Е. В. Карсалова
В каждой сфере человеческой деятельности есть имена и личности знаковые, не только вызывающие уважение и поклонение, но и являющиеся высшим авторитетом, своеобразным компасом, по которому можно проверять правильность избираемого пути. В русской теории и практике образования это К. Д. Ушинский, педагог-демократ, основоположник отечественной научной педагогики, профессор Ярославского юридического лицея, человек, чьим именем назван наш педагогический университет.
Основание всей педагогической системы Ушинского составляет идея народности - «воспитание, созданное самим народом и основанное на народных началах», имеющее «ту воспитательную силу, которой нет в самых лучших системах, основанных на абстрактных идеях или заимствованных у другого народа». Статью «О народности в общественном воспитании» он начинает с глубокого анализа французской, английской, американской, немецкой систем образования и доказывает не только нецелесообразность, но вредность механического перенесения чужеродных приципов на русскую почву, рабского подражания заёмным иноземным образцам. При этом Ушинский был органически чужд шовинизму, славянской национальной ограниченности. Признавая закономерность и необходимость использования достижений других народов, педагог подчёркивал, что оно «…. оказывается безвредным только тогда, когда основания общественного образования твёрдо положены самим народом», а «…воспитателю остаётся только черпать из этого богатого и чистого источника». Вычленим основные положения, составляющие систему народности образования и воспитания Ушинского.
1. Каждый народ имеет свой особенный идеал человека, соответствующий его характеру, обусловленный историческим развитием страны, географическими, природными её условиями, и требует от национального воспитания ориентироваться на этнопсихологические особенности этого характера (в современной терминологии ментальности) и воспроизведения данного идеала в отдельных личностях.
2. Главное место в системе формирования гармонической личности должно быть отведено нравственному воспитанию -развитию патриотизма, гуманности, честности, чувства долга и собственного достоинства, воли, скромности, стойкости, то есть качеств, присущих народному идеалу и необходимых для подготовки гражданина своего Отечества. Причём нравственность органически соединяется с религией, хотя религиозное образование не должно заменять светское, основанное на потребностях реальной жизни и определённого времени.
3. Поскольку одним из «народных начал» является присущее русскому человеку чувство органического единства со своей страной, своей землёй, своей природой, своей историей, но вспыхивающее у отдельных людей «с истинною львиной силой» лишь тогда, когда родине угрожает опасность, необходимо развивать у воспитанников постоянный, повседневный патриотизм, реализуемый при каждодневном исполнении служебных обязанностей, общественного долга, чувство национальной гордости, основанием которого является мощь, отвага, стойкость народа, выдержавшего монголо-татарское иго и другие тяжелейшие исторические испытания.
4. В учебных планах приоритетно изучение родного языка, в котором «одухотворяется весь народ и вся его Родина» и отражается «вся история духовной жизни народа».
5. Поскольку школа транслирует молодому поколению культуру народа во всей широте этого понятия, важнейшими компонентами содержания образования являются предметы «антропологические», воздействующие на внутренний мир личности, позволяющие усваивать многовековой опыт народа, его мудрость, нравственные устои, традиции, духовные ценности: фольклор, философия, история, религия, музыка и живопись и, конечно, национальная литература.
Есть ли смысл ещё раз повторять то, что стало почти аксиоматичным, поскольку большая часть этих положений успешно реализовалась в нашей школе в течение почти всего XX века и крепко вошла в сознание учительства? Однако в педагогических изысках последнего десятилетия весьма отчётливо прослеживается тенденция недооценки национальных основ образования и навязывания чужеродных импортных педагогических концепций и технологий, не соответствующих национальным традициям, национальным ценностям, народной почве. В педагогической печати были упоминания о различных международных симпозиумах, в частности, конференции в Женеве «Развитие образования в России», где в качестве основной чётко звучала мысль о необходимости «создать условия для эволюционной смены менталитета общества через школу» [1]. Подобные идеи широко транслируются и внутри страны. Наиболее подробным, фундаментальным их обоснованием отмечена монография Б.С. Гершунского «Философия образования для XXI века (в поисках практико-ориентированных образовательных концепций)» [2]. В книге немало положений, не вызывающих сомнения, например, определение причин кризисного состояния современного общества и личности: разрыв между Знанием и Верой, неспособность противостоять злу, неготовность системы образования противодействовать негативным тенденциям. Однако в чём видится выход, какие «практико-ориентированные образовательные концепции» предлагает автор? Считая единственным средством спасения нынешней цивилизации КОН-ВЕРГЕНЦИЮ (интеграцию) различных социумов, Б.С. Гершунский полагает главной угрозой настоящего и будущего мира ментальную несовместимость людей и народов, так же как причину недостаточной успешности и скорости реформ в России видит в ментальном противодействии, сопротивлении народа, усиливающемся механизме ментального отторжения. Менталитет, который, по мнению автора, движет и локальными человеческими поступками, и мировой историей, Б.С. Гершунский трактует как глубинные, «корневые», духовно-нравственные культурные ценности и поведенческие установки, которые при условии их согласованного массового проявления по своей духовной энергетической мощи оказываются несопоставимыми с любыми рукотворными материальными энергоносителями или политическими акциями. При проведении реформ в России были использованы и оказались неуспешными такие способы сломить ментальное противодействие народа, как «шоковая терапия» и «социальная хирургия». Более мягкие инструменты «социальной профилактики»: идеология, пропаганда, средства массовой информации - вряд ли могут рассчитывать на безусловный пролонгированный эффект. Отсюда делается вывод, что единственная достаточно жёсткая технологическая (чёткость целеполагания и путей достижения, мониторинг, поэтапная коррекция) сфера воздействия на личность − образование, и задача школы - преобразование и формирование ментальности (или, по терминологии автора, менталеобразование). А поскольку в структурной цепочке результатов образования: грамотность, образованность, компетентность, культура, менталитет − последний занимает иерархически высшую ступень, менталеобразование является задачей основной. Автор отдаёт себе отчёт в том, что ментальные ценности обладают повышенной устойчивостью и интенсивностью. Менталитет российского социума, аккумулировавший народные представления о Добре и Зле, передаваемые из поколения в поколение и закреплённые в социально-генетическом коде и ментальной энергетике россиян, по-своему уникален. Поэтому ставится задача выработки особо действенных технологий, однако пока они предлагаются только на уровне деклараций: «Постараться побыстрее перенести на российскую почву и привить могучему дереву российской ментальности молодые побеги иной, более энергичной и плодотворной ментальности, скажем, ментальности американской» [3]. Но ведь за этим реально стоит подмена духовно-нравственных ценностей, разрыв связей с вековыми традициями народа, навязывание чужеродных поведенческих стандартов, фактически формирование у молодёжи лакейского мироощущения типа мечты Смердякова - уехать в Париж и открыть там парикмахерскую. Что можно противопоставить настойчивой агрессивности подобных идей? Прежде всего опыт великой русской культуры, её национальных гениев, как в сфере образования, так и в области творчества, в частности литературного.
К. Д. Ушинский, преподававший не только юридические предметы, но и родной язык и литературу, с горечью писал о том, что «русская словесность в наших гимназиях всегда была одним из самых вредных предметов», потому что вернее всего решала задачи «непреднамеренного воспитания», раскрывала «дух времени», передовые общественные идеалы, что устраивало далеко не всех. Великий педагог прекрасно осознавал особую роль предмета, позволяющего «осуществлять воспитание патриотизма и гражданского долга», почему и пригласил для преподавания русской словесности в инспектируемом им Смольном институте благородных девиц выдающегося педагога-методиста, сторонника идей развивающего обучения, одного из основоположников отечественной методики преподавания литературы В.И. Водовозова, который всю жизнь считал К.Д.Ушинского своим учителем. Как и К.Д.Ушинский, утверждавший: «сознавая потребность многого, желая многого, стремясь ко многому, педагогика, оставаясь верной своему научно-практическому назначению, должна видеть то, что из этого многого достижимо в данное время, в данном обществе и при данных условиях», В.И. Водовозов был сторонником практического преподавания предмета, предполагавшего, что глубокий идейно-художественный анализ произведения может и должен иметь не только исторический, но и современный аспект, раскрывающий проблемы и потребности данного времени. Если «приложить» эти идеи к современному преподаванию предмета, то в первую очередь необходимо поставить вопрос об отборе произведений, способных оказать большое влияние на молодёжь. Опыт выпускных и приёмных вузовских экзаменов последних лет в Ярославле и области свидетельствует, что сочинения по современной литературе неохотно выбираются абитуриентами -показатель того, что над этим разделом программы ведётся недостаточная работа в школе. Не касаясь всех причин этого явления, назовём одну, объективную, - состояние самой литературы.
