Эксперты говорят, что все японское искусство выросло из китайского, но делают одну принципиальную оговорку: да, японцы всему учились у китайцев, но в отношении холодного оружия они превзошли не только их, но и все остальные народы.

Японское оружие абсолютно уникально, а меч японских самураев – чуть изогнутую, пружинящую, как рессору, заточенную только с одной стороны катану – коллекционеры полагают самым совершенным холодным оружием в мире. Катану нельзя было обнажать просто так – об этом говорит и тот факт, что у самурая при себе всегда был шелковый платок для обтирания крови с клинка.

История катан начинается примерно в XII–XIII веке, они были непременным атрибутом японской аристократии и утратили это положение лишь в XIX веке, после революции Мэйдзи, когда чиновникам было предписано носить шпаги европейского образца.

В фильме «Убить Билла» Квентин Тарантино заставил Уму Турман размахивать катаной, якобы скованной для нее харизматичным мастером за месяц-другой. Тут он сильно погрешил против истины. Катана – плоть от плоти японской философии ремесла. Здесь лучший мастер – тот, кто не вносит в свое произведение ничего личного, художник в аристотелевском понимании этого слова, отражающее мир зеркало. Во главу угла ставится строгое разделение труда: оружейник, сковавший клинок, никогда не будет, скажем, заниматься изготовлением фурнитуры, так что катана – всегда результат труда многих человек. Это одна из причин того, что коллекционеры чаще всего собирают не собственно катаны, а их отдельные части. Тому есть и более прозаичное объяснение: катана – не монолитное целое, а своеобразный конструктор, и настоящий самурай всегда имел несколько комплектов фурнитуры для своего меча. Клинок уникален – он передавался по наследству из века в век, но в зависимости от обстоятельств катана разительно меняла свой облик. Военные действия предполагали аскетичный облик меча, а на свидание с дамой позволительно было являться с катаной, богато изукрашенной.

Все начинается с металла. На изготовление катан шла особая железная руда, содержавшая примеси молибдена и вольфрама. Прутки закапывали в болото на восемь лет, чтобы ржавчина выела слабые места, затем они отправлялись к кузнецу. Прутки расплющивали молотом, превращая их в фольгу, складывали эту фольгу, снова расплющивали – процесс напоминал изготовление слоеного теста, а готовый клинок в результате содержал в себе до 50 000 слоев. Более того, катана оказывалась самозатачивающейся благодаря упорядоченному движению молекул клинка – то есть, повесив слегка затупившийся меч на стену, через определенное время можно было вновь получить острое, как бритва, лезвие. Шлифовка клинка шла поэтапно – сначала девять шлифовальных кругов все уменьшавшейся зернистости, в конце мастер полировал лезвие подушечками пальцев, используя растертый в пыль древесный уголь. Закаляли катаны в жидкой глине – в этот момент на лезвии появлялась тонкая матовая полоска – якиба (yakiba). Если мастер был известным, на хвостовике клинка он ставил свою подпись.

Между рукояткой и клинком находится цуба (tsuba) – фактически это гарда, только не чашевидная, как у европейских мечей, а плоская. В ней обычно два или три продолговатых отверстия: большое центральное предназначено для главного клинка, расположенные по бокам меньшие служили для того, чтобы закреплять в них кодзуки (kozuka) и когаи (kogai). Кодзуки – маленькие универсальные ножички: ими можно было резать пищу, а можно и добивать поверженных врагов. Несущая на себе родовой герб шпилька когаи была своего рода визитной карточкой самурая, которую он оставлял в теле убитого на поединке соперника.

Самые древние цубы – железные, очень простые по форме. В дальнейшем их стали изготавливать из особого сплава «сякудо». Этот мягкий красновато-коричневый сплав меди, серебра, олова и золота позволял создавать настоящие произведения искусства. Широко применялась техника глубокой таушировки – в разогретую цубу вбивали золотую или серебряную проволоку, затем узор шлифовали. Цубы фантастически красивы и затейливы: то стая обезьян кривляется в ветвях дерева, то журавль распростер крылья с тщательно проработанными перышками, то расцвел цветок хризантемы или сакуры. Именно цубы чаще всего коллекционируют современные ценители японского искусства, и разброс цен на них огромен: от 300–400 до нескольких десятков тысяч долларов.

Чтобы рукоять не выскальзывала из ладони, ее обтягивали отшлифованной шкуркой акулы или ската – европейцы называют этот материал «галюша». Сверху шла оплетка из шнура, под оплетку закладывали небольшие металлические детальки – менуки (menuki). Эти крохотные фигурки: цветочки, дракончики, птицы, звери и человечки также являются одним из любимых предметов собирательства. Ценятся также фуки (fuchi) и кашира (kashirа) – металлические навершия и кольца рукояти, их, как и ручки для кодзук, делал один и тот же мастер.

Строго говоря, у японского аристократа всегда было как минимум два меча. Коллекционеры шутят: «В один смотрелись, как в зеркало, другим брились». Большой – собственно катана – имел в длину 60 и более см, малый – вакидзаши (wakizashi) – 30–40 см, они вешались перекрестно. Иногда их так сразу в паре и изготавливали – получался выдержанный в одной стилистике комплект, что высоко ценилось.

Главное предназначение вакидзаши – послужить своему хозяину во время выполнения ритуального самоубийства сеппуку – точно продуманного, как классический балет, действия. Самурай вставал на колени в ритуальную позу, подложив за спину подушечку, чтобы случайно не опрокинуться, вручал свою катану лучшему другу, и вонзал вакидзаши себе в живот на четыре пальца выше пупка. Движение вниз, вправо – до печени, затем влево, далее необходимо было склонить голову, которую и сносил ему верный друг верной катаной.

Говорят, что сеппуку придумали в Средние века, в эпоху феодальных войн. По легенде, к юному правителю, никогда не видевшему смерти, пришел с докладом его военачальник и доложил о победе на поле битвы.

– Интересно, как это выглядит, когда умирают люди, – протянул юный император.

– О, это очень просто, мой повелитель, – ответил военачальник. – Это выглядит вот так.

И совершил самоубийство.

– Я тоже так могу, – воодушевился император.

И ушел из жизни.

– И мы, – отозвалась свита.