Сергей Юрьевич Шокарев
Династическая ситуация, сложившаяся после смерти в 1533 году великого князя Василия III Ивановича была сложной. Наследником был официально объявлен трехлетний сын великого князя – Иван IV Васильевич. Василий III рассчитывал, что бремя правления государством падет на бояр, которых на смертном одре увещевал верно служить его сыну. Однако, ситуация сложилась по-иному. Неожиданную твердость и стремление к власти проявила вдова великого князя – Елена Васильевна Глинская. Она приняла правление в свои руки и начала с того, что отправила в заточение младшего брата Василия III дмитровского князя Юрия Ивановича. Несомненно, память о Феодальной войне была еще жива в умах московских государственных людей. При Елене Глинской пытался выдвинуться на первое место ее дядя князь Михаил Львович Глинский, но племянница не нуждалась в его советах. Возник конфликт, и Глинский также отправился в тюрьму, где вскоре умер. Ближайшим советником молодой великой княгини стал другой боярин – князь Иван Федорович Телепнев-Овчина-Оболенский, которого, как говорили, связывали с Еленой Глинской романтические отношения.
В 1537 г. другой брат Василия III Андрей Старицкий, опасаясь участи Юрия Дмитровского, попытался поднять мятеж против Елены Глинской. Мятеж был быстро ликвидирован и старицкий князь, также как и Юрий Дмитровский окончил свои дни в тюрьме. А вскоре, 3 апреля 1538 г. неожиданно скончалась великая княгиня Елена Глинская. Скоропостижная смерть молодой женщины вызвала слухи об ее отравлении. До недавнего времени, историки не придавали значения этой версии, однако, результаты исследования останков Елены Глинской, выполненного по научно-исследовательской программе музеев Московского Кремля, дают основания утверждать, что эти предположения не так уж беспочвенны. Впрочем, до окончательных результатов исследования, ничего нельзя утверждать.
Восьмилетний великий князь остался круглым сиротой. Впоследствии, он с горечью вспоминал об этом времени. Бояре, по воспоминаниям Ивана Грозного, оказывая ему внешний почет и уважение, на деле не заботились о нем и его брате. Младший брат Ивана – глухонемой Юрий – не мог быть ему хорошим товарищем. Мальчик чувствовал себя заброшенным. Свою обиду и злость он начал вымещать на бессловесных тварях. По словам бывшего друга, а затем апологета царя князя Андрея Курбского, юный Иван IV сбрасывал с крыш высоких теремов кошек и собак. Когда же он подрос, то начал «человеков ураняти». С компанией сверстников юный великий князь скакал по площадям и рынкам на конях и начинал «всенародных человеков, мужей и жен, бити, скачюще и бегающе всюду неблагочинне». Бояре одобряли жестокие забавы маленького государя, говоря: «О храбр будет сей царь и мужествен!».
Сами бояре были заняты борьбой за власть. Неоднократно она выплескивалась в виде сцен насилия, происходивших на глазах великого князя-мальчика. Иван был умен и сметлив, насилие глубоко впиталось в его сознание еще с детского возраста. В тринадцать лет он вынес свой первый смертный приговор, приказав убить главу боярской партии Шуйский князя Андрея Михайловича Шуйского. С тех пор, как пишет летопись, «начали бояре боятися, от государя иметь страх и послушание». Великий князь вскоре оправдал их страхи – в сентябре 1545 г. он приказал вырезать язык Афанасию Бутурлину «за невежливое слово», а в 1546 г. во время похода на Коломну, положил опалу на бояр Воронцовых и князя Ивана Кубенского – они были казнены. Атмосфера страха, сложившаяся вокруг юного монарха, приучала его к вседозволенности, однако, вскоре Ивану IV пришлось испытать нелегкий урок.
Достигнув шестнадцати лет (возраст совершеннолетия) Иван IV собрал бояр и митрополита и объявил им, что желает жениться. Рассуждения юноши о семейной жизни показались боярам и митрополиту столь разумными, что они, по словам летописи от радости «чуть не заплакаху». Вместе с этим, великий князь объявил, что желает, прежде женитьбы, «поискати прародителей чинов», то есть принять царский титул.
Несомненно, реальная ситуация была сложнее, чем это изображает официальная московская летопись. Считается, что инициатива принятия царского титула принадлежала не самому Ивану IV, а митрополиту Макарию и родственникам государя боярам Глинским, стоявшим в то время у кормила власти. Значение принятия нового было огромным. Ссылка на «прародителей» государя восходила к легенде о Мономаховом венце, согласно которой византийский император Константин Мономах передал своему внуку великому князю киевскому Владимиру Мономаху царский венец – «шапку Мономаха» и права на царский титул. Надо сказать, что царем на Руси называли только императоров (Византии и Священной Римской империи) или золотоордынских ханов. Принятие царского титула имела важнейшее внутри- и внешнеполитическое значение. Царь резко выделялся среди подвластных ему князей, потомков удельных Рюриковичей, поднимаясь на новую ступень иерархии, тогда как ранее был, формально, только первым среди равных. В переговорах с Казанским и Крымским ханами царь теперь выступал с равным им титулом, а в отношении Западной Европы приравнивался к императору, что было существенно выше королевского титула. Недаром, польский король долгие годы не признавал царского титула русского самодержца.
