РЕФЕРАТ: МЕСТО И РОЛЬ АФГАНИСТАНА В МИРОВОЙ ГЕОПОЛИТИКЕ

Выгодное стратегическое положение Афганистана предопределило его особое место на геополитической карте мира в период новой и новейшей истории. После второй мировой войны он все больше вовлекался в орбиту политических, идеологических, торгово-экономических интересов многих стран, прежде всего СССР и США, превращаясь в арену соперничества и противостояния двух сверхдержав. Их интерес к Афганистану был в первую очередь связан именно с региональным и в конечном счете глобальным советско-американским соперничеством за раздел сфер влияния. Здесь проходили «обкатку» многие экономические, внешнеполитические и военные доктрины периодов «холодной войны» и «разрядки напряженности».

С окончанием «холодной войны», выводом советских войск из Афганистана и последующим распадом СССР конфликт в этой стране утратил характер глобального политического и идеологического противоборства и превратился в рядовой, по существу в межэтнический конфликт, борьбу за власть между группировками победивших моджахедов. К нему потеряли интерес многие ведущие государства мира, зато усилили внимание соседние страны, чьи соперничество и политические амбиции в немалой степени способствовали превращению внутриафганской междоусобицы в опасный региональный конфликт. афганистан стратегический геополитический

Афганская проблема занимает одно из центральных мест в региональной политике соседних с Исламским Государством Афганистан (ИГА) государств. При этом характер и степень их вовлеченности в афганские дела, предлагаемые пути и средства разрешения внутриафганских разногласий во многом зависят от того, какие политические, экономические и другие цели они преследуют.

Наиболее ощутимое воздействие на развитие ситуации в Афганистане оказывает Пакистан. Своей стратегической задачей Исламабад считает обеспечение прихода к власти в ИГА дружественного, желательно зависимого от него и восприимчивого к его рекомендациям режима, что должно обеспечить Пакистану своего рода «стратегическую глубину» в непростых взаимоотношениях с Индией.

Контролируемый Афганистан мог бы стать также и своеобразными «воротами» для политической и торгово-экономической экспансии Пакистана в центральноазиатский регион, одновременно повышая и его роль посредника в коммерческих связях арабских стран, государств Юго-Восточной Азии и Японии с этим регионом. Кроме того, через Афганистан проходит кратчайший маршрут транзита нефтегазовых ресурсов Туркменистана, Казахстана и других центральноазиатских государств к побережью Оманского залива и далее во многие нефтепотребляющие государства мира, что само по себе может принести значительные финансовые дивиденды. Да и сам Афганистан является объемным рынком реализации товаров пакистанского производства.

В достижении этих целей руководство Пакистана, разочаровавшись в моджахедах из-за их непрекращавшейся борьбы за власть, сделало ставку на Движение талибов (ДТ), отводя им роль своего рода «катка» для подавления всех других военно-политических сил и расчистки места для будущего марионеточного режима. Большую роль в этом выборе сыграло и сильное пуштунское лобби в самом Пакистане в лице влиятельных религиозных кругов, крупных торговцев и предпринимателей Северо-Запад-ной Пограничной Провинции (СЗПП), военных кругов, которые выступают за восстановление традиционно доминировавшей в жизни афганского общества роли представителей пуштунов.

Первоначальные военные успехи талибов, овладевших в 1996 г. Кабулом и к концу 1998 г. распространивших свой контроль почти на 90% территории Афганистана, казалось бы, оправдывали надежды их пакистанских покровителей. Однако попытки талибов полностью подавить сопротивление антиталибской коалиции в лице Объединенного фронта (ОФ) и особенно ее военного лидера А.Ш.Масуда до сих пор не увенчались успехом. Конфликт в Афганистане приобрел затяжной характер гражданской войны на межэтнической почве, в которой талибам-пуштунам противостоят представители других народностей, в частности таджики – Исламское общество Афганистана (ИОА) Б.Раббани и А.Ш.Масуда, узбеки – Национальное исламское движение Афганистана (НИДА) А.Достума и хазарейцы-шииты – Партия исламского единства Афганистана (ПИЕА) К.Халили. При всех своих разногласиях и противоречиях они видят в ДТ общего и притом смертельного врага, который, как показывает развитие событий, понимает только язык силы.

