Санкт-Петербургский Гуманитарный Университет Профсоюзов
Реферат:
Охранительно-консервативная деятельность церкви.
Выполнила студентка
факультета культуры
II курса 4 группы СКД
Березина О.А.
Преподаватель: проф. Соколов А.В.
Санкт-Петербург
2002
Содержание
1. Введение. с.2-3
2. Еретические учения XIV-XVI веков и борьба с ними. с.4-6
3. Антиеретические соборы русской православной церкви в XVI веке. Стоглавый Собор.
Ересь Башкина и Косого. с.7-9
4. Распространения невежества среди духовенства. с.10-11
5. Отчуждение духовенства от европейского Возрождения с.12-16 и Реформации.
6. Заключение. с.17
7. Литература. с.18
1. Введение
XIV – XVI века характеризуются в русской истории как период возвышения
Московского княжества, начала объединения русских земель вокруг Москвы,
складывания Централизованного Русского государства, усиления самодержавия в
попытке подорвать авторитет церкви.
Значительный успех в объединительной деятельности московских князей заключается и в том, что политический центр их княжества – Москва – со временем получил значение церковной столицы Руси.
Перенесение престола митрополита в столицу Московского княжества имело
серьезное последствие для его судеб. Во-первых, нити церковной жизни,
далеко расходившиеся по Руси от центра православной церкви, соединяли
теперь ее области с Москвой и облегчали объединительную деятельность
московских князей. Во-вторых, православная церковь, которая пользовалась
данными ей монгольскими ханами привилегиями, обладала большими
материальными богатствами, которые теперь стали стекаться в Москву,
способствуя ее экономическому усилению. Это обстоятельство также облегчало
московским князьям собирание соседних земель. В-третьих, факт перенесения
митрополичьей кафедры в Москву произвел большое впечатление на население
Руси, оно стало смотреть на действия московских князей, авторитет которых
поддерживался самим митрополитом, с большим доверием. И, наконец, в-
четвертых, московские князья получили в свои руки аппарат, ветви которого
расходились далеко за пределы их княжества, аппарат, который проводил в
соседних княжествах подготовительную работу, способствующую их объединению
с Москвой.
Несколько слов об исторической оценке деятельности православной церкви в этот период. В деятельности любой религиозной организации есть две стороны, два направления. И хотя в жизни они очень тесно переплетены, их всегда следует отличать. Во-первых, церковь предстает перед нами как религиозная организация, распространяющая религиозное, ненаучное мировосприятие. Во-вторых, церковь является политической организацией, которая выполняет в классово-эксплуататорском обществе функцию идеологической защиты власти правящих классов, идеологического оправдания политики этих классов.
Церковь как идеологическая организация, пропагандирующая ненаучное, религиозное мировоззрение, как организация, ставящая между человеком и действительностью стену в виде мифического бога, заставляющая человека понапрасну растрачивать силы для достижения несуществующей загробной жизни, всегда играет реакционную роль. Идеи смирения, не сопротивления, суетности единственно реальной земной жизни, "примирения с существующим положением в классово-эксплуататорском обществе всегда консервативны, они мешают прогрессу, тормозят его.
Сложнее обстоит дело с оценкой политической деятельности церкви.
Религиозные организации, как политические силы, всегда представляют собой
идеологический аппарат того или иного класса. И оценка их участия в
общественной жизни — вообще или в данный момент— всецело зависит от того,
какое место и какую роль в общественной жизни играет класс или социальная
группа, интересы которой выражает данная религиозная организация.
Политическая деятельность религиозной организации может быть оценена как
прогрессивная или реакционная в зависимости от того, прогрессивна или
реакционна деятельность класса, выразителем интересов которого является эта
организация.
В той мере и в той степени, в какой политическая деятельность русской православной церкви соответствовала объединительной политике московских князей, исторически необходимой и прогрессивной, она способствовала общественному прогрессу.
Однако нельзя забывать о том, что, помогая объединительной деятельности московских князей, церковь преследовала свои корыстные цели, заботясь о собственных богатствах, накапливая их путем усиления эксплуатации трудящихся.
Эксплуататорская сторона деятельности русской православной церкви вызывала сильный протест и возмущение трудящихся. Этот протест нашел свое выражение в возникшей в середине XIV века в Новгороде ереси стригольников, а в период царствования Ивана III, выдвинувшего вопрос о частичной секуляризации церковных владений, в ереси так называемых жидовствующих, нового еретического течения, во многом являвшегося продолжением стригольничества.
В дальнейшем речь пойдет о причинах возникновения этих течений,о борьбе с ними Православной церкви, выраженной в проведении антиеретических соборов, об отчуждении духовенства от Европейского Возрождения и Реформации в стремлении сохранить православное вероучение.
2. Еретические учения и борьба с ними.
Стригольничество.
Как уже говорилось, эксплуататорская сторона деятельности русской
православной церкви вызывала сильный протест и возмущение трудящихся. Этот
протест нашел свое выражение в возникшей в середине XIV века в Новгороде в
ереси так называемых стригольников. Наши сведения об этой ереси очень
скудны, литературные памятники самих стригольников не сохранились,
сообщения о еретиках можно найти только в обличительных документах их
противников. Неясно даже значение слова “стригольник”. Одни исследователи
считают, что это название имеет отношение к основному занятию еретиков
(стрижка овец), другие связывает с особым обрядом посвящения в секту —
пострижением[1].
