Москва

П Л А Н.

1. Предание о боярине Кучке — первом
владельце Москвы.

2. Основатель московского городка —
Юрий Долгорукий.

3. Несколько замечаний о названии “Москва”.

4. Быстрый рост города во второй
половине XII в.

5. Москва — столица удельного княжества.

Предание о боярине Кучке — первом
владельце Москвы.

Мы видели, что Москва была горо­дом вятичей. Между тем в первом лето­писном известии 1147 г. Москва оказы­вается городом, принадлежавшим не чер­ниговским, а ростово-суздальским князь­ям. Слова “...приди ко мне, брате, в Москову” не оставляют никакого сомне­ния в том, что Москва была городом Юрия Долгорукого. Позже Москва неиз­менно оказывалась во владении также ростово-суздальских, а не рязанских князей, хотя ближайшие Лопасня и Ко­ломна до конца XIII в. остаются рязан­скими волостями. Когда же Москва пе­рестала быть городом вятичей и пере­шла во владение суздальских князей, земли которых были заселены кривича­ми, как она попала в руки Юрия Долго­рукого? Позднейшие московские леген­ды хорошо помнили о древнем москов­ском владельце, боярине Стефане Ивано­виче Кучке, которому принадлежала Москва до Юрия Долгорукого, насиль­ственно ею завладевшего. Было время, когда на предания о Кучке ученые смот­рели как на сплошной вымысел XVII в. и не видели в нем никакого зерна достоверности. Но народные предания имеют свою основу, нередко вовсе неле­гендарную. Таковы и предания о Кучке, которые будут нами кратко изложены.

Предания о Кучке дошли до нас в двух поздних повестях или сказаниях о начале Москвы. Первую из них С. К. Шамбинаго назвал хронографи­ческою повестью, другую — новеллой по характеру их содержания. Первая по­весть носит название “О зачале царствующаго великого града Москвы, како исперва зачатся”. Она начинается рас­суждениями о том, как древний Рим и второй Рим — Константинополь возник­ли на крови, а   ному и Москва как третий Рим должна была создаться “...по кровопролитию же и по закланию кро­вей многих”. Таким образом, и при осно­вании Москва во всем была равна своим предшественникам — Риму и Констан­тинополю. В доказательство этой мысли приводится следующий рассказ, который мы передаем в переводе на современный язык.

“В лето 6666 (т. е. в 1158 г.— М. Т.) великий князь Юрий Владимирович шел из Киева во Владимир град к сыну своему Андрею Юрьевичу, и пришел на место, где ныне царствующий град Москва, по обеим сторонам Москвы-реки села крас­ные. Этими селами владел тогда боярин некий богатый именем Кучка, Стефан Иванов. Тот Кучка очень возгордился и не почтил великого князя подобаю­щею честью, какая надлежит великим князьям, а поносил его к тому же. Князь великий Юрий Владимирович, не стерпя от него хулы, повелевает того боярина схватить и смерти предать; так и было. Сыновей же его Петра и Акима, моло­дых и очень красивых, и единственную дочь, такую же благообразную и краси­вую, именем Улиту, отослал во Влади­мир к сыну своему, ко князю Андрею Юрьевичу. Сам же князь великий Юрий Владимирович взошел на гору и обозрел с нее очами своими туда и сюда по обе стороны Москвы-реки и за Неглинною. И возлюбил те села и повелевает на том месте вскоре сделати малый деревянный город и прозвал Москва город по имени реки, текущей под ним. И потом князь великий отходит во Владимир к сыну своему князю Андрею Боголюбскому и сочетает его браком с дочерью Кучковою, с которой князь Андрей прижил и сыновей, рано умерших. И был у него отец его князь Юрий Владимирович не­мало времени и заповедал сыну своему князю Андрею Боголюбскому град Мо­скву людьми населить и распростра­нить”. Далее говорится, что Улита и ее братья Кучковичи устроили заговор и убили Андрея Боголюбского. За смерть князя отомстил его брат Михалко Юрь­евич. Он перебил убийц брата, а Улиту велел “...повесити на вратах и растреляти из многих луков”. К этому рассказу прибавлен краткий летописец, оканчивающийся известием о смерти Ивана Калиты.

