Курсовая работа слушателя 3 курса Отделения юриспруденция Шевилова Д.Ю.
Волгоградская академия государственной службы
Институт переподготовки и повышения квалификации
Кафедра: Конституционного и административного права.
Волгоград, 1997
Заря человеческой истории – это время возникновения человеческого общества. Проблема социогенеза является одной из самых сложных. Решить ее означает, показать каким образом произошел переход от биологической формы движения материи к качественно иной – социальной. Для этого необходимо привлечение данных как биологических, так и социальных наук. В настоящей работе предпринята попытка, основываясь на материалах этологии, приматологии, генетики, общей теории эволюции, палеонтологии, с одной стороны, археологии, этнографии, фольклористики – с другой, дать решение этой задачи.
Трудно восстановить историю формирования физического типа человека, хотя в распоряжении науки имеется значительное число остатков формирующихся людей. Однако самой трудной является задача реконструкции процесса становления человеческого общества, т.е. формирования общественных отношений. От самих этих отношений ничего не осталось, ибо они не представляют собой чего-то вещественного, не имеют физического существования. В условиях, когда данных мало, и все они косвенные, первостепенное значение приобретают общетеоретические положения, руководствуясь которыми можно составить более или менее конкретную картину становления общественных отношений.
Самым важным является выявление природы возникновения общества, социальных отношений и отношения их к биологическому. Не вдаваясь в дискуссии о различии человеческих отношений и отношений в животном мире, следует признать, то что мы называем социальным, есть надбиологическая, присущая только человеку материя. Совершенно ясно, что эти различия имеют основу не в биологии человека вообще, а в чем то ином, отличном от биологического. Многие исследователи видят эту основу в культуре, наследовании знаний, в существовании языка, в анатомии человека, в душе и т.д. Однако при глубоком анализе становится ясно, что основой общественных отношений, конкретных норм поведения человека, являются производственно – экономические отношения, имеющие своей основой производительные силы.
Система этих отношений – социальная материя. Именно она – основной источник главных мотивов человеческой деятельности.
Социальные стимулы и мотивы, как правило, господствуют над биологическими. Удовлетворение биологических потребностей всегда контролируется обществом. Оно происходит в определенных рамках, с соблюдением определенных норм и правил.
Отличие человеческого общества от объединений животных столь велико, что не может быть речи о мгновенном превращении объединения животных в общество. С неизбежностью должен был существовать период превращения объединения животных в человеческое общество, т.е. становления человека (антропогенеза) и формирования общества (социогенеза). В период антропосоциогннеза человеческое общество одновременно существует, ибо оно уже возникает, и не существует, ибо оно еще не возникло.
Формирующиеся социальные организмы представляли собой становящиеся первобытные общины. Поэтому их с полным правом можно назвать также праобщинами. Начало становления социально-экономических отношений представляло собой зарождение новых социальных по своей природе факторов поведения. Это был процесс оттеснения на задний план ранее безраздельно господствующих биологических факторов поведения – инстинктов. Создание человеческого общества было процессом обуздания зоологического индивидуализма, завершившимся утверждением человеческого коллективизма.
Такое понимание становления человеческого общества является не единственным в науке. Многие ученые видят в социальных институтах человеческого общества прямое наследование животных инстинктов. В особенности таких как стадность, доминирование и т.д.. При всем внешнем сходстве многих явлений в животном мире и человеческом обществе (коллективизм, власть, нормы поведения) отождествлять их с биологическими явлениями не совсем корректно. И в основу различения социального и биологического должны быть положены на внешние признаки явлений, а их внутренняя сущность. Глубокое изучение поведения животных (в том числе высших приматов) показало, что отношения между животными основаны на зоологическом индивидуализме. Эти отношения могут быть самыми теплыми, пока не затрагивается пищевой и половой инстинкт. Одна из ведущих ученых по исследованию поведения шимпанзе Дж. Лавик-Гудолл делает вывод: «проводить прямые параллели между поведением обезьян и поведением человека неправильно, так как в поступках человека всегда присутствует элемент нравственной оценки и моральных обязательств». Несомненно, присутствие у животных попечительского инстинкта (забота о потомстве), являющимся альтруистическим. Этот инстинкт совершенно необходим, и является закономерным в процессе эволюции, так же, как и возникновение социального в праобществе было продиктовано не чьей то волей, а эволюционным ходом развития.
Именно господство зоологического индивидуализма стало на определенном этапе развития стада предлюдей препятствием для дальнейшего развития производственной деятельности. И качественно новые, социальные отношения возникли первоначально как средство обуздания зоологического индивидуализма. Поэтому ошибочно рассматривать социальные связи как дальнейшее развитие биологических. В тоже время противоречие биологического и социального нельзя рассматривать в абсолюте. Попечительский инстинкт, коллективизм, различные акты взаимопомощи, не только не исчезли, а получили социальные стимулы.
Борьба социального и биологического в течение всего периода формирования общества носила упорный характер. Обуздываемый, но полностью еще не обузданный зоологический индивидуализм представлял для праобщества и пралюдей грозную опасность. Прорывы зоологического индивидуализма означали освобождение тех или иных членов праобщины из под социального контроля, превращение индивидуалистических инстинктов в единственные стимулы их поведения. Там, где это приобретало массовый характер, происходило разрушение социальных отношений и исчезновение социальных стимулов поведения. Все это могло привести и приводило к распаду праобщины и гибели ее членов.
Ограничение проявления биологических инстинктов было объективной потребностью развития праобщества, которая с неизбежностью должна была найти свое выражение в формирующейся воле праобщины (праморали), а через нее и в воле каждого прачеловека. Необходимостью было, таким образом, появление норм поведения, ограничивающих проявление биологических инстинктов. Эти нормы с неизбежностью должны были носить негативный характер, т. е. они были запретами. Данные этнографии позволяют составить представление о том, какой именно характер носили эти первобытные запреты. Они выступали в форме табу. Весьма вероятно, что форму табу носили вообще все первые нормы поведения, в том числе и такие, которые имели позитивное содержание.
