Приднестровский Государственный Университет им. Т.Г. Шевченко

Реферат

На тему:

Эволюция полового поведения

Подготовила: студентка 502 группы

Поликарпова

Тирасполь, 2010

Американский антрополог Оуэн Лавджой в своих работах предлагает модель, в которой центральное место занимает объяснение трех уникальных человеческих особенностей – двуногости, редукции клыков и скрытой овуляции – переходом человека к моногамии.

Скрытая овуляция потребовалась, чтобы запустить программу «секс в обмен на пищу» и, по мнению Лавджоя, чтобы помочь самке поддерживать моногамные отношения в условиях большой группы. Но нужно обратить внимание на то, что моногамия в составе группы – конструкция совершенно экзотическая, особенно если самка постоянно сохранят свою сексуальную привлекательность для половозрелых самцов, которые к тому же все как один умные и хитрые, и также готовы предлагать пищу в обмен на секс. С позиций самки в условиях периодического дефицита пищевых ресурсов ограничивать поощрительный секс верностью кому-либо является непродуктивной стратегий. Особенно учитывая большую вероятность гибели самца на охоте, автоматически обрекающую на гибель ее и детей – если уж моногамия, то при дефиците пищи ни один самец не будет кормить чужих детей в ущерб своим, даже за хороший секс. Моногамия в составе группы – очень сложный социальный проект. Она по определению требует выхода вида из состояния частого дефицита пищевых ресурсов, экстерриториальности семьи в составе стае или племени (пусть самой элементарной, но недвижимости, хотя бы шалаша), некоторой общепризнаваемой всей группой законодательной базы, поддерживающей моногамию, и механизмов, обеспечивающих исполнение законов.

Двуногость по Лавджою обусловлена необходимостью переносить на большие расстояния еду для семьи.

Редукция клыков – тем, что агрессивные клыкастые мужья вышли у самок «из моды», потому как незаботливые по отношению к ним и потомству, уменьшение клыков способствовало снижению внутригрупповой агрессии и создало предпосылки для развития эффективной кооперации и переходу к сложным видам совместной деятельности. Поэтому последующее увеличение мозга и развитие каменной индустрии в модели Лавджоя представляется логичным следствием выбранной стратегии моногамии.

В. Дольник в своей работе об эволюции и роли механизме полового отбора в процессе эволюции человека иначе рассматривает проблему моногамии.

В исторический период человечество имело иногда одновременно, но в разных местах, четыре системы брачных отношений: групповой брак, полигинию (один мужчина и несколько женщин), полиандрию (одна женщина и несколько мужчин - большая редкость, существовавшая у одного из народов Индокитая) и моногамию (один мужчина и одна женщина). Последняя в двух формах - пожизненной и допускающей развод. Одиночная семья (мать с детьми без отца) встречалась лишь как вкрапление в общества с иными системами, если не верить мифам об амазонках. И во всех этих системах люди жили по-своему счастливо и не считали, что это противоестественно! К нашему времени полиандрия исчезла, групповой брак сохранился лишь у немногих племен, полигиния сильно сократилась, но осталась у миллионов мусульман, а моногамия расширилась, однако не пожизненная, а с разводом. Одиночная семья тоже стала встречаться чаще. В XIX веке утописты предсказывали отмирание семьи и возникновение непожизненных браков по любви с коллективным воспитанием детей, но этого не случилось, да и не случится, так как придет в противоречие с инстинктивной потребностью детей иметь родителей и с материнским (родительским) инстинктом взрослых.

Существование у человека нескольких брачных систем для биолога удивительнее, чем для остальных людей, ибо он знает, что брачная система - видовой признак, один вид животных имеет одну какую-то систему и никакую другую систему принять не может, она будет противоречить его естеству, его инстинктам.

Так почему же у человечества - единого биологического вида - совершенно естественным образом оказалось несколько брачных программ? К размышлению над этим вопросом я и приглашаю читателей.

