Если в понятие литературы внести широкое понятие художественного творчества народа в слове (а не только в письме), то первым фактом такой истории должно стать изложение народной словесности, существовавшей искони до письма. Так обыкновенно начинают историки. Это естественно там, где затем письменность развивалась из этого основания. У нас этого не было: народная поэзия, при самом начале письменности, подверглась гонению книжников и существовала в устном предании до первых записей в XVII веке, лишь отрывочно и случайно отражаясь в памятниках письменности. В устном предании она дошла до нашего времени, пережив историческую судьбу народа, многое совсем утратив, а многое сохранив в очень измененной форме.
Русская письменность начинается с христианства. Первые книги и грамота явились в церковной жизни, вероятно, еще до Владимира Святого, так как уже были написаны договоры Олега и Игоря с греками. Первые книги были богослужебные и церковно-поучительные, взятые у предваривших русский народ в христианстве болгар (и мораван?) и писанные на старославянском языке, ставшем церковным. Этим определилась первая форма литературного языка русской письменности. Первые книжники были служители церкви, которым грамота была необходима для исполнения их служения. Их первые писания направлялись в особенности на церковное поучение, почему в этой области письменности надолго, частью даже доныне, утвердилось господство церковнославянского языка. Но этот язык, хотя и близкий, был все-таки чужим наречием, и в письменном употреблении у русских с первых же шагов сказалось и влияние родной речи: переписывая южнославянские (и моравские?) книги, русский писец невольно (а иногда и намеренно, чтобы быть более понятным своему русскому читателю) видоизменял церковнославянскую фонетику и грамматические формы на русские, заменяя и самые слова русскими.
С другой стороны, грамота нашла применение в делах правления и во всем том, что требовали записи: слово "грамота" (с греческого) стало названием правительственного распоряжения, частной сделки, в народном языке (и доныне) - названием письма. Грамота стала средством письменности не только церковной, но и светской, гражданской, стала средством литературы. Распространение грамоты с самого начала было предметом заботы князей. Владимир Святой основал первую школу. Не видно, чтобы потом школьное дело получило правильную постановку; оно оставалось предметом лишь отрывочных попечений князей, епископов, монастырей; учение шло и частное. Вероятно, с этой поры установилось обучение по букварю, часослову и псалтыри, удержавшиеся до наших дней. Впоследствии упоминаются специалисты обучения - "мастера" (в Новгороде). Во всяком случае, грамотность росла; книги были нужны для умножавшихся церквей и монастырей, для дел правления, наконец, для частных дел и любознательности. Были ревнители книжного дела не только между князьями, но и между княгинями; уже в первые века собирались библиотеки. Таким образом, первой основой просвещения было христианство. Источником новой веры, знаний, умственных и нравственных возбуждений была Византия, как прямо, так и посредственно: прямо, потому что русская церковь в первые века была подчинена константинопольской патриархии, и первые митрополиты были греки, приходившие, без сомнения, с греческой свитой и клириками (частью, вероятно, также южнославянами); посредственно, потому что первые церковные книги, послужившие основанием русской грамоты и литературы, были южнославянские и моравские переводы с греческого, начиная с переводов Святого писания и богослужебных книг святого Кирилла и Мефодия .
С течением времени количество этих произведений все возрастало: в древнюю Русь приходили новые труды письменности южнославянской, затем появляются и собственные труды. Воздействие южного славянства продолжалось в течение всего древнего периода и до половины среднего; последние его факты принадлежат XV столетию. Русские книжники также переводили с греческого, учась языку от приезжих греков; при чрезвычайном распространении паломничества, книжники бывали в Константинополе, на Афоне, приносили книги, а также и легенды. Так собралась обширная литература церковного содержания, составляющая наибольшую долю древней русской письменности: книги Святого писания и толкования к ним, церковные уставы, книги богослужебные, творения святых отцов, догматические и учительные, жития святых, в отдельности и целыми собраниями (Патерики, Прологи), переводы греческих летописцев (Амартол, Малала, Манассия), сборники мудрых изречений и т. д. Эта литература имела видное историческое значение. При слабом развитии школы и других сторон литературной деятельности, церковная письменность оставалась, в течение веков, главной, почти единственной пищей, нравственной и умственной, для русских книжников, а при их посредстве - и для самого народа, когда после известного периода "двоеверия" христианство, хотя в популярной форме, возобладало над умами.