Становление человеческого общества с необходимостью предполагало обуздание, введение в определенные рамки таких важнейших индивидуалистических потребностей, как пищевая и половая.
Это было необходимо в силу того, что зарождающаяся производственная (трудовая) деятельность требовала не только биологических качеств от индивидуумов праобщины, но и интеллектуальных. В результате естественного отбора прогрессировали те сообщества пралюдей, в которых были более прочные и развитые социальные связи.
Нельзя понять, как начался процесс становления человеческого общества и какими были первые объединения формирующихся людей (пралюдей), не выявив характера зоологических объединений, им непосредственно предшествовавших. Самые первые праобщины возникли из объединений поздних предлюдей — хабилисов; им в свою очередь предшествовали объединения ранних предлюдей. Как ранние, так и поздние предлюди были животными весьма своеобразными. Существ, подобных им, ныне на Земле нет.
Но более или менее отдаленными предками ранних предлюдей были крупные антропоиды миоцена (22 – 5 млн. лет назад). Это были обычные животные, в принципе не отличавшиеся от современных обезьян. Соответственно и их объединения существенно не могли отличаться от сообществ современных приматов.
В дальнейшем некоторые крупные миоценовые антропоиды от полудревесного и полуназемного образа жизни перешли к чисто наземному. Жизнь на земле таила много опасностей. Далее развитие крупных антропоидов развивалось по двум направлениям. Одно по линии гигантизма (ископаемые гигантский дриопитек, гигантопитек, современные – гориллы). Другое направление – систематическое использование антропоидами предметов природы в качестве орудий. Результатом этого было появление ранних предлюдей – существ, которые обитали на земле, ходили на задних конечностях и использовали природные объекты в качестве орудий.
Такая трансформация и изменение среды обитания способствовали переходу от растительной пищи к животной, и следовательно к усилению роли охоты.
Первыми существами, о которых достоверно известно, что они передвигались на задних конечностях, являются австралопитеки. По данным археологии австралопитеки могли охотиться на довольно крупных животных. В то же время они не имели ни клыков, ни когтей. Из этого следует вывод: они использовали естественные объекты в качестве орудий.
Форма объединения ранних предлюдей, как и у других животных, в первую очередь зависела непосредственно от среды обитания. Все данные исследований высших приматов показывают, что чем более открытая местность обитания, тем более прочное, сплоченное и стабильное объединение животных (шимпанзе, павианы). Эти данные дают основание полагать о такой же организации у предлюдей.
Условием существования всякого сколько-нибудь прочного зоологического объединения является систематическое согласование сталкивающихся стремлений всех животных, входящих в его состав. И оно осуществляется путем доминирования. Являясь системой постоянного подавления стремлений более слабых животных к удовлетворению более сильными особями, доминирование представляет собой не обуздание зоологического индивидуализма, как иные полагают, а наиболее яркое его выражение. Доминирование – единственное средство согласования сталкивающихся стремлений членов объединения, единственное средство предотвращения постоянных конфликтов между ними и тем самым обеспечения сравнительного порядка и мира внутри объединения. Однако этот порядок и этот мир всегда относителен. Будучи средством предотвращения конфликтов, система доминирования в то же время необходимо порождает их.
Интересна реконструкция отношений между полами. В данном случае показателен пример апосредственного влияния биологических изменений на будущее формирование норм и морали в области брака и семьи.
Физиология размножения обезьян отличается от физиологии размножения человека. У самок обезьян существует ежемесячный период от 3 до 10 дней называемый эструс – состояние полового возбуждения. В связи с переходом к прямохождению, и значительной перестройкой организма, среди самок ранних предлюдей существенно повысилась смертность, вследствие осложнений при беременности. Такая диспропорция вызывала многочисленные конфликты между самцами, и носили часто кровавый характер. Ведь они владели искусством убивать крупных животных камнями и дубинами из дерева и кости. Конфликты расшатывали стадо. В результате развитие одних сообществ предлюдей пошло по линии образования гаремных групп. В такой группе присутствовал один самец и несколько самок с детенышами, которых он защищал. Развитие этих самцов пошло по пути увеличения физической силы и размеров (австралопитеки массивные, или парантропы). Физическая мощь главы такой группы не могла заместить объединенную силу физически более слабых взрослых самцов общего стада. Распад общего стада на гаремные группы с неизбежностью вел в тупик.
Развитие той части ранних предлюдей, которые дали начало поздним предлюдям, а тем самым и людям, пошло по иному пути. Действие естественного отбора пошло у предлюдей именно по линии удлинения эстрального периода. По мере удлинения эстрального периода он постепенно терял все свои черты, кроме одной – способности в это время к спариванию. И когда, наконец, этот период совпал со временем от одной менструации до другой, он перестал быть эстральным. О том, что физиология размножения предлюдей эволюционировала именно в этом направлении, можно судить по конечному результату. Многие исследователи рассматривают исчезновение эструса как важный момент в развитии от животного к человеку.
Огромное значение у предлюдей имел переход от праорудийной к производственной деятельности. Систематически оперируя каменными орудиями, предлюди должны были сталкиваться со случаями повреждения камней, в результате чего последние приобретали более совершенные качества.
Так постепенно произошел переход к изготовлению орудий. Тем самым на смену праорудийной деятельности пришла подлинная орудийная, включавшая в себя два компонента: 1) деятельность по изготовлению орудий – орудийно-созидательную и 2) деятельность по присвоению предметов природы с по мощью этих изготовленных орудий – орудийно-присваивающую или орудийноприспособительную. С зарождением производственной деятельности ранние предлюди превратились в поздних предлюдей. Последние были существами, которые вплотную подошли к порогу, отделяющему животных от человека. Именно поздними предлюдми, а не людьми были существа, получившие название хабилисов.