Половое поведение человека - это репродуктивное поведение, унаследованное от животных предков, но не имеющее своей единственной целью размножение. Человек способен вести регулярную половую жизнь, а женщины способны вести половую жизнь непрерывно с момента полового созревания – это уникальная способность. у огромного большинства видов репродуктивная система и самцов и самок активизируется раз в год, на короткий брачный период. В остальное время она неактивна. Но если это - особенность человека, то и возникла она в процессе возникновения человека, тесно с ним связана. Это не рудимент, как волоски на руках или способность шевелить ушами, а новоприобретение, как постоянное прямохождение или изготовление орудий.

У животных в большинстве случаев к началу следующего брачного периода потомство достигает самостоятельности и покидает родителей. Если потомство не самостоятельно более года, самки либо пропускают следующий сезон размножения (крупные хищные птицы, например), либо вступают в новое размножение, имея при себе несамостоятельных детенышей (медведи, волки, львы, обезьяны).

Есть и иная стратегия: цикличны только самки, а самцы сохраняют способность спариваться постоянно. Таковы кошки, собаки, обезьяны, в том числе и человекообразные. В том, что мужчина всегда готов и способен к половым контактам, нет ничего особенного, это просто унаследовано от предков-приматов.

Самки многих видов проверяют, сколь активно самец готов их защищать. Для этого они провоцируют стычки своего претендента с другими самцами. Женщинам тоже очень нравится это качество в мужчине. Девочки-подростки проверяют его бессознательно, провоцируя мальчишек к конфликтам.

Самец выбирает самку по меньшему набору признаков. Если это такой вид, в котором инициатива выбора принадлежит самке, он, разумеется, лишен возможности проверить ее качества как будущей матери потомства. Если же выбирает самец, он выбирает согласно врожденным представлениям об идеальной самке своего вида или согласно запечатленному образу матери. Ясно, что идеальный образ самки в мозгу самца содержит ее черты, во-первых, в состоянии половой готовности, а во-вторых, в расцвете жизни. И действительно, у животных, включая обезьян, юным самкам самцы предпочитают зрелых. Почему же у человека выигрывают конкуренцию молодые женщины, более того, взрослые с помощью всех возможных ухищрений стремятся замаскировать себя под юных? Юные девы несут на себе признаки полового созревания. Это тонко натянутая кожа, припухшие от прилива крови губы, налитая грудь и прочее. Когда-то у обезьяньих предков эти признаки возникали многократно за жизнь особи, в каждый репродуктивный сезон. И инстинктивная программа мужчины на них настроена. Но у женщин они наиболее ярко проявляются именно в молодом возрасте. Получается, что в предпочтении им нет никакого биологического смысла, это эффект сохранения в неизменности древней программы у мужчин в сочетании с изменившимся в более поздние времена обликом женщины.

Выбор потенциального партнера закрепляется в мозгу образованием доминанты, обращенной только на эту особь. Доминанта преувеличивает в субъективном восприятии привлекательные качества избранника и умаляет его недостатки. Она необходима, чтобы превратить выбранную особь из одной, из нескольких возможных в единственно возможную. Без “ослепляющего” действия доминанты животное колебалось бы в выборе, ибо оно далеко не всегда может встретить партнера, отвечающего идеалу. Человек называет эту доминанту влюбленностью, и ее ослепляющее действие хорошо известно, особенно когда мы наблюдаем ее не на себе.

В мире животных идиллического равенства полов почти никогда не бывает, такая система постоянно порождала бы противоборство полов, как это описано недавно у маленьких птичек ремезов. У них насиживать яйца в равной степени способны оба пола, и нет четкого доминирования одного над другим. Поэтому самки пытаются заставить насиживать самцов, а самцы - самок. В результате их противоборства в тридцати процентах гнезд кладки погибают, так как ни самка, ни самец не приступают к насиживанию.

Неудивительно, что обычно доминирование одного из полов предопределено и не вызывает яростного сопротивления со стороны другого пола.

У приматов самцы доминируют над самками весь период размножения, причем у человекообразных доминирование абсолютное. Патриархальная (с властью отца) структура семьи у человека неудивительна - это свойство приматов.