Церковное мировоззрение, на разных степенях понимания и чувства, стало всеобщим и, рядом с непосредственным влиянием церкви, сильно содействовало образованию народного характера. Народ стал понимать себя как "святую Русь". Это представление уже с первых веков нашей истории возымело великое значение и в международных столкновениях с Востоком, и в самое время татарского ига, внушая русскому народу, при всех бедствиях, чувство превосходства над всеми "погаными" и "неверными" и давая ему нравственную силу в тяжелых исторических испытаниях. Здесь развивался и нравственный мотив для основания русского царства. Была и обратная сторона: как церковное благочестие, так и эта письменность, не просвещенные и не уравновешенные школой, впадали в обрядовую внешность, крайнюю исключительность, которые впоследствии, в московском периоде, развились в нетерпимость, мешавшую самим успехам образования. С другой стороны, церковная письменность получала значение междуславянское: в ней собралось почти все содержание южнославянской православной письменности, болгарской и сербской. После падения южнославянских царств, в конце XIV века, их литературная деятельность стала падать и наконец совсем заглохла, так что их древнее наследие сохранилось только в письменности русской. Как с возвышением Московского царства, сюда стали направляться политические ожидания православного Востока, а также славянского юга, так последний находил в единстве церковной письменности залог общения. Наконец, эта письменность послужила школой для русских писателей: из Святого писания, отцов церкви, житий святых они почерпали и содержание, и форму, и стиль своих произведений.
Славные учителя, Василий Великий , Григорий Богослов, Златоуст , были великими образцами и авторитетами в церковном поучении; жития и легенды дали образец душевного спасения; в рассказе летописи неизменно приводятся примеры и поучения из Писания, отцов церкви, византийского хронографа; сама история представляется исполнением божественной воли, в благополучии - Божьей милостью, следствием молитвы и заступничества святых угодников, в бедствии - наказанием за грехи. В таких условиях начиналась литература. Как во главе русской иерархии стояли первые митрополиты-греки, так они стоят в ряду первых русских писателей, в переводах. Таковы были в XI веке Леонтий, Георгий (около 1065 - 79), Иоанн II (1080 - 89), в начале XII века - Никифор (1104 - 1121). С половины XI века являются и первые русские писатели, из церковного круга и в том направлении, которое определялось церковным служением. Это были Лука Жидята , новгородский архиепископ (1035 - 59), первый поставленный из русских, по воле великого князя Ярослава, автор краткого поучения о христианской нравственности, и первый митрополит из русских, поставленный по воле того же Ярослава, Иларион (около 1051 - 54), автор поучений и похвалы князю Владимиру. Жизнь и школа древних писателей русских обыкновенно малоизвестна; некоторые из них в это первое время обнаруживают вместе с дарованием и большое искусство стиля. Таков был Иларион: он воспитался на византийских образцах, но достигал истинного одушевления и красноречия. Киево-печерский игумен Феодосий (1062 - 74) был автором нескольких поучений, посланий (к великому князю Изяславу) и молитв; указаны греческие образцы некоторых поучений, носящих в рукописях его имя.
Рядом с поучениями общего церковного характера, в XI веке мысль писателей обращается к самой русской жизни, в форме жизнеописания святых подвижников и в опытах истории. Таковы были описания Иакова Мниха, которому принадлежат житие и похвала князю русскому Володимиру и житие святых страстотерпцев Бориса и Глеба , и писания знаменитого Нестора Летописца (родился 1056, умер около 1114), который составил другое житие Бориса и Глеба, житие Федосия Печерского и сказание о перенесении его мощей; ему же приписывалось написание "Повести временных лет". В Киево-Печерском Патерике, заключающем жития печерских подвижников, упомянут именно "Нестор, иже написа летописец": в Патерик вошли его сказания о печерских подвижниках, как и в летопись, но самая повесть, как теперь вообще полагается, в ее ныне известном объеме, составлена не им. Князь Владимир, утвердивший русское христианство, был уже ближайшим поколением понят как великое историческое лицо и послужил предметом нескольких житий и восхвалений: летопись сообщила и сказания, получавшие уже легендарный характер, о самом крещении князя Владимира и русского народа. Для потомства князь Владимир стал святым и равноапостольным, для народной поэзии - ласковых князем и Красным Солнышком, средоточием богатырской былины. На рубеже двух столетий стоит писатель-князь Владимир Мономах (1053 - 1125). В Лаврентьевском списке летописи, под заглавием "Поученье", соединены три сочинения Мономаха: Поучение детям, Послание к князю Олегу Святославичу и молитва. Поучение в высокой степени любопытно, как произведение древнего русского князя, игравшего деятельную историческую роль; здесь отразились и его нравственные начала, и черты княжеского быта; поучение замечательно и живым языком, свободным от церковной книжности.
