СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

1 Метаэкономические процессы

2 Рождение информационной сети

3 Информационная сеть и рынок

ВЫВОД

ИСПОЛЬЗОВАНЫ ИСТОЧНИКИ

ВВЕДЕНИЕ

В работе решается проблема обновления методологи анализа экономической глобализации, сделаны методологические обобщения, в которых глобальные экономические процессы рассматриваются по принципам сложных динамических синергетических систем, логикой демасификации общества, растущей автономизации его структурных звеньев, их гетерогенизации.

Современные мировые экономические трансформации отражают новый этап развития, связанный с изменением субъективности глобализационных процессов. В свое время определяющим субъектом экономической глобализации выступало государство, затем — транснациональная корпорация; информационная революция формирует предпосылки утверждения в соответствующем качестве творческой личности. Отсюда другая базовая определенность: системная раздвоенность современных глоболизациониых процессов реализующихся на основах двойной логики — не только централизации, но и децентрализации. Указанную двунаправленность должны учитывать и экономическая теория, ее методология. Если предметом нашего анализа остаются традиционные проблемы — исследования принципов международного разделения труда и связанного с этим движения товаров, рабочей силы и капиталов, функционирования соответствующих мировых рынков, то вполне естественной доминантой должны оставаться наработанные всем предыдущим развитием экономической теории канонические принципы возрастающей взаимозависимости.

Иное дело, когда мы стремимся оценивать глобальные, в том числе и экономические, трансформации в другой плоскости — с позиций обеспечения свободы и свободного саморазвития человека, реализации его творческого потенциала, становления личности, утверждения доминирующей значимости постматериальных потребностей и интересов, их индивидуализации. В этом случае мы должны осознавать теоретическое несоответствие указанных методологических инструментов, учитывать противоположные процессы, логику глобальной децентрализации. Исследование возрастающей роли гуманистических предпосылок глобального экономического процесса, которые постепенно приобретают системно определенную специфичность, анализ логики очеловечивания соответствующих преобразований, их дема-сификации и автономизации могут стать результативными на основе синер-гетической методологии сложных систем, ее адаптации к анализу новейших глобально-экономических процессов.

И еще одно предварительное замечание: осуществляя методологические обобщения глобальных трансформаций, ни в коей мере не претендую на их исчерпывающую теоретическую обоснованность. Ставим эту проблему как такую, которая требует внимания, может рассматриваться в качестве предмета столь необходимых для нас дискуссий на уровне фундаментальных научных предвидений. В представленных характеристиках я опираюсь на огромный по объему научный материал, накопленный в процессе развития экономической теории последних лет. Известному английскому писателю и политическому деятелю XVII—XVIII вв. Дж. Свифту принадлежит чрезвычайно глубокое по своему содержанию высказывание: "Настоящее видение — это способность видеть невидимое". Эти слова в полной мере можно отнести к анализу методологических основ глобальных трансформаций, которые представлены в данной работе. Рассмотрим эти вопросы более предметно.

Метаэкономические процессы

Нужно быть методологически корректными прежде всего при использовании понятия "глобализация", которое вошло в научный оборот относительно недавно — только в 70-е годы прошлого века и корреспондирует с новым этапом цивилизационного развития, прежде всего с особенностями постиндустриализма. Нынешний этап глобализации связан лишь с началом становления постиндустриальной системы глобальных экономических отношений. В этом плане он является переходным, содержит в себе разнопорядковые определения, отражающие, с одной стороны, утверждение системной целостности мирового экономического хозяйства. Важно учитывать, что речь идет о гомогенной целостности как признаке индустриализма.

С другой стороны, современный этап глобализации экономических отношений характеризует специфический процесс утверждения постиндустриальных начал глобального развития, которые несут на себе качественно новые (по сравнению с эпохой индустриализма) гетерогенные определения, а потому не могут, как это подчеркивалось, оцениваться с позиций канонической (сформированной на предыдущих этапах) методологии, на основе принципов линейной логики. Мы никогда не сможем понять новое качество в современном глобальном процессе, если будем опираться лишь на соответствующие теоретические основы, догматизировать их.

Логика гомогенно целостной системы корреспондирует с принципами индустриальной глобализации, а логика сложной гетерогенной системы — постиндустриальной цивилизации. Гомогенная целостность предполагает доминантность системного (интегрального) качества и, соответственно, си-стемную унифицированность и иерархическую подчиненность частей целому. Это принцип капитализма, это, в конечном счете, логика Великого Модерна, это подчиненность глобачьного (в том числе глобально-экономического) процесса принципам евроцентризма. Следует понять, что соответствующая логика не имеет перспективы — XXI в. оставляет ее в прошлом. С такой методологией можно связывать процессы завершения (доработки) того, что не успела сделать в сфере глобализации эпоха индустриализма. Хотя и в этом контексте должны учитываться нынешние системные новации, о которых речь пойдет дальше.

