Оглавление
Введение 3
2. Черная смерть 3
3. Флагеллянты и отшельники 6
4. «Горожане, не выбрасывайте мусор из своих домов на улицу» 7
5. Молоко загрязнено мусором 12
6. Местами положение близко к катастрофическому 14
7. Сырье и энергия из мусора 17
8. Несколько цифр о санитарной очистке городов и вторичном использовании
отходов 21
Заключение 25
Список использованных источников 26
Введение
«В начале октября в лето господне 1347-е двенадцать генуэзских галер
бежали от гнева господня, павшего на них за грехи их, и пришли в гавань
Мессины. Люди на галерах несли в своей плоти такую ужасную болезнь, что
смертельным недугом заражался каждый, кто хотя бы говорил с ними, и уже не
мог избежать страшной смерти. Зараза нападала на каждого, кто имел дело с
беглецами. Зараженный чувствовал, что все его тело пронизывает несказанная
боль и потрясение. Потом на бедре или на руке заболевшего выступал нарыв
величиной с чечевицу, который люди называли «ожогом». Нарывы
распространялись на все тело, и больной начинал харкать кровью.
Кровохаркание продолжалось три дня, и никакие средства не помогали, а потом
жизнь покидала больного».
Черная смерть
Так более шести столетий назад богобоязненный монах-францисканец описал
начало эпидемии чумы на Сицилии. Так как тогда не знали ни гигиенических,
ни лечебных мер против этой болезни, эпидемия бушевала как лесной пожар, и
не только монах-летописец видел в ней бич божий, наказание, заслуженное
человечеством за его грехи. Считают, что за 1348—1350 гг. пандемия «черной
смерти»— пожалуй, самое страшное событие в документированной истории
человечества—уничтожила треть населения стран, лежащих между Исландией и
Индией.
В Померании чума унесла жизни даже двух третей населения. В Любеке погибло 90 тыс. человек. В Вене ежедневно умирало 500—700 человек, но были дни, когда эта цифра доходила до 960 и даже 1200. Особенно страшные потери несли монастыри. Так, в Мейнингене погибла вся братия монастыря францисканцев, за исключением трех монахов.
В Италии потери от чумы были больше, чем в Германии. Там вымерла половина населения, в Венеции—даже три четверти, во Флоренции, население которой до начала эпидемии составляло около 130 тыс. человек, потери оказались более 10 тыс. В Лондоне выжил лишь каждый десятый, в русском городе Смоленске потери были еще выше.
«О вы, счастливые потомки, вы не будете знать таких адских несчастий и
сочтете наше свидетельство о них за страшную сказку!»—так закончил
итальянский поэт и гуманист Франческо Петрарка (1304—1374) свое знаменитое
письмо, в котором он сообщал другу об опустошении, произведенном «черной
смертью» во Флоренции. Классическое описание этой вспышки чумы во Флоренции
оставил также другой знаменитый итальянский писатель и гуманист, Джованни
Боккаччо (1313—1375), современник Петрарки. Вот оно с некоторыми
сокращениями:
«Со времени благотворного вочеловечения сына божьего минуло 1348 лет, когда славную Флоренцию, прекраснейший изо всех итальянских городов, постигла смертоносная чума, которая под влиянием небесных ли светил или по нашим грехам посланная праведным гневом божиим на смертных за несколько лет перед тем открылась в областях востока и, лишив их бесчисленного количества жителей, безостановочно подвигаясь с места на место, дошла, разрастаясь плачевно, и до запада. Не помогали против нее ни мудрость, ни предусмотрительность человека, в силу которых город был очищен от нечистот людьми, нарочно для того назначенными, запрещено ввозить больных, издано множество наставлений о сохранении здоровья. Не помогали и умиленные моления, не однажды повторявшиеся, в процессиях или другим способом.
Приблизительно к началу весны означенного года болезнь начала проявлять свое плачевное действие страшным и чудным образом. Не так, как на востоке, где кровотечение из носа было явным знамением неминуемой смерти,—здесь в начале болезни у мужчин и женщин показывались в пахах или под мышками какие- то опухоли, разраставшиеся до величины обыкновенного яблока или яйца; народ называл их чумными бубонами. В короткое время эта смертельная опухоль распространялась от указанных частей тела и на другие, а затем признак указанного недуга изменялся в черные и багровые пятна, появлявшиеся у многих на руках и бедрах и на всех частях тела, у иных большие и редкие, у других мелкие и частые. И как опухоль являлась вначале, а позднее оставалась вернейшим признаком близкой смерти, таковым были пятна, у кого они выступали. Казалось, против этой болезни не помогали и не приносили пользы ни совет врача, ни сила какого бы то ни было лекарства: таково ли было свойство болезни, или невежество врачующих (которых, за вычетом ученых медиков, явилось множество, мужчин и женщин, не имевших никакого понятия о медицине) не открыло ее причин, а потому не находилось подобающих средств—только немногие выздоравливали, и почти все умирали на третий день после появления указанных признаков—большинство без лихорадочных или других явлений. Развитие этой чумы было тем сильнее, что от больных, через общение с здоровыми, она переходила на последних, совсем так, как огонь охватывает сухие или жирные предметы, когда они близко к нему подвинуты.
Такие происшествия порождали разные страхи и фантазии в тех, кто, оставшись в живых, стремились к одной, жестокой цели: избегать больных и удаляться от общения с ними и их вещами; так поступая, воображали они сохранить свое здоровье. Некоторые полагали, что умеренная жизнь и воздержание от всех излишеств сильно помогают борьбе со злом; собравшись кружками, они жили, отделившись от других, укрываясь и запираясь в домах, где не было больных и им самим было удобнее; употребляя с большой умеренностью изысканнейшую пищу и лучшие вина, избегая всякого излишества, не дозволяя кому бы то ни было говорить с собою и не желая знать вестей извне—о смерти или больных, они проводили время среди музыки и удовольствий, какие только могли себе доставить. Другие, увлеченные противоположным мнением, утверждали, что много пить и наслаждаться, бродить с песнями и шутками, удовлетворять, по возможности, всякому желанию, смеяться и издеваться над всем, что приключается,—вот вернейшее лекарство против недуга. И как говорили, так, по мере сил, приводили это в исполнение, днем и ночью странствуя из одной таверны в другую, выпивая без удержу и меры, чаще всего устраивая все в чужих домах, лишь бы прослышали, что там есть нечто им по вкусу и в удовольствие. Делать так было легко, ибо все предоставили и себя и свое имущество на произвол, точно им больше не жить; оттого большая часть домов стала общим достоянием, и посторонний человек, если вступал в них, пользовался ими так же, как пользовался бы хозяин. И эти люди, при их скотских стремлениях, всегда, по возможности, избегали больных. При таком удрученном и бедственном состоянии нашего города почтенный авторитет как божеских, так и человеческих законов почти упал и исчез, потому что либо хворали, либо у них осталось так мало служилого люда, что они не могли отправлять никакой обязанности, почему позволено было делать все, что заблагорассудится.
Многие иные держались среднего пути между двумя, указанными выше: не ограничивая себя в пище, как первые, не выходя из границ в питье и других излишествах, как вторые, они пользовались всем этим в меру и согласно потребностям, не запирались, а гуляли, держа в руках кто цветы, кто пахучие травы, кто какое другое душистое вещество, которое часто обоняли, полагая полезным освежать мозг такими ароматами,—ибо воздух казался зараженным и зловонным от запаха трупов, больных и лекарств. Иные были более сурового, хотя, быть может, более верного мнения, говоря, что против зараз нет лучшего средства, как бегство от них. Руководясь этим убеждением, не заботясь ни о чем, кроме себя, множество мужчин и женщин покинули родной город, свои дома и жилье, родственников и имущества и направились за город, в чужие или свои поместья, как будто гнев божий, каравший неправедных людей этой чумой, не взыщет их, где бы они ни были, а намеренно обрушится на оставшихся в стенах города, точно они полагали, что никому не остаться там в живых и настал его последний час...
