А. В. Месечко, В. Н. Степанов
В "Кратком справочнике по русскому языку" лингвистический феномен конкуренции представлен на примере частного случая конкуренции видов, которая понимается как "использование соотносительных глаголов различных грамматических видов в одном и том же контексте, когда видовые различия не сказываются на общем смысле высказывания (виды нейтрализованы в данном контексте)" [9. С.212]. Речь в данном случае идёт о неизоморфном способе репрезентации типовой аспектуальной ситуации, например, параллельное использование равнозначно нормативных высказываний Мы изучили это произведение (конкретно фактическое значение глагола совершенного вида) и Мы уже изучали это произведение - (общефактическое значение глагола несовершенного вида).
Б. Ю. Норман в книге "Грамматика говорящего" рассматривает речевое явление "конкуренции партнёров по лексической сочетаемости", суть которого заключается в следующем: "различные по степени устойчивости сочетательные связи лексемы в процессе порождения текста взаимодействуют, конкурируют между собой" [4. С.99-100]. Как пишет Б. Ю. Норман, "случается, что в спонтанной устной речи один из возможных лексических партнёров слова вытесняет другого (обычно более устойчивый - менее устойчивый); затем эта ошибка может обнаруживаться и корригироваться" [4. С.100], как, например, в следующем отрывке: "Мы говорим/мы хотим подняться на Ай-Петри/и спуститься//Вы что! Это же не лето! Все доро... склоны размыты//..." [7. С.91].
Как видно из приведённых примеров, под конкуренцией понимаются потенциальные или реальные явления контаминации гомогенных языковых и речевых фактов в конкретной ситуации речи. Мы предлагаем посмотреть на явление конкуренции в несколько ином ракурсе, а именно: конкуренция как взаимодействие (в определённом смысле контаминация) коммуникативно неравнозначных с точки зрения порождения и восприятия целостного высказывания речевых актов в едином пространстве речевого континуума и возникающие вследствие этого процессы интерференции типовой, обусловленной значениями собственно языковых знаков внешней речи и конситуативно обусловленной иллокутивной модальности конкретного речевого акта и перлокутивной модальности целого жанра, а также смещение акцента при восприятии целостного речевого сообщения в сторону последней - перлокутивной модальности целого жанрового континуума, т.е. выявление определённого рода пóлевой организации в структуре имеющихся в каждом конкретном речевом акте иллокутивных модальностей, репрезентирующих скрытые и явные коммуникативные намерения говорящего. (См. анализ сходных лингвистических явлений контаминации коммуникативных речевых регистров в текстах телерекламы в [10] и рассмотрение диадного характера непрямой коммуникации в [3]). Такое представление о конкуренции близко понятию иллокутивного вынуждения в диалогическом тексте, которое рассматривается в статье А. Н. Баранова и Г. Е. Крейдлина [1], но отличается от него тем, что опирается не на взаимодействие реплик в составе диалогического единства, а на взаимодействие речевых актов в монологической части диалога(2).
Говоря о взаимодействии участников общения в рамках диалога, А. Н. Баранов и Г. Е. Крейдлин вводят понятие иллокутивного вынуждения как "одного из проявлений законов сцепления, действующих на пространстве диалога" [1. С.86-87]. Речевые акты, связанные в речевом контексте отношением иллокутивного вынуждения, авторы предлагают называть соответственно иллокутивно независимым и иллокутивно зависимым. Иллокутивно независимый речевой акт они определяют как речевой акт, иллокутивное назначение которого на данном шаге обусловлено интенциями самого говорящего, а иллокутивно зависимый речевой акт - как речевой акт, иллокутивное назначение которого всецело детерминируется иллокутивным назначением какой-либо предшествующей реплики (из данного речевого отрезка), соответственно распределяя иллокутивно независимые и иллокутивно зависимые реплики. Структура диалога, по мнению авторов, опирается на отношение иллокутивного вынуждения, подобно тому как структура предложения формируется на основе синтаксических связей. "Между тем, - пишут А. Н. Баранов и Г. Е. Крейдлин, - иллокутивное вынуждение не тождественно синтаксической связи. Если такая связь, как синтаксическая зависимость, основывается исключительно на категориальных свойствах языковых единиц, то вынуждение, действуя на пространстве речевых актов, формируется не только под влиянием иллокутивной функции речевых высказываний, но и находится под воздействием общих законов функционирования диалога" [там же]. Таким образом, предметом нашего исследования стали конкретные случаи конкуренции иллокутивных модальностей речевых актов в публичной речи, а объектом - речевая провокация как комплексное речевое явление, суть которого заключается в том, что в процессе общения происходит опосредованная конкретными речевыми формами ретрансляция интенционального состояния(3) от говорящего к слушающему.
