Музыку Георгия Васильевича Свиридова невозможно спутать ни с какой другой – её образный мир, берущие за душу интонации, доступность покоряют слушателей с первых же звуков. Эта музыка проста, безыскусна. Но эта простота – следствие глубокого постижения сложности жизни и желания, да и умения тоже сказать о ней просто. Эта простота на фоне сложнейших исканий большинства современных композиторов кажется феноменальной, непостижимой.

Герой свиридовских произведений – поэт, гражданин, патриот, влюблённый в родную землю. Его патриотизм, гражданственность – без громких слов, но наполняют сочинения композитора тихим, неярким светом, излучающим тепло и огромную всепокоряющую силу. На интересе к Родине, народу, русской культуре и традиции сосредоточены все помыслы, все чаяния свиридовского героя. И никогда его чувства не проявляются поверхностно, но всегда глубоко, целомудренно, чисто, по-русски задушевно.

Тема Родины, России проходит через все произведения Свиридова самых различных жанров: в монументально-героической «Патетической оратории», в лирико-эпической «Поэме памяти Сергея Есенина», в вокальных циклах на стихи
А.С. Пушкина, С.А. Есенина, А.А. Блока. Но чьи бы стихи не лежали в основе свиридовских песен и хоров, всегда они претворены в музыке по-свиридовски своеобразно, оригинально.

Большое место в музыке Г.В. Свиридова занимают образы русской природы, то яркие, сочные, написанные словно крупными мазками (как в «Поэме памяти
Сергея Есенина»), то нежные, словно размытые, «акварельные» («Осенью», «Эти бедные селенья» на стихи Ф.И. Тютчева), то строгие, суровые («Деревянная
Русь» на стихи С.А. Есенина). И всегда изображаемое пропущено через сердце, воспето с любовью. Природа неразлучна, неразделима с мироощущением лирического героя Свиридова. Она одушевленна, таинственно-непостижима.
Такое обострённое восприятие природы идёт от глубины натуры героя, его душевной тонкости, поэтической чуткости.

Г.В. Свиридов стремится отразить в своём творчестве наиболее значительные события и явления нашей истории и современной жизни, например
Куликовскую битву («Песня о России» на стихи А.А. Блока), революционные события («Поэма памяти Сергея Есенина», «Патетическая оратория» на стихи В.
Маяковского).

Но не только эпохальные явления нашли своё воплощение в свиридовской музыке, в ней – отражение простой, повседневной жизни людей. И в этом композитор, поднимаясь до больших социальных обобщений, создаёт образы необычайно многоплановые, а подчас и целые трагические судьбы.

Народная жизнь в творчестве Свиридова – это и особый жизненный уклад, и особый мир верований, обрядов; это и высокая нравственность, высокое этическое начало, которое помогло народу выстоять, сохранить свою самобытность; это, наконец, живая жизнь, не прерывающаяся на протяжении веков, тысячелетий – несмотря ни на какие моры, нашествия, потрясения.
Истины народного бытия воплощены в музыке очень разнообразной: напряжённой лирического чувства – и тихого умиления, затаённой страстности – и строгой торжественности, возвышенной печали – и бесшабашной удали, озорства.

Георгий Васильевич Свиридов родился в небольшом городке Фатеже Курской губернии 3(16) декабря 1915 года. Его отец был почтовым служащим, а мать – учительницей. Когда Георгию было всего четыре года, семья осиротела: отец погиб во время гражданской войны. После этого мать вместе с сыном переехала в Курск. Там Юрий (так Свиридова звали в детстве) пошёл в школу, где и проявились его музыкальные способности. Тогда же он освоил и свой первый музыкальный инструмент – обычную балалайку. Свиридов взял её у одного из своих товарищей и вскоре по слуху научился играть так, что его приняли в самодеятельный оркестр русских народных инструментов.

Руководитель оркестра, бывший скрипач Иоффе, устраивал концерты и музыкальные вечера, посвящённые композиторам-классикам. Играя в оркестре,
Свиридов оттачивал технику и не переставал мечтать о том, чтобы получить музыкальное образование. Летом 1929 года он решил поступить в музыкальную школу. На вступительном экзамене мальчик должен был играть на рояле, но поскольку никого репертуара у него в то время не было, то он сыграл марш собственного сочинения. Комиссии он понравился, и в школу его приняли.