Так как для большого количества тел, которые каждый день и почти каждый час свозились к каждой церкви, не хватало освященной для погребения земли, особливо если бы по старому обычаю всякому захотели отводить особое место, то на кладбище при церквах, где все было переполнено, вырывали громадные ямы, куда сотнями клали приносимые трупы, нагромождая их рядами, как товар на корабле, и слегка засыпая землей, пока не доходили до краев могилы...
Сколько больших дворцов, прекрасных домов и роскошных помещений, когда- то полных челяди, господ и дам, опустели до последнего служителя включительно! Сколько именитых родов, богатых наследии и славных состояний осталось без законного наследника! Сколько крепких мужчин, красивых женщин, прекрасных юношей, которых, не то что кто-либо другой, но Гален, Гиппократ и Эскулап признали бы вполне здоровыми, утром обедали с родными, товарищами и друзьями, а на следующий вечер ужинали со своими предками на том свете!»[1]
Флагелланты и отшельники
Уже в 1348 г. из Италии чума была занесена в Австрию и Баварию. На пасху 1349 г. она достигла района Франкфурта-на-Майне. С троицы до дня святого Михаила она особенно ужасно бушевала в Вене. В городе и его окрестностях остались в живых не более трети жителей. Чтобы скорее избавиться от массы трупов, их сбрасывали по 6 тыс, в общую могилу.
Затем, в 1350 г., «черная смерть» пришла в восточную Фрисландию и
ШлезвигТольштейн. Здесь эпидемия была настолько страшной, что спустя 20 лет
дома все еще стояли пустыми, и не вся земля обрабатывалась. В том же году с
троицы до дня святого Михаила чума бушевала в Магдебурге.
Но еще более страшные опустошения вызвала чума в Англии, особенно в
Ирландии, о чем рассказал монах-летописец Клин:
«Из-за оной чумы обезлюдели целые деревни и города, замки и рынки, так что трудно было найти в них живого человека. Зараза была такой сильной, что тот, кто коснулся больного или мертвого, скоро и сам захватывался болезнью и умирал. Одновременно хоронили исповедников и исповедовавшихся. Страх смерти удерживал людей от любви к ближнему и от исполнения последнего долга перед усопшими».
Торговое судно занесло чуму из Лондона в Норвегию, там болезнь
распространилась по всей стране, а затем вступила в Швецию и Данию. Позже
она попала в Шотландию, Исландию и Гренландию. Здесь закончился путь
«черной смерти», начавшийся в Китае.
Эта невиданная всемирная катастрофа не только уничтожила многие
миллионы людей, но и отразилась на самых разных областях жизни, сказалась
на морали тех, кто выжил. Так, в Константинополе оставшиеся в живых стали
добродетельнее, богатые раздавали свое имущество беднякам или дарили его
церкви. Богатые пожертвования скапливались в русских монастырях, а в
Германии на деньги, пожертвованные церкви в ознаменование чудесного
избавления от чумы, возводились великолепные храмы. Напротив, горожане
Флоренции и Парижа, любящие прожигать жизнь, считая, что судьба дала им
краткую передышку перед смертью, пустились во все тяжкие. Во Фландрии и на
юге Германии, да и во многих других местах, в гибели людей винили евреев:
говорили, все дело в том, что они отравили колодцы.
Многие считали, что страшное наказание господне обязывает к суровому покаянию. Так, из Венгрии шли толпы женщин, обнажавшихся и бичевавших себя на городских площадях. Местные жители, охваченные религиозным фанатизмом, присоединились к этим шествиям. Эти флагелланты (самобичеватели) уверяли, что тот, кто наложит на себя такое наказание, избежит чумы. На деле выходило наоборот: так, во Фландрии среди самобичевателей потери от болезни были выше; чем среди остального населения.
Многие были охвачены массовой истерией, выражавшейся в плясках до изнеможения. Полуголые люди танцевали в церквах, домах и на улицах, распевая богохульные песни. К танцующим присоединялись тысячи, захваченные их буйством. На день всех святых они собрались в Льеже, чтобы убить там священников и весь причт. Лишь с трудом удалось духовным пастырям предотвратить массовое убийство.
Никакие врачебные меры не помогали против чумы, а строгие гигиенические мероприятия проводились лишь в редких случаях. Некоторые города выставили стражу, которая не пропускала в город никого из тех мест, где бушевала чума, а кое-где, например в Венеции, создали, как мы бы теперь сказали, городские управления здравоохранения. Но в целом чуму ничто не могло остановить, и во многом ее разгул был связан с антисанитарией средневекового города.
«Горожане, не выбрасывайте мусор из своих домов на улицу»
Как, собственно, выглядели немногие крупные города в Европе раннего
средневековья? Рост и развитие городов в XI и XII вв. шли параллельно с
созданием соответствующих фортификационных сооружений, чего требовало
неустойчивое политическое положение стран Европы в то время. Крепостные
сооружения опоясывали город. Число жителей росло, но пространство,
охваченное защитным кольцом, не могло увеличиваться, и так возникла
знакомая нам теснота средневековых городов. Их жителям часто попросту не
хватало воздуха. Положение осложнялось тем, что жители, переселившиеся в
город из окружающих деревень, не желали расставаться со своей живностью.
Гуси, утки, свиньи бродили по переулкам и площадям, загрязняя их. Кроме
того, новоиспеченные горожане поступали со всяким мусором и отходами, как
привыкли в деревне—вываливали их в мусорные кучи, а то и просто выбрасывали
через окно на улицу, не очень-то интересуясь, есть ли под окнами прохожие.
Туда же попадали и экскременты. Улицы поэтому были так завалены всякой
дрянью, что, бывало, члены магистрата не могли пройти в ратушу на
заседание, а настоятели—в свои церкви. Пара ходуль, особенно весной,
считалась необходимой «обувью» каждого горожанина.
Предписания по уборке мусора, принятые во второй половине XV в. в
Нюрнберге, показывают, какую отчаянную борьбу даже в это, уже сравнительно
просвещенное время приходилось вести с такими обычаями.
«В день святой Катарины (23 ноября) городской зодчий должен приказать, чтобы мостовую подмели и навоз и мусор с моста Катарины, от городских ворот у конюшни и фонтанов и от других ворот, где сидит городской рыбак, увезли, дабы люди, приходящие в город на праздник, не огорчались тем, что не подметены улицы, пусть даже вся грязь к этому времени уже замерзнет. Равным же образом городской зодчий должен надзирать, чтобы к рождеству, масленице, во дни, когда из собора выносят реликвии для показа прихожанам, на пасху, троицу и на день святого Зельбальда или вообще когда в город приходит много народа, да и в иные дни года, когда окажется совершенно необходимо, чтобы от аптеки «У проповедников» до ратуши и фонтана, а также у канав в квартале свечников и за ратушей, но более нигде мостовая была подметена, а весь сор и навоз убраны...
На рыночной площади город не обязан ничего делать, понеже тут убирать—обязанность нового госпиталя, который весь год разбрасывает тут грязь. А буде же окажется, что мусор и грязь там слишком долго лежат, а не собирают их в кучи и не увозят, то городской зодчий обязан иметь о том беседу с главным лекарем сего госпиталя».
Не только в Нюрнберге, но и в других средневековых городах стража напоминала жителям:
«Горожане, не выбрасывайте мусор из своих домов на улицу, не
подкладывайте свой навоз к дверям соседей. От вашего дома мусор надо
увозить каждые восемь дней» (так было во Франкфурте-на-Майне, а в
Нюрнберге—каждые четыре дня).
