нуждающимся друзьям. Вот как описывал Гессе процесс изготовления этих книжечек: «Я вынимал листы, вырезал ножом нужный формат, подыскивая подходящий кусок картона для обложки и начинал свою работу. Сначала я всегда рисую титульный лист и картинки, не собразуясь с текстом, который выбираю позже. Первые пять-шесть картинок, небольшие пейзажи или венок из цветов, я рисую на память по знакомым мотивам, для следующих подыскиваю подходящие образцы в своих папках. (...) Это милая игра, и мне не совестно, что эти маленькие картинки лишены художественной ценности» [4, с. 183].
Гессе доставляла удовольствие эта игра, не только самим процессом, но и результатом. Ему радостно было сознавать, что благодаря этому «в дорогих людях зажжется луч надежды, утешения и новых сил, раздастся восторженный крик детей, появится улыбка у больных и стариков, и то тут, то там блеснет вера и доверчивость в усталых, потерявших мужество сердцах» [4, с.183]. Самодельные книжечки превращались в посылки с кофе, рисом, сахаром, маслом и шоколадом.
Живопись была главным занятием для Гессе в летние месяцы, когда он «прилежно, насколько позволяли глаза, сидел под каштанами на (...) прекрасных опушках и писал акварельными красками веселые тессинские холмы и деревни...» [6. с.128]. Особенно очаровывала Гессе пора «бабьего лета» : «Ни в какое другое время не слышу я так, как в эти дни, зов бренности, ни в какое другое время года не впиваю в себя краски земли так жадно и вместе с тем бережно...» [6, с.128]. Радуют Гессе и маленькие удачи по части живописи, в которой он был «немного честолюбив».Он продал несколько листов, а один германский ежемесячник согласился, чтобы он иллюстрировал «статью одного писателя о тессинском ландшафте». Гессе впервые получил гонорар как художник и писал об этом: «....может быть мне все-таки еще удастся совсем уйти от литературы и кормиться более симпатичным мне ремеслом живописца» [6, с.128].
Гессе-художник был чрезвычайно плодовит: только тессинских ландшафтов он написал около трех тысяч. Первая выставка его акварелей состоялась 1920 году в Базеле, одна из последних на родине писателя в г.Кальве, посвященная 125-летию Гессе. Неоднократно издавались отдельные альбомы с репродукциями, стихи и сказки поэта с его иллюстрациями.
Живопись и литературное творчество преплетались в нем также органично, как и музыка. Творить было для него захватывающим занятием. Музыка помогала ему выбрать из трех слов одно-единственное, помогала слышать и чувствовать всю фразу, «каким-то таинственным путем всегда ощущать тон и пропорции всей главы, всей книги.» Равное напряжение и концентрацию мысли, по словам Гессе, он испытывал только еще при занятии живописью: «Сходство тут полное. Тщательно и точно согласовывать каждый цвет с соседним легко и просто, этому можно научиться и затем сколько душе угодно практиковать. Но, помимо того, постоянно видеть перед собой и принимать в расчет все части картины, даже вовсе еще ненаписанные и невидимые, ощущать все хитросплетение перекрещивающихся тонов и полутонов – вот что невероятно трудно и редко удается» [8, с.136-137].
Но, как отмечал Лессинг, живопись в силах отобразить только одно мгновение, один момент, поэт же «берет, если хочет, каждое действие в самом его начале и доводит его, всячески видоизменяя, до конца. Каждое из таких видоизменений, которое от художника потребовало бы особого произведения, стоит поэту лишь одного штриха ...» [10, с.97]. По словам Лессинга, «Невозможно ни на каком другом языке передать музыку, которая слышится в словах поэта. Точно так же нельзя воссоздать ее и по картине, а между тем это лишь одно из самых незначительных преимуществ поэзии перед живописью. Главнейшее же ее преимущество состоит в том, что поэт при помощи целого ряда картин подводит нас к тому, что составляет сюжет одной определенной картины художника» [10, с.178].
Наглядно это можно продемонстрировать, приведя одно из стихотворений Гессе – «Последний игрок в бисер»:
Игрушкой, бисером, рука его полна,
Сидит согнувшись он, вокруг него страна
Войною и чумой разорена, а на руинах
В плюще зеленом вьется рой пчелиный,
И приглушенной музыкой усталость
Охватывает мир, седую старость.
Старик сидит и бусины считает,
То синюю, то белую возьмет,
То по размеру бусы подберет,
И для игры в кольце их сочетает.
Когда-то был он мастером игры,
Знал языки и многие искусства,
Не полагаясь только лишь на чувства,
Он знал весь мир и много повидал,
И мир его, конечно, тоже знал –
Учениками и друзьями он
Со всех сторон был вечно окружен.
Ну, а сейчас его никто не знает –
Не нужен он, он стар и одинок,
Никто к нему не ходит на урок,
На диспуты никто не приглашает,
Нет больше храмов, школ, библиотек,
И отдыхает старый человек
Среди руин и с бусами в руке.
Они скользят, теряются в песке,
Теперь уж не такие как вначале,
Когда они так много означали (Пер.Е.Мюнстер).