В музыкальной школе Свиридов стал учеником В. Уфимцевой, жены известного русского изобретателя Г. Уфимцева. Общение с этим чутким и талантливым педагогом очень многим обогатило Свиридова: он научился профессионально играть на рояле, полюбил литературу. В годы учёбы он был частым гостем в доме Уфимцевых, и именно Вера Владимировна стала тем человеком, кто посоветовал Свиридову посвятить свою жизнь музыке.

Закончив школу, он продолжил занятия музыкой у другого известного педагога – М. Крутянского. По его совету Свиридов в 1932 году поехал в
Ленинград и поступил в музыкальный техникум по классу рояля, которым руководил профессор И. Браудо. В то время Свиридов жил в общежитии и, чтобы прокормиться, играл по вечерам в кино и в ресторанах.

Под руководством профессора Браудо Свиридов очень быстро совершенствовал исполнительскую технику. Однако уже через полгода его учитель убедился в том, что у Свиридова есть врождённый дар композиции, и добился его перевода на композиторское отделение техникума, в класс, которым руководил известный музыкант М. Юдин.

В то время под крышей первого музыкального техникума собралось много талантливой молодёжи: здесь учились Н. Богословский, И. Дзержинский, В.
Соловьёв-Седой. И по уровню преподавания техникум успешно конкурировал с
Ленинградской консерваторией.

Под руководством Юдина Свиридов всего за два месяца написал свою первую курсовую работу – вариации для фортепиано. Они до сих пор известны среди музыкантов и используются как учебный материал. В классе Юдина
Свиридов пробыл около трёх лет. За это время он написал много разных сочинений, но самым известным стал цикл из шести романсов на стихи Пушкина.
Они были напечатаны и вошли в репертуар таких известных певцов, как С.
Лемешев и А. Пирогов.

Однако недоедание и напряжённая работа подорвали здоровье юноши, ему пришлось прервать учёбу и уехать на некоторое время в Курск, на родину.
Набравшись сил и укрепив здоровье, летом 1936 года Свиридов поступил в
Ленинградскую консерваторию и стал лауреатом именной стипендии имени А.
Луначарского. Первым его педагогом там был профессор П. Рязанов, которого через полгода сменил Д. Шостакович.

Под руководством своего нового наставника Свиридов завершил работу над фортепианным концертом, премьера которого состоялась во время декады советской музыки, посвящённой двадцатилетию революции, одновременно с Пятой симфонией Шостаковича.

Вместе со Свиридовым у Шостаковича учился и другой известный в будущем композитор Ю. Левитан. Для Свиридова Шостакович стал не только учителем, но и старшим другом на всю жизнь. В классе Шостаковича Свиридов пробыл четыре года и закончил консерваторию летом 1941 года. Его выпускной работой стала первая симфония и Концерт для струнных инструментов.

Такое успешное окончание консерватории сулило молодому композитору блестящие перспективы, он наконец-то получил возможность профессионально заниматься своим любимым делом. Однако все эти планы нарушила война. В первые же её дни Свиридов был зачислен курсантом военного училища и направлен в Уфу. Однако уже в конце 1941 года его демобилизировали по здоровью.

До 1944 года Свиридов жил в Новосибирске, куда была эвакуирована
Ленинградская филармония. Как и другие композиторы, он начинает писать военные песни, из которых самой известной стала, пожалуй, «Песня смелых» на стихи А. Суркова. Кроме того, он писал музыку для спектаклей эвакуированных в Сибирь театров. Тогда-то Свиридову впервые пришлось поработать для музыкального театра, и он создал оперетту «Раскинулось море широко», в которой рассказывалось о жизни и борьбе балтийских моряков в осаждённом
Ленинграде.

Оперетта Свиридова стала первым музыкально-драматическим произведением, посвящённым войне. Она была поставлена в нескольких театрах и много лет не сходила со сцены. А в 1960 году оперетта Свиридова стала основой для музыкального телефильма, который был сделан на Центральном телевидении.