Провал планов по военному разгрому сил ОФ, хотя и вызвал у Пакистана некоторое замешательство, однако принципиально не повлиял на проводимую им линию материальной, военно-технической, политико-ди-пломатической и пропагандистской поддержки ДТ. Исламабад продолжал оказывать всестороннюю интенсивную помощь талибам, развернул на международной арене активную, хотя и безрезультатную кампанию в пользу дипломатического признания администрации ДТ и предоставления ей места Афганистана в ООН, ОИК и других международных организациях. При этом мотивация Пакистана сводилась к тому, что это признание окажет позитивное воздействие на талибов, ослабит их экстремизм, который, мол, имеет преходящий характер, и поможет сделать талибов более предсказуемыми. Однако у мирового сообщества сложилось отчетливое негативное отношение к ДТ (официально его признали только Пакистан, Саудовская Аравия и ОАЭ). Причинами этого были отказ талибов от мирного решения внутриафганских проблем, покровительство международному терроризму, широкое вовлечение в наркобизнес, грубое нарушение прав человека и международных норм гуманитарного права.

Подобная линия поведения ДТ не только серьезно осложняет решение задач «афганской» политики Исламабада, но и ведет к усилению его международной изоляции. Пакистанцы отдают себе отчет и в том, что не встречающее международной поддержки, да и к тому же весьма гипотетическое военное решение афганской проблемы может обернуться для них тяжелым экономическим бременем, если талибы останутся в политическом вакууме. Поэтому Исламабад выступает за сохранение сложившихся механизмов международных усилий по политическому урегулированию в Афганистане, обеспечивающих возможность для дипломатических маневров, хотя зачастую проводит обструкционистскую линию в вопросах разблокирования кризисной ситуации в ИГА.

Прагматически мыслящая часть правящего истэблишмента в лице прежде всего премьер-министра Н.Шарифа во избежание углубления политической изоляции Пакистана склоняется к поиску политического решения афганской проблемы, однако решающая роль в определении «афганской» политики Исламабада по-прежнему принадлежит военным кругам и прежде всего межведомственной разведке ОРУ.

Однако поддержка и покровительство Пакистана до сих пор не только не сделали талибов послушными исполнителями указаний Исламабада, но и чем дальше, тем больше делают их невосприимчивыми к желаниям пакистанцев. Руководство талибов, например, уклонилось от принятия предложения Пакистана о признании «линии Дюранда» в качестве официальной афгано-пакистанской границы, которая в настоящее время разделяет проживающих в двух странах пуштунов. Нельзя исключать, что в случае окончательного закрепления у власти талибы вообще могут поднять вопрос о провозглашении «великого Пуштунистана».

Кроме того, Исламабад все сильнее стал ощущать негативные последствия своей прямой вовлеченности во внутриафганские дела. Особенно опасным для него может стать набирающий силу процесс «талибанизации» СЗПП, Синда, Белуджистана и ряда других районов. Он проявляется в активном, поддерживаемом пакистанскими исламскими партиями и организациями стремлении талибов явочным порядком при поддержке своих сторонников ввести жесткие, основанные на пуританской трактовке ислама нормы общественно-политической деятельности и повседневной жизни в приграничных с Афганистаном провинциях Пакистана. Нарастает волна террора талибов против находящихся в Пакистане представителей оппозиционных режиму ДТ афганских политических и общественных деятелей, афганской интеллигенции и других кругов, не разделяющих идеологию и практику талибов.

Все более острой становится проблема наркомании. Проводимая определенными кругами пакистанского истэблишмента в целях личного обогащения политика фактического поощрения широкого вовлечения талибов в производство и распространение наркотиков, ставших главным источником финансирования их экспансионистского курса, привела к тому, что в стране насчитывается уже более 3 млн. наркоманов. Тяжелым бременем на плечи пакистанских властей ложится и содержание около 1,5 млн. афганских беженцев, которые не могут вернуться на родину ввиду продолжающегося там кровопролития.

Пакистан оказался в весьма затруднительном положении и в связи с укрывательством талибами известного международного террориста, саудовского миллиардера У.Бен Ладена, на выдаче которого решительно настаивают США. Исламабад пытается максимально дистанцироваться от этой по сути неразрешимой для него проблемы. С одной стороны, правительство Н.Шарифа не желало дразнить влиятельные силы, выступающие категорически против любых попыток добиться выдачи Бен Ладена, с другой, – пакистанцы вряд ли добьются этого, даже если и попытаются надавить на талибов, но в этом случае сильно рискуют своим влиянием на руководство ДТ в будущем. Поэтому официальные лица в Исламабаде заявляют, что не намерены оказывать давление на талибов, поскольку считают, что вопрос о выдворении Бен Ладена «внутренним делом Афганистана».

Показательно и независимое поведение талибов в вопросе определения иностранных партнеров по строительству газопровода через контролируемую ими территорию. Если пакистанцы склоняли их ориентироваться на американскую компанию «Юнокал», которая впоследствии вышла из проекта ввиду затянувшейся неопределенности со сроками реализации, то талибы явное предпочтение отдавали аргентинской компании «Бридас». Однако сегодня уже всем ясно, что осуществление этого крупного проекта возможно лишь после нормализации военно-политической ситуации в Афганистане. Фактор «трубы» может достаточно серьезно повлиять на определение дальнейшей линии Исламабада в афганской политике, особенно если талибам и в 1999 г. не удастся добиться решающих военных успехов в борьбе с северным альянсом.