Можно проиллюстрировать это стихотворение, изобразить одухотворенного старца с белоснежной бородой и в ветхом хитоне. Изобразить его спящим на фоне заросших плющом руин, с бусинами, скользящими из ослабевших рук. Это будет только мгновение, нам будет понятен смысл изображенного на картине – упадок и умиротворение, но только в стихах мы можем проследить всю жизнь этого человека, только слова «Нет больше храмов, школ, библиотек» смогут глубоко затронуть нашу душу и сильнее подчеркнуть гибель всего духовного.Гессе не только дает ясные и отчетливые изображения, но и, согласно Лесссингу, выражает настолько живые идеи, что мы получаем чувственные представления об изображаемых предметах, забывая об употребленном для этого средстве – слове [10, с.200].
Но чтобы это действительно произошло, истинному поэту приходится затрачивать много усилий. Гессе писал об этом следующее: «От несовершенства и скудости языка писатель страдает более, чем от недостатка всего прочего. Иногда он просто ненавидит язык, обвиняет и проклинает его, а точнее –самого себя за то, что рожден для работы с этим жалким орудием. С завистью думает писатель о живописце, чей язык – краски – понятен одинаково всем от Северного полюса до Африки, или музыканте, который пользуется звуками, тоже говорящими на всех человеческих языках» [3, с.66]. Особенно завидует Гессе музыканту, язык которого предназначен только для музицирования, тогда как писатель «вынужден использовать тот же язык, на котором и учат в школе, и заключают торговые сделки, и строчат телеграммы, и выступают в суде» [3, с.66]. С болью пишет Гессе о том, что писатель «не может употребить ни слова, которое бы одновременно значило и что-то другое, на одном и том же дыхании не привносило бы чужих, мешающих, нежелательных представлений, в самом себе не содержало бы преткновений и неловкого смысла и само бы не гибло, зажатое стенами, в кои биясь, оно угасает, так и не прозвучав до конца» [3, с.67].
И все же Гессе благославляет радость творчества, возможность творить. В одном из стихотворений, «Записанное апрельской ночью», он восклицает:
О, как прекрасно, что есть краски:
Синяя, Желтая, Белая, Красная и Зеленая!
О, как прекрасно, что есть звуки:
Сопрано, Бас, Рог, Гобой!
О, как прекрасно, что есть язык:
Слова, Стихи, Рифмы,
Нежность созвучия,
Марш и танцы синтаксиса!
Кто играл в их игры,
Кто ощутил вкус их волшебства,
Для того расцветает мир,
Ему улыбается и раскрывает ему
Свое сердце, свою сущность
(пер.Е.Мюнстер).
Что же объединяет все эти виды искусства в творчестве Германа Гессе? – Одна и та же причина, одна и та же потребность – выносить в себе образ, образ чувства или ощущения в лирике, образ пейзажа или какой-либо личности в живописи, музыкальный образ, и затем дать ему жизнь в том или ином виде и представить его на всеобщее обозрение, оставшись с пустотой в душе и с предчувствием зарождения новой жизни, нового образа.
Все это еще раз показывет многогранность каждой человеческой личности. И Гессе-поэт, Гессе-прозаик, Гессе-художник, Гессе – любитель и знаток классической музыки олицетворяет эту многогранность как никто другой.
В какой степени эти дарования Гессе дополняли друг друга или противоречили друг другу? Стояли они особняком или служили канвой для доминирующеего на этот момент жанра? Какие прозаические произведения имели структуру музыкальных? Какая музыка звучит с акварелей Гессе? – На часть этих вопросов ответы уже найдены, часть ответов предугадывается, а часть навсегда останется тайной, может быть изредка приоткрывающейся вдумчивому читателю или созерцателю. И именно поиск этих ответов привлекает внимание к творчеству Гессе все новых читателей, именно поэтому интерес к нему не ослабевает и в начале третьего тысячелетия.
1 Березина А.Г. Герман Гессе/ А.Г.Березина. - Ленинград: Изд-во Ленинград.ун-та, 1976. – 128 с.
2 Гессе Г. Письма по кругу/ Г.Гессе. - М.: Прогресс, 1987. – 400 с.
3 Гессе Г. Магия книги/ Г. Гессе. - М.:Книга, 1990. – 236 с.
4 Гессе Г. Письма к друзьям/ Г.Гессе // Литературная учеба.- 1990.- Кн.3.- С.177-189.
5 Гессе Г. Избранное. Сборник/ Г.Гессе. - М.: Радуга, 1991. – 539 с.
6 Гессе Г. Путешествие в Нюрнберг/Г.Гессе // Знамя. - 1994.- № 5.- С.123-151.
7 Гессе Г. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 1. Предисловие Н.Гучинская, с.6-30./Г.Гессе. - СПб.: Северо-Запад, 1994. – 607с.
8 Гессе, Герман. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2./Г.Гессе.- СПб.: Северо-Запад, 1994. – 415.
9 Гессе Г. Петер Каменцинд/Г.Гессе // Нева. - 1995.- № 10-11
10 Лессинг Готхольд Эфраим. Лаокоон или о границах живописи и поэзии/Г.Э.Лессинг. - М.:Худ.литература, 1957. – 519 с.
Muenster E.G. Music and art in works of Hermann Hesse
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.gesse.net.ru/