В 1944 году Свиридов возвратился в Ленинград, а в 1950 году поселился в Москве. Теперь ему уже не надо было доказывать своё право на самостоятельное творчество. Он одинаково легко пишет и серьёзную, и лёгкую музыку. Его сочинения разнообразны и по жанрам: это симфонии и концерты, оратории и кантаты, песни и романсы.

В 50-е годы наступает подлинный рассвет самобытного таланта Свиридова.
Он обращается к поэзии старейшего армянского поэта А. Исаакяна и создаёт на его стихи вокальную поэму «Страна отцов». Не менее знамениты и песни на стихи Роберта Бёрнса (1955 год; в переводе С. Маршака). Созданный в этом цикле образ «славного горского парня», мужественного в бою, верного в дружбе и в любви, высоко несущего достоинство трудового человека («Кто честным кормится трудом, того зову я знатью»), завоевал всеобщее признание.

Вслед за тем Свиридов снова обратился к русской поэзии. Его привлёк
Есенин – поэт, чьё обострённое чувство любви к Родине, её природе и людям особо близко композитору. Свежесть и новизна музыкально-поэтического замысла «Поэмы памяти Сергея Есенина» (1956 год) положили начало обновлению вокально-симфонического жанра в советской музыке. Композитор не просто живописует русскую зиму, красавицу весну, необозримые просторы полей, чары колдовской летней ночи. За всем этим гулко бьётся пульс истории: картины жизни дооктябрьской России сменяются революционным вихрем, сметающим старое…

Три темы становятся ведущими в творчестве Свиридова: одна связана с образами Родины, другая – революции, а третья – с образом поэта, который предстаёт как гражданин, художник, ум, глаза и совесть своего времени, своего народа.

Одно из самых монументальных созданий Свиридова – «Патетическая оратория» (1959 год) на стихи Маяковского. Незабываемо яркие музыкальные картины, сцены, рассказы и песни следуют непрерывной чередой: «Левый марш», создающий ощущение космической грандиозности революции; «Рассказ о бегстве капитана Врангеля», слушая который мы словно видим разгром и крушение белой армии; торжественный гимн краснозвёздному герою; сдержанная и возвышенная лирика монолога «Наша земля» и молодой энтузиазм строителей будущего
(«Здесь будет город-сад!»); сердечный и откровенный ночной разговор поэта с
В.И. Лениным – и заключительная хвала свету, солнцу и поэзии.

Но, может быть, наиболее близок композитору Блок. Вот «Петербургские песни» Свиридова. Ясно ощущается социальная тема – бесправие в дореволюционном Петербурге рабочего люда, показанное с глубоким трагизмом, в котором, однако, нет безысходности: рядом с картинами холода, смерти, отчаяния – весна и нежность, а главное – мужественная вера в неисчерпаемые моральные силы народа. И снова Блок – в «Песнях о России», - и снова думы о пути, что ведёт из глубины веков через «вечный бой»… И ещё одна Русь – некрасовская – в «Весенней кантате»…

Кроме того, Свиридов является создателем интересного музыкального жанра, который он назвал «музыкальной иллюстрацией». Композитор как бы рассказывает литературное произведение средствами музыки. Это прежде всего цикл, посвящённый повести Пушкина «Метель». Но главным жанром, с которым композитор не расстаётся никогда, является песня и романс. Свиридов не только пишет романсы на классические тексты (Р. Бёрнса, А. Исаакяна), но и использует в качестве основы народные песни, как, например, он это сделала в кантатах «Курские песни» и «Деревянная Русь». В кантате «Курские Песни»
(1964 год) Свиридов отразил свои впечатления от русской природы, характеров и крестьянского быта. В основу её лёг ряд песен родного края композитора, воссозданных с необыкновенной поэтичностью.

Есть у Свиридова и инструментальные сочинения, по содержанию и стилю продолжающие вокальное творчество (например, Триптих для симфонического оркестра). Детям интересен его фортепианный «Детский альбом» с такими запоминающимися, яркими зарисовками, как «Парень с гармошкой», «Колдун»,
«Дождик» и др. Часто пишет Свиридов для кино и театра. Наибольшая известность выпала напористой, словно подгоняющей само время увертюре к кинофильму «Время, вперёд!», популярной песенке-балладе «Маритана» из спектакля «Дон Сезар де Бальзан», строгим древнерусским хорам к трагедии А.
Толстого «Царь Фёдор Иоаннович».