Сама коронация – венчание на царство – состоялась торжественно в январе 1547 г. Она была схожа с коронацией в 1498 г. Иваном III Дмитрия-внука, провозглашенного великим князем и соправителем, но церемониал был расширен и усложнен. Во время торжественной службы в Успенском соборе митрополит Макарий возложил на Ивана IV крест, венец и бармы, «присланные» Константином Мономахом внуку Владимиру. После окончания службы митрополит произнес прочувственную речь перед юным царем, призывая его крепить «суд и правду» и вести борьбу с внешними врагами страны.
Вскоре после царского венчания, в 2 февраля молодой царь женился на Анастасии Романовне, дочери окольничего Романа Юрьевича, потомка древнего старомосковского рода, служившего еще Ивану Калите.
Призывы митрополита крепить «суд и правду» были не пустыми словами. Годы боярского правления в малолетство Ивана IV ознаменовались торжеством произвола и лихоимства властителей разного рода во всех областях государства. В июне 1547 г. в Москву приехали жаловаться на наместника князя Ивана Турунтая-Пронского 70 псковичей. Царь пришел в гнев, узнав о цели их визита, и подверг псковичей жестоким издевательским пыткам – «бесчинствовал, обливаючи вином горячим, палил бороды и волосы да свечею зажигал, и повелел покласть их нагих на землю».
Общественное недовольство выплеснулось наружу после страшного пожара Москвы. Весна и лето того же, 1547 года, выдались на редкость жаркими. 12 апреля загорелся Китай-город, и на одном только Гостином дворе, сгорело 2000 дворов, и «много людей погоре». Новый пожар, 15 апреля, охватил Заяузье, районы Болвановки и Кожевников. Не успели погорельцы отстроить свои дома, как 21 июня начался новый пожар. Он охватил центр города, горели Кремль и Китай-город. Царь прятался от огня в подмосковном селе Воробьево (Воробьевы горы). Едва успел, спастись митрополит Макарий. Его спускали с кремлевской стены по веревки, и когда веревка оборвалась, митрополит упал и сильно расшибся. Сопровождавшие владыку лица погибли в огне. В пожаре сгорели и задохнулись несколько тысяч москвичей, большинство население города остались без крова.
Гнев москвичей обратился против бояр Глинских. По городу распространяли слухи, что бабушка царя княгиня Анна Глинская вырезала из мертвых сердца, клала их в воду «да тою водою, ездя по Москве кропила, и от того Москва выгорела». Глинских ненавидели московские посадские за их утеснения и грабежи. Возмущенная толпа бросилась ловить родичей царя. Боярин князь Юрий Васильевич Глинский, дядя государя, пытался спастись в Успенском соборе, но был схвачен и убит. Народ разграбил дворы Глинских и перебил не только их дворовых слуг, но дворян-пришельцев с Северской земли.
Покончив с князем Юрием Глинским, москвичи двинулись искать других Глинских и подступили к царскому дворцу в Воробьеве, предводительствовал толпой городской палач. Приход вооруженной толпы испугал царя. Позднее он вспоминал об этом событии: «вниде страх в душу мою и трепет в кости моя и смирися дух мой». Ивану IV удалось убедить москвичей, что он не прячет у себя Глинских и народ разошелся. Некоторое время спустя, царь приказал ловить и зачинщиков, но побоялся прибегнуть к широким репрессиям против участников восстания. В то же время, по велению царя москвичам раздавали деньги, успокаивая недовольство горожан. Память об этих грозных событиях Иван IV сохранил на всю жизнь.
Народные волнения в Москве и других городах резко изменили расстановку сил в правительстве. Глинские попали в опалу и были отстранены от власти. Наибольшее доверие приобрела у молодого царя группа лиц, за которой закрепилось название, данное ей Андреем Курбским – Избранная рада. Приход к власти Избранной рады был непосредственно связан с событиями июньского восстания в Москве в 1547 г. Еще во время пожара протопоп Благовещенского собора Сильвестр обратился к царю с пламенной речью. В ней он обвинял молодого государя в «буйстве» и «детских неистовых играх», указывая, что за грехи государей Бог наказывает всю землю. Эта речь произвела впечатление на царя, он приблизил к себе Сильвестра и охотно слушал его советы. Под влиянием Сильвестра царь на Соборе в 1549 г., названном «Собором примирения» каялся и просил у бояр, дворян и черных людей прощения за те обиды, которые нанес им за время малолетства. Сильвестр был одним из наиболее просвещенных и мудрых деятелей своего времени. Ему принадлежит окончательная редакция «Домостроя» – важнейшего сочинения, определявшего как домашний уклад и быт, так и духовную жизнь средневековой русской семьи.
Другим человеком, вошедшим в доверие царя стал дворянин Алексей Федорович Адашев из не знатного, но «доброго» рода костромских землевладельцев. Он обладал качествами незаурядного государственного деятеля, был тверд и властен, и, в то же время, стремился к идеалам русского благочестия – в постные дни съедал за день только одну просфору, содержал в своем доме больных и увечных и сам ходил за ними.