Речевая провокация еще только входит в круг интересов исследователей-лингвистов, и главная сложность при изучении вопросов речевой провокации состоит в отсутствии научной литературы, касающейся этой темы. Однако надо заметить, что наша работа затрагивает целый комплекс вопросов не только лингвистики, но и психологии, риторики, этики и социологии и пр. Это позволяет нам проецировать результаты исследований смежных лингвистике наук на решение проблем речевой провокации в собственно лингвистическом ключе.
Материалом для нашего исследования послужила расшифровка авторской программы Е. Киселева "Глас народа". В результате анализа языкового материала, представленного в полуторачасовой видеозаписи, были отобраны 34 наиболее ярких примера речевой провокации.
Изначальной целью работы было описание жанровой природы и таксономии жанров речевой провокации в публичной речи, а также языковых особенностей таких жанров. По сути, цель нашей работы - описать коммуникативную природу перлокутивного эффекта при провоцировании в публичной речи.
В курсе лекций Дж. Остина [5] довольно подробно рассматривается категория перлокуции. Исследователь определяет ее как "последующее воздействие на чувства, мысли и действия" [5. С.101]. При этом учёный выделяет особый вид действия - "перлокутивное действие, которое достигает определённого результата посредством произнесения каких-то слов" [5. С.103] и предлагает распознавать такие действия с помощью формулы: "By saying x I did y" или "I was doing y" ("Сказав х, я тем самым сделал у" или "делал у") [5. С.104].
Разговор о речевой деятельности невозможен без понятия перформативного(4) высказывания, введенного в научный оборот Дж. Остином и определённого им как осуществление действия при производстве высказывания (например, говоря "советую вам", мы не просто говорим, но и даем совет, т.е. совершаем действие).
По иллокутивной силе Дж. Остин классифицировал перформативные высказывания следующим образом: " [...] вердиктив - это осуществление суждения, экзерситив - это утверждение влияния или проявление власти, комиссив - это принятие обязательств или выражение намерений, бехабитив - это принятие установки и экспозитив - это прояснение причин, доказательств и сообщений" [5. С.134].
Мы предлагаем определять перлокутивный эффект высказывания по значению иллокутивной модальности речевого акта-доминанты с учётом прагматического контекста и вектора прагматической валентности отдельно взятого речевого акта. Анализ языкового материала показал, что речевая провокация в публичной речи использует все 5 иллокутивных модальностей:
Перлокутивный эффект вердиктивной модальности - иллокутивной доминантой в данном случае будет вердиктив (оценка, мнение, одобрение). Перлокутивным эффектом в поведении собеседника здесь может быть подчинение воле говорящего, согласие с его оценкой, мнением, радость по поводу высказанного им одобрения.
Перлокутивный эффект экзерситивной модальности - с иллокутивной доминантой экзерситивом (назначение, обоснование, приказ, принуждение, совет, предостережение). Эта модальность может иметь перлокутивный эффект, например, изменение темы дискуссии, снятие с обсуждения вопроса.
Перлокутивный эффект бехабитивной модальности, иллокутивной доминантой которого является бехабитив (извинения, поздравления, похвала, выражение соболезнования, проклятие, вызов). Перлокутивный эффект связан с установками и социальным поведением общающихся.
Перлокутивный эффект комиссивной модальности с иллокутивной доминантой комиссивом (обещания, угрозы, принятие на себя каких-либо обязательств).
Перлокутивный эффект экспозитивной модальности с иллокутивной доминантой экспозитивом воплощён в модальной рамке соответственного высказывания "я отвечаю", "я доказываю", "я признаю", "я иллюстрирую", "я допускаю", "я постулирую".
