Размещено на http://www.allbe/st.ru

ТЕМА

Польша в XIV - первой половине XVII вв

План

Государственное устройство Польши в XIV -XV вв

Польша в XIII – XV вв.: социальная структура

3. Польская культура XIII - XV вв

4. Политическое развитие Польши в XVI - XVII вв

5. Польша XVI – первой половины XVII вв.: сословия и социальные группы

6. Польская культура в XVI – первой половине XVII вв

польша культура государственный сословие

1. Государственное устройство Польши в XIV -XV вв

Период с середины XIV до конца XV вв. принято выделять как время существования в Польше сословной монархии, которой на смену в XVI – XVIII вв. пришел режим "шляхетской демократии", которая, в сущности, тоже была моделью сословного устройства государства, но с совершенно особыми чертами, которые позволяют противопоставить ее "нормальной" сословной системе.

Каковы были основные институты сословной монархии XIV XV вв., как они сложились и как на их основе выросли институты "шляхетской демократии"?

Центральным институтом была королевская власть. При короле существовал королевский совет, объединявший высших светских и церковных сановников, выходцев чаще всего из аристократии.

Среди органов центрального управления главным была королевская канцелярия, руководимая канцлером и подканцлером. Очень важным институтом было казначейство во главе с королевским подскарбием. В XIV веке государственная казна не была еще отделена от королевской, но в XV веке последняя отделилась от государственной и во главе ее был поставлен надворный подскарбий. Управление двором и его делами осуществлялось маршалком. В XV веке как и в случае с казной рядом с королевским (коронным) маршалком появился и надворный. Их функции, однако, не были четко разграничены. Существовал и ряд придворных должностей, которые имели скорее церемониальный. чем управленческий характер: подкомории, кравчии, конюшии, постельничии и т.д.

Главной опорой королевской власти в провинции были старосты. которые пришли на место прежних каштелянов. Старосты выступали представителями короля на местах и как бы за меняли его во всех вопросах региональной администрации. В руках старосты была сосредоточена судебная власть (первоначально даже над рыцарями), организация обороны и шляхетского ополчения (посполитого рушения), полицейские функции, сбор податей, налогов и пошлин. Старосты управляли и имуществом короля на данной территории. Они были как правило выходцами из небогатой шляхты, были лично очень тесно связаны с королем, которому были всем обязаны и до поры до времени служили верно и ответственно.

Наряду с государственными должностями и органами администрации существовали и земские должности и институты, первоначально ликвидированные Владиславом Локетком, затем восстановленные Казимиром Великим и получившие широкое развитие в XV веке. Это воеводы, каштеляны, земские подкомории, войские, хорунжии и т.п. Они чаще всего не имели реального административного веса, но были привлекательны и важны для шляхты, так как составляли форму ее участия в государственной и общественной жизни. На эти должности дворяне пожизненно назначались королем. Постепенно они становились наследственными.

Главным элементом военной организации со времен Казимира Великого было посполитое рушение, то есть ополчение, в котором обязаны были принимать участие все, кто владел землей на рыцарском праве. В посполитом pyшении участвовали также солтысы и войты поселений. основанных на немецком праве. Ополчение делилось на хоругви, каждая из которых представляла определенную землю. Отдельные хоругви приводили с собой магнаты.

Таким образом, в XIV – XV вв. существовали опоры для создания сильного централизованного государственного аппарата. Однако с конца XIV в. (условным рубежом можно считать Кошицкий привилей 1374 года) начался процесс сужения прерогатив королевской власти за счет расширения прав и привилегий шляхты. Это ставило под вопрос централизацию государства. Ограничение власти короля в XV веке выразилось в том, что стало падать значения старост как королевских наместников в регионах. Должность старосты становилась пожизненной, переходила в руки местной знати, теряя тем самым тесную связь с центральной администрацией. Постепенно суд старосты как представителя центральной власти стал уступать место земскому суду, который становился еще более независим от воли королевских администраторов.

Королевский совет в XV в. приобретает все больший вес и значение. Если раньше он был чисто совещательным органом, назначавшимся королем, то теперь в него по должности и по традиции входят епископы, виднейшие представители местной администрации, некоторые придворные чины. Совет становится рупором и органом земельной аристократии.

Самой же важной стороной трансформации органов государства в XV в. стало складывание институтов польского парламентаризма – общепольского (вального) сейма, провинциальных и земских сеймиков. Именно на их фундаменте в конце XV – XVI вв. складываются базовые институты польской "шляхетской демократии".

Генезис основных институтов "шляхетской демократии" достаточно ясен. Менее ясны причины, вызвавшие к жизни эту специфическую модификацию сословно-представительной монархии. Сказать, что ее появление с неизбежностью детеминировано какими-либо предшествующими процессами в польском обществе и государстве было бы неверно. Скорее наоборот, "шляхетская демократия" составляет некую не укладывающуюся в жесткие схемы аномалию на европейском фоне. Самый факт ее существования на протяжении нескольких веков показывает, что отклонения от "нормы", аномалии и альтернативы в истории не менее закономерны, чем то, что является "нормальным".

Система "шляхетской демократии" опиралась на сейм, сеймики и разветвленное древо земских должностей.

Общепольский вальный сейм или парламент с конца XV века состоял из двух частей: посольской палаты (избы) и сената. Происхождение сената не ставит никаких загадок: он развился из королевского совета, который из совещательного органа при короле постепенно превращается в фактически независимый орган, участие в котором стало не только правом, но и обязанностью высших лиц государства и церкви: епископов, канцлера, подканцлера, гетмана, подскарбия, маршалка, воевод и каштелянов. Частота заседаний сената сначала зависела исключительно от короля, потом стала определяться традицией и ритмом работы сейма в целом.

Сеймы – общепольские (вальные), провинциальные и поветовые – возникли на основе удельных вечевых собраний рыцарства, но в чем состояла их роль в XIV веке, в эпоху единовластного правления королей, сказать трудно. Известно, например, что статуты Казимира были приняты на раздельных съездах великопольской и малопольской шляхты. В XV веке их деятельность прослеживается с большей отчетливостью. В это время созыв общепольских съездов шляхты стал регулярным фактом польской общественно-политической жизни. Однако каких-либо строгих правил созыва и проведения сеймов и сеймиков не существовало. Ведущую роль играли члены королевского совета, представители местной администрации и носители земских должностных титулов. Выборных шляхетских депутатов не было, для участия в сеймах и сеймиках съезжалась в основном шляхта того региона, где проходил сейм. Не было и отрегулированной процедуры голосования: рядовые участники собрания шумом, гулом и криками выражали свое одобрение или неодобрение.

Компетенция и состав провинциальных сеймов были такими же, как и у вальных сеймов, с тем только, что их решения имели силу только в пределах данной земли. Сам факт существования этих сеймов делал их известным противовесом вальному сейму и король мог опереться на их авторитет в случае несогласия с общепольским рыцарским собранием.

Что касается местных, земских сеймиков, они развились в XV веке, главным образом, в противовес власти старосты и деятельность их сосредотачивалась в основном на локальных проблемах – в первую очередь судебных, а также административных, полицейских и финансовых. Шляхта здесь имела перевес над магнатами и ее участие в выработке решений было более деятельным и весомым, не сводясь к крикам одобрения или несогласия.

Важнейшая особенность сеймов и сеймиков – их односословность. Хотя представители некоторых городов и капитулов принимали участие в заседаниях, доминирование шляхты было неоспоримым. В XVI-XVIII вв. городские делегации нескольких крупнейших городов имели право лишь совещательного голоса в решении тех или иных вопросов, касавшихся городской жизни.

Польские сеймы и сеймики XV века еще не приобрели той формы и значения, какими они обладали в XVI-XVIII вв. Во-первых, не проходили пока выборы шляхетских депутатов из числа участников сеймиков на провинциальный или вальный сейм, что стало правилом лишь в течение XVI в. Во-вторых, только в конце XV в. стала складываться двухпалатная структура сейма, в то время как раньше сенат действовал вне сейма и независимо от него. Первым сеймом, на заседаниях которого сенат и посольская изба объединились, состоялся в 1493 г. после смерти Казимира Ягеллончика. Правда, сенат в это время и в начале XVI в. количественно превосходил посколькую избу, которая была очень немногочисленна. В-третьих, полномочия сеймов и сеймиков в XIV – XV вв. были много более уже, чем позднее, когда именно они стали определять ход политической и общественной жизни в Польше.

Период феодальной раздробленности (то есть XII-XIII вв.) стал тем временем, когда в Польше, как и во всякой другой средневековой стране, развились и стали зрелыми феодальные отношения. Именно в это время в Польше сложилась крупная феодальная вотчина и соответствующее социальные, политические и культурные институты. Складывание классической вотчины и политическая раздробленность взаимообусловленные процессы. Вотчина создавала экономическую основу для политической и правовой самостоятельности отдельных крупных землевладельцев, а политическое обособление, которое сопровождалось наделением феодала иммунитетными привилегиями, способствовало укреплению вотчины как независимого социально-хозяйственного организма. При этом основным путем генезиса и развития феодальной вотчины в Польше стали королевские и княжеские пожалования земель рыцарству и духовенству (а не генезис вотчины на основе разложения общины). Старый принцип централизованной эксплуатации земель и сидящих на ней крестьян при помощи обложения их государственной податью постепенно сходил на нет. Монарший домен становился все меньше, превращаясь в сеть таких же вотчин, что и вотчины феодалов.

Иммунитет был и следствием, и основой развития феодальных отношений. Он состоял в освобождении земельных владений феодала от государственных повинностей и переходе судебной власти над крестьянами в руки вотчинника. Долгое время считалось, что первые иммунитетные привилегии были предоставлены рыцарству в 118О г. на Ленчицком съезде, а церкви – в 1215 году. Однако сегодня можно считать доказанным, что процесс начался в спорадической форме раньше. Иммунитетные привилегии церкви в целом складывались быстрее и были полнее, чем у рыцарства. Колонизация на немецком праве, проходившая в XII-XIV вв., привела к массовой раздаче иммунитетных грамот и завершила, таким образом, становление феодальных отношений на польских территориях.

Колонизация выражалась не только в освоение новых территорий, но и в перестройке правовых и экономических отношений на уже освоенных землях. Были распространены несколько систем таких отношений. Уже в XII веке было распространено "право свободных гостей", фактически означавшее аренду земель феодала крестьянами: крестьяне несли определенные повинности в пользу землевладельца, но могли покинуть его в любое время по исполнении обязательств в отношении феодала. Такой тип отношений позднее получил название "польского права". Другим вариантом было "право ратаев", в рамках которого крестьянин, не имевший ни земли, ни инвентаря обрабатывал на условиях найма часть домениальной земли.

Однако самой массовой формой колонизации была колонизация на т.н. немецком праве. Его распространение было связано с появлением немецких переселенцев на польских землях, однако позднее немецкое право использовалось крестьянами и других национальностей, которые стали составлять большинство среди переселенцев.

Колонизация на немецком праве развернулась в XIII веке. Она означала изменение структуры землевладения и перестройку юридических и хозяйственных отношений. На осваиваемой территории или на земле нескольких объединяемых деревень пахотные угодья делились поровну на наделы (ланы) между крестьянами, так что каждая семья получала от 30 до 43 моргов. Крестьяне освобождались от повинностей в пользу феодала на период от 8 до 24 лет в зависимости от условий хозяйствования. Основным видом ренты по истечении этого срока становился чинш, то есть денежная выплата, в то время как продуктовая рента приобретала чисто символический характер (поставка продуктов к праздникам; устройство пиров во время судебных сессий в деревне). Отработочная рента ограничивалась несколькими днями в году. В пользу церкви вносилась натуральная подать ("мошне").

Организатором поселения на немецком праве был солтыс, который в отличие от других крестьян получал не один, а несколько наделов земли. Ему же шла часть чинша и судебных пошлин, а по отношению к крестьянам он выступал как бы наместником, решая от имени землевладельца все текущие вопросы и верша суд. В судебных и административных вопросах его власть была. правда, ограничена крестьянской лавой, аналогичной городскому совету в городах не немецком праве. Солтысы, таким образом, составляли маргинальный слой между феодалами и крестьянством.

Пик колонизации на немецком праве приходится на эпоху Казимира Великого, когда королевская власть стала целенаправленно осуществлять перестройку аграрных отношений в стране. Королевская канцелярия издала за это время несколько сот локационных грамот для вновь создаваемых сельских поселений. Ту же политику центральная власть проводила и во владениях церкви, забирая их на время в королевский домен для проведения переустройства и возвращая обратно в руки церкви.

