Материалы древнерусского языка свидетельствуют, что одной из основных причин "словообразовательного всплеска", приведшего к установлению особых отношений между производным и производящим словами, является необходимость прояснить синкретичную призводящую основу, уточнить, конкретизировать семантику слова. Так, от древнерусского слова таи, представлявшего категориальную и лексическую синкрету, образуется производное слово тайна, в котором, однако, не была преодолена размытость семантики: слово тайна в категориальном плане представляет первоначальную синкрету, а позднее своеобразную омонимию субстантива и ад'ектива, и в лексическом аспекте контекстуально не разграничивает конкретные и отвлеченные значения, поэтому в дальнейшем отвлеченное значение извлекается путем присоединения к слову тайна суффикса -ьство - таиньство. Но, как ни парадоксально, и суффикс -ьство не избавил новое производное от конкретных значений. Видимо, последнее и послужило причиной дальнейшего распространения данной словообразовательной цепи: через прилагательное таинственный - к существительному таинственность.
Однокорневые образования, с одной стороны, на протяжении истории языка являлись близкозначными словами; с другой стороны, каждая так называемая конкретизация (каждая очередная словообразовательная ступень в цепи) оставляла определенную "размытость" семантики, которая, собственно, и обуславливала названную близкозначность. Естественно, что первоначально речь не может идти о синонимии; в дальнейшем можно говорить не о словообразовательной, а об однокоренной cинонимии, а цель образования нового слова - прояснить нерасчлененное, целостное понятие, отраженное в производящей основе, но получаемое новое "конкретизированное" слово, значение которого выводится из значения производящего, не настолько самостоятельное, чтобы не быть близкозначным. Так, например, как синонимия производящего и производного представлены в древнерусском языке параллели типа борь - борьба, ал'чь - ал'чьба, блазнь - блазньба, тяжь - тяжьба, суд' - судьба, праздьнь - праздьньба и др., где суффикс -ьба акцентирует процессуальное значение, выделяя его из производящего синкретичного слова. Эта естественная близкозначность, развивавшаяся в ходе разрушения синкретизма в синонимию производящего и производного слов, переоформилась в дальнейшем в словообразовательную синонимию с синоморфемами 0/ -ьба.
Говорить о синонимии применительно к периоду семантического синкретизма не приходится, тем более говорить о синонимии производящего и производного слов. Слово-синкрета обладало определенным набором сем, часть которых могла быть представлена в другом слове-синкрете. Такое положение позволяет говорить о близкозначности слов-синкрет, но не их синонимии, поскольку набор сем не мог конкретизироваться контекстуально. А. А. Потебня неоднократно подчеркивал, что присоединение в древности суффикса к синкретичной основе использовалось, в первую очередь, для устранения двойственности, двусмысленности древней производящей основы, которая выступала в языке в недифференцированной функции.
Говоря о синонимии производящих и производных слов в сфере имен прилагательных, мы должны задаться вопросом об истоках этой синонимии и этапах ее формирования. Как уже отмечалось, корни ее глубоки и отнюдь не однозначны, а о самом явлении синонимии производящих и производных ад'ективов можно говорить применительно к более позднему периоду, нежели мы считали ранее.
Трошкина Т. П. Семантические отношения между производящим и производным словами