На чем базируется противоположность логики сложных систем принципам системной целостности? Анализ новейших процессов экономической глобализации, детерминирующихся основами постиндустриализма, показывает, что здесь определяющими являются рост самодостаточности отдельных структурных звеньев глобальной экономической системы и девальвация на этой основе стандартной унифицированности соответствующих процессов. Утрачивается присущее принципам индустриализма системное качество глобализации, унифицированность ее функциональных структур. На этих предпосылках глобальная экономика приобретает признаки диссипативности — системной распыленности. Такая экономика перестает быть пирамидально иерархической. Речь идет не только об изменении лидерства, как это подчеркивает Ю. Пахомов. Я не отрицаю этой тенденции, но в то же время следует учитывать и другое — девальвируется значимость не только функционального центра глобализации, но и всей структуры функциональных институций в целом. Основой развития глобальной системы становятся синер-гетические принципы. Именно с этих методологических позиций Л. Евстигнеева и Р. Евстигнеев ведут речь об утверждении синергетических основ глобализации экономического развития. Глобальная экономика начинает развиваться по принципам гетерогенности ее системных образований, по логике экономической конвергенции.

В чем заключается структурная специфика гетерогенности синергетиче-ской экономики? Понятно, что эта проблема имеет разные аспекты. Если исходить из общеисторической логики глобальных трансформаций, то в этой плоскости анализа важны акценты на формировании в структуре экономических отношений системно противоречивых — рыночных и трансрыночных — функциональных образований. Последние я называю "метаэкономическими" формированиями, такими структурными образованиями, которые, оставаясь в пределах экономической системы, в то же время отрицают ее фундаментальные принципы. Системная сложность синергетической экономики объясняется, с моей точки зрения, именно таким типом гетерогенности.

Характеризуя специфику такой системы, К. Маркс указывал, что "ее развитие в направлении целостности заключается именно в том, чтобы подчинить себе все элементы общества или создать из него еще отсутствующие в ней органы. Таким путем система в ходе исторического развития превращается в целостность.

Я определяю понятие "метаэкономика" (гр. meta — вне, за пределами + экономика) как одну из составляющих глобальной синергетической экономики, как экономику, перестающую быть не только рынком, но и экономикой вообще. Предлагая это понятие, я иду от аристотелевской "Метафизики". Аристотель использовал это название своего гениального произведения, акцентируя внимание на том, что метафизика - это то, что идет после физики Позже термином "метафизика" начали определять философское учение о началах бытия, началах его познания, о принципах онтологии и гносеологии в целом.

Л. Евстигнеева и Р. Евстигнеев придерживаются принципиально иных определений. В их концепции речь идет, скорее всего, об "ограниченной гетерогенности" , о гетерогенности, определяющейся многоярусной неоднородностью рыночных формирований, из которых конституируется глобальная экономическая система. В этом случае речь идет о фактическом отождествлении понятий "экономка" и "рынок". "Экономика — всегда рынок" — такова суть данной позиции, в соответствии с которой синергетические определения глобальной экономики реализуются через соответствующую специфичность современного рынка.

Трудно отрицать принцип дифференцированности, следовательно, и системной сложности рыночных фрагментов экономики, которой придерживаются именитые российские ученые. Однако такая дифференцирован-ность присуща всем без исключения этапам развития рыночных отношений. Рынок всегда, во все времена реализовывал свои потенции как многоуровневая система. Поэтому, если ограничить синергетические свойства современной экономики лишь этими аспектами, непонятной остается специфичность ее нового качества, которая нас интересует в первую очередь. Сложные гетерогенные системы — это, с общеметодологической точки зрения, свойство переходных трансформационных процессов. При определении обобщающих характеристик гетерогенности современной глобальной экономики следует руководствоваться прежде всего этим методологическим принципом. Речь идет о следующих определениях.

Во-первых, нужно исходить из того, что глобальная экономика в своей основе отражает, как об этом уже говорилось, специфичность переходного этапа современной эпохи, удерживает в себе как элементы отживающей (такой, которая отрицается) индустриальной системы, так и функциональные звенья утверждающейся постиндустриальной системы. Отсюда наличие в ее структуре не только рыночных, но и трансрыночных — метаэкономических — образований, их генетическая неоднородность и системная многоформатность. Функциональная диссипативность такой экономики, ее неупорядоченность и нелинейность, многоцелевая направленность и одновременно перспективная неопределенность характеризуются соответствующими признаками.

Во-вторых, в определениях такой экономики существенно повышается статус субъективного начала. Речь идет о ее очеловечении, возрастающем приоритете личности. В соответствии с этим глобальная экономика определяется не как объектно-субъектная, а как субъектно-объектная система экономических отношений, в которой ощутимо усиливается значимость постматериальных ценностей, принципов экономической свободы, расширяет - использует понятие "метаистория". В его понимании, метаисторическое — это то, что не помещается в логике исторического, выходит за пределы этой логики. Известно и понятие "метаэтика", которым определяется наука, стоящая над нормативной этикой. Кстати, аналогичные семантические конструкции используются и в точных науках, скажем, "метацентр" и т. д. Отмечу и следующее: я не противопоставляю понятие "метаэкономика" широко употребляемым понятиям "информационная экономика", "экономика знаний", "новая экономика". Метаэкономика сочетает определяющие черты соответствующих понятий. В то же время, синтезируя в себе соответствующие характеристики, понятие "метаэкономика" определяет новое интегральное качество, отражает принципы системных изменений в действующей структуре экономических отношений, и прежде всего тех, которые относятся к логике глобальных трансформаций. Базируясь на методологических основах сложных систем, метаэкономика аккумулирует в себе соответствующие трансформации.

Именно глобальная экономика характеризуется не только структурной гетерогенностью, но и возрастающей степенью своей диссипативности. Диссипативность и гетерогенность — это два органически связанных между собой определения сложных систем. Глобальная синергетическая экономика отражает и этот системный признак.

В-третьих, важным звеном экономики остается система рыночных структур, сочетающих в себе, по определению Л. Евстигнеевой и Р. Евстигнеева, прежде всего финансовый капитал, макроэкономику и экономику фирм.

Каждое из указанных формирований характеризуется:

а) собственным единством функциональных капиталов — финансового, денежного и производственного дохода;

б) специфичностью их субъектов и объектов;

в) неоднородностью институциональных определений;

г) разнообразием целевых функций и критериальных определений.

В то же время речь идет о рыночных экономических структурах, утрачивающих свои классические определения. Они реализуются в пределах не гомогенно целостной, а гетерогенно сложной диссипативной экономической системы, в которой взаимодействуют рыночные и трансрыночные детерминанты, и, что имеет принципиальное значение, последние получают доминирующий статус. На этой основе рынок начинает утрачивать свою традиционную нормативно-доминирующую функцию. Она начинает самоотрицаться. Сохраняя рыночный статус, указанные структуры в то же время девальвируют свои базовые характеристики, приобретают признаки трансрыночных образований.

В-четвертых, иное базовое звено синергетической экономики — метаэкономика. Ее можно было бы назвать проще — сказать, что это некоммерческий трансрыночный сегмент рыночной системы. Однако в данном случае мы бы остались в пределах линейной логики трансформаций, ограниченности которой при анализе современных глобально экономических трансформаций мы должны преодолеть.

В моем понимании, метаэкономика — это предпосылки действительно постиндустриальных экономических отношений в их системной зрелости. Метаэкономика — это ростки зрелой постиндустриальной экономической системы, логический продукт информационной революции, которая лишь разворачивает свои ценности, составляющая глобального синергетического общества, это экономика творческого труда, экономика производства, распределения и потребления знаний, экономика эпохи действительного гуманизма.

Если исходить из логики общеисторических трансформаций, то следует акцентировать внимание и на том, что метаэкономика — это не параллельная рынку экономика, а продолжение рынка, самоотрицание рынка при сохранении его перспективно дееспособных достояний. Таким образом, это экономика, которая де-факто перестает быть рыночной. В то же время метаэкономика — мостик не просто к трансрыночной экономике, а к трансрыночной эпохе. Нам следует разобраться и в этом аспекте, понять, в чем сохраняется экономичность и в каких ракурсах утрачивается экономическая определенность глобальной системы.

Важно увидеть за этими сугубо теоретическими определениями реальные процессы. Рынок создает мощные механизмы инновационного развития, но в то же время он формирует обостряющиеся глобальные проблемы такого развития. Каково их соотношение и каковы механизмы преодоления этого противоречия? Наука не должна уходить от этого вопроса. Он касается ряда принципиальных позиций. Если мы попытаемся спроектировать эти противоречия на новейшие экономические трансформации, оценить их с позиций индивидуализации отношений собственности, качественных изменений в характере труда, превращении информации и знаний в основную форму богатства, персонификации потребностей и других факторов, то сможем более рельефно ощутить и принципиально новые механизмы их практической реализации.

По законам канонической методологии мы, конечно, акцентируем внимание на том, что в основе системной целостности мировой экономики лежат процессы интернационализации стоимостных отношений, денег и ценообразования, формирования "средней единицы труда всего мира" (К. Маркс). Однако творческий труд как основа постиндустриальной экономики не может быть унифицированным; он не поддается стандартизации. Не поддаются унификации и постматериальные потребности. Мировые цены — в настоящее время это по большей части цены на топливно-энергетические и сырьевые ресурсы. Что касается рынка потребительских товаров, то здесь все большую доминанту приобретает процесс индивидуализации механизмов ценообразования.

С отрицанием в начале 70-х годов прошлого века золото-дивизного стандарта единое интернациональное начало стала утрачивать и мировая денежная система. Идея символического ядра этой системы — создание СДР (международной расчетной денежной единицы МВФ) оказалась практически неосуществимой, а доллар в роли мировых денег в новых условиях все в большей мере демонстрирует свою функциональную несостоятельность. В результате МВФ вынужден оценивать экономические результаты разных стран, в том числе и трансакционные процессы, не только в масштабах текущих курсовых определений, но и по паритету покупательной способности (ППС) национальных валют. А это далеко не однозначные величины. По расчетам МВФ, в 2008 г. ВВП Украины в текущих ценах составлял 106,1 млрд. дол., а по ППС — 356,2 млрд. Разница почти 3,4 раза. Каким оценкам мы должны отдавать предпочтение? Ответа нет. Системная целостность мировой экономики девальвируется и на этой основе.

Официальные резервные активы всех стран мира на начало 2009 г. составили 4,8 трлн. дол. Всего за четыре последних года они удвоились, а по сравнению с серединой 90-х годов — утроились. Зачем столь огромные сбережения — ведь это, по сути, мертвый капитал, который составляет около 8% мирового ВВП? А все довольно просто: резервы — это антикризисный ресурс; в моем понимании, это и своеобразный индикатор недоверия к рынку. Страны ежегодно откладывают в резервы миллиарды долларов, чтобы защитить себя от превратностей рынка. Показательно, что после Китая второе место по масштабам резервов занимает страна с классическим рынком — Япония. В ряду первых и Индонезия. Во время мирового финансового кризиса 1997—1998 гг. биржевой индекс в Индонезии за одну ночь упал почти на 70%. Накапливаемые резервы должны упредить повторение подобного. Но в этом ли суть проблемы..? Это не риторический вопрос. В Украине ведь тоже на начало 2009 г. резервы (этот неприкосновенный запас) составляли 32,5 млрд. дол., или почти 25% ВВП. Помогут ли они нам в случае "рыночной непогоды"?