В половине XII столетия действовал Климент Смолятич , киевский митрополит, избранный без сношения с константинопольским патриархом (и потому не признанный некоторыми князьями и епископами). Древняя летопись говорила о нем, как о философе и книжнике, какого еще не бывало в русской земле; имя его, однако, было потом мало известно. В последнее время издано его Послание к смоленскому пресвитеру Фоме, посвященное толкованию писания. По наклонности к притчам и прообразам, он считается предшественником Кирилла Туровского, как бы представителем особой литературной школы, а по форме послание является началом тех вопросо-ответных произведений, которых образчиком была чрезвычайно потом распространенная "Беседа трех святителей". Сочинения Кирилла, епископа Туровского (жившего около 1130 - 82 гг.), своими особыми достоинствами могут действительно внушать мысль о литературной школе. Уроженец города Турова и сын богатых родителей, он принял пострижение и святостью жизни приобрел великое уважение; он заключился даже в "столпе", куда перенес и свои книги. Киевский митрополит, по просьбе князя Туровского и жителей, поставил его епископом Турова. Его писания состоят из молитв, сочинений об иноческой жизни и "слов" (с достоверностью считают принадлежащими ему восемь или девять "слов"). "Слова" Кирилла Туровского, еще более нежели поучения Илариона, представляют чрезвычайно замечательное, даже единичное явление в древней письменности по их высокой литературной обработке. Старые книжники, с той поры и после, вообще близко держались греческих (переводных) образцов, но Кирилл, хотя также отчасти с ними связанный, является самостоятельным писателем крупного дарования: это - оратор, знакомый с приемами искусства. Новейшим исследователям древнего периода он кажется почти загадкой или явлением исключительным: это - ученик византийских церковных ораторов, но вообще он своих образцов не повторял. Едва ли кто из последующих церковных ораторов может сравниться с Кириллом по изяществу речи, принимающей иногда и поэтические оттенки.
Древнему периоду принадлежат еще несколько других произведений замечательного достоинства: они свидетельствуют о живом поэтическом творчестве, еще не подавленном церковно-аскетическими запрещениями, и о разнообразных литературно-народных интересах. Таково, во-первых, знаменитое "Слово о полку Игореве", повествующее, как настоящая поэма, о походе князя Игоря против половцев, в конце XII века. Это - произведение единственное в своем роде во всей допетровской письменности, произведение высокого достоинства, к удивлению - не оставившее никакой поэтической традиции: в древней письменности мало следов его влияния. Найденное случайно в конце XVIII века гр. А.И. Мусиным-Пушкиным в рукописи XV - XVI века, сгоревшей потом в пожаре 1812 г., "Слово" было издано весьма неумело. С тех пор оно вызвало множество изданий и комментариев; последние приобретают некоторую почву только теперь, с развитием изучения народной поэзии, к которой "Слово" различным образом примыкает. Оно открывается обращением к "соловью старого времени", вещему Бояну , и дает нам красивый, хотя неясный, намек на старого народно-дружинного певца. Рассказ о походе, о битве, о скорби покинутой Ярославны исполнен поэтическими чертами редкой красоты, параллели которых отыскиваются теперь в народно-поэтическом предании. "Слово" было написано книжником, над которым, однако, еще владычествовала народно-поэтическая стихия, почему рядом с "Богородицей Пирогощей" являются на сцене Даж-бог, Хорс, оборотень Всеслав, народное причитание, призывы сил природы и т. д. Автор "Слова" - вместе с тем горячий патриот: он с гордой радостью вспоминает имена князей, прославлявших русскую землю, и, рассказывая о поражении и плене князя, скорбит о раздорах, которые делят русскую землю и отдают ее насилию поганых. Во всей поэме неизменно господствует тон высокого одушевления. Отрывочный остаток княжеской литературы древнего периода представляет "Слово" или "Моление" Даниила Заточника , обращенное к князю Ярославу Всеволодовичу, вероятно, в первой четверти XIII века. Это - моление провинившегося дружинника, сосланного на озеро Лаче: но Даниил был человек книжный, и свое моление обставил нравоучительными текстами из Писания, народной мудростью и замысловатым остроумием, вследствие чего личное послание стало весьма распространенным памятником литературы нравоучительных изречений.