Среди царских приближенных того времени были также князья Андрей Курбский и Дмитрий Курлятев. Все они составляли тесный кружок единомышленников, названный, впоследствии Курбским, Избранной радой. Бесспорными лидерами Избранной рады были Сильвестр и Адашев. Один из летописцев сообщает, что Сильвестр «правил Русскую землю» с Адашевым «заодин, а сидели вместе в ызбе у Благовещения», т.е. у Благовещенского собора в Кремле.
Деятели Избранной рады видели выход из кризиса в проведении реформ, направленных на искоренение злоупотреблений и дальнейшую централизацию в государстве. В 1550-е годы было проведено значительное количество преобразований, затронувших различные стороны общественной жизни. В 1550 г. создан новый свод законов – Судебник. В 1551 г. на церковном соборе, получившем название Стоглавого (по количеству глав в соборном постановлении) были причислены к лику святых многие святые, почитаемые в различных областях государства. В их числе оказались и противники Москвы, как например, князь Михаил Ярославич Тверской. Тем самым, Стоглавый собор предписывал забвение старых удельных раздоров и утверждал единство государства. Немало места уделено в соборном постановлении искоренению пороков, свойственных белому и черному духовенству – пьянства, невежества, небрежения к своим обязанностям; а также пороков и грехов, свойственных всему обществу, в том числе, и живучих языческих представлений и обрядов.
Серьезные реформы затронули служилый класс. Было введено ограничение местничества, принято «Уложение о службе», устанавливавшее зависимость боевой готовности феодала от размера поместья или вотчины. С первых ста четвертей (около 170 гектаров) земли должен был служить сам помещик, с других четвертей – его слуги, вооруженные холопы. Была проведена реформа местного управления и власть наместников (кормленщиков) заменялась властью местных выборных, а население вместо налогов кормленщикам, должно было платить налог государству, что существенно ограничивало злоупотребления.
В 1550-е годы формируется система приказов – ведомств, осуществлявших управление отдельными отраслями государственного управления. Так, Поместный приказ ведал земельным обеспечением служилого дворянства; Посольский – дипломатическими сношениями; Разрядный – служебными назначениями в войсках и проблемами военной службы дворянства. Наряду с этими приказами, существовали приказы, управлявшие теми или иные территориями – Новгородская или Устюжская четверть и др. Управление Москвой находилось в ведении Земского приказа, располагавшегося на Красной площади, у Никольских ворот Кремля, на месте современного Исторического музея. Разрядный приказ определял размеры податей и повинностей с москвичей, ведал вопросами обеспечения безопасности города, борьбой с разбоями и пожарами. В ведении Земского приказа состояли решеточные приказчики, запиравшие на ночь «решетки» на московских улицах и городовые объезщики, следившие за пожарной безопасностью города.
Приказы находились в ведении дьяков (одного или нескольких), в подчинении у которых находились подьячие. В приказах царило взяточничество; «московская волокита» – затягивание решения дел и вымогательство вскоре стали одной из типичных черт Москвы XVI—XVII вв. Толпы челобитчиков наполняли город, «волочась» из приказа в приказ. Искателям правды предлагали свои услуги «безместные», т.е. безработные подьячие, толпившиеся на Ивановской площади Кремля, возле зданий центральных приказов. За определенную мзду они составляли челобитную и поучали приезжего, как ему вести свое дело в хитросплетениях московской бюрократической системы.
Эпоха нахождения у власти деятелей Избранной рады сопровождалась внушительными внешнеполитическими успехами. В 1552 г. после нескольких лет почти беспрерывной войны, русские войска в жестоком штурме взяли Казань. Казанское ханство было ликвидировано и присоединено к Московскому государству. В 1556 г. бескровно было присоединено Астраханское ханство, располагавшееся в низовьях Волги. Ряд удачных походов был совершен и против Крыма.
Середина XVI столетия отмечена и переменами в облике стольного града. Памятником взятия Казани явился построенный в 1555—1560 гг. Покровский собор на Красной площади (известен также как Храм Василия Блаженного). Выбор посвящения был не случаен – в день Покрова Пресвятой Богородицы 1 октября русские войска после жестокого приступа овладели Казанью. После пожара 1547 г. был обновлен и заново расписан Благовещенский собор. Около 1564 г. были выполнены также монументальные росписи Архангельского собора. На его стенах изображены в несколько ярусов святые, древнерусские князья и князья московского дома, похороненные в соборе. Над каждым из князей изображены нимбы, придающие им статус «святопочивших». Все князья, в том числе, и противники великих князей московских как Юрий Звенигородский и Василий Косой, объединены в общем пантеоне и признаны святыми покровителями Москвы и рода московских государей, в чем еще раз проявилось стремление Ивана Грозного к забвению смут удельного времени. В 1565 г. в Кремле, с южной стороны от колокольни Ивана Великого, было возведено каменное здание Посольского приказа; здания других приказов оставались деревянными вплоть до конца столетия.
