Содержание

Введение

Глава I Становление юридической лингвистики

§1 Возникновение юридической лингвистики: этапы и основоположники

§2 Проблемы становления современной юридической лингвистики

Глава II Юридическая лингвистика – самостоятельная юридическая наука

§1 Предмет и метод юрислингвистики

§2 Основные задачи и коллизии, решаемые современной юридической лингвистикой

Заключение

Библиографический список

Введение

Моя работа вписана в контекст становления юридической лингвистики как специфической отрасли лингвистического знания и особого раздела социолингвистики и посвящена описанию проблем становления юридической лингвистики, особенностей юридического функционирования языка.

Любые формы социального взаимодействия, в том числе и естественная коммуникация, неизбежно рождают потребность юридизации. Конфликтные отношения, связанные с языко-речевыми явлениями, есть социальные отношения особого типа, подлежащие правовому регулированию.

Предопределяющий юридизацию языка его конфликтогенный потенциал обусловлен, с одной стороны, стихийностью естественного языка, которые в любой момент коммуникации могут привести к конфликту непонимания, с другой стороны, - существованием специальных средств «создания» конфликта, реализуемых в собственно конфликтном противостоянии.

Проблема юридизации языка связана с поиском баланса языковых и правовых презумпций. Специфическая онтология юридизации языка формирует особый гносеологический подход, связанный с реализацией последовательного взгляда на язык сквозь призму тех законов, которые определяют вовлечение конкретных явлений языка в юридическую практику. В результате складывается междисциплинарная отрасль знания, системно исследующая юридический аспект языка, — юрислингвистика.

Актуальность этой работы обусловлена несколькими факторами, которые сводятся к собственно лингвистическим и экстралингвистическим.

1. В отечественном языкознании отсутствуют системные разработки юридического аспекта языка, который в широком смысле является одним из сложных предметов социолингвистики, анализирующей социальные аспекты речевого взаимодействия, разные виды взаимоотношений между языком и обществом. Функционирование языка, определяемое нормой закона, до последнего времени не было предметом системных социолингвистических исследований.

Комплексному системному рассмотрению процесса юридизации языка способствует динамизация лингвистических и юридических исследований, посвященных анализу юридических аспектов языка (работы В.Н. Базылева, А.Н. Баранова, Ю.А. Бельчикова, Е.И. Галяшиной, Н.Д. Голева, М.В. Горбаневского, Т.В. Губаевой, В.И. Жельвиса, В.И. Карасика, Н.Б. Лебедевой, A.A. Леонтьева, Н.Б. Мечковской, Н.В. Сайковой, Ю.С. Сорокина, B.C. Третьяковой, Т.В. Чернышовой, Б.Я. Шарифуллина и др.), и лингвистических аспектов права (работы A.C. Александрова, В.М. Баранова, И.В. Заяц, Е.А.Крюковой, H.A. Любимова, А.Р. Ратинова и др.).

2. Научная парадигма системно-статического описания устройства языка сменилась парадигмой функционально-динамической, что обусловило рассмотрение всех традиционных языковых феноменов в новом аспекте.

Пограничная область лингвистики и юриспруденции предоставляет возможность изучать язык не в «самом себе и для себя», а в контексте смежных с ним феноменов. Это привело к глобализации объекта лингвистического интереса: изучение отдельных минимальных лингвистических единиц сменяется изучением дискурса. Функционирование конфликтных текстов, фиксирующих конфликтные отношения или способных привести к таковым, подлежит правовому регулированию, основания легитимности которого заложены в его соответствии языковым законам. В связи с этим юридическое функционирование конфликтных текстов ставит задачи комплексного анализа текста, а не какого-либо его отдельного параметра.

3. Антропоцентризм как принципиальная установка современной лингвистики предопределяет потребность не в "очищенных" от конкретных речевых ситуаций формулах и инструкциях, а в информации, учитывающей в максимальной степени феномен жизни человека - со всеми его психическими, социальными, этнокультурными характеристиками. «Экстремальное» функционирование языка представляет собой воплощение различных человеческих устремлений, и юридизация такого функционирования невозможна в отвлечении от социальных, этнокультурных, психологических и пр. «наслоений».

4. В обществе сформировался социальный заказ на исследование юридического аспекта языка. Язык имманентен праву, и их стихийное сосуществование, долгое время не замечаемое, нуждается в изучении и переводе в регулируемый процесс. Это касается всех стадий существования права - от правотворчества до реализации права.

