Для составления социально-психологического портрета личности, в первую очередь требуется объяснить, что обозначает термин "личность".

Э. Фpомм говорит: "Под личностью я понимаю целостность врожденных и приобретенных психических свойств, характеризующих индивида и делающих его уникальным. Различия между врожденными и приобретенными свойствами, в целом, синонимично различаю между темпераментами, талантами и всеми конституционно заданными психическими свойствами с одной стороны, и характером – с другой".

Таким образом, личность - это то, что позволяет предсказать, что сделает человек в данной ситуации. Цель психологического исследования личности - установить законы, по которым люди ведут себя во всех видах социальных ситуаций и общих ситуациях среды. Личность связана со всем поведением индивида, как внешним, так и внутренним .

Для составления психологического портрета необходимо особое внимание уделить, прежде всего, взаимосвязи и взаимовлиянию особенностям психоэмоционального склада, темперамента, стиля мышления и других психологических компонентов человека. В этом случае наиболее целесообразно переплетение событийной, фактологической информации о личности с интерпретацией его психологического архетипа.

Глубже всего характер и темперамент человека раскрывается в ситуациях, когда ему нет необходимости контролировать свои эмоции и поведение – то есть в кругу близких людей, например в семье. Каким был человеком в кругу семьи В.М. Молотов, достаточно подробно рассказал его внук В. Никонов.

По воспоминаниям Никонова: "Не могу сказать, что он был мягким человеком, скорее жестким. Дед обладал редким умением организовать свое время, жизнь, постоянно ставил перед собой какие-то цели…А в общем, это была скала, последний человек из ленинской когорты, глубоко убежденный в своей правоте, без капли сомнения в том, что его знания – истина в последний инстанции. Трудоголик, работавший 18 часов в сутки…Все делалось строго по расписанию. Каждый день порядок был один". "В отпуске плавал в море обязательно, в Черном море, когда было время. По воскресеньям зимой на лыжах ходил на даче. Но в воскресенье мы тоже работали"- рассказывал Молотов.

В 1921 году Молотов встретил женщину, которая на всю жизнь стала его спутницей – Полину Жемчужную, в этом же году они поженились, Молотову был тогда 31 год. В глазах Сталина именно она была главной проблемой Молотова. Сталин относился к ней с большой неприязнью, особенно после самоубийства Надежды Аллилуевой. Надежда и Полина были близкими подругами и Сталин считал, что именно Полина оказывала на Надежду дурное влияние. "Полина Жемчужина была очень волевой и амбициозной женщиной и благодаря такому характеру доминировала над мужем. Умная и амбициозная женщина стремилась к самостоятельной карьере и в 30-е занимала многие ответственные посты в правительстве, и муж этому способствовал". Сталин не без основания считал, что Молотов находится под влиянием жены и несколько раз рекомендовал оформить развод, вероятно, он не желал, чтоб на Молотова, занимавшего ключевые посты, оказывалось давление с двух сторон. В результате Жемчужина была обвинена в "измене Родине" и в связях с международным сионизмом. Все члены Политбюро проголосовали за арест Жемчужиной, Молотов воздержался, но не выступил с возрожением. В 1949 году Жемчужину арестовали. Бывший Генеральный секретарь ЦК Компартии Израиля С.Микунис рассказывает в своих воспоминаниях об одной из встреч с Молотовым:

"…Увидев его, я подошел к нему и спросил:

-Почему вы как член Политбюро позволили арестовать свою жену?

…Он с тем же стальным лицом, на котором не дрогнул ни один мускул, ответил:

- Потому что я член Политбюро, и я должен был подчиниться партийной дисциплине…Я подчинился Политбюро, которое решило, что мою жену надо устранить…". Жемчужину освободили только в после смерти Сталина, а 21 марта 1953 года она была восстановлена в партии.

" Мне выпало большое счастье, – говорил Молотов за столом перед гостями, – что она была моей женой. И красивая, и умная, а главное – настоящий большевик, настоящий советский человек. Для нее жизнь сложилась нескладно из за того, что она была моей женой. Она пострадала в трудные времена, но все понимала и не только не ругала Сталина, а слушать не хотела, когда его ругают, ибо тот, кто очерняет Сталина, будет со временем отброшен как чуждый нашей партии и нашему народу элемент."