В 1558 г. Россия вступила в войну с Ливонским орденом. Это была борьба за обладание Прибалтикой, выход к морским портам Балтики, необходимым для расширения торговых связей с Западной Европой. По главному предмету устремлений царя – Ливонии – эта война получила в историографии название Ливонской. Начало войны было успешным, но вскоре против России выступили Польша и Швеция, обладавшие значительным военным потенциалом. Внешнеполитические и военные трудности привели к охлаждению отношений между царем и его былыми единомышленниками. Вскоре последовал окончательный разрыв Ивана IV c деятелями Избранной рады – А.Ф.Адашев был взят под стражу и умер, Сильвестр сослан в далекий северный монастырь. Последовали опалы и казни бояр и воевод. В апреле 1564 г., чувствуя приближение опалы, из пограничного города Юрьева Ливонского бежал в Литву другой деятель Избранной рады боярин князь Андрей Курбский. Из Литвы Курбский обратился к царю с посланием, обвиняя его в казнях неповинных воевод, данных ему от Бога на одоление врагов. В ответ царь обратился к изменнику с посланием, основная идея которого заключалась в словах: «А жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнить вольны же». Царь обрушился на бояр, которые узурпировали его власть, и особенно рьяно – на Адашева и Сильвестра, которых обвинял в страшных преступлениях. Вслед за этим, осенью 1564 г. литовские войска (в рядах которых находился и Курбский) предприняли наступление на Полоцк и Чернигов, а с юга к Рязани подступил хан Девлет-Гирей. Тяжелая внешнеполитическая ситуация ухудшалась назревавшим экономическим кризисом – шестилетняя война тяжело сказывалась на экономике страны.
На этом фоне, в декабре 1564 г. в Москве произошли странные события. В воскресенье 3 декабря 1564 г. царь был на церковной службе в Успенском соборе. После окончания богослужения, он простился с митрополитом, боярами, дьяками, дворянами и всеми, кто присутствовал в соборе. На площади перед Кремлем его уже ждал поезд из саней, нагруженных московской святостью – чтимыми иконами, крестами, церковной утварью. Была приготовлена к отправке и государственная казна. Обоз сопровождали вооруженные дворяне. Ближним боярам, дворянам и приказным, которых царь брал с собой, он приказал ехать с женами и детьми, а сам с царицей и сыновьями, сел в сани и покинул Москву. Свидетели неожиданного отъезда царя были в недоумении – никто не знал куда и зачем уехал государь и чем вызваны странные обстоятельства выезда.
Между тем царский обоз двинулся на юг. Царь достиг села Коломенского, задержался в нем из-за неожиданной оттепели на две недели, затем, в объезд столицы двинулся на север, достиг Троице-Сергиева монастыря, а оттуда двинулся в Александрову слободу. 3 января из Александровой слободы в Москву прибыл царский гонец Константин Поливанов с двумя грамотами. В первой грамоте Иван IV извещал, что оставил государство в гневе на иерархов и священников и всех служилых людей – бояр, воевод, дворян и дьяков – за их измены, казнокрадство и дурную службу. Вторая грамота адресовалась московским купцам и посадским людям. Царь успокаивал их, «чтобы они себе никакого сумнения не держали, гневу и опалы на них никоторые нет». Этот точно рассчитанный маневр, противопоставивший низы правящей верхушке, сразу достиг цели. Народ потребовал от бояр упросить государя вернуться, угрожая расправой с лиходеями и царскими изменниками.
Депутацию от высшего духовенства и Боярской думы царь принял в Александровской слободе как посланников от вражеского государства. После долгих уговоров Иван IV изъявил свое согласие вернуться на трон, но выдвинул два условия – признание его права казнить изменников по своему усмотрению и учредить опричнину. Опричнина – одно из самых загадочных в русской истории учреждений – в целом, сводилась к выделению внутри государства особых территорий, создания особого войска и приказного аппарата, подчиненных непосредственно царю. Целью создания параллельных государственных структур и вооруженных сил была борьба с «государевыми изменниками». На опричных территориях царь производил «перебор людишек» – отнимал поместья и вотчины у одних и давал их служилым людям, зачисленным в опричнину. Земли, не вошедшие в опричнину, остались под управлением Боярской думы, и получили наименование земщины. К земским царь и опричники относились как к заведомым изменникам. Немец-опричник Генрих Штаден передает изречение царя, касающееся конфликта между опричниками и земскими: «Судите праведно, наши виноваты не были бы». Опричник мог обвинить любого из земских в измене и получал за это долю его имущества.
На опричную и земскую части была разделена и Москва. В опричнину вошла часть от Никитских ворот до берега Москвы-реки, т.е. район Арбата, Знаменки, Воздвиженки, Чертолья. Здесь были поселены опричники, а все земские выселены. Опричная часть Москвы находилась под управлением особого опричного Земского приказа, который возглавлял Григорий Борисович Грязной. Вскоре царь приказал себе новый опричный двор. Он был возведен за Неглинной на Воздвиженке напротив Троицких ворот Кремля. Ранее на этом месте находился двор боярина князя Михаила Темрюковича Черкасского, брата второй жены царя Марии Темрюковны, назначенного главнокомандующим опричными войсками. В 1565 г. двор Черкасского сгорел, и царь приказал строить на этом месте свою новую резиденцию. 12 января 1567 г. царь переехал в опричный дворец.