Особенно значим социальный заказ в сфере лингвистической экспертизы. Либерализация слова в российском обществе породила многочисленные конфликтные речевые ситуации, к которым оказались не готовы ни традиционная лингвистика, ни классическая юриспруденция. Наука отвечает на запросы общества увеличением числа прикладных задач, требующих специальных исследований. Становление юридической лингвистики показывает, что это новый вид прикладного лингвистического исследования, которое должно вестись по особым правилам и для особых целей.

Социальная значимость юридического функционирования языка обусловливает необходимость разработки теоретических основ и практических моделей юридизации языко-речевых явлений.

Глава I Становление юридической лингвистики

§1 Возникновение юридической лингвистики: этапы и основоположники

Юридическая лингвистика или юрислингвистика – это довольно новая область языкознания. Она лежит на стыке языка и права и тем самым носит междисциплинарный характер. Хотя нельзя не отметить, что вопросами взаимосвязи языка и права занимаются уже давно и юристы, и лингвисты. Юристы Древнего Рима, сформулировав положение о том, что «право может и должно быть определенным» [1. С. 68], отразили в нем ту задачу, которую и призвана решать юрислингвистика, а именно, сделать юридический текст точным по своему содержанию и одновременно понятным.

Одна из основных проблем юрислингвистики – толкование понятий чести, достоинства, оскорбления, мнения, сведения, порочащего сведения была поставлена в 1997 году выходом коллективного труда «Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности» во главе с А.А. Леонтьевым. В нём было доказано, что данные понятия, хотя и используются в тексте закона, не являются строгими терминами, и это обстоятельство существенно затрудняет судебное разбирательство и обслуживающую его экспертную деятельность.

С этого времени постепенно реализуется задача выработки единых правил и критериев судебно-экспертной деятельности. Значительным событием на этом пути было появление коллективов лингвистов-экспертов "ГЛЭДИС" и "Лексис".

Коллектив "Лексис", в свою очередь, становится российским центром, аккумулирующим юрислингвистическую и лингвоюридическую научную и практическую деятельность в их единстве.

Ещё одним значительным движением вперёд является утверждение специализаций «филологическое обеспечение документоведения», «…журналистики», «…редакционно-издательской деятельности», «…искусствознания», «менеджмент в филологической деятельности» в перечень наименований специализаций по специальности 021700 – «Филология» Пленумом НМС по филологии УМО университетов РФ. В 2001 году в этот перечень уже была включена специальность «Лингвокриминалистика». Естественным на этом фоне выглядит и номинация «филологическое обеспечение профессиональной коммуникации (юридическая лингвистика)», к которой по сути сводится объявляемая специализация «Лингвокриминалистика» в Алтайском государственном университете.

Первая Международная конференция по юридической лингвистике прошла в г. Кемерово, где на факультете филологии и журналистики КемГУ в настоящее время сформировался уникальный коллектив специалистов, занимающихся проблемами на стыке языка и права. В их числе выпускники кемеровских вузов профессора Л.А. Араева, П.А. Катышев, доценты Е.В. Евпак, А.А. Бугаец, аспиранты О.С. Голикова, Т.В. Князькова. В 2004 году на работу в Кемеровский госуниверситет перешли доктора наук профессора Н.Д. Голев, Н.Б. Лебедева, доцент Н.В. Сайкова, докторанты О.П. Сологуб и Н.И. Доронина, аспиранты Коряковцев А. и Головачева О., имеющие большой опыт в теоретических исследованиях, организационной и экспертной деятельности в юридико-лингвистической сфере.

Что касается самой номинации этой новой отрасли знания, то в последнее время активно испытываются разные термины с разным объемом и содержанием: юридическая лингвистика, юрислингвистика, лингвоюристика, правовая лингвистика, судебная лингвистика, лингвокриминалистика, судебное речеведение, грамматика права и др.

Такое разнообразие терминов говорит, во-первых, о необходимости выделения науки, объектом которой является стык языка и права, и во-вторых, о том, что данная дисциплина находится пока на начальном этапе.