К началу XII столетия относится замечательный памятник древней письменности - "Хождение" Даниила игумена, ходившего в Иерусалим в 1106 - 1108 годах. Паломничество стало распространяться с первых веков русского христианства, и до такой степени, что церковная власть нашла нужным воздерживать странников (чтобы противодействовать бродяжничеству), объясняя, что душу можно спасти и дома доброй жизнью (так - в "Вопросах Кирика" к архиепископу Нифонту ). Паломники, как особый разряд людей, подлежали церковному ведению и суду. "Хождение" Даниила, впоследствии самый распространенный памятник паломнической литературы, занимает в ней первое место и по своему литературному достоинству. Оно проникнуто благочестивым настроением, написано "верных ради человек", чтобы, слыша о святых местах, о них скорбели и получили равную мзду с теми, кто доходил до них. Автор прибавляет, однако, что большую мзду можно получить, оставаясь дома добрыми людьми. В Святой земле у Гроба Господня, Даниил молится за русскую землю и русских князей. Рассказ его отличается точностью описаний и полной верой в легендарные сказания, какие он раньше знал и здесь слышал и в которых, как в то же время в летописи, мы имеем первые свидетельства о широко распространенной потом апокрифической литературе. Около 1200 г. странствовал в Царьград новгородский архиепископ Антоний , в миру Добрыня Ядрейкович (Андрейкович). Антоний видел в Царьграде только нескончаемое множество святынь, великолепные храмы, наполненные священными предметами библейской и евангельской истории, мощами святых и мучеников и пр., - и хождение его опять сполна принадлежит области легенды и апокрифического сказания. Кроме исторического значения в судьбах русской древней письменности, хождение Даниила имеет большое значение для исследований палестинской топографии и археологии, а хождение Антония доставляет важные указания для археологии Царьграда. Из этого периода сохранились еще любопытные летописная запись от 1163 года (с продолжением от 1329 г.), как в том году из Великого Новгорода от святой Софии ходили 40 мужей-калик ко граду Иерусалиму, ко гробу Господню, как они гроб Господень целовали и рады были, взяли у патриарха благословение и святые мощи, и принесли их в Новгород; невольно вспоминаются при этом сорок калик в былине. Наконец, замечательным памятником древнего периода была летопись. Основанием ее была знаменитая "Повесть временных лет, откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве нача первое книжити и откуда русская земля стала есть". По новым исследованиям, "Повесть" не была первым началом летописания; ей предшествовал свод известий, составленный в Киеве в половине XI столетия на основании русских записей и греческих источников. Впоследствии "Повесть", имевшая не одну редакцию, стала обычным началом летописи, в ее различных разветвлениях. Где было начало летописи, кто были летописцы? Эти вопросы вызывали разные решения; писцами, которые несколько раз себя назвали, были духовные лица, от игумена до пономаря; классическим древним летописцем представляется монах Нестор, как в поэтической реставрации Пушкина - монах Пимен; древним средоточием летописания является монастырь, но в том его значении (особливо Печерского монастыря в Киеве), какое имел он в Киевском периоде: монастырь был уже ознаменован святостью подвижников, он был близок к князю как нравственный, затем и политический авторитет; в нем собраны были ученые книжники, в нем стекались известия.
Некоторые исследователи полагали, что по живости политических интересов летопись может считаться именно делом самих городов. Как бы то ни было, древнейшая летопись свидетельствовала о живой литературной деятельности и широких интересах. Летописец, почти единственный раз в древней письменности, хотел дать понятия о целом славянском племени; он исчисляет русские племена, с любовью собирает предания о древних князьях, приводит документы княжеского архива (договоры Олега и Игоря), рассказывает о печерских подвижниках, дает нередко живой рассказ о событиях текущих. Все это освещено благочестивым настроением. История начинается с библейского рассказа о сотворении мира; после Вавилонского столпотворения, когда языки разделились, в Иафетовом племени выделилось славянство, и среди его племен - русский народ. Вся история совершается по воле Божьей: княженья и народ держатся милосердием Божьим и молитвой; за грехи Бог казнил всякими бедствиями - голодом, мором, трусом и нашествием иноплеменных. Летописец восхваляет князей благочестивых и книжных. Старейшая летопись, веденная в Киеве, и летопись галицко-волынская отличаются от позднейшего летописания своей народной свежестью. Как христианин, и вероятно, лицо духовное, летописец не дает внимания тому народному быту, в котором хранились еще остатки язычества, но он с любовью рассказывает предания исторические о первых князьях, о борьбе с иноплеменниками, о первых святых подвижниках; у него еще хранится память о целом славянстве, к которому принадлежит русский народ; он рассказывает о начале славянской грамоты и, раньше, о посещении русской земли апостолом Андреем, предсказавшем величие Киева, матери русских городов, и будущий свет христианства в русской земле. Летопись галицко-волынская своим оживленным, иногда поэтическим рассказом напоминает в некоторых чертах "Слово о полку Игореве"... С первых веков своего христианства русская земля имела святых подвижников, как Антоний и Феодосий Печерские, как еще раньше, два мученика-варяга, как мученики-князья святой Борис и Глеб; доходили даже сказания о святых западнославянских, как чешские Вячеслав и Людмила.