Отбросы — крысы — чума
Средневековое общество в отличие от античного не принимало мер по
защите окружающей среды. Как пишет зоолог, паразитолог и гидробиолог Ханс
Либман, можно выделить три основных недостатка в отношении людей
средневековья к своей окружающей среде: отбросы и мусор накапливались на улицах. Сбор отходов и очистка улиц
проводились недостаточно тщательно, было мало частных и общественных
уборных; не хватало бань; эти антисанитарные условия приводили к эпидемиям. Увеличивалось
количество крыс, что приводило к распространению чумы. Оспа, чума и холера
свирепствовали так, как никогда не бывало в античное время.
«Духовный мир средневековья благодаря деятельности церкви в значительной мере сохранился до наших дней, а технические и гигиенические достижения античности, как и познания в области охраны окружающей среды, в основном были утрачены». Скопления мусора, отходов и экскрементов на улицах средневековых городов создавали идеальные условия для размножения грызунов, особенно крыс. Сохранились счета за уничтожение грызунов, что дает нам возможность представить себе масштабы бедствия. Так, хотя мюнхенский магистрат выплачивал за уничтожение одной крысы всего 1 пфенниг, в 1525 г. было выплачено 28 гульденов за 5985 крыс.
Еще в античные времена и в средние века высказывались подозрения, что
между крысами и чумой существует какая-то связь. Крысы были завезены в
Европу в раннем средневековье, их родина—страны Востока. До XII в. крысы не
были известны в Европе, их завезли с собой возвращавшиеся крестоносцы. По
другой теории, эти грызуны попали в Европу во время великого переселения
народов в 400— 1100 гг. нашей эры. Как бы там ни было, в средневековых
городах крысы нашли для себя идеальное пристанище и уже к концу XIII в.
стали настоящим бедствием. "Во времена Шекспира устанавливались даже дни
всеобщих молений о защите против крыс. Крысолов был важным чиновником
городского управления.
Вслед за черной крысой в середине XVIII столетия к нам пришла серая
(пасюк). Считается, что ее родина—район к востоку от Байкала и Внутренняя
Монголия. Смене более мелкой черной крысы серым пасюком способствовали
местные условия: отсутствие в городах налаженной системы сбора и удаления
отбросов позволило пасюку утвердиться в жилье человека. В этот период в
Центральной Европе, несмотря на войны, чуму и голод, продолжался рост
городов, росло население в них, увеличивалось и количество сточных вод и
всякого рода органических отходов. В XVIII в. одним из основных видов пищи
стал картофель. Этот очень важный экологический момент историки часто
оставляют без внимания, а ведь именно переход с зерна на картофель, можно
сказать, потеснил с ее позиций черную крысу, предпочитающую обитать в
зерновых амбарах. В раннем средневековье возделывание зерновых культур,
строительство деревянных домов с высокими чердаками и зачастую соломенной
крышей благоприятствовали черной крысе. Переход в позднем средневековье к
каменному строительству, выращиванию картофеля, который хранится в
подвалах, а при приготовлении в пищу дает много очисток, ухудшили условия
для черной крысы и способствовали распространению серой.
Опасность для здоровья людей, которую несут с собой крысы, частично объясняется тем, что эти грызуны загрязняют пищевые продукты, а частично тем, что они являются, кроме того, переносчиками заразных болезней. Они могут передавать ящур, грипп лошадей, болезнь Васильева— Вейля (особая форма желтухи), лихорадку от укуса крыс, сыпной тиф и чуму, а кроме того, гельминтов—трихинелл и крысиный цепень.
Распространение чумы связано с распространением крыс, так как возбудитель этой болезни переносится крысиной блохой. Возможен и перенос человеческой блохой. Исследования эпидемии чумы в Венеции (1575—1577 гг.) показали, что инфекция, видимо, распространялась как непосредственно от человека к человеку, так и через блох. Таким образом, плохо поставленная ассенизация городов способствовала в средние века распространению не только крыс, но и различных видов блох».
Чума, получившая название «черной смерти» из-за черных бубонов,
появляющихся на теле больного, долгое время была самой распространенной и
наиболее опасной из заразных болезней. Вплоть до середины XVII в. она
регулярно, чуть ли не каждое десятилетие, появлялась в разных странах и
наносила большой ущерб населению. «Можно утверждать, что появление чумы
было связано с ростом средневековых городов и с недостаточными мерами по
защите окружающей среды в них. С падением Римской империи перестали
соблюдаться существовавшие до того строгие предписания относительно
устранения твердых и жидких отбросов из городов, а вслед за этим появилась
и чума. Впервые она отмечена в III в. нашей эры: эта страшная болезнь с 251
по 266 г. распространилась во многих городах цивилизованного мира. По имени
Киприана, епископа карфагенского, ей дали наименование «чума Киприана»[2].
С 531 по 580 г. летописцы говорят о «Юстиниановой чуме»[3]. В те времена
нередки были наводнения, и крысы, изгнанные водой из затопленных
местностей, сбегались в города, располагавшиеся обычно на возвышенностях.
Города буквально кишели крысами, а с ними появлялись блохи. Наблюдается
общая закономерность: при всех эпидемиях чумы болезнь как бы волнами
распространялась от побережий в глубь суши. Особенно благоприятные для крыс
условия создавались в портовых городах и на побережьях. Быстрое размножение
грызунов побуждало их расселяться подальше от моря, в глубинные районы
суши.
Вряд ли можно теперь себе представить, как бы повернулась история средневековья, если бы не значительные потери народонаселения, связанные с эпидемиями чумы. Так, в 1679 г. только в Вене чума унесла жизни примерно 80 тыс. человек. Примерно столько же потеряла Прага в 1681 г. Во многих немецких городах вымерло тогда более трети населения».
Столь же ужасные последствия вызвало распространение особо опасных болезней—холеры и оспы. Их эпидемии в средние века также были связаны с антисанитарией в старых городах, где дома лепились один к другому.
«Запущенность общественного здравоохранения в средние века была явно связана с недостатком знаний. Многие столетия такие болезни, как чума, оспа, холера, проказа и тиф, оставались серьезнейшей угрозой для человечества, и угроза их наступления была снята с нас лишь сравнительно недавно».
В одном красочном описании Лондона XIII в. говорится об узких улочках,
похожих на тропинки, извивавшиеся между нависшими по обеим сторонам домами.
Посередине каждой из таких улочек в Темзу стекали сточные воды, куда
бросали отходы мясники, сливали ненужное варево кожевенники и мыловары.
Широкая Темза, основной транспортный путь города, играла, таким образом,
роль главного коллектора лондонской канализации. Грязная речная вода
просачивалась в подземные водоносные слои и отравляла колодцы, поэтому
водовозы, поставлявшие горожанам воду из пригородных, чистых колодцев,
никогда не сидели без дела. Многие вместо воды пили вино и пиво. «Всякие
массовые заболевания объясняли «отравлением колодцев», но на самом деле
причиной их были заразные болезни: чума, холера, тиф, оспа».
Еще в начале XVI в. выдающийся гуманист Эразм Роттердамский жаловался в письме к своему врачу:
«Меня поражает и угнетает мысль о том, что вот уже много лет Англия
хронически поражена чумной заразой... Все полы здесь из глины и покрыты
болотным камышом, причем эту подстилку так редко обновляют, что нижний слой
нередко лежит не менее 20 лет. Он пропитан слюной, экскрементами, мочой
людей и собак, пролитым пивом, смешан с объедками рыбы и другой дрянью.
Когда меняется погода, от полов поднимается такой запах, какой, по моему
мнению, никак не может быть полезным для здоровья».