Находясь в плену сугубо индустриальной логики, мы начали применять для определения процессов символизации экономических отношений понятие "виртуальность". Мы говорим о виртуальных ценах, виртуальной собственности, виртуальной организации труда и т. д. как о деформированных по своей сути процессах, превращении со знаком "минус", не учитывая при этом, что постиндустриальная экономика в значительной своей части — это экономика символов, экономика, в которой человек взаимодействует не с вещами (материальным миром), а со знаками, цифрами, информацией, брендами, рекламой и т. д.

В настоящее время мы являемся свидетелями нового этапа концентрации и централизации капитала, возрастающей значимости транснациональных корпораций (ТНК), которые сохраняют функцию основного субъекта глобализации. Однако и в этом вопросе вне нашего внимания часто остаются качественные изменения, характеризующие специфичность ТНК прошлого и нашего настоящего. Речь идет о фактическом распаде вертикально-иерархических ТНК, присущем эпохе индустриализма, и утверждении так называемых горизонтальных транснациональных корпораций. Эти процессы глубоко и всесторонне анализируются Ф. Фукуямой в книге "Великий разрыв" (1999 г.), где освещены, прежде всего, изменения структуры корпоративной иерархии. В условиях резкого возрастания информационных потоков классическая централизованная корпорация начала утрачивать свою способность адекватным образом накоплять и обрабатывать необходимые информационные ресурсы, оперативно реагировать на них. В этой ситуации обозначилась тенденция передачи власти и ответственности низшим эшелонам управления и экономическим структурам. Субъектами глобализации становятся именно такого типа функционально обновленные горизонтальные корпорации. Именно они выступают носителями качественно новой логики глобализации, экономической глобализации, утверждающейся на принципах постфордистской системы трудовых отношений, функционирования сетевых систем. Синергетическая модель глобальной экономики — экономика, основным субъектом которой выступают ТНК с горизонтально-сетевым типом организации и управления.

Рождение информационной сети

Утверждение сетевой системы экономических отношений - одна из базовых тенденций современного развития мировой экономики, глобального процесса в целом. В данном случае я исхожу из принципиального методологического постулата, в соответствии с которым степень глобализации общественных, в том числе и экономических, процессов определяется прежде всего уровнем информационных коммуникаций. М. Кастельс, вклад которого в научное осмысление соответствующего процесса, вне всякого сомнения, наиболее весом, называет сеть (networking) определяющей организационной формой информационной эпохи. Мы находимся, отмечает он, на пороге кардинальных изменений от авторитарной иерархии к сети.

Информационная сеть влияет не только на обновление экономических процессов. В информационную эпоху все больший вес приобретают различные по своему содержанию социально интегрированные сети, которые в сочетании с экономическими сетями корреспондируют с утверждением социального капитала — одного из определяющих факторов современного постиндустриального развития. В этой связи М. Кастельс не безосновательно использует понятие "сетевое общество". Глобальное общество, считает он, все в большей степени приобретает признаки сетевого общества, утверждается на основе сетевой логики.

Указанное актуализирует значимость соответствующих исследований в развитии теории экономической глобализации. На этом вполне резонно делает акцент украинский ученый Ю. Павленко, рассматривающий данную проблематику как "матрицу научной парадигмы XXI века". В то же время следует исходить из того, что теория сетевых систем пока еще находится в процессе своего становления. В ней еще много невыясненных позиций. Поэтому попытаемся расставить некоторые методологические акценты в научной аргументации соответствующих процессов, заранее отмечая их дискуссионность.

Определяя специфичность информационных сетей, следует учитывать их функциональную разноплановость. Они используются не только в сфере производства, но и в науке, военном деле, системах коммуникаций, формировании миграционных потоков и, конечно, как инструмент глобализации, обеспечивающий циркуляцию информации, денежных и финансовых потоков, технологий, экономических символов и образов товаров или услуг в режиме реального времени без пространственных ограничений.

Информационная сеть реализует себя и в другой плоскости. Речь идет о принципиально новой, не присущей индустриальной эпохе, системе взаимозависимости "человек — машина". Информационная сеть развивается по принципу саморазвития, она не требует внешних импульсов — ее движущая сила вмонтирована в саму систему. В данном случае, по существу, институируются предвидения К. Маркса относительно логики автоматизации — возможности воспроизводства системы машин с помощью системы машин. Сеть, пишет М. Кастельс, акцентируя на этом внимание, знает больше, чем любой человек или группа людей, которая с ней работает. В связи с этим ключевым моментом взаимоотношений человека и соответствующей системы является вхождение в ее структуры. "Быть или не быть в сети" — вот основной стержень вопроса. "Находясь в сети, — пишет М. Кастельс, - ты получаешь и со временем увеличиваешь свои шансы. Находясь вне сети или будучи исключенным из нее, у тебя нет никаких шансов, поскольку все, что имеет значение, организовано вокруг мировой паутины интерактивной сети".

