Константин Фрумкин
Мудрость восточных медитативных систем, и прежде всего буддизма, точно также, как и опыт умозрительной западной философии и говорит нам о существовании Чистого Я, Чистого сознания – самосознающего субъекта, ничего не предпринимающего, не действующего, не подвластного эмоциям, может быть даже не думающего, а лишь бесстрастно на все взирающего – и при этом сознающего самого себя. Действительно, если мы приписываем субъекту сознания хотя бы какую-нибудь активность, то это немедленно требует от нас «включить» в состав субъекта некие латентные структуры, не относящиеся собственно к сфере сознания и хотя бы частично функционирующие вне контроля сознания. Решения действовать, акты мышления, эмоции и другие импульсы психической активности хотя и попадают в сознание, проходят через него, но формируются и возникают не в нем. Для обозначения места их рождения теория постоянно придумывает особые «регионы», хотя и связанные с субъектом, но отличные от собственно самосознания – подсознание, бессознательное, тело, мозг - и даже Бог и дьявол как способные «внушать» человеку какие-то идеи тоже являются источниками субъективной активности. Таким образом, чистое самосознание, взятое в отдельности не может ни мыслить, ни желать, ни принимать решения - вообще не может ничего делать, кроме как выполнять свои прямые обязанности – сознавать, оставаясь пассивным зеркалом для приходящих извне импульсов.
Теперь отметим, что объяснение происхождения сознания из бессознательных сущностей – это главная проблема мировой научной и философской мысли, проблема уже не модная, но, тем не менее, пока еще не решенная, а возможно и не решаемая. Объяснить, как «мыслящая вещь» возникает из бессознательного объекта невозможно. Если бессознательные сущности объявляются имеющими отношение к сознанию по принципу родства, то проблема не становится легче – вывести сознание из Подсознания, Психики или Воли также трудно, как из «просто материи».
То, что невозможно объяснить, выводя из чего-то другого, приходится признать вечным и базовым в качестве некоего Первоначала. Следовательно, перечень Первых Начал Бытия приходится открывать Чистым Я – началом сознательным, но абсолютно пассивным.
За пределами Чистого Самосознания остаются все виды активности – как материальное, физическое движение, так и различные волевые и эмоциональные импульсы. Два этих типа активности – материально-физической и духовно-психической – можно разнести по двум разным субстанциям, но лучше этого не делать, особенно принимая во внимание: все аргументы идеализма о возможной роли духа в материи, и в частности его роли как причины возникновения, движения и структурности материи; всю аргументацию Шопенгауэра о Воле как первооснове бытия; факты, что воля и эмоции могут быть причиной вполне реальных физических перемещений; наконец, аргументацию материализма в пользу материального происхождения мышления, воли и эмоций из функционирования телесного и мозгового аппарата. Если принять во внимание все вышеперечисленное – то надо признать, что психическое и материальное движение находятся в очень тесной связи друг с другом – не то, происходя друг их друга, не то, взаимодействуя друг с другом, не то, поочередно переходя друг в друга и обратно, не то существуя строго параллельно – согласно теории психо-физического параллелизма.
Последняя известная нам система развернутой аргументации в пользу единства спиритуального и материального начал принадлежит Константину Карманову – разумеется, не философу (профессиональные философы этим «устаревшим» вопросу же не занимаются), а физику. В своей книге «Логика Идеального» Карманов начинает с констатации того несомненного факта, что сфера психического способна оказывать на материю вполне реальное физическое воздействие. Далее, Карманов обращает внимание на тот факт, что хотя наш сознательный рассудок и принимает решения о движении телесными членами, но то, как воздействие передается от мысли к телу – рассудку неизвестно и непонятно. С другой стороны, Карманов, считает, что в живом организме присутствует некий «субъект-координатор», который управляет всеми биологическими процессами; его присутствие собственно и делает материю живой, его отсутствие приводит к смерти, в то время как присутствие сознания для жизни тела совершенно необязательно. Таким образом, человеческая субъективность, по Карманову, раздваивается на «субъекта бодрствующего сознания», особым могуществом не обладающего, и субъекта-координатора, способного двигать материю, передавать в сферу материального «распоряжения» мысли и координировать физиологические процессы. Поскольку эмоции, в отличии, от «холодных» мыслей, способны влиять на частоту биения сердца, давление и другие телесные показатели, то субъект-координатор, по мнению Карманова, скорее относится к эмоциональной сфере, чем к интеллектуальной. А поскольку субъект-координатор осуществляет реальное движение материи – то он должен обладать массой и энергией, и тут Карманов придает очень большое значение американским опытам по «замеру веса души», согласно которым, тело после смерти становится легче примерно на 30 граммов. Далее, Карманов отождествляет невидимую субстанцию субъекта-координатора с существующей согласно некоторым физическим гипотезам «скрытой» массой Вселенной. При этом «скрытая» масса Вселенной, значительно превосходит массу видимой материи. Таким образом, по Карманову физическая материя оказывается лишь сравнительно незначительным элементом мировой эмоциональной сферы.