Красочное описание опричного двора оставил Генрих Штаден. Он пишет, что опричный двор был окружен мощными стенами, выложенными на сажень от земли из белого камня, и на две сажени – из кирпича. Крепость имела трое ворот – на восток, на юг и на север. Северные ворота, ориентированные на Кремль, были окованы железными полосами и покрыты оловом, а изнутри закрывались на два толстых бревна. На воротах «было два резных льва, вместо глаз у них были пристроены зеркала, и еще резной, из дерева, черный двуглавый орел. Один лев стоял с раскрытой пастью и смотрел к земщине, другой, такой же, стоял и смотрел во двор». На дворе были построены деревянные царские хоромы, над крышами которых, на шпицах возвышались двуглавые орлы. Кроме дворца, на опричном дворе располагались хозяйственные и другие постройки. Площадь внутри двора была засыпана белым песком. Последнее сообщение Г.Штадена подтверждается данными археологических раскопок. Во время работ по строительству первой очереди Московского метрополитена на территории Российской государственной библиотеки была обнаружена прослойка белого песка, толщиной в 10—30 см.
Иван IV возвратился из Александровой слободы в Москву в феврале 1564 г. Опричники-немцы И.Таубе и Э.Крузе писали, что царь неузнаваемо изменился за время своего отсутствия – «у него не сохранилось совершенно волос на голове и в бороде, которых сожрала и уничтожила его злоба и тиранская душа». Вероятно, сильное волнение, переживавшееся царем, когда он провозгласил свое отречение, подействовало на его физическое состояния, и от нервных переживаний он лишился части (вряд ли всего) волосяного покрова. Сразу же состоялись и первые казни – были обезглавлены видный воевода князь Александр Горбатый-Суздальский, его сын Петр, окольничий Петр Головин и другие лица. Они были обвинены в измене. Это было только начало, вскоре последовали новые казни. Москвичи с ужасом узнавали об изменах тех, кто до сих пор исправно нес государеву службу, командовал полками, одерживал победы над татарами и литовцами. Москва стала ареной не одних только казней. Иностранцы, оставившие описания опричного террора, пишут, что убийцы врывались в дома бояр, дьяков и служилых людей и убивали их вместе с семьями и слугами. Тела дьяка Казарина Дубровского и его сыновей, убитых опричниками, были рассечены на несколько частей и брошены в колодец во дворе дома. Слуги князя М.Т.Черкасского – царского зятя и одного из главных деятелей опричнины – по приказу Грозного были повешены на воротах дома своего господина, так, что тот был вынужден, выходя из дома, сгибаться под виселицей. Так они висели около двух недель. Померанский дворянин А.Шлихтинг, пробывший в Московии семь лет плену пишет: «Привычка к человекоубийствам является у него (царя) ежедневной. Именно, как только рассветает, на всех кварталах и улицах города появляются прислужники опричнины или убийцы и всех, кого поймают из тех, кого тиран приказал им убить, тотчас рассекают на куски, так что почти на каждой улице можно видеть трех, четырех, а иногда даже больше рассеченных людей, и город весьма наполнен трупами».
Страх наводило само появление новых слуг царя, опричников, одетых в черные одеяния, наподобие монашеских. У седла с одной стороны была прикреплена собачья голова, с другой – метла. Согласно И.Таубе и Э.Крузе «Это обозначает, что сначала они кусают как собаки, а затем выметают все лишнее из страны». Появление царя, в окружении опричников вызвало панику, люди разбегались кто куда, и, нередко, тиран и его слуги с криками: «Гойда!» бросались на бегущих и убивали их. В одной из народных песен царевич Иван Иванович говорит отцу: «А которой улицей те ехал, батюшка, всех сек, и колол, и на кол садил». Москва погрузилась в кровавый мрак террора. Казни и погромы в Москве чередовались с карательными походами в Подмосковье, царь ездил по вотчинам бояр, обвиненных в измене, приказывал убивать и мучил крестьян, рубить скот, жечь постройки и посевы.
Митрополит Афанасий, не имея возможности остановить кровавую вакханалию, удалился на покой в Чудов монастырь. На его место был избран игумен Соловецкого монастыря Филипп, прославившийся своим благочестием и рачительным управлением монастырем. Новый владыка решительно восстал против опричных казней, требуя их прекращения. Поначалу он пытался наедине увещевать царя, но, видя, что это не помогает, перенес свои обличения в Успенский собор. «Марта 22 дня, на самое середокрестное недели, учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати об опришнине», – лапидарно замечает летописец. Воспоминания иностранцев более подробны. Согласно им, митрополит обратился к царю с гневной речью: «Всемилостливейший царь и великий князь, доколе ты хочешь лить неповинную кровь твоих верных людей и христиан. Доколе неправда будет царить в русском царстве? Татары и язычники и весь свет говорят, что у всех народов есть закон и правда, а на Руси их нет...». В ответ на это обличения, царь в гневе ударив жезлом в пол, закричал: «Доселе я был кроток с тобой, митрополит, с твоими приверженцами и с моим царством. Теперь вы узнаете меня!», – и вышел из собора. На другой день несколько митрополичьих слуг и старцев были забиты железными батогами на улицах Москвы. Были казнены также родственники Филиппа – представители старомосковского рода Колычевых. Одновременно, царь собрал церковный собор из послушных ему архиереев и те приняли решение о низложении митрополита. 8 ноября 1568 г., когда Филипп обратился к народу с очередным обличением царя, в Успенский собор ворвались опричники во главе с любимцем царя Федором Басмановым, сорвали с митрополита облачение, бросили его в сани и отправили в заточение в Богоявленский монастырь в Китай-городе.