Музыка композитора отличается простотой и какой-то особенной наглядностью. Возможно, поэтому многие сочинения Свиридова молодые музыканты используют в своей учебной практике.

За большие заслуги в области развития советской музыки Г.В. Свиридову присвоены звания народного артиста СССР, Героя Социалистического Труда. Он лауреат Ленинской и Государственной премий СССР. Будучи настоящим художником, Г.В. Свиридов всегда оставался и настоящим Гражданином, который много сил отдавал своим обязанностям депутата Верховного Совета РСФСР и секретаря правления Союза композиторов СССР.

Умер этот замечательный русский композитор летом 1997 года в Санкт-
Петербурге.

Записки Георгия Свиридова из архива Национального Свиридовского фонда.

«Россия как лирическая величина».

Я – оратор плохой, никудышный, можно сказать… Мне трудно выразить свои мысли. Поэтому я мало говорю. И совсем не выступаю, отказываюсь, но сейчас мне кажется, надо как-то говорить.

Я уже старый человек. Не то чтобы я примирился с чем-то. Нет, примириться со многим трудно. Но ведь жизнь никогда не была, строго говоря, идеальной. Всё-таки в ней были большие пороки, недостатки… Люди не смогли ещё построить на земле рай, который был дан им сначала и из которого они за свой грех были изгнаны. А сейчас попытки всё время рай восстановить для людей. Пока рая не получается. Но жизнь сама по себе есть великий дар, ты – свидетель колоссальных событий и вообще жизни человечества… Жизнь – страшно интересное дело.

Век наш суровый очень. Очень кровавый. Масса убита людей, убита!
Погибло насильственной смертью колоссальное количество людей. Как подумаешь
– просто страшно… Мир не может успокоиться никак, взбудоражен. Ведь это не только Россия. Передел идёт всего мира. Но такие книги как «Апокалипсис» даром не пишутся.

Может быть, люди, которые переживут это время, кто молод сейчас, потом будут с удовольствием вспоминать то, что нам кажется сейчас смутным…
Человеку Бог дал одно качество драгоценное: забвение. Если бы человек не забывал, человечество не могло бы жить… Люди забывают.

Да, время больших потрясений. Но не только теперь. Потрясения были, когда я был ребёнком. На гражданской войне убили отца. Я с трёх лет рос сиротой. Жизнь была трудная всегда.

Россия имеет свою судьбу. Как один писатель сказал: «Россия – трудная земля». Трудная земля. Много испытаний. Иногда такое впечатление создаётся, что мы искупаем какой-то старый грех. Такие трудные испытания. Но народ… я не могу отчаяться в нём. Я вижу сейчас молодых людей, которые наполняют меня верой в будущее. Я вижу, что есть живые, пытливые, умные люди.

Самое главное, чтобы человек русский перестал обезьянствовать. Вот это главная наша беда. Вечно жить чьим-то чужим примером. Что у соседей или за морем… Вот это чепуха. Надо жить своей жизнью. Жить своей традицией, продолжать свой, накопленный веками, опыт, отбрасывая из него дурное и продолжая хорошее.

Я не мудрец и не могу никому давать советы. Не могу… Но мне кажется, надо самостоятельно стараться разобраться во всём. Русским надо осознать себя как народ. Они теряют это сознание часто. Теперь не услышишь никогда:
«русский человек». «Я – российский». Но ведь это чепуха. Российским может быть и папуас, живущий в России.

Русский народ имеет свой собственный громадный опыт – тысяча лет государству! Это гигантский период истории. В области экономики, культуры, науки, искусства Россия достигла исключительных результатов. Это одна из крупнейших цивилизаций мира. Сейчас часто нам внушают, что Россия – никуда не годное место. И это вздор. И мне не нравится, когда телевизор без конца вдалбливает это. Скверно это, глупо.