Умозаключение Карманова в чем-то резонны, и если принять во внимание так же и их – то следует сделать окончательное заключение: пассивному Я противостоит единая сфера материально-психической активности. Психическую активность можно понимать как активность мозга, а можно – как деятельность неких гипотетических «энерго-информационных полей», существующих может быть нематериально (здесь все зависит от определения понятия «материя»), но, безусловно, объективно, и с материей взаимодействующих.
Соединяя материальную и психическую активность мы приходим к понятию Мировой активности или Мировой воли, уайтхедовского «процесса», которое позволяет дополнить понятие материи любыми супраматериальными реалиями, будь то ангелы, духи или неведомые физике поля, оно позволяет даже представить саму материю как один из моментов или даже иллюзий в каком-нибудь «потоке психической энергии»; иными словами оно мириться с любыми вариантами физики и инфрафизики объективного мира, и единственное, чего оно не позволяет – так это смешивать объект с субъектом, то есть приписывать сфере объективной активности самосознание. Иными словами, мы не знаем, стоит ли разделять душу и тело, или стоит считать их составными частями неразрывного душевно-телесного единства, но вот чего точно нельзя делать – так это объединять душу с духом.
В целом, можно сказать, что развиваемое нами мировоззрение представляет собой дуализм, в котором пассивное, и не склонное к развитию Я ( может быть – фихтеанское Я) сосуществует с шопенгауэровой Мировой Волей. От того, что обычно понимают под дуализмом Духа и Материи наша версия отличается тем, что активность целиком оставляется за объектом, субъект же превращается в начало пассивное и страдательное. Именно такой вывод напрашивается, если классическую европейскую постановку вопроса дополнить духовным опытом буддизма –имеется ввиду прежде всего те школы буддизма, в которых «истинное Я» представляется как «чистое зеркало», которое необходимо освободить от замутняющих его внешних, иллюзорных наслоений. Впрочем, «иллюзорность» этих наслоений не мешает им составлять весь мир.
Пропагандируемое нами здесь мировоззрение является классическим случаем дуализма, в котором субъект и объект выступают как два равноправных и не сводящихся друг к другу начала бытия. Однако, если классический дуализм понимают как противостояние духа и материи, то в данном случаев понятие духа вкладывается несколько меньшее, а в понятии материи – несколько большее содержание, чем обычно. Именно поэтому, стоит говорить, что в данном варианте дуализма друг другу противостоят не дух и материя, а чистое Я и мировая активность.