Прежде чем перейти к рассмотрению исторического значения повести о зачале Москвы, расскажем о содержании вто­рой повести, которая носит все черты устного народного сказания, какой-то исторической песни, нередко сбиваясь на песенный лад, с типичными оборотами народной поэзии. Она так и начинает­ся песенными словами: “И почему было Москве царством быть и хто то знал, что Москве государством слыти”.

По словам повести, на берегах Моск­вы когда-то стояли “...села красны хоро­ши” боярина Кучки и его двух сыновей-красавцев, “...и не было столь хороших во всей Руской земле”. Князь Даниил велел боярину отдать своих сыновей к нему на службу. Кучка побоялся отка­зать и отдал их Даниилу, а тот взял их к себе во двор, пожаловал одного в стольники, а другого в чашники. Братья понравились княгине Улите Юрьевне и сделались ее любовниками. Преступная связь должна была обнаружиться, и Ули­та вместе с Кучковичами задумала убить князя. Братья напали на князя во время охоты, но Даниил ускакал на коне. Бро­сив коня, он побежал к реке Оке и стал умолять перевозчика перевезти его на другой берег реки, обещая подарить до­рогой перстень. Перевозчик протянул за перстнем весло, схватил перстень, а затем оттолкнул лодку и оставил князя на берегу. В отчаянии Даниил побежал вдоль Оки. Наступил вечер “...темных осенних ночей”. Не зная, куда укрыться, князь влез в сруб, где был похоронен мертвец, и заснул в срубе, забыв страх “от мертвого”. Кучковичи испугались, что упустили князя живым, но злая кня­гиня Улита дала им любимого кня­жеского пса — “выжлеца” (т. е. гончую собаку). Пес стал искать хозяина и на­шел дорогу к срубу: “...и забив пес гла­ву свою в срубец, а сам весь пес в срубец не вместися”. Кучковичи нашли и убили князя, а сами вернулись, в Суздаль и стали жить с княгиней. Тогда верный слуга Даниила увез его малолетнего сына Ивана во Владимир к дяде Андрею Алек­сандровичу. Тот отомстил убийцам и вос­питал Ивана Даниловича.

Какое же зерно истины найдем мы в обоих повествованиях?

Древнейшие летописи ничего не зна­ют о боярине или тысяцком Кучке, но его дети Кучковичи и Петр, “зять Куч­ков”,— лица исторические. Они состави­ли заговор против Андрея Боголюбского и убили его в 1174 г. Начальник же убий­цам был Петр, Кучков зять, Анбал Ясин ключник, Яким Кучкович, сообщает Ипатьевская летопись. Повесть о зачале царствующего града Москвы делает Петра и Акима братьями, называет и княгиню Улиту их сестрой, а их отцом боярина Кучку. Но можно ли сомне­ваться в том, что боярин Кучка дейст­вительно существовал, если нам извест­ны его зять и сын? Видимо, это была сплоченная и сильная боярская семья, настоящий род Кучковичей, оставивший по себе прочную память в народных преданиях. Еще долго после убиения Андрея Боголюбского ходили легенды о Кучковичах, записанные не позже сере­дины XV в. Рассказывали, что Всеволод Большое Гнездо отомстил за убитого брата: “Кучковичи поймал, и в коробы саждая в озере истопил” . Предание о гибели Кучковичей прочно держалось в людской памяти, и даже в XIX в. побли­зости от Владимира показывали болоти­стые озера, по поверхности которых передвигались плавучие торфяные ост­ровки — их считали коробьями с остан­ками проклятых Кучковичей.