Поздней осенью 1569 г. Иван Грозный отправился во главе опричного войска в поход против Новгорода и Пскова, население которых было обвинено им в измене. Новгородский поход Ивана Грозного по масштабу кровавых расправ и грабежей превзошел другие злодеяния опричнины. Были разгромлены города Торжок, Тверь, Новгород и их окрестности. Псков, благодаря заступничеству псковского юродивого Николы, царь «пощадил», взяв с города контрибуцию и казнив несколько десятков человек. Дело о «новгородской измене», расследовавшееся опричными судьями, затронуло многих лиц, занимавших высокие посты как в опричнине, так и в приказном аппарате. Краткое резюме следственного дела о «новгородской измене», в архивной описи 1626 г. вскрывает механизм формирования «изменных дел» того времени: «в том деле с пыток многие про ту измену на новгородского архиепископа Пимина и на его советников и на себя говорили, и в том деле многие кажнены смертью, розными казнями, и иные разосланы по тюрьмам...».
25 июля 1570 г. царь со старшим сыном Иваном, в окружении телохранителей и опричников выехал на Красную площадь. Незадолго до этого, на площади были произведены страшные приготовления – вбиты заостренные колья, зажжен костер, над которым поставлен котел с водой и другие. На площадь вывели около 300 москвичей, в основном, приказных и дворян. «Большинство их, – пишет А.Шлихтинг – о жалкое зрелище! – было так ослаблено и заморено, что они едва могли дышать; у одних можно было видеть сломанные при пытке ноги, у других руки». Народ, по свидетельству Шлихтинга, оробел и пытался разойтись подальше от страшного зрелища, но царь велел говорить людям, чтобы они подходили ближе, а после этого подъехал к толпе и громким голосом спросил, правильно ли он делает, что хочет покарать своих изменников. «Живи, преблагий царь. Ты хорошо делаешь, что наказуешь изменников по делам их!», – раздались одобрительные возгласы из толпы.
После этого царь велел вывести из толпы осужденных 184 человека и объявил что прощает их. Это свидетельство иностранных авторов подтверждает и описание следственного дела: «да туто список, ково казнити смертию, и какою казнию, и ково отпустити...». Оставшиеся 120—130 человек умирали в страшных мучениях. Многолетний глава Посольского приказа, выдающийся дипломат Иван Михайлович Висковатов, обвиненный в измене и тайных связях сразу с тремя недругами царя – польским королем, крымским ханом и турецким султаном – был разрезан на куски. Перед смертью он мужественно отверг все обвинения о обличал царя: «Великий царь, Бог свидетель, что я не виновен, и не сознаю за собою того преступления, которое на меня возводят... Но раз ты жаждешь моей крови, пролей ее, хотя и невинную, ешь и пей до насыщения». Казначея Никиту Фуникова казнили, обливая поочередно то горячей, то холодной водой. Участвовал в расправе и сам царь. Казни продолжались четыре часа, а после экзекуции царь приказал вынести все тела за город и бросить в одну яму для погребения. Во время массовых казней «на Поганой луже» были истреблены наиболее видные деятели московского приказного управления – дьяки и подьячие в течении многих лет управлявшие центральными московскими приказами и составлявшие опору государственного аппарата.
С казнями на Красной площади связывается возведение маленьких деревянных церквей «на крови», стоявших вдоль рва и кремлевской стены от Спасских (Фроловских) ворот до Никольских. По преданию, они были поставлены в память о казненных Иваном Грозным. Опись Москвы XVII в. сохранила их названия: Параскевы Пятницы, Василия Кесарийского, Богоявления, Феодосии девицы, Евангелиста Марка, Иоанна Предтечи, Ризоположения, Сергия Чудотворца, Николы, Рождества Христова, Воскресения, Афанасия и Кирилла, Зачатья Богородицы, Рождества Богородицы, Всех Святых. В народной памяти июльские казни 1570 г. отразились и в повести о Харитоне Белоулине, рассказывающей, как на Пожаре (т.е. Красной площади) было приготовлено 300 плах, 300 топоров и 300 палачей. Выехал на площадь царь «в черном платье и на черном коне» и приказал казнить именитых людей «по росписи». Одного из приговоренных – купца Харитона Белоулина – палачи никак не могли одолеть, а когда все же повалили и казнили, обезглавленное тело вновь поднялось. Царь в ужасе ушел с места побоища, а остальных приговоренных отпустил.
Привыкшее к грабежам и убийствам безоружного населения опричное войско быстро деморализовалось и утратило все возможные боеспособные качества. Когда весной 1571 г. стало известно, что крымский хан Девлет-Гирей готовить набег на Россию, на берег Оки к обычному месту, на котором выставлялся заслон против татарского войска было послано две армии – земская под командованием первого боярина земщины князя И.Д.Бельского (состоявшая из пяти полков) и опричная, состоявшая всего из трех полков. Передовой полк опричников был поручен царскому шурину князю Михаилу Темрюковичу Черкасскому, однако, в это время до царя дошел слух, что в набеге участвует отец Черкасского – кабардинский князь Темрюк Айдарович (Темир-Гука) – и во время движения полка с Серпухову, воевода был зарублен по приказу царя.