Данная версия дуализма очень сходна с волюнтаризмом Шопенгауэра, однако содержит одно очень существенное отличие – Шопенгауэр не признавал первоначальность человеческого Я и считал ее сознание лишь время от времени создаваемым волей, вторичным от воли и крайне эфемерным феноменом. Эта теория Шопенгауэра содержит два внутренних «неудобства». Во-первых, в вопросе о происхождения сознания она, также как и материализм, содержит упование на непонятное «диалектическое чудо». Выводить сознание из бессознательной воли так же сложно, как и из бессознательной материи. Во-вторых - Шопенгауэр придавал огромное значение способности человека к бесстрастному созерцанию, он даже считал, что отдаваясь созерцанию, можно приходить в состояние духовной независимости от воли и материи. Как созерцание, производное от мировой воли и подчиненное ее частным задачам может становиться независимым – на этот вопрос Шопенгауэр отвечает не подробно, хотя и очень уверенным тоном. В тех разделах «Мира как воли и представления» где Шопенгауэр говорит о могуществе созерцания, его философия очень нуждается в том, чтобы быть дополненной идеей о существовании изначально независимого от Мировой Воли бесстрастного Чистого Я. Но такая теория не подходила Шопенгауэру по ряду причин , и не в последнюю очередь –ввиду его оппозиции к фихтеанству и гегельянству, которые он считал слишком самонадеянно выводящими эмпирический мир из чистого Я и априорных принципов. Поскольку немецкий трансцендентальный идеализм по линии Фихте-ранний Шеллинг, выводил бытие из чистого Я, а это невозможно, то Шопенгауэр забыл о проблеме существования Я (которая в контексте посткантовской философии не существовала, ибо была решена) и стал искать источник существования мировой активности. К слову сказать, Шопенгауэр довольно часто отождествлял Волю с материей, вернее употреблял слово «материя» как довольно невинный заместитель понятия воли; впрочем, еще чаще в качестве такого заместителя им использовалось слово «природа» - здесь Шопенгауэр, видимо вполне ясно осознавал, что под природой в обыденной речи понимают что-то вроде материи, активно созидающей собственные формы, материю в процессе творческой эволюции.
Отдельно хотелось бы остановиться на характерном для христианской антропологии различении тела, души и духа. Различение души и духа, как уже было сказано выше, представляется весьма плодотворным, хотя христианская метафизика проводила такое трехчастное различение и только в наиболее изощренных теоретических трудах, в большинстве же случаев душа и дух объединялись в единое начало, противостоящее телу – что представляется существенно затемняющим существо дело смешением. Впрочем, различение души и духа нас не может вполне удовлетворить, поскольку дух отождествлялся в основном с умом – как в обыденном, так и в античном смысле слова, а значит и с мышлением. В российской психологии это различение души и духа продолжается в форме различения эмоционально–волевой и интеллектуальной сферы. И в христианской метафизике, и в психологии, и собственно, во всей мировой философии самосознание обычно не отделяется от интеллектуальной деятельности. Более того - в самой философской терминологии акты самосознания, как правило, представляются в качестве акций мышления, вместо глагола «осознавать» и «сознавать» в философии как правило используются термины «мыслить» и «помыслить», про самосознающее Я обычно говорят, что Я мыслит само себя. Конечно, у такого отождествления есть множество оснований: мышление дано нам только как сопровождаемое самосознанием, и осознаем мы только объекты, предварительно «обработанные» мышлением. Но ведь к зачаткам мышления способен и компьютер, который – как бы он ни был совершенен – субъективностью, то есть самосознающим Я, вроде бы не обладает, и вообще мышление вполне можно считать результатом деятельности мозга, или говоря шире – человеческого мыслительного аппарата, понимаемого как очень сложный компьютер (говорить о тождестве мозгового и мыслительного аппарата приходиться очень осторожно, поскольку сегодня кругом высказываются гипотезы том, что истинным носителем интеллекта являются некие невещественные объектов, скажем «информационное поле Земли»).
В средние века бессмертие души доказывали исходя из того, что душа есть простая, то есть не имеющая составных частей вещь, истинный атом, и, следовательно, разрушена быть не может. У этого рассуждения были весьма резонные основания: о чистом самосознании действительно невозможно сказать нечего, кроме того, что оно – чистое самосознание. В этом своем минимально по содержанию понятом качестве оно просто, бесструктурно и фундаментально. Но бесструктурная вещь не может двигаться, она не может производить эмоции и совершать мыслительные операции – одним словом, она не может делать ничего из того, что обычно приписывается душе. В функциональном отношении душе можно приписать как только самосознание – которое есть собственно не акт, а нечто, что сопровождает всякий ментальный акт.
С точки зрения соотношения чистого Я и мышления очень важным событием в мировой философии был переход от Я Декарта к Я трансцендентального идеализма Фихте-Шелллинга: это был переход от мыслящего Я к самосознающему Я, самосознание было наконец отделено от операционного мышления, причем эта функция была признана более важной. Но за эту логическую точность пришлось расплачиваться весьма сомнительной дееспособностью базового понятия: из самосознания в чистом виде невозможно ничего вывести, самосознание без мышления не способно не только творить миры как Бог, но даже и помыслить их. Именно это обстоятельство является единственной причиной того, что наукоучение Фихте считается в истории мировой философии в общем-то тупиковым путем: во-первых, Я как единственный исходный принцип был признан не достаточным для выведения всех прочих возможных вещей, во вторых, сам Фихте, как неустанно повторяется всеми его критиками, не смог обойтись без не-Я, которое было введено в его философию как предел для Я. Судьба фихтеанства кажется нам особенно поучительной, из него можно извлечь два главных урока: Я совершенно необходимо; из Я невозможно ничего вывести, кроме него самого, для объяснения происхождения всего остального нужно не-Я.