Внук Молотова, известный политолог, Вячеслав Никонов пишет: "Они никогда не ссорились, постоянно ворковали, вместе ходили на прогулки…Конечно, дед чувствовал перед бабушкой какую-то вину, хотя я бы не винил его за 1949 год. Что он собственно мог тогда сделать?".

Когда спустя годы выяснилось, что у Полины Семеновны серьезные проблемы со здоровьем, ее положили в Центральную клиническую больницу. Молотову было 80 лет, но он каждое утро вставал в семь утра и шел на электричку. Доехав до Филей, пересаживался в метро и ехал до станции "Молодежная", затем на автобусе до больницы. И так каждый день в течение полугода.

Таким образом, без сомнения - В.М. Молотов любил свою жену и находился под ее влиянием, однако спасти ее от ареста он не смог. Вячелав Михайлович несомненно был человеком не глупым и понимал, что заступившись за Полину, следующим под удар попал бы и он сам. "Молотов всю жизнь страстно любил Полину Семёновну — пишет Л.Млечин. — Когда он куда-то ездил, то всегда брал с собой фотографию жены и дочери. Арест жены явился для него колоссальной трагедией".

Еще с юности, В.М.Молотов привык контролировать свои эмоции и поступки. Вспоминает Ф.Чуев: "…Сегодня Новый год. Один из гостей достал фотоаппарат и хочет сфотографировать Молотова за столом. Тот отказывается.

– Ну почему, Вячеслав Михайлович?

– Почему, почему… Не хочу я в пьяном виде сниматься.

– А кто пьян?

– Я, например. Я за собой не могу следить, и можно выбрать такой момент, что потом будешь всю остальную жизнь плеваться".

Существует много отзывов современников о В.М.Молотове. Виталий Воротников рассказывал о посещении Молотовым Куйбышевского авиационного завода в 1955 году: "Все были в восторге от его простоты, доступности: пожал испачканную машинным маслом руку работницы…, с интересом слушал объяснения слесаря, интересовался жильем мастера…, спросил о заработке, состоянии снабжения в городе. Все это было необычно и ново для нас".

Со своими подчиненными Молотов был ровен, холодно вежлив, почти никогда не повышал голоса и не употреблял нецензурных слов. Однако, "порой так мог отчитать какого-нибудь молодого дипломата, неспособного доложить о положении в стране своего пребывания, что тот терял сознание. И тогда Молотов, обрызгав беднягу холодной водой из графина, вызывал охрану, чтобы вынести его в секретариат, где мы общими усилиями приводили беднягу в чувство".

Чрезвычайно трудоспособный Вячеслав Михайлович не был яркой и харизматичной личностью, как Сталин, а заикание не позволило стать ему хорошим оратором и увлекать за собой массы на баррикады, может именно поэтому Молотов довольствовался ролью второго человека в стране, но не был готов стать первым.

По воспоминаниям секретаря Политбюро Бориса Баженова: "…В истории сталинского восхождения к вершинам власти он сыграл очень крупную роль. Но сам на амплуа первой скрипки не претендовал. Между тем он прошел очень близко…Молотов всегда и постоянно идет за Сталиным; он проводит всю работу по подбору людей партийного аппарата…Молотов представляет удивительный пример того, что делает из человека коммунизм. Я много работал с Молотовым. Это очень добросовестный, не блестящий, но чрезвычайно работоспособный бюрократ. Он очень спокоен и выдержан. Ко мне он был всегда крайне благожелателен и любезен и в личных отношениях со мной очень мил. Да и со всеми, кто к нему приближается, он корректен, человек вполне приемлемый, никакой грубости, никакой кровожадности, никакого стремления кого-нибудь унизить или раздавить".

А вот воспоминания Молотова о Баженове: "…Большой жулик. Я его помню. Красивый мальчик такой. Он сбежал в Иран. Я все удивлялся, как он к Сталину попал …Четыре года Баженов был у Сталина. Вероятно, был агентом. На десятых ролях был. Только в конце приблизился к Сталину".