Огромную роль в избавлении городов Европы от чумы сыграл рост санитарии, гигиены и цивилизованности, а также строительство выгребных ям и канализации, хотя на первых порах и примитивной. Гварини[4] еще в 1610 г. жаловался, что в Германии во многих домах еще нет «отхожих мест». Как мы уже говорили, в средние века люди мылись редко, а одежду носили до тех пор, пока она не истлевала.
В этой связи интересно вспомнить слова английского философа, политического деятеля и историка Дэвида Хьюма (1711—1776) о последствиях великого лондонского пожара 1666 г.:
«После великой огненной бури город очень быстро отстроился заново, и строители проследили за тем, чтобы улицы были сделаны более широкими и прямыми, чем до сих пор. Как ни велико было несчастье, его счастливые последствия оказались еще больше, так как после пожара Лондон оказался значительно здоровее. Чума, бушевавшая здесь по два-три раза в век, а в промежутках между крупными эпидемиями таившаяся в каком-нибудь из самых грязных уголков города, со времени этого великого бедствия не появлялась ни разу».
Опыт великих эпидемий во всех странах заставил зодчих и планировщиков учитывать при строительстве городов и жилищ гигиенические аспекты.
Молоко загрязнено мусором
У нас теперь не бывает, чтобы улицы были покрыты толстым, по щиколотку,
слоем мусора и отбросов, как в средневековом городе. Но тот, кто хочет
увидеть своими глазами кусочек средневековья, должен побывать на окраине
турецкого города Измира. И все же Измир покажется образцом чистоты по
сравнению с кварталами бедноты безнадежно перенаселенного индийского города
Калькутты, где в ужасающей тесноте живут миллионы людей и крыс. Даже в
роскошном отеле, переходя из ресторана в холл, я едва не наступил на крысу.
А живописный и крайне интересный для туриста старый город Катманду у
подножия Гималаев в летнюю жару издает такие запахи, что осматривать его
подчас можно, только зажав нос. Да разве и в наших, европейских странах не
приходится зажимать нос, когда имеешь дело с отходами и мусором?
В 1979 г. в Гессенском Риде возникла паника, когда в коровьем молоке были обнаружены следы весьма ядовитого инсектицида ГХЦГ (гексахлорана, или гексахлорциклогексана). По-видимому, коровы заполучили яд с травой: они паслись на лугу, на месте засыпанной землей старой свалки. Здесь крупная химическая фирма когда-то зарыла 120 тыс. т отходов от производства линдана, средства. для защиты растений.
Уже из этого примера видно, что мусор, отходы стали проблемой. Вспомним и о том, что сброс отходов в реки, озера и моря угрожает здоровью окружающей среды. Изменения в нашем образе жизни, рост потребления при быстром росте производства, выпуск товаров ширпотреба, не рассчитанных на долгую службу, рост расходов на упаковку товаров и ее усложнение, переключение промышленности на выпуск предметов одноразового пользования—все эти факторы ведут к увеличению общей массы мусора. Не забудем, что и меры по защите воздуха и воды от загрязнений также способствуют росту количества отходов, с которыми надо что-то делать, тогда как раньше их просто выбросили бы в водоем или атмосферу. Мусор и отбросы, в которых нередко создаются высокие концентрации вредных веществ, представляют собой серьезную угрозу для окружающей среды,
Итак, объем твердых городских отходов, которые мы называем в обиходе мусором, постоянно растет. Приходится постоянно увеличивать и расходы на его устранение. Это уже обходится нам дорого, а будет еще дороже. С другой стороны, возрастают потребности промышленности в сырье и энергии, растут цены на сырье, поэтому вторичное использование отходов становится все более заманчивым с экономической точки зрения. Главное здесь все же—не допустить, чтобы мусор становился опасным для здоровья человека и окружающей среды.
Точных данных о количестве мусора, накапливающегося в ФРГ за год, не существует. В литературе встречаются разные цифры. Разнобой связан с тем, что, во-первых, справочники более или менее отстают от жизни, во-вторых, приводятся лишь оценочные данные. Считают, что гора мусора, растущая год от года, в 1979 г. уже весила 255 млн. т[5]. Почти половина этой массы—119 млн. т.— поступает от индустрии. На этом фоне 25 млн. т., поступающие из домашнего хозяйства, выглядят сравнительно скромно.
Попробуем представить себе, что скрывается за этими цифрами. Такая масса мусора занимает объем примерно в 200 млн м3. Чтобы перевезти гору, накапливающуюся за год, потребовалось бы 2,7 млн довольно больших грузовиков. Сцепленные в один автопоезд, они более 40 раз покрыли бы расстояние от Кельна до испанской границы. Еще одно сравнение: этим мусором можно было бы покрыть Боденское озеро слоем толщиной 65 см, а ведь площадь озера— 5399 км2 !
При экономике, определяющейся многими нехватками, как было в прошлом,
мусора практически не возникало. Почти все отходы собирались и по
возможности снова пускались в дело. В нашем так называемом обществе
изобилия, обществе однократного потребления, рядовой потребитель быстрее,
чем раньше, склонен выбрасывать старые, уже послужившие ему вещи.
Стеклянные и пластмассовые бутылки, упаковочный материал самого разного
рода, отслужившие автомобили, все лишнее, сломанное, ненужное сегодня
просто выбрасывают, так как ремонт нередко обходится дороже покупки новой
вещи.
«Экономическое чудо»—бурное послевоенное развитие промышленности в
ФРГ—привело к лавинообразному росту масс мусора и отходов. Изменились и
психология, и техника, и торговля. Кто будет в наши дни собирать кухонные
отбросы, чтобы, скажем, кормить ими кроликов? Как использовать для
отопления наших обогреваемых радиаторами квартир бумажные и деревянные
отходы? Растет количество магазинов самообслуживания, и одновременно растет
количество упаковочных материалов, в которые заворачивают фасованные
товары. Объем отходов значительно увеличился после перехода на бутылки
однократного пользования. С 1970 по 1980 г. в ФРГ скопилось столько мусора
и отходов, что собранные в одну кучу, они составили бы гору высотой с
Маттерхорн в Альпах—4505 м!
Местами положение близко к катастрофическому
Вопрос «куда деть мусор?» становится все более актуальным. Обычный в
прошлом метод—собирать все отходы на свалках, расположенных, как правило,
вблизи населенных пунктов (усовершенствованные свалки специалисты называют
«полигонами»),—уже становится невозможным. Свалки недопустимы с точки
зрения не только эстетики ландшафта, но и санитарно-эпидемиологических
условий. Как сообщает Союз охраны вод ФРГ, лишь немногие свалки страны
изучены в отношении безопасности для грунтовых вод. Там, где захоронение
отходов поставлено плохо, ядовитые вещества со свалки могут просачиваться в
подземные воды. Считают, что ежегодно в ФРГ около 250 тыс. т разного рода
солей вымывается со свалок осадками и просачивается в грунтовые воды.
По данным министерства внутренних дел ФРГ, в 1980 г. в большинстве
домашних хозяйств страны (более 90%) мусор удалялся и вывозился
централизованным способом. По сравнению с 1970—1971 гг. эта доля выросла
более чем на 15%. В настоящее время средний гражданин ФРГ «образует» за год
150—350 кг домашнего мусора и отходов, или по объему,—1—1,6 м3. В 80-х
годах эта масса вырастет до 300—500 кг (2,5 м3)[6].