По всей вероятности, одной из причин, породивших движение стригольников, был протест против непомерного роста тех поборов, которыми православное духовенство облагало население. Стригольники резко выступали против мздоимства духовенства, против назначения церковнослужителей на приход за плату, отрицали необходимость церковной иерархии, отвергали таинство причащения, исповеди, говорили о вреде поклонения иконам, ставили под сомнение культ христианских святых.
Это лжеучение появилось в Новгороде. Его руководители — Карп- стригольник и Никита-диакон нападали сначала на беспорядки духовенства, а потом стали отвергать иерархию Церкви, утверждая, что епископы и священники поставляются и поставляют "на мзде" (т. е. за плату). Отвергая священство, они с вместе тем отвергали и Таинства, совершаемые священными лицами. Отвергали и поминовение умерших, как источник доходов для духовенства: они сами поставляли себе учителей по выбору народа, без всякого посвящения. В 1375 году Никита и Карп были казнены (сброшены с моста в Волхов[2]). Однако стригольничество на этом не прекратилось. Из
Новгорода движение перекинулось во Псков. И интересно отметить, что псковские еретики выступали не только против церкви, но и против монашества. Здесь открыто проявилось недовольство быстро развивавшимся монастырским землевладением. Кроме того, Псков, враждуя с Новгородом, тяготился властью Новгородских князей, которые, со своей стороны, тяготились зависимостью от митрополитов, пребывающих в Москве; Русская
Церковь, раздираемая “церковной смутой”, или вовсе оставалась без иерарха, или управлялась часто сменяемыми митрополитами. Наконец, дело о лжеучении дошло до Москвы. Патриарх Нил поручил святому Дионисию, Суздальскому архиепископу, находящемуся в Москве в 1387 году, посетить лично новгородскую паству и употребить ревностные попечения об истреблении пагубного учения стригольников. Патриарх прислал с ним две увещательные грамоты, в которых объяснял необходимость священноначалия, несправедливость пренебрежения к священству на основании недостойной жизни некоторых духовных лиц и, наконец, различие между мздою за посвящение и вознаграждением необходимых расходов. По свидетельству Никоновской летописи, святой Дионисий совершенно прекратил мятежи и соблазны в
Новгороде и Пскове, но прекратил их только наружно и на некоторое время, потому что действия стригольников продолжались еще долго. После обличительной грамоты, присланной в Новгород Патриархом Антонием
(преемником Нила), московский митрополит Фотий в 1416 году написал послание псковитянам. Он выражал свою глубокую скорбь о пагубной ереси; ободрял православных мыслью, что сколько ни было еретиков и раскольников, как ни нападали они на Церковь Божию, сами все погибли, а Церковь осталась непоколебимой. Он приводил целый ряд правил, строго запрещающих производить раскол в Церкви и отделяться от епископа или священника, пока тот и другой по законному суду не будут лишены своего сана. Наконец, убеждал православных псковичей, чтобы они сами поучались Божественным заповедям, а стригольников старались вразумлять и наставлять на путь истины.
Увещания митрополита не остались без действия. Псковитяне ревностно
принялись за стригольников, стали отыскивать их и казнить. Обо всем этом
псковитяне сообщали митрополиту. Фотий хвалил их усердие и советовал впредь
так поступать, но не одобрял того, что они наказывали еретиков смертными
казнями. Тех, которые не обратились, велел, как и прежде, увещевать, а если
не послушают, наказывать, но только сносными наказаниями или заточением.
Псковитяне переменили образ своих действий и стали заключать пойманных
стригольников в темницы на всю жизнь. Эта мера и стала причиной уничтожения
лжеучения.
Пагубное учение стригольников, распространявшееся в продолжение
50 лет, было плодом своего времени, произведением той почвы, на которой
появилось и развилось. Резкие примеры святокупства, случавшиеся тогда в
Москве при поставлении митрополитов Русских (например, Романа и Пимена),
очень естественно могли возбуждать многих против самих патриархов. В
Новгороде ересеначальники могли указывать на поборы митрополитов при
месячном суде, а в Пскове на пошлины, собираемые в пользу Новгородских
князей их наместниками. Укоры против пастырей Церкви и иноков за
соблазнительную и нетрезвую жизнь подтверждались грамотами святителей
Алексия и Фотия, обращенными к духовенству. Кроме того, новгородцы и
псковитяне постоянно допускали народное участие в церковных делах, сами
избирали и сменяли своих владык. Поэтому именно здесь легче могло
образоваться восстание против духовенства, открытое неповиновение и,
наконец, отлучение от самой Церкви.
Ересь жидовствующих.
В конце XV века в Новгороде вспыхивает новое еретическое движение так
называемых жидовствующих. Во главе его стояло плебейское духовенство,
которое не входило в состав феодальной иерархии и не имело доли в
богатствах высшего духовенства1. Во многом новая ересь была продолжением
стригольничества, ее сторонники отрицали догмат о троичности бога, о
божественности Иисуса Христа, не верили в таинство причастия, отказывались
почитать иконы, отрицали необходимость церковной иерархии. Жидовствующие
затрагивали вопрос и о церковном землевладении.