…Я жил жизнью, какой жили все люди моего поколения в моей стране, в
Советском Союзе. Жизнь была сложная. Да она всюду была сложная. И вообще простой жизни, по-моему, никогда не было. Жизнь всегда трудная, всегда сложная. В чём её сложность? Человек обязан в определённых житейских ситуациях предпринимать какое-то действие, значит, он должен раздумывать.
Обстоятельства всегда сложные и жить всегда трудно.

Что такое время? Не знаю. Это загадка великая. Сатурн, пожирающий своих детей – вот символ времени. Помните такую аллегорию? Сатурн, пожирающий своих детей. Время всё пожирает. Сложный предмет – время. Не знаю, существует ли оно вне человека? Художник имеет право жить в каком-то другом времени и он даже обязан иногда жить в другом времени. И из этого своего времени видеть происходящее. Художник… у него свой понятие времени.

Мне поэтическое слово кажется исключительно ценным, весомым. Оно весит в сто или тысячу раз больше, чем слово прозаика. Это слова, которые отобраны поэтом, гением. Они поставлены одно около другого с какой-то… Ну, вот дано ему было поставить эти слова. И они производят на меня сильнейшее впечатление. Россия богата словесным искусством. Это страна Слова. Страна песни. Страна просторов. Страна Христа. Вот для меня, что такое Россия.

Россия – это таинственное такое образование, общность людей, природы.
Исторической судьбы. И, наконец, Россия – как некая лирическая величина.
То, что она для меня значит. И что словом определить я не могу.

О главном для меня.

Художник призван служить, по мере своих сил, раскрытию истины мира.

В синтезе Музыки и слова может быть заключена Истина.

Музыка – искусство бессознательного. Я отрицаю за Музыкой – Мысль, тем более какую-либо философию. То, что в музыкальных кругах называется философией, есть не более чем Рационализм и диктуемая им условность
(способ) движения музыкальной материи.

Слово несёт в себе Мысль о мире, ибо оно предназначено для выражения
Мысли.

Музыка же несёт Чувство, Ощущение, Думу Мира.

Вместе они образуют Истину Мира.

Рациональное выражается через Волю.

Бессознательное – через Откровение.

* * *

Технический прогресс – это ещё не прогресс человечества, путать эти понятия нельзя и, я бы сказал, вредно.

* * *

Ремесло в любой отрасли Сальери считает высшим даром. О Бомарше: «Не думаю, он слишком был смешон для ремесла такого».

Всё на свете надо уметь делать. Ремеслом является всяческое человеческое деяние. Это целая философия жизни, получившая в наше время огромное распространение во всём Западном мире, особенно в искусстве.
Отсюда миллионы, десятки миллионов людей художественного промысла. Всему можно научиться, если заниматься этим прилежно. И никаких особых дарований, может быть, и не нужно.

* * *

Возможно, что далее во времени наша музыка снова обретёт черты коренные, национальные. Но сомнения нет в том, что она их в значительной мере утратила. Для того, чтобы заявить о своей национальной принадлежности, композитор вставляет в свои сочинения цитаты из русской классики, зачастую бестактно. Есть такое выражение – амикошонство – весьма точно объясняющее смысл подобного деяния, так сказать: «Мы с братом».

Современную музыку не упрекнёшь в мелкотемье. Тут и Шекспир, и
Толстой, и Библия, и Гоголь, Пётр Великий, Иван Грозный, Борис Годунов и сам Господь Бог откалывают Антраша! Поражает невероятная легковесность, бездумность по отношению к очень серьёзным вещам и одновременно разросшееся авторское самомнение, какое-то уверенное, сытое самодовольство…

Измыслить можно всё, даже скорбь, боль – всё, чего в жизни интеллектуального круга ощущается недостаток. Это измышлённое также выбрасывается на рынок.

* * *
Мусоргский считается новатором, а Рахманинов – консерватором, но музыкальная среда при их жизни боролась и с тем, и с другим. Потому что борются не с новатором или консерватором, а борются с самой сущностью искусства, с его духом, в данных случаях – с христианством и православием.

* * *

Достигшие большого распространения безъязыкие, космополитические, интеграциональные искусства – балет или симфоническая музыка – в наши дни стали «престижными» государственными занятиями, вроде игры в шахматы, состязаний по боксу, гимнастике или хоккею.