За последние годы сильно изменился состав бытового мусора, что создало новые проблемы для тех, кто его вывозит. Важные составные части бытового мусора— кухонные отбросы, печатные материалы и упаковочная бумага, пластмасса, текстиль, дерево, кожа, стекло, камни, металлы и всякие мелкие примеси. Основной компонент мусора в настоящее время—упаковочный материал: бумага, пластики, металл и стекло (особенно бутылки и банки однократного пользования). В современном бытовом мусоре (включая и мусор от мелких кустарных и ремесленных мастерских, собираемый и вывозимый часто вместе с бытовым мусором) нет или почти нет золы. Это связано с переходом с угольного отопления на газовое и нефтяное.
Мусор, поступающий от 75% семей ФРГ, к концу 1975 г. оказывался на 4400
свалках, где захоронялся в земле. В 1980—1985 гг. планировалось, как
сообщало министерство внутренних дел, при той же численности населения
централизовать полигоны для захоронения отходов и сократить их число до
450. Мусор и отбросы от 22% семей попадали в 33 мусоросжигательные
установки, а остальной мусор перерабатывался в компост на 21 предприятии.
Но уже в 1978 г. число мусоросжигательных установок выросло до 43, где
уничтожалось около 5,8 млн т бытового мусора, то есть около 28% его общего
количества.
В 1973 г. сжигалось менее 10% мусора. Кроме того, тогда насчитывалось около 50 тыс. «диких» свалок. Особенно много их было на окраинах крупных городов. Свалки угрожали здоровью населения, создавая опасность загрязнения подземных вод.
Вот как описывалось положение со сбором и удалением мусора из городов
ФРГ в брошюре В. Лютценкирхена «Преступление без судьи», появившейся в 1972
г.:
«В Гессене мусор из домов четырех миллионов жителей свозится на
полигоны или к мусоросжигательным установкам. Мусор от 2,9 млн. жителей в
2400 мелких населенных пунктах накапливается на свалках устаревшего типа,
крайне сомнительных в гигиеническом отношении». По данным гессенского
министерства сельского хозяйства, эти «устаревшие» свалки портили вид
ландшафтов и не предотвращали попадание вредных веществ в окружающую среду.
Так, в качестве «диких» свалок использовались выработанные карьеры,
оставшиеся после добычи гравия. Здесь размножались крысы, склоны котлованов
были усеяны отбросами и мусором. Министерство констатировало: «Такие свалки
сильно загрязняют грунтовые воды»»[7].
Как сообщал далее Лютценкирхен, исследование, проведенное в Рурской
области, показало, что положение с мусором в этом большом районе ФРГ можно
назвать катастрофическим. В плотно населенном промышленном районе от
Дуйсбурга до Дортмунда только 4% отходов устранялось тогда «по правилам»,
то есть без ущерба для окружающей среды. «В Рурской области (5,6 млн.
жителей) ежегодно образуется 21 млн. т. мусора, в том числе 3 млн.
т.—бытовых отходов и 18 млн. т.—с промышленных и мелких кустарных
предприятий. Из этого количества только 850 тыс. т удается устранить без
вреда для окружающей среды. Используются пять полигонов, две
мусоросжигательные установки и одна установка для компостирования. 96%
мусора в Рурской области попадает в более чем 80 мусорных отвалов,
занимающих все большую площадь.
В Руре и так не хватает чистой воды и свежего воздуха, а такое положение с устранением мусора только ухудшает их состояние. Можно предвидеть, что лавина мусора будет расти: в 1980 г. только из домашнего хозяйства поступит 4,25 млн. т. отходов. Чтобы улучшить положение в этом главном угледобывающем районе ФРГ, придется затратить примерно 140 млн. марок. Потребуется создать не менее 17 крупных проектов мусороперерабатывающих заводов или установок, где мусор будет либо сжигаться, либо компостироваться, а также обустроить крупные современные свалки (полигоны).
Проблема мусора коснулась и земли Рейнланд-Пфальц. В этой сравнительно слабо населенной, известной своими лесами и виноградниками области ФРГ существует около 5 тыс. свалок, и почти все они вызывают опасения из-за своего антисанитарного состояния. В будущем их заменят 95 крупных полигонов. Плохо организован в ФРГ и вывоз мусора: в районе Трира почти 40% населения не охвачено централизованной системой вывоза мусора.
ФРГ задыхается не только в своем, но и в чужом мусоре. Соседние страны вывозят в страну немалое количество отходов. Так, в 1970 г. из-за границы поступило не менее 38 тыс. т. мусора[8].
Из Швейцарии привезено 13,7 тыс. т.—в основном отходы фармацевтических фирм (прежде всего «Сиба-Гейги», «Сан-доз», «Ла-Рош»), из Франции—6,6 тыс. т. О голландской доле сведений нет. Во всяком случае почти 31 тыс. т. иностранного мусора сожжено или захоронено с соблюдением всех предосторожностей, более 7 тыс. т. просто свалено «на природу». Среди грузов, поступивших из-за границы,— отходы калийных солей, цинковый шлам, нашатырь. Все это вещества, опасные для окружающей среды».
Конечно, со времени выхода в свет этой книги кое-что изменилось к
лучшему. Однако и в 1980 г. министерство внутренних дел ФРГ констатировало:
«Проблема твердых бытовых отходов в основном сейчас решена, но обработка и
устранение некоторых особых видов мусора в отдельных районах ФРГ еще
вызывает затруднения. Не хватает специальных установок».
Улучшение положения связано прежде всего с тем, что за прошедшие годы были приняты законы об устранении мусора—как общий, федеральный, так и отдельные, земельные. Программа, разработанная правительством ФРГ, направлена на уменьшение общих количеств безвозвратных отходов и увеличение масштабов переработки, а также вторичного использования мусора. Из него получают энергию и сырье для промышленности.
Сырье и энергия из мусора
Для захоронения твердых отходов требуется все больше места, и это даже при том, что часть мусора сжигается. Ведь не всякий мусор горит, и не все, что горит, можно сжигать без риска для окружающей среды.
Только домашнее хозяйство ФРГ ежегодно поставляет около 25 млн. т.
отходов. Эту гору объемом в 100 млн. м3. можно по высоте сравнить с
Цугшпитце[9], а по площади основания—с Олимпийским стадионом в Мюнхене. Как
уже говорилось, лишь 22% всего мусора сжигается, 3% компостируется,
остальное же просто сваливается за городом. На хранение мусора ежегодно
уходит 3 млн. м2 земли (данные Высшей технической школы в Аахене). И это не
считая 119 млн. т. твердых отходов, которые ежегодно поступают от
промышленности, торговли и ремесел!
Дело не только в том, что свалки портят ландшафт, отравляют грунтовые воды и заражают воздух. Мусор состоит отнюдь не из одних ядов и грязи; в нем содержатся многие ценные вещества, не находящие себе применения. Так, по исследованию западногерманского ведомства окружающей среды, в бытовом мусоре Гамбурга содержатся 30% органических веществ, пригодных для приготовления компоста, 23,1%—бумаги и картона, 22,7%—стекла, 19,7%— пластмассы, кожи, дерева и других веществ и 4,5%— металлов[10].
Иными словами, мы ежегодно выбрасываем 4,6 млн. т. бумаги (а ведь для производства такого количества пришлось бы срубить около 60 млн. деревьев!), 4,5 млн. т. стекла и 900 тыс. т. металлов. Так обстоит дело только с бытовым мусором. Но мы не только выбрасываем ценное сырье, мы еще и немало платим за такую расточительность: по данным правительства ФРГ, сбор, вывоз и захоронение мусора обходятся ежегодно в круглую сумму—2,5 млрд. марок!
А ведь многие из отходов можно было бы снова пустить в дело. По расчету профессора Гейнца Хоберга из Высшей технической школы в Аахене, каждая тонна твердых бытовых отходов могла бы принести доход в 27 марок. Если считать, что в год мы выбрасываем 25 млн. т., то общая сумма в среднем составит 675 млн. марок: небольшие колебания суммы будут зависеть от положения с транспортом и цен на сырье. И эти деньги можно было бы заработать, не только не нанеся ни малейшего вреда окружающей среде, но, напротив, улучшив ее состояние.
Хоберг и его сотрудники разработали экспериментальную установку,
загружая в которую с одной стороны мусор, можно с другой получать аккуратно
рассортированные бумагу и картон, а также стекло (разобранное по цвету),
металлы (разделенные на магнитные и немагнитные) и всякие вещества,
пригодные для получения компоста. Непригодно для повторного использования
лишь около 10% мусора—это камни, отходы керамики и некоторые пластмассы.
Как и прежде, их приходится закапывать. Все остальное возвращается в
промышленный круговорот.
Тема вторичного использования сырья и выделяющейся энергии все
оживленнее обсуждается общественностью со времен энергетического кризиса и
с тех пор, как стали сокращаться естественные запасы многих видов сырья.
Почти везде проводится сбор металлолома, старых тряпок, макулатуры. Но
систематический сбор утиля в больших объемах ведется в ФРГ лишь в последние
несколько лет. Почему, собственно, мы не имеем в каждом городе больших
установок, подобных экспериментальной установке профессора Хоберга? Совет
экспертов по проблемам охраны окружающей среды при министерстве внутренних
дел ФРГ отвечает на этот вопрос так:
«Слишком трудно получить разрешение местных властей на создание в городе каких-либо предприятий по переработке мусора. Главная проблема здесь—сопротивление общественных и политических деятелей на местах. Многие группы, искренне полагающие, что, противясь созданию в своем городе установок по переработке мусора, они защищают окружающую среду, на самом деле лишь создают дополнительные проблемы».
Хотя сказанное относится главным образом к мусоросжигательным
установкам, определение места для строительства первого в ФРГ
мусороперерабатывающего завода по образцу небольшой установки профессора
Хоберга встретило подобное же сопротивление со стороны широкой публики. В
конце концов принять такой завод согласился городок Дуслинген недалеко от
Дуйсбурга. Строительство финансировали западногерманское министерство науки
и техники и правительство земли Баден-Вюртемберг. Завод был построен в 1981
г.
Завод по переработке мусора в Дуслингене— экспериментальное предприятие, перед которым ставилось несколько целей: разработка и проверка организации строительства и функционирования подобных заводов, а также проблемы продажи сырья, полученного из мусора; крупномасштабное испытание новых методов переработки мусора, ранее проверенных только на небольших установках, а также дальнейшее совершенствование уже известных методов; пропаганда применения сырья, полученного из отходов, в промышленности; сбор и документирование технологического, производственного и экономического опыта, в том числе опыта по продаже переработанного мусора.
Мощность завода—300 т. мусора в сутки (75 тыс. т. в год) при односменной работе, или около 600 т. в сутки (150 тыс. т. в год)—при двухсменной. Перерабатывается бытовой мусор, а также близкие к нему по составу промышленные отходы. Цех компостирования перерабатывает и осадок сточных вод. По сравнению с классическими способами устранения мусора—захоронением на полигонах, компостированием и сжиганием—новый завод представляет собой более безопасную для окружающей среды и одновременно более экономичную систему. Строительство этого первого в своем роде предприятия обошлось в 47 млн. марок, из которых 37 млн. предоставило федеральное правительство и 10 млн.—правительство земли[11].
Пока основным стимулом к созданию мусороперерабаты-вающих заводов
является забота об окружающей среде. Но со временем на первый план выйдет
стремление хотя бы частично вернуть производству ценные и все дорожающие
сырьевые материалы. Какой метод переработки мусора будет в конце концов
принят, зависит в значительной степени от цен на сырье и стоимости
переработки. В отдельных отраслях переработки мусора во вторичное сырье
достигнуты крупные успехи. Например, мусоросжигательная установка порта
Роттердам, крупнейшая в Европе, а может быть, и в мире, снабжает химическую
промышленность города дистиллированной водой, получаемой при сжигании.
Ежедневно здесь уничтожается свыше 3 тыс. т. мусора.
В Изерлоне мусоросжигательная установка снабжает город горячей водой и электроэнергией.
«Мы выбрали пиролизный метод переработки мусора потому, что он обещает
стать дешевым и не отравляющим природу способом устранения отходов»,—сказал
30 апреля 1980 г. министр сельского хозяйства и окружающей среды земли
Баден-Вюртемберг, выступая в заброшенном песчаном карьере близ Алена. Там
строится крупная экспериментальная установка для так называемого
низкотемпературного пиролиза мусора. Здесь из бытового мусора будут
получать тепло, электроэнергию и кокс.
Если опыты покажут, что новый метод выгоден, то вскоре в том же районе будет построен вдвое более крупный завод, который обеспечит теплом и энергией больницу на 480 коек и училище на 4 тыс. учеников.
Инженер Карл Кинер, работая над новой конструкцией карбюратора и
двигателя внутреннего сгорания, нашел способ превращать при сравнительно
низкой температуре горючие отходы в кокс. Это так называемый
низкотемпературный пиролиз (в переводе с греческого—«разрушение огнем»).
При пиролизе химические соединения разрушаются или преобразуются
нагреванием (в условиях отсутствия кислорода), причем получается смолисто-
угольная масса. Новый метод заинтересовал специалистов по санитарной
очистке городов в разных странах. Было испытано немало установок пиролиза
мусора, основанных на -разной технике. Несколько таких установок работают в
Рурской области и в Гамбурге.
В установке Кинера размельченный мусор, как и при других методах, нагревается во вращающемся барабане без доступа воздуха, но температура нагрева здесь сравнительно невысока. Образующиеся газы и пары улавливаются и перерабатываются примерно так же, как пары нефти на нефтеперерабатывающем заводе. Остальные вещества обугливаются в барабане, нагретом до 450°, почти как в печи углежога.
Выделяющиеся газы очищаются и нагреваются, причем длинные молекулы углеводородов, например пластмасс, разрываются на короткие цепочки таких веществ, которые можно употреблять в качестве горючего или сырья для химической промышленности. При охлаждении этих газов и паров образуются летучие масла, которые могут быть использованы для отопления или как горючее для двигателей. Конденсирующаяся при этой сухой перегонке вода настолько чиста, что может непосредственно поступать в канализацию.
Горючие газы Кинер собирает для того, чтобы приводить в действие газовый двигатель, вращающий электрогенератор. Треть энергии, получающейся при пиролизе мусора, превращается здесь в электроэнергию. Две трети уходят с охлаждающей водой и выхлопными газами. Вода используется для отопления здания, а выхлопные газы разогревают новую порцию мусора, поступившую в барабан. Пропадает лишь небольшая часть энергии: кпд установки приближается к 80%. Для сравнения отметим, что атомная электростанция превращает в полезную энергию 34% энергии, содержащейся в топливе, угольная электростанция—40%, а водяная турбина переводит в электроэнергию 90% энергии падающей на нее воды.
По расчету Карла Кинера, в 1976 г. в ФРГ терялось около 72% энергии, применявшейся для производства электричества[12]. Пиролизный завод улучшает это положение. Запроектирован более крупный завод рядом с больницей и училищем, которые он должен обогревать и снабжать энергией. (Но ни пациенты, ни ученики не будут страдать от такого соседства, разве что им помешает шум мусоровозов, доставляющих на завод сырье.) При 7 тыс. рабочих часов в год эта «мусорная электростанция» даст 20 млн. кВт-ч, что сэкономит около 7 тыс. т. жидкого топлива.
Пиролизные установки в отличие от обычных мусоррсжи-гателей могут перерабатывать практически любой горючий материал—от осадка сточных вод и старых шин до отходов пластмасс, тряпок, остатков торфа и древесины. И конечно, может идти в дело обычный бытовой мусор. Единственный остаток после переработки—зола, объем которой составляет всего около 12% исходного объема мусора и ее легко захоронить на полигоне.