Крайне сложен вопрос о характере объединения у поздних предлюдей. Многие исследователи связывают этот период с возникновением парной семьи. Объясняя это первоначальным разделением труда по половому признаку (самцы – охотники, самки – собирательницы), и возникновению циркуляции мясной и растительной пищи между мужскими и женскими особями. Однако даже у современных низших охотников – собирателей, семейные отношения всегда приносятся в жертву общественным, особенно в распределении пищи.
Тем более что парная семья не смогла бы выжить в тех условиях. Совершенствование производственной деятельности, возможно, было только в рамках сравнительно крупного и стабильного объединения, обеспечивающего передачу опыта от поколению к поколению. О том, что поздние предлюди жили именно такими объединениями, свидетельствуют данные археологии.
Особый интерес вызывает распределение пищи (главным образом мяса) в сообществах как ранних, так и поздних предлюдей. Отношения доминирования с неизбежностью должны были проявляться при распределении мяса. Это отнюдь не означает, что мясо доставалось исключительно лишь доминирующим животным. Его в любом случае получали детеныши. Если добыча была велика, то доступ к ней был возможен практически для всех членов стада. Когда мясо приносилось в стойбище, то какая-то его часть доставалась и самкам-матерям. Однако ни о каком дележе мяса среди членов стада в том смысле, в котором это слово применяется к человеческому обществу, говорить не приходится.
Таким образом, объединение поздних предлюдей внешне по своим особенностям мало чем отличалось от стад ранних предлюдей. И в то же время именно его развитие подготовило появление качественного нового явления – формирующегося человеческого общества.
Главным фактором биологической эволюции является естественный отбор. Он может быть как индивидуальный, так и групповой, то есть грегарный. Грегарный отбор в той или иной степени имеет место везде, где существуют объединения животных, и включает в себя два тесно связанны, но различных явления. В первом смысле подразумевается обор индивидов обладающих теми или иными особенностями, которые могут не давать конкретному индивиду каких либо преимуществ, но полезны для всего объединения. Второе явление – отбор объединений как определенных целостных единиц. Примерами грегарного отбора могут служить объединения пчел, муравьев, термитов и т.д.
У ранних предлюдей господствовал индивидуальный отбор. А именно изменение морфологической организации индивида, которое делало их более способными к действиям с орудиями. Но наступило время, когда дальнейшее развитие морфологической организации не могло обеспечить прогресса. Единственным способом совершенствования по приспособлению к среде с помощью орудий, стало совершенствование применяемых орудий, т.е. изготовление орудий. В результате деятельность разделилась на орудийно-созидательную и орудийно-приспособительную. На смену праорудийной деятельности пришла орудийная т.е. производственная.
Развитие производственной деятельности было объективной биологической необходимостью. И в то же время она не могла развиваться таким же образом как праорудийная, ибо, взятая сама по себе, была биологически бесполезной. Таким образом, индивиды, по своим морфологическим и иным данным более способные к производственной деятельности, не имели никаких биологических преимуществ по сравнению с теми, которые такими особенностями не обладали.
Большая по сравнению с другими членами группы приспособленность к производственной деятельности, не была таким качеством, которое могло предоставить предчеловеку высокий статус в системе доминирования. Имеются серьезные основания полагать, что наличие у индивида качеств, способствующих успеху производственной деятельности, делало менее вероятным наличие у него таких особенностей, которые обеспечивали бы ему высокий ранг в иерархии. В результате индивиды, более других способные к изготовлению орудий, имели не только больше, а, наоборот, меньше шансов получить высокий статус, а тем самым выжить и оставить потомство, чем особи, менее способные к этому.
Тем самым существовавшие отношения препятствовали развитию производства, и развитию праобщины. Объективной производственной потребностью была ликвидация доминирования, вернее замещение ее такими отношениями, которые не подрывали сплоченность праобщины, и в то же время давали одинаковый доступ к мясу всем членам общины. Реализация этой проблемы была возможна лишь при условии выхода за пределы биологической формы движения материи. Новые отношения должны были стать надбиологическими, суперорганическими, т.е. социальными.
В этой ситуации проявил себя грегарно-индивидуальный отбор. Но он действовал не по пути образования сверхорганизма (как у пчел), поскольку это невозможно в среде высокоорганизованных животных. Первобытное стадо эволюционировало тем успешнее, чем больше отдельные индивидуумы могли реализовать свои производственные наклонности, не испытывая ограничения в пище со стороны доминирующих особей.
При наличии зачатков сознания и воли, которые были необходимы и развились в связи с производственной деятельностью, появилась групповая потребность в социальных, общественных отношениях.
Эта потребность праобщества и определяла его волю, его формирующуюся мораль (прамораль). Удовлетворение этой социальной потребности было невозможно без ограничения биологических потребностей членов праобщества. Поэтому первым и вначале единственным требованием воли праобщества — его праморали, обращенным к каждому из его членов, было: не препятствовать доступу никого из остальных членов праобщества к мясу. Это было требование всех членов праобщества, вместе взятых, к каждому его члену, взятому в отдельности. Оно было первым правилом, первой нормой человеческого поведения. Но эта обязанность всех членов праобщества с неизбежностью оборачивалась для них и правом, а именно правом каждого из них получить долю мяса, добытого в коллективе.
И эта обязанность, и это право, сама норма, от которой они были неотделимы, были не чем иным, как одновременно и порождением и отражением материальных отношений собственности праобщества на мясо.
Собственность есть явление, качественно отличное от биологического и любого другого потребления. Производственные, социально-экономические отношения всегда есть, прежде всего, отношения собственности, в данном случае общественной или коллективной. В обществе доклассовом волевые отношения собственности регулируются моралью и выступают как моральные, В данном случае мы имеем дело с формирующимися волевыми отношениями собственности. Они регулировались формирующейся волей праобщины —праморалью. В становящихся волевых отношениях собственности воплощались зарождающиеся материальные отношения собственности.