Отдельно стоит сказать о термине «лингвокриминалистика». Он предполагает узкий, более специализированный смысл, который привязан к термину «криминалистика», ориентирующему на деятельность по раскрытию преступлений – прежде всего, следственную и экспертную. Такое понимание в основном предполагает и сама утверждённая в 2001 году специализация «Лингвокриминалистика» на филологическом факультете МГУ. В будущем, возможно, значение данного термина будет расширятся в связи с необходимостью вовлечения в данную дисциплину более широкого спектра знаний.

Основному же термину «юрислингвистика» 10 лет – он был введён в 1999 году Н.Д. Голевым, доктором филологических наук, профессором, академиком СО РАН ВШ.

§2 Проблемы становления современной юридической лингвистики

Социальные функции языка исключительно широки. В литературе по социальной лингвистике регулярно отмечаются выходы языка в культуру, религию, этногенез, национальное и политическое самосознание и государственное строительство1. Общеизвестны связи лингвистики, которыми она весьма гордится, с биологией, психологией, географией, историей, социологией, логикой, философией и многими другими науками. Некоторые из таких связей столь устойчивы и регулярны, что на их основе сформировались самостоятельные отрасли языковедческого знания: психолингвистика, социолингвистика, этнолингвистика, когнитивная лингвистика и т.д. Однако в лингвистических учебниках и справочниках за малым исключением2 не находится места юридическому аспекту языка и связям языкознания с юриспруденцией. Есть лишь отдельные замечания в специальной литературе, свидетельствующие о том, что такой аспект объективно существует и является весьма значимым предметом лингвистической науки.. Ср., например: “Поскольку язык представляет собой общественное явление, возникли тенденции сопоставить его с некоторыми сторонами общественной жизни. Так, институциональный характер языка, в котором большое значение имеет явление нормы, натолкнуло лингвистов на сравнение языка с правовыми установлениями. Сравнению языка с правом большое внимание уделяют итальянские ученые ... Это, по-видимому, не случайно: в Италии была жива традиция древнеримской юриспруденции и права” [1. с.163].

У лингвистики и юриспруденции, действительно, всегда было и есть много общих сфер, и тенденции к сближении этих наук вполне объективны. Видимо, не случайны в этом плане, к примеру, стихийные терминологические перекрещивания, все чаще наблюдаемые в последнее время: к “старым” лингвистическим терминам типа НОРМА, ЗАКОН, РЕГЛАМЕНТАЦИЯ, УСТАНОВЛЕНИЕ, издавна существовавшим в языкознании, добавляются новые - ПРЕЦЕДЕНТ, ПРЕЗУМПЦИЯ, СУБЪЕКТ (ДЕЯТЕЛЬНОСТИ), КОДЕКС3, АКТ (РЕЧЕВОЙ), УЧАСТНИКИ (РЕЧЕВОЙ СИТУАЦИИ), ДИСКРИМИНАЦИЯ (ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ), ЗАЩИТА ЭКОЛОГИИ ЯЗЫКА и др. Пафос предлагаемых заметок в этом плане во многом обусловлен следующим тезисом: стихийный этап сближения двух наук исчерпан, оно (сближение) не ограничено спорадическим сходством терминологии, но имеет фундаментальный характер. Стихийный этап должен быть осмыслен и на этой основе сформирована “рациональная” юрислингвистика, осознающая свой предмет, проблемы и задачи, отличающие ее и от “чистой” лингвистики и юриспруденции.

Незамечание юридического аспекта языка в отечественной лингвистике явственно обнаруживает себя на разных фонах. Наиболее значимы из них следующие три.

Первый - очевидная социальная, политическая4 и коммуникативно-языковая актуальность теоретического и практического характера; она проявляется, в частности, в социальной заявке на разработку юрислингвистических вопросов в юриспруденции, средствах массовой информации, некоторых сферах политики.