XIII - XV вв. – время урбанизации польских земель. Развитие городской жизни опиралось на установление в городах немецкого права, образцом для которого служило право города Магдебурга. Оно предполагало создание институтов городского самоуправления: городских советов и городских судов. Однако, если на Западе города становились независимы в результате борьбы городских общин с феодалами (так наз. коммунальные революции), то в Польше городское право предоставлялось сверху – по решению короля или князя. Часто вопрос о городской самостоятельности решался компромиссно – наряду с городским советом широкие полномочия сохранял и королевский наместник – войт. В XIII веке в Польше было уже около 100 городов на немецком праве. По темпам урбанизации лидировала Силезия, где в XIII веке было основано 100 поселений на городском праве, а в XIV – 20. В Малой Польше в XIII веке было основано 30 городских поселений, а в XIV – 50. В Великой Польше соответственно 40 и 60, в Мазовии – 4 и 36. Правда, нужно иметь в виду, что многочисленность городов не означает многочисленности городского населения. Гданьск и Вроцлав насчитывали в XIV веке по 50 тыс. жителей; Краков – 14, Познань – 4, а несколько других считавшихся крупными городов (Калиш, Гнезно, Сандомир) по 2-2,5 тыс. Преобладали же города с несколькими сотнями жителей, а многие из них практически ничем кроме правового статуса не отличались от деревень.

В XIV – XV вв. городская жизнь Польши достигает расцвета. Цеховая организация еще не стала тормозом для развития ремесленного производства. В крупнейших городах насчитывалось до 40 ремесленных специальностей. Ведущей отраслью было сукноделие. Внутренняя торговля быстро росла вследствие развития чинша, внешняя развивалась успешно во многих направлениях: на юге с Чехией и Венгрией; на севере – со всей Европой через Балтику, где торговля регулировалась Ганзейским союзом. в который входили Гданьск, Торунь и Эльблонг. Объединение с Литвой привело к активизации восточной торговли, а с XV века успешно развивается и черноморское торговое направление при посредничестве итальянских городов Причерноморья.

При Казимире Великом была проведена денежная реформа, поскольку рост товарно-денежных отношений требовал ввести более крупную монету (грош, от латинского grossus) вместо прежнего мелкого динара.

Существенным фактором экономического подъема в XIV – XV вв. было и развитие горнодобывающей промышленности. Речь идет прежде всего о добыче соли в Бохне и в Величке в Малой Польше. Разработка соляных копей началась в XIII веке, а в XIV веке по инициативе Казимира было организовано большое государственное предприятие (краковские жупы) и соль стала одним из важнейших источников поступлений в государственную казну. Была издана специальная грамота, определявшая порядок соледобычи и торговли солью.

В районе Олькуша и Бытома, на запале Малой Польши, добывали свинец, который также составлял предмет вывоза за границу. Добыча велась частными лицами на основе лицензий, выданных королем и местным епископом.

В XIV - XV вв. известного размаха достигла и добыча железа, в основном в Малой Польше.

2. Польша в XIII – XV вв.: социальная структура

Если в X - XII вв. польское общество, уже перестав быть родоплеменным, не стало еще сословным, то в XIII – XV вв. в Польше шаг за шагом складывается сословная структура, типичная для всякого западного средневекового общества. Основой для складывания сословных структур и отношений было наделение всех основных социальных групп определенным правовым статусом, передаваемым от поколения к поколению по наследству. Реальнoe содержание социальных связей и отношений оставалось, конечно, богаче и сложнее правовых форм, ибо внутри каждого сословия были разные по реальному статусу группы, а границы между сословиями оставались проницаемыми. Однако господствующей тенденцией было выравнивание правового статуса всех представителей данного сословия и установление возможно более четкой границы между сословиями. Тем не менее, вплоть до конца XV века, по мнению польского историка Г. Самсоновича, "в каждодневной практике сословная структура не функционировала". С другой стороны, невозможно говорить и о какой-либо однородности польского общества в конце средневековья. Социальные структуры переживали процесс перестройки, находились в движении, порожденном экономическим ростом и бурными политическими и культурными переменами. Шляхта обособилась в правовом отношении только к концу XV века, тогда же под западным влиянием стало укореняться представление о крестьянах и горожанах как сословии. Но границы между отдельными группами по-прежнему оставались очень подвижными, между различными по статусу социальными слоями сохранялись прочные родственные и территориальные связи, шляхта была перемешана с нешляхтой, а герб еще не стал отличительным признаком дворянского сословия. Территориальные надсословные связи в целом преобладали над раннесословными. Все это в свою очередь было связано с особенностями развития феодальных отношений в предшествующий период, который не знал широкого распространения фьефов, вассальных связей и иерархии, так что рыцарь напрямую зависел от монарха, а всякий герб был настолько вместителен, что включал десятки семей и с легкостью принимал новые. Это позволило влодыкам – слою промежуточному между рыцарством и крестьянством – влиться в ряды дворян, чем некоторые историки (например, К. Бучек) объясняют многочисленность польской шляхты на пороге Нового времени.

Прежде других в сословие замкнулось духовенство. В предшествующий период оно еще очень сильно зависело от государства и было внутренне неоднородно. Феодальная раздробленность повсеместно в Европе привела к укреплению сословных позиций духовенства. Это произошло и в Польше в первой половине XIII века, при архиепископах Генрихе Кетличе и Пелке Лисе, которые использовали феодальные усобицы для достижения полной автономии польской церкви. Эта автономия выразилась, во-первых, в том, что духовенство было исключено из сферы действия княжеской автономии по всем вопросам за исключением имущественных. С другой стороны, судебные полномочия духовенства распространились на мирян в целом ряде вопросов, какие трактовались каноническим правом. Во-вторых, светские власти лишились права назначать новых епископов и аббатов, которые отныне избирались капитулами и монастырскими конвентами. Даже в частных владениях феодал мог лишь рекомендовать кандидата в священники или аббаты. В-третьих, церковные земельные владения были наделены административным, судебным, налоговым иммунитетом.

Серьезные преобразования были осуществлены во внутрисословной жизни духовенства. Была введена более жесткая дисциплина, соответствующая нормам канонического права, введен целибат, регулярно стали созываться синоды польского духовенства для решения вопросов внутренней жизни церкви, была проведена реформа капитулов, члены которых отныне должны были проживать совместно и ежедневно собираться на молитву. Реформы XII-XIII вв. как и во всей Европе были результатом клюнийского движения. Они привели к сословной консолидации духовенства и росту его независимости в отношениях с другими социальными группами.

Формирование крестьянства как сословия польского средневекового общества означало его внутреннюю консолидацию и унификацию в результате перестройки отношений в аграрной сфере, вызванной колонизационными процессами XIII-XIV вв. Это не означает, что не было внутренней дифференциации крестьянства. Напротив, она даже усложнялась в связи с наличием разных форм и режимов колонизации. Но тем не менее статус крестьянства как особой сословной группы стал вполне определенным и находил ясное отражение в том, как они воспринимались окружающим обществом.

Положение крестьян регулировалось государственным законодательством и традицией. Но это не означало, что крестьяне были бесправным сословием. Напротив, XIII-XV вв. были эпохой наибольшей стабильности и защищенности крестьянского быта. Крестьяне поселений, основанных на немецком праве, обладали соответствующими правами самоуправления и фактически вполне самостоятельно распоряжались своей землей, передавая ее по наследству от поколения к поколению, хотя не были собственниками наделов.

Что касается степени эксплуатации крестьянства, то чинш оставлял много простора для хозяйственной инициативы и не был разорительным для крестьян. Господские же хозяйства были вплоть до XVI века невелики и поэтому не требовали широкого применения барщинного труда. Поэтому крестьянское хозяйство на протяжении XIII-XV вв. развивалось успешно.

Важным правом крестьян было право покинуть земли феодала. Оно стало особенно важным со второй половины XIV в., когда после общеевропейской эпидемии чумы потребность в рабочей силе возросла. Поэтому государство, идя навстречу нуждам землевладельцев, стремилось прикрепить крестьян к тем наделам, на которых они сидели. Рубежом здесь стали Петрковские статуты 1496 года, согласно которым в течение года только один крестьянин и один из крестьянских сыновей данной деревни могли покинуть деревню. Долгое время этот закон трактовался как провозглашение крепостного права. Однако можно взглянуть на него и совсем иначе – как на государственную гарантию права крестьянского выхода. Кроме того, следует учесть, что деревни в то время были очень небольшими, по 10-12 дворов, так что все крестьяне в течение 10-11 лет могли легально покинуть землевладельца.

Другой тенденцией в изменении положения крестьянства был рост барщинных повинностей начиная со второй половины XIV века. И снова мы видим, что государство не только поддерживало эту тенденцию, но и стремилось ей воспротивиться. Так в 1423 году эдикт Владислава Ягеллы установил потолок барщины в 14 дней в году. Тем не менее уже в XV веке в церковных владениях мы встречаемся с барщиной в 1 день в неделю. Такая же норма отработочной ренты становится характерной для имений бедного мазовецкого рыцарства.

Ответом крестьян на ограничение права выхода и рост барщины было бегство. И тут государство оказывалось бессильным его остановить, поскольку многие землевладельцы, особенно на окраинах Польши, были заинтересованы в привлечении новых рабочих рук.

Каков был уровень материальной обеспеченности крестьянских хозяйств? Хотя точные размеры крестьянских наделов определить трудно, ибо часто крестьяне распахивали не только свои, но и пустующие земли, в среднем каждый хозяин двора использовал от 16 до 24 гектаров пашни, то есть обрабатывал полный лановый надел. Правда, уже в XV веке мы встречаем немало малоземельных крестьян в Малой Польше и Мазовии. Движимое имущество крестьян тоже было немалым: несколько коров или волов, 1-2 лошади, значительные запасы зерна, все необходимые орудия – это то, что, судя по инвентарным описаниям рубежа XV и XVI вв. встречалось во многих крестьянских семьях.

Что касается стратификации крестьянства, то полнонадельные крестьяне – кметы – преобладали в деревне, составляя около 85-90% крестьян. Загродники, халупники и коморники, то есть те, кто имел меньше четверти дана земли или не имел ее вовсе, составляли 5-7% населения деревни. Остальные несколько процентов приходились на корчмарей, мельников и солтысов. Однако в XIV XV вв. в Польше появляется немало и люзных людей – то есть разорившихся крестьян (или крестьянских детей), которые покидали деревни, переселялись в города или нанимались в батраки к богатым односельчанам или солтысам. В конце XV века они стали серьезной социальной проблемой, к которой неоднократно обращались польские законодатели, изыскивая способы прикрепить люзных людей к земле или к городским корпорациям.

Шляхта как сословие сформировалась в XIV веке, но основной круг ее сословных привилегий стал определяться уже в XIII веке. Эти привилегии ("рыцарское право") подразумевали аллодиальный статус рыцарских земельных владений; особые позиции в уголовном праве, прежде всего высокий штраф за убийство, ранение или оскорбление шляхтича; право "свободной десятины", то есть возможность отдать ее тому церковному институту, какой выберет сам шляхтич; денежное вознаграждение за участим в военных походах; юридический иммунитет. Однако границы рыцарского сословия в XIll-XV вв. еще не замкнулись. Значительную часть господствующего социального сословия составляла пока еще шляхта, не наделенная всеми преимуществами "рыцарского права".

Первым общесословным привилеем польской шляхты стал Кошицкий привилей 1374 г. короля Людовика Анжуйского. Рыцарские земли отныне освобождались от каких бы то ни было податей за исключением "порадльного" в размере 2 грошей с лана обрабатываемой крестьянами земли; земские должности должны были замещаться исключительно местной шляхтой; земельные владения рыцарей становились наследственными. За Кошицким привилеем последовал ряд других (Корчинский 1386 г., Петрковский 1388 г., Червинский 1422 г., Вартский 1423 г., Едлинско-Краковский 1430-1433 г.), которые ограничивали власть королевских наместников (старост) в отдельных землях, выводили шляхту из-под судебной юрисдикции монарха, предоставляли ей ряд финансово-экономических преимуществ, в угоду рыцарству дискриминировали в правах другие сословия. Во внутрисословную борьбу включаются постепенно и феодалы Великого княжества Литовского, стремившиеся к тем же привилегиям, что и польская шляхта.

В борьбе за правовые преимущества шляхта выступала долгое время вместе с магнатами, как единая и весьма сплоченная сословная сила. Однако в XV веке нарастают противоречия между шляхтой и магнатерией. Первым острым конфликтом стала конфедерация (то есть объединение шляхты для достижения определенных политических целей) под руководством Спытека из Мельштына, испытавшая сильное воздействие идеологии гусизма. Наиболее отчетливо шляхетско-магнатский антагонизм выявился в 1454 г., когда собранное для похода против Ордена рыцарство добилось принятия Нешавских статутов. Они вели не только к ограничению прерогатив королевской власти, но и усиливали позиции шляхты в конкуренции с магнатами. Это выявлялось в первую очередь в резком возрастании роли и полномочий сеймов и сеймиков. Отныне король не мог созвать шляхетское ополчение (посполитое рушение), принять новые законы, ввести новые пошлины и налоги без согласия вального сейма; высшие сановники государства ( то есть представители магнатерии) не могли становиться старостами. Земские судьи должны были выбираться королем из четырех кандидатов, предложенных местным шляхетским сеймиком. Шляхта получала ряд хозяйственных привилегий и компенсацию за участие в заграничных походах.