Пример 1
Ведущий: А в Чечне можно победить?
Участник: В Чечне мы обязаны свою территорию привести в порядок // Это наша территория // И если тут оппоненты из других стран / будут комментировать мои взгляды на... как я думаю о России...
Ведущий: Валентин Иванович / извините пожалуйста / но эти оппоненты / это люди / которые благодаря советской / а потом российской политике... поверив кстати тогдашнему советскому руководству... в результате оказались российскими гражданами / а в худшем случае живут даже на положении беженцев //
Перлокутивная цель всей реплики участника может быть определена следующим образом - заставить потенциального оппонента отклонить свои претензии, испугать его, устрашить тем, что говорящий - патриот и, если нужно, за него "вступится" всё патриотически настроенное население страны. Именно поэтому говорящий обозначил "чужеродность" своих оппонентов (оппоненты из других стран) и акцентировал содержание своих взглядов (как я думаю о России) с целью сделать прозрачной расстановку сил.
Как видно, внешне не выражено то, чего хотел добиться говорящий, произнося эту реплику. Наши реконструкции носят относительный характер и требуют от нас более пространных объяснений с опорой на широкий социальный, исторический и коммуникативно-речевой контекст.
Косвенным подтверждением того, что рассматриваемая реплика содержит определённого рода угрозу, является реакция ведущего, который перебил гостя программы и вынужден был защищать и оправдывать тех людей, которых имел в виду выступавший. Ведущий использовал при этом лексику с нейтрально-оценочным значением, противопоставляя ей лексические единицы, "заряженные" в речи выступавшего негативно в условиях конкретного акта общения (оппоненты // люди / граждане / беженцы/). Таким образом, провокация была разоблачена и нейтрализована.
Теперь попытаемся максимально точно восстановить цепочку речевых актов в приведенной выше фразе.
Иллокутивная модальность речевых актов в данной цепочке может быть представлена следующим образом: требование-обязательство (В Чечне мы обязаны свою территорию привести в порядок), + утверждение (Это наша территория) + предположение-допущение (И если тут оппоненты из других стран / будут комментировать мои взгляды на... как я думаю о России...).
Данный речевой жанр(5) представляет собой последовательность иллокутивных актов. При этом заметим, что перлокутивная цель "угрозы" является основной и определяет весь речевой жанр. Правомерно будет в данном примере локализовать перлокутивную цель "угроза" в речевом акте предположения как иллокутивной доминанте возникшего жанрового образования угрозы.
Итак, возвращаясь к нашему примеру 1, скажем, что перлокутивная модальность "угрозы" относится к группе комиссивов, так как перед нами явное обещание, а выведенная выше формула данного речевого акта принимает следующий вид: комиссив (В Чечне мы обязаны свою территорию привести в порядок //) + вердиктив (Это наша территория //) + экспозитив (И если тут оппоненты из других стран / будут комментировать мои взгляды на... как я думаю о России...).
Перлокутивный эффект высказывания-жанра напрямую зависит от иллокутивной силы речевого акта, который занимает позицию иллокутивной доминанты речевого жанра. В нашем примере 1 иллокутивной доминантой речевого жанра угрозы является комиссив: говорящий предполагает определённые действия со стороны оппонентов и информирует о своих предполагаемых ответных действиях.
Проанализируем еще один пример.
Пример 2
Участник 1: Есть предложение / чтобы представлялись люди // Кто он такой? Ну кто он? Я должен знать / с кем я имею честь го... разговаривать // Вот он околесицу та-акую городит / что просто ужасно слышать его //
Участник 2: У меня есть свой фонд / как ни странно //
Участник 1: Удивительное дело!
Участник 2: А почему? Что вас...
Участник 1: Потому что в Афганистане вам надо иметь свои фонды / а не здесь //
Реплика первого участника представляет собой цепочку речевых актов с иллокутивными модальностями: экзерсив (Есть предложение / чтобы представлялись люди // Кто он такой?) + комиссив (Я должен знать / с кем я имею честь го... разговаривать //) + вердиктив (Вот он околесицу та-акую городит / что просто ужасно слышать его //).