Имя Кучки осталось не только в ле­гендах, но и в названиях местностей. В XV в. в Суздальской земле упоминает­ся волость Кучка, в Москве тогда же хорошо знали урочище Кучково поле, на­ходившееся в районе позднейших Сре­тенских ворот. Но самое важное то, что еще во второй половине XII в. Москва носила двойное название: “Москва рекше Кучково”. Иными словами: “Москва, то есть Кучково”. Таким образом, предание XVI—XVII вв., рассказывающее об обычном московском эпизоде — пре­ступной связи боярыни-княгини с моло­дыми слугами ее мужа, эпизоде, уве­ковеченном в знаменитой песне о Вань­ке-ключнике, сохранило отзвук какого-то действительного события, связанного с именем Кучки. Боярина Кучку народ­ное предание считало первым владельцем Москвы. Обратим внимание и на то, что само название Кучково оканчивалось на “о”, как обычно называют до сих пор села в Московской области, да и вообще в России, по имени их владельцев (Фе­дорове, Иванове, Петрово и т. д.), “Села красные” боярина Кучки (“Кучково се­ло”) — это историческая реальность. Они говорят нам о первом владельце Москвы, боярине Кучке, вероятно, имев­шем укрепленный замок-городок, кото­рый позже заменил княжеский городок Москва. Была ли с этим связана какая-либо личная трагедия первого москов­ского владельца Кучки или нет, этого мы достоверно не знаем, но упорная тра­диция о насильственном захвате Москвы суздальскими князьями, возможно, опи­рается на действительные факты. Напом­ним здесь, что Кучково поле в Москве на­ходилось поблизости от реки Неглинки и городища Николы на Грачах. Нет ничего невероятного в том, что легендарный Кучка был одним из вятических старшин или князьков, отстаивавших свои земли от притязаний Юрия Долгорукого.

Основатель московского городка —
Юрий Долгорукий.

О Юрии Долгоруком как основателе городка в Москве сообщается в так назы­ваемой Тверской летописи, где читаем, что в 1156 г. “...князь великий Юрий Володимерич заложи Москву на устий же Неглинны, выше реки Яузы”. С. Ф. Платонов не доверяет этому из­вестию, видя в нем позднейшее припо­минание, так как в 1156 г. Юрий Долго­рукий находился на юге России и не мог строить городка на Москве 22. Но неточ­ная дата еще не означает, что событие приурочено неверно или выдумано. Утверждение Юрия Долгорукого в Мо­скве было только частью его обширной деятельности по освоению западных окраин Суздальского княжества. В 1152 г. Юрий Долгорукий “...град Переяславль от Клещина перенес и созда больши стараго, и церковь в нем постави камену святаго Спаса”. Новый город иногда стали называть Переславлем Но­вым, а старый Переславль, называвшийся Клещиным, запустел. Таким образом, и при построении Переслааля происходило то же явление, что и при построении Москвы. Юрий Долгорукий основывает город на новом месте и дает ему новое название. К тому же 1152 г. относит­ся и построение Юрьева-Польского, а в 1154 г. строится Дмитров, названный в честь Дмитрия-Всеволода, одного из сыновей Юрия Долгорукого, впоследст­вии Всеволода Большое Гнездо. Замечательнее всего, что в Дмитрове также сохранялось предание о построении го­рода на новом месте и существовании до него более раннего поселения.

Нетрудно заметить и некоторое об­щее направление строительной деятель­ности Юрия Долгорукого — его стрем­ление закрепить важные стратегиче­ские и торговые пункты. Дмитров воз­ник там, где начинается судоходный путь по Яхроме, откуда можно было реч­ным путем добраться до Волги. К Дмит­рову сравнительно близко подходит вер­ховье Клязьмы, важнейшего торгового пути Суздальского княжества. Та же Клязьма подходит и к Москве-реке. Почти одновременное построение Моск­вы и Дмитрова имело своим назначением укрепить подступы к Клязьме со стороны Яхромы и Москвы-реки.

На особое значение соседства Клязь­мы с Москвой-рекой для роста нашего города давно уже обратил внимание И. Е. Забелин. Он указал на местона­хождение села Мытищи, где между Яу­зой и Клязьмой лежит водораздельный участок, который проходили сухим воло­ком, перетаскивая или провозя на коле­сах речные суда. Между тем в Москве еще в XII в. существовало предание, что первоначальный “градец малый”, приписываемый легендарному Мосоху, был поставлен на устье Яузы. По пре­данию, он находился там, “...идеже и днесь стоит на горе оной церковь камен­ная святаго и великаго мученика Ники­ты”. Высокий холм с церковью Ники­ты Мученика является прекрасным па­мятником XVI в. и теперь возвышает­ся над берегом реки Москвы. Этот район нашего города принадлежит к числу очень древних. Поэтому существование на устье Яузы какого-то городка в отда­ленном прошлом, вероятно, предшество­вавшем не только городку Юрия Долго­рукого, но и “красным селам” боярина Кучки, весьма вероятно. При устье Яузы кончался путь от бассейна Клязьмы к Москве-реке. Здесь стояли речные суда, вследствие чего полузатопляемый лужок, примыкавший с востока к Китай-городу (где позже находился Воспитательный дом), даже в XV в. назывался Приста­нищем, а гора на правом берегу Яузы, у церкви Николы-Воробьино, еще долго называлась Гостиной горой. Само село Мытищи в XV в. именовалось как Яузские Мытищи (см. духовную Адриа­на Ярлыка).