Пиролизная установка рентабельна уже для населенных пунктов с одной тысячью жителей.
Однако необходимо предостеречь от слишком больших надежд на мусор как источник энергии. Обычный мусор имеет слишком малую теплотворную способность. И все же можно утверждать, что использование мусора как вспомогательного источника энергии будет полезным. Мусор многих крупных городов по теплотворной способности приближается к бурому углю. Если мусор больших городов будет полностью сжигаться, за его счет можно будет удовлетворить около 8% общей потребности города в энергии. Если же тепло от мусора не превращать в электроэнергию, а использовать непосредственно для отопления, можно будет удовлетворить также примерно 8% потребностей в отоплении и горячей воде.
Несколько цифр о санитарной очистке городов и вторичном использовании отходов
Автомобиль у нас и любят, и проклинают. Даже когда он отъездит свое и идет в лом, хлопоты не кончаются. Еще несколько лет назад в некоторых странах приходилось законодательным путем обязывать людей, расставшихся с отслужившей машиной, не бросать ее просто на улице. Сейчас же за такие машины происходит конкурентная борьба. Автомобиль поддается почти полной утилизации, причем выгодной для промышленников и полезной для природы. И когда автомобиль работает, и когда отслужит свое, он, является источником ценного вторичного сырья. Имеются в виду шины, отработанное масло, старые аккумуляторы, металлические детали. Приведем несколько цифр об их использовании.
В ФРГ легковой автомобиль служит в среднем девять лет, так что ежегодно идет на слом свыше миллиона машин.
В 1980 г. было отправлено на лом около 1,62 млн. старых автомобилей общим весом примерно 0,81 млн. т.
Автомобили, сданные в утиль, либо прессуются в пакеты («лепешки»), либо разрезаются. В первом случае металлический лом значительно загрязнен разными примесями, во втором—он более чист, так как при разрезании неметаллические части в основном отсортировывают. Лом передается металлургам.
Старые шины скапливаются главным образом в мастерских, где производится замена шин, на бензоколонках, в гаражах, на кладбищах автомобилей. В ФРГ ежегодно собирается около 340 тыс. т шин, из них 90 тыс. т подвергаются восстановлению (наращивают протекторы), 50 тыс. т используются как вторичное сырье, а 200 тыс. т уничтожаются, то есть сжигаются или захороняются.
В последнее время найдены новые возможности для использования старых шин. Одна из них, особенно ценная в периоды роста цен на нефть,—пиролиз шин. При высокой температуре резина шин разлагается на горючий газ, жидкое горючее, сталь и сажу, а эти материалы могут быть полезными. Шины можно использовать и как горючее, например, в цементной промышленности, где они заменяют дорогостоящее топливо. Старые шины пригодны и для многих других целей, например для строительства дамбы, из них можно делать основание дорог, шумозащитные стены вдоль шоссе. Их опускают связками в море, чтобы в качестве искусственных рифов они служили местами размножения рыб. Из старых шин получают гранулы резины, используемые для покрытия полов и для сооружения беговых дорожек на стадионах, для прессования звукоизоляционных плит и резинотехнических изделий. Эти гранулы, кроме того, вводят в состав бетона и битума при строительстве дорог.
Еще несколько лет назад в ФРГ устранение отработанного автомобильного смазочного масла было проблемой, так что приходилось часть прибыли, полученной от продажи нового масла, направлять на оплату расходов, связанных с уничтожением старого. Теперь разработаны способы использования этого масла как топлива и регенерации его, позволяющей снова применять его для смазки.
Так, в 1977 г. в стране было собрано 527 тыс. т отработанного масла. Из них 303 тыс. т регенерировали для дальнейшего использования, 30 тыс. т сожгли, 185 тыс. т уничтожили с соблюдением установленных правил и, по- видимому, около
9 тыс. т уничтожили без соблюдения природоохранных мер. Согласно закону, масло, скопившееся в количествах, превышающих 200 л, должно передаваться для уничтожения специализированным предприятиям.
В использовании и уничтожении отработанного масла имеются большие успехи. Напимер, в 1972 г. почти 9% всего отработанного масла было уничтожено неконтролируемыми способами, причем, вероятно, был нанесен ущерб окружающей среде, а в 1977 г. таким образом было уничтожено всего менее 2% общей массы. Это связано главным образом с тем, что сильно выросли объемы регенерации масла, оно стало использоваться гораздо полнее.
Уже в 1979 г. каждый десятый литр масла, заливаемого в ФРГ в
автомобильные двигатели, был получен из отработанного масла. Оно ничем не
уступает свежему и отвечает всем обычным техническим требованиям.
Регенерацией отработанного масла занимаются десять фирм, располагающих
одиннадцатью установками для переработки смазочных масел. В 1979 г. в ФРГ
было продано 1,2 млн. т. смазочных масел, из них было собрано 574 тыс. т
отработанного масла.
Для получения 500 т регенерированного масла требуется израсходовать 1
тыс. т отработанного или же переработать 5 тыс. т сырой нефти, так что
экономия весьма существенная. Поэтому предприниматели стараются сохранить
как можно больше отработанного масла, не допуская его сжигания.
Регенерированное масло продается, как правило, вдвое дешевле нового.
«Не будь глупцом, выбирай бутылку!»—такими плакатами, развешанными в
крупных продовольственных магазинах трех городов—Кельна, Дюссельдорфа и
Бонна, молочная компания «Рейнланд» старалась побудить покупателей брать с
полок не популярные в последнее время картонно-пластиковые пакеты, а
старомодные стеклянные бутылки с молоком или хотя бы их новейший
вариант—пластмассовые бутылки, небьющиеся и способные совершать
многократные обороты между молокозаводом, магазином и домом потребителя.
Этой рекламной акцией, поддержанной правительством, компания пыталась
уменьшить объем городского мусора, а к тому же сэкономить сырье и энергию.
Покупателям раздавались листовки, в которых разъяснялось, что в стране
накапливаются огромные горы молочных пакетов и положение становится
угрожающим. Ежегодно в стране продается 3 млрд л молока, причем более 99%
этого количества—в упаковках однократного пользования. В обычные стеклянные
бутылки разливается менее 1% молока.
Раньше молоко продавали только в стеклянных бутылках, но с наступлением
эры пластмасс бутылка сменилась упаковками однократного пользования.
Покупатель просто выбрасывает пустой пакет, а магазинам не приходится
возиться с 'залоговой стоимостью и с приемом пустых бутылок. Но сейчас
торговля и промышленность стараются вернуться к обычной бутылке, так как
сырье для молочных пакетов—бумага и нефть—все дорожают.
Горы мусора увеличивает и так называемая одноразовая стеклянная
бутылка. вследствие быстрого экономического роста, наблюдавшегося в ФРГ в
1950—1970 гг., среди населения стала распространяться "мода на
выбрасывание», совершенно чуждая прежним поколениям. Соображения типа «ведь
эта вещь стоила денег, она еще может послужить, зачем же ее выбрасывать?»
вдруг стали казаться «старомодными», «бабушкиными». Сделать новую вещь, по
мнению многих, проще и дешевле, чем исправить небольшую поломку старого
изделия. И вот среди прочих новшеств появились стеклянные бутылки
однократного пользования, которые в отличие от старой бутылки, рассчитанной
в среднем на 40 наполнений, предназначены для мусорной кучи сразу же, как
только такая бутылка опустошена.