Исчерпывающий портрет Молотова составил писатель Виктор Ерофеев, чей отец после войны был помощником Молотова: " Вячеслав Михайлович имел привычку полежать полчасика в течение дня. На круглом столе в комнате отдыха, возле кабинета, всегда стояли цветы, ваза с фруктами и грецкими орехами, которые обожал Вячеслав Михайлович … Он никогда не смеялся, а если улыбался, то нехотя, через силу. Молотов состоял из костюма с галстуком, землистого цвета лица, большого лба с глубокими залысинами, пенсне на породистом носу; щетинистых, но старательно подстриженных усиков. Отец не обнаружил в нем ни трибуна, ни пламенного революционера…Молотов не стучал кулаком по столу, но использовал обидные прозвища, вроде "шляпа", "тетя". Неожиданно вернувшись раньше времени от Сталина, к которому ходил еженощно, он застал отца за шахматами со старшим помощником Подцеробом.

- Я тоже играл в прошлом в шахматы, - оглядев игроков, сказал Молотов. –Когда в тюрьме сидел, в темной камере, где читать невозможно и делать совершенно нечего…

- Дисциплинированный человек, - говорил Молотов своим сотрудникам, никогда не простужается, ответственно относится к своей одежде и к своему поведению. Он не будет сидеть под форточкой или бегать без пальто в холодную погоду…

Молотов по словам отца был сухим, докучным, хотя и образованным человеком. Он любил долгие прогулки на природе, катался на коньках, пил нарзан с лимоном и обожал гречневую кашу. Однажды он озадачил отца:

- Что вы знаете о пользе гречневой каши? Узнайте и доложите".

Кстати, Вячеслав Михайлович очень серьезно относился к своему здоровью, Феликс Чуев однажды заметил, что Молотов читает без очков и спросил его почему. "Я без очков могу. Беречь надо. Как беречь? В полутемноте, в полусвете нельзя читать. Я это для себя запомнил. Я смотрю – Таня, Сарра Михайловна, они совершенно не берегут зрение, а потом будут жаловаться. Таких большинство. Это наша некультурность, учтите. Сказывается некультурность. Привыкли – кое какой свет, ладно, читаем, а это портит зрение."

Вячеслав Михайлович был человеком целеустремленным и настойчивым в достижении результата, однако за свою точку зрения он боролся лишь до тех пор, пока она не противоречила точке зрения Сталина. Именно это помогло ему устоять во время многочисленных чисток.

"1937 год был необходим. Если учесть, что мы после революции рубили направо налево, одержали победу, но остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны 37 му году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны. Ведь даже среди большевиков были и есть такие, которые хороши и преданны, когда все хорошо, когда стране и партии не грозит опасность. Но, если начнется что нибудь, они дрогнут, переметнутся. Я не считаю, что реабилитация многих военных, репрессированных в 37 м, была правильной. Документы скрыты пока, со временем ясность будет внесена. Вряд ли эти люди были шпионами, но с разведками связаны были, а самое главное, что в решающий момент на них надежды не было".

Одно из первых осуждений "врагов народа" списком Политбюро предприняло вскоре после убийства Кирова во время "кремлевского дела" 1935 года. 4 октября 1936 года список на 585 "участников контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации" одобрен Молотовым, Кагановичем, Постышевым, Андреевым, Ежовым. С этого дня и вплоть до конца 1938 года расстрелы списком стали повседневным делом. Больше всего списков -372- подписал Вячеслав Михайлович, на втором месте Сталин. Молотов прекрасно понимал, что, не подписав очередной список, вполне может сам оказаться в следующем.

Бдительности Молотов не терял никогда, он был очень осторожным человеком, ведь судьбу Каменева, Зиновьева, Бухарина определило то, что они слишком много болтали. Молотов никогда подобного не делал, так как понимал, что постоянно находится под контролем.