Другой тип искусства, по идее своей предназначенный для духовного совершенствования нации, влачит теневое, в сущности жалкое существование.
Это – как бы провинциальное, местное, диалектное творчество, в то время как музыкальный язык, например, симфонической современной музыки становится однотипным, общераспространённым, среднеевропейским, как у нас теперь говорят.

* * *

Художественный бунт творческой интеллигенции, «особенно», конечно, в нашем веке, заключается, как правило, в дальнейшей европеизации, а с начала
ХХ века – американизации. (Маяковский параллельно с Маринетти, идеализировавшей Америку. Правда, он находил её несовершенной с «классовой» точки зрения. Что под этим подразумевалось – теперь уже ясно: замена одного привилегированного слоя – другим. Современные же эпигоны Маяковского попросту идеализируют американизм и Америку.)…

* * *

Консерватории большей частью плодят людей, умеющих имитировать искусство, в то время как задача заключается в том, чтобы творить его.

* * *

Если дать волю воображению и представить себе землю после атомной войны (как мы воображаем её теперь) – трудно подумать, что музыка будет звучать над мёртвым камнем. Да останется ли и камень? Не обратится ли он в пар? Но не хочется думать, что дело именно дойдёт до этого!

Какой музыкальный инструмент уцелеет? Скорее всего – человеческий голос. Ощутив душевную потребность в музыкальных звуках, человек должен запеть. А инстинкт, который потянет его к себе же подобному (также уцелевшему), родит разговорную речь и совместное пение. Вот куда я веду, очень неумело, бестолково и сбивчиво: к хору, к хоровому пению, к соединению души в звуках, в совместной гармонии.

Я отрицаю сейчас, сидя за столом, что здесь есть зерно верной мысли.
Хор – насущное (сейчас!) искусство. Утраченная миром гармония
(дисгармония), выразитель которой – оркестр (европейский музыкальный голос), после катаклизма уйдёт, как уходит из организма болезнь, до того живущая в организме как самостоятельный, иной, чуждый организм, который борется с основным и пытается его победить, уничтожить.

Если болезнь не уничтожит основу, то она должна будет уйти. И в слабом, изнурённом теле возникает тихая гармония катарсиса, очищения мира.
Это будет – звучание хора.

* * *

Фашизм – это, конечно, никуда не годное явление, справедливо осуждённое всем миром. Но, оказывается, бывает такой антифашизм, который ничем не лучше фашизма.

* * *

Продажность, оказывается, прекрасно соединяется с талантом. Ошибка думать, что это несоединимо…

* * *

Существует искусство – как голос души. Такова была русская традиция. В
XIX веке, а может быть, и раньше, из Европы пришла (и особенно распространилась) идея искусства – как развлечения для богатых, для сытых, искусства – как индустрии, искусства – как коммерции. Искусство – как удовольствие, как комфорт. Искусство – принадлежность комфорта.

* * *

Прожив 66 лет, я вижу, что мир хаотичен не первородно, т.е. это не первородный хаос, а сознательно организованный ералаш, за которым можно различить контуры той идеи, которая его организует. Идея эта – ужасна, она сулит гибель всему, что мне дорого, что я любил и люблю, всему, что я сделал (и что будет истреблено за ненадобностью), и самому мне.

* * *

Мусоргский и Вагнер были величайшими из композиторов (величайшими художниками, людьми), а не «спекулянтами», умевшими вылепить форму (по образцу) и т.д., которых плодят в огромном количестве мендельсоновские и рубинштейновские консерватории. Они (Мусоргский и Вагнер) видели судьбу наций, крёстный их путь!

* * *

Русская культура неотделима от чувства совести. Совесть – вот что
Россия принесла в мировое сознание. А ныне – есть возможность лишиться этой высокой нравственной категории и выдавать за неё нечто совсем другое.

* * *

Православие – музыка статична, всё внутри, в душе. Мелодия – хор – гимн. Восторг мира! Выразительность интонации. Идея – свобода. Инструмент – от Бога – голос, хор. Иррациональное.