Появление ереси жидовствующих связывается с именем Схарии (Захария), пришедшим в 1470 году в Новгород в свите киевского князя Михаила, призванного новгородцами к себе на княжение. Схария был хорош знаком с естественными науками (алхимией). Он сумел обольстить легковерных мнимыми чудесами магии и совратить их в ересь, так, в числе обманутых Схарией оказались священники Дионисий, Алексий и софийский протопоп Гавриил. В 1480 году великий князь Иоанн пригласил в Москву священника Алексия — протопопом в Успенский собор, а Дионисия — священником в Архангельский; сюда перешла с ними и ересь. Они оказались людьми кроткими, воздержанными, праведными и тайно рассеивали лжеучение. Действуя тайно и хитро, они нашли себе слушателей даже при дворе, таковыми были: близкий к великому князю дьяк Феодор Курицын с братом Иваном Волком. Это обстоятельство было весьма благоприятным для быстрого распространения ереси, так как она оказалась под защитой людей, которые занимали важные места в Церкви и в государстве. Так прошло несколько лет.
В Новгороде архиепископ Сергий, слабый духом и телом, нелюбимый народом, видел опасность в быстро распространяющейся ереси, но действовать против нее не мог. Положение изменилось, когда на Новгородской кафедре появился мужественный, деятельный, твердый Геннадий, архимандрит московского Чудова монастыря. После прибытия к пастве он открыл существование тайного общества и донес об этом великому князю и митрополиту, а сам приступил к розыску. Некоторые из еретиков были уличены и преданы казни. Со своей стороны, ревностный Геннадий, руководствуясь строгим указом государя, действовал успешно. В Новгороде еретики присмирели: одни принесли раскаяние, другие подверглись заточению.
Положение в Москве было иное: здесь ересь находила покровительство, с одной стороны, в Курицыне, с другой — в новом митрополите Зосиме, и несмотря даже на то, что по воле Иоанна в Москве 17 октября 1490 года был открыт Собор, на котором допросили еретиков, обличили их, предали проклятию, некоторых сослали в заточение, других отправили в Новгород к святителю Геннадию, который подверг еретиков всенародному позору.
Постепенно лжеучение утихло, но втайне продолжало распространяться в
Москве. Зосима не только давал волю злу, но и наказывал смелых обличителей
нечестия. Даже в Новгороде еретики употребляли во зло снисходительность
святого Геннадия, исходатайствовали себе свободу лицемерным покаянием и
разнесли свое нечестивое учение по многим городам и селам. Всеобщее
ожидание кончины мира, оказавшееся напрасным, дало им повод с бесстыдной
наглостью смеяться не только над ожиданием христиан, но и над самими
догматами православия.
Позже ересь снова усилилась в Новгороде. Тогда Геннадий призвал на
помощь преподобного Иосифа Волоколамского: они оба стали действовать
решительно, несмотря на силу ереси при дворе. Хотя митрополит Зосима
принужден был в 1494 году оставить кафедру, но для искоренения зла нужно
было участие Церкви, нужен был новый Собор, который и был созван Иоанном в
1503 году. В числе заседавших на Соборе был и игумен Волоколамский, он
требовал казни еретиков. Жидовствующие были столь дерзки, что решились
открыто защищать свое учение. Но проникнутое силой Слова Божия и Писаний
Отцов Церкви слово Иосифа обличало и опровергало их; важнейшие из еретиков были осуждены на смерть и всенародно сожжены в клетке; другим вырезали
языки, иных заключили в темницы. Так, закончились борьба с ересью, которая
распространялась тайно, свирепствовала долго и сильно.
Надо отметить, что сам жидовский элемент был внесен в учение ереси самим Схарией или людьми, пришедшими с ним в Новгород.
Весьма болезненно было для Церкви Русской появление в ее недрах
совершенно противной христианству ереси. Но в то же время отрадой и славой
Церкви были два ревностных деятеля - неутомимый в подвигах святой
архиепископ Геннадий и искренно благочестивый учитель чистой веры
преподобный Иосиф Волоколамский.
3.Антиеретические соборы русской православной церкви в XVI веке. Стоглавый Собор.
Ересь Башкина и Косого.
Собор 1504 года.
В конце 1504 года в Москве собрался церковный собор, осудивший
еретиков, от которых вынужден был отступиться царь. Враждовавшие между
собой “нестяжатели” (глава постриженик Кириллова монастыря Нил Сорский) и
“иосифляне» (глава Иосиф Волоцкий) дружно выступили против еретиков и
добились принятия решения о расправе над ними. Для большего устрашения
низших и средних слоев населения, для окончательного искоренения ереси
церковники решили казнить еретиков в обоих главных центрах возникновения и
распространения ереси: в Москве и в Новгороде. В специально построенных
клетках в Москве сожгли Ивана Курицына, Ивана Максимова, Дмитрия
Пустоселова, в Новгороде — Некраса Рукавова, Ивана Черного и многих других.