В контексте этих реалий можно вести речь и о новых качественных признаках, которые в соответствующих структурах получает и непосредственно информация. Циркулируя в пределах всемирной паутины, информация обретает дополнительные возможности самообогащения. Происходит еще в достаточной степени не осмысленный экономической теорией процесс ее расширенного самовоспроизводства. Информация превращается не только в наиболее весомый фактор производства и в основную форму богатства общества, суммарная стоимость которой приближается к суммарной стоимости продуктов материального производства, но и в самовоспроизводящийся на расширенной основе ресурс. Собственно говоря, именно этим аспектом традиционные для индустриальной системы потоки информации отличаются от тех, которые формируются в пределах трансрыночной метаэкономики.

Кто имеет доступ к этому богатству? Кто обеспечивает его реализацию и получает от этого соответствующую прибыль? Проще всего, отвечая на эти принципиального значения вопросы с позиций линейной логики, сказать, что, как и сто, и двести лет тому назад, основным субъектом владения соответствующего богатства и получения прибыли от него является собственник информационной сети. Однако такой ответ слишком поверхностный. И дело даже не в том, что сама по себе информационная сеть как глобальная "электронная нервная система", как системная целостность не имеет и не может иметь выделенного собственника.

Предлагается посмотреть на эту проблему также с другой стороны — с позиций возможностей доступа к информационному богатству (капиталу), его расширенного самовоспроизводства и функциональной реализации. Оказывается, что в этой методологической плоскости традиционная позиция — богатство принадлежит его физическому собственнику — уже не столь убедительна. Собственник капитала, инвестируя в развитие информационной системы в процессе ее расширенного самовоспроизводства, с течением времени все больше утрачивает свои стартовые позиции, уступает свою доминирующую роль. На эту роль выдвигается основной субъект информационной экономики — "работник интеллектуального труда" (knowledge-worker -Ф. Махлуп), который получает больший ресурс информации, чем непосредственный собственник соответствующего капитала. Происходит процесс вытеснения с соответствующих позиций собственника капитала информа-ционным работником. Конечно, этот процесс далеко не однозначен, противоречив. Однако как тенденция он набирает соответствующие обороты, утверждая тем самым присущие новой экономике принципиально новые системные определения. Сеть, пишет, акцентируя на этом внимание, Э. Тоф-флер, эгалитарна. Материнской компании в ней нет.

В этом чрезвычайно значимом вопросе привлекает внимание и позиция Э. Кочетова. Он пишет, что эпохе "объемно-сетевой экономики" соответствует "геоэкономический человек", который воспринимает мир на основе качественно новых, по сравнению с рыночной экономикой, ценностей и мотиваций. Основными чертами такого лица являются не только освоение новейших геоэкономических технологий и "объемно-пространственное восприятие мира", но и умение рассматривать мировые процессы с позиций "здорового начала непосредственно в самом человеке". Речь идет о цельных гармоничных личностях, которые все в большей мере впитывают в себя достижения информационной революции. Когда выше говорилось об усилении субъектности современных глобально-экономических процессов, то имелась в виду и указанная тенденция — институционализация в сетевой экономике "геоэкономического человека".

Каковы объективные предпосылки, стимулирующие разворачивание информационно-сетевых структур, их перерастание в системообразующую форму организации глобальных экономических процессов? Эти предпосылки прямо и непосредственно связаны не просто с информационной революцией, а прежде всего с действием закона экономии рабочего времени, которое расходует человек на обеспечение своей жизнедеятельности. В условиях глобализации экономических процессов экономия времени реализуется как один из определяющих факторов экономического процесса. Закон экономии рабочего времени действовал во все времена и эпохи, однако временная протяженность экономических трансакций, вес единицы общественного времени в предыдущие эпохи были иными.

В связи с этим нужно учитывать неоднородность меры экономического времени. Необходимо осознавать, что каждой системе экономической реальности присущи адекватные (свойственные лишь для нее) модули временного измерения. Новое качество информационной эпохи связывается прежде всего с этой позицией — с утверждением нового модуля общественного времени, новой меры временного измерения. Имеются в виду не только радикальное ускорение трансакционных процессов, но и их аритмичность — сочетание двойной тенденции, с одной стороны — синхронизации, с другой—десинхронизации скоростей. В противоположность традиционному принципу "сбалансированного развития", информационная постиндустриальная экономика все в большей мере проявляет закономерность индивидуализации временных измерений — каждая экономическая частица функционирует на основе своих скоростных ритмов. Собственно говоря, прежде всего соответствующая аритмичность отражает, с одной стороны, возрастающую диссипативность информационно-экономического процесса, а с другой — наращивание свойственных для сложных систем хаотических явлений в мировой экономике.

Скоростная аритмичность экономических процессов корреспондирует также с "пространственной турбулентностью" (Э. Тоффлер). Речь идет о дематериализации пространства, утрате пространством экономической ценности. Формируются принципиально новые функциональные связи между определениями места и способов производства, географией рабочих мест, инвестиций, финансовых и товарных рынков, структурой компаний, институциональными позициями. В результате каждый отдельный субъект экономики формирует собственные (индивидуализированные) критерии определения зон протяженности экономических процессов, то есть имеется в виду виртуализация экономического пространства. Виртуальность информационной экономики, кроме других факторов, формируется и на основе виртуализации экономического пространства.