Петрковские статуты 1496 года еще более расширили шляхетские привилегии и ударили по другим сословиям. Шляхта получала монопольное право занимать высшие церковные должности; горожанам было запрещено владеть землей; крестьяне лишились права свободно покидать землевладельца.

Итогом всех этих законодательных шагов было формирование корпуса шляхетских сословных привилегий: освобождение шляхты от каких бы то ни было материальных обязательств в отношении государства за исключением выплаты небольшого налога на землю (порадльного); гарантия неприкосновенности имущества и личности шляхтича; монопольное право владеть землей и занимать государственные и церковные должности - то есть полное господство шляхты в государственном аппарате и церкви; хозяйственно-торговые преимущества; господство шляхты над крестьянами и дискриминация в ее пользу горожан; особый статус в уголовном праве; ослабление власти короля; подчинение воли магнатов общесословным интересам шляхты благодаря особой роли сейма и сеймиков.

Таким образом, в Новое время польская шляхта вступала с такими привилегиями и правами, какими не обладало дворянство ни одной другой страны.

Промежуточным слоем между рыцарством и крестьянством были солтысы и влодыки. Последние исчезают в течение XIII - XV вв., или сливаясь с крестьянством, или превращаясь в малоземельную загоновую шляхту - мало отличимую по образу жизни и достатку от кметов, но наделенную шляхетскими привилегиями. Иной была судьба солтысов. Законодательство Казимира Великого закрепляло за ними особое положение и обязанность нести военную службу, что сближало солтысов с рыцарством. Роль солтыса как старосты поселения на немецком праве, который располагал немалым наделом и значительными доходами, мог основать мельницу, корчму, лавочку или бойню, не платил чинша, делали его опасным конкурентом для рыцаря. В XV веке солтысы сумели первыми воспользоваться благоприятной хозяйственной конъюнктурой, создать фольварки и резко увеличить свои доходы. Поэтому шляхта увидела в них конкурентов и добилась ряда королевских постановлений о принудительном выкупе солтыств. Тем не менее еще долгое время солтысы продолжали оставаться значительной маргинальной группой полушляхты.

В XIII - XIV веках шел процесс обособления польских горожан от других социальных групп. Это выражалось в наделении горожан правами самоуправления и складывании особой городской цивилизации. Однако коммунальных революций Польша не знала. Городское сословие возникло здесь не в результате борьбы с крупными феодалами и монархом, а во многом при их поддержке. Это было обусловлено и примером западных соседей, и очевидной выгодой, приносимой развитием городов.

Характерным знаком обособления и независимости города стало возведение городских стен, явственно противоставивших горожан остальной части общества. Эта перемена произошла в годы правления Казимира Великого, о котором польские источники говорят, что он застал Польшу деревянной, а оставил ее каменной.

Как и повсюду на Западе, важную роль во внутренней жизни города играли цеховые организации ремесленников. Они не были монолитны, и конфликты между мастерами и подмастерьями были частым фактом. Купеческие же корпорации в Польше, в отличие от большинства стран Запада, не сложились. Интересы купцов представляли городские советы, в которые ремесленники не входили.

Особенностью польских средневековых городов был и пестрый этнический состав горожан. Не желая лишать себя рабочей силы, землевладельцы и король приглашали для заселения вновь основанным городов колонистов из Германии. Те составляли городскую верхушку, забирая в свои руки городской совет и суд лавников. Они же привлекали в город и других переселенцев из Германии. В польские города нередко переселялись и немецкие рыцари, в то время как польская шляхта удалялась в свои деревенские вотчины. Польские же горожане во многих городах оказались как бы оттесненными на периферию, иногда даже за пределы городских стен. Отсюда возник антагонизм между немецким патрициатом и польским бюргерством (поспольством) городов. К этому добавлялось присутствие в городе многочисленных еврейских общин-кагалов, имевших автономный статус, пользовавшихся поддержкой монархии и противостоявших остальной массе горожан. В Галицкой Руси и на территории Великого княжества Литовского эта картина осложнялась присутствием в городе и украинско-белорусского православного населения. Кроме того, здесь и в Малой Польше во многих городах проживали и армяне. Таким образом, этноконфессиональная структура городского населения Польши оказалась очень сложной и противоречивой.

Город не был, конечно, изолирован от сельской округи. Несмотря на то, что феодалы стремились воспрепятствовать уходу крестьян в города, эта возможность была легально санкционирована законодательством и приток крестьян в город был постоянным. С другой стороны, и городские общины получали довольно обширные сельские угодья, что также делало осуществимой постоянную циркуляцию населения между городом и деревней.

3. Польская культура XIII - XV вв

Если в X – XII вв. Польша усваивала культурные достижения латинского Запада, то в XIII – XIV вв. она уже сумела "на равных" включиться в общеевропейский культурный процесс, а в XV веке вносила уже особый оригинальный вклад в европейскую культуру. Этот же XV век стал мостом, ведшим от средневековья к Новому времени в истории польской культуры: христианство достигло того уровня зрелости, какой подготавливал рождение новых, реформационных течений; начался процесс секуляризации культуры; с конца XV века в Польше появляются первые кружки гуманистов.

Важнейшим событием в истории польской культуры этого времени стало основание Краковского университета в 1364 году. Он был создан по образцу итальянских университетов, где университетскую корпорацию составляли студенты, как бы нанимая профессоров на службу. Главной задачей университета была подготовка людей для государственной службы, поэтому первоначально в Кракове не было теологического факультета, зато на факультете права было целых 8 кафедр. Правда, в конце XIV века характер Краковского университета переменился: папская булла санкционировала создание в Кракове теологического факультета, университет был реорганизован по парижскому образцу (то есть корпорацию отныне образовывали профессора, а не студенты), перед ним была поставлена новая задача подготавливать духовенство и содействовать христианизации Литвы. XV и первая половина XVI века стали временем расцвета Краковского университета; позднее он отстал от современной ему европейской науки и культуры.

Вторым звеном в системе образования были школы, создаваемые при епископских кафедрах и в городах. В них преподавались науки не только тривиума (грамматика, диалектика, риторика), но и квадривиума (арифметика, геометрия, астрономия, музыка).

Третий и базовый уровень системы образования составляли приходские школы, которых в Польше XV века было около 3000. В них давались элементарные навыки чтения и счета в рамках тривиума.

Польские юноши из шляхетских, купеческих и даже некоторых крестьянских семей пополняли образование в поездках по зарубежным университетам. В XIII веке такие выезды были еще редки; в XIV – их были сотни, и главной их целью была Прага; в XV веке они стали массовым явлением и курс их лежал чаще всего в Италию. Наряду с молодежью такие поездки часто предпринимали монахи, особенно доминиканцы, славившиеся своей ученостью.

В целом, благодаря развитию системы образования в Польше XIII - XV вв. возникла своя средневековая "интеллигенция".

Как и повсюду в Европе языком образованных людей был латинский. Польскому языку отводилась функция средства устного общения. В письменности он использовался только в проповедях, в предназначенных широкой публике рассказах о чудесах, в некоторых литературных произведениях. Однако в XIV - XV вв. заметно возрастание роли польского языка в обществе: уже в конце XIII века синод польской церкви требовал преподавать латынь в приходских школах по-польски; в конце XIV века развернулась работа по переводу на польский язык латинских сочинений; в первой половине XV века Якуб из Паршовиц приступил к составлению грамматики польского языка.

Огромным событием в истории просвещения стало появление в Польше книгопечатания в последней четверти XV века; помимо польских типографий потребность в печатной книге покрывали зарубежные, прежде всего германские, издатели.

XV век стал временем складывания собственных научных школ в Польше. Разумеется, главным научным центром стал Краков. Здесь особое развитие получили математические и астрономические исследования (Мартин Круль из Журавицы, Мартин Булиц из Олькуша, Ян из Глогова, Миколай Будка, наконец, учитель Николая Коперника Войцех из Брудзева). Поэтому есть все основания считать, что гениальные открытия Коперника в XVI веке были подготовлены польской ученой традицией.

В Кракове успешно развивались также юриспруденция, философия и теология. Особенно известным философом и теологом XV века был Матвей из Кракова, который выступал против спекулятивных подходов в этих науках и развивал принципы критического рационализма в своих сочинениях.

Среди польских ученых XV века нельзя не поставить на одно из центральных мест Яна Длугоша, создавшего одно из крупнейших произведений европейской средневековой историографии ("Хроники славного Польского королевства" в 12 книгах).

Развитие общественной мысли в средневековье выражалось в трансформации религиозных идеалов. Поэтому едва ли не самым характерным явлением были ереси и различные формы религиозного разномыслия. Польша XIII – XV вв. знала по крайней мере четыре волны еретических движений. В середине XIII в. в Силезии, Великой и Малой Польше появились группы флагеллантов. Они, отражая распространение эсхатологических страхов и нарастание покаянных настроений в обществе, бродили группами из города в город, занимались самобичеванием и обличали греховность посюсторонней жизни, провоцируя по временам истерии массовых покаяний. Наибольший размах это движение приобрело во второй половине XIII в. после монголо-татарского нашествия, а в XIV веке возобновилось с новой силой в связи с эпидемиями середины столетия.

В XIII веке в Польше появились и группы вальденсов, для борьбы с которыми была приглашена инквизиция, и десятки еретиков были сожжены.

Тогда же в Польше появились и общины бегардов и бегинов, которые первоначально проповедовали францисканские идеалы бедности и оставались лояльны к церкви, но позднее преступили границы ортодоксии, стали отрицать необходимость существования духовенства и претендовать на обладание святым духом, который наделяет человека непосредственным знанием и пониманием истин веры. Их учение подготавливало рождение протестантских доктрин всеобщего священства.

Наконец, в XV веке в Польше появилось немало сторонников гусизма, в том числе и в шляхетской среде. Хотя в 1420 г. был принят специальный эдикт о преследовании гуситов, их влияние росло и сказалось в идеологии шляхетского антимагнатского движения 1430-х годов, возглавленного Спытком из Мельштына.

Наряду с ересями в Польше XV века развернулось и внутрицерковное реформаторское движение, получившее название конциляризма (от латинского concilium, то есть собор). Центром его стал Краковский университет. Ведущей идеей этого движения, порожденного кризисом католической церкви во времена так наз. "великой схизмы", была идея превосходства церковного собора над папой и отказ признавать последнего высшим авторитетом в церковных делах. Польские деятели этого движения (Матвей из Кракова, Павел из Ворчина, Станислав из Скарбимежа, Павел Влодковиц, Ян из Людзиска, Бенедикт Гессе, Якуб из Парадижа) внесли большой вклад не только во внутрицерковные споры, но и в развитие правовой мысли, философии и теологии, этических и социальных идей. Они провозглашали, что подлинная церковь есть верующих, а не иерархическая структура; что вера не может быть предметом прямого церковно-административного контроля; что насильственная христианизация в связи с этим недопустима и что принципом отношения к другим конфессиям должна быть веротерпимость; что философия должна обратиться к этическим проблемам человеческого существования, а не заниматься только абстрактными вопросами онтологии, гносеологии и логики. Особым вниманием польских мыслителей пользовались проблемы общественной справедливости и тех правовых гарантий, которые могли бы ее обеспечить. Одним из логических выводов таких размышлений стало требование зашиты крестьян от произвола господ и чрезмерной эксплуатации, о чем первым стал писать Ян из Людзиска.

В XIII - XIV вв. главным литературным жанром были жития святого Станислава, святых Ядвиги, Кинги, Соломеи, в развитии которых заметно нарастание интереса к человеческой индивидуальности. В XV веке литература становится много более разнообразной, появляются сборники проповедей, стихотворные легенды о святых, послания, религиозные песни и гимны. В литературу проникают мотивы христианского народного фольклора, апокрифические мотивы, светские элементы. Важнейшими памятниками литературы были исторические сочинения – "История Польши" Яна Длугоша, хроника Винцента Кадлубка, Великопольская хроника, хроника Янко из Чарнкова и другие.

В архитектуре XIV – XV вв. утверждается готический стиль, распространяясь в том числе и на гражданское строительство. Ярким выражением так наз. готического гуманизма в скульптуре стали статуи мадонны и святых и многофигурные композиции на евангельские сюжеты. Среди последних выделяется алтарь Мариацкого костела в Кракове, созданный в последней четверти выходцем из Нюрнберга Витом Ствошем.

Живопись развивалась не только в иконографии, но и в книжной миниатюре, представленной многими великолепными памятниками – такими как Флорианская Псалтырь и градуал Ольбрахта.