Существование воли общества предполагает существование воли у каждого из его членов. Чтобы праобщество могло регулировать поведение своих членов, необходимо наличие у каждого из них способности управлять своими действиями. Понимание сущности отношений общественной и индивидуальной воли предполагает ответ на вопрос, что именно заставляет индивида подчиняться требованиям общественной воли, нормам поведения. Объяснить это одной лишь угрозой наказания со стороны праобщества нельзя. Все эти индивиды, вместе взятые, могли систематически требовать от каждого индивида неуклонного соблюдения определенных норм поведения лишь при том непременном условии, чтобы все они были кровно заинтересованы в этом. Вполне понятно, что заинтересованность всех членов праобщества, вместе взятых, в соблюдении норм невозможна без заинтересованности в этом каждого из них, взятого в отдельности. Нормы были выражением потребностей праобщества. Но потребности праобщества с неизбежностью были и потребностями всех его членов, вместе взятых, а тем самым и каждого из них, взятого в отдельности.
Как уже отмечалось, имеются серьезные основания полагать, что первоначальные запреты носили форму табу. Если это так, то изучение особенностей табу может пролить свет на путь формирования первой нормы поведения, а тем самым и на процесс формирования первоначальных производственных отношений.
Огромный материал о табу предоставляет в наше распоряжение этнография. Термин «табу» прежде всего, применяется для обозначения особого рода запретов совершать определенные действия и самих этих запретных действий. Первоначально табу и представляли собой лишь запреты. Не все табу-запреты регулировали отношения людей в обществе, т. е. были нормами поведения. Но именно в табу-нормах поведения, т. е. в моральных, или нравственных, табу, все особенности табу-запретов проявлялись наиболее отчетливо. Они были исходной, первоначальной формой табу. В дальнейшем речь пойдет исключительно о них.
Если всякое поведенческое табу есть запрет, то не всякая норма поведения, состоящая в запрете тех или иных действий, есть табу. Табу — запрет особого рода. Он с неизбежностью включает в себя три основных компонента.
Первый компонент — глубокое убеждение людей, принадлежащих к определенному коллективу, что совершение любым его членом определенных действий неизбежно навлечет не только на данного индивида, но и на весь коллектив какую-то страшную опасность, возможно, даже приведет к гибели всех их. Им известно только, что, пока люди воздерживаются от такого рода действий, эта опасность остается скрытой.
Второй компонент — чувство страха: чувство ужаса перед неведомой опасностью, которую навлекают известные действия, и тем самым страха перед этими навлекающими опасность действиями.
Третий компонент — собственно запрет, норма. Наличие запрета говорит о том, что ни веры в опасность, навлекаемую данными актами поведения человека, ни ужаса перед ней не было достаточно, чтобы отвратить людей от совершения опасных действий. Отсюда следует, что эти действия были чем-то притягательны для людей, что были какие-то достаточно могущественные силы, которые толкали человека к их совершению. И так как эти действия того или иного члена общества были опасны не только для него самого, но и для человеческого коллектива в целом, последний должен был принимать меры, чтобы заставить всех своих членов воздерживаться от них, наказывая тех, кто с этим требованием не считался. Опасные действия становились запретными.
Таким образом, табу представляли собой норму поведения, как бы извне навязанную обществу какой-то посторонней силой, с которой невозможно было не считаться. На эту особенность табу давно уже обращали внимание некоторые исследователи. Именно такой характер и должны были иметь первые нормы поведения, возникшие как средства нейтрализации опасности, которую представлял для формирующегося общества зоологический индивидуализм.
Достаточно долгий период формирование первых норм пришелся на эпоху архантропов, которые были выше по развитию предшествующих им хабилисам. Утверждение коммуналистической собственности на мясо, вскоре перешло в полную собственность коллектива на растительную пищу, а далее на средства производства. Окончательно утвердилось разделение труда по половому и возрастному признаку.
Грегарно-индивидуальный отбор уступил место праобщинно-индивидуальному, который характеризовался социальным характером. Эпоха архантропов примечательна очень неустойчивыми праобщинами, которые часто распадались, сливались и т.д. Это в свою очередь способствовало быстрому отбору социально устойчивых групп формировавшихся людей, а так же морфологическому прогрессу, в частности развитию мозга у архантропов, мышления и языка.
Так же в этот период происходило вытеснение биологических отношений из многих сфер человеческих отношений, и замена их социальными. Расширялось влияние общественной воли, праморали, путем возникновения новых социальных норм.
Одной из важнейших непроизводственных сфер деятельности является область отношений между полами. По мере крушения системы доминирования, и исчезновения у самок эструса, отношения между полами приобрели более гибкий характер. Это в свою очередь порождало некоторое количество конфликтов среди мужских особей, что подтверждается данными палеоантропологии. Связи между полами имели промискуитетный характер.
Однако отсутствие позитивных норм не вело к кризису в праобщине. Как пишет Ф.Энгельс : «… не существовало ограничений, установленных впоследствии обычаем. Но отсюда еще отнюдь не следует неизбежности полного беспорядка в повседневной практике этих отношений».
Эволюция архонтропов завершилась возникновением палеонтропов. Превращение ранних палеонтропов в поздние было связано с переходом от одного этапа эволюции каменной индустрии к другому, в целом, несомненно, более высокому. Но смена ранних палеонтропов поздними сопровождалась не только прогрессом в развитии производственной и вообще хозяйственной деятельности. Она была ознаменована резким переломом в формировании общественных отношений.
Как свидетельствуют данные палеоантропологии и археологии, в праобщине ранних палеонтропов довольно широко бытовало убийство, и может быть каннибализм. Остатков поздних палеонтропов найдено гораздо больше, чем ранних. Однако признаки насильственной смерти обнаруживаются значительно реже.
Многочисленные находки палеонтропов свидетельствуют о том, что в общине могли жить нетрудоспособные, больные, и покалеченные особи. Они находились под защитой коллектива: о них заботились и ухаживали.
Коммуналистические отношения стали если не полностью, то в значительной степени определять все остальные отношения в общине.