Важное место в региональных приоритетах афганской проблеме отводит Иран. Объективно иранское руководство заинтересовано в существовании в соседнем Афганистане если не дружественного, то по крайней мере лояльного по отношению к Тегерану режима, не имеющего политических, экономических или пограничных претензий к ИРИ и не бросающего идеологического – «исламского» вызова Тегерану. Почти 900-километро-вая совместная граница остро ставит вопрос обеспечения национальной безопасности Ирана. Этот вопрос останется открытым в случае закрепления у власти в Афганистане Движения талибов, претендующее не только на абсолютное, монопольное господство в самом ИГА, но и на распространение «истинного, чистого» ислама в собственной интерпретации и в других мусульманских странах. ИРИ, как никому другому, хорошо известна подобная идея, поскольку принцип «экспорта исламской революции» долгое время был ключевым во внешнеполитической практике самого Ирана после свержения шахского режима в 1979 г. и доставил немало беспокойства его соседям.

Нынешний политико-религиозный экстремизм талибов, их упорное нежелание учитывать интересы непуштунских сегментов афганского общества, прежде всего близких к Ирану хазарейцев-шиитов, а также таджиков, делают неприемлемым для Тегерана правление талибов в его нынешнем одиозном проявлении. Вышеуказанные соображения определяют практический курс иранского правительства на военно-политическую и дипломатическую поддержку Партии исламского единства Афганистана и Исламского общества Афганистана, в частности и северного альянса в лице Объединенного фронта в целом.

Поражение в 1998 г. хазарейцев-шиитов, на которых главным образом опирались иранцы, лишило их главного плацдарма своего влияния в ИГА. Сейчас Иран, оказывая помощь продолжающим сопротивление шиитским группировкам, все больше обращает свое внимание на А.Ш.Масуда – единственного лидера «северян», оказывающего реальный отпор талибам. Тегеран не без оснований полагает, что военные успехи А.Ш.Масуда могут вынудить ДТ пойти на поиск политического решения проблемы.

В то же время Иран не заинтересован в эскалации внутриафганской вооруженной борьбы и втягивании в нее, поскольку осознает невозможность победы поддерживаемого им ОФ над талибами и опасность последствий своего прямого вмешательства в афганские дела. В силу этого иранцев больше устраивал бы перевод конфликта в Афганистане из фазы жесткого военного противоборства в менее напряженное состояние, при котором открывались бы возможности склонить талибов к поиску политических решений на основе отказа от претензий на монопольную власть в ИГА. Даже захват талибами Генерального консульства ИРИ в Мазари-Шарифе и убийство группы иранских дипломатов в ходе широкомасштабного наступления на севере Афганистана летом 1998 г. не привели к непосредственному военному столкновению ИРИ с ДТ, хотя Тегеран стянул к ирано-афганской границе и держал там в течение длительного времени значительные армейские силы.

Признавая администрацию президента Афганистана Б.Раббани в качестве единственного законного правительства страны, Иран поддерживает контакты с талибами, понимая, что сегодня они представляют наиболее значительную военно-политическую силу в ИГА. Вместе с тем иранцы считают ДТ креатурой Пакистана, созданной с одобрения и при поддержке США и Саудовской Аравии с целью ослабления позиций ИРИ как региональной державы и создания коридора в Центральную Азию через Афганистан в обход Ирана. Соответственно, в Тегеране полагают, что установление монопольного господства талибов в ИГА грозит потерей позиций Ирана в этой стране, усилением влияния Пакистана, Саудовской Аравии и США в Афганистане, дестабилизацией обстановки в приграничных с ИГА районах Ирана.

Исходя из этого, иранцы с подозрительностью относятся к демонстрируемым пакистанцами усилиям организовать ирано-пакистанское взаимодействие для достижения внутриафганского урегулирования, полагая, что такое взаимодействие может стать ширмой для продвижения собственных планов Пакистана. В Тегеране не видят декларируемого Исламабадом сближения в принципиальных подходах двух стран к решению афганской проблемы. Здесь считают, что предлагаемое Пакистаном включение в состав администрации ДТ отдельных лояльных талибам непуштунских представителей при полной ликвидации нынешних группировок северного альянса является извращением существа идеи о широкопредста-вительном, многоэтническом правительстве.