Несколько замечаний о названии “Москва”.

Мы видели уже, что древняя тради­ция знала два названия нашего города — Москва и Кучково. Название Кучково находит себе объяснение в предании о боярине Кучке, тогда как слово Москва до сих пор остается камнем преткно­вения для ученых. И. Е. Забелин, следуя за 3. Ходаковским, высказывал мнение, что слово Москва происходит от “мост” (имя Москва “...есть сокращение Мостковы, Мостквы, производного от слова Мост”). Однако такое объяснение сло­ва Москва представляется во всех отно­шениях неубедительным. Не забудем, что Москвой с давнего времени на­зывался не только город, но и река, притом река большого протяжения (425 км). Спрашивается, когда же успе­ла эта большая река получить прозва­ние от города, который становится изве­стен только с середины XII в. да и в указанном столетии носил еще второе название (Кучково). Аналогичного явле­ния, переноса названия от города к боль­шой реке (подчеркиваем — к большой), мы на русской территории не найдем, особенно если вспомним о прочной тра­диции, сохранившей нам названия даже более мелких рек Московской области (Яуза, Руза и т.д.).

Ясно, что речь должна идти об обрат­ном — переносе названия реки на назва­ние города, чему найдем немало приме­ров (Полоцк от Полоты, Витебск от Видьбы и т. д.). Так объяснял название Москвы и автор сказания о зачале Москвы, говоря, что Юрий Долгорукий назвал город по имени текущей под ним реки. Прозвание города Москвой только обозначает, что он находился на берегу Москвы. Пока же расшифровки значе­ния слова Москва не сделано, так же как не расшифровано и то, что обозна­чают названия остальных рек Москов­ской области.

Быстрый рост города во второй
половине XII в.

Во второй половине XII в. Москва упоминается сравнительно редко и обыч­но в связи с военными событиями. Одна­ко уже замечаются явный рост города и повышение его общего значения среди других городов Суздальской земли. Москва выступает перед нами прежде всего в качестве крайнего оплота Суз­дальской земли на ее западной окраине, передового пункта по отношению к Ря­занской земле. Не забудем того, что обычная дорога из Рязани во Владимир шла кружным путем по Москве-реке и далее по Клязьме, так как Владимир и Рязань разделяли непроходимые леса и болота. Это своеобразное положение Москвы как перевалочного пункта меж­ду Рязанью, Черниговом и Владимиром становится все более заметным к концу XII в., когда она играет важную роль во время княжеской междоусобицы, последовавшей после смерти Андрея Боголюбского. В 1175 г. в нее пришли два князя, стремившиеся утвердиться в Суз­дальской земле,— Михалко Юрьевич и Ярополк Ростиславич. Они шли из Чер­нигова, видимо, той же торной дорогой, по которой ранее добрался до Москвы Святослав Ольгович. Ярополк поехал из Москвы в Переславль-Залесский, Михал­ко — во Владимир. Здесь мы чрезвычай­но наглядно видим удобное положение Москвы как конечного пункта дорог, идущих из Чернигова. Из Москвы откры­вался путь и во Владимир, и в Переславль, и в Великий Новгород.

Еще большее значение имела Москва для связи Владимира с Рязанью. Когда Всеволод Большое Гнездо предполагал идти походом на Чернигов, он выбрал ме­стом сбора войска Москву (1207г.).