Валентин Бережков, работавший в качестве молотовского переводчика, рассказывает: " На переговорах в имперской канцелярии с германской стороны участвовали Гитлер и Риббентроп, а также два переводчика – Шмидт и Хильгерд…Молотов мне поручил подготовить проект телеграммы в Москву. В то время не было ни магнитофонов, стенографистов на переговоры вообще не приглашали, и переводчику надо было по ходу беседы делать в свой блокнот пометки. С расшифровки этих пометок я и начал работу, расположившись в кабинете…Провозившись довольно долго с этим делом, я вызвал машинистку…Едва машинистка вставила в пишущую машинку лист бумаги, как дверь распахнулась и на пороге появился Молотов. Взглянув на нас, он вдруг рассвирепел:

- Вы что, ничего не соображаете? Сколько страниц вы уже продиктовали? – Он особенно сильно заикался, когда нервничал.

-Только собираюсь диктовать.

-Прекратите немедленно, выкрикнул нарком .

Потом пошел поближе, выдернул страницу, на которой не было ни строки, посмотрел на стопку лежавшей рядом чистой бумаги и продолжал уже более спокойно:

-Ваше счастье. Представляете, сколько ушей хотело бы услышать, о чем мы беседовали с Гитлером с глазу на глаз?

Он обвел глазами стены, потолок, задержался на огромной китайской вазе, благоухающей розами…".

Подозрительный по природе и благодаря сталинской выучке, Молотов не рисковал. Где бы он ни был, за границей или в Советском Союзе, два или три охранника сопровождали его. В Чеквере, доме британского премьер-министра, или в Блэйтер-хаусе, поместье для важных гостей, он спал с заряженным револьвером под подушкой. В 1940 году, когда он обедал в итальянском посольстве, на кухне посольства появлялся русский, чтобы попробовать пиццу .

А вот воспоминания Черчилля: " Чрезвычайные меры предосторожности принимались для обеспечения личной безопасности Молотова. Его комната была тщательно обыскана полицейскими, опытные глаза которых самым внимательным образом осматривали до мелочей каждый шкаф…Объектом особого внимания была кровать, все матрацы были прощупаны на тот случай, не окажется ли там адских машин, а простыни и одеяла были перестланы русскими так, чтобы их обитатель мог выскочить в одну секунду…На ночь револьвер клали рядом с его халатом…".

Свою роль в НКИДе Молотов видел в доведении до сотрудников сталинских директив и их реализации в ходе переговоров с иностранными партнерами. Он так понимал задачи дипломатии:

" В большинстве случаев послы – передатчики, что им скажут, они только в этих пределах действуют. Я видел, когда мне приходилось действовать в качестве министра иностранных дел, особенно после Сталина, многие удивлялись, что я так самостоятельно веду себя, но я – самостоятельно только в пределах моих директив и стараюсь это подать в таком виде, будто бы обо всем мы обо всем договорились".

Из этого признания подчиненная роль Молотова в осуществлении внешней политики видна особенно явно. Очень точно роль Молотова в сталинской дипломатии охарактеризовал Леонид Млечин: "Молотов не был дипломатом в традиционном понимании этого слова. Он не был дипломатом, который должен очаровывать партнеров на переговорах, завоевывая друзей и союзников. Этим занимался Сталин, прирожденный актер. У них со Сталиным программа переговоров была расписана наперед. Сталин его выпускал первым, и Молотов доводил до каления своим упорством. Тот был в отчаянии, считал, что все сорвалось, а это была лишь разведка боем. После такой подготовки высокопоставленных гостей везли к Сталину…Во время бесед Сталина с иностранцами Молотов молчал, иногда Сталин обращался к нему, называя его Вячеслав, предлагая высказаться. Тот неизменно отвечал, что Сталин это сделает лучше. Иностранцы фактически жаловались на Молотова. И добродушный Сталин вроде им шел на уступки". В общем, все это похоже на игру в доброго и злого полицейского.

Весьма обстоятельный портрет Молотова мы можем найти в мемуарах у Черчилля о Второй мировой войне. Черчилль писал:

"Фигура, которую Сталин двинул теперь на престол советской внешней политики, заслуживает некоторого описания, которое в то время не было доступно ни английскому, ни французскому правительству. Вячеслав Молотов был человеком выдающихся способностей и хладнокровной беспощадности. Он пережил ужасающие случайности и испытания, которым все большевистские лидеры подвергались в годы победоносной революции. Он жил и преуспевал в обществе, где постоянно меняющиеся интриги сопровождались постоянной угрозой личной ликвидации" .