Принимая во внимание исторические особенности и реалии развития Афганистана, Тегеран вместе с тем признает значение пуштунского фактора и в этом контексте стремится поддерживать те пуштунские организации и группировки, которые идут на сотрудничество с ним. ИРИ, в частности, считает ошибкой северного альянса снятие в свое время с поста премьер-министра Афганистана Г.Хекматьяра, что привело к отходу от альянса возглавляемой им Исламской партии Афганистана (ИПА), и пытается вновь интегрировать эту партию в ОФ, а Г.Хекматьяра – в государственную политическую структуру северного альянса. Иранцы поддерживают и С.Сайяфа, лидера другой оппозиционной талибам пуштунской организации – Исламского совета освобождения Афганистана.

Выступая за политическое урегулирование внутриафганского конфликта через создание широкопредставительного коалиционного правительства с учетом прав и интересов всех без исключения афганских национальных, конфессиональных и политических сил, Иран видит в этом определенную гарантию обеспечения своих политических и идеологических интересов, а также собственной национальной безопасности, поскольку политическое урегулирование поможет, помимо всего прочего, решить проблему находящихся в ИРИ афганских беженцев, эффективнее бороться с контрабандой наркотиков и оружия.

В то же время прекращение гражданской войны и возвращение мира и стабильности в Афганистан может, как это не парадоксально, нанести урон экономическим интересам Тегерана. Так, в случае реализации планов прокладки через территорию Афганистана магистральных газо- и нефтепроводов из Туркменистана в Пакистан и далее к Оманскому заливу Иран, при нынешней неблагоприятной для него внешнеполитической конъюнктуре, лишится значительных финансовых дивидендов, которые он мог получить, если бы центральноазиатские энергоресурсы проходили через его территорию. Со стабилизацией обстановки в Афганистане обострится и торговая конкуренция Ирана с Пакистаном и другими странами на рынке государств Центральной Азии.

Отношение Таджикистана к ситуации в Афганистане во многом определяется этнической близостью таджиков двух стран. При этом развитие внутриполитической обстановки в одной из них оказывает прямое и весьма серьезное воздействие на ход событий в другой. Так, в период гражданской войны в Таджикистане после распада СССР группировки афганских моджахедов, свергнув правительство Наджибуллы и сформировав исламское правительство, стали оказывать помощь и поддержку таджикским исламским группировкам, впоследствии составившим Объединенную таджикскую оппозицию (ОТО) – Движение исламского возрождения Таджикистана (ДИВТ).

После прихода к власти в Таджикистане правительства Э.Рахмонова и возникновения Движения талибов, подчинившего своему контролю две трети территории ИГА, включая Кабул, ситуация изменилась. Активные попытки талибов разбить силы северного альянса, распространить свое влияние на северные районы Афганистана и приблизиться к границам среднеазиатских стран СНГ в немалой степени ускорили достижение соглашения о национальном примирении между правительством Таджикистана и ОТО. В создавшихся условиях уже участники антиталибской коалиции, и прежде всего ИОА Б.Раббани – А.Ш.Масуда, стали возлагать растущие надежды на помощь и содействие Таджикистана в противоборстве с талибами.

Рост взаимопонимания между правительством Таджикистана и участниками северного альянса Афганистана, прежде всего ИОА, объективно вполне объясним. Северный альянс – последний буфер на пути экспансии талибов на север. В случае военной победы талибов, придерживающихся экстремистских политико-идеологических взглядов, определяемых ваххабитским течением ислама, угроза дестабилизации обстановки в Таджикистане значительно возрастет. Уже сейчас Душанбе серьезно обеспокоен налаживанием контактов между ДТ и экстремистским крылом ОТО. Этому в значительной степени будут способствовать и такие факторы, как вероятный массовый исход беженцев из ИГА, обострение проблемы наркотрафика.

В этих условиях линия Таджикистана в афганских делах определяется его стремлением укрепить позиции антиталибских сил и прежде всего ИОА перед лицом общей угрозы. В Таджикистане полагают, что если А.Ш.Масуду удастся и дальше сдерживать военную экспансию талибов и наладить координацию действий с другими силами антиталибской коалиции, то это может вынудить ДТ пойти на серьезный внутриафганский диалог. Душанбе активно использует политико-дипломатические рычаги для продвижения идеи мирного урегулирования афганской проблемы на основе учета интересов непуштунских национальностей ИГА, прежде всего афганских таджиков. В этой связи руководство Таджикистана большое значение придает миротворческой деятельности ООН и, в частности, посредническим усилиям специального посланника Генерального секретаря ООН по Афганистану Л.Брахими, активно участвует в работе «Группы соседей и друзей Афганистана» («группы 6 + 2»).