Значимость юридического аспекта языка имеет как универсальный, так и конкретно-исторический характер. Языковое общение - одна из форм социального взаимодействия, носящего нередко конфликтный характер, неизбежно рождает потребность его “юридизации”. В самом языке во многих его сферах всегда существовала тенденция к регламентации, в результате которой стихийная нормативность, как правило, сменяется кодификацией, сначала рекомендательной, а затем и более жесткой. Так, например, было с русской орфографией. Она пережила этапы стихийности, которая развилась до этапа жесткой регламентация на уровне орфографических кодексов, неоднократно сменявших друг друга, и, наконец, достигла этапа “юридического”, связанного с участием орфографии в реализации образовательного права в советском и постсоветском обществах (мы имеем в виду ее роль в разного рода экзаменах). Стихийное регулирование по мере накопления и углубления конфликтных ситуаций все более стимулирует процессы собственно “юридизации” языка, отношений людей в связи с использованием языка и т.п., которые являются весьма специфическими и поэтому требующими от юриспруденции особого отношения. Либерализация российской общественной жизни и особенно актуализация проблемы “права человека” породила массу конфликтов, и прежде в рамках закона о защите чести и достоинства личности, где роль языка и речи является нередко определяющей. Неразработанность лингвистических аспектов права является определенным стимулом увеличения их числа, с одной стороны, и стремления уклониться от обращения в суд с другой, что придает проблемам разработки лингвистических аспектов права обостренно социальный характер. Не случайно, что первой отечественной работой, посвященной конкретно-практическим аспектам взаимодействия правоведения с лингвистикой, стала вышедшая из печати в серии “Журналистика и закон” в издательстве “Права человека” книга [изд. М: 1997] в которой проблема словесного оскорбления личности, представляемая в данной работе в лингвоюридическом аспекте, заняла центральное положение.

Вторым фоном является зарубежная юрислингвистика: в западноевропейской и американской литературе юридический аспект языка и лингвистический аспект права представлены более широко и разнообразно, особенно активно разрабатываются вопросы юридической герменевтики и логики (интерпретации, аргументации, лингвистической экспертизы и мн. др.). Полное и глубокое представление о зарубежной лингвоюристике (и отчасти - юрислингвистики) дает научно-аналитический обзор [Юридические понятия и язык права, изд. СПб: 1986] (составитель С.В. Лёзов), в котором приводится большой библиографический список работ зарубежных авторов5.

Третий фон - непосредственно юриспруденция, которая уже давно разрабатывает лингвистические аспекты права6, и это само по себе делает необходимым постановку вопроса о теоретическом и практическом взаимодействии двух наук. В настоящее время эту проблему ставят исключительно теоретики права, чаще всего подчеркивающие приоритетную специфику юриспруденции и обходящие или упрощенно трактующие специфику лингвистическую, хотя отдельные авторы поднимаются над одноаспектным, так сказать, “ведомственным” видением роли лингвистики в праве. Ср. мнение С.С. Алексеева, которое высказано в связи с оценкой известной работы доктора юридических наук А.А. Ушакова, посвященной лингвистическим аспектам права [2 стр. 67]: “...А.А. Ушаков рассматривает законодательную стилистику (стилистику законодательной речи) в качестве теории, одновременно относящейся и к юридической науке, и к лингвистической науке, к литературоведению. Действительно, на стыках наук возникают специфические научные дисциплины. Однако это не должно приводить к смешению научных аспектов в теоретическом анализе. Ведь дисциплины, возникающие на стыках наук, имеют комплексный характер: в их рамках строго различаются науковедческие ракурсы (планы). А каждая наука имеет свою систему понятий, свой категориальный аппарат, при помощи которого осваиваются факты действительности” [3; с. 287-288]. И все же в большинстве правоведческих работ, касающихся языкового аспекта права, наблюдается тенденция отвлечения от собственного лингвистического своеобразия при рассмотрении языко-правовой сферы и сосредоточения на “юридизированном” состоянии языка, определяемом его местом в системе права. Своеобразие определяется естественными закономерностями языка, доступными лишь собственно лингвистическим методам.. Необходимость широкого диалектического взаимодействия обоих аспектов - лингвистического им юридического - представляет собой кардинальное основание для выделения таких промежуточных дисциплин, как юрислингвистика и лингвоюристика.

Таким образом, несмотря на всю теоретическую и практическую значимость проблемы, связанной с квалификацией специфической природы юридического языка, она не стала осознанно вычлененным объектом исследования в лингвистической науке. В этой ситуации вполне закономерным становится тот факт, что данную проблему, лингвистическую по сути, решают (точнее сказать - вынуждены решать) юристы, некоторые из которых - отметим еще раз - осознают не только юридический, но и лингвистический ее статус. Весьма примечательной в этой связи нам представляется следующий тезис в его логическом развитии. Начальник отдела лингвистической экспертизы законопроектов Правового управления Аппарата Государственной Думы в своем пособии, обобщая опыт работы своего управления, справедливо отмечает в “преамбуле”: “Поднимаемые в нашей работе проблемы, связанные с необходимостью более внимательного отношения к языку законодательства, особенно актуальны в связи с тем, что до сих его специфика не исследована в должной мере учеными-лингвистами” /выделено нами. - Н.Г./ [4; с.5]. На эту тему, как полагает автор (вслед за А.С. Пиголкиным, доктором юридических наук), имеется “всего лишь несколько статей”, и самое примечательное здесь в том, что они принадлежат вовсе не “ученым-лингвистам”, как можно было бы ожидать из приведенного тезиса, а исключительно юристам.