Однако светская власть, вынужденная отступиться от жидовствующих, требования которых она пыталась использовать в своих целях, не отказалась от своих устремлений. По мере того как социальная база государства в лице дворянства и горожан укреплялась и становилась более мощной, государство усиливало натиск на имущественное положение и относительную независимость русской православной церкви. На церковном соборе 1580 года светская власть сумела провести решение о том, чтобы архиереям и монастырям вотчину служилых людей не покупать, в заклад по душе не брать и никакими способами своих владений не увеличивать; вотчины же, приобретенные или взятые в заклад архиереями и монастырями до принятия данного решения, отбирались в государственную казну, а царь сам должен был решать, платить за них долги или нет1. Во всяком случае, определенного ограничения церковных земельных владений светская власть добилась. Правда, последовавшая вскоре неспокойная и бурная событиями эпоха так называемого “смутного времени” мало способствовала проведению в жизнь этого решения. Но почин был сделан, светская власть добилась первого успеха в своем наступлении на церковное землевладение.
Церковные соборы 1551 и 1553 годов.
В 1551 году по желанию Ивана IV в Москве собрался Церковный собор.
Положение не только государства, но и самой Церкви требовало соборных
совещаний. Церковь на восточной окраине Русского царства испытывала
внешние бедствия от врагов Казанского царства, которые при вторжениях
грабили и разрушали храмы, попирали святыню, отводили в плен
священнослужителей и многих пленных христиан доводили до измены в вере и
отечеству.
Во внутреннем состоянии Церковь страдала от буйства правителей
государства. Когда царь, еще юный, но совращенный с истинного пути
боярами, уже терял уважение к постановлениям церковным, когда и сами
пастыри увлекались смутами правления, неизбежно возникали беспорядки во
внутренней жизни Церкви. В действительности, явное пренебрежение
христианских обязанностей, нарушение церковных уставов, нравственные
беспорядки в духовенстве, взаимное невнимание и презрение между
духовенством и мирянами, — все это ясно и сильно представляет Стоглавый
Собор.
Предметы рассуждений Собора разделены на сто глав, откуда и получил имя Стоглавого. В этих главах изложены царские вопросы Собору, ответы на них и некоторые соборные постановления. Собор рассуждал о богослужении и церковных уставах, об иконах, о богослужебных книгах, о благочинии в храмах, о чине совершения таинств, о крестном знамении, о произношении аллилуйи, об избрании и поставлении священнослужителей, о благочинии черного и белого духовенства, о церковном суде, о содержании храмов, об исправлении общественных нравов и обычаев. Догматов веры Собор не касался.
Каковы достоинства постановлений Стоглавого Собора? Следует сказать,
что многие постановления Собора были полезны для Церкви. Таковы являются
следующие постановления: об учреждении училищ при церквах, об учреждении
старост для надзора за благочинием духовенства, мысль об исправлении
церковных книг, об истреблении соблазнительных пороков духовенства,
суеверий и зловредных народных обычаев. Некоторые особенные постановления
Собора были весьма полезны для жизни общественной, как например,
постановления о богаделенных домах, о выкупе пленных, о принятии в
церковные училища детей гражданских сословий; с добрым намерением Собор
предохранял отечество от иноземных обычаев, с доброю мыслью обращал
внимание на крестьян (епископских и монастырских) и людей, скитающихся по
миру для собирания милостыни, открывая последним способы получать
пропитание честными трудами, облегчая состояние первых через ограничение
роскоши и корыстолюбия в монастырях.
Но при всем этом нельзя не заметить недостатков и даже погрешностей в решениях Собора, которые уничтожают его достоинство и лишают канонической важности в Церкви (таковыми, например, являются главы о двуперстном сложении для крестного знамения).
Итак, Стоглавый Собор не имеет канонического значения для Русской
Православной Церкви, как допустивший заблуждения, сделавшиеся впоследствии
опорой суеверия и расколов в среде русских святителей.
Спустя два года снова был созван Собор по следующей причине:
появилась, особенно в северных монастырях, ересь Матвея Семенова Бакшина
(или Башкина). Вот сущность этой ереси:
1.Бакшин хулил Иисуса Христа, отрицая Его равенство Отцу.
2.Тело и Кровь Господа называл простым хлебом и вином.
3.Не признавал таинства покаяния по чину православной Церкви. 4.Отвергал
достоинство внешних учреждений церковных. “Что такое Церковь? — говорил он.
— Собрание верных? Итак, эти храмы — ничто, иконы — идолы”1.
5.Отеческие предания и жизнеописания Отцов называл баснословием и обвинял
во властолюбии Отцов Вселенских Соборов: “Все для себя они писали, —говорил
Бакшин, — чтоб им всем владеть—и царским и священническим”2. Кроме этого,
Бакшин рассеивал много и других плевел, подкрепляя свое учение неправильным
толкованием разных мест Святого Писания.
Ересь Бакшина очевидно сходна с ересью жидовствующих, но наставниками его были литовские протестанты: аптекарь Матвей и Андрей Хотеев.
Вольномыслие Бакшина имело своих последователей, особенно известными стали Феодосии Косой, распутный бродяга, и его товарищ Игнатий. Феодосий был слугою одного боярина в Москве, но, обокрав его, бежал на Белоозеро и постригся в монашество. За распространение нечестивых мыслей он (в 1555 году) был взят в Москву, но и отсюда бежал вместе с Игнатием, и оба скрылись в Литве. Здесь, сбросив с себя монашество, оба женились: Косой на жидовке, Игнатий на польке, и стали новыми проповедниками.
Косой оставил в северной России семена своих лжеучений. Мысли его
сильно тревожили клирошан Хутынского монастыря. Учение Косого было
совершенно сходно с ересью Бакшина. Только Косой был наглее Бакшина и,
начитавшись социнианских книг, нагло высказывал самые дерзкие выходки
Социна. Он прямо выставлял только один разум источником знания
человеческого; прямо говорил, что смерть человеку естественна, а не есть
плод вольного греха; троичности Лиц в Божестве и воплощения Сына Божия
решительно не допускал; над всем внешним устройством церковным, над святыми
иконами и прочим нагло насмехался.
Монах Зиновий, ученик преподобного Максима Грека, сосланный в Отенский монастырь (недалеко от Новгорода) после заточения его учителя, написал здесь целую книгу против ереси Косого3.
4.Распространения невежества среди духовенства.
В конце XV-начале XVI веков существовала проблема даже не столько образования народа, сколько его простой грамотности. Не стоит разбирать и степени грамотности всего населения (относительно которой никакие статистические утверждения невозможны), стоит ограничиться лишь той частью населения, для которой грамотность была ремеслом, то есть древним русским духовенством. Если найти, что даже это сословие долго не имело никаких средств достигнуть хотя бы простой грамотности, то этот факт сам по себе покажет, как судить об образовании других сословий Древней Руси.
Ряд свидетельств о грамотности старинного духовенства открывается
известным уже нам показанием новгородского архиепископа Геннадия. Известно
то зло, против которого пришлось Геннадию бороться1; теперь следует
познакомиться со средствами борьбы. Обращаясь к митрополиту Симону (конец
XV и начало XVI в.), Геннадий убедительно просит его “печаловаться” перед
государем, “чтоб велел училища учинити”. “Мой совет, — прибавляет он, —
учить в училище, прежде всего азбуке, словам под титлом да псалтырю: когда
это изучат, тогда “уже можно читать и всякие книги. А то мужики-невежи учат
ребят — только портят. Сперва он научит его вечерне, и за это приносят
мастеру каши да гривну денег. То же полагается и за заутреню, а за часы —
плата особая. Сверх того, даются еще поминки, кроме условленного магарыча.
А отойдет (такой ученик) от мастера — ничего и не умеет, только бредет по
книге. Нельзя ведь иначе постигнуть смысл книги, как выучивши азбуку да
титла”2. Видно, что "мастера" — педагоги Древней Руси — умели натаскивать
кандидатов в священство прямо с голоса, минуя хитрую науку грамоты.
Сообразно практической цели такого обучения и содержание его состояло
исключительно из зубрения наизусть важнейших церковных служб. В выучку шел,
конечно, человек взрослый, а не ученик, и “мастер” обучал его не в школе, а
с глазу на глаз, получая, по условию, свою плату за каждую вытверженную
службу особо. Таким образом, правильное обучение азбуке, в правильно
устроенной школе, оставалось во времени Геннадия идеалом даже в такой
наиболее просвещенной части тогдашней России, какою была Новгородская
область.
Прошло полвека после советов Геннадия, но его идеал все еще не сделался действительностью. На Стоглавом соборе те же жалобы повторялись чуть не слово в слово. По-прежнему кандидаты в дьяконство и священство “грамоте мало умеют”, и, когда святители их “о том истязают с великим запрещением, почему мало умеют грамоте”, им приходится выслушивать старый ответ. “Мы-де учимся у своих отцов или у своих мастеров, а инде де нам учиться негде; сколько отцы наши и мастера умеют, столько и нас учат”. И действительно — сознаются члены собора, — отцы их и мастера сами так же мало умеют, и силы в божественном писании не знают, и учиться им негде. Собор постановил, как известно, устроить в домах лучших городских священников училища, в которых бы проходилась “грамота, книжное письмо, церковное пение и аналойное чтение”. В состав учеников должны были входить, главным образом, дети духовенства. Не возбранялось и “всем православным христианам” отдавать в эти училища своих детей. Но цель обучения оставалась прежняя, чисто профессиональная: “чтобь им (ученикам), пришед в возраст, достойным быти священнического чина”.
Не известно, что было сделано для исполнения распоряжений собора. Судя по общему оживлению религиозного и литературного интереса в XVI веке, можно думать, что число учащих и учащихся грамоте возросло к началу следующего столетия. Может быть, в больших городах, вроде Москвы и Новгорода, и в крупных монастырях, вроде Сергиевской Лавры, и сделаны были попытки устроить правильную элементарную школу. Но в общем положение дела изменилось мало. Маржерет мог говорить в начале XVII века, что “невежество русского народа, есть мать его благочестия: он не знает ни школ, ни университетов; одни священники наставляют юношество чтению и письму, но впрочем, и этим занимаются немногие”1.
5. Отчуждение русского духовенства от Европейского Возрождения и
Реформации.
В XV-XVI веках впервые намечаются культурно-исторические ситуации и формы, которые впоследствии определяющим образом скажутся на взаимодействии античного наследия с судьбами России.
Одна из таких форм - государственная централизация. Во второй половине
XV века Россия становится крупнейшим централизованным государством,
призванным оказывать в дальнейшем все более ощутимое влияние на
международные отношения. В качестве такового оно должно было, как в военно-
политическом, так и в культурно-историческом отношении, занять свое место в
кругу мировых держав. Путь на восток, на юг и север по многим причинам или
был перекрыт, или кончался тупиком, и реально круг указанных держав
сводился к странам Западной и Средней Европы, а в той мере, в какой
сохранялись древние устои национальной религиозной жизни, - к Византии. С
середины XV века Византия уже не существовала как самостоятельное
государство, но долго еще сохраняла значение исторического центра
православия. Страны Западной и Средней Европы были ориентированы на
традицию Рима и как центра католицизма, и как истока европейской
государственности; Византия же в качестве духовной величины не могла быть
изолирована от философской традиции древней Эллады. При выходе на мировую
арену Россия с самого начала оказывалась перед необходимостью осваивать
античное наследие и в первую очередь наследие древнего Рима, который стал
родоначальником целой исторической эпохи – эпохи Возрождения.
Наследие древнего Рима воспринималось в нераздельности с государственно- политической практикой западноевропейских стран и с римским католицизмом, сливаясь с ними в единое представление о “латинстве”. На латинян у нас смотрели как на отступников от истинной веры, раскольников и еретиков не только простой народ, но и духовенство. Латинянам приписывали множество ересей, даже и таких, в которых они вовсе неповинны и которые не заслуживают имени ереси: припомним хоть слова Стоглавого Собора, будто латиняне четверят Святую Троицу и будто братобитие, троеперстие для крестного знамения суть латинское ереси. Кроме того, что переписывались еще и употреблялись у нас все сочинения против латинян, появившиеся у нас в прежние времена, теперь появились у нас в переводах с греческого и вновь составлялись и некоторые другие сочинения такого же рода, в которых не было латинянам никакой пощады. Само крещение их чрез обливание считалось недействительным, и потому латинян, если они принимали православие, крестили вновь, хотя случаи такого обращения их к православию были весьма редки. Храмы латинян не хотели у нас даже называть храмами или церквами, а называли божницами в отличие от своих, православных церквей и храмов. Все обряды Римской Церкви порицали и осмеивали, а от икон, в ней употреблявшихся, отвращались, так что русские послы, ездившие к иностранным дворам, всегда возили с собою свои иконы, и однажды, когда в Ариниме префект города предложил нашим послам помещение в своем доме, они выбросили иконы хозяина из комнаты, которую занимали, и на место их поставили свои образа. Исповедников римской веры, приходивших к нам,— художников, ремесленников и других охотно принимали у нас на жительство и предоставляли им держаться своей веры без всякого стеснения, но не дозволяли им иметь свои храмы, не дозволяли входить и в русские храмы. В торжественных случаях государь приглашал иногда иностранных послов-латинян присутствовать при нашем богослужении, но в другое время сам же советовал послам не входить в русскую церковь, чтобы не подвергнуться нареканию от православных1. Наши архиереи продолжали повторять пред рукоположением своим и тот обет, что они не позволят никогда в своих епархиях никому из православных ни брачного сочетания, ни кумовства, ни братства как с армянами, так и с латинами. Эта отчужденность от латинян, эта неприязнь к ним, переданная нам греками и воспитанная историческими обстоятельствами, простиралась до того, что самое имя католика было ненавистно русским, и если кто из них желал другому зла, то говорил: “Чтоб тебе сделаться латинянином!”, а в летописях наших и других сочинениях встречаются даже выражения “поганая латына”, “безбожная латына”, “проклятая латына” и подобные. При таком отношении русских к римскому католичеству легко понять, чем должны были оканчиваться все попытки пап и папистов привлечь русских к своему исповеданию. А эти попытки продолжались, хотя и не непрерывно, во весь настоящий период.
Известно, как поступил папа, когда ему не удалось ввести в Россию
Флорентийскую унию чрез митрополита Исидора. Папа решил с своими
клевретами, по крайней мере, отторгнуть от Русской Церкви те девять
епархий, которые находились во владениях литовско-польского короля-
латинянина, и подчинить их особому митрополиту, поставленному в Риме,
Григорию, ученику Исидорову. Этим дело не кончилось. Король польский
несколько раз писал к нашим великим князьям Василию Васильевичу и потом
Ивану Васильевичу, чтобы они приняли Григория в Москву и признали его
власть над всею Русскою Церковью. Когда и тут последовала неудача, сам
Григорий отправил своего посла в Царьград к патриарху Симону (Симеону
Трапезунтскому) с богатыми дарами и с просьбою, чтобы патриарх благословил
и утвердил его в звании митрополита и над Московскою митрополиею и послал о
том своего посла к русскому государю. Но патриарх, несмотря на свою крайнюю
бедность, богатых даров не принял и благословения не дал. Получив об этом
известие из Царьграда от Иосифа, митрополита Кесарии Филипповой,
поставленного у нас в Москве, и опасаясь, как бы патриарх не поколебался,
Иван Васильевич вместе со своим митрополитом Филиппом (1465—1473) и со всем
освященным Собором решил патриаршего посла, если он будет послан к нам с
благословением Григорию, не впускать в свою землю и самого патриарха того
иметь “чужа и отречена” и написал Новгородскому архиепископу Ионе, чтобы и
он не принимал ни патриаршего, ни Григориева послов, если они придут в
Новгород, не верил патриаршей грамоте и не брал никаких поминков от посла
Григориева, а оставался бы верен Московскому митрополиту1. Так обстояло
дело с римской церковью и духовенством.