Русские войска выстроились по Оке у Тулы и Серпухова, однако, перебежчик сын боярский Кудеяр Тишенков указал ханской коннице путь, не защищенный войсками. Татары обошли оборону с запада и двинулись к Москве. Иван Грозный бросил армию и уехал на север. Татары разбили у Серпухова опричный полк воеводы Я.Волынского и устремились к Москве. Воеводы успели отойти к столице и занять оборону. Начались небольшие стычки между, в одной из которых был ранен земский главнокомандующий князь И.Д.Бельский. Но татары не стали биться с русским войском, ни штурмовать столицу. 24 мая 1571 г. они подожгли незащищенные предместья города и Москва запылала. Огонь быстро охватил Кремль и Китай-город. Запылал и опричный дворец. Генрих Штаден пишет, что огонь был таким сильным, что расплавились колокола на при церкви на опричном дворе. Город сотрясался от взрывов – это взлетали на воздух «зелейные» погреба в башнях Кремля и Китай-города. Многие тысячи москвичей гибли в пламени и дыму пожара. Люди пытались бежать из Кремля и в городских воротах началась страшная давка. Воевода Бельский пытался укрыться от пожара в погребе своего кремлевского двора, но задохнулся от дыма. Другой воевода князь Никита Петрович Шуйский, пробивался через толпу по Живому мосту из Кремля в Замоскворечье и был в давке заколот ножом. Армия, стоявшая в городе, несла огромные потери. Сохранял боеспособность один только полк князя Михаила Ивановича Воротынского, стоявший на Таганском лугу и отбивавшийся от татар. В это время, в городе погибла от пожара дочь Воротынского – княжна Агриппина Михайловна, надгробие которой в соборе Новодевичьем монастыре сохранилось до наших дней.
Татары оставили горящий город и двинулись разорять южные уезды. Впоследствии, они хвастались, что перебили и взяли в плен более 120 тысяч человек. Москва выгорела полностью. По свидетельству Таубе и Крузе в городе «не осталось ничего деревянного, даже шеста или столба, к которому можно было бы привязать лошадь». Город был завален трупами, которых некому было убирать. Когда возвратился царь, он приказал сбросить все тела в Москву-реку, и река вышла из берегов. В городе началась эпидемия – «того же году и на другой год на Москве был мор и по всем городом русским». В пожаре погибли два льва, жившие в кремлевском рву, которых царю подарила английская королева Мария Тюдор в 1557 году.
Вскоре после пожара Девлет-Гирей прислал послов, требовать от царя «выхода» – повышенной дани. Согласно позднему летописцу, Грозный разыграл перед послами целое представление: нарядился в сермягу и в баранью шубу и также повелел нарядиться и боярам, и отвечал татарам: «Видишь де, меня, в чем я? Так де меня царь зделал! Все де мое царство выпленил и казну пожег, дати де мне нечево царю!». Английский посол в России Джером Горсей повествует об этих событиях не менее красочно. По его словам, татарский посол, протянул Ивану Грозному «грязный острый нож» и сказал, что крымский хан посылает царю, нож, чтобы он мог перерезать себе горло и тем избавиться от позора.
Пожар Москвы имел значительные последствия на внутреннюю политику царя. Тиран потерял доверие к опричникам, оказавшимся слабыми воинами. Опричный воевода князь В.И.Темкин-Ростовский, незадолго до этого выкупленный из литовского плена за огромную сумму в 10 тысяч золотых, был казнен за то, что не смог отстоять от пламени опричный дворец. Когда в следующем году стало известно о новом набеге хана, царь объединил опричное и земское войско под командованием земского воеводы боярина князя М.И.Воротынского. 30 июня 1572 г. в селе Молоди, в 45 километрах от Москвы состоялась решительная битва. Татары были разбиты и бежали, в плен попал знаменитый крымский полководец Дивей-мурза, множество знатных татар, в том числе и родственники хана погибли. Молодинская битва ознаменовала закат опричнины. Вскоре это странное учреждение было отменено. Под угрозой наказания было запрещено даже произносить само слово опричнина. Земским частично вернули конфискованные вотчины, некоторые из опричных были казнены. Опричнина, в целом, выполнила свое предназначение – государство было прочно скреплено страхом перед абсолютной властью монарха. Через три года Иван Грозный показал, что по-прежнему волен творить в своей отчине все что ему угодно.
В один из осенних дней 1575 года неожиданно для всех царь Иван «посадил» на великое княжение всеа Руси крещеного татарского царевича Симеона Бекбулатовича, являвшегося праправнуком знаменитого хана Ахмата, противника Ивана III. Симеон был торжественно венчан царским венцом в Успенском соборе. Сам же государь, по словам Пискаревского летописца «жил на Неглинною на Петровке, на Орбате, против Каменого моста старово, а звался Иван Московский и челобитные писали так же. А ездил просто, что бояре, а зимою возница в оглоблех... А как придет к великому князю Симеону, и сядет далеко, как и бояр, а Симеон князь велики сядет в царьском месте». Причины и цели этого странного политического маскарада составляют предмет споров и размышлений историков. Сохранилась одна челобитных Грозного государю Симеону. Она начинается традиционным смиренным рефреном московских челобитных: «Государю великому князю Симеону Бекбулатовичю всея Русии Иванец Васильев с своими детишками Иванцом да с Федорцом, челом бьют». Однако, это смирение чисто показное. Далее «Иванец Московский» испрашивал у «государя» дозволения «перебрать людишек» в своем уделе, т.е. приняться за аналогичный опричному разбор служилых людей на угодных и неугодных царю. Кроме того, «людишек», неугодных князю Московскому, Симеон Бекбулатович не должен был принимать к себе и, таким образом, землевладельцы, изгнанные из своих поместий попросту превращались в бродяг. Таким образом, за маскарадным правлением Симеона Бекбулатовича произошла частичная регенерация опричнины. Состоялись и казни, однако, они не имели столь широкого масштаба, как и прежде.