Глава II Юридическая лингвистика – самостоятельная юридическая наука

§1 Предмет и метод юрислингвистики

Объектом юрислингвистики являются взаимоотношения языка и закона. Юрислингвистика изучает отношение языка к закону. Юридический аспект языка - предмет юрислингвистики.

Юридический аспект языка - это, во-первых, те естественные языковые проявления, которые "сами в себе" содержат элементы права, в каждом из которых можно увидеть определенные потенции юридизации. Говоря о юридизированных проявлениях естественного языка, мы прежде всего имеем в виду языковые нормы, как стихийные, так и – особенно - кодифицированные. В определенном смысле их приближение к юридической сфере означает необходимость достаточно высокой степени канонизации естественных "прав" языка и носителей языка, в антрополингвистическом (социальном) плане здесь следует говорить о правах пользователей языка на удобное (недискриминационное) пользование им. Но несомненно право на существование имеет и онтологическое понимание языка как объекта правовой защиты.

Во-вторых, в сферу юрислингвистики входят те закономерности естественного языка, которые лежат или должны лечь в основания текста закона, во многом определяющие как его создание, так и применение в юридической практике.

С позиций лингвистики первый аспект может быть назван юридическим аспектом языка, в этом аспекте предметом юрислингвистики являются процессы, ведущие к юридизации языка и отношений людей по поводу языка. Еще раз подчеркнем: предпосылки и возможности юридизации языка (и социальных отношений между носителями языка) вытекают из самого языка и определяются им - его собственными особенностями, законами и нормами; второй - металингвистическим аспектом юридического языка, его онтологической базой является юридический язык.

В первом аспекте язык, носители языка - субъекты и объекты права, во втором аспекте язык представлен как средство, с одной стороны, создания и понимания закона (законотворческая и интерпретационная функции естественного языка в юридической сфере) и, с другой стороны, - применения закона, где язык - предмет (или средство) экспертизы (лингвоэкспертная функция практического знания языка и теоретических знаний о языке, требующих обращения к специальной лингвистической компетенции).

В онтологическом основании языко-правовой сферы как предмета юрислингвистики лежит механизм нормообразования в языке, в котором заложены (в той или иной степени) потенции и начальные элементы собственно юридической нормативности. Первые (с точки зрения последних) представляют собой стихийно-естественные начала права, являющегося рационально-искусственным образованием. Так же, как стихийные (неписаные) моральные нормы узакониваются каноническим правом, стихийные нормы языка трансформируются в законы, регулирующие взаимоотношения человека и языка или взаимоотношения людей в связи с использованием языка, а в некоторых случаях - взаимоотношения различных сфер языка.

Закономерности языка как структурно-семантического образования, с одной стороны, и закономерности его стихийного речевого функционирования, с другой стороны, в "нормальном" варианте детерминируют их рациональную языковую кодификацию, которая в свою очередь естественно перерастает в кодификацию юридическую. "Естественно" - в рациональном регистре означает, конечно, то, что кодификатор основывает свою деятельность на знании (предполагающем предварительное изучение) стихийных закономерностей устройства и функционирования языка: он выбирает из возможных вариантов оптимальный, соответствующий обеим детерминантам.