Почитание памяти святых людей еще в древнем периоде положило начало литературе житий, весьма распространившейся впоследствии: жития давали историю, но вместе и легенду, так как сказания о святых иногда еще при их жизни получали в народной фантазии поэтическую окраску в церковном направлении. Святость обыкновенно проявлялась чудесами, так что обычным заглавием таких жизнеописаний было "Житие и чудеса". С укреплением христианства, при сильном возбуждении религиозного чувства область житий, - агиография, - распространилась по всей русской земле: каждый большой город имел свою святыню, в виде местного святого, чудотворной иконы, знаменитого храма (как святая София киевская и новгородская, святая Троица псковская, Богородица владимирская) и т. п. В древнем периоде возникла и мысль о собрании в целое таких сказаний, результатом чего был знаменитый "Патерик Печерский", сборник житий печерских подвижников, составившийся из трудов Симона , первого епископа во Владимире (умер в 1226 г.), и монаха Поликарпа : впоследствии он был распространен в чтении и подвергся разным редакциям.
Древний период русской письменности, как и жизни, носит вообще своеобразный характер, которого уже не встречаем потом в народной жизни и письменности. Это была пора свежей непосредственности, деятельной боевой жизни, оставившей след в поэтических преданиях народа; пора международного общения, еще не возбуждавшего вероисповедных опасений; пора оживленной и разнообразной письменной деятельности, создавшей типы литературного труда для последующих веков (летопись, житие, учительное слово, хождение), которые, однако, не умели развить поэтического наследия древней Руси (такова одинокость Слова о полку Игореве). Владимир Святой, Ярослав и другие князья заботились о школе; летопись упоминает князей-книголюбцев; князь Всеволод знал пять языков; творения таких писателей, как Иларион и Кирилл Туровский, указывают, по-видимому, на правильное изучение словесного искусства (по византийским образцам); Владимир Мономах оставил чрезвычайно любопытную автобиографию; "Слово о полку Игореве" свидетельствует о высоком поэтическом настроении писателя-патриота. Удельная форма государства стала источником политической слабости целого, но уделы, располагавшиеся по естественным областям "земель", открывали возможность местного развития. Древняя Русь имела уже несколько центров политических, которые становились и культурными: Киев, Галич, Новгород, Ростов, Тверь, наконец, Москва. Древний период представляет и примеры живого общения с Западом: любопытные намеки "Слова о полку Игореве" о немцах и венедицах, греках и Мораве, поющих славу Святослава, имеют параллель во влиянии западного искусства, доходившем до отдаленного Владимира. Не выяснен вопрос о частных свойствах племени, игравшего наиболее деятельную роль в Киеве. Некоторые исследователи предполагают, что это племя были также великорусы, отступившие впоследствии на север; более вероятно другое мнение, что в Киеве действовала та же южная отрасль племени, которую видим здесь в последующие века, и упомянутые особенности культурного характера древнего периода подкрепляют это предположение.
Политическая несостоятельность удельно-вечевой формы, из которой не выработалась федерация, движение народной колонизации на северо-восток частью по условиям первобытного экономического быта, вследствие, частью необходимости отграничить финно-тюркских инородцев, частью по внушениям богатырского удальства, - еще с XII века наметили новую политическую систему, которая и стала мало-помалу утверждаться на северо-востоке, где не были так сильны удельно-вечевые предания. Это было зарождавшееся стремление к сосредоточению, к утверждению земли во власти одного княжеского рода. Оно едва возникало, когда совершилось нашествие монголо-татар, на время подействовавшее оглушающим образом. В конце концов, под татарским игом процесс завершился возвышением Москвы, которая положила конец и самому игу.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.rulex.ru