Начало перестроечного периода отличалось в известном смысле литературным безвременьем, что неоднократно отмечено в критике. Ощущение кризиса, политического, экономического, экологического, духовного, беспредел, в том числе и нравственный, когда то, что ещё совсем недавно воспринималось как недопустимое, возмутительное, кощунственное, стало привычным, не могло не отразиться в искусстве, породив две тенденции: с одной стороны, явление, получившее кодовое название «чернуха», - смакование тёмных сторон жизни, аномального, часто патологического человеческого сознания, с другой, стремление прочно уйти от реальности в «виртуальность» -эстетство, суперусловность, игру. Оба эти разряда произведений нередко вызывали отторжение как учителя, так и читателя, воспитанного на традициях классики, которая, никоим образом не отвергая подобных тем и форм (многообразие и универсальность русской литературы признаны миром), обращаясь к болезненным сторонам жизни общества и человека, всегда стремилась показать их причины и возможность выхода, учила чётко различать добро и зло, патологию и норму, создавала высокие и великие характеры, пример того, каким должен быть человек, чтобы в условиях общественного и индивидуального несовершенства жить по законам нравственности (образы «лесковских праведников», «тургеневских девушек», «распутинских старух»). Естественно, что в начале 90-х годов почти не появлялось значительных произведений на темы современности: «лицом к лицу лица не увидать» -нужна была временнáя дистанция, чтобы осмыслить и оценить происходящее, что и было сделано к началу нового века. Разноаспектный, подчас жёсткий, но честный образ времени дают романы Ю. Бондарева «Бермудский треугольник», Ю. Полякова «Замыслил я побег … », повести Б. Екимова «Пиночет», Ю. Козлова «Проситель» и многие другие произведения. Из-за объёма статьи остановимся только на двух, по той же причине опуская большинство вопросов филологической интерпретации и ограничиваясь рассмотрением проблемы, ставшей предметом дискуссии в педагогике, -проблемы ментальности, русского национального характера. «Сохранить вид хомо сапиенс возможно, лишь подбив его в единый этнический баланс, закодировав всепланетной экономической структурой. Этнический хаос - вот главная угроза существования цивилизованного человечества. Это та чёрная дыра, куда засасывает великие замыслы». Не правда ли, и по мысли, и по стилю этот отрывок напоминает цитировавшуюся педагогическую монографию? Но это монолог одного из персонажей романа А. Афанасьева «Ужас в городе» [4]. Тонкость и многозначность заглавий не входят в число достоинств писателя, в отличие, скажем, от жанра, соединяющего политический памфлет с элементами сатиры, гротеска, но ещё и с удивительно личностным чувством сострадания к своей стране, своему современнику.
Подмосковный город Федулинск − в недавнем прошлом один из центров «оборонки», поэтому достаточно благополучный. Но перестройка породила типичные для всей страны проблемы: обнищание одних и стремительная «капитализация» других, криминальные «разборки», убийства, беспредел. На этом фоне, а вернее за этой ширмой, в городе начинается эксперимент, проводимый «в соответствии с мировой глобальной программой и имеющий конечную цель - полный контроль за жизнедеятельностью» людей. Под влиянием сильнейших психотропных препаратов у жителей города появляются блаженные, бессмысленные улыбки, полная удовлетворённость действительностью, во всяком случае, по данным «независимого» социологического центра «Федулинск в цифрах и фактах». Естественна ассоциация с Ф.М. Достоевским: попытки превращения человечества в единое, послушное «стадо» пророчески предсказаны в романах «Бесы» и «Братья Карамазовы» (Вспомним рассуждения Великого Инквизитора: «Мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы им устроим жизнь как детскую игру …. Будут тысячи миллионов счастливых младенцев»). Инспектирующий результативность эксперимента американец Симон Зикс, от которого зависит дальнейшее субсидирование программы и который более всего озабочен тем, какими темпами идёт «сокращение поголовья», в числе прочих объектов посещает и школу, перешедшую на передовые американские игровые технологии.
Продемонстрировав урок-суд над революционером Владимиром Лениным, директор школы, в недавнем прошлом массовик-затейник, заверяет: «Вы напрасно изволите беспокоиться. Эти дети уже никогда не станут полноценными людьми. Про архетип и про всю вашу науку я, может, мало смыслю, но что у них крыша навсегда поехала - это точно. Хоть завтра переселяй в Америку». А основания для беспокойства действительно существуют, о чём рассуждают исполнители эксперимента: «В такой глобальной задаче, как встраивание огромного северного конгломерата в мировую управляемую систему, нельзя не учитывать одну простую вещь: уникальной стойкости так называемых россиян к социальной и биологической регенерации. У этой нации чудовищные резервы видовой энергии» (опять-таки словно цитата из педагогического труда). Действительно, сопротивление «поголовья» нарастает. От воздействия «химии» многим удаётся уберечься разными способами, в том числе «извечным оружием православных -молитвой и терпением». И в финале романа происходит взрыв, крупные местные «экспериментаторы» погибают, а один из оставшихся объясняет по телефону «Великому Магистру» главную причину провала: «Затея была обречена с самого начала. Ты возомнил себя Богом, это глупо. Бог один, и он, как известно, на небеси». Снова ассоциация с Ф.М. Достоевским: гениально провиденное им разделение человечества атеистическим, воспалённым, рвущимся к глобальной власти сознанием на миллионы «тварей дрожащих» и небольшое количество «право имеющих» с неизбежным провалом последних, правда, к сожалению, при изрядном числе жертв среди федулинцев, а также жителей Федулинскбургов и Федулинсктаунов. И в этом, и в других произведениях современной литературы настойчиво звучит мысль об устойчивости и прочности менталитета, о невозможности того, что создавалось веками, разрушить или переформировать кавалерийским наскоком и даже более длительным воздействием: «Система народных национальных ценностей вечна, и, когда наступит момент, обязательно сработает сама» (П. Проскурин «Число зверя», последний роман-завещание писателя) [5].