Очень часто в период брачных отношений у животных происходит инверсия доминирования. На какой-то период, обычно незадолго до спаривания, самец переходит в подчиненное положение и всячески демонстрирует самке, что он не страшен и послушен. Биологическая цель этого широко распространенного приема - не испугать самку, избежать ее агрессии. Если это вид, в котором самец не участвует в заботе о потомстве, то после спаривания происходит обратная инверсия доминирования. Но если ему положено заботиться, то инверсия сохраняется на весь период заботы о потомстве. У некоторых видов приматов инверсия доминирования наблюдается, но только на период спаривания. У других видов приматов, в том числе у человекообразных обезьян, инверсии нет вообще. А у человека? В этом отношении он не похож на человекообразных, у него в неяркой форме проявляется инверсия, она входит в “токование”. Всем известно, как нравятся женщинам все эти мольбы, изъявления покорности, стояние на коленях, ношение на руках, обещание достать звезды с неба и как они клянут “подлых обманщиков”, когда инверсия кончается…

У огромного большинства видов “вся любовь” кончается оплодотворением. Самец утрачивает интерес к самке, оплодотворенная самка не только утрачивает интерес к самцу, но и под влиянием гормонов, изменяющих мотивацию поведения, реагирует на ухаживание очень агрессивно.

Человек в ходе своей эволюции прошел через период усиленного полового отбора. У верветок период спаривания наступает синхронно, для всех самок один раз в год (в этом отношении они типичные нечеловекообразные обезьяны), но он растянут вплоть до второй половины беременности (тут они отчасти напоминают женщин). В течение всего удлиненного периода самка успевает спариться с большинством самцов в группе, и все они делятся с нею пищей, так как находятся в подчиненном состоянии, которое длится, пока самка может спариваться. Выходит, чем самка сексуально активнее, тем больше пищи она имеет для себя и своих зародышей и тем больше самцов считают ее детенышей своими. Так что если один из самцов погиб или “ушел” в другую группу, детеныш без отца не остается. Итак, верветкам удалось преодолеть столь типичный для приматов принцип полного “господства” самцов, растянуть время инверсии доминирования и обеспечить в результате заботу о самке и ее детях.

Но верветки - не предки человека. А как же наши ближайшие родичи? В семейном отношении они мало похожи на человека. Орангутанги живут на деревьях, самцы не дерутся из-за самок и не заботятся ни о них, ни о детенышах, которые к четырем годам уходят в отдельные группы полувзрослых. Гориллы живут в лесу на земле и деревьях группами с полным доминированием одного самца, который, однако, позволяет подчиненным спариваться со своими самками. Самки совершенно подавлены самцами, которые перед ними не токуют, ни их, ни детенышей не кормят. Маленьких детенышей самцы от себя отгоняют, лишь трехлетних и старше, оставленных матерью, подпускают к себе. Шимпанзе живут в более открытом ландшафте и проводят на земле больше времени. Группы у них более обширные, а отношения теплее и разнообразнее. Самцы образуют не столь строгую иерархию, но самок не ревнуют, не токуют перед ними и не кормят.

Но у гиббонов, отделившихся от общего ствола предков несколько раньше, чем человекообразные, отношения семейные. Семья состоит из самца, одной-двух самок и детей. Подросшие дети обоего пола изгоняются. В местах кормежки семьи объединяются в группы. Многие специалисты считают, что изначальная структура сообщества предков человека во времена древесного образа жизни напоминала структуру гиббонов. Главный аргумент в пользу исходной моногамности - сохранение у человека инстинкта ревности. Этот инстинкт, как мы видели, ослаблен или даже отсутствует у обезьян с групповыми формами брачных отношений. В пользу парного брака говорит и наличие у мужчин пусть слабой, но все же несомненной потребности заботиться о своей женщине и ее детях, чего начисто лишены человекообразные. Но если бы предки человека всегда так и оставались моногамами, то им не нужны были бы инверсия доминирования перед спариванием, поощрительное спаривание и перманентная готовность к нему. Все это нужно при групповом браке по типу верветок. Поэтому этологи согласны с этнографами: на каком-то этапе эволюции предки человека свернули к групповому браку с заботой прамужчин о праженщинах, и на этом этапе праженщины претерпели серьезные эволюционные изменения.

Когда же предки человека спустились на землю и начали осваивать открытые ландшафты, где много хищников, от которых некуда скрыться, их группы должны были сплотиться в оборонительную систему, как это по тем же причинам произошло у павианов (и в меньшей степени у остающихся под прикрытием деревьев шимпанзе и горилл). Поэтому неудивительно, что и гориллы, и шимпанзе, и павианы перешли к “обобществлению” самок либо всеми самцами в группе, либо ее иерархами. Но предки человека пошли несколько другим путем - к групповому браку с усилением участия самцов в заботе о самках и детях. Тому были веские причины.

Беда в том, что люди рано стали людьми

В конце сороковых годов замечательный советский исследователь, генетик человека С. Давиденков выдвинул гипотезу: биологическая эволюция от обезьяны к человеку была исключительно быстрой на последнем этапе и далеко не прямой. Естественный отбор решал уйму совершенно новых задач, многое решалось очень быстро, как бы вчерне. Если бы человек и дальше эволюционировал как обычный биологический вид, все решения были бы в конце концов найдены и отшлифованы, все лишнее убрано.

Но в самый разгар биологической эволюции человека как нового вида случилось невиданное – человек в значительной мере вышел из-под влияния естественного отбора незавершенным, недоделанным. И остался таким навсегда.

А вышел человек из-под действия отбора потому, что главным условием успеха стала не генетически передаваемая информация, а внегенетически передаваемые знания. Выживать стали не те, кто биологически лучше устроен и приспособлен, а те, кто лучше пользуется приобретенным и с каждым поколением возрастающим знанием о том как строить, как добывать пищу, как защищаться от болезней – как жить.

Специализация “по интеллекту” сопровождалась неизбежным удлинением периода обучения: мало иметь большой мозг, его еще нужно заполнить знаниями, а делается это успешно только в период, когда в нем образуются новые структуры и связи, то есть в детстве, до наступления половой зрелости. Поэтому детство у человека, по сравнению с млекопитающими сходных размеров, чрезвычайно растянулось. Более интеллектуальные человекообразные достигают самостоятельности не столь быстро - к трем-четырем годам, а половозрелости - лишь к шести - десяти годам.

Человек созревает в половом отношении еще медленнее, к двенадцати - четырнадцати годам, а самостоятельным становится не раньше этого срока, а чаще и позже. И все эти годы ребенок человека менее самостоятелен, чем детеныш человекообразных, нуждается в заботе, опеке и обучении. Чтобы человеческий род продолжался, “среднестатистическая” мать должна вырастить до самостоятельного возраста больше двух детей – как минимум. Предполагают, что у первобытной женщины, как и у человекообразных, ребенок рождался раз в три-четыре года. Чтобы второй и третий ребенок стали взрослыми, мать должна прожить после полового созревания шестнадцать - двадцать лет. А средняя продолжительность жизни первобытного человека была двадцать пять лет, такая же, как у человекообразных. За эти годы и у матери, и у отца очень велик шанс погибнуть. Ясно, что парная семья в таких условиях становилась непригодной.

Частично проблема ранней смертности компенсируется тем, что у человека, как и у шимпанзе, матери помогают в заботе о детях ее сестры и старшие дочери. У девочек есть сильная инстинктивная потребность нянчить младших братьев и сестер. Если их нет, то нянчат кукол, если кукол нет, они способны создать их сами. Но эта взаимопомощь на уровне одного пола не решает проблемы. Отягощенные детьми матери могут добывать пропитание только собирательством растительной в основном пищи. Однако мозг человека во время своего развития нуждается в снабжении белками животного происхождения, в том числе и белками позвоночных животных. Иначе наступает так называемый алиментарный маразм - ребенок становится тупым, не способным учиться. Животную же пищу могут догонять, ловить и убивать только не связанные детьми мужчины.