В развитии материальной культуры, техники, строительства XIII – XV вв. также отмечены значительными достижениями. Стали распространяться водяные мельницы, развивались сложные ремесленные производства, например стеклодувное дело, польские мастера освоили сложнейшие инженерные работы в горнодобыче, в городах высокого уровня достигло строительство не только храмов, но и жилых домов и мостов.

В целом, в XIII – XV вв. польская культура становится органической частью развитой, зрелой культуры европейского средневековья.

4. Политическое развитие Польши в XVI - XVII вв

Принято считать, что в XVI веке Польша (точнее Речь Посполитая, плод государственного объединения Польши и Великого княжества Литовского в 1569 г.) вступила в эпоху так называемой "шляхетской демократии", которую можно определить как своеобразную модель сословно-представительной монархии, для которой характерна слабость королевской власти, децентрализация, очень широкие права и привилегии шляхты, односословность представительного органа – посольской избы сейма. Польская "шляхетская демократия" с неизбежностью перерождалась в режим магнатской олигархии, который установился в Польше приблизительно с середины XVII века. Условной цезурой можно считать начало правления короля Яна Казимира в 1648 году. Реформы второй половины XVIII века знаменовали попытку вывести польско-литовскую государственность из затяжного кризиса. Они доказывают, что сословно-представительная система Речи Послолитой была способна к внутренней трансформации и модернизации. Однако вмешательство соседних государств остановило этот процесс.

Как и большинство стран Европы, Польша в начале XVI в. стояла перед проблемой централизации административной системы и создания эффективного государственного аппарата. Однако если в других странах Запада королевская власть в борьбе за централизацию могла опереться на растущее влияние городов и горожан, то в Польше мещанство было фактически отлучено от какой бы то ни было политической роли и вопрос о централизации решался исключительно в рамках отношений между монархом и шляхтой. Шляхта же не была однородна. Если в XV веке средняя шляхта еще не сумела оформиться в самостоятельную политическую силу, то в течение первой половины XVI в. она выступает на политической арене как соперник и даже противник магнатерии. В 1520-е годы шляхта добилась права избирать на сеймиках послов в польский сейм, и постепенно посольская изба получила численное преобладание над сенатом (в 1511 г. в посольской избе насчитывалось 34 посла, а в 1528 уже 88). Сейм стал сценой политической борьбы между шляхтой и магнатами. Король стоял как бы "над схваткой" и мог опереться на шляхту в стремлении укрепить центральную власть. Но шляхта, поддерживая короля, очень опасалась его абсолютистских поползновений, и поэтому не могла стать надежным союзником короля. Многое в этих условиях зависело от личности монарха. Однако последние представители династии Ягеллонов Сигизмунд I Старый (1506 -1548) и Сигизмунд II Август (1548-1572) оказались неспособны твердо и ловко вести политику централизации. Политическая борьба в годы династических кризисов 1570-1580-x годов, из которой королевская власть вышла резко ослабленной, сделала окончательно невозможным переход к абсолютизму в Речи Посполитой. А отсутствие абсолютизма предопределило дальнейшее ослабление польско-литовской государственности в XVII – XVIII вв.

Экзекуционистским движением называют шляхетское движение за государственные реформы в Польше XVI в., нацеленные на укрепление администрации, финансов, армии, за оттеснение от власти аристократии и укрепление политического влияния шляхты в государстве. Название подразумевает "исполнение" (executio) законов, которые должны обеспечить Польше благосостояние.

Первые шаги в борьбе за ограничение власти магнатерии средняя шляхта делает уже при короле Александре (1501-1506), чье правление открылось принятием Мельницкого привилея 1501 г. который поставил политику короля в зависимость от сената, то есть органа, выражавшего волю магнатов. Борясь за пересмотр Мельницкого привилея, шляхта, возглавленная Яном Ласким, добилась запрета передавать в держание королевские земли без одобрения сейма и занимать одновременно несколько высших государственных постов. В 1505 г. была принята знаменитая сеймовая конституция "ничего нового" (nlhil novi), которая запрещала принимать какие-либо законы без одобрения сейма. В 1506 г. были напечатаны и разосланы по судам так наз. Статуты Лаского - подготовленный Яном Ласким свод правовых норм, который должен был лечь в основу кодекса польского права.

Однако приход к власти Сигизмунда I Старого переменил ситуацию. Король отстранил от политических дел Яна Лаского, и стал опираться в своей политике на магнатов, то есть попробовал вернуться к традиционной манере действий. Король сам стал инициатором ряда реформ, выражавших его абсолютистские стремления.

Во-первых, он (а точнее сказать, его очень энергичная, властолюбивая и ловкая жена, итальянка Бона Сфорца) принялся наводить порядок в королевском имуществе, которое включало 1/6 пахотных земель Польши, поступления от соляных копей, торговые и судебные пошлины, с целью увеличить его доходность. Во-вторых, была проведена денежная реформа и восстановлен краковский монетный двор. В-третьих, король попытался ввести налог на шляхетские владения, В-четвертых, королевская семья покусилась и на принцип "свободных выборов" ("вольной элекции") монарха, добившись в 1529 признания наследником Сигизмунда его малолетнего сына. Все эти меры призваны были обеспечить резкое обогащение и укрепление казны, создание постоянной армии вместо посполитого рушения, усиление власти короля. И то, и другое, и третье означало бы кардинальное изменение роли шляхты и ее сейма в общественной жизни. Результатом было формирование дворянской оппозиции, которая обвиняла магнатерию в пагубном влиянии на короля, требовала созвать "сейм справедливости", который добился бы строгого исполнения действующих законов, ограничил бы влияние магнатов и остановил бы притязания короля на полноту власти и независимость от сейма. Вместе с тем, шляхетские лидеры признавали необходимость военной, финансовой и юридической и ряда других peформ.

Конфронтация привела к прямому столкновению короля и шляхты. В 1537 году собранное под Львовом для похода на Молдавию посполитое рушение отказалось повиноваться королю и потребовало преобразований в государственной жизни и перемен к политике двора. На последовавших сеймах был выработан компромисс: шляхта согласилась на обложение налогом ее имений, но добилась подтверждения принципа "вольной элекции".

Патовая ситуация продолжалась вплоть до вступления на престол Сигизмунда II Августа. При нем разрыв короля и шляхты первоначально приобрел еще большую глубину. Монарх не принимал программы экзекуционистов, а после того как сейм в 1559 отказался утвердить налоги для ведения Ливонской войны, король в течение 4-х лет его не созывал. Тем временем экзекуционистское движение стало влиятельной силой среди шляхты, выдвинуло своих идеологов, а в сейме сложилось что-то вроде “партии” экзекуционистов. В развитом виде программа этой "партии" предполагала: а) восстановление королевского земельного домена, который в значительной части был роздан в держание магнатам; б) укрепление королевской казны благодаря этой мере и реформе налоговой системы; в) дополнение посполитого рушения созданием небольшого наемного войска; г) укрепление системы исполнительно-административной власти; д) правовая интеграция земель в Польше и консолидация Польско-Литовского государства путем заключения новой унии; е) проведение церковной реформы; ж) упорядочение законов и деятельности судов.

Таким образом, эта программа была нацелена на укрепление государства в рамках той сословно-представительной системы, которая уже сложилась. Трудно сказать, насколько такая программа была реалистичной, насколько утопической. Так или иначе, лагерь экзекуции заявлял о своей готовности взять на себя ответственность за судьбы государства и общества; шляхта оказалась способной выдвинуть программу, которая не была подчиненна исключительно ее сословным интересам. С другой стороны, ни в коей мере не ставилось под сомнение господство дворянства в обществе и его ведущая роль в управлении государством.

Поворотный момент в истории экзекуционистского движения наступил в начале 1560-х годов. Сигизмунд II Август убедился, что война с Россией из-за Ливонии стала затяжной и что сил Великого княжества Литовского для ее ведения не достает. Поддержка польского сейма, где в это время экзекуционисты играли ведущую роль, стала необходимой. Поэтому король вынужден был пойти на компромисс. После четырехлетнего перерыва сейм был созван и на ряде его сессий в 1562-1565 г. были приняты решения о реформах. Во-первых, решено было провести инвентаризацию ("люстрацию") всех королевских земельных владений с тем, чтобы восстановить монарший домен и обеспечить тем самым казну необходимыми средствами. Все земли, отданные в держание начиная с 1504 г. подлежали возврату. Во-вторых, отныне все доходы от королевщин делились на 5 частей, одна из которых отдавалась держателю королевщины, а остальные шли в казну. Четвертая часть поступлений в казну – "кварта" сосредотачивалась в специальной кассе и предназначалась исключительно для найма постоянного войска. В-третьих, отныне ни один из высших сановников не мог назначаться на две и более государственных должностей. Предполагалось также ввести должности своеобразных ревизиров, которые от имени сейма должны были контролировать деятельность высших должностных лиц государства. В- четвертых, в рамках предпринятых реформ осуществлялась интеграция всех территорий Польши и Литвы в единое государство. Важнейшим шагом здесь было заключение в 1569 Люблинской унии между Королевством Польским и Великим княжеством Литовским. Условия унии в этот раз предусматривали объединение сеймов двух стран, совместные выборы короля, введение единой монеты, проведение единой внутренней и внешней политики. Украинские земли включались в состав Короны, то есть земель Польского королевства. Великое княжество отныне состояло из Белоруссии и собственно Литвы. В нем сохранялись отдельная армия, казна, судебная система, традиционные государственные и земские должности, старые законы. Шляхта, однако, наделялась теми же правами, что и шляхта Польши. Наконец, была предпринята церковная реформа: было решено прекратить выплату так наз. аннат Римской курии, отменить сбор десятины с шляхетских имений, освободить шляхту от церковной юрисдикции по каким бы то ни было вопросам, обложить церковные владения налогом на военные нужды государства.

Таким образом, экзекуционистское движение добилось значительного успеха. Однако принятые решения носили непоследовательный характер. Не удалось добиться создания сильной исполнительной власти, дееспособной постоянной армии, кодификации права, реального ограничения политической роли магнатерии, предотвратить династические кризисы, на долгое время оздоровить государственные финансы. Не был выработан механизм выборов нового монарха. Не был создан эффективный орган высшего апелляционного суда (эта функция оставалась у королевского надворного суда, но он работал очень нестабильно, сотни дел годами оставались без рассмотрения и решения). Реформы остановились на полпути. Да и сам союз монарха и шляхты оказался непрочным. Король был раздосадован и разочарован отказом шляхты пойти на обложение налогом ее имений; шляхта была недовольна отказом короля сосредоточить все властные полномочия в руках сейма.

Отсутствие прямых наследников в момент смерти Сигизмунда II Августа в 1572 году привело к новому бескоролевью и глубокому политическому кризису. Избрание нового монарха - представителя французского королевского дома Генриха Валуа - в 1573 году сопровождалось выработкой и принятием знаменитых Генриховых артикулов, которые стали синонимом “золотых шляхетских вольностей”. В чем они состояли? Незыблемым провозглашался принцип свободных выборов короля; сейм должен был созываться не реже одного раза в два года и продолжаться 6 недель; король не имел права самостоятельно вводить новые налоги или созывать посполитое рушение; внешняя политика монархии была поставлена под контроль сената; шляхта получала от казны вознаграждение за участие в заграничных походах; постоянная армия содержалась только за счет кварты; наконец, шляхте было гарантировано право отказаться от послушания королю в случае неисполнения им законов Речи Посполитой ( jus de non praestanda oboedientia). Кроме того вводился институт сенаторов-резидентов. Это были 16 назначенных сеймом сенаторов, которые в период между сессиями сейма должны были контролировать деятельность монарха. Фактически у короля оставалось только одно существенное право: назначать на государственные должности.

Генриховы артикулы составили рубеж в политической истории Польши и всей Речи Посполитой. Они закрепили те начала политического устройства страны, которые впоследствие привели к её краху. Это, однако, не значит, что разделы Польши в конце XVIII века были запрограммированы Генриховыми артикулами. Более того, созданная в течение XVI века политическая модель оказалась и достаточно устойчивой, и дееспособной. Лишь эпоха Просвещения выявила ее историческую бесперспективность.

Генрих Валуа правил в Польше около года, а в июне 1574 г., оказавшись наследником французского престола, покинул беспокойную шляхетскую монархию-республику, чтобы взойти на более солидный и престижный французский трон. Шляхта на пошла на объединение в руках Генриха польской и французской корон и избрала в 1576 году новым монархом Стефана Батория. Будучи сторонником сильной центральной власти и крупной личностью Стефан Баторий не мог одобрить польских государственным порядков и пытался восстановить нарушенное равновесие между королем и сеймом. Однако переломить ход политической эволюции Польши ему не удалось. Новый компромисс шляхты и короля привел к созданию в 1578 г. Коронного трибунала - высшего апелляционного шляхетского суда, чьими членами были выбранные шляхтой представители. Это судебный орган взял на себя рассмотрение тех дел, которые прежде поступали в королевский надворный суд и лежали там годами без движения. Кроме того, было сформировано, наконец, небольшое наемное войско. На на этом государственные преобразования, которые могли бы внутренне укрепить Речь Посполитую, остановились.