Исключительно прагматическим является восприятие развития событий в Афганистане Узбекистаном. Узбекское руководство главную угрозу дестабилизации общественно-политической ситуации в своей стране видит в наращивании экспансионистских устремлений талибов, распространении «подлинно исламского правления» на северные районы ИГА, где проживает около 1,5 млн. афганских узбеков. Опасность политико-религиозной экспансии ДТ, обострения проблемы узбекских беженцев заставляют Узбекистан принимать соответствующие превентивные меры. Узбекские власти оказывали всестороннюю помощь входившему в Объединенный фронт в основном узбекскому по этническому составу Национальному исламскому движению Афганистана, поддерживая его требования полноправного участия в формировании будущего афганского правительства и получения соответствующей доли власти в послевоенном Афганистане. С самого начала Ташкент сделал ставку на основателя НИДА генерала А.Достума. Поэтому, когда в мае 1997 г. в результате измены одного из своих соратников – генерала А.Малека, перешедшего на некоторые время на сторону талибов, А.Достум вынужден был бежать из Афганистана, узбекская сторона заметно сократила свою помощь НИДА, однако сделала все, чтобы вернуть своего протеже на политическую сцену северного Афганистана. А.Достуму удалось вернуться, но он так и не сумел полностью восстановить свои военно-поли-тические позиции, хотя и вновь возглавил НИДА. Между А.Достумом и А.Малеком, который после кратковременного отъезда снова вернулся в ИГА, сохранялись серьезные разногласия, которые накладывали негативный отпечаток на обстановку в северном альянсе в целом. Ташкент довольно болезненно реагировал на неспособность А.Достума восстановить свой прежний безоговорочный авторитет и влияние в узбекском анклаве ИГА и в ОФ в целом. После разгрома талибами основных сил НИДА и захвата ими Мазари-Шарифа и Хайратона летом 1998 г. Узбекистан практически прекратили оказание помощи А.Достуму.

Военное поражение НИДА и выход талибов на афганско-узбекскую границу вынудили Ташкент заметно скорректировать линию своего поведения в отношении ДТ. Она стала более взвешенной и осмотрительной. В интересах обеспечения безопасности в приграничных районах узбекские власти пошли на неофициальные контакты с талибами, согласились на поставку электроэнергии в северные районы Афганистана.

Вместе с тем в Ташкенте все еще сохраняются опасения возможного дестабилизирующего влияния со стороны ДТ. Хотя Узбекистан и вышел из Договора о коллективной безопасности стран СНГ, президент И.Каримов в октябре 1998 г. выступил с инициативой заключения трехсторонней Декларации о сотрудничестве с участием России, Узбекистана и Таджикистана, предусматривающей совместные шаги по противодействию исламскому экстремизму.

Одновременно Узбекистан более благосклонно стал относиться к А.Ш.Масуду, признавая его роль в организации эффективного военного отпора талибам, хотя Ташкент по-прежнему настораживают тесные связи лидера ИОА с Душанбе, с которым у узбекских властей существуют серьезные разногласия.

В последнее время заметно усилилась внешнеполитическая активность Узбекистана по продвижению политического урегулирования афганского конфликта. Главные пункты узбекских предложений по разблокированию кризиса в ИГА – незамедлительное прекращение огня как условие начала прямых межафганских переговоров, прекращение иностранного вмешательства в афганские дела, введение эмбарго на поставки оружия в Афганистан, активизация роли ООН. Узбекское руководство инициировало проведение в Ташкенте 19-20 июля 1999 г. встречи под эгидой ООН «группы соседей и друзей Афганистана» («группа 6 + 2») на уровне заместителей глав внешнеполитических ведомств, на которой была принята Декларация об основных принципах мирного урегулирования конфликта в Афганистане.

Помимо политических целей и вопросов обеспечения безопасности своих южных границ Узбекистан имеет в ИГА и свои экономические интересы. Вплоть до начала 90-х годов в Узбекистан ежегодно экспортировалось около 3 млрд. куб. м природного газа, добывавшегося в районе Шибергана. Ташкент заинтересован в возобновлении поставок афганского природного газа, в том числе из открытых в 1988 г., новых газовых месторождений в провинциях Фарьяб и Джузджан. Экономические выгоды Узбекистану может принести и возможное подключение к программам сооружения трубопроводов из Средней Азии через территорию Афганистана, возобновление работы главной транспортной артерии Афганистана – шоссе Мазари-Шариф – Кабул, связывающего Узбекистан со странами Южной Азии.

Отличительная особенность политики Туркменистана в отношении Афганистана – ее нейтралитет. Ашхабад стремится соблюдать равноудаленную дистанцию от противоборствующих афганских группировок, иметь ровные, дружественные отношения со всеми странами – соседями Афганистана, независимо от того, на кого они делают ставку во внутриафганском конфликте.