Гораздо более сильное воздействие на общество в эпоху Возрождения оказала Реформация – народное движение против католической церкви и приведшее к возникновению протестантизма. Это движение развернулось в XVI столетии. Лидерами его были Кальвин в Швейцарии и Лютер в Германии, они были основоположниками антиправославных течений - кальвинизма и лютеранства.
Идеи лютеранства, явившегося в 1-й четверти XVI века и быстро
распространившегося в разных странах Западной Европы и в соседних нам
Польше, Литве и Ливонии, начали проникать к нам очень рано и на первый раз
могли встретить у нас сочувствие со стороны тех, которые еще продолжали
тайно держаться некоторых начал ереси жидовствую-щих. Еретик Башкин,
осужденный Собором в 1553 году и сознавшийся, что свое злое учение он
принял от аптекаря Матфея, родом литвина, да от Андрея Хотеева, которых
Курбский справедливо признает лютеранами, сознался вместе, что “утверждали
его в том” лжеучении заволжские старцы, издавна известные своею
расположенностью к жидовст-вующим. Максим Грек (1556) увидел нужду написать
сочинение и “на люторы”, хотя ограничился в нем только защитою
православного иконопочитания2. Последователи лютеранства и вообще
протестантских сект нередко приходили в Россию из Литвы, Ливонии, Германии,
Дании, Голландии, Англии в качестве посланников от своих государей, а еще
чаще по делам торговли и проживали в Москве, Новгороде, Пскове и других
городах; иные вызываемы были из-за границы нашим правительством как
искусные мастера и художники; еще иные переселялись к нам сами и занимались
разными ремеслами или поступали на государеву службу. Всего же более
рассеялось по России немцев (как называли у нас тогда преимущественно
лютеран и прочих протестантов) из Ливонии в продолжение счастливой
Ливонской войны: их выводили в качестве пленных целыми тысячами и продавали
или раздавали даром в Новгороде, Твери, Москве и где приходилось, а в
1565 году царь вывел из Дерпта даже всех немцев и сослал во Владимир,
Углич, Кострому, Нижний Новгород с женами и детьми. В Москве немцы селились
в новой немецкой слободе на берегу Яузы. Сначала приняли у нас протестантов
довольно благосклонно: в них видели прежде всего рьяных врагов папства и,
следовательно, как бы своих союзников против ненавистных латинян. Лютеранам
и кальвинистам царь позволил иметь в Москве две церкви; с уважением
относился к дерптскому пастору Веттерману, переселившемуся со своими
прихожанами в Россию, приказав открыть для него царскую библиотеку; любил
слушать проповеди голштинского пастора Христиана Бокгорна и открыто
высказывал, что лютеранское учение, по-видимому, близко к истине и что его
можно было бы терпеть, если бы Лютер, нападая с неудержимою силою
красноречия на папское иго, не ниспровергал древнего церковного чина и не
помрачил своих познаний в Священном Писании постыдным отступничеством,
свергнув с себя монашеские одежды и клобук и женившись на монахине.
Некоторые лютеране и кальвинисты, приходившие из Германии и Англии или
находившиеся при государе на службе, пользовались особенным его
благоволением и доверием. Он часто беседовал с ними о верованиях и обрядах
у иностранных народов и с большим вниманием выслушивал то, что сообщали ему
о новых христианских сектах, их учении и различии их между собою. Один из
этих любимцев царя (Эберфельд) будто бы пытался даже склонить его к
принятию Аугсбурского исповедания1. Но когда царь близко узнал дух и
характер протестантских исповеданий, когда русские увидели и услышали, что
протестанты отвергают посты, почитание икон, призывание святых, монашество
и пр., тогда взгляд на протестантов у нас совершенно изменился: их начали
считать еретиками, злыми еретиками, и царь, опасаясь ли того, чтобы они не
заразили своим учением русских и не ввели в России разных сект, или
недовольный тщеславием и наглостью протестантов, приказал (в 1579 году)
сжечь обе их церкви в Москве, хотя через пять лет по ходатайству
английского посла Горсея, если верить ему, вновь разрешил им построить
церковь за городом.
Несправедлива мысль, встречающаяся у протестантских писателей,
будто Иван Васильевич предпочитал протестантство католицизму, хотя и
правда, что некоторых протестантов он особенно приближал к себе и нередко
увлекался их советами. Если он резко отзывался о папе, то еще более резко —
о Лютере и других проповедниках лютеранства. Если латинян называл
еретиками, то лютеран не хотел называть даже христианами. Если латинянам не
дозволил иметь свою церковь в России, а протестантам дозволил построить
новую, после того как велел сжечь две прежние их церкви, то дозволил из
внимания к ходатайству английского посла, а отнюдь не из какого-либо
расположения к самому протестантскому исповеданию. Зато, с другой стороны,
дозволял иногда латинянам входить в русскую церковь, а протестантам не
дозволял, водясь, конечно, тою мыслию, что первые, подобно православным,
признают и призывание святых в молитвах, и поклонение иконам, а последние
не признают; сам пригласил, например, Антония Поссевина в Успенский собор и
тут же присовокупил: “Только смотри, Антоний, не введи с собою в церковь
кого-либо из лютеран”2 Если при завоевании Ливонии разрушал все латинские
церкви и выгонял всех латинских священников, то точно так же поступал и с
лютеранскими церквами и священниками. Сами латиняне и протестанты,
несомненно, старались действовать на Иоанна во вред друг другу и в пользу
своих исповеданий. Любимцы царя из протестантов сильно настраивали его
против папы и папского посла Антония, и под их-то, может быть, влиянием
царь и не согласился дозволить латинских церквей в России, несмотря на все
просьбы Антония. А последний именем папы просил, чтобы царь не держал у
себя “магистров люторских, немецких, которые не знают Пречистыя Богородицы
и святых Божиих, а чтобы держал правдивых священников веры римския”. Но
Антонию на это сказано было то же самое, что не раз говорили ему; в Русском
государстве живут многие люди всяких вер, и живут все своим обычаем, их не
стесняют, не преследуют, но только никому из них не позволяют совращать
русских в свою веру. Русские только одних себя признавали истинными
христианами, а всех прочих христиан, в том числе и протестантов, и латинян,
считали еретиками, даже не лучшими турок, и всех не только католиков, но и
протестантов и других перекрещивали в случае принятия ими православия.
