Р.Л. Иванов, Омский государственный университет, кафедра теории и истории государства и права
Юридическая ответственность - один из основных институтов, опосредующих охранительную функцию права. Поэтому традиционно она рассматривалась как один из видов негативной реакции государства на правонарушение. В этих рамках разрабатывались различные подходы, которые, несмотря на их отличия, объединяло главное, а именно - признание ее ретроспективности, обязательной связи с предшествующим ей противоправным поведением. Однако в шестидесятые годы в отечественной юриспруденции и в первую очередь в науке уголовного права правильность такого подхода ставится под сомнение. Обосновывается необходимость иной трактовки юридической ответственности, расширения сложившегося понятия за счет включения в него, наряду с ретроспективным, и позитивного аспекта.
Первоначально наличие позитивной юридической ответственности усматривалось в особом состоянии индивида, характеризующемся глубоким пониманием интересов общества и государства, активным и добросовестным выполнением им своих обязанностей, гражданского долга [1;2]. Здесь акцентировалось внимание на субъективной стороне поведения, а ответственность распространялась и на правомерную деятельность субъектов.
Данная позиция не нашла широкого признания, но определенную поддержку среди ученых все же получила. Более того, ее влияние можно обнаружить и в законодательстве. Например, ч.1 ст.59 Конституции Российской Федерации гласит о том, что защита Отечества является не только обязанностью рассийского гражданина, но и его долгом. Ст.12 отклоненного Президентом Российской Федерации Федерального Закона "О материальной ответственности военнослужащих" [3] устанавливала материальную ответственность при досрочном увольнении военнослужащих (отчислении курсантов из военного образовательного учреждения профессионального образования) и при отсутствии правонарушения, то есть за правомерное, но, с точки зрения законодателя, позитивно безответственное поведение, поскольку финансовые затраты государства на подготовку такого военнослужащего в результате его действий адекватной компенсации не получают, а следовательно, налицо ненадлежащее отношение к интересам общества и государства. Или, например, ч.6 п.20 новой редакции Устава Омского государственного университета возлагает на ректора ответственность за подготовку высококвалифицированных специалистов, руководство образовательной, научной, воспитательной работой и т.п. Как и в вышеуказанных, в этом случае имеется в виду необходимость добросовестного выполнения руководителем вуза его служебных обязанностей, то есть о том, что было предложено именовать позитивной юридической ответственностью.
С момента своего появления концепция позитивной юридической ответственности как осознания долга по выполнению правовой обязанности стала объектом серьезной и справедливой критики. Показательно, что даже сторонники расширения понятия ответственности путем конструирования двух ее аспектов вынуждены признать малоперспективность разработки данного направления [4]. Однако и на сегоднящний день она не потеряла приверженцев и излагается в новейших учебниках [5].
Здесь нет нужды излагать аргументы ее оппонентов - они хорошо известны [6;7;8;9]. Дополнительно отметим лишь следующее. Во-первых, указанный подход является апологией, казалось бы, давно отвергнутой цивилизованным обществом идеи юридической ответственности за образ мыслей и чувств, широко представленный в европейских памятниках средневекого права, поскольку одним из его фундаментальных положений выступает тезис о том, что позитивно безоветственное поведение влечет за собой ретроспективную ответственность, кару, наказание. Если стоять на этой позици, то разве можно признать позитивно ответственным исполнение субъектом своих обязанностей не в силу внутреннего убеждения, а из-за страха наказания, "из-под палки" или из соображений конформизма? С точки зрения рассматриваемой теории, ответ должен быть отрицательным, а ее логическое развитие приводит к абсурдному выводу о том, что подобного рода "позитивно безответственное" правомерное поведение должно быть наказано, ибо образ мыслей субъектов, мотивы их поведения заслуживают порицания. Именно к такому выводу в конечном итоге приходит Д.Т.Шон, который в свой работе фактически использует модель позитивной конституционной ответственности, хоть и не употребляет этого термина [10]. К чему это может привести на практике, наглядно иллюстрирует упоминавшийся Федеральный Закон "О материальной ответственности военнослужащих".
Во-вторых, данная концепция не распространяется на субъективные права, несмотря на то, что от их реализации или неиспользования могут пострадать интересы общества и государства (например, неосуществление права на судебную защиту, избирательного права, злоупотребление правом и т.п.). Почему они не рассматриваются в рамках категории "позитивно ответственное поведение", ведь психологический механизм их реализации ничем не отличается от того, который опосредует выполнение правовых обязанностей? Удовлетворительного ответа мы не найдем. Если учесть, что осуществление моральных и иных неюридических прав индивида всегда оценивается с точки зрения соответствующих видов социальной ответственности, то остается только констатировать: понимание позитивной ответственности в праве не согласуется с понятием позитивной социальной ответственности как таковой. Но ведь именно необходимостью привести в соответствие с категорией социальной ответственности трактовку ответственности в праве объясняют свою позицию сторонники ее расширения! В результате трактовку расширили, а соответствия так и не добились.
Существенные изъяны рассматриваемой концепции побудили адептов идеи позитивной юридической ответственности к поиску новых путей ее интерпретациии. Так появился подход, переносящий нагрузку с субъективной стороны поведения на объективную, на внешнюю сторону человеческой деятельности. Под позитивно ответственным теперь предлагается понимать любое правомерное поведение, в котором (а) исполняются обязанности или используются права [11], либо (б) реализуются только юридические обязанности [12;13] независимо от обусловивших его мотивов.
И первый, и второй варианты вызывают возражения уже потому, что охватываемые ими явления давно уже зафиксированы и плодотворно изучаются в границах категории "правомерное поведение". Их новизна по существу сводится к замене имеющегося термина новым. Замена была бы уместна, если бы уже использующаяся дефиниция перестала соответствовать развившемуся за ее границы понятию, и возникшее несоответствие требовалось устранить. Но такого несоответствия нет. Более того, исключение субъективной стороны из научного анализа сузило сферу исследования правомерного поведения до границ одного из его видов, называемого в литературе объективно правомерным поведением. И здесь, как мы видим, замены терминологии не требуется.
Указанную концепцию, оставляющую без внимания субъективную сторону поведения, с ранее рассмотренной, помимо всего прочего, объединяет то, что она, как и ее предшественница, не согласуется с общим понятием социальной ответственности. Для последней психическое отношение лица к требованиям, предъявляемых ему обществом, их осознание, одобрение, внутренняя готовность исполнить наилучшим образом, или наоборот, отрицание, пренебрежение, уклонение от реализации выступают обязательным условием ее наступления. Как ни парадоксально, в объективистской трактовке позитивная юридическая ответственность отдалена от одноименного аспекта социальной ответственности намного значительнее, чем ретроспективная, для осуществления которой побудительные мотивы и вина правонарушителя имеют первостепенное значение.
Гиперболизация юридической ответственности, распространение ее понятия на уже существующие научные категории привнесены в общеправовую теорию, на наш взгляд, из уголовно-правовой литературы, где вопросы ответственности доминируют над всеми остальными. Само уголовное право зачастую отождествляется с уголовной ответственностью, которая является лишь одним из его институтов, с регулированием отношений между государством и преступником [14]. Но часть не может заменить собой целое. Эта отрасль регламентирует не только отношения по поводу возложения ответственности, но и правомерное поведение, непосредственно не связанное с нею. Данная функция вытекает из действия уголовно-правовых запретов. Именно они, а не меры ответственности в конечном счете определяют пределы правомерной деятельности в любой регулируемой правом сфере - имущественных, управленческих, семейных и тому подобных отношениях.
Справедливости ради отметим, что признание за уголовным правом роли регулятора правомерного поведения порою признается в литературе [15]. Однако сложившийся стереотип привел к тому, что опосредуемое им правомерное поведение растворилось в категориальном аппарате юридической ответственности, а не стало предметом анализа в рамках одноименной с ним общеправовой категории. Действительно, о какой самостотельности понятия правомерного поведения в уголовном праве может идти речь, если утверждается, что главное в нем - отношения ответственностим?
Как отмечалось, основным аргументом сторонников позитивной юридической ответственности является ссылка на социально-философское понимание ответственности кадиалектического единства исключающих друг друга аспектов (позитивного и ретроспективного), а отсюда делался вывод о том, что сущность юридической ответственности состоит в государственно-правовой оценке юридически значимого поведения субъекта с целью возложения позитивных и негативных санкций [16]. С таким утверждением нельзя согласиться. Во-первых, под юридически значимым поведением в теории права понимаются юридические факты - физические действия лиц, не осуществляющих правового поведения (действия недееспособных субъектов). Поскольку их поведение не является правовым, постольку оно не может повлечь юридической ответственности [17;18]. Во-вторых, диалектический подход предполагает поиск противоположностей в сущности самого явления, а не привнесение их сюда извне. Сущность противоречива, но едина и не может заключать в себе разнородных, взаимоисключающих сторон. Не взаимоисключение, а неразрывная связь, взаимодействие противоположностей выражают их диалектику. При двухаспектном же понимании юридической ответственности ею охватываются разнородные, разнопорядковые феномены. Этого не отрицают и его приверженцы. Как отмечает один из них, "к позитивной ответственности нельзя подходить с мерками негативной, так как с этих позиций ее не понять. Это особый феномен, выражающий иные связи и отношения. Соответственно здесь должны применяться другие оценки и критерии. В противном случае можно было бы довольствоваться одной лишь ретроспективной ответственностью" [19]. И справедливость этих слов нельзя не признать.
Завершая рассмотрение позитивной юридической ответственности, необходимо отметить тот немаловажный факт, что начало активной разработки идеи позитивной социальной ответственности, в том числе и юридической, совпало по времени с появлением идеологической установки на воспитание "нового человека" - строителя коммунистического общества, социальноактивного, высокосознательного, добросовестного, ответственно относящегося ко всему что происходит в обществе, государстве и за его пределами. Так как традиционная трактовка ответственности в праве с подобным пониманием ответственности была несовместима, в юриспруденции эта идея преломилась в концепции позитивной юридической ответственности. В итоге утопический идеал ушел сегодня в небытие, но порожденная им в правовой науке конструкция осталась. Сказанное не означает, что проблематика, поднятая теорией позитивной юридической ответственности, должна быть отвергнута. Ее разработку нужно продолжать, но в рамках теории правомерного поведения, правосознания, правовой культуры.
Социальная ответственность в праве - это ответственность ретроспективная. Только она охватывается понятием "юридическая ответственность" и обладает следующими специфическими признаками:
1. Юридическая ответственность связана с государственным принуждением, причем оно может быть как реальным, реализованным, так и потенциальным. Последний вариант имеет место в гражданском праве, когда правонарушитель добровольно претерпевает меры юридической ответственности (например, возмещает ущерб, уплачивает штраф) без вмешательства в этот процесс государства, хотя такая возможность и существует. Данное обстоятельство не учитывают исследователи, полагающие, что ответственность возлагается только путем правоприменения и не может быть реализована добровольно [20;21].
2. Основанием возникновения юридической ответственности является правонарушение - общественно вредное, виновное деяние, прямо предусмотренное нормами права. Она не наступает за объективно противоправные деяния, поскольку в них нет упречного поведения и они фактически не отличаются от стихийных сил природы. Ведь никому ни приходит в голову привлекать к ответственности ураган. Однако возможность ответственности и при отсутствии вины продолжает обсуждаться в литературе. Обычно ссылаются на соответствующие нормы гражданского законодательства, которые такую конструкцию применительно к владельцам источников повышенной опасности действительно содержат. В этой ситуации, как справедливо отмечает Н.С.Малеин [22], налицо не что иное, как пример некорректного использования слова "ответственность", свидетельствующий не об ограничении сферы действия общеправового принципа ответственности только за вину, а о серьезных изъянах юридической техники. Подтверждением правильности такого вывода является наличие в гражданском праве института страхования риска (ст. 931,932 Гражданского кодекса РФ).
3. Юридическая ответственность влечет за собой негативные юридические последствия для правонарушителя (ограничение субъективных прав, возложение дополнительных обязанностей), несет ему кару, наказание. Поэтому нет юридической ответственности при принудительном взыскании долга, при признании недействительным нормативного правового акта или при его отмене и в иных случаях, когда государственное принуждение применяется, но дополнительные правовые обременения для субъектов не наступают.
Отсутствие хотя бы одного из перечисленных признаков свидетельствует и об отсутствии юридической ответственности.
Смирнов В.Г. Уголовная ответственность и наказание // Правоведение. 1963. 4. C.79
Матузов Н.И. Правовая система и личность. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1987. C. 195-196.
Российская газета. 1997. 29 апреля.
Звечаровский И.Э. Посткриминальное поведение: понятие, ответственность, стимулирование. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1993. C. 39-40.
Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н.И.Матузова, А.В.Малько. М.: Юристъ, 1997. C.551-552
Булатов А.С. Юридическая ответственность (общетеоретические проблемы): Автореф. дис....канд. юрид. наук. Л., 1985. C. 10.
Денисов Ю.И. Общая теория правонарушения и ответственности (социологический и юридический аспекты). Л.: Изд-во Ленинград. ун-та. 1983. C. 134-135.
Малеин Н.С. Правонарушение: понятие, причины, ответственность. М.: Юрид. лит., 1985. C. 131-133.
Петелин А.И. Проблемы правовой ответственности в социалистическом обществе. Омск, 1976. C. 9, 11.
Шон Д.Т. Конституционная ответственность // Государство и право. 1995. 7. C. 38-42.
70 лет Советского государства и права / Под ред. А.И.Королева, Ю.К.Толстого, Л.С.Явича. Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1987. C. 495.
Звечаровский И.Э. Указ. соч. С. 46.
Гревцов Ю.И. Очерки теории и социологии права. СПб.: Знание, 1996. С. 196.
Курс советского уголовного права (Общая часть) / Под ред. А.Н.Беляева, М.Д.Шаргородского. Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1968. Т. 1. С. 9.
Уголовное право. Общая часть / Под ред. Н.Ф.Кузнецовой, Ю.М.Ткачевского, Г.Н.Борзенкова. М.: Изд-во Москов. ун-та, 1993. С. 5-6.
Звечаровский И.Э. Указ. соч. С. 48-57.
Кудрявцев В.Н. Правовое поведение: норма и патология. М.: Наука, 1982. С. 44-45.
Кудрявцев В.Н., Казимирчук В.П. Современная социология права. М.: Юристъ, 1995. С. 165-166
Матузов Н.И. Указ. соч. С. 202.
Булатов А.С. Указ. соч. С. 15.
Венгеров А.Б. Теория государства и права: Часть 2. Теория права. М.: Юрист, 1996. Т. 2. С. 100, 101.
Малеин Н.С. Указ. соч. С. 160-161.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.omsu.omskreg.ru/