Слабое место многих идеалистических систем заключалась именно в предании «субъекту» излишнего количества активных функций, которых можно бы было с тем же успехом приписать и объекту. Так, «неопровержимый» солипсизм оставляет чувство неудовлетворенности не только потому, что он отрицает другие личности и внешний мир, но еще и потому, что функционирование воображаемого Единственной личностью мира остаются загадочным, нам не дано и следовательно не ясно как именно Единственная личность создает себе представления. Механизмы объективной вселенной в солипсизме заменяются на механизмы субъективного воображения, но ясности это не прибавляет, скорее, наоборот, уменьшает – ведь объективный мир мы, по крайней мере могли исследовать с помощью науки, а «машина воображения» Единственной личности не подлежит никакому исследованию. Так или иначе, но солипсизма скрыто предполагает наличие в субъекте неких специфических латентных способностей по производству иллюзий. Но, предположив «скрытый механизм фантазии», солипсизм лишается своего главного преимущества – а именного готовности ограниваться только тем, что человеку дано непосредственно и предельно достоверно – его собственное сознание. Предполагать «машину фантазии» за кулисами сознания не более достоверно, чем предполагать там что угодно – хотя бы и внешний, объективный мир.
Вообще говоря, когда идеализм говорит о человеческом «я», то он, зачастую, явно или неявно, говорит о реальной человеческой психике, обогащенной всеми возможностями и функциями мозгового и мыслительного аппарата. Это, скажем, дало повод Владимиру Соловьеву смеяться над английским позитивизмом, и утверждать, что, в соответствие с этой философией единственной подлинной реальностью оказывается человеческий мозг и его «возбуждения». Понятно, что философия, которая бы действительно исходила бы из реальности одного только мозга, была бы несостоятельной, поскольку мозг предполагает тело, тело предполагает внешний мир и.т.д.
Идеализм давал приоритет человеческому духу, поскольку считал его началом человеку исходно данным, вроде бы самопонятным и с большим трудом выводимым из чего- то другого. Но чрезмерно широкое использование духовного начала в идеализме в сущности сводило на нет все эти первоначальные преимущества. Если дух представлять как начало активное, созидающее объекты и вообще «струящееся сквозь вселенную» то жизнь дух приходилось необходимо изображать хоть в чем-то, хоть в каких-то моментах бессознательной. Но если так – то значит в жизни Духа все-таки присутствуют скачкообразные переходы от бессознательности к сознательности. Значит – пропадает весь смысл введение духа в противовес материи, пропадают все его преимущества его использования в качестве превальирующей базовой категории. Поскольку материализм признает, что в материи появляется сознание, то и материя и дух оказываются агрегатом из сознательных и бессознательных феноменов, и тогда правыми оказываются те, кто утверждает, что между монистическим идеализмом и монистическим материализмом нет никакой разницы, речь идет только о разных наименованиях некой исходной субстанции.
Дух и материя в философии различаются как объект и субъект, и следовательно – как начала бессознательно и сознательное, и четкое различение их специфики, четкое сохранение их отличия друг от друга возможно только в том случае, если объект будет оставаться всегда бессознательным, а субъект – всегда сознательным, и только сознательным. Но сознательность как таковая не может быть причиной активности, всякое известное нам и проходящее через сознание движение имеет свои корни вне сознания, и значит движение связано с бессознательным началом бытия.
Отдельно стоит сказать об особого рода монизме, который, по сути, представляет собой скрытый дуализм, добивающийся статуса монизма благодаря механическому соединению субъекта и объекта в качестве разных аспектов одной «первоначальной вещи». Такова «философия тождества» Шеллинга, считавшего, что в основе мира лежит Единое, разными сторонами которого являются дух и материя. Таков французский просветительский атомизм, иногда считавший сознание неотъемлемым свойством атомов. Такова же позиция Тейяр де Шардена, называвшего сознанием изнанкой материи.