Интересны факты захоронений у поздних палеонтропов. Некоторые ученые видят причину в появлении веры о души мертвых. Однако есть более убедительное объяснение. Учитывая, что все захоронения находятся в непосредственной близости от жилища, можно предположить: в ту эпоху, соблюдение по отношению мертвых норм, которыми живые руководствовались в свих отношения с друг другом, было насущной необходимостью. Отказ от этого представлял собой опасный прецедент. Он мог в условиях, когда формирование человеческого общества еще не завершилось, открыть дорогу для отказа от соблюдения этих норм и в отношении живых членов коллектива.
В период палеолита сформировались, первые зачатки религии и культуры. Развитие праобщины привело к осознанию своего единства. Следствием этого было возникновение тотемизма. В тотемизме в наглядной форме выражено единство всех людей данного объединения (в форме тождества с особями одного определенного вида животных), и в то же время их отличие от членов всех других человеческих групп.
Факторы тотемизма, религии, культуры были результатом социализации праобщины, и были непосредственно связаны с нормами поведения.
В результате эволюции к концу палеолита сформировались очень прочные, сплоченные коллективы, с высокой каменной индустрией. Это были замкнутые группы людей, которые навсегда принадлежали одной праобщине (тотему). Такое замыкание на себе привело к возникновению инбридинга (родственного скрещивания). Морфологическая организация палеонтропов утратила эволюционную пластичность и приобрела консервативный характер.
Примером такого эволюционного застоя являются неандертальцы. Их развитие остановилось на определенном уровне, или регрессировало, сапиентные (человеческие) признаки утрачивались.
Возникновение человека современного вида, является одной из самых загадочных явлений антропологии. По археологическим данным превращение неандертальца в неоантропа (современного человека) произошло почти мгновенно в течение 4 – 5 тыс.лет. Существует бесчисленное количество теорий на этот счет. Но бесспорно, что для развития неоантропа требовалось разрушение замкнутости неандертальских общин. Современные ученые огромное значение придают возникновению такого явления как экзогамии (требование вступать в половые отношения вне своей группы). По вопросу происхождения экзогамии существует множество теорий, не одна из которых не является общепринятой.
Один из самых убедительных доводов в пользу происхождения экзогамии, является предположение о попытке древних людей упорядочить половую жизнь, обуздать половой инстинкт, беспорядочное проявление которого подрывало хозяйственную жизнь общины. Экзогамия предполагает не только вывод брачных отношений за пределы общины, но и абсолютный запрет половых отношений в между членами коллектива, то есть агамию.
Полная агамия не могла возникнуть сразу, мгновенно. Логично предположить, что ей предшествовала агамия частичная временная. Основываясь на данных этнографии и фольклористики, у всех народов существуют или существовали, половые запреты. В основном это половые производственные или половые охотничьи запреты, обыкновенно в форме табу.
Таким образом, возникали нормы, ограничивающие половое общение в ответственные для общины периоды. Жизнь общины стала состоять из чередования периодов действия половых табу и промискуитетных праздников.
Частичное вытеснение социальными отношениями половых, биологических из жизни коллектива было важным шагом в процессе становления общества.
Ограничение полового инстинкта способствовало так называемым «оргиастическим нападениям». Данное явление хорошо изучено этнографией, и представляет собой нападение на представителей другой группы с целью удовлетворения полового инстинкта. Однако вынесение половой жизни за рамки коллектива, укрепляя его, должно было привести к учащению конфликтов с другими коллективами. Поэтому простейший естественный путь устранения создавшихся противоречий вел к постепенному возникновению дуальной организации – сочетания только двух экзогамных групп в одно постоянное взаимобрачное объединение, зародыш эндогамного племени.
Возникновение дуально-праобщинной организации сделало возможным завершение формирования человека и общества. Каждая из праобщин была с точки зрения биологии инбредной линией. Соответственно завязывание половых отношений между их членами было не чем иным, как внутривидовой гибридизацией. Как известно, одним из следствий гибридизации является гетерозис — резкое возрастание крепости, мощности, жизнеспособности, а в случае внутривидового скрещивания также и плодовитости потомства по сравнению с исходными родительскими формами. Другое важнейшее следствие гибридизации — обогащение наследственной основы, резкое повышение размаха изменчивости, необычайное возрастание эволюционной пластичности организма. Дуально-праобщинные организации представляли собой своеобразные «котлы», в которых быстрыми темпами шла переплавка поздних специализированных неандертальцев в Homo sapiens. Таким образом, необычайная быстрота, с которой шел процесс превращения неандертальцев в неоантропов, получает свое естественное объяснение.
С возникновением неантропов возникает родовая община. В отличие от праобщины она была уже сформировавшимся, «готовым», по выражению Энгельса, человеческим обществом. В нем достигли наивысшего развития начала первобытного коллективизма, отношения родства сознавались как экономические, а экономические – как родственные.
Прогрессировали субъективные производительные силы – производственные навыки человека. За 25 – 30 тыс.лет человечество прошло значительный путь развития и расселения, и на теперь уже очень обширной области своего расселения создало разнообразные формы производственной деятельности.
Историческая реконструкция социально-экономических отношений в раннепервобытной общине, как, впрочем, и всех других аспектов характерных для нее общественных отношений, представляет большие трудности. Сколько-нибудь уверенно судить об общественных отношениях можно только по данным этнографии.
На протяжении всей стадии раннепервобытной общины уровень производительных сил был таков, что, во-первых, выжить можно было только при условии тесной кооперации трудовых усилий и, во-вторых, даже при этих условиях общественного продукта добывалось не больше или немногим больше, чем было необходимо для физического существования людей. Тем самым для раннепервобытной общины становилась необходимой коллективная собственность и уравнительное, или равнообеспечивающее, распределение.
Коллективная собственность распространялась на все, чем владела община. Однако появились зачатки частной собственности, касавшейся некоторых орудий.
Равнообеспечивающее распределение отличалось от коммуналистических
Тем, что учитывало различия в потребностях по полу возрасту. В определенных условиях учитывались и высшие интересы коллектива в целом. В случае необходимости, при чрезвычайных обстоятельствах трудоспособные охотники и рыболовы могли получать последний кусок пищи, а их иждивенцы оставаться голодными. Иногда в экстремальных ситуациях практиковались инфантицид (умерщвление детей), в особенности по отношению к девочкам, и геронтицид (умерщвление стариков).
Иное положение складывалось там, где уже на стадии раннепервобытной общины коллектив начинал получать не только жизнеобеспечивающий, но и избыточный продукт. В этих случаях наряду с уравнительным, или равнообеспечивающим, распределением возникало также и трудовое распределение, т. е. получение продукта в соответствии с затраченным трудом. Вместе с избыточным продуктом и трудовым распределением зародился обмен.
Обмен возник в межобщинной форме, при которой различные коллективы снабжали друг друга специфическими богатствами их природной среды, например, ценными сортами камня и дерева, раковинами и охрой, янтарем и т.п.
Естественное разделение труда по полу и возрасту и связанная с ним хозяйственная специализация наложили глубокий отпечаток на всю общественную жизнь раннепервобытной общины. На их основе складывались особые половозрастные группы (классы, категории, ступени и т. п.). Повсеместно выделялись группы детей, взрослых мужчин и взрослых женщин, различавшиеся предписанными им обязанностями и правами, общественным положением. В обществах с формализованными половозрастными группами большое значение придавалось рубежу перехода из категории подростков в категорию взрослых людей. Этот переход сопровождался определенными испытаниями и торжественными тайными обрядами, известными под названием инициаций. Они всегда заключались в приобщении подростков — обычно каждого пола в отдельности — к хозяйственной, общественной и идеологической жизни полноправных членов общины.
Сложен вопрос о наличии среди взрослых членов раннепервобытной общины главенствующей возрастной категории. Очень вероятно, что уже на этой стадии существовала так называемая герантократия (власть старейших).
С возникновением родовой организации и свойственной ей дуальной экзогамии, в первобытном обществе возник брак, т. е. особый институт регулирующий отношения межу полами. Одновременно, а по другой точке зрения несколько позже, возник институт семьи, регулирующий отношения, как между супругами, так и между родителями и детьми.
Вопрос о первоначальной форме брака пока еще не может быть решен однозначно. Был ли исходным групповой брак, или с самого начала существовал индивидуальный брак и индивидуальная семья, в достаточной мере не доказано. Различные формы брака, изученные и реконструированные этнографами, предполагают многочисленное разнообразие взаимоотношений мужчин и женщин.
Какими же нормами регулировали заключение брака? Одной из них была уже известная нам родовая экзогамия, поначалу дуально-родовая, а в последствии дуально-фратриальная, проявившаяся в перекрестно-двоюродном, или кросскузенном браке. Мужчины женились на дочерях братьев своих матерей, или на дочерях сестер своих отцов. В других обществах несколько родов как бы по кольцу поставляли брачных партнеров друг другу. Так же существовали обычаи «избегания» (предотвращения) половых связей между людьми не принадлежащих к кругу потенциальных мужей и жен.
В связи с разделением в первобытной общине людей на разные категории, в основном по поло-возростному признаку, наблюдается такое явление как организация власти. Несомненно, что, и в период становления человечества, существовали некоторые формы управления коллективом. Однако реконструировать какие либо особенности допервобытной власти не представляется возможным, и остается предполагать что она была такого же рода, как и в родовой общине, т.е. коллективной.
В раннепервобытной общине действовал принцип народовластия, при котором определяющее значение имела коллективная воля сородичей или общинников. При этом, естественно, особый авторитет имели зрелые, умудренные опытом люди, очень часто – старшее поколение группы. Власть главаря служила интересам всей группы и, по существу, была конкретным повседневным воплощением ее воли.
Община и род управлялись на основе не только свободного, менявшегося от случая к случаю волеизъявления их взрослых членов, совета старших, главарей.
Существовали социальные нормы, т. е. обязательные, общественно-охраняемые правила поведения. Эти нормы — правила разделения труда, сотрудничества, распределения, взаимозащиты, экзогамии и т.п.— отвечали жизненно важным интересам коллектива и, как правило, неукоснительно соблюдались. Кроме того, применяясь из поколения в поколение, они приобрели силу привычки, т. е. стали обычаями. Наконец, они были закреплены идеологически – религиозными предписаниями и мифами. Все же, как всегда, находились нарушители общепринятых норм. Это требовало применения мер общественного воздействия – не только убеждения, но и принуждения. Важнейшей особенностью общинно-родовых норм был примат в них группового начала. Они регулировали отношения не столько между личностями, сколько между группами – соплеменниками и чужеплеменниками, сородичами и свойственниками, мужчинами и женщинами, старшими и младшими и в целом подчиняли интересы личности интересам коллектива.
Характеризуя эти нормы, можно назвать их как зачатки права мононорм, потому что они не представляли собой ни права, ни морали в чистом виде.
Стадия позднеродовой общины характеризуется развитием производящего хозяйства ранних земледельцев или земледельцев-скотоводов в одних частях ойкумены, высокоспециализированного присваивающего хозяйства так называемых высших охотников, рыболовов и собирателей— в других. На протяжении всей этой стадии повсюду, где имелись благоприятные природные условия, первая форма хозяйства вытесняла вторую. Но дело даже не в их количественном соотношении. Возникновение производящего хозяйства было величайшим достижением первобытной экономики, фундаментом всей дальнейшей социально-экономической истории человечества, важнейшей предпосылкой получения регулярного избыточного, а затем прибавочного продукта. В перспективе именно оно повело к разложению первобытното и складыванию классовых обществ.
И раннее производящее, и высокоспециализированное присваивающее хозяйство по-прежнему требовали тесной кооперации трудовых усилий. Но возросшие и продолжавшие возрастать производительные силы обеспечивали намного более заметное получение избыточного продукта, постепенно становившегося регулярным. А это не могло не повлечь за собой начавшееся перераспределение собственности и расширение сферы трудового распределения.