"Я встречал его на равной ноге только в переговорах, где иногда проявлялись проблески юмора, или на банкетах, где он благодушно предлагал длинную серию традиционных и бессмысленных тостов. Я никогда не встречал человека, более совершенно представляющего современное понятие робота. И при всем том это все же был, видимо, толковый и остро отточенный дипломат… один за другим щекотливые, испытующие, затруднительные разговоры проводились с совершенной выдержкой, непроницаемостью и вежливой официальной корректностью. Ни разу не обнаружилась какая-либо щель. Ни разу не была допущена ненужная полуоткровенность. Его улыбка сибирской зимы, его тщательно взвешенные и часто разумные слова, его приветливая манера себя держать делали его совершенным орудием советской политики в дышащем смертью мире" .

"Переписка с ним по спорным вопросам всегда была бесполезна и, если заходила далеко, кончалась лганьем и оскорблениями. Только раз я как будто видел у него нормальную человеческую реакцию. Это было весной 1942, когда он остановился в Англии на обратном пути из Соединенных Штатов. Мы подписали англо-советский договор, и ему предстоял опасный полет домой. У садовой калитки на Даунинг-стрит, которой мы пользовались для сохранения секрета, я крепко взял его за руку, и мы посмотрели друг другу в лицо. Внезапно он показался глубоко взволнованным. За маской показался человек. Он ответил мне таким же рукопожатием, и это было жизнью или смертью для многих… В Молотове советская машина, без сомнения, нашла способного и во многих отношениях типичного для нее представителя - всегда верного члена партии и последователя коммунистической доктрины… Мазарини, Талейран, Меттерних приняли бы его в свою компанию, если бы существовал другой мир, в который большевики позволяли себе входить" .

Чарльз Болен, который нередко встречался с Молотовым и Сталиным в 1945-1946 годах, отмечает в своих мемуарах не только несколько унизительное и даже презрительное отношение Сталина к своему министру иностранных дел, но и раболепное отношение Молотова к Сталину, Ч. Болен, в частности, писал:

"Молотов был также великолепным бюрократом. Методичный в процедурах, он обычно тщательно готовился к спорам по ним. Он выдвигал просьбы, не заботясь о том, что делается посмешищем в глазах остальных министров иностранных дел. Однажды в Париже, когда Молотов оттягивал соглашение, поскольку споткнулся на процедурных вопросах, я слышал, как он в течение четырех часов повторял одну фразу: "Советская делегация не позволит превратить конференцию в резиновый штамп", - и отвергал все попытки Бирнса и Бевина сблизить позиции".

"В том смысле, что он неутомимо преследовал свою цель, его можно назвать искусным дипломатом. Он никогда не проводил собственной политики, что открыл еще Гитлер на известной встрече. Сталин делал политику; Молотов претворял ее в жизнь. Он был оппортунистом, но лишь внутри набора инструкций. Он пахал, как трактор. Я никогда не видел, чтобы Молотов предпринял какой-то тонкий маневр; именно его упрямство позволяло ему достигать эффекта" .

Кроме того, что Молотов был великолепным исполнителем воли Сталина, он был еще к тому же не плохим актером, когда надо мог сыграть и слезы и истерику, интересен случай с финской делегацией, где Вячеслав Михайлович великолепно разыграл, явно с ведома Сталина, нервный припадок : "К нам из Красной залы донесся какой-то необычный шум, послышались громкие возгласы, среди которых выделялся голос Молотова. Он сильно заикался – значит, был чем-то крайне раздражен. Я поспешил к нему и, войдя в залу, увидел собравшихся вокруг наркома послов США, Англии, Японии, Китая и других стран, а также весь состав шведской миссии. Резко жестикулируя, что он делал очень редко, Молотов выкрикивал:

-Мы больше не намерены терпеть упрямство финнов! Если эти засранцы и дальше будут упорствовать, мы их сотрем в порошок! Мы камня на камне не оставим. Пусть не считают нас простаками. Мы знаем об их шашнях с гитлеровцами. Нас не проведешь. Если они хотят продолжать войну, они ее получат. Нет такой силы, чтобы остановить Красную Армию..