В итоге скоростная аритмичность, как и пространственная турбулентность, определяет возрастающий динамизм экономических процессов, невиданную для индустриальной глобализации максимализацию ее скоростных характеристик. Это далеко не абстрактные, сугубо академические, определения. Информационную экономику называют не только "символической экономикой", но и "быстрой экономикой" — экономикой, реализующей свои функции в режиме онлайн, то есть в скоростном режиме реального времени. При этом эффект ускорения материализуется в реальные материальные, в том числе и экономические, ценности, функциональные преимущества. Эти преимущества выступают мощным стимулом нового ускорения. Ускорение мультиплицируется. Базируясь на соответствующих обобщениях, можно говорить о законе мультипликации ускорения экономических процессов, который наиболее рельефно обнаруживает свою сущность в информационную эпоху, следовательно, может считаться специфическим законом именно этой эпохи.

Речь идет не только о действии соответствующего закона на уровне общественных (национальных и глобальных) процессов, но и отдельно взятых субъектов хозяйствования, о способе определения их функционачьного интеллекта. Один из наивысших для нашего времени авторитетов делового мира, основатель империи "Microsoft" Билл Гейтс трактует эту проблему следующим образом: "Я твердо верю в одну простую вещь: наиболее надежный способ выделить свою компанию среди конкурентов, оторваться от толпы преследователей — это хорошо организовать работу с информацией. Именно то, как вы собираете, организуете и используете информацию, определяет, победите вы или проиграете... Победят лишь те компании, которые смогут внедрить у себя "электронную нервную систему" высшего класса — ту, которая обеспечивает бесперебойное движение информации ради интенсивного постоянного развития интеллекта компании". Подчеркивается, таким образом, важность процессов, несущих на себе качественно новые, отличные от эпохи индустриализма, системные определения. Необходимость внесения принципиальных корректив в методологию анализа обусловливается и соответствующими изменениями.

Информационная сеть и рынок

Базируясь на представленных характеристиках, попытаемся уточнить функциональные определения информационных сетей. Анализируя эту проблему, следует сосредоточить внимание на таких чертах сетевой коммуникации:

— их неиерархичности, децентрализации, преимущественно горизонтального функционального взаимодействия ее участников;

— гибкости, подвижности, изменчивости форм и конфигураций, легкости и быстроте распада и создания новых структур;

— открытости сети для "вхождения" и "выхода";

— общей доступности ресурсов (прежде всего — информационных) сети;

— равноправии участников сети независимо от их роли, масштаба, ресурсов;

— отсутствии институционально формализованных основ сетевых структур: их субъекты взаимодействуют, как правило, на базе неформальных норм и ценностей.

В то же время хочу привлечь внимание к ключевой и наиболее дискуссионной проблеме в методологии соответствующего анализа — к проблеме, характеризующей соотношение "информационная сеть — рынок". В этом вопросе существуют две позиции: одна рассматривает информационную сеть в качестве инструментария совершенствования рынка, его приспособления к реалиям информационной революции. В связи с этим в экономической литературе можно встретить понятия "корпоративно сетевой рынок", "тотально сетевой рынок" и др. Противоположная позиция, которой придерживаюсь и я, связана с определением информационной сети как антипода рынку. Информационная сеть использует атрибутику рынка, его функциональные формы, однако в своей основе представляет экономические отношения иного сущностного порядка; она реализуется как системная структура метаэкономики, трансрыночной экономики.

Важно осознавать сущность затронутой проблемы. Речь не идет об институциональном отрицании рынка. В условиях разворачивания информационной сверхскоростной виртуальной символической экономики, возрастающей диссипативности глобального экономического поля и перманентной хаотичности экономической ситуации рынок начинает пробуксовывать. Он утрачивает главное — свою информационно регуляторную, коммуникативную функцию. Его реакция, которая на порядок выше административных регуляторов, просто не успевает за этими процессами. Конечно, мы должны учитывать адаптивные возможности рынка. Но существуют и пределы возможностей адаптации. Как результат, в условиях информационной революции регулирующие функции рынка начинает принимать на себя сеть. На смену всемирной сети рынка приходит всемирная электронная сеть. В определенных функциональных аспектах это тождественные структуры. Рынок не только стимулирует развитие информационных сетей, но и передает им подготовленное своим развитием соответствующее системное поле. Относительно этого можно сказать, что рыночные и информационные сети — это функциональные близнецы и одновременно принципиальные антиподы, антиподы в их сущностных определениях. На различиях между сетью и рынком акцентирует внимание и Ф. Фукуяма. "Экономический обмен в пределах сети, — пишет он, — осуществляется на других основах, чем экономические взаимоотношения на рынке". В этом контексте процессы современной модификации рынка, формирующиеся в связи с функционированием информационных сетей, следует рассматривать как процессы системного самоотрицания рыночных отношений.

Функции рынка девальвируются также вследствие обесценивания в условиях информационной экономики механизма конкуренции — этой "невидимой руки рынка", его определяющего инструментария. Это также один из наиболее дискуссионных вопросов в методологии экономических трансформаций. В экономической теории довольно весомые позиции занимает точка зрения, в соответствии с которой конкуренция корреспондирует с природой человека, с логикой социального дарвинизма, его принципом — "выживают наиболее приспособленные".

Не разделяя подобных взглядов, предлагаю рассмотреть в качестве антипода конкуренции механизмы конвергенции. В данном случае исхожу из того, что конкуренция и рынок — это одна система экономических отношений, а сетевая экономика и конвергенция — их противоположность. Первая система — признак индустриальной экономики, вторая — отражение логики утверждения постиндустриальной информационной экономики, метаэконо-мики. Когда мы говорим об уже упомянутых постиндустриальных приоритетах — возрастающей самодостаточности экономических субъектов и диссипативности экономического пространства, о доминантности творческого труда, превращении информации и знаний в основную форму богатства и соответствующую иррационализацию экономических процессов, то вполне справедливыми оказываются сомнения и относительно корректности канонических определений конкуренции, ее базовых принципов — "больше за меньше", "кто кого", "утверждается сильнейший". Этого нельзя не замечать.

Интересно и то, что взаимозависимость понятий "творческий труд" и "конвергенция" ощущал уже Н. Бердяев. Отношения конвергенции, полагал наш земляк, выдающийся ученый-философ, основываются на позиции, в соответствии с которой противоположная сторона взаимоотношений рассматривается не как объект, а как такой же субъект, как "я", как второе "я". Тейяр де Шарден называл такой тип конвергенции "высшей ступенью социальности". Имеется в виду дифференцированное социальное единство, в котором системная целостность человеческого рода формируется на основе не материального , а духовного синтеза—синтеза, в котором каждая личность, сохраняя свою уникальность, в то же время утверждает себя реальным "центром перспективы". В этом отношении новая модель социальной конвергенции рассматривается как "высшая ступень гармонизированной сложности", получающая признаки "синтеза центров", в процессе которого сближающиеся и взаимодействующие субъекты глобализации не поглощаются друг другом, не утрачивают свою оригинальность, а, самообогащаясь, остаются самими собой.

Понятно, что мир на нынешнем этапе развития еще очень далек от практической реализации ценностей, о которых идет речь. Однако это ни в коей мере не отрицает их научно-методологической значимости. В данном случае мы говорим о конвергенции как об определяющем атрибуте экономики знаний, как об основном принципе обмена прежде всего нематериальных ценностей, механизме взаимодействия партнеров по "производству" знаний, по приумножению интеллектуального богатства, как об инструментарии преодоления в процессе обмена отчуждения человека. Знания и информация в процессе своего обмена вообще не отчуждаются, отчуждение — базовый признак конкуренции. Метаэкономика не развивает свои принципы на основе логики отчуждения. Каким же образом можно в этой связи сочетать логику конкуренции и логику взаимообогащения знаний? Вряд ли существует методологический ответ на этот вопрос.

Все эти позиции не могут оставаться вне внимания экономической теории. Нужно активизировать поиск путей научного осмысления этих реально значимых процессов глобального развития.

В этом контексте важно и следующее обстоятельство: в условиях современного развития сетевая организация соответствующих взаимосвязей рассматривается как наиболее адекватная форма утверждения на основах доверия социального капитала. Следует понять своеобразность специфики социального капитала как одного из факторов глобального развития. Именно с этим связывается поиск мною альтернативы конкуренции, модели экономических отношений по противоположной логике — логике толерантности, взаимной заинтересованности не только в сохранении, но и в усилении значимости противоположного (в том числе и неизвестного) субъекта экономических взаимоотношений, второго "я", экономических отношений по принципам даосской полярности "Инь - Ян", обмена "доверия на доверие".

На каких уровнях утверждает свои ценности конвергенция?

По моему мнению, конвергенция связана прежде всего с основами сетевой организации экономики, в пределах которой информация как первичный экономический ресурс становится "достаточной для всех" (Д. Белл) и где принцип "быть", а не "иметь" превращается в определяющую основу развития. Сеть утрачивает доминантность прибыли, реализующейся на основе конкуренции. "Сеть — это такая форма организации сотрудничества и коммуникативных связей, которая диктуется нематериальной производственной парадигмой". Рынок утверждается на основах редкости, дефицитности. Сетевая экономика предполагает противоположность и в этом. В 1998 г. вышла книга известного американского ученого К. Келли "Новые правила для новой экономики", в которой внимание акцентируется на сходстве сетевой экономики с биологической системой, живущей и развивающейся по иным, по сравнению с технологической системой, законам, когда самую большую полезность приобретает не дефицитность, а повсеместное распространение блага. Предельная полезность от участия в потреблении таких благ может возрастать с увеличением числа потребителей.

Соответствующие принципы утверждаются и на других уровнях. Речь идет прежде всего об уровне возрастающей суверенности субъектов глобализации, о принципах внутрикорпоративных отношений горизонтальных ТНК. В связи с этим Л. Евстигнеева и Р. Евстигнеев вполне резонно выдвигают вопрос об утверждении принципов межцивилизационной конвергенции, а также об экономических отношениях на соответствующих началах между финансовым капиталом и государством как субъектом макроэкономики, корпорацией и малым бизнесом. Показательно в связи с этим и то, что еще в 60-х годах прошлого века активно отстаивали идею конвергенции (принципов большого компромисса и отношений взаимообогащения) двух систем — капитализма и социализма — лауреат Нобелевской премии Я. Тинберген и известный американский экономист Дж. Гелбрейт. Все эти позиции не могут оставаться вне внимания экономической теории. Нужно активизировать поиск путей научного осмысления этих реально значимых процессов глобального развития.

В этом контексте важно и следующее обстоятельство: в условиях современного развития сетевая организация соответствующих взаимосвязей рассматривается как наиболее адекватная форма утверждения на основах доверия социального капитала. Следует понять своеобразность специфики социального капитала как одного из факторов глобального развития, который далеко не всегда учитывается не только экономической теорией, но и экономической политикой и экономической практикой.