Первое что приходит в голову – так это то, что вообще различия между дуализмом и монизмом в достаточной мере условны. Различие между системой, считающей дух и материю двумя разными началами, и системой, предполагающей, что это разные стороны одного первоначала в значительной степени чисто словесные. Ничто не мешает нам сказать, что самосознание – это лишь аспект мирового единства, которое во внешнем отношении развивается как мировая активность. И, в конце концов, любая дуалистическая система признает единое бытие, которое «слагают» два противоположных начала. Как верно отмечал Хайдеггер, понятие бытия находится в более фундаментальном слое, чем располагается большинство философских штудий.
Все это так, и тем не менее о единстве сознательного и бессознательного имело бы смысл говорить только в том случае, если бы оба этих начала имели бы общую судьбу в смысле изменения–становления–развития, а это возможно только в том случае, если сознательное (духовное) начало бытия способно к изменению. Если же мы признаем чистое Я как начало пассивное и неизменное, то оно будет способно только «соприсутствовать» объективной активности в ее многочисленных эволюциях.
Мы привыкли думать, что мировая эволюция сопровождается параллельным развитием сознания и материальных тел. В общем-то это согласованное мнения самых разных теорий, различающихся только объяснением взаимодействия двух параллельных линий развития. У камней сознания нет, или есть в крайне слабой, заснувшей степени, также – у растений, у животных сознание еще не достаточно ясное, самое ясное – у человека, возможно, есть способ сделать его еще более ясным и так далее. Но совершенно очевидно, что такого рода представления относятся к фактической сознательности, которой гипотетически обладают реальные тела, и которая в любом случае есть феномен синтетический, то есть прямой результат духовно-телесного единства. По нашему же мнению, если попытаться аналитически выделить в этом единстве чисто сознательное начало, то такое выделение, произведенное с достаточной тщательностью «отскоблит» от него все виды активности, которые собственно, и являются субъектом развития – и прежде всего интеллект.
Здесь, правда сразу возникает одно очень серьезное соображение, а именно: все что известно науке о функционировании человеческого сознания и человеческого восприятия говорит в пользу того, что никакого ясного восприятия не возможно без самой серьезной помощи со стороны телесной и психической активности, и мышления – в том числе. Ребенок, который только рождается, не способен различать внешних предметов, он и себя от внешнего мира еще не отличает, и только развитие его способности к воспринимающей деятельности порождает свойственную взрослому человеку «ясность сознания». Общим местом и современной философии и психологии стал факт, что восприятие есть активная деятельность.
Проблема эта действительно очень серьезна, и первое, что хотелось бы сказать в связи с нею – так это то, что без всякого сомнения в живом теле деятельность мировой воли (или мировой активности, или эволюционирующей материи) неким образом ориентирована на самосознание, недаром биологическая эволюция связана в материальном плане – с цефализацией, а в психическом плане – с прогрессией ясности сознания. То есть создание живого тела со всем его нервно-психическим и мыслительным аппаратом можно считать созданием некой радиостанции, способной «подключиться» к миру чистого Я. Впрочем, еще точнее было бы считать самосознание – радиоприемным устройством, а тело, мозг, а также выводимая Кармановым массивная, но невидимая душа-координатор - радиопередатчиком. В таком случае, все усилия эволюции по созданию человеческого тела стоит считать созданием все более сложного передатчика, способного, во-первых, настроиться на волну, на которой способен принимать данный приемник, а во вторых способного модулировать сложный сигнал, дабы передавать в приемнику все более содержательную информацию. Впрочем, если принять мнения, в соответствии с которыми минимальная степень сознательности имеется даже у камней и других неживых тел, то надо будет констатировать, что «настройка» на нужную приемнику волну имеется всегда, а эволюция ясности сознания связана с увеличением сложности передаваемого сигнала.