Поэтому у предков человека выживание зависело от того, удастся ли заставить самцов заботиться о самках. Эту простую для других видов задачу в данном случае отбору решить было трудно, так как самому простому решению противоречило зашедшее у высших приматов очень далеко доминирование самцов над самками. Видимо, отбор решил задачу несколько экстравагантным путем, сходным с решением ее у верветок. Используя врожденную инверсию доминирования перед спариванием как исходный плацдарм, он начал усиливаться и продлевать ее, делая самку перманентно привлекательной для самца, способной к поощрительному спариванию. Если самке удавалось удержать около себя самца, ее дети выживали, если нет - погибали.

Возросшая привлекательность самки могла бы укреплять моногамные отношения, но это не решало главной проблемы - недостаточной продолжительности жизни родителей. Ее решал переход к групповому браку. В этой системе детеныш не остается без отца, ибо многие, возможно и все, самцы в группе относятся к нему как к собственному. (Кстати, теория матриархата выросла из одного факта - именования у некоторых народов в древности детей не по отцу, а по матери, но отражает это неизбежную в групповом браке неопределенность отцовства). Поскольку групповому браку предшествовал моногамный, постольку программы последнего сохранялись и тоже влияли на поведение. Так что до идиллического бесконфликтного группового брака верветок человек, видимо, не дотягивал. Более вероятно, что в рамках группового брака праженщина стремилась к компромиссному варианту - иметь одну более прочную связь и сколько-то вспомогательных; возможно также, что ввиду ревнивости прамужчин ей было удобнее скрывать некоторые связи.

Сосуществование программ моногамного брака и группового позволяет, комбинируя их, получать и полигинию (женщины живут по программе моногамного брака, а мужчина - по программе группового), и полиандрию (женщина живет по программе группового брака, а мужчины - моногамного), и, конечно, моногамный или групповой брак в чистом виде. Поэтому в дальнейшем, при изменении условий жизни, люди так легко могли переходить к разным системам брачных отношений. Например, земледельцам более всего подходит моногамия, а скотоводам-кочевникам более подходила полигиния.

Вот почему унаследованные нами от предков программы так противоречивы, в то время как у других видов программы весьма согласованны, притерты друг к другу – новые программы реализуются четко, а древние, которым они пришли на смену, либо подавлены, либо подправлены.

Эти инстинкты сидят в нас и влияют на наше поведение и сознание. Именно поэтому остались нерешенными и противоречия между половыми, брачными, семейными инстинктами и нормами общественного поведения. Поэтому так часто мы ведем себя неудачно, даже просто плохо и в том случае, когда руководствуемся внутренними мотивами, и в том случае, когда сознательно стремимся делать все им наперекор.

Симбиоз стратегий

За эволюционную доминанту – абстрактное мышление и сложную коммуникативную деятельность – человек расплатился большой головой новорожденных детенышей, их абсолютной беспомощностью, тяжелыми родами и критично длинным периодом детства. Оптимизация в новых условиях стратегии видового выживания привела к развитию уникального стереотипа полового поведения, гиперсексуальности человека и занятию женщинами небывало высокого положения по сравнению с самками остальных видов человекообразных за счет приобретенной возможности продлевать и удерживать инверсию доминирования перед спариванием.

В любой моногамной семье идет явная или неявная конкуренция двух стратегий: новоприобретенной стратегии перманентного условного доминирования самок и более древней стратегии абсолютного доминирования самцов в семьях человекообразных приматов. И хотя в результате соперничества одна из стратегий занимает главенствующее положение, в нормальной семье сосуществуют обе стратегии, поскольку каждая из них является оптимальной для одних целей и провальной для других. Поведение, когда в результате соперничества одна из сторон полностью задавливает или игнорирует стратегию другой, а вторая сдает свою стратегию, является неоптимальным и опасным с точки зрения перспектив семьи.

Работа К. Маркса отредактированная и изданная Ф. Энгельсом после его смерти) «Происхождение семьи, частной собственности и государства» опирается на воззрения, что групповая семья была важнейшим этапом на пути эволюции человека, пока остается обоснованным. Как и вывод, что достижение определенного уровня экономического развития сделало целесообразным и позволило превратить групповую семью в моногамию (или полигинию).

Моногамия (как и полигиния) – это социальный проект человека на определенном, уже недарвиновском этапе эволюции.