Руководитель гамбургского управления санитарной очистки города
подсчитал еще в 1970 г., что только введение таких одноразовых бутылок
заставило городские власти Гамбурга закупить 58 тыс. лишних мусорных
контейнеров объемом по 110 л, 23 новых мусоровоза, а также нанять 140
мусорщиков. Итак, одноразовая бутылка, восхваляемая промышленностью за
«дешевизну», оказалась причиной лишних поборов с горожан.
В твердых бытовых отходах, полученных в стране в 1975 г., около 2,6 млн
т составило стекло. Теоретически все стеклянные заводы могут принять для
переплавки около 20% этой массы. В 1979 г. вторичному использованию
подверглось в общей сложности 410 тыс. т старого стекла. Эта доля должна
повышаться. Чтобы вторичное использование стекла стало выгодным, необходима
предварительная сортировка в местах сбора. В некоторых городах страны во
дворах уже ставят отдельные контейнеры для цветных и бесцветных бутылок. В
1978 г. 80 частных предприятий по сбору утиля, собирая старое стекло в
примерно 15 тыс. контейнеров, сотрудничали с заводами, выпускающими
стеклотару.
В этой связи интересен эксперимент, проведенный в августе 1980 г.
эссенским филиалом фирмы «Кока-кола» и химической фирмой «Хехст» (Франкфурт-
на-Майне). В Северном Рейн-Вестфалии начали вводить в пользование
двухлитровую бутыль из полиэфирной пластмассы, за которую покупатель платит
30 пфеннигов, возвращаемых ему при сдаче пустой бутылки. Правда, собранные
пластмассовые бутылки не наполняются вторично кока-колой, так как не решена
проблема мытья таких сосудов. Но и в мусор они не идут. Пластмасса идет в
переплавку, при которой теряется всего 20% ее массы. Из полученной
пластмассы можно отливать под давлением различные детали или предметы
ширпотреба, или, проведя ее через многоступенчатую переработку, превратить
в волокна и нити, из которых делают, например, дамские блузки или мужские
сорочки.
Заключение
С проблемой мусора тесно смыкается проблема устранения канализационного ила (осадка сточных вод). Коммунальных очистных сооружениях сточные воды от одного горожанина за год образуют 480 л. ила со средней влажностью 5%. Это дает по стране за год 42—45 млн. м3 свежего влажного ила. После обработки влажность ила уменьшается до 5%, а объем—до 24—30 млн. м3. Когда вся страна будет охвачена современными системами механическо-биологической очистки сточных вод, бытовые сточные воды будут давать в год 50 млн. м3 осадков, а промышленные— 30 млн м3. Такую массу надо будет переработать, не нанося ущерба окружающей среде, причем ценные его компоненты—органические соединения, фосфор и азот—вернуть в биологический круговорот. Необходимо будет повысить использование осадка сточных вод в сельском хозяйстве, куда ныне идет около 40% всего количества. Но для этого придется улучшить качество осадка, добиться устранения из него ядовитых веществ.
Рациональное использование и обезвреживание мусора и других твердых
отходов наряду с охраной чистоты воды и воздуха, а также с борьбой за
тишину—одна из важнейших задач охраны природы. Укажем на многообещающий
новый путь, ведущий к решению этой задачи. В ноябре 1980 г. всеобщий
интерес вызвало сообщение из Стэнфордского научно-исследовательского
института (США) о том, что в сотрудничестве со Стэнфордским университетом
здесь выведены особые микробы, способные уничтожать ядовитые отходы. В
перспективе такие микробы могут содержаться в специальных замкнутых
«биореакторах», куда им в качестве пищи будут подаваться вредные отходы. А
может быть, такими микробами будут засевать особо загрязненные участки
почвы или водоемы.
Список использованных источников
1. Г. Хефлинг «Тревога в 2000 году», М.: «Мысль», 1990
2. Э. Гордлин «Экология мира», М.: «Наука», 1991
3. Радионов С. К. и др. «Что такое мусор», М.: «Химия», 1991
4. Гомарович Э. С. «Чем дышит город», М.: «Химия», 1990
-----------------------
[1] Цитируется по изданию: Боккаччо Дж. Декамерон / Пер. с ит. А.
Веселовкого. М.. 1955.
[2] Этот епископ, скончавшийся в 258 г. н. э. (год рождения неизвестен),
оставил трактат о чуме.
[3] Эпидемия началась в годы правления византийского императора Юстиниана.
[4] Джованни Баттиста Гварини (1538—1612)—итальянский поэт, историк и
педагог.
[5] Ныне эта «гора» не уменьшилась. В середине 80-х годов она, по самым
скромным оценкам (они не могут быть однозначными), составляла 250 млн т
(Der Spiegel. 1986. N 50. S. 44; Suddeutsche Zeitung. 1987. 30. XII).
«Шпигель» констатировал, что мощности западногерманских свалок и
мусоросжигательных установок почти исчерпаны. Проблема размещения новых
свалок в стране крайне сложна, так как «никто не хочет иметь вблизи дома
«особые отходы», содержащие токсичные вещества» (FAZ. 1987. 22.Х).
«Экспортные возможности» также сильно сократились: например, в 1986 г.
Австрия отказалась принять на свои свалки содержащие диоксин отходы из
земли Гессен;
ухудшились эти возможности и в других странах, принимавших часть подобного
экспорта. Известная международная экологическая организация «Гринпис» и
датские рыбаки энергично протестовали недавно против сжигания части
западногерманских отходов в Северном море на специально построенных судах
«Веста» и «Вулкан II».
Особую опасность представляют так называемые особые отходы, тем более
что это понятие юридически не определено и его содержание весьма
проблематично. В ФРГ оно соответствует массе вредных веществ величиной 4,8
млн т—больше, чем в любой западноевропейской стране, во Франции—2 млн т, в
Великобритании—1,5 млн т (Suddeutsche Zeitung. 1987. 10. Ill); максимальная
же оценка их доли выражается огромной цифрой—105 млн т (Suddeutsche
Zeitung. 1987. 30. XII). Министр по делам окружающей среды ФРГ сообщил, что
в ФРГ не хватает десяти крупных мусоросжигательных установок (FAZ. 1987.
22. X).
[6] Предсказание это полностью осуществилось: масса домашних отходов в 1987
г. составила 30 млн т, то есть выросла до 500 кг на душу населения (оно
насчитывает почти 60 млн человек).
[7] Положение с «дикими» свалками, видимо, не улучшилось за последние 10—15
лет. «Штерн» констатировал, что почти 40% всех свалок с отходами не
удовлетворяют даже минимальным стандартам безопасности (Stern. 1985. N 10.
S. 83.).
[8] Эта цифра не сравнима с массовым «экспортом» отходов, который в 1986 г.
составлял 1 млн. т. (Der Spieqel. 1986. N 50. S. 44).
[9] Цугшпитце—гора высотой 2968 м. на границе ФРГ и Австрии.
[10] Город—земля Гамбург, традиционно имеющий социал-демократическое
правительство, окружен землями Шлезвиг-Гольштейн и Нижняя Саксония, где
имеются достаточные площади для складирования отходов. Однако правительства
этих земель по политическим причинам не только не хотят предоставлять
Гамбургу какие-либо площади, но и пытаются препятствовать вывозу из него
отходов через свою территорию (Der Spiegel. 1986. N 50. S. 44).
[11] Мусороперерабатывающий завод восточнее Гамбурга—
Штапельфельд—обошелся дороже, в 98 млн. марок, хотя по мощности он уступает
заводу в Дуслингене. Завод производит впечатление очень чистого в
экологическом отношении предприятия.
[12] Это утверждение малопонятно. В последнее десятилетие ФРГ добилась
больших успехов в экономии электроэнергии и проведении энергосберегающей
политики в целом. Потребление первичных источников энергии начиная с
середины 70-х годов (энергетический кризис) сокращалось при заметном росте
валового национального продукта.