Гости, пожалуй ни разу не присутствовавшие при такой сцене, с удивлением и опаской поглядывали на всегда казавшегося лишенным эмоций Молотова…Наконец нам удалось оттеснить его от публики, вывести в коридор и дальше к выходу. По пути он продолжал выкрикивать ругательства в адрес финнов, а когда его усадили в машину, пытался выбраться из нее.

В конце концов он уехал, сопровождаемый двумя лимузинами с охраной. И сразу же особняк покинули все послы. Они явно спешили отправить своим правительствам депеши о столь сенсационном инциденте и о угрозах Молотова уничтожить Финляндию. На следующее утро Молотов вызвал меня в свой кабинет. Он был в хорошем расположении духа и лукаво ухмылялся.

- Вы ведь были вчера на приеме?- спросил он и, не дожидаясь моего ответа, продолжал: - Расскажите подробнее , что там произошло.

Я стал воспроизводить в общих чертах то, чему был свидетелем.

- Нет, - перебил он, - говорите все как было, без купюр. Что я сказал, как отнеслась публика?

-Мне кажется, что гости были очень шокированы, даже испуганы, - закончил я свой ответ.

Молотов остался явно доволен. Он отпустил меня со словами: "Очень хорошо, прекрасно". И я понял, что вчерашняя сцена была им специально разыграна…".

Цель этого припадка – напугать шведов и финнов, а также американцев и англичан. Этот "взрыв" действительно все приняли за чистую монету, а в Москву, в скором времени, прибыла финская делегация, и было заключено перемирие.

Молотов все время всегда и постоянно идет за Сталиным; он проводит всю самую серьезную работу по подбору людей партийного аппарата - секретарей крайкомов и губкомов - и созданию сталинского большинства в ЦК. Он десять лет будет вторым секретарем ЦК. Когда Сталину нужно, он будет председателем Совнаркома и СТО; когда нужно, будет стоять во главе Коминтерна; когда нужно, будет министром иностранных дел.

О сталинском правлении Молотов отзывался так: "Конечно, мы наломали дров. Сказать, что Сталин об этом ничего не знал, — абсурд, сказать, что он один за это отвечает, — неверно. Если обвинять во всем одного Сталина, то тогда он один и социализм построил, и воину выиграл. А вы назовите того, кто меньше, чем Сталин, ошибался? Сыграл свою роль наш партийный карьеризм — каждый держится за свое место. И потом у нас если уж проводится какая-то кампания, то проводится упорно, до конца. И масштабы, и возможности большие. Контроль над органами был недостаточным. Революции без жертв не бывает". До конца своих дней Молотов утверждал, что политика Сталина была единственно верной, и оправдывал все злодеяния тоталитарного режима.

Принимая во внимание указанные выше внешние и поведенческие признаки В.М.Молотова, такие как: принципиальность, постоянство, устойчивость, терпеливость, самообладание, надежность, безразличие, "толстокожесть", сухость – мы можем предположить, что по типу темперамента, он, скорее всего, является флегматиком.

Флегматик – хладнокровен, медлителен, спокоен, не сразу поддается чувствам, обычно отличается постоянством. Он не склонен к принятию скоропалительных решений, свои страдания переносит терпеливо, спокойно реагирует на переживания других, жалуется редко, с трудом переключается с одного вида деятельности на другой, плохо приспосабливается к новой обстановке.

Тип нервной системы - уравновешенный. Человек с таким типом нервной системы собран и спокоен в самой напряженной ситуации. Без труда подавляет ненужные желания и мысли. Работает равномерно, без резких колебаний.

В соответствии с конституционной классификацией характеров Кречмера, В.М.Молотова можно отнести к атлетикам – этот человек спокоен, маловпечатлителен, отличается не очень гибким мышлением.

Ведущими чертами характера можно назвать: ответственность, исполнительность, склонность к рутинной работе – по отношению к труду; замкнутость, черствость – по отношению к другим людям; аккуратность, бережливость – по отношению к вещам.

Вячеслав Михайлович всю свою жизнь был сдержанным и сухим в обращении человеком, он всегда был как бы застегнутым на все пуговицы. Вел достаточно активный образ жизни, писал много статей, много работал. Он никогда и ни в чем не раскаивался, всегда оставался твердым и непоколебимым.