Католицизм – музыка вся в движении, в динамике. Активность, воля, борьба, власть над миром. Рациональное. Фуга, мотет, контрапункт, инверсии, т.е. механические, умозрительные перестановки нот. Придуманный, сконструированный инструмент – орган, оркестр.

Измышлённая музыка, невыразительность интонации, но – формообразование. Конструктивизм, драматургия вместо интонации.

Два типа художников.

Первый тип – А. Блок, С. Есенин, Н. Рубцов, Мусоргский, Корсаков,
Рахманинов – поэты национальные (народные). Они никому не служат, но выражают дух нации, дух народа, на него же опираясь. Подобного типа художники могут быть, разумеется, в любом народе, если есть предпосылки к их появлению, время как бы само рождает их.

Второй тип художника – прислуга.

Такой поэт или художник служит силе, стоящей над народом и, как правило, чужеродной силе. Под видом национального беспристрастия,
«национализма», в его, главным образом, американском понимании, он служит обычно интересам чужой нации, стремящейся установить своё господство…

Возможно, что вы и подобные вам люди, делающие похожее в других областях жизни, и преуспеете – обратите русских в колониальный, бесправный народ (и сейчас он – полубесправный) без веры, без Бога, с выборочно дозволенной собственной историей и культурой, с оплёванным прошлым и неясным будущим.

Тогда – вы будете на коне, и силой утверждаемые, пасаждаемые ваши кумиры обретут известность, но всё равно никогда не обретут любви. Но возможно и другое, возможно, что вам не удастся попрать и окончательно унизить достоинство русского человека, тогда вы будете названы своими именами.

* * *

Я хочу говорить так, чтобы меня понимали, понимали смысл того, о чём я хочу говорить. Я хочу, чтобы меня прежде всего понимали те, кто понимает мой родной язык.

Стучусь в равнодушные сердца, до них хочу достучаться, разбудить их к жизни, сказать о ней свои слова о том, что жизнь не так плоха, что в ней много открытого хорошего, благородного, чистого, свежего. Но слушать не хотят, им подавай «Вальс» из «Метели»…

«Мира восторг беспредельный – сердцу певчему дан». Это – и есть драгоценная ноша художника, драгоценный божественный изначальный дар. Без него искусство мертво, это всего лишь пустая побрякушка.

* * *

Занимаясь отбором песен для кинофильма «Десять дней, которые потрясли мир», я выяснил достоверно, что Революция (не только октября 1917 года) и всё революционное движение на протяжении десятков лет не создали ни одной своей песни. Все песни революции – это немецкие, французские, польские и т.д. песни.

Тексты песен принадлежат большей частью европейским авторам.
Родоначальником этой поэзии в России оказался Надсон с его нытьём и абсолютным отсутствием поэтического видения мира.

Ни одной песни русской… Ни одной своей ноты и, кажется, ни одного русского слова.

Это – не только удивительно. Россия и Революция оказались духовно несовместимыми.

* * *

Наша музыка – это пение. Это наша национальная природа – русских, украинцев, белорусов (тоже несчастных). Они находятся в ужасном положении в смысле искусства. Я не знаю, как им помочь, это ведь родной наш город. Язык его и мелос – это ведь тоже русское. Война по ним прошла, и жестоко. У них как-то не растёт культура коренной нации.

* * *

Для русской культуры, во всяком случае, для некоторой её части, характерны элементы, роднящие её более, чем культуру современной Европу, с
Древней Грецией. Эти элементы получены нами через православную веру, которая впитала в себя и древнюю греческую философию. Вот откуда – платонизм у Мусоргского, Владимира Соловьёва, у блока и Есенина.
Преобладающий элемент духовного начала в творчестве (Божественного).

Вот почему искусство этих художников трудно мерить европейской мерой.
Вот этому искусству равно чужды и чувствительность, и схоластика, и даже пламенный рационализм Спинозы или Бетховена. Это искусство совсем не клерикальное, не религиозное искусство с точки зрения культа, обряда, богослужения. Оно религиозно, священно, сакраментально в том смысле, как говорил Платон, - что душа человека сотворена Богом, - это та Божественная часть человеческого существа, которая способна общаться со своим творцом и одна лишь в человеке несёт в себе подлинное, неизменное, вечное
Божественное начало.