Радиосигнал, в сущности, характеризуется только частотой, и все разнообразие несущихся через эфир радиоголосов и телевизионных изображений достигается через сложнейшую модуляцию частот. Вообще-то, очень сложную информацию можно передавать через точки и тире. Данное свойство приемно-передающих технических устройств может подсказать нам характер взаимоотношений между субъективностью Чистого Я и объективным воспринимающе-мыслительным аппаратом тела. Имеется парадокс: осознавать способен только субъект, но вся обработка осознаваемой информации происходит в объективном аппарате, и степень отчетливости и сложности воспринимаемых образов зависит исключительно от совершенства этого аппарата. Следовательно, самосознание не способно воспринимать объективные вещи непосредственно, а связь самосознания с объективной телесностью происходит через систему предельно простых сигналов, наподобие точек-тире. Образно говоря, субъективность и объективность соединены в одной точке, и эту точку можно сравнить с антенной или кабелем. Таким образом, лучшим символом разумного существа становится восьмерка ( знак бесконечности): два шара, соединенных в одной точке.
Карманов довольно логично определяет пространственное местонахождение этой «точки» - это клетки нейронов. Любое восприятие заканчивается тем, что внутри нейронов изменяется картина распределения электромагнитного поля. Поскольку данный феномен является конечной, даже тупиковой фазой телесного восприятия, то можно предположить, что именно здесь начинает работать Дух. Электрические изменения в нейронов неким образом воспринимаются «душой». Правда, Карманов резонно считает, что с клетками нейронов взаимодействует еще не «субъект бодрствующего сознания», а так называемый субъект-координатор, то есть, не материальная, но в тоже время бессознательная и обладающая энергией и массой душа. Такая душа-координатор, даже если считать ее нематериальной (или – «тонкоматериальной»), все равно относится к объективному бытию, и вот уже она видимо и взаимодействует с субъективностью как таковой.
К мысли, что самосознание как таковое способно только к некому очень примитивному, «точечному» восприятию подталкивают некоторые косвенные соображения. В частности – что ведущая истинному самопознанию медитация часто является, по своему характеру чем-то вроде сосредоточения на одном узком предмете, иногда на одной точке пространства. Кроме того, научный анализ процессов восприятия показывает, что они возникают из комбинации очень мелких и узконаправленных актов, в частности пространственный зрительный образ возникает из огромного количества микродвижений человеческого взгляда, который каждый данный момент направлен на очень ограниченную точку пространства. В этой связи очень глубокой и плодотворной представляется нижеследующая мысль Бергсона: «В основе человеческого сознание лежит способность всматриваться в один предмет, внимание- селективная сила, концентрирующаяся вокруг одного центра, и восприятие разных предметов происходит по очереди. Интеллект как способность к сопоставлению и соизмерению разных предметов есть сила противоборствующая вниманию и способствующая ее рассеиванию». Возможны и следующие умозрительные соображения: пространство и время являются свойствами объективного мира, или, используя мнения Канта, являются условиями восприятия только внешнего мира, следовательно, находящийся за пределами пространства и времени субъект самосознания можно было бы сравнить с некой лишенной измерений точкой.
Наконец, стоит обратить внимание на то, что в очень многих философских и мистических теориях понятие Духа связывается с категориями «концентрации» и «сосредоточения». Более того, вся деятельность человеческого интеллекта связана с тем, чтобы сделать информацию о мире более концентрированной и компактной. Конечно, данная «смыслосгустительная» деятельность интеллекта прежде всего объясняется тем, что и человеческий мозг, и человеческий интеллект ограничены в «мощности», а мир, который они познают – огромен. Но представляется, что сама, если так можно выразится структура антропологической ситуации - когда мы имеем систему «мир-тело-мозг» - не случайна, антропологическую ситуацию можно представить как систему концентрических кругов, и некая «точка» должна находиться «в середке» этих кругов. Апогеем «концентрирующей» деятельности чувств и интеллекта должна была бы стать, по идее, изображенная Борхесом «точка Алеф» -точка, компактно сосредоточившая в себе весь мир, и таким образом сделавшая весь мир доступным для способного на «точечное» восприятие самосознания.
Вообще говоря, нет ничего удивительного в том, что для обеспечение процесса «сознавания» Чистому Я требуется интеллект, память и другие инструменты, относящиеся исключительно к объекту – ведь и восприятие, которое они обеспечивают есть восприятие именно объективного мира. Точно также то самопознание, которое предлагает психоанализ, ЛСД-анализ Грофа и другие школы западной психологии связано с познанием психики как объективного, материального (в широком смысле слова) феномена и к самопознанию Я отношения не имеют. «Истинное самопознание», которое развивается в восточных сотериологических системах как правило требует изоляции от объективных феноменов, прекращения потока мыслей и чувств и т .л. – одним словом изоляции истинного Я от объективного мира, наиболее характерным примером которой является так называемая «сенсорная депривация», т.е процедура полного прекращения поступления раздражителей к органам чувств.