Экономическую основу общества, как и раньше, составляла коллективная, преимущественно родовая, собственность на землю. Земельная собственность не могла быть отчуждена. Другие средства производства и предметы потребления, созданные собственным трудом – скот, орудия, утварь и т. п. – со всей несомненностью были личной собственностью и могли отчуждаться. Сходные явления происходили в области распределения пищи. Сохранявшееся уравнительное распределение только при экстремальных ситуациях охватывало всю общину, а в обычных условиях замыкалось в более узких группах близких родственников по крови и браку. Но и такое распределение постепенно вытеснялось трудовым, при котором человек, получивший хороший урожай или приплод скота, преуспевший на охоте или в рыбной ловле, оставлял продукт себе или делился либо обменивался им только с теми, с кем хотел. Широкое распространение получил дарообмен, который существовал как внутри общины, так и в особенности за ее пределами, связывая между собой значительный круг общин, и совершался как коллективно, так и индивидуально.
Сохранявшееся в позднепервобытной общине естественное разделение труда поддерживало существование специфических поло-возрастных групп с их бытовой обособленностью, своими правами и обязанностями, тайными обрядами и т. д. Положение основных половозрастных групп продолжало определяться их ролями в разделении труда и отношением к родовой собственности.
На стадии позднепервобытной общины продолжал господствовать парный брак. Как и раньше он был легко расторжим по желанию любой из сторон и сопровождался чертами групповых отношений. Браки долгое время оставались кросскузенными, но с расширением связей между общинно родовыми коллективами кросскузенность постепенно исчезала. Усложнился процесс вступления в брак, стала развиваться свадебная обрядность.
Возникновение трудового распределения, при котором отец получал возможность материально заботиться о своих детях, повлекло за собой, по мнению одних ученых, появление, а по мнению других, укрепление парной семьи. Вопреки продолжавшемуся разобщению полов муж и жена все чаще вместе работали, у них стало появляться общее имущество. Отцы все чаще старались передать личное имущество своим детям. Словом, уже наблюдались какие-то зачатки превращения парной семьи в позднейшую малую, или моногамную. В целом на стадии позднепервобытной общины парная семья и родовая община находились в состоянии усиливавшегося противоборства.
В обществах с ранним производящим и высокоспециализированным присваивающим хозяйством общинно-родовая организация не претерпела принципиальных изменений, но заметно усложнилась. Это относится как к структуре общины, так и к характеру родовых связей.
Потребности в широкой кооперации труда, обмене, защите от врагов, а нередко и в поддержании мирных отношений, установлении брачных контактов способствовали завязыванию связей на межобщинном уровне. Укрепление межобщинных отношений способствовало развитию таких по большей части зародившихся уже раньше институтов, как гостеприимство, побратимство и т.д.
Постепенно роды группировались во фратрии. Фратрии (а если их не было, то непосредственно роды) объединялись в племена. Племя было верховным собственником территории, носителем определенной культурно-бытовой общности, кругом эндогамных браков и, что особенно важно, уже обладало не только этнокультурными особенностями, но и социально-потестарными функциями.
Организация власти в большой мере сохраняла начала первобытного народовластия. Все важные вопросы (обсуждение крупных хозяйственх мероприятий, проступков, военных конфликтов и т.п.) решались на собраниях общинников или сородичей под руководством их признанного главы. Вместе с тем развитие общинро-родового и родоплемеяного строя, а в особенности сегментарной организации, способствовало начавшейся иерархизации органов коллективной власти. Появились и новые механизмы приобретения личного главенства. В собраниях или на советах принимали участие все взрослые, полноправные общинники либо сородичи, хотя все чаще они превращались в собрания только взрослых мужчин.
Главы всех уровней, как правило, избирались из числа наиболее пригодных и достойных. Важнейшими качествами руководителей считались хозяйственный опыт, трудолюбие, организаторские способности, красноречие, знание обычаев и обрядов, щедрость, нередко также воинское искусство или культовые знания. В одних обществах, где функции главенства оставались неразделенными, от главы требовалось обладание если не всеми, то многими из этих качеств; в других, где принцип целесообразности повел к разграничению сфер руководства, обычный глава, военный предводитель, знахарь или колдун должны были обладать выдающимися способностями в своей специфической области. В условиях многородовых общин было важно, чтобы руководитель общины принадлежал к наиболее многочисленной родовой группе. Тем самым обозначалась тенденция закрепления главенства за определенными родами.
Появление избыточного продукта и личных богатств повели к тому, что институт главенства стал испытывать воздействие также и имущественных факторов.
На стадии позднепервобытной общины главенство, как правило, еще не наследовалось. Но предпосылки наследственного главенства уже складывались. Усложнившаяся на этой стадии производственная, социальная и идеологическая деятельность часто требовала от руководителя намного лучших, чем у других членов общинно-родовой организации, умений и знаний. Приобрести их легче было тому, кто чаще всех общался с лидером — сыну, племяннику и т. п. При этих условиях у него было больше шансов в свою очередь стать лидером.
Применять власть по отношению к членам коллектива совету или лидеру по-прежнему приходилось не так уж часто. Семейные и внесемейные механизмы социализации продолжали надежно обеспечивать соблюдение индивидами установленных порядков. Конфликты имели не столько внутригрупповой, сколько межгрупповой характер. И с разветвлением сегментарной организации они, естественно, учащались. Как и раньше, в общинно-родовых нормах главенствовало групповое начало, однако в новых условиях его понимание зависело от степени консолидированности втянутых в конфликт групп. Экономические процессы на стадии позднепервобытной общины и возросшая консолидированность близкородтвенных групп по отношению к другим звеньям сегментарной организации повели к заметному переосмыслению прежних норм.
Родоплеменная организация власти, как правило, жестко подчиняла поведение индивида интересам коллектива, одновременно ставя вне закона все, что находилось за рамками высшего звена этой организации – племени.