Власть великого князя Симеона Бекбулатовича распространялась далеко не на всю территорию Московского государства. Помимо удела Иванца Московского, на землях, ранее входивших в Казанское ханство, по-прежнему управляли от имени «царя, государя и великого князя Ивана Васильевича всеа Русии». В краях, еще живо помнивших свою независимость под властью татарских ханов маскарад с посажением на трон одного из потомков Чингис-хана был неуместен. Дипломатические переговоры также велись от имени царя Ивана.
Правление Симеона Бекбулатовича длилось недолго. Через год Грозный сместил его с престола и отправил на удел в Тверь, придав титул «великого князя тверского». Современники выдвинули две версии произошедшего. По одной, причиной странного воцарения Симеона стало предсказание волхвов, что в этом году «будет пременение: московскому царю смерть». Грозный решил обойти это предсказание – целый год московского царя просто не существовало – были великий князь всеа Руси Симеон и князь Иванец Московский. Другим казалось, что Грозный предпринял грандиозную провокацию: «искушал люди: что молва будет в людех про то». И для современников, и для историков великое княжение Симеона Бекбулатовича в 1575—76 гг. являлись и являются одним из загадочных моментов правления Ивана Грозного.
В последние годы жизни Ивана Грозного волна репрессий заметно ослабела. Переломным моментом в истории последних лет царствования Грозного стала смерть царевича Ивана Ивановича. Папский легат Антонио Поссевино, прибывший в Россию для участия в переговорах между царем и польским королем Стефаном Баторием, сообщает следующую версию происшедшего. Однажды, царь вошел в дворцовые покои и увидел свою невестку, третью жену сына Ивана, Елену Шереметеву в одной рубахе – по тогдашним понятием женщина считалась одетой, если на ней было не менее трех рубах. Невзирая на беременность невестки царь принялся избивать ее своим посохом. Прибежавший царевич пытался заступиться за жену, но был также избит и получил рану в висок. На другой день царевич слег от раны и душевного потрясения, а его жена родила мертвого младенца. Вскоре – 11 ноября 1581 г. – царевич скончался. Иван Грозный был в ужасе. Он осознавал, что в приступе ярости уничтожил будущее своей династии, поскольку его младший сын Федор был слабым и болезненным человеком, не способным к тяготам государственного управления.
После гибели сына царь прожил еще три года. Они были наполнены для тирана страхом за свою жизнь и судьбу своей души после смерти. Покаянный настрой, охвативший царя, вызвал к жизни создание по его приказу синодиков опальных, в которые записывались для церковного поминания имена казненных. Пойти на эту меру по отношению к душам покойных изменников вынудило царя средневековое представление о том, что грехи умерших без покаяния падут на того, что был причиной их смерти. В то же время, царь, опасаясь новых козней своих приближенных, готовился к бегству в Англию и строил планы своей женитьбы на племяннице английской королевы Елизаветы I Марии Гастингс. В эти годы здоровье царя было подорвано длительными оргиями, он уже с трудом передвигался и его приходилось носить. Антропологическое исследование скелета Ивана Грозного, проведенное в начале 1960-х гг. выдающимся советским антропологом М.М.Герасимовым показало, что в последние шесть лет жизни царя у него развились мощные соляные отложения в позвоночнике, которые причиняли острые и мучительные боли при каждом движении. В конце февраля 1584 г. здоровье царя резко ухудшилось. По монастырям были посланы царские наказы молиться об избавлении государя «настоящие смертные болезни». 18 марта 1584 г. царь был в бане, после чего сел играть в шахматы, внезапно он повалился навзничь. Поднялась суматоха, одни побежали за лекарем, другие – за духовенством для совершения обряда предсмертного пострижения. В это время Иван Грозный скончался; над его мертвым телом был совершен обряд пострижения и царь был наречен Ионой.
Сразу же после смерти Грозного возникли слухи, что царь был отравлен своими приближенными Богданом Бельским и Борисом Годуновым. Английский посол Д.Горсей сообщает, что Иван Грозный был удушен в то время, когда с ним случился приступ. Эти слухи мгновенно распространились среди москвичей и вызвали сильное волнение. Горожане подступили к Кремлю, требуя выдачи Богдана Бельского. На Красной площади восставшие развернули царь-пушки и намеревались стрелять по Спасским (Фроловским) воротам, чтобы выбить их. В это время из Кремля вышли думный дворянин Михаил Безнин и дьяк Андрей Щелкалов с уговорами к толпе разойтись и успокоиться, а вслед за ними делегация бояр, которые сообщили, что Бельский сослан в Нижний Новгород и никакой опасности для нового государя – Федора Ивановича – не существует. Эти заявления успокоили толпу – «и разыдошася койждо восвояси».
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://izbakurnog.historic.ru/