Для такой линии поведения у Туркменистана есть веские причины. Одна из них – общая с талибами граница и необходимость обеспечения ее безопасности. Другая причина уравновешенного поведения Ашхабада в отношении афганского конфликта – практическая невовлеченность в него сравнительно немногочисленной туркменской общины ИГА, насчитывающей около 400 тыс. человек. Поэтому события в Афганистане, где Туркменистан исторически никогда не имел своих собственных интересов и целей, мало волнуют его население.

Возможность серьезных для внутриполитической ситуации в Туркменистане последствий афганских событий весьма невелика, если учесть высокую степень этнической однородности туркменского общества (титульная нация составляет 72% населения), его низкую политизацию при одновременном высоком уровне централизации управления страной. Ашхабад, правда, проявил определенную озабоченность в связи с репрессиями против представителей туркменских племен на севере Афганистана, убийством духовного авторитета афганских туркмен Абдуллы Манана и усилением в этой связи исхода туркменских беженцев в Пакистан, поскольку талибы перекрыли им пути бегства на север.

Но главная причина стремления Ашхабада к поддержанию корректных отношений с афганскими властями – большая заинтересованность в обеспечении благоприятных условий для экспорта своих энергоносителей, прежде всего газа, на международные рынки. Одно из центральных мест отводится проекту сооружения газопровода через территорию Афганистана в Пакистан, в страны Индостанского полуострова и на другие рынки. Поэтому объективно Ашхабад, как никто другой, заинтересован в нормализации обстановки в Афганистане, восстановлении там мира и спокойствия.

Вместе с тем понимая, что при нынешнем вялотекущем развитии событий на это могут уйти долгие годы, Ашхабад активно ищет возможности реализации газового проекта в реально складывающейся сегодня в Афганистане ситуации, когда талибы практически контролируют всю территорию, по которой планируется прохождение газопровода (Тургунди – Герат – Кандагар – Кветта).

С учетом этого обстоятельства заметно стала меняться политика Ашхабада в отношении Афганистана. Хотя официально он не признал правительство ДТ, однако открыл консульские учреждения в Герате и Кандагаре, заключил ряд торгово-экономических соглашений на межправительственном уровне, доведя объем приграничной торговли до 100 млн. долл. в год. Туркменистан уклоняется от осуждения попыток талибов силой оружия установить свой контроль над всей территорией Афганистана, покровительства международного терроризма со стороны ДТ и его широкой вовлеченности в наркобизнес, часто закрывает глаза на растущую контрабанду наркотиков через афганско-туркменскую границу, хотя и обеспокоен этим обстоятельством.

В последнее время заметно активизировались посреднические дипломатические усилия Ашхабада по склонению противоборствующих афганских сторон к достижению договоренностей о прекращении огня. При этом туркменская сторона предпочитает сепаратные действия в этом направлении, отказываясь от совместных с другими членами мирового сообщества шагов. Ашхабад, в частности, хотя и принял участие в работе Ташкентской встречи (на экспертном уровне), однако не стал подписывать итоговую Декларацию, в которой содержалось осуждение талибов по нескольким пунктам. При этом Туркменистан начинает брать на вооружение аргументацию в поддержку талибов по целому ряду вопросов, стремится в контактах с центральноазиатскими и другими странами оправдывать поведение талибов, призывает, подобно пакистанцам, к активизации контактов и связей с ДТ. По существу можно говорить о формировании лояльного талибам туркмено-пакистанского тандема на базе совпадения их стратегических и экономических интересов. Подтверждением этого является подписание в Исламабаде весной 1999 г. трехстороннего (с участием Пакистана, Туркменистана и ДТ) межправительственного соглашения об ускорении поиска иностранных инвесторов (вместо вышедшей из консорциума Сентгаз ЮНОКАЛА) для вывода из тупика ситуации с сооружением газопровода.

Два других центральноазиатских государства – Казахстан и Киргизия – не проявляют сколько-нибудь заметной активности в афганских делах, хотя несколько лет назад Бишкек и Алма-Ата предложили свои кандидатуры для проведения международной конференции по Афганистану. Однако сложность и неопределенность внутриполитической ситуации в этой стране, отсутствие там своих прямых интересов вынуждает Казахстан и Киргизию отдавать инициативу другим странам – непосредственным соседям Афганистана. Вместе с тем казахская и киргизская стороны серьезно озабочены такими негативными последствиями афганского конфликта, как опасность распространения исламского экстремизма, международного терроризма и наркобизнеса. Поэтому они активно поддерживают усилия ООН и ее механизмов по политическому разблокированию кризиса в Афганистане.