Сама шляхта, прежде ратовавшая за перемены, удовлетворилась достигнутым - главным образом тем, что ей, шляхте, были обеспечены такие привилегии и такие позиции в обществе и государстве, какими не могло похвастаться дворянство ни одной другой европейской страны. Идеологи экзекуционистского движения слились с магнатерией и из поборников реформ и идеи общественного долга превратились в глашатаев и ревностных защитников шляхетских вольностей. Показательна в этом отношении судьба Яна Замойского - в прежние времена одного из лидеров экзекуционистов, вождя средней шляхты, “трибуна шляхетского народа”, как его называли. Теперь он стал обладателем громадных латифундий, держателем обширных королевщин, видным сановником и полноценным представителем магнатской элиты, защитником сложившихся порядков. Экзекуционистское движение себя исчерпало, и тем самым открылась дорога для трансформации “шляхетской демократии” в магнатскую олигархию.

XVI - первая половинаXVII в. составляют первую фазу в по существу едином цикле социально-экономического развития Польши, охватывающем время от второй половины XV до середины XVIII века. Эта эпоха в целом может быть охарактеризована как время господства барщинно-фольварочной системы и крепостничества, которые не только определяли ход развития экономики, но и накладывали глубокий отпечаток на социальные отношения и культурную жизнь страны. Однако основы этой системы хозяйствования и социальных связей были заложены именно в XVI веке.

Экономическое и социальное развитие Речи Посполитой было неотрывно связано с демографическими процессами, а они изучены пока недостаточно. Общие его черты однако известны. Население Речи Посполитой составляло 7,5 млн. человек в 1500 г., 11 млн. в 1650 г. и 14 млн. в 1772 г. Плотность населения возрастала соответственно с 6,6 чел. на кв. км в 1500 г. до 11,1 в 1650 г. и 19,1 в 1772 г., с учетом сокращения территории Польши и Великого княжества Литовского в этот период. Не только восточные территории Речи Посполитой, но и западные части ее коронных земель не достигли в XVI-XVIII вв. того уровня плотности населения, какой был характерен для стран Западной Европы. На территории Речи Посполитой в XVI – XVIII вв. продолжались колонизационные процессы, что усиливало неравномерность в развитии отдельных регионов. Кроме того в эту эпоху Речь Посполитая пережила две подлинные демографические катастрофы: в годы шведского "потопа, польско-казацких и польско-русских войн, и в период северной войны. Во многих регионах эти события унесли около 1/3 населения и уничтожили более половины производственного потенциала.

Фольварочное (поместное) хозяйство, ориентированное на рынок и основанное на крепостном труде стало главным фактором развития польской экономики, начиная с XVI в. Переход к баршинно-фольварочной системе и второе издание крепостничества, то есть рефеодализация, были явлением, характерным для многих стран Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европы. В Западной Европе восторжествовали капиталистические тенденции и развитие экономики пошло, как известно, другими путями. Существует несколько объяснений этих различий в социально-экономической эволюции Восточной и Западной Европы, равно как и генезиса капитализма в целом. На сегодняшний день ясно, что причины такого поворота в развитии Европы были многообразны, что социокультурные и политические факторы играли здесь не меньшую роль, чем собственно экономические или технологические (развитие производительных сил). Общим для всей Европы было то, что дворянство оказалось в состоянии кризиса и его уровень жизни и потребления быстро падал на фоне роста благосостояния и социально-политической роли бюргерства. Наиболее предприимчивые из дворян прореагировали на это относительное снижение социального статуса переходом к новым формам хозяйствования, приспособленным к рыночной конъюнктуре. С этой точки зрения, процессы на западе и востоке Европы были одинаковы. Однако в западноевропейских странах в силу сложившегося к XVI веку соотношения сил уже невозможно было ни закрепостить крестьян, ни подчинить города интересам дворянства, ни поставить государство на службу одному сословию. Дворянству не оставалось ничего другого кроме как включиться самому в раннекапиталистическое предпринимательство. В Восточной Европе, в частности в Польше, ситуация была иной. С одной стороны, развитие рынка в самой Польше, спрос на польское зерно на Западе, падение стоимости монеты и тем самым чинша подталкивали к развертыванию крупного фольварочного хозяйства, ориентированного на рынок. С другой стороны, доминирующие социально-политические позиции шляхты и неспособность слабой королевской власти обеспечить баланс сословных интересов создавали искушение и возможность удовлетворить новые потребительские запросы дворян за счет крестьянства и горожан. Фольварк складывался. таким образом, не в результате действия абстрактных сил рынка или перемен в состоянии техники и агрикультуры, а вследствие и экономических, и политических, и социокультурных перемен в Речи Посполитой и всей Европе.

В принципе, фольварк, то есть хозяйство при помещичьей усадьбе. существовал и прежде XVI века. Но он был очень небольшим, обслуживал лишь потребительские потребности феодала и его семьи, не будучи вовлеченным в рыночные связи. Однако уже в XV веке фольварочная запашка (прежде всего в церковных владениях) стала расширяться, а годовая норма барщины – заметно расти. Эти тенденции в полную силу развернулись в XVI веке. На сеймах 1520 и 1521 гг. она была законодательно закреплена, причем определен был не максимум, а минимум отработок – 1 день в неделю с крестьянского двора. Шляхетские фольварки стали расти как на дрожжах и требовали все более широкого использования барщинного труда. Отсюда – постоянные постановления сеймов о необходимости задерживать и прикреплять к земле "люзных людей", которые тем не менее не исчезали, потому что те же самые шляхтичи с готовностью принимали таких бродяг и переселенцев в своих владениях.

Первоначально расширение фольварков осуществлялось не за счет сгона крестьян с земли, а за счет использования пустошей, освоения новых земель и выкупа солтыств – а размеры барщины были, как видим, умеренные. Поэтому рост фольварка мог сочетаться с относительно благополучным развитием крестьянских хозяйств. Это хрупкое равновесие сохранялось на протяжении всего XVI в. Фольварк охватывал в среднем 60-80 га земли, засеянной зерновыми. Урожайность поднялась до 5-6, и в лучшие годы и до 7-9 центнеров ржи или пшеницы с гектара и достигла тем самым рекордного для всей эпохи польского феодализма уровня. Наряду с земледелием развивалось животноводство, создавались крупные рыбные пруды, интенсивно эксплуатировался лес. Большая часть продукции всех отраслей фольварочного хозяйства шла на рынок.

Рост доходов шляхты был поистине феноменальным. Один лан фольварочной земли приносил в 15-20, а иногда и в 30 раз больше денег, чем лан крестьянина, платившего землевладельцу чинш. Разумеется, такая конъюнктура не могла держаться очень долго. Уже в конце XVI века доходность фольварка начинает сокращаться, первые признаки близящегося кризиса барщинной системы дают о себе знать. Но вплоть до середины XVIl века фольварк позволял среднему шляхтичу если не процветать и быстро обогащаться, то жить безбедно и устойчиво, не мучаясь чрезмерно завистью к богатому горожанину или соседу.

Долгое время отечественная историография утверждала, что на протяжении всей феодальной эпохи положение крестьян ухудшалось, крестьяне влачили жалкое существование и подвергались возрастающей эксплуатации. Этот взгляд оказался неверным, и опыт польского крестьянства XVI века – один из весомых доводов против традиционной и устаревшей картины. Как ни парадоксально, но крестьянское хозяйство в XVI веке переживало период подъема вместе с шляхетским фольварком. Доходность одного дана крестьянского надела хотя и была вдвое ниже, чем в фольварке тем не менее заметно возросла. Улучшалась агрикультура, росла урожайность, крестьяне наряду с феодалами использовали выгоды товарно-денежных отношений. Барщина еще не подрывала сил крестьянской семьи, фольварк рос не за счет сокращения крестьянского надела, прибавочный продукт обеспечивал земледельцу рост уровня жизни, наличие свободных денег позволяло и крестьянину участвовать в торговле. Несмотря на рост крепостнических тенденций крестьянин мог и уйти от феодала, и сохранить известную свободу хозяйствования.

Интересы фольварка и крестьянина пришли в противоречие лишь в XVII веке, когда шляхта, желая в условиях уже неблагоприятной конъюнктуры сохранить прежний уровень доходов, стала захватывать крестьянские наделы, стремилась вытеснить крестьян из торговли с городом, повышала норму отработок до такой величины, какой не позволял земледельцам сохранить собственное производство и доходы на прежнем уровне. Государство не было способно остановить эти процессы, да и просто не замечало их. Правовое же бесправие крестьян лишало их возможности сопротивления. Однако в XVI в. все эти противоречия были еще скрыты, и это столетие может быть названо эпохой процветания крестьян,

В третьей четверти XVI века сельскохозяйственное производство в Польше достигло апогея. После этого темпы развития аграрного сектора экономики замедлились и наметилась тенденция к общему хозяйственное спаду. Однако в конце XVI в. почти ничто еще не предвещало грядущего кризиса. Напротив, экспорт зерна продолжал возрастать и достиг высшей точки в 1618 году. Однако за сохранение динамики польского зернового экспорта пришлось заплатить довольно дорогую цену. Чтобы компенсировать падение цен на зерно и, соответственно, своих доходов, шляхта стала увеличивать фольварочную запашку, отнимая землю у крестьян. Расширение запашки требовало новых рабочих рук, и поэтому в имениях шляхты стала расти барщина. Ради экономии средств и зерна шляхтичи отказывались от применения наемного труда и сокращали поголовье скота. Все это давало краткосрочный эффект, но вело к истощению почв, ухудшению агрикультур, падению урожайности и валового сбора зерна. Эта тенденция прослеживается как устойчивая с 1570-х годов. Стагнация стала нарастать особенно заметно после 1520 года, когда в результате общеевропейского монетного кризиса (в частности, вызванного постоянным притоком золота и серебра из испанских колоний) началась инфляция.

Однако вплоть до середины XVII в. все эти колебания еще не приобрели необратимого характера и польская экономика оставалась в целом здоровой. Подлинный кризис разразился после потрясений "потопа" и казацких войн.

Интересы фольварочного хозяйства рано или поздно должны были столкнуться с интересами горожан. Однако и в этом отношении XVI век создавал иллюзию благополучия. Общая экономическая обстановка благоприятствовала развитию ремесла и торговли, хотя рост цен на городскую продукцию был далеко не так стремителен, как рост цен на зерно. Тем не менее наличие денег и у шляхтичей, и у крестьян обеспечивало сбыт городской продукции по выгодным ценам, а государственная политика регулирования городского рынка пока еще не сказалась негативно на торгово-ремесленной деятельности бюргеров.

Ремесло весьма динамично развивалось в городах и местечках. Особенно выделялись в этом отношении Краков, Гданьск и Познань, а за пределами коронных земель - Вроцлав, Вильно и Львов, то есть крупнейшие городские центры. Более того, в Великой Польше появились первые рассеянные мануфактуры, а кое где возникали весьма крупные сукновальни, красильни, кирпичные и металлургические мастерские, которые применяли и наемный труд. Совершенствовалась технология, возникали новые отрасли (такие как книгопечатание и бумажное производство). Наряду с железом росла добыча меди, свинца, серебра, а в соляных копях Бохни и Велички было занято около 1000 человек.

Перелом обозначился в конце XVI - начале XVII вв., когда шляхта стала систематически законодательно ограничивать рост цен на городские продукты, выкупать кузницы и использовать в них крепостной труд и вообще всячески тормозить развитие городского ремесла и торговли, считая, что фольварочное производство (при котором часто существовали и ремесленные мастерские) способно и тут заменить городское хозяйство.

5. Польша XVI – первой половины XVII вв.: сословия и социальные группы

В XV – XVIII вв. в Западной Европе сословные отношения стали постепенно уступать место иному типу социальных связей, для которых определяющим моментом был уже не правовой статус того или другого слоя, а его материальное могущество, экономическая роль, место и роль в системе производства. Это не значит, что традиционные сословные критерии потеряли свое значением но их влияние становилось все более ограниченным. Польша же вплоть до конца XVIII века оставалась страной, в которой сословные перегородки были главным фактором социальных отношений. Главной тенденцией их развития было не разложение сословных структур, а, напротив, их окостенение, взаимное отдаление и внутренняя консолидация сословий. В этом социальная эволюция общества Речи Посполитой противоположна тому, что мы наблюдаем на западе Европы. Иными словами, вместо социальной модернизации мы наблюдаем здесь консервацию средневековых начал общественной жизни.