Необходимо отметить, что речевые акты с экзерсивной и комиссивной иллокутивными модальностями имеют дополнительную иллюстрирующую часть экспозитив: чтобы люди представлялись и кто он такой? (иллюстрация к Есть предложение); с кем я имею честь го...разговаривать (иллюстрация к Я должен знать).
Иллокутивной доминантой, несомненно, является речевой акт с комиссивной модальностью: оценка-вердиктив (Вот он околесицу та-акую городит / что просто ужасно слышать его //) в соседстве с комиссивом (Я должен знать / с кем я имею честь го... разговаривать //) придаёт всему высказыванию угрожающее звучание. Следовательно, перед нами перлокутивная цель испугать, "наехать", "задавить авторитетом". Ожидается, что собеседник тут же станет оправдываться, как на допросе - отсюда, быть может, и сама безапелляционная тональность, как в случае с безлично-официальным и не к добру быть помянутым "Гражданин, предъявите ваши документы". Говорящий пытается доминировать в данной ситуации общения.
Возьмем, например, ответную реплику ведущего на речевую провокацию участника в (1). Она представляет собой комплексный речевой жанр(6). Жанровую модель составляет цепочка речевых актов со следующими иллокутивными модальностями: бехабитив (Валентин Иванович / извините пожалуйста /) + экспозитив (/ это люди / которые благодаря советской / а потом российской политике... в результате оказались российскими гражданами /) + вердиктив (поверив кстати тогдашнему советскому руководству... в результате оказались российскими гражданами / а в худшем случае живут даже на положении беженцев //). Очевидно, перед нами речевой жанр, который условно можно определить как провокационный жанр "устыжение" (адресат в данном случае может быть двойным - конкретный собеседник должен устыдиться своей резкости, а "государство" - своей жестокосердности), а доминантой является речевой акт с вердиктивной иллокутивной модальностью.
Анализ показывает, что наиболее полно в публичной речи участников, в том числе и ведущего, представлены провокационные жанры с комиссивными и вердиктивными иллокутивными модальностями речевых актов-доминант. Необходимо отметить также, что обязательным компонентом провокации в любом жанре является наличие речевых актов экспозитивной модальности, которая представляет иллюстративный материал для провоцирования, но в качестве самостоятельной доминанты выступает очень редко. Случаи использования речевых актов с экзерситивной и бехабитивной иллокутивными модальностями нам представляется необходимым отнести к явлениям неадекватного, неудачного реагирования собеседника, когда последний проявлял излишнюю мнительность или возбудимость. Как, например, в примере 3.
Пример 3
Ведущий: Вы считаете / что допускается ошибка //
Участник: Я считаю / что это повторение ошибки Афганистана // Причем за это уже никто не отвечает //
Ведущий: Ну а что же делать с сепаратистами / что же делать с террористами?
Участник: Вы понимаете...
Ведущий: ...мириться с тем / что часть России стремится отделиться от неё?
Участник: Нет... нет... вы понимаете...
Ведущий: ...мириться с тем / что контроль над этой территорией захвачен?
Участник: Нет... нет... это нужно было решить... Это не одна / две / три двенадцатиэтажки / взорванные в Москве / это целые районы и города //
Ведущий: А вы сами откуда / простите?
Участник: Я с Чечни
Как видно из диалога, ведущий стремится продолжить за участника его мысль (которая звучит как приказ, конкретная рекомендация к действию: мириться с тем / что часть России стремится отделиться от неё... мириться с тем / что контроль над этой территорией захвачен), чтобы тем самым показать абсурдность, с его точки зрения, таких взглядов оппонента. В интерпретации ведущего слова участника звучат как рекомендация к действию - как экзерситив, в то время как в намерения автора входит в первую очередь представление экспозитивной информации о частном мнении, о чём свидетельствуют и специальные слова-операторы такого намерения: вы понимаете, я считаю. Используемый ведущим провокационный жанр обличения своим апофеозом имеет заключительный вопросно-ответный ход общающихся, после которого всем всё становится ясно, на чью мельницу льёт воду участник. Но не всё так просто, и мы оказываемся способными заметить некоторую подтасовку фактов ведущим, проявившим известную "бдительность", совсем в духе недавно ушедшей эпохи. Жёсткость проведённого обличения не смягчает и бехабитив с классическим оператором извинения простите в А вы сами откуда / простите?.