6.Заключение.
На протяжении двух столетий – XV-XVI – шла усиленная борьба
православной церкви за сохранение вероучения. В этот период постановления
Церковных соборов по существу сводились к беспрекословному всяческому
уничтожению еретиков и их лжеучений, появлению которых на Руси
способствовало, в первую очередь, невежество, господствующее не только
среди народных масс, но и среди духовных лиц. Даже Стоглавый собор,
повелевший всем святителям русским запретить каждому в своем пределе читать
или держать богоотреченные и еретические книги, не был в состоянии
поправить дело и до конца искоренить зло. Но “нет худа без добра”.
Появившаяся ересь, увлекшая многих во всех слоях общества, пробудила
ревнителей православия и вызвала их на труды, каких именно недоставало для
Русской Церкви: у нас появилась в одном составе полная славянская Библия,
появились обширные сочинения – “Духовная грамота”, “Просветитель” Иосифа
Волоцкого, “Послание к Московскому собору” архиепископа Новгородского
Геннадия, “Сочинения” Максима Грека –, написанные русскими людьми с
возможной для того времени ученостью и основательностью в защиту истин
православия от еретиков.
Нельзя не сказать о роли московского князя Ивана IV, который выступал как образец благочестия, несмотря на его антихристианские поступки- распутство, казни, грабежи. Он был величайшим ревнителем церковных уставов, каждый день посещал все церковные службы, каждое дело начинал крестным знамением, а в Александровской слободе вместе со своими опричниками старался выполнять монашеский устав: носил иноческую одежду, выстаивал богослужения, читал жития святых и усердно молился. Именно по его приказам жестоко расправлялись с лжеучителями и их последователями.
Несмотря на то, что русские люди были малознакомы по своей
необразованности и неразвитости с догматами своей православной веры, они
знали ее преимущество в обрядах и сохраняли горячую к ней привязанность.
Они свято чтили храмы, церкви и монастыри, почитали иконы и кресты
(украшали ими свои жилища), книга Евангелия хранили как святыню, глубоко
чтили мощи святых, предпринимали путешествия для поклонения им, особенно к
мощам Сергия чудотворца в Троице-Сергиев монастырь, и на нетление их
указывали иноверцам как на живое свидетельство истинности и спасительности
своей веры, соблюдали святые посты и праздники.
Как мне кажется, борьба за сохранение веры в период Московской Руси не прошла даром. Благодаря русскому православным духовенству (образованной его части) и русскому народу, мы остались приверженцами Русской православной церкви и веры, которая единственная дает нам надежду на лучшее будущее.
7.Литература
1. Ключевский В.О.,Сочинения: В 9т.Т.2:Курс русской истории. – М.:Мысль,
1988.-446с.
2. Кнабе Г.С., Русская античность. – М.: изд. Российск. гос. гуманит. ун-т,
1999.- 240с.
3. Макарий (Булгаков), Митрополит Московский и Коломенский, История русской церкви. – М.: изд. Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996.-
439с.
4. Милюков П.Н., Собрание сочинений: В 3т.Т.2:Очерки по истории русской культуры. – М.: изд.группа “Прогресс-Культура”, 1994.-496с.
5. Сахаров А.М., Очерки русской культуры IX – XVIII веков. – М.:Политиздат,
1990.-355с.
6. Толстой М.В., История русской церкви. – М.: изд. Спасо-Преображенского
Валаамского монастыря, 1991.- 736 с.
-----------------------
[1] А.М.Сахаров, Очерки русской культуры IX – XVIII вв., стр.139
[2] Там же, стр.140
1 А.М.Сахаров, Очерки русской культуры IX- XVIII вв., стр.196
1 В.О.Ключевский, Курс русской истории, т.2, стр.285- 286
1 М.В.Толстой, История русской церкви, стр.376
2 Там же, стр. 377
3 Там же, стр. 378
1 “Земля, господин, такова: не можем найти, кто бы горазд был грамоте”, -
жалуется архиерею паства, приведшая к нему для посещения безграмотного
священника.
2 Милюков П.Н., Очерки по истории русской культуры, стр.208
1 Милюков П.Н., Очерки по истории русской культуры, стр.209
1 Макарий (Булгаков), История русской церкви, стр.181
1 Макарий (Булгаков), История русской церкви,, стр.182
2 Там же, стр.195
1 Макарий (Булгаков), История русской церкви, стр.196
2 Там же, стр.199