Позиция Индии по Афганистану определяется в первую очередь ее взаимоотношениями с Пакистаном. Поэтому не удивительно, что индийцы довольно резко критикуют Исламабад за его вмешательство во внутриафганские дела на стороне ДТ (проводя параллели с активностью Пакистана в Кашмире), осуждают поддерживаемую пакистанцами линию талибов на силовое решение афганской проблемы и вообще использование ДТ в своих узкокорыстных геополитических целях. Дели беспокоит религиозный экстремизм талибов, заявления некоторых их представителей о возможности использования «пакистанской атомной бомбы для защиты мусульманского мира от неверных». Все это побуждает Индию уделять возрастающее внимание афганской проблеме, активнее подключаться к миротворческим усилиям ООН.

Заметную активность в афганских делах стала проявлять Турция. Она осуществляет консультации с широким кругом стран региона, обозначая свою озабоченность попытками установления радикального исламского режима ДТ в Афганистане, ростом наркотрафика из этой страны, притеснением там тюркоязычных афганцев.

Китай проводит сбалансированную линию в отношении враждующих афганских группировок, не поддерживая, хотя и признавая, правительство ИГА и уклоняясь от официального признания ДТ. Пекин считает бесперспективным военное противостояние между талибами и северным альянсом, выступает за политическое урегулирование ситуации в Афганистане под эгидой ООН.

Присоединившись к осуждению актов геноцида и насилия со стороны талибов в отношении непуштунского населения ИГА, китайцы, однако, сдержанно относятся к идее введения санкций против ДТ. Пекин отмечает отсутствие у него намерений устанавливать официальные связи с талибами, но вместе с тем не отказывается от контактов с ними по «оперативным вопросам» через свое посольство в Исламабаде. Имеются сведения о поездках китайских представителей в Кабул с широким спектром целей – от налаживания торгово-экономических связей до ознакомления с фрагментами блоков наведения американских крылатых ракет, найденных после ударов США по базам Бен Ладена летом 1998 г.

В стратегическом противостоянии с Индией китайское руководство в известной степени заинтересовано в поддержке Пакистана и дозированном укреплении его позиций в регионе, в том числе через установление в Афганистане пропакистанского режима, который можно было бы использовать как инструмент давления на индийцев. Однако усиление позиций исламских экстремистов в Афганистане в свете их возможной смычки и взаимодействия с сепаратистами Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая, где проживает и мусульманское население, не выгодно Пекину.

В целом китайцы внимательно отслеживают все нюансы развития ситуации вокруг Афганистана и, судя по всему, намерены ориентироваться на превалирующее в мировом сообществе мнение в своей афганской политике.

Вместе с тем китайское руководство прорабатывает линию своего поведения при любом варианте развития ситуации в Афганистане.

Продолжающееся обострение ситуации в Афганистане, усиление негативного воздействия таких метастаз внутриафганского вооруженного противоборства, как превращение его территории в базу подготовки международных террористов, производства и незаконного оборота наркотиков, угроза распространения исламского экстремизма в регионе вновь привлекли внимание ведущих держав мира к Афганистану. Этому в значительной степени способствовало и изменение геополитической ситуации в южных регионах постсоветского пространства, в частности в Закавказье и Центральной Азии, повлекшее активизацию политического и экономического проникновения сюда стран Запада, прежде всего США.

Администрация США заметно активизировала свою афганскую политику после провала попыток пришедших к власти исламских моджахедов сформировать работоспособное и управляемое правительство. Выходом из положения Вашингтон посчитал образование «новой силы», способной положить конец внутриафганским распрям. Ставка была сделана на Движение талибов, которое должно было поглотить или просто разгромить не подчинившиеся ему военно-политические группировки.

Однако и здесь, как ранее с моджахедами, американцев ждало серьезное разочарование. И дело не только в том, что талибам в течение почти шести лет так и не удалось навести порядок в Афганистане и подавить упорное военное сопротивление моджахедских группировок во главе с Б.Раббани и А.Ш.Масудом. Куда важнее то, что руководство ДТ оказалось еще менее сговорчивым и послушным, чем лидеры моджахедов, и проводит внутри- и внешнеполитический курс в соответствии со своими представлениями о задачах государственной власти и методах ее отправления, основанными на пуританском толковании исламских догм. А это резко противоречат декларируемым США приоритетам и ценностям.

Эти обстоятельства стали причиной крутого изменения отношения Вашингтона к талибам в сторону ужесточения. А после предоставления ими убежища участвовавшему в исламском «джихаде» саудовскому миллионеру У.Бен Ладену, подозреваемому в совершении терактов против американских посольств в Кении и Танзании, США в августе 1998 г. нанесли ракетные удары по опорным пунктам У.Бен Ладена на территории Афганистана. В начале июля 1999 г. США ввели торгово-экономические и финансовые санкции против талибов. Подобная «силовая» линия США в отношении ДТ наряду с другими причинами объясняется и необходимостью для администрации демократов продемонстрировать свою принципиальность и решительность накануне очередных президентских выборов.