Неформальный, сущностный учет интересов языка в языко-правовом пространстве предполагает прежде всего учет диалектического единства результатов воздействия двух детерминант языковых норм - системной и функциональной, - действующих далеко не всегда синхронно и непротиворечиво. К примеру, орфографические нормы вовсе не обязательно носят отражательный (по отношению к законам языка как системно-структурного образования), так как во многом они вытекают из традиций письменно-речевой деятельности, и по этой причине они могут быть достаточно условными по отношению к ним, вследствие чего перед кодификатором-лингвистом всегда стоит непростой вопрос: на какую норму ориентироваться. Стоят они и перед пользователями языка. Например, издатель Пушкина вынужден решать, писать ли строку "Евгения Онегина" Бывало, он еще в постеле, ориентируясь на традицию передачи "еще пушкинского" написания В ПОСТЕЛЕ (отражающего определенные грамматические нормы того времени) или на современные нормы, прямо детерминированные структурными особенностями современного русского языка. Соотношение данных детерминант вообще и для данного случая в частности - проблема сугубо лингвистическая. Юридический ее аспект возникает в том случае, если возникнет необходимость придать выбору написания правовой характер, например - в инструкции для издателей последнем может быть вменено либо строго следовать современным нормам, либо авторским написаниям (в том числе авторам прошлого века). Очевидно, что и то и другое юридическое решение было с точки зрения лингвистики (в данном случае - уже юрислингвистики) достаточно примитивным, упрощающим языковую сторону вопроса, ибо лингвист хорошо представляет, что многоплановое устройство языка делает нелигитимной (=объективно нефункциональной) одноплановую его регламентацию, следовательно, он должен ("по определению") настаивать на более гибкой регламентации, учитывающей интересы языка - а именно, более или менее гармонического соотношения противоречивых планов языка, обеспечивающих его динамическое (само)равновесие и (само)развитие. В данном конкретном случае - это равновесие интересов творческих пользователей языка и консервативных интересов нормативной стороны языка, стоящей на страже интересов взаимопонимания; понятно, что последняя функция предполагает ограничение "чрезмерно творческого" отношения к языковым нормам. В этих условиях рассчитывать на простую (с точки зрения лингвиста - непрофессиональную) регламентацию не приходится, что и предполагает необходимость участия в разработке норм языкового права лингвистов, а именно - юрислингвистов. Последние, разумеется, ясно понимают принципиальную необходимость подхода к юридической регламентации не только со стороны языка, но и со стороны права, подходя, исходящего из системы существующих законов и юридической практики, и необходимость в связи с этим аспектом определенного упрощения объективно сложных, диалектически устроенных стихийных закономерностей языка. Но именно в рамках такого понимания юрислингвисты должны противостоять упрощению языка при его правовой регламентации.

Одна из ключевых проблем лингвистики, которая естественным образом становится фундаментальной для юрислингвистики, - проблема сомой природы языка его слов (имен), которая формулируется в древнем философском споре о том, как возникают имена: по природе или по установлению. Совершенно очевидно (об этом явственно свидетельствуют многие работы правоведов, касающихся юридического аспекта языка), что юристы склонны видеть в языке только сторону "по установлению" и именно на ней основывать свою законотворческую и правоприменительную деятельность в связи с языком и речью. Все, что касается природно-стихийной стороны не замечается ими, значимость этой стороны недооценивается, а известный постулат Ф. де Соссюра, непреложный для лингвистов ("из всех общественных установлений язык оставляет наименьшее поле для инициативы") просто не воспринимается. В сознании большинства юристов-законодателей язык есть "рукотворный феномен", регламентирующая деятельность юристов есть вид такой же "рукотворной" деятельности, направленной на его "улучшению" (что, разумеется, отчасти справедливо; вопрос, лишь в том, каково соотношение "частей" в разных участках языка). Возможно, именно поэтому в праве до сих пор нет понятия языковой экологии, предполагающего защиту языка как некоего самостоятельного, хотя и пассивного, субъекта права, нуждающегося в защите, подобно природным явлениям: чистому воздуху и рекам, животным и т.п.

Подобным же образом складывается ситуация в сложнейшем вопросе о сущности языка. Его представляют логико-рационалистическое (материалистическое в своей основе) направление философии, логики и лингвистики (язык - средство выражения мысли) и романтическое видение языка, исходящее из идеи, что язык есть орган, образующий мысль, возникновение мысли неотделимо от языка (он ее внутренняя, а не внешняя форма). Понятно, что право, основанное на логике, видит лишь первую сторону языка, но это лишь одна сторона его сущности. Язык в такой же мере рационален, как и иррационален, так же детерминируется категориями логического познания мира, как и чувственного, регламентировать же его, имея в виду только одну ипостась языка, значит создавать законы, изначально имеющие ограниченный диапазон действия. Это же самое можно сказать о диалектических антиномиях дискретного и непрерывного, творчески-динамического и консервативно-статического начал языка: лишь лингвист (и юрислингвист, в частности) может достойно отстаивать в законотворческой и правоприменительной деятельности первые из названных членов, составляющих внