Несмотря на то, что в отношениях со своими соседями – древнейшими цивилизациями, такими как Китай, Индия или Тибет, Монголия всегда считалась скорее реципиентом культуры, нежели ее донором, монгольская культура сама по себе обширна и самодостаточна. Особенно это касается литературы. В культуре Монголии есть большое количество памятников литературы как устных, так и письменных, а также бесчисленное число жанров. Это и самобытная национальная форма поэзии – юрол (благопожелание) и магтаал (хвалебное слово), субхашиты (назидательные четверостишия), а также сказки, легенды, пословицы, поговорки и др. Большую популярность имел жанр сургал – древнейший и распространенный жанр дидактической литературы. Одним из самых известных примеров здесь является сургал «Бумажная птица, определяющая законы времени» Д. Равжи, поэта – основоположника монгольской светской литературы, творившего в афористическом, дидактическом ключе. Несомненным вкладом в восточную философию на рубеже XIX-XX вв. явился труд "Драгоценное зерцало" Чимэдийна Дэмчигдоржа, развившего идею «пустоты» в философии Востока. Помимо оригинальной литературы на родном языке, монгольские авторы создали множество произведений на тибетском языке, который в Монголии играл примерно такую же роль, как латынь в средневековой Европе. Эта литература, которую можно назвать тибетоязычной литературой монголов, представляет большой интерес для изучения не только монгольской культуры, но и всей буддийской культуры Востока. Особое место в монгольской литературе занимает, пожалуй, одна из ярчайших личностей в истории Монголии – Темуджин или Чингисхан, чей культ в Монголии давно привлек внимание ученых.
Самый распространенный тип устного и письменного повествования в Монголии – это историческое предание. Собственно говоря, это летописи и легенды, где Чингисхан, как правило, является центральной фигурой монгольской истории. Существует бесчисленное множество преданий о географических местностях, связанных с именем Чингисхана. По Монголии разбросаны горы, долины, реки и озера, где, согласно легендам, стояли котел, трон, наковальня Чингисхана, были расположены юрта, очаг, привязь для его коня, места, где он забыл свое седло, где его конь оставил отпечаток копыта и т.д. Например, недалеко от места, где родился Чингисхан, есть озерцо под названием «Тогоо» (Котел). Рассказывают, что это был очаг Чингисхана, на котором стоял его котел. Таких «котлов» и «очагов» в Монголии множество. Недалеко от г. Налайхи есть гора под названием «Чингис» и скала с проемом. Местные жители говорят, что Чингисхан, сидя на своем троне, прострелил скалу из лука. По всей Монголии большие отверстия в скалах называют дырами от стрел Великого хана. Нельзя не заметить, что подобные легенды наделяют Чингисхана отдельными чертами культурного героя, т.е. Чингисхан выступает в роли основоположника культурных обычаев. Так, например, существует предание о нем, как о созидателе и хранителе народной мудрости. Как уже говорилось, в монгольском устном и письменном наследии большое место занимает дидактическая поэзия. Тот пласт ее, что не восходит к буддийской дидактике, практически полностью приписывается Чингисхану. Это так называемые «билики» - поучения Чингисхана. Также большую известность получили «ясы» - законы Чингисхана, а особенно «Великая Яса» - квинтэссенция монгольского права, сборник изречений и постановлений Великого хана.
Согласно некоторым преданиям, Чингисхан даже наделен сверхъестественными способностями: по преданию, «когда Чингисхан умер, его тело заперли в ящик тремя замками и поместили в усыпальницу Еджен-хоро. Даже птица не могла пролететь мимо нее – падала мертвой, у человека, проезжавшего мимо и у его лошади шла кровь из носа и рта, и он также умирал. Однажды с помощью специальной церемонии хана «смягчили», перевязав его тело красным кушаком и попросив его быть милосердным и не убивать больше живой твари. Но теперь, если бы к ящику с телом подступил бы вор, у него непременно выпали бы глаза». И действительно, по некоторым сведениям, когда во время мусульманского восстания шайка воров захотела разграбить Еджен-хоро, у первого же приблизившегося к святыне глаза вылетели из орбит.
Летописи, в отличие от легенд и преданий, основаны на более реалистичных фактах. При этом все летописи, в свою очередь, делятся на 2 вида, в соответствии с чем меняется и образ Чингисхана в них. В первом типе этих повествований Великий хан наделен эпическими чертами, второй тип сказаний Чингисхану отводит более чем скромную роль: факты о жизни Великого хана в них изложены довольно сухо и кратко.
Максимальной эпической насыщенности и полноты повествования о хане достигают в «Сокровенном сказании монголов». Вообще, «Сокровенное сказание монголов» - не только древнейшее монгольское историографическое произведение, это еще и основа монгольской идентичности, один из важнейших источников для изучения социальной организации, ценностей и культурного мира монгольских племен. Кроме того, это настоящий эпос, включающий в себя разнообразные жанры и выполняющий функцию трансляции идеалов общества, это единственный в своем роде исторический труд, созданный одним из кочевых народов Центральной Азии и оформивший исторические знания этого народа в форме письменной истории. Наконец, это настоящая «сага о Чингизидах»: от рождения Темуджина до воцарения Угэдэя. Толчком к созданию, несомненно, главного памятника монгольской литературы послужило развитие в Монголии письменности после введения в XIII в. уйгурского письма. Однако на протяжение нескольких столетий «Сокровенное сказание…» оставалось едва ли не единственным достижением монгольской историографии и литературы, в целом. Связано это было с начавшейся в Монголии эпохой феодальной раздробленности, что, разумеется, отразилось на ее культурной жизни. В литературе это время (с конца XIV до конца XVI вв.) называется «темным периодом», в течение которого, вследствие кровавых междоусобиц, не было создано ни одного сколько-нибудь значительного художественного произведения. Новая волна в монгольской историографии и литературе начинается во второй половине XVII в., и связана она с проникновением в страну разновидности буддизма – ламаизма. С этим событием многие ученые связывают подъем в культуре Монголии, начавшийся в XVI – начале XVII вв. Именно тогда монголы впервые познакомились с обширной религиозной, философской, исторической, светской литературой народов Индии, Тибета, Китая. Монгольские историки в этот период создали оригинальные труды обобщающего характера, положив тем самым начало такому виду литературы, как хроника. К наиболее ярким представителям жанра относят такие произведения как «Алтан Тобчи» («Золотое сказание»): одно анонимное и одно Лубсан Данзана, «Шара Туджи» («Желтая история»), «Эрдэнийн Тобчи» («Драгоценное сказание») Саган Сэцэна и «История Асарагчи». Все эти хроники в той или иной степени восходят к «Сокровенному сказанию…», например, в «Золотом сказании» Лувсан Данзана из 282 параграфов «Сказания…» содержится 233, а в «Истории Асарагчи» - около 90, однако образ Чингисхана в них отличается.
В некоторых летописях Чингисхан наделен чертами эпического героя. Причем, максимального размаха его эпичность достигает в «Сокровенном сказании…», сравниться с которым по этому компоненту сможет разве что только «Золотое сказание» Лувсан Данзана. Учеными неоднократно отмечалось, что все жизнеописание Чингисхана, особенно касающееся его детских и юношеских лет, носит черты эпического сказания: это, в первую очередь, относится к его чудесному рождению, героическому детству, первому подвигу, богатырскому сватовству и войнам с иноплеменниками. Причем, детство и юность в «Сказании…» описываются с особой художественной выразительностью; читателю словно преподносят оправдание за предстоящие насильственные действия Темуджина. После того, как был убит отец Темуджина Есугэй-багатур, и его вдова Оэлун-эке осталась с 5 детьми в бедственном положении, тайчуды похитили Темуджина совсем еще ребенком и держали его в неволе, пока счастливый случай не помог ему бежать. И, наконец, юный Темуджин, переживший всяческие невзгоды и трудности, честолюбивый, затаивший непримиримую ненависть к своим врагам, становится Великим ханом и добивается своих целей в жестокой и кровопролитной схватке с ними. На основе «Сокровенного сказания…» и некоторых других источников известному монголоведу Владимирцову удалось набросать портрет Чингисхана: «Темуджин отличался высоким ростом, блестящими глазами и даровитостью, хотя и уступал по силе своим братьям Хасару и Бэктэру. Уже в юности у него появилась такая черта характера, как властность. Он также не терпел, когда его лишали чего-нибудь, что он считал принадлежавшим ему по праву». При этом в молодости Темуджин совсем не отличался бессердечием или вероломством, а напротив, был щедр и милостив за оказанные ему услуги, хотя, при этом, строг и требователен». Также в «Сокровенном сказании…» упоминалось, что «подчиняя всех своей воле, император умер сдерживать свой гнев из рассудочных соображений. Прибегая в бою к хитрости, а подчас и к вероломству, Чингисхан в частной жизни не проявлял этих качеств и ценил людей за их прямоту».
Но не все летописи характеризовали хана подобным образом. В некоторых источниках упоминается, что Чингисхан обладал рядом отрицательных качеств. Во-первых, Темуджин был трусом. Об этом упоминается, в частности, в обоих «Золотых сказаниях»: Отец Темуджина Йисугэй-багатур с целью преодолеть трусость сына оставил его с двумя конями у Дай-сэцэна. Иллюстрацией тому может служить хотя бы то, что завоеватель Чингисхан, совершивший большое количество походов, руководивший столькими битвами и осадами, по всей видимости, не отличался особой личной храбростью (Владимирцов, «Чингисхан» по материалам «Сказания…»). Полководец побеждал в нем воина; во всяком случае он был далек от романтического героизма. Если в молодости ему и приходилось проявлять удаль и личную храбрость, то, став ханом, он руководил сражениями, но лично не сражался, хорошо понимая, что это не дело полководца.
Кроме того, в летописях Чингисхан характеризуется, как братоубийца. О том, что Темуджин и Хасар договорились убить Бэгтэра, рассказывается и в «Золотом сказании», и в «Драгоценном сказании»: они рассказывают своей матери: «Сегодня Бэгтэр отнял пойманную в сети рыбу, отнял жаворонка, простреленного стрелой Хасаром. Мы убьем Бэгтэра». Тем не менее, в некоторых летописях этот факт замалчивается, например, в сочинении Рашпунцага «Хрустальные четки» говорится о том, что Бэгтэр умер сам. В трудах современных авторов говорится, что Бэгтэр умер от ран, полученных в сражении. А «Желтая история» и вовсе не упоминает об убийстве Бэгтэра Темуджином.
Бурятский монголовед Балданжапов отмечает, что по личностным качествам Темуджин значительно уступал своим братьям: «Хасар – воплощение всех добродетелей и героизма. Он честен и справедлив. Чингис же в противоположность ему коварен, несправедлив, вспыльчив». Как иллюстрация к этому – неблагодарное отношение Темуджина к братьям Хасану и Бэльгудэю. В «Золотом» и «Драгоценном» сказаниях упоминается, что Хасан и Бэльгудэй, отличившиеся в бою с тайчудами, нанесли обиду Чингисхану, поскольку Бэльгудэй в пылу сражения посадил его на коня левой рукой, что было воспринято, как знак неуважения. Это привело к ссоре братьев, поскольку Хасан и Бэльгудэй были уверены, что «владыка завоевал чужие племена лишь благодаря меткости Хасара и силе Бэльгудэя». Но и здесь в летописях нет единства: сказания XVII и XIX вв. о ссоре не упоминается. Подобная тенденция наблюдается и в случае с эпизодами, трактующими отрицательные качества Чингисхана: если в ранние летописи, особенно 2 «Золотых сказания» содержат эти эпизоды, то начиная с XVII в. летописи избегают этих сюжетов. Это – отражение процесса превращения Чингисхана из героя с эпическими чертами в образ идеального литературного героя.
Так, например, в некоторых сказаниях, получивших значительную «буддийскую обработку» и обработку китайской философией, Чингисхан обладает чертами идеального правителя. Влияние буддизма на монгольскую литературу в XVII в. очевидно. Например, Лувсан Данзан в своем «Золотом сказании» утверждает, что рождение Темуджина предсказал сам Будда: согласно этому преданию Чингисхан должен был появиться на свет через 3250 лет после нирваны Будды. Судя по всему, сам Чингис также верил в это предание, несмотря на то, что был шаманистом. В «Золотом сказании» есть любопытная легенда о том, как после похода на Тибет Чингис отправился в Индию; в пути на перевале Чадагрик к нему подбежал дикий однорогий зверь и трижды поклонился хану. Тогда хан сказал: «Говорят, это место, где родился Будда. Здесь не знающий речи дикий зверь поклонился. Если пойдем, что будет? Вероятно, небесный отец отговаривает», и повернул обратно. Автор возводит Чингисхана в ранг истинных буддийских правителей, тем самым, закрепляя его культ в монгольской историографии. У Лувсан Данзана Чингисхан – пример преданности интересам государства. Кроме того, в «Золотом сказании» Чингисхан – хранитель и создатель народной мудрости: ему, например, приписывается ряд поучений к братьям и сыновьям:
Не бойся, что далеко: пойдешь – доберешься,
Не бойся, что тяжело: поднимешь – преодолеешь,
Зубы, которыми едят мясо – во рту,
Зубы, которыми едят людей – в мыслях,
Телом крепкий побеждает единицы,
Душою крепкий – побеждает множество.
И впредь будете переходить реки широкие,
Совершать походы дальние,
Будете править множеством стран,
Покорив тело, покорите душу,
Если покорена душа,
Тело не уйдет никуда.
Таким образом, как мы выяснили, монгольское словесное искусство, испытанное за время своего развития иноязычным влиянием, демонстрирует огромное разнообразие в жанрах и источниках. И, что характерно, образ Чингисхана меняется в зависимости от источника. Прежде всего, Чингисхан – реальный исторический деятель, однако, попав в монгольский фольклор, его образ преобразовался соответствующим образом: он приобрел черты культурного героя, сакрального источника монгольских обычаев, навыков, народной мудрости.
В «Сокровенном сказании…», которое до сих пор, в силу своей многожанровости, не имеет в современной науке жанрового обозначения, будучи слишком «эпичным для летописи» и «слишком историчным для эпоса», образ Чингиса все-таки тяготеет к эпическим персонажам. Летописи же, как, например, «Желтая история», ставят Чингисхана на центральное место, но уделяют его личности не так много внимания.
Другое дело, сочинения, испытавшие влияние китайской исторической литературы. Это влияние привело к созданию литературного образа Чингисхана – идеального правителя, создателя великого и гармоничного государства, великодушного и строгого хана-отца.
Тем не менее, стоит отметить, что Чингисхан – сакральный герой самоидентификации монголов и центральная фигура монгольской литературы, все же не завладел всем пространством словесного искусства. Так, например, образ Чингисхана почти не встречается в сказочном фольклоре Монголии или волшебно-приключенческой литературе, поскольку его образ слишком историчен с одной стороны и слишком сакрален – с другой. Не приняла Чингисхана и буддийская письменная традиция. Легенд буддийского характера о нем мало, и все они имеют, в основном, локальный характер. Таким образом, Чингисхан – преимущественно герой монгольских мифов, преданий и сказаний. Как бы то ни было, в образе Чингисхана в монгольском фольклоре и литературе отразилась вся история монгольской словесности (поскольку Чингисхан появился на международной арене одновременно с возникновением в Монголии письменности), ее специфика, внутренняя структура и характер.