Осуществленные и планируемые Вашингтоном новые военные акции против талибов, оправдываемые необходимостью наказания У.Бен Ладена и предотвращения новых террористических акций с его стороны, крайне сомнительны с юридической и международно-правовой точек зрения. Они никак не сообразуются с основополагающими принципами, на которых строится система современных международных отношений, и отражают крепнущее стремление США присвоить себе по праву сильнейшей державы роль мирового судьи и одновременно исполнителя принимаемых решений в обход существующих механизмов разрешения международных коллизий, прежде всего ООН. Своими действиями США не только создают опасные прецеденты, но и ставят под угрозу основы послевоенного мироустройства с непредсказуемыми для всего мира последствиями.

Делая ставку на силовые действия в отношении ДТ, американцы не прекращают и политического давления на талибов, добиваясь в первую очередь экстрадиции У.Бен Ладена. Если это им удастся, то нельзя исключать, что жесткая линия США сменится на умеренную, особенно если ДТ сумеет добиться военных успехов в противоборстве с северной коалицией.

Во многом схожие американским позиции в отношении Афганистана занимают промышленно развитые страны мира – члены «большой семерки». Их, правда, больше беспокоит не столько экспансия исламского экстремизма, сколько обостряющаяся проблема распространения наркотиков из Афганистана через Россию и другие страны СНГ, – в Европу. Резко осуждая политику ДТ в области прав человека, западноевропейцы в то же время оказывают значительную донорскую и гуманитарную помощь населению Афганистана.

Наибольшую активность из всех развитых стран мира, не считая США, в афганских делах проявляет Япония. Она не скрывает своей заинтересованности в скорейшем прекращении конфликта и активном участии в послевоенном восстановлении Афганистана, разработке природных ресурсов этой страны, в реализации проектов транспортировки энергоресурсов из Центральной Азии через афганскую территорию. Поэтому японцы, поддерживая контакты как с северным альянсом, так и с ДТ, пытаются вывести их на политический диалог, заявляют о готовности организовать в Токио мирную конференцию, равно как и международный форум по послевоенному восстановлению Афганистана.

При всей несхожести и разновекторности политических, экономических и других интересов разных стран в отношении Афганистана мировое сообщество все же выработало определенный консенсус относительно путей разблокирования афганского конфликта. Его положения отражены в последних резолюциях Генеральной Ассамблеи и Совета Безопасности ООН, в принятой на недавнем заседании «группы соседей и друзей Афганистана» в Ташкенте Декларации об основных принципах мирного урегулирования конфликта в Афганистане. Это – бесперспективность военного решения афганской проблемы, необходимость прекращения военных действий и возобновления политических переговоров между противоборствующими афганскими группировками в целях создания широкопредставительного, многоэтнического правительства. Решения относительно будущего государственного устройства Афганистана должны приниматься самими афганцами в ходе переговорного процесса без какого бы то ни было вмешательства извне, при строгом уважении суверенитета, независимости, территориальной целостности и национального единства этой страны.

Важнейшее значение для разрешения афганского кризиса имеет политика приграничных государств. Сегодня при всех особенностях и нюансах их подходов к ситуации в Афганистане имеется ряд общих моментов, объединяющих почти всех его соседей и составляющих объективную основу для их сотрудничества в деле политического урегулирования афганской проблемы. Это, в первую очередь, опасения политико-религиозной экспансии талибов, распространение наркотиков, исламского экстремизма и терроризма, угроза политической дестабилизации в соседних странах и регионе в целом.

Для предотвращения наихудшего варианта развития событий в Афганистане и начала переговоров между противоборствующими афганскими группировками, необходимы значительные усилия со стороны всех соседних государств. Им надо будет в значительной степени переосмыслить свои действия и стратегию на афганском направлении, понять и принять геополитические, национальные и другие интересы друг друга в Афганистане, признать и уважать права и интересы соответствующих этнических, конфессиональных, а также основных политических сил афганского общества. Только это могло бы способствовать нахождению общих подходов к решению афганской проблемы.

Взаимное признание зон интересов и влияния, не ущемляющее национального суверенитета и территориальной целостности Афганистана, могло бы, как представляется, сопровождаться конкретными практическими шагами по ограничению военной подпитки конфликтующих сторон, оказанию соседними государствами более решительного нажима на противоборствующие группировки в плане склонения их к мирному диалогу. В таких условиях заметно бы возросла и активизировалась роль ООН в качестве главного и беспристрастного посредника в поиске мирных развязок афганского конфликта, а также интенсифицировались бы усилия международного сообщества по организации донорской помощи Афганистану.

Размещено на

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

История Афганистана. М., 2008

Размещено на

23