Отдельной проблемой излагаемого здесь мировоззрения должен стать вопрос о том, является ли Чистое Я единственным в мире, или - согласно более обыденным представлениям – самосознаний в бытие много, и, скажем, каждому живому существу положено по «персональному» субъекту самосознания. Ответить на этот вопрос очень сложно, может быть невозможно, однако мы уверены, что это вопрос осмыслен, и на него имеется однозначный ответ. В зависимости от того, считаем ли мы Я единственным или множественным, назовем подобные теории моноэгоизмом и мультиэгоизмом. В том случае, если мы остановимся на мультиэгоистическом варианте, «субъективное начало бытия» будет означать совокупность индивидуальных субъектов, и единой Мировой воли будет противостоять целое множество «самосознаний». Нечто аналогичное подобной модели имеется в «Розе мира» Даниила Андреева. Там изображается целое множество «параллельных» миров, живые души – или как их называет Андреев «монады» - вселяются в тела их обитателей, иногда и в несколько параллельных мирах сразу, но сами они находятся в совершенно отдельном мире, своеобразном «чердаке бытия» используемом исключительно как хранилище для монад.
Мульти- и моноэгоистические версии нашей теории совершенно по-разному решают проблему, которой очень озабочены фантасты (например Станислав Лем) – в какой степени мы можем говорит, что личность человека изменилась, если мы искусственно изменили его память и характер. В фильме «Сердце ангела» персонаж с помощью магической процедуры внедряет в свою память информацию о биографии совсем другого человека, то есть он начинает думать что он- это другой, он даже приобретает черты характера другого, и более того – считается, что данная магическая процедура позволяет «украсть душу другого». Для мультиэгоистической версии любые манипуляции с памятью никакого значения не имеют. Всякая человеческая личность представляет собой соединение субъекта самосознания (Я) с определенной комбинацией объективных личностных свойств – телесностью, психикой, характером и биографией. Самоидентичность Я есть фундаментальное понятие, с содержанием объективных свойств никак не связанное. Объективные свойства могут меняться как угодно, но все равно – Я буду Я, а Он будет Он, и моя боль –это не его боль, даже если Я и Он поменяемся памятью, телами и биографиями. Как видно из предыдущего, мультиэгоистическая версия идеально подходит для обоснования метемпсихоза. Память является атрибутом не Самосознания, а объективного мозгового аппарата, и если данный субъект самосознания выходит из взаимодействия с одной комбинацией объективных свойств и входит во взаимодействие с другой комбинацией, то это как раз и означает, что душа забывает все свое прошлое и вселяется в новое тело.
Совершенно другая «картина мира» предстает перед нами, если мы будем придерживаться моноэгоистической версии. Для моноэгоизма все личности в конечном итоге едины, за всеми индивидуумами стоит единое самосознание, «моно-Эго», а «поверхностное» - то есть объективное - различие между индивидуумами имеется в той степени, в какой различаются их объективные свойства. Здесь, конечно, сразу возникает очень тонкий вопрос – как так получается, что «моно-Эго» получает информацию от множества индивидуумов, но каждый данный субъект сознания об этом ничего не знает. Ответить на этот вопрос трудно, можно привести лишь некоторые гадательные соображения. В частности, можно предположить, что всякое сопоставление информации возможно только при использовании возможностей объективного мыслительного аппарата, прежде всего памяти, а память и мыслительный аппарата являются принадлежностью данного конкретного живого существа; мозг одного человека не может обрабатывать информацию из мозга другого. По всей видимости, информационная связь между объективным индивидуумом и субъектом самосознания сугубо односторонняя: объект есть передатчик, субъект – приемник, и данный передатчик не может знать, что передает к этому же приемнику другой передатчик. Это как если бы некий слушатель радио был лишен памяти, и помнил бы только то, о чем напоминало ему радио. Переключая приемник на новый канал, такой слушатель сразу же забывает, о чем ему говорили на предыдущем канале, но ведь и новая радиостанция тоже не может знать, о чем вещала предыдущая.