Непосредственной предпосылкой процесса разложения первобытного общества и классообразования был рост регулярного избыточного продукта. Только на его основе мог возникнуть отчуждаемый при эксплуатации деловека человеком прибавочный продукт. Рост регулярного избыточного и появление прибавочного продукта были обусловлены подъемом в различных областях производства. Особенно большую роль здесь сыграли дальнейшее развитие производящего хозяйства, возникновение металлургии и других видов ремесленной деятельности и интенсификация обмена.
С зарождением в эпоху классообразования прибавочного продукта начинается вызревание институтов классового общества и в том числе важнейших из них – частной собственности, общественных классов и государства. Решающее значение имела частная собственность, делавшая возможным существование всех других институтов. Становление частной собственности было результатом двуединого процесса, обусловленного подъемом позднепервобытного производства. Во-первых, рост производительности труда и его специализация способствовали индивидуализации производства, что, в свою очередь, делало возможным появление прибавочного продукта, создававшегося одним человеком и присваивавшегося другим. Во-вторых, те же возросшая производительность и специализация труда делали возможным производство продукта специально для обмена, создавали практику регулярного отчуждения продукта. Так возникала свободно отчуждаемая частная собственность, которая отличалась от коллективной или личной собственности эпохи родовой общины, прежде всего тем, что открывала дорогу отношениям эксплуатации.
Усложнение общественного производства требовало укрепления организационно-управленческой функции, т. е. функции власти. К тому же общественное и имущественное расслоение порождало противоречия и конфликты. Привилегии и богатства верхушечных слоев общества нуждались в охране от посягательств со стороны рабов, простолюдинов, бедняков. Традиционные родоплеменные органы власти, проникнутые духом первобытной демократии, были для этого непригодны. Они должны были уступить место новым формам сперва потестарной, а затем и политической организации.
Дифференциация деятельности и усложнение социально-потестарной жизни в эпоху классообразования повели к тому, что теперь в разных сферах жизни уже нередко имелись свои лидеры – руководители для мирного времени, военные предводители, жрецы, реже судьи. Такое разделение функций было не обязательным (две и даже три из них могли находиться в руках одной категории лидеров), но достаточно частым. Тем не менее даже разделенная власть становилась не слабее, а крепче, так как по самой своей природе она все заметнее отличалась от первобытной власти.
Властную организацию в предгосударственных обществах обозначают термином вождество. Вождество – это крупное образование, как правило, не меньше, чем племя, и имеющее несколько звеньев субординации (вождь, субвожди, старосты). По большей части именно в вождествах завершалось превращение потестарной организации в политическую, или государственную, представлявшую собой более или менее открытую классовую диктатуру. Ее важнейшим признаком было появление особой, не совпадающей непосредственно с населением, отделенной от него общественной, или публичной, власти, располагающей аппаратом управления и принуждения для отправления организаторской функции государства.
В процессе становления государства формировалась и неотделимое от него право. Оно складывалось путем расщепления первобытных мононорм на право, т. е. совокупность норм, выражающих волю господствующего класса и обеспеченных силой государственного принуждения, и нравственность (мораль, этику), т. е. совокупность норм, обеспеченных только силой общественного мнения. Право, в том числе и становящееся право, по своему содержанию в каждом обществе едино, хотя в многоплеменном обществе и может различаться по форме в разных племенах; мораль даже по содержанию различна в разных общественных слоях, а затем классах. В процессе разделения общества на классы господствующая верхушка общества отбирала наиболее выгодные для нее нормы и, видоизменяя их применительно к своим нуждам и духу времени, обеспечивала их принудительной силой государства. Это были и нормы, регулирующие хозяйственную жизнь общества, и нормы, обеспечивающие его целостность, и — что особенно показательно—нормы, защищающие собственность и привилегии социальной верхушки.
Человеческое общество вызвано к жизни возникновением труда. Становление производственной деятельности было основой превращения животных в людей, а зоологического объединения – в подлинный социальный организм. Зародившаяся в недрах предчеловеческого стада производственная деятельность, развиваясь, неизбежно вступила в противоречие с господствовавшим в нем зоологическим индивидуализмом.
Стадо поздних предлюдей превратилось в формирующийся социальный организм — праобщество. Развитие праобщества было историей борьбы нарождавшегося человеческого коллективизма с животным индивидуализмом. Становление человеческого общества было генезисом первобытной коммуны.
Утвердившиеся первоначальные социальные, производственные отношения начали вытеснять биологические. Полностью общественная природа этого первоначального уже сформировавшегося социального организма выражалась до предела отчетливо. Он был родом, т. е. агамным объединением. А это означало, что из него были полностью вытеснены биологические связи. Род был объединением, членов которого связывали исключительно лишь социальные отношения. Он был первой формой бытия готового, сформировавшегося социального организма.
С возникновением рода и дуальной организации на смену формирующимся людям и формирующемуся обществу пришли готовые люди и готовое человеческое общество. Началась история подлинного человеческого общества, первой стадией которой была история сформировавшегося первобытного общества.
1. Ю.И. Семенов На заре человеческой истории. Мысль 1989.
2. В.П. Алексеев А.И. Першиц История первобытного общества. Высшая школа 1990.
3. И.Л. Андреев Происхождение человека и общества. Мысль 1988.
4. Ф. Энгельс Происхождение семьи, частной собственности и государства. Государственное издательство политической литературы. 1961.
5. В.Н. Дьяков С.И. Ковалев. История древнего мира. Учпедгиз. 1961.
6. А. Никитин. Над квадратом раскопа. Детская литература. 1982.
7. В.А. Ранов. Древнейшие страницы истории человечества. Просвящение 1988.
8. А. Деревяненко Ожившие древности. Молодая гвардия. 1986.
9. А.Ф. Анисимов. Этапы развития первобытной религии. Наука. 1967.
10. И.А. Крывелев. История религий. 1 том. Мысль. 1975.
11. Э.А. Новгородова. В стране петроглифов и эдельвейсов. Знание. 1982.
12. Н.А. Дмитриева. Краткая история искусств. Искусство. 1986.