Об этом же, только совсем в ином ключе, рассказ В. Распутина «Изба» [6]. Небольшое по объёму произведение (20 страниц журнального текста), не содержащее никаких условностей, - всё на абсолютно реальном, земном, предметном уровне - оно неожиданно обрастает какими-то пророческими символами, вырастает до глобального обобщения. Прежде всего - название рассказа. Мотив дома (избы) - один из самых устойчивых в русской литературе, всегда ассоциировавшийся с надёжным прочным бытом, нормальной жизнью, родной землёй, родиной. Сюжетная основа рассказа исходит из той же жизненной коллизии, известной нам, ярославцам, по судьбе Мологи, что и знаменитый распутинский роман «Прощание с Матёрой»: строительство водохранилища, затопление обжитых земель, необходимость переселяться на новое место. Вот и пятидесятилетней Агафье, последней из великолепных образов распутинских «старух», приходится одной перевозить свою избу. Эта немудрящая история позволяет автору раскрыть характер сильный, цельный, не ломаемый никакими ударами судьбы, сосредоточенный на работе, на своей земле, прочно вписанный в быт, культуру и историю страны - русский национальный характер. В критических статьях о творчестве В. Распутина иногда проскальзывает мысль о том, что его героини, Анна, Дарья, теперь вот Агафья, конечно, олицетворяют Россию, но они давно ушли в прошлое. А значит ….
Да, в обрамлении, в начале и финале рассказа, говорится о том, что уже двадцать лет как нет Агафьи, а вот изба стоит. «Изба была небольшой, старой, почерневшей и потрескавшейся по сосновым брёвнам невеликого охвата, но оставалось что-то в её поставе и стати такое, что не позволяло назвать её избёнкой». Более того, «изба держала достоинство» (подчёркнуто нами - Е.К.), казалась прибранной, хотя не принимала новых жильцов, которые, поселившись, как-то очень быстро из неё уходили. «Считалось, что за избой доглядывает сама хозяйка, старуха Агафья Заходили в ограду люди - изба стояла как на пупке, и видно было от неё на все четыре стороны света …. Тут, в Агафьиной ограде, было над чем подумать, отсюда могло показаться, что изнашивается весь мир - таким он смотрелся усталым, такой вытершейся была даже и радость его». И финальные слова рассказа: «И в остатках этой жизни …. явственно дремлют и, кажется, отзовутся, если окликнуть, такое упорство, такая выносливость, встроенные здесь изначально, что нет им никакой меры».
Обсуждение этого рассказа и других произведений современной литературы в школе поможет ученикам в наше непростое время задуматься о судьбе России, выработать иммунитет против духовного обнищания. А ведь назначение литературы как учебного предмета, по мнению К.Д. Ушинского, в том и состоит, чтобы «постигать и высказывать смелое слово истины», приобщаться к национальной культуре, традициям, идеалам: «…. передавая детям какое-нибудь произведение народной словесности или его литературы , …. мы вводим его в понимание народной жизни, народной поэзии, народной логики, словом, в область народного духа». В противном случае декларируемый пиетет к личности и идеям великого педагога не только не будет развивать его традиции, но, напротив, будет извращать и уничтожать их, как и забвение, игнорирование одной из важнейших и -увы! - актуальных его мыслей: «Мы положительно убеждены, что плохое состояние наших финансов, частью неуспех наших больших промышленных предприятий, неудача многих наших административных мер , …. наши непроходимые проезжие пути, наши лопающиеся акции , …. нелепые фантазии нашей молодёжи и не менее нелепые страхи, которыми так ловко пользуются люди, ловящие рыбу в мутной воде, - все эти болезни и многие другие поуменьшились бы, если бы в России поднялся уровень знаний о России.
1. Макарцева Н. Н. Духовные ценности русской народной педагогической культуры // Педагогика. 1988. № 1. С. 68.
2. Гершунский Б.С. Философия образования для XXI века (в поисках практико-ориентированных образовательных концепций). М., 1998. 608 с.
3. Указ. соч. С. 151.
4. Афанасьев А. Ужас в городе // Роман-газета. 2000. № 15.
5. Проскурин П. Число зверя // Роман-газета. 1999. №1,2.
6. Распутин В. Изба // Наш современник. 1999. № 1; Роман-газета XXI век. 1999. № 1.
7. Ушинский К. Д. Избр. пед. соч. : В 2 т. Т. 2. М., 1954. С. 285-286.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.yspu.yar.ru