Сюда пришли сыновья Всеволода — Константин, княживший в Ростове, Юрий, Ярослав и Владимир. Собралось большое войско, в котором находились не только суздальцы, ростовцы и переславцы, но и новгородцы, псковичи, ладожане и новоторжцы, пришедшие вместе с Константином. Москва представляет­ся в этом известии как важная стра­тегическая база. Тут есть возможность прокормиться и отдохнуть большой рати накануне нового похода. Москва начала XIII в.— не просто пограничный пункт, а удобное место для сбора и отдыха войск, база для действий против черни­говских князей.

Прибыв в Москву 19 августа 1207 г., Всеволод тщетно ожидал прихода рязан­ских князей. Наконец, он сам двинулся к Оке и раскинул свои шатры на ее бере­гах. Здесь к нему явились рязанские князья, которых Всеволод обвинил в измене и взял под арест. Отсюда он начал поход в Рязанскую землю и одержал над рязанскими князьями победу.

В свою очередь, рязанские князья, напав на земли Всеволода, обрушились на Москву и разорили ее окрестности как передового оплота Владимиро-Суздальской Руси. Поэтому Москва упоми­нается каждый раз, когда речь идет о борьбе владимирских и рязанских кня­зей.

Как ни малочисленны известия о Мо­скве XII в., но за их скудными летопис­ными строками уже можно различить признаки ее экономического роста. Рас­сказывая о нападении на Москву ря­занского князя Глеба в 1177 г., летопи­сец роняет драгоценные слова: “Глеб на ту осень приеха на Московь и пожже го­род весь и села”. Значит, Москва не просто село или неукрепленный посад, а крепость (“город”), к тому же еще окруженная селами. Так складывались предпосылки к созданию особого Мос­ковского княжества, впервые появивше­гося в начале XIII в.

Москва — столица удельного княжества.

Со смертью Всеволода Большое Гнез­до распалось единство Владимиро-Суздальской земли. Сыновья Всеволода раз­делили между собой отцовские земли:

старший, Константин, сел в Ростове, Юрий — во Владимире, Ярослав — в Переславле-Залесском. Четвертым по старшинству был Владимир, ему достал­ся Юрьев-Польской. Москва осталась в руках Юрия, княжившего во Владимире. В этом распределении земель Юрьев-Польской как будто представляется бо­лее завидным, чем Москва, но в дейст­вительности было по-иному. Князь Вла­димир считал себя обиженным и не захо­тел княжить в Юрьеве. Бросив свое кня­жество, он бежал сначала в Волоко­ламск, а оттуда в Москву — “...и седе ту в брата своего городе в Гюргове”. Вла­димир действовал по соглашению со старшим братом Константином против Юрия и Ярослава. Когда же Констан­тин примирился с братьями, положение Владимира стало опасным. Юрий осадил Москву и принудил непокорного млад­шего брата покинуть захваченный город в обмен на далекий Переяславль-Русский.

Действия Владимира отнюдь не были его внезапной авантюрой. Он опирался на самих москвичей и хотел прочно утвердиться в Москве. Пока воевали его старшие братья, он вместе с дружиной и “москвичами” подступил к Дмитрову, принадлежавшему Ярославу. Дмитровцы мужественно защищались и отбили напа­дение. В кратком известии об этом событии, которое помещено только в одном летописце, находим кое-какие лю­бопытные подробности. Владимир осаж­дал Дмитров “...с москвичи и с дружи­ною своею”, чуть не был застрелен осаж­денными и бежал, испугавшись прихода Ярослава. Тут впервые упоминаются “москвичи”, и этот термин звучит много­знаменательно. Конечно, под ним пони­маются не только горожане, но в то же время и не одни землевладельцы со своими вооруженными отрядами. “Москвичи” — целый комплекс понятий, обозначение жителей города и приле­гавшей к нему округи. Характерно и само предпочтение Москвы соседнему Юрье­ву-Польскому, находившемуся в богатой сельскохозяйственной местности. Одно­го этого факта достаточно для того, чтобы признать, что Москва сильно под­винулась вперед и стала на пятом или шестом месте среди других городов Владимиро-Суздальского княжества, ни­же Владимира, Суздаля, Ростова и Переславля, но выше Юрьева-Поль­ского.