Имеется в виду морально-психологический ресурс экономического развития и роста, который (что очень важно подчеркнуть) имеет:

а) свойство саморасширенного накопления и самовоспроизводства;

б) не уменьшается, а укрепляется в своем потенциале во время своего использования;

в) истощается в случае его неиспользования.

Ф. Фукуяма рассматривает соответствующую самоорганизацию в качестве основы социального равновесия и стабильности. На этой же основе утверждаются и фундаментальные начала пострыночного экономического равновесия. Установленное спонтанно на основе неформальных институциональных факторов такого класса, системное равновесие значительно стабильнее, чем его рыночные аналоги, возникшие на основе механизмов конкуренции. В итоге вырисовывается цепная взаимозависимость между определениями "социальный капитал", "человеческий капитал", "сетевая корпорация", "информационная сеть", "конвергенция" и другими функциональными структурами, в своей совокупности системно модифицирующими современную глобальную экономику.

ВЫВОД

Необходимо осознавать общеметодологическую значимость этих факторов. Речь идет о системных признаках постиндустриализма, в соответствии с которыми изменяется субординация между сугубо экономическими, социальными и духовными факторами в пользу последних, при которых доминантами развития становятся культурологические, цивилизационные, религиозные, семейные ценности, ценности, связанные с сохранением национальной идентичности, и когда непосредственно экономика становится сферой (механизмом) обеспечения этих ценностей, подчиняется им. "Говоря сегодня об экономике, — отмечал Д. Белл, — люди обычно не понимают, что ее естественный предел уже достигнут и в ближайшие десятилетия они вынуждена будет превратиться в одну из составных частей социологии''.

Фактически речь идет о системной подчиненности экономики саморазвитию человека, становлению личности, расширению границ нашего "я", нашего мировоззрения и мировосприятия. Именно через развитие человека, через механизмы реализации его креативного потенциала пересекаются все круги современных трансформаций экономической глобализации. Экономика всегда, во все времена была формой бытия человека. Однако в предыдущие эпохи эта позиция не имела значения методологической доминанты. Не была доминирующей она и для экономической теории. К. Маркс называл соответствующую эпоху предысторией человечества. Нынешние системные трансформации радикально изменяют эту ситуацию, и не учитывать данную особенность — означает плестись в хвосте новых реалий.

ИСПОЛЬЗОВАНЫ ИСТОЧНИКИ

Гальчинский А. Методология сложных систем. "Экономика Украины" № 8, 2007, с. 4-18.

Пахомов Ю. Бифуркационное состояние миросистемного ядра в преддверии смены мировых лидеров. "Экономика Украины" № 4, 2008, с. 4-14.

Кочетов Э. Геоэкономика. Освоение мирового экономического пространства. - М., "Норма", 2006

Кочетов Э.Г. Глобалистика как геоэкономика, как реальность, как мироздание. - М., "Прогресс", 2001

Кочетов Э.Г. Гуманитарная космология (дорога к новому мирозданию новых людей). - М., "Деловая литература", 2006.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46, ч. 1, с. 229.

Аристотель. Соч. В 4-х томах. Т. 1. - М., "Мысль", 1976

Евстигнеева Л., Евстигнеев Р. Экономический рост: либеральная альтернатива. - М., "Наука", 2005, с. 14.

Иноземцев В. "За пределами экономического общества" - М., "Наука", 1999

Тоффлер Э. Третья волна. М., "Act из-во", 2004, с. 463.

Кастельс М. Інформаційні технології, глобалізація та соціальний розвиток. Економіка знань: виклики глобалізації та Україна. - К., НІСД, 2004, с. 90.

Кастельс М. Информационная эпоха. - М., "Ай из-во", 2000, с. 43.

Павленко Ю. Ієрархічні та мережеві структури в суспільно-економічній історії людства. "Економічна теорія" № 1, 2007, с. 15.

Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М., "Act из-во", 2004, с. 146.

Кочетов Э. Экономический (глобальный) толковый словарь. - Екатеринбург, "Уральский рабочий", 2006, с. 109—110.

Тоффлер Э., Тоффлер X. Революционное богатство. - М., "Act из-во", 2007, с. 51-99.

Гейтс Б. Бизнес со скоростью мысли. - М., "Эксмо-Пресс", 2001, с. 2

Бузгалин А. Феноменология альтерглобализма. "Вестник Российского философского общества" №4, 2002, с. 113

Xарт М., Негри А. Множество. Война и демократия в эпоху империи. -М, "Революция культурная", 2006, с. 77-85, 117-119, 404-405

Стерлинг Б. Будущее уже началось. - Екатеринбург, У-Фактория, 2005, с. 53-73

Тихонов С. Коммуникационная революция сегодня: информация и сеть. "Политические исследования" № 3, 2007, с. 53-65

Фукуяма Ф. Великий разрыв. - М., "Act из-во", 2004, с. 266-290.

Бердяев Н. Смысл творчества. - М, "Act из-во", 2004, с. 137.

"Мировая экономика и международные отношения" № 3, 2008, с. 1

Гальчинський А. Глобальні трансформації: концептуальні альтернативи. - К., "Либідь", 2006, с. 209-215.

Белл Д., Иноземцев В. Эпоха разобщенности. - М., "Центр исследований постиндустриального общества", 2007, с. 245.