В результате проведенного сопоставительного анализа мы пришли к выводу, что наиболее употребительными являются жанры с вердиктивной перлокутивной модальностью (61%). Далее по частоте употребления идут жанры с комиссивной перлокутивной модальностью (21%), затем с экспозитивной модальностью (18%) и, наконец, жанры с экзерситивной и бехабитивной перлокутивными модальностями (3%).
Особого внимания заслуживает вопрос языкового воплощения жанров.
Проведенный филологический анализ выявил широкий спектр языковых приемов, использованных при провоцировании в публичной речи.
Наиболее часто употребительной (41%) является синтаксическая конструкция с союзом "что" (сложноподчиненные предложения с придаточным изъяснительным, а также местоименно-соотносительные предложения). Данный факт объясняется тем, что говорящие стремятся акцентировать субъективный характер утверждений и подать свои и чужие взгляды именно как мнения, используя при этом для оформления высказывания с экспозитивной иллокутивной модальностью - высказывания несобственно-прямой речи.
При этом 33% сложноподчиненных предложений с придаточным изъяснительным используются для передачи чужой речи.
Например:
Вы просто признали / что у нас идет гражданская война / говоря / что... аналогия Соединенных Штатов очевидна //
...мириться с тем / что контроль над этой территорией захвачен?
Есть предложение / чтобы представлялись люди //
Во-первых / мне кажется / что мы все-таки углубляемся в это сопоставление / Афганистан и Чечня //
В целом 21% проанализированных случаев речевой провокации содержит косвенную речь.
Безличные и неопределенно-личные предложения встретились в 41% случаев.
Например:
Потому что в Афганистане вам надо иметь свои фонды / а не здесь //
Надо некоторую ясность внести в кой-какие вопросы //
Но он также сказал что надо... надо вести переговоры...
Только 28% примеров содержат этикетные формулы: "к сожалению", "извините", "пожалуйста".
Зато в 24% примеров присутствует неуважительное обращение к собеседнику в третьем лице, так называемый ложный адресат.
Например:
Давайте я ему отвечу все-таки // Я хочу ответить этому молодому человеку / который имеет фонд в Москве //
Кто он? Ну кто он?
Высока частота употребления (41%) модальных глаголов и выражений с модальным значением ("я хочу", "мы не должны", "мы обязаны" и пр.).
Любопытен тот факт, что употребление особо категоричных модальных глаголов ("должен", "обязан", "надо"), а также императивов, в сумме составляющих 21%, чаще всего наблюдается лишь у одного участника программы - генерала армии В. И. Варенникова.
Подведем итоги предпринятого исследования.
Мы выяснили, что речевые жанры провоцирования носят комплексный характер и включают, как правило, несколько иллокутивных (речевых) актов, обнаруживая тем самым комплексную речевую природу и наличие динамической структуры, лежащей в основе речевого целого. Один из речевых актов определяет иллокутивную силу всего жанра и выступает как его иллокутивная доминанта. Как показывает специальный анализ прагматического контекста, иллокутивная сила, или перлокутивная модальность, речевого жанра провокации контаминирует (взаимодействует) с иллокутивной модальностью конкретного речевого акта и накладывается на неё. Мы выделили 5 перлокутивных модальностей речевой провокации в публичной речи (вердиктивная, комиссивная, экзерситивная, экспозитивная и бехабитивная). Объём статьи не позволяет обратиться к описанию таксономии провокационных жанров с учётом их индивидуальной жанровой структуры, да это и не входило в цели предпринятого исследования, однако именно оно составляет перспективу данной работы.
При описании жанров речевой провокации нами также было обнаружено, что основную часть речевых жанров, используемых при провоцировании, составляют жанры с комиссивной и вердиктивной перлокутивной модальностями. Для оформления перлокутивной модальности конкретного провокационного жанра часто используется экспозитивная (иллюстрирующая) иллокутивная модальность речевого акта-доминанты в составе данного жанрового континуума.