Польские историки (например, Я. Мачишевский) предлагают следующую периодизацию эволюции социальных отношений в Речи Посполитой этого времени. Период между Нешавскими статутами (1454 г.) и Генриховыми артикулами (1573 г.;) характеризовался ростом влияния шляхты и был временем расцвета польской государственности. В 1573 – 1648 гг. могущество шляхты обернулось упадком горожан как сословия, началом разорения и деградации крестьянства, ослаблением государства, быстрым возрастанием роли магнатов в обществе и торжеством консервативных тенденций в культуре. Между 1648 и 1764 годами именно магнатерия определяет тонус общественной и политической жизни в Речи Посполитой, что влечет за собой нарастание анархии, катастрофическую децентрализацию, кризис основных институтов государственной власти; в культурном плане это время безраздельного господства католической реакции. На последние десятилетия XVIII века (1764 – 1795) приходится начало перестройки социальных отношений, оздоровление государства, регенерация культуры и ее приобщение к достижениям Просвещения.

При этом главной силой, определявшей направление, темп и характер социальных перемен оставалась деятельность и политика шляхты.

Речь Посполитая вместе с Испанией принадлежала к тем регионам Европы, где дворянство было очень многочисленным и имело большой удельный вес в социальной структуре общества. В последней четверти XVI в. шляхта составляла 5,6% населения в Великой Польше, 4,6% в Малой Польше, 3,0% в Королевской Пруссии и целых 23,4% в Мазовии. Обыкновенно считается, что в целом 8-10% населения Речи Посполитой принадлежало к шляхте. Для сравнения укажем, что во Франции дворянство составляло 1% населения, в Англии 3,7% вместе с духовенством, в Испании 10%. Уже одни эти цифры заставляют обратить внимание на то, насколько своеобразна была польская шляхта и насколька трудно зачислить без оговорок всю ее массу в эксплуататорский класс.

Речь Посполитая, за исключением некоторых территорий, на которых в позднее средневековье и раннее новое время произошла как бы запоздавшая феодализация, не знала типичной для Запада иерархической лестницы, составленной из сеньоров и вассалов.

Внутри шляхты выделяют три слоя: магнатерию, среднюю и мелкую шляхту. Каковы критерии их взаимного обособления? Их определить весьма непросто, поскольку очень велики были региональные отличия. С одной стороны, в Великой Польше среди средней шляхты преобладали владельцы одной деревни, а магнатом считался тот у кого было 20 и больше деревень. С другой стороны, на юго-востоке Речи Посполитой, на Украине "средним" был владелец 5-10 деревень, а магнатские латифундии включали не только сотни деревень, но и десятки городов. Очень неопределенным является и понятие "мелкая шляхта". В нее входили и не только владельцы маленьких фольварков, но и те, кто имел лишь часть фольварка и деревни, или надел равный одному или нескольким крестьянским ланам, или вовсе не имел земли, довольствуясь принадлежностью к клиентеле того или другого магната. Таким образом, имущественный критерий недостаточен для описания не только внутренней стратификации шляхты, но и для обособления шляхты от других сословий.

Наряду с имущественным положением, громадное значение для статуса семьи или индивида внутри шляхетского сословия имела принадлежность к той или иной магнатско-шляхетской группировке, генеалогические и родственные связи, роль в сейме и на сеймике, связь с церковными кругами, обладание государственной или земской должностью. Все это делает условным разделение шляхты на сколько-нибудь четкие, взаимно обособленные социальные слои. Тем не менее глубокие различия в положении магната и провинциального безземельного шляхтича-"гречкосея" совершенно очевидны. В то же время и тот, и другой принадлежали к одному сословию. Что же их объединяло и интегрировало шляхту в целом?

Объединяющей и интегрирующей силой выступала не столько феодальная собственность на землю, сколько сложившиеся в Польше правовые и социокультурные институты и традиции. Прежде всего это та совокупность публично-правовых и частно-правовых привилегий, которыми было наделено шляхетское сословие независимо от социального и имущественного статуса его отдельных представителей. "Золотые вольности" обеспечивали шляхте как сословию не только монопольное право владеть землей, но и безусловное господство в церкви и государстве, доминирование в торговле, особые позиции в уголовном праве, неограниченную власть над крестьянином, фактическую независимость от королевской власти и право контролировать при помощи представительных институтов все действия органов высшего государственного управления, в том числе и самого монарха. Все это законодательно закреплялось в "шляхетском праве".

Другим критерием принадлежности к шляхетству было происхождение и определенный образ жизни. Радомский сейм 1505 г. ввел этот критерий даже в законодательство: “лишь тот может считаться шляхтичем, каждый из родителей которого шляхтич и происходит из шляхетской семьи. И он, и его родители должны проживать как прежде, так и в настоящее время – в своих имениях, градах, местечках или деревнях в соответствии с обычаем отчизны и привычкой шляхты, живя по уставам и законам, принятым среди шляхты нашего королевства". Эта норма прочно вошла в общественное сознание и юридическую практику Речи Посполитой в XVI – XVIII вв.

Наряду с сословными привилегиями, происхождением и особым образом жизни большое значение для интеграции шляхты как сословия имела и сама традиционная практика публичной жизни, создававшая иллюзию участия всей шляхты in согроге в управлении государством. Особенно важным это было для мелкой и беднейшей шляхты, которая не упускала случая подтвердить свое исконное шляхетство участием в выборах поветового чиновника, в съезде, в сеймике, в ежегодных военных смотрах, в посполитом рушении. Каждый шляхтич стремился иметь хотя бы самую маленькую, хотя бы и заведомо фиктивную, но признанную в общественном мнении должность (уряд). Эти должности были очень разнообразны и чаше всего не были сопряжены ни с какими реальными обязанностями, но тем не менее среди шляхты бытовало убеждение, что шляхтич без должности все равно что пес без хвоста.

Наконец, громадное значение и в глазах современников, и в реальной жизни имели родственные связи и такое специфическое выражение общности шляхты данной территории как соседство (это понятие было введено в польскую науку А. Зайончковским). Соседство - это та совокупность связей общения, которая объединяла территориально компактную группу дворянства. Реализовывалась эта связь преимущественно во взаимных визитах и совместном времяпрепровождении, влекущим за собой, разумеется, и установление родственных отношений. "Соседство" сочеталось, таким образом, с установлением более широких родственноклановых объединений, которые консолидировали шляхту.

Но и на этом не кончается перечень интегрирующих факторов в жизни польского шляхетства XVI – XVIII вв. Чрезвычайно существенной была субъективная сторона дела. Шляхетство было носителем особой субкультуры с присущими только ей представлениями о мире, специфической этикой, эстетикой, аксиологией и самосознанием. Эта субъективная исключительность ярко запечатлена в шляхетской ментальности. Шляхетство рассматривалось как некий особый, едва ли не божественный дар. Польский поэт XVI в. Николай Рей писал, что "истинное шляхетство – это какая то чудесная сила, гнездо добродетелей, славы, всякой значительности и всякого достоинства". Истинный шляхтич как бы генетически наследует весь возможный спектр достоинств и прежде всего prudentiam, temperantiam, fortitudinem, justitiam. Польскому шляхтичу был присущ сословный нарциссизм. Благородное происхождение придавало ему в собственных глазах как бы особо психофизиологическое состояние, которое делало его духом и телом отличным от плебея. Умственные и физические достоинства, добродетель и сила, свобода и ответственность находили в нем, как думали шляхетские идеологи, гармоническое соединение. Один из публицистов писал: "Польский шляхтич от природы обладает всеми талантами и добродетелями, и никто в целом мире не может с ним сравняться". Недостатки шляхтича – и те! - рассматривались как продолжение его достоинств, некий преизбыток сил и способностей, дарованных ему небесами.

Замкнулись ли сословные границы польской шляхты в XVI – XVII вв.? Тенденция к превращению шляхты в сословную касту, безусловно, существовала. Законодательство не раз пыталось установить крепкие и непроницаемые сословные перегородки. Однако сама многочисленность постановлений сеймов по этому вопросу показывает, насколько неэффективным оказывалось такое законодательство. В 1496 г. на Петроковском сейме горожанам было запрещено приобретать землю. В 1532 году этот запрет был подтвержден, и исключение было сделано только для Королевской Пруссии и нескольких крупнейших городов других польских земель. Конституции 1505, 1550, 1565, 1637, 1677 гг. запрещали шляхте под угрозой потери герба и связанных с ним привилегий селиться в городе, заниматься ремеслом, торговлей, принимать назначения на городские должности. Но уже во второй половине XVII в. этот запрет перестал действовать не только de facto, но, судя по всему, и de jure, хотя формально он был отменен лишь в 1775 г. Причиной неуважения к принятому закону было то, что переход шляхтича в город, угрожая ему потерей социального статуса, во-первых, сопровождался чаще всего улучшением материального положения; во-вторых, далеко не всегда заставлял расставаться с сословными привилегиями. Даже становясь горожанами по роду деятельности и месту проживания, шляхтич сохранял особые права и значительную часть "золотых вольностей".

Шляхта смешивалась с другими слоями населения также и в деревне. Сам сельский уклад жизни исключал изоляцию шляхты особенно мелкой и безземельной – от крестьянства, хотя в правовом отношении дистанция постоянно оставалась весьма велика.

Церковный приход был крепким интегрирующим звеном. Он включал фольварк как свою органичную часть, и в повседневной жизни не могло идти и речи об изоляции рядового шляхтича от крестьянина. Нередкими были и случаи социально и формально-правовой деградации шляхты, превращения ее не только реально, но и номинально в крестьян.

Но более характерна для межсословных отношений противоположная ситуация – проникновение крестьян и городских плебеев в ряды польского дворянства. Хотя в 1578 г. сейм попытался остановить процесс расширения рядов шляхты лишив короля права нобилитации плебеев, количество парвеню, видимо, не уменьшилось, хотя и росло вопреки законам. Поэтому сейм 1601 г. вынужден был вернуться к этому вопросу и принять специальное постановление "о новой шляхте", закрепив еще раз исключительно за сеймом прерогативу возводить и утверждать в шляхетстве. Однако в 1626 налоговый универсал сейма фактически признал статус новой шляхты, возложив на нее дополнительные налоги.

Многочисленными были шляхетские мезальянсы, в которых шляхтич осчастливливал своим благородством дочь богатого или просто зажиточного купца, ремесленника или крестьянина. Ярким памятником, отразившим эти процессы, стала составленная Валерианом Некандой-Трепкой в первой половине XVII в. т.н. "Книга хамов" – перечень приблизительно 2400 фамилий, носители которых жульническим путем узурпировали шляхетство. Книга составлена автором в результате изучения судебных записей, гербовников, локальных хроник, просто собирания сплетен и слухов. И хотя не всякому конкретному известию "Книги хамов" можно доверять, историки признают, что в целом она верно отразила межсословную мобильность в польском обществе. К шляхетскому гербу вело много путей. Во-первых, взяв в услужение крестьянского сына, шляхтич мог по своей инициативе приставить к его прозвищу облагораживающее окончание -цкий или -ский; во-вторых, из алчности шляхта отдавала своих дочерей замуж за крестьян и те, в обход закона, начинали именовать себя дворянами; в-третьих, какой-нибудь смышленый плебей устраивался стряпчим в суд или канцелярию, изучал все уловки и крючки делопроизводства и потом тайком вписывал в земские книги и свое имя с обозначением "nobilis". В-третьих, и это был очень распространенный способ стать мещанином во дворянстве, можно было подкупить какого-нибудь пана, который обвинял плебея в узурпации шляхетства, а два других подкупленных свидетеля опровергали эту "клевету". Инициатор этой махинации в итоге бывал записан в судебные книги как шляхтич, подтвердивший свое дворянское достоинство. Были и другие, более или менее рафинированные способы пролезть в дворянство.

Наряду с такими незаконными уловками существовал и традиционный путь нобилитации за заслуги перед государством. Волна аноблирования, которая была характерна для Европы XVI – XVIII вв. не обошла стороной и Польшу. Особенно высокой она была во второй половине XVII и второй половине XVIII вв. В первом случае это было связано с борьбой против шведов; во втором – с общей переменой отношения к шляхетству. Если в первой половине XVII века произошло только 20 нобилитаций, то в период с 1669 по 1764 г. – 205, а за 31 год правления Станислава Августа Понятовского было произведено около 900 нобилитаций и частично восстановлено право короля на нобилитацию без санкции сейма.

В целом, польская шляхта так и не стала замкнутым сословием. Отсутствие феодальной иерархии внутри шляхты, единственный в своем роде статус в обществе и государстве, односословность сейма показывают, что само понятие сословие с его классическом смысле, видимо, не вполне адекватно отражает социальную природу польского шляхетства.

Ощущение сословного превосходства было характерно для самосознания всего европейского дворянства в XVI – XVIII вв. И все-таки польская шляхта своим гонором, национальной мегаломанией и "сословным расизмом" (А. Зайончковский) выделялась на этом фоне. Специфическая идеология и образ жизни, система ценностей и жизненных установок, выросшая на почве сословного самосознания шляхты и того исключительного положения, какое она занимала в Речи Посполитой, обозначают как "сарматизм". Логическим центром идеологии сарматизма был этногенетический миф о происхождении польской шляхты от сарматов, завоевавших в незапамятные времена славянское население польских земель. К этому мифу приплетался ряд других, составивших вместе совершенно уникальный комплекс представлений, которые нашли отражение практически во всех проявлениях польской шляхетской культуры XVII - XVIII вв. Среди мифологем шляхетского социального самосознания – миф шляхетского равенства, особой шляхетской доблести и политической ответственности, миф о жизненной важности польского хлеба и польского шляхетского в фольварка для существования Западной Европы, миф об особом историческом призвании поляков как защитников Европы от турецкой опасности, миф о рыцарственности польского шляхтича и одновременно миф о шляхтиче как добродетельном земледельце.

Среди всех этих идей особо следует выделить представление о полном равенстве всех польских дворян. Оно имело громадное значение и для консолидации шляхетского сословия, и для политической жизни, и для дестабилизации польского государства. Этот миф выражался не только в сеймовых декларациях подобных той, какую оставил Ст. Ожеховский в середине XVI в. “Равенством поляки превзошли все иные королевства: нет в Польше никаких князей, ни графов, ни княжат. Весь народ и вся масса польского рыцарства включается в это слово "шляхта"“. Ему сопутствовал также особый стиль организации социальных связей и общения в шляхетской среде, принимавший иногда совершенно неожиданные формы. Например, магнат или просто богатый шляхтич мог подвергнуть телесному наказанию служащего у него собрата по сословию. Однако экзекуция осуществлялась крестьянами, и ради обережения достоинства шляхты был разработан целый ритуал ее битья. Шляхтича секли на специальном ковре, без брани, обращаясь к нему не на "ты", а "пан..." Или другой пример: дабы отразить существующую в обществе реальную иерархию и в то же время не ущемить ничьего достоинства, был принят особый церемониал жестов при встречах и прощаниях. Иерархия поцелуев (знак равенства!) нисходила от поцелуя в щеку, в плечо, в руку в локоть – к поцелую в живот и вплоть до падения ничком перед приветствуемым. Это все не мешало сохранять уверенность в прирожденном равенстве всех шляхтичей. Как только дело доходило до хотя бы мельчайших перемен в официальной идеологии или терминологии, шляхетские сеймики начинали кипеть и бурно протестовать. Так было, например, в 1699 году, когда шляхта обнаружила, что в сеймовые конституции 1690 г. по недосмотру проскользнуло выражение "меньшая шляхта", в чем было немедленно усмотрено покушение на шляхетскую aequalitas. Так было и в начале XVII века во время рокоша Зебржидовского, когда один из шляхетских полемистов узрел корень начавшегося кризиса в получении некоторыми магнатами графских титулов от Габсбургов или римских пап. Он ясно выразил присущую всей польской шляхте резкую неприязнь ко всякому титулованию, написав: "иностранные титулы противны польским законам и вредны шляхетскому сословию Польши и соединенных с нею земель. Такие титулы уничтожают равенство шляхетского сословия, каковое имеет первенство в Польше". Один из шляхтичей, принявший титул маркграфа и приобщенный к гербу мантуанских Гонзагов, навлек на себя вал негодования и ненависти: "Ты стремился к иноземным титулам, по своей амбиции пренебрегая шляхетским достоинством, и оскорбил его своими развратными желаниями, поставив итальянского пса выше десятка польских шляхтичей... Получив их, ты, иноземец, стал еще больше унижать шляхетство, попирая наш народ, его старые обычаи и законы".

Сарматская мифология усиливала наряду с сословным и родовое самосознание польской шляхты. XVI - XVII вв. принесли громадный интерес к генеалогии. Шляхтич бывал чрезвычайно горд, если находил упоминание о своем гербе или роде в "Истории славного Польского королевства" Яна Длугоша. Но и тот, кто не мог этим похвастаться, не унывал. В изобилии стали создаваться ложные и фантастические генеалогии. В первом своде генеалогических преданий у Б. Папроцкого было помещено описание гербов Ноя и его сыновей, прямыми наследниками которых (точнее, Яфета) были объявлены польские шляхтичи. Литовская шляхта ответила на это легендой о своем римском происхождении. Многие знатные роды шляхты занялись поиском пращуров в Древнем Риме, в библейских временах, и, наконец, даже среди строителей Вавилонской башни. Следует, однако, отметить, что этот генеалогический зуд был чем-то большим, чем простое увлечение. В XVI в. шляхетский герб стал знаком принадлежности не столько к роду, сколько к сословию. Генеалогическое сознание шляхты расширилось. Самый узкий его круг – семья, ближайшие родственники и предки. Самый широкий – "паны-братья" всей Польши и в какой-то степени Речи Посполитой. Генеалогические розыскания, сдобренные искренней верой в сарматский миф, становятся путем формирования не только сословного, но и национального самосознания. Таким образом, из сарматизма рождается представление о польском "народе-шляхте", в котором шляхта узурпирует права национального представительства.

Духовенство оставалось самым стабильным и наиболее ясно отделенным от других сословием. Оно охватывало менее 0,5% населения, насчитывало в XVI веке около 30 тыс. человек, но его политическое, культурное и экономическое значение было очень велико. Духовенство рекрутировалось из разных слоев, однако его высший слой подвергался прогрессирующей аристократизации. В 1496 – 1538 гг. был принят ряд сеймовых постановлений, которые закрепили за шляхтой монопольное право занимать высшие церковные должности (епископ, прелат, каноник, аббат). Много перемен в жизнь духовенства внесла Контрреформация и Католическая реформа.

Сословный статус крестьянства в XVI – XVII вв., несомненно, ухудшался. Практически каждый сейм, начиная с 1436 г., принимал постановления об ограничении права крестьянского выхода и права посылать крестьянских детей в город, о поимке беглых, о прикреплении к земле так наз. люзных людей. Барщина получила законодательна санкцию. Другой стороной ухудшения сословного статуса крестьян было развитие вотчинного домениального суда: крестьян лишили права апеллировать к королевскому суду, в гродских и городских судах крестьянин мог выступать только в присутствии своего пана. Постепенно были ограничены права крестьян и на ту землю, которой они пользовались. Если раньше она была практически неотчуждаемой, то теперь землевладелец получил право отнимать у крестьянина часть надела, перевести его с одной территории на другую.

Ответом на все это были крестьянские побеги. Они вели к сохранению социальной мобильности крестьян и способствовали колонизации новых территорий. По приблизительным подсчетам, в XVI – XVII вв. около 10% крестьян постоянно находились "в бегах".

Внутри крестьянства с XVI века стали преобладать крепостные, хотя сохранялась и прослойка крестьян, плативших чинш. Главной тенденцией в изменении имущественного положения крестьян было уменьшения числа полнонадельных кметов, рост удельного веса малоземельных и безземельных крестьян – загродников, коморников, халупников.

Несмотря на ухудшение условий жизни и рост эксплуатации в XVI – XVII вв. в Польше не было широких крестьянских восстаний (казацкое движение – явление особого рода). Небольшое по масштабу восстание крестьян в Подляшье в 1592 г. и присоединение крестьян к религиозным движениям начала XVI века в Поморье (восстание в Самбии в 1525 г.) не меняют общей картины.

XVI век – время продолжения роста городского населения, поскольку продолжалась локация новых городов. Во времена Стефана Батория в землях Короны было около 1000 городов, среди которых преобладали, конечно, маленькие, с одной-двумя тысячами жителей. Городское население Малой Польши составляло около 20% общей массы, в Великой Польше около 30%. Самым крупным городом был Гданьск, в котором жило около 50 тыс. человек. Краков, Познань, Торунь, Львов, Люблин и некоторые другие города насчитывали по 10-20 тыс. жителей. Внутренняя структура городского населения оставалась почти неизменной, поскольку Польша не переживала процессов, сходных с раннекапиталистической трансформацией городской жизни в Западной Европе.

Сословный же статусе горожан ухудшался в результате политической и хозяйственной экспансии шляхты. Последняя стремилась закрыть доступ горожанам в свои ряды и дискриминировать их в политической жизни. Поэтому сейм в 1496 году запретил мещанам приобретать землю, затем закрыл им доступ сначала к государственным а позже и к высшим церковным должностям. Наконец, горожане были лишены права быть представленными в сейме. Краковские послы, допущенные в сейм в 1505 г. в 1565 г. были лишены права голоса в любых вопросах, кроме городских. С 1569 г. с такими же полномочиями в сейм были допущены депутаты Вильно. Некоторые другие крупные города посылали в сейм своих наблюдателей. Кроме того, шляхта регламентировала цены на городских рынках, вводила дискриминационные торговые пошлины, ограничивала внешнеторговую деятельность купечества. Особенно заметным был диктат шляхты в маленьких городах и местечках.

Поэтому XVI век вопреки всем признакам внешнего благополучия стал временем начала деградации городского сословия в Речи Посполитой.

6. Польская культура в XVI – первой половине XVII вв

Какую бы область польской культуры XVI века мы ни взяли, всюду заплетен подъем и активное участие поляков в общеевропейских культурных движениях эпохи зрелого Возрождения и Реформации.

Особенностями Ренессанса в Польше было сравнительно позднее вступление Польши в эту полосу культурного развития; обретение им почвы преимущественно в шляхетской, а не в городской или клерикальной среде; одновременное развертывание в польском обществе гуманистических и реформационных веяний; известная вторичность Ренессанса в Польше, громадная роль западноевропейских влияний.

В последней трети XVI века наметились, а с первой половине XVII века развернулись иные тенденции прокладывавшие путь культуре Барокко и католической Контрреформации. Вопрос об их соотношении с гуманизмом и Реформацией остается дискуссионным, но ясно тем не менее, что полярно противопоставлять друг другу эти две эпохи было бы неверно. В истории Польши роль и весомость католической реставрации и Барокко были больше, чем роль гуманизма и протестантизма.

Первые ростки гуманистической образованности можно заметить в польской культуре уже в середине XV века, хотя интерес к античным традициям и филологическим штудиям проявлялся и раньше, например, в творчестве Винцента Кадлубка, чья хроника в XV веке сама стала предметом гуманистических толкований в университетской среде. Первыми людьми гуманистической культуры в Польше считаются дипломат Николай Лясоцкий, профессор Краковского университета Ян из Людзиска, почитатель Цицерона, включивший в программу обучения тексты из античных писателей, львовский архиепископ Гжегож из Санока. Тем не менее поворотным моментом стал приезд в Польшу к королевскому двору поэта и дипломата, итальянца Филиппа Буоноккорси, прозванного Каллимахом, которому было доверено воспитание сыновей Казимира Ягеллончика. Вокруг Каллимаха, который прожил в Польше без малого тридцать лет сложился первый кружок польских любителей studia humanitatis. Другой кружок любителей латиноязычной поэзии в течении нескольких лет существовал вокруг немецкого поэта Конрада Цельтиса. Под влиянием Цельтиса, Каллимаха и других гуманистов в Польше сложилась своя латиноязычная поэзия (Клеменс Яницкий, Ян Дантышек, Анджей Крицкий). Исследователи, например говорят о двух кругах представителей гуманистической культуры в Польше: один был связан с Краковским университетом, с людьми науки и просвещения. Другой – был представлен дипломатами, политиками, некоторыми епископами (епископы Ст. Чолeк, А. Мазовецкий, 3. Олесницкий, дипломаты Николай Лясоцкий, Ст. Собневский, Петр Вольфрам из Львова). Так или иначе, исследования последних десятилетий показали, что польский гуманизм не был феноменом "завозным", но имел корни в самой польской культуре XV века.

Отличительная черта эпохи Возрождения – быстрый рост престижа образования. Потребность в знаниях, грамотности, расширении кругозора ощущалась в каждом социальном слое. Мартин Кромер во второй половине века констатировал, что все большее число молодых людей, особенно среди горожан посещает школы. Исследования подтверждают это мнение. В конце XVI века школы существовали практически во всех приходах. Считается, что не менее 12 % населения умело читать и писать, а в городах число грамотных приближалось к 1/4.

Особенно заметным был прогресс в среднем образовании. В XVI веке в Польше возник ряд городских гимназий, созданных протестантами. Эти учебные заведения отличались особенно высоким уровнем, в них преподавали не рядовые учителя, а крупные деятели культуры. Во второй половине XVI века в соревнование с гимназиями протестантов вступили иезуитские коллегии, которых к концу века было уже около 10. Они унаследовали достижения протестантской и гуманистической педагогики, соединив их с идеологией католической церковных реформ. Вплоть до середины XVII века уровень всех этих учебных заведений оставался весьма высок.

Главным центром высшего образования оставался Краковский университет, но и у него стали появляться конкуренты: с 1540-х годов действовал университет в Кенигсберге (Крулевце); в 1570-е годы иезуиты основали в Вильно свою академию, из которой позднее вырос университет; в 1594 году Ян Замойский основал частную Академию в Замостье. По-прежнему сотни поляков выезжали на учебу в зарубежные университеты, особенно в Италию (только в Падуе в XVI в. побывало в качестве студентов полторы тысячи поляков).

Как и всей Европе, XVI век принес Польше своего рода информационный взрыв, порожденный открытием книгопечатания (в 1580-е годы в Польше работали печатные станы 20 типографий, выпустивших к тому времени несколько тысяч изданий, совокупный тираж которых составил около 2 млн. экз.;). Одновременно с печатной продукцией росло и число читателей. Во многих зажиточных шляхетских и бюргерских домах появлялись библиотеки.

XVI век принес быстрый рост гуманистических интересов и настроений в элитарных образованных кругах польского общества. Это коснулось не только литературы и искусства, но и философии, научной мысли, историографии. Николай Коперник (1473-1543) так же неотделим от истории польского Возрождения как и знаменитый на всю Европу поэт Ян Кохановский. Коперник был сыном торуньского купца, учился в Кракове, а затем в Италии, и стал ученым энциклопедического профиля. Он вошел в историю науки не только как создатель гелиоцентрической системы, но и как математик, экономист, медик. Главное произведение Коперника – книга "Об обращении небесных сфер" – составила переворот не только в астрономических знаниях, но и в научном мышлении как таковом, став одной из главнейших вех в развитии новоевропейской культуры.

Имя Коперника не должно заслонять другие достижения польской науки XVI - первой половины XVII в. Польские ученые этого времени создали немало важнейших трудов по медицине (например, Юзеф Струшь), математике (Станислав Гжебский), прикладным наукам, географии, которая была тесно связана с историей. Среди польских историков и географов стоит выделить имена Матвея Стрыйковского, автора "Хроники польской, литовской, жмудской и всей Руси" (1582 г.), Матвея Меховского ("Трактат о двух Сарматиях", 1517 г.), Мартина Кромера ("Польша" и "О происхождении и деяниях поляков"), Мартина Бельского ("Хроника всего мира"), Бернарда Ваповского, известного своими картами славянских стран.

В политической и правовой мысли выдающимся представителем Возрождения стал Анджей Фрич Моджевский (1503-1572), чьи радикальные идеи (например, о равенстве всех подданных государства перед лицом права) настолько опередили свое время, что вызывали недоумение даже у самых просвещенных современников Моджевского. Главным сочинением Моджевского стали "Пять книг комментариев об исправлении Речи Посполитой". Здесь Моджевский выступил против исключительных сословных привилегий шляхты, потребовал заменить барщину чиншем, разрешить горожанам владеть землей и наделить их политическими правами, защитить права крестьян на землю и дать им возможность выступать наряду с другими сословиями в суде, провести фундаментальные административные, военные и финансовые реформы, создать независимую от Рима национальную церковь и обеспечить с стране веротерпимость, распространив ее и на крестьян и т.д. Идеал Моджевского - сильная монархия, управляемая королем при помощи ученых мужей и ограниченная строгими и рациональными законами. Несомненно, политические проекты Моджевского сродни современным ему утопиям.

Ярким политическим деятелем и мыслителем другой ориентации был Станислав Ожеховский. Этот блестящий публицист и энергичный сеймовый деятель выступал против программы экзекуции, проповедовал идею о безусловном превосходстве шляхты над любым другим сословием, восхвалял принципы польского государственного строя и вместе с тем был горячим поборником теократии, требуя чтобы именно церковь стала высшим авторитетом в обществе. Идеи и сочинения Ожеховского послужили становлению идеологии сарматизма.

Условия "шляхетской демократии" способствовали бурному развитию политической публицистики, и даже перечислить тех, кто оставил заметный след в этой области, было бы нелегко. Среди наиболее заметных публицистов назовем Ст. Заборовского, который отстаивал идею высшего авторитета права, которому должен был подчиниться и монарх; Якуба Пшилуского, который призывал к кодификации права, поощрению городского сословия, развитию торговли; Шимона Марциуса, выступавшего за усиление королевской власти, которая должна была быть, однако, ограничена коллективным авторитетом народа-шляхты. Периоды бескоролевий или обострения сеймовых споров вызывали к жизни целые потоки памфлетов и брошюр, в которых шляхетские идеологи выражали господствовавшие в тот момент умонастроения. Громадное количество религиозно-полемической и богословской литературы было порождено Реформацией.

XVI – первая половина XVII вв. – время расцвета польской литературы. Начало ее подъему положили гуманисты, из-под пера которых вышли блестящие образцы прозы и поэзии на латинском языке.

Новая линия в развитии польской литературы представлена теми, кто писал по-польски и тем самым заложил основы современного литературного польского языка, помог становлению именно национальной польской культуры. Это Бернат из Люблина, Миколай Сеп-Шажинский, Лукаш Гурницкий, Николай Рей, Ян Кохановский. Творчество двух последних особенно значительно.

Миколаю Рею принадлежит знаменитая фраза: "Поляки – не гуси, у них есть свой язык!". И все творчество этого писателя (и одновременно публициста) было подчинено этому лозунгу. М. Рей написал множество сочинений, в том числе и на религиозные темы, и во всех них последовательно выражал установки шляхетского мировоззрения. Его идеалом был шляхтич-помещик, ведущий размеренный образ жизни в своем имении, но в то же время не забывающий о своих гражданских обязанностях: участвовать в военных кампаниях, исполнять ту или иную должность в шляхетском самоуправлении, быть активным участником сеймов и сеймиков.

Вершиной литературы польского Возрождения считается творчество Яна Кохановского, который заслуженно обрел всеевропейскую славу. Особенно ярким произведением стали его "Трены" – цикл стихотворений, посвященных умершей дочерки Урсуле. В сочинениях Кохановского переплетаются жизнеутверждающие мотивы возрожденческой культуры с первыми нотами драматического надлома, отражавшего кризис гуманизма и переход к поэтике Барокко в эпоху конфессиональных распрей.

Польскоязычная литература XVI века способствовала сближению народной культуры с культурой элит и тем самым формированию общенационального культурного фонда. С другой стороны, Возрождение принесло смену ценностных ориентаций литературных произведений: вместо религиозных идеалов пришли идеалы светские; главным положительным героем вместо рыцаря стал помещик или придворный; в литературе утверждалась этика индивидуализма, личностное начало. Вместе с тем и старые религиозные ориентации давали о себе знать: многие страницы произведений Рея посвящены религиозным темам, Бернат из Люблина писал наряду с баснями религиозно-назидательные стихи, Ян Кохановский постоянно обращался к религиозным вопросам.

Динамичное развитие экономики, развертывание торговли, накопление богатств в разных общественных слоях сопровождалось формированием новых потребительских потребностей и изменениями в каждодневном укладе жизни.

Гуманистические интересы и занятия элитарных слоев польского общества, польской интеллигенции, были самым заметным выражением перемен, охвативших все стороны культуры.

Религиозная мысль – а вместе с ней общественное сознание очень широких социальных слоев – была разбужена и обогащена влиянием протестантизма. Одновременно нарастали секуляризационные тенденции в обществе, мировосприятие все более освобождалось от религиозных элементов. Менялся стиль жизни и склад мышления людей: стало цениться и точно измеряться время; культура стала ориентироваться не столько на прошлое и освященные им образцы мышления и поведения, сколько на будущее; рационалистические критерии и индивидуализм значили все больше и больше, разрушая власть прежних авторитетов и догм. Стала больше цениться красота в повседневном быту. Заметно более богатым, сложным и утонченным стал наряд представителей зажиточных слоев шляхты, горожан и даже крестьян. В домах шляхты и бюргеров появились зеркала, постельное белье, стены, обитые обоями, картины, книги, музыкальные инструменты, много более изящная, чем прежде, мебель. Богаче и разнообразнее стал и их стол. Этические идеалы аскетизма уступали место восхвалению радости жизни и гедонизму. Характерно, что развлечение перестало расцениваться как грех. Танцы, игра в кости и карты вошли в практику повседневной жизни. Вырос интерес поляков к самим себе, отразившись, в частности, в появлении дневников и автобиографических сочинениях. Менялась, таким образом, не только культура ученых клириков и придворных кругов, но и сама атмосфера повседневной жизни.

В XVI веке Польша вместе со многими другими европейскими странами стала ареной острой конфессиональной борьбы. Главной особенностью польской Реформации было то, что она опиралась главным образом на шляхту. Это предопределило и быстрый успех реформационных движений в середине XVI века, и их неустойчивый характер, поскольку шляхта оказалась не столь надежным социальным оплотом протестантизма как бюргерство. Другими специфическими чертами Реформации в Польше были существование здесь в течение длительного времени политики религиозной терпимости и укоренение благодаря этому в довольно широком масштабе радикально-реформационных течений (антитринитарии, анабаптисты).

Первым среди протестантских вероисповеданий в Польше распространилось лютеранство. Оно нашло приверженцев преимущественно среди городского немецкого бюргерства Силезии, Великой Польши, Поморья. В Поморье религиозные конфликты тесно переплелись с социальными, что привело к народным восстаниям в Гданьске и в Самбии в 1525 г. В 40-е годы XVI века в Польше появились общины Чешских братьев, наследников гуситской традиции, занявших особое место в центральноевропейском протестантизме. В середине XVI в. прочное место в шляхетской среде завоевал кальвинизм. Популярность именно кальвинизма среди шляхты может быть объяснена, возможно, особым, как бы демократическим строем кальвинистских общин, который должен был импонировать польскому дворянству. Успехи же польских кальвинистов в борьбе против католической церкви объясняются их тесной связью с лагерем экзекуционистов. Программа реформы церкви, которую отстаивали кальвинисты, стала частью программы экзекуционистского лагеря. Наибольшего успеха в борьбе за удовлетворение своих требований протестанты достигли тогда же, когда Петрковский сейм 1562/63 гг. предпринял ряд государственных реформ. Было решено прекратить выплату так наз. аннат Римской курии, отменить сбор десятины с шляхетских имений, освободить шляхту от церковной юрисдикции по каким бы то ни было вопросам, обложить церковные владения налогом на военные нужды государства. Горячо обсуждался также вопрос о созыве в Польше национального церковного собора и выходе из-под церковной власти Рима.

В целом, казалось, что Польша потеряна для Рима. Однако, успехи реформационного движения оказались непрочными. Шляхта, удовлетворившись достигнутым, стала охладевать к протестантскому учению, религиозно-культурный смысл которого оставался ей малопонятен. В самом реформационном лагере произошел раскол: из кальвинистской церкви выделились общины антритринитариев (реформаторов, отрицавших христианское учение о Троице). С другой стороны, с 1560-х годов во всей Европе католическая церковь перешла в контрнаступление. Духовенство было мобилизовано на активную борьбу с протестантами, был предпринят ряд дисциплинарных и других реформ внутри церкви, созданный недавно орден иезуитов стал ударным отрядом Контрреформации. С 1564 года иезуиты развернули деятельность и в Польше.

В этих условиях протестанты вынуждены были перейти к обороне. В 1570 г. кальвинисты, лютеране и чешские братья заключили союз для противодействия натиску католицизма, а в 1573 г. в момент вступления на престол Генриха Валуа им удалось добиться принятия сеймом и королем акта так наз. Варшавской конфедерации, которая гарантировала предоставление протестантам и вообще иноверцам религиозных свобод. В дальнейшем именно акт Варшавской конфедерации позволял в течение десятилетий ставить преграду развертыванию религиозных преследований в Речи Посполитой. С последней четверти XVI века начинается спад реформационного движения в Польше. В течение первой половины XVII в. католическая Контрреформация постепенно отвоевывает (преимущественно мирными средствами) позиции, а в середине XVII в. одерживает окончательную победу. Культурное значение Реформации в истории Польши состояло прежде всего в формировании нового типа религиозности. Кроме того, протестанты внесли большой вклад в развитие образования, книгопечатания, развитие научной мысли, религиозной философии и литературы. Наконец, велико было и косвенное воздействие реформации на польскую культуру: вызов, брошенный протестантами, привел к оживлению католицизма, перестройке традиционной образовательной системы, пробуждению в ходе полемики новаторства в религиозной проповеди и философии. Особую роль в развитии польской христианской культуры сыграли антитринитарии (которых называли также Польскими братьями или арианами). Дело заключалось не только в том, что их учение отличалось большой смелостью и новизной, утверждая принципы рационализма в религиозном мышлении, но и в том импульсе, который они придали развитию научных, политических, социальных идей, учению о человеке. Польские братья стали активными защитниками идей веротерпимости и одними из первых в Европе и теоретически обосновали учение о свободе совести.