«Переключение каналов»- это, конечно, лишь метафора, но эта метафора заставляет нас задуматься о том, что, может быть, имеет смысл говорить именно о «переходе» Единственного Я (моно-Эго) от индивидуума к индивидууму.
Всем понятно, что такое переход во времени - тут, наверное, никто бы не стал возражать даже и против того, чтобы при переходе от одной личности к другой во времени моно-Эго теряло бы всю память о предыдущей личности – это, собственно, и называется метемпсихозом. Но ведь личности существуют и одновременно! И тут, мы, может , быть могли бы применить те соображения, что время и пространство вообще являются свойствами только объективного мира, а субъект находится вне времени и пространства; этот означает, что для него все индивидуумы – и те, что жили в разные времена, и те, что жили одно время, но в разных точках пространства – представляют собой некую единую последовательность, но эта последовательность, не временная и не пространственная , а специфическая «субъективная», то есть связанная со специфической природой субъекта. В рамках этой специфической последовательности субъект самосознания переходит от индивидуума к индивидууму, теряя память – или, что то же самое, он взаимодействует сразу со всеми членами последовательности, не имея памяти и мыслительного аппарата для сопоставления информации, получаемой от каждого из членов. В прочем, возможна гипотеза, что такой аппарат как раз есть, что существует некий божественный или полубожественный разум, который интегрирует все индивидуальные самосознания, роль такого интегратора», например, может выполнять все тоже пресловутое «информационное поле земли». Однако – все это чисто объективные феномены, и к природе собственно субъекта отношения не имеют.
Моноэгоизм делает концепцию метемпсихоза невозможной и бессмысленной, также не невозможной, но совершенно бессмысленной он делает христианско-иудейскую концепцию воскрешения умерших, но зато он идеально решает, а вернее снимает сложную проблему идентичности личности во времени. Как известно, человеческая личность, также как и человеческое тело, каждое мгновение меняется, и совершенно непонятно, в какой степени мы можем говорит что данный человек год назад – это та же самая личность, что и сегодня. В рамках мультиэгоистической версии единство личности обеспечивается единством Я, которое, не имея свойств, не может и изменяться. Моно-Эго конечно в тоже степени обеспечивает единство личности, но только в рамках моноэгоизма различия между одной и той же личностью в разные годы ее жизни становятся не большими и не меньшими, чем просто между разными личностями. В подоснове всех индивидуумов лежит Единая личность, а индивидуумы отличаются друг от друга объективными свойствами – ростом, весом и характером, но тут которые во времени варьируются также, как и от одного индивидуума к другому. В каком-то смысле можно даже говорить, что каждое мгновение прежняя личность исчезает, а новая появляется: просто каждое мгновение немного новая комбинация объективных свойств личности входит во взаимодействием со все тем же субъектом самосознания.
В заключении хотелось бы остановиться на одном специфическом вопросе – а именно на том, почему в нашем изложении мы предпочитали говорить мировая активность вместо «материя». Следует принять во внимание, что в некоторых философских, и в особенности религиозно-философских системах материю понимают как совершенно пассивное, и даже вообще лишенное собственной сущности начало; в рамках таких взглядов, материю сама – по себе - ничто, и чем-то она становится только в результате активного формующего, структурирующего и одухотворяющего воздействия на нее со стороны Духа. Это представление о материи содержит в себе некое указание на то, что возможно, кроме субъекта самосознания и мировой воли нам необходимо говорить также о неком третьем начале – абсолютно бессознательном и абсолютно пассивном, являющемся чем-то вроде «поля деятельности» для мировой воли. Тут немедленно возникает двусмысленность: к чему же нам относить термин «материя» - к Ничто или к Воли? Дабы снять эту двусмысленность, нам следует вообще отказаться от употребления термина «материя» - в метафизическом смысле слова, как обозначения одного из первоначал бытия.
Итак, наряду с чистым Я и мировой активностью возможно стоит говорить о третьем начале – Ничто, но этот член столь непритязателен, что его можно и не называть. Ничто можно сравнить (вспомним Некрасова) с тем погибшим на постройке железной дороги «высокорослым, больным белорусом», который остался безымянным героем и не попал в списки награждаемых за постройку дороги инженеров.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://okno.km.ru/ofir