Как видно из нашего материала, конкурируют не только илллокутивные модальности речевых актов, составляющих жанровый континуум провокации, но иллокутивная модальность отдельно взятого речевого акта конкурирует с перлокутивной модальностью всего речевого жанра провокации, тем самым нами отмечены векторы определения прагматической валентности речевого акта: один вектор направлен, условно выражаясь, вовне и учитывает фактор вербального контекста - иллокутивный макроконтекст, а другой вектор направлен внутрь, на семантику, и учитывает фактор интерференции иллокутивной семантики отдельно взятого речевого акта и перлокутивной семантики целого жанра.
Примечания
(1) Мы понимаем модальность как оценку высказывания, данную с точки зрения его конкретной иллокутивной семантики.
(2) Литовский лингвист Р. О. Курпниеце, анализируя аналогичные лингвистические явления, вводит понятие "прагматическая валентность", которую она понимает как "способность коммуникативно-прагматического типа высказывания образовывать взаимосвязь с другими типами" [13. Р.21].
(3) Разрабатываемое в аналитической философии языка понятие интенционального состояния свидетельствует о "явной психологизации традиционных тем зарубежной философии языка" [6. С.14]. Автор данного термина и первооткрыватель явления Дж. Серль утверждает, что интенциональные состояния являются инструментом соотнесения субъекта с внешним миром и представляют собой фундаментальное и целостное свойство сознания, которое нельзя разложить на более простые элементы [8. С.123]. Серль отводит им основополагающее место в структуре психики и решающую роль в функционировании языка. Способность к интенциональности присуща, по Серлю, не только человеку, но и животным, не имеющим языка. У человека язык развивается на основе примитивных форм интенциональности. Способность выражать свои интенциональные состояния, а также заботиться о том, чтобы другие узнавали эти ментальные состояния, образует форму речевого акта. Таким образом, язык оказывается вторичным по отношению к интенциональности. Способность к интенциональным состояниям более фундаментальна, чем язык.
(4) От англ. to perform - представлять.
(5) Вслед за М. М. Бахтиным мы считаем, что "жанры соответствуют типическим ситуациям речевого общения, типическим темам [...] речевой жанр - это не форма языка, а типическая форма высказывания [...]" [2, с.191]. Мы используем "анкету" речевого жанра Т.В.Шмелевой [12] и, как и исследователь, характеризуем жанры по следующим критериям: коммуникативная цель, образ автора, образ адресата, образ коммуникативного прошлого и будущего, тип событийного содержания и языковое воплощение.
(6) Комплексные и элементарные речевые жанры предлагает различать М. Ю. Федосюк [11].
Баранов А. Н., Крейдлин Г. Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога // Вопросы языкознания. 1997. №2. С. 84-100.
Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Бахтин М. М. Собр. соч. Т. 5. Работы 1940-х - начала 1960-х годов. М., 1996. С. 159-206.
Дементьев В. В. Непрямая коммуникация и её жанры. Саратов, 2000. 248с.
Норман Б. Ю. Грамматика говорящего. СПб., 1994. 228с.
Остин Дж. Избранное. М., 1999. 332с.
Петров В. В. От философии языка к философии сознания (Новые тенденции и их истоки) // Философия, логика, язык. М., 1987. С. 3-17.
Русская разговорная речь. Тексты. М., 1978. 308с.
Серль Дж. Природа интенциональных состояний // Философия, логика, язык. М., 1987. С.96-126.
Краткий справочник по современному русскому языку / Под ред. П. А. Леканта. М., 1991. 383с.
Степанов В. Н. "Реклама - двигатель..." О лингвистической природе эффекта речевого воздействия в текстах телерекламы // Ярославский педагогический вестник, 2001. № 1. С. 30-38.
Федосюк М. Ю. Нерешённые вопросы теории речевых жанров // Вопросы языкознания. 1997. № 5. С. 102-120.
Шмелёва Т. В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997. С. 88-98.
Kurpniece R. O. Šiuolaikinio reklamos diskurso pragmatiniai ir kognityviniai aspektai. Daktaro disertacijos santrauka Humanitariniai mokslai, filologija (04H). Vilnius, 20001. p.39.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.yspu.yar.ru