Власть государя явление бессмысленное, если он не почувствует, что должен быть образом божьим на земле. Н.В.Гоголь (Из переписки с друзьями).
На первый взгляд, “Повесть о капитане Копейкине” ничем не связана с поэмой Н.В.Гоголя “Мертвые души”: нет переплетения сюжетных линий, отличная от поэмы стилистика, сказочная манера повествования. Но из истории написания поэмы нам известно, что Н.В. Гоголь отказывался публиковать “Мертвые души” без этой повести. Он придавал большое значение этой “малой поэме, вписанной в эпицентр большой”. Так в чем же заключается внутренняя связь повести с поэмой “Мертвые души”, повести трижды переписанной автором под давлением цензуры?
В “Повести о капитане Копейкине” рассказана драматическая история об инвалиде-герое Отечественной войны, прибывшем в Петербург за “монаршеской милостью”. Защищая родину, он потерял руку и ногу и лишился каких бы то ни было средств к существованию. Капитан Копейкин оказывается в столице, окруженной атмосферой враждебности человеку. Мы видим Петербург глазами героя: “Понатолкался было нанять квартиры, только всё кусается страшно…” “Один швейцар уже смотрит генералиссимусом… как откормленный жирный мопс какой-нибудь…” Капитан Копейкин добивается встречи с самим министром, и тот оказывается черствым, бездушным человеком. Копейкина призывают ждать и “наведываться на днях”. И вот, когда терпению героя приходит конец, он приходит еще раз в комиссию с просьбой решить его вопрос, на что высокий начальник вразумляет разбушевавшегося Копейкина: “Не было ещё примера, чтобы у нас в России, приносивший, относительно так сказать, услуги отечеству, был оставлен без призрения”. Вслед за этими совершенно пародийно звучащими словами следует наглый совет: “Ищите сами себе средств, старайтесь сами себе помочь”. Копейкин поднимает “бунт” в присутствии всей комиссии, всех начальников, и его высылают из Петербурга на место жительства.
Гоголь недаром доверяет рассказ о героическом капитане именно почтмейстеру. Самодовольно-благополучный почтмейстер с его косноязычной, величаво-патетической речью еще более оттеняет трагизм той истории, которую столь весело и витиевато он излагает. В сопоставлении образов почтмейстера и Копейкина предстают два социальных полюса старой России. Из уст почтмейстера мы узнаем, что Копейкин, едучи на фельдъегере, рассуждал: “Хорошо, говорит, вот ты, мол говоришь, чтобы я сам себе поискал средства и помог бы; хорошо, говорит, я, говорит, найду средства!”
Рассказывая о том, что слухи о капитане Копейкине, после того, как его выслали из Петербурга, канули в лету, почтмейстер затем добавляет важную многозначную фразу: “Но позвольте, господа, вот тут-то и начинается, можно сказать, завязка романа”. Министр, выслав Копейкина из столицы, думал – тем и делу конец. Но не тут то было! История только начинается. Копейкин еще покажет себя и заставит о себе говорить. Гоголь не мог в подцензурных условиях открыто рассказывать о похождениях своего героя в рязанских лесах, но фраза о завязке романа дает нам понять, что все рассказанное до сих пор о Копейкине – только начало, и самое главное еще впереди. Но идея возмездия в “Повести о капитане Копейкине” не сводится к мести за поруганную справедливость со стороны капитана, обратившего свой гнев на всё “казенное”.
Повесть о героическом защитнике Отечества, ставшем жертвой попранной справедливости, как бы венчает всю страшную картину поместно-чиновно-полицейской России, нарисованную в “Мертвых душах”. Воплощением произвола и несправедливости является не только губернская власть, но и столичная бюрократия, само правительство. Устами министра правительство отрекается от защитников Отечества, от подлинных патриотов, и, тем самым, оно разоблачает свою антинациональную сущность – вот мысль в произведении Гоголя.
“Повесть о капитане Копейкине” – это крик души Гоголя, это призыв к общечеловеческим ценностям, это суд над “мертвыми душами” помещиков, чиновников, высших властей, - над миром, полным равнодушия.
И пророческие слова Гоголя «смеется текущее поколение и самонадеянно-гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки» и есть суд истории. Презренный смех потомков - вот, что послужит возмездием этому равнодушному миру, который не может ничего изменить в себе даже перед лицом очевидной угрозы бессмысленной и бесплодной своей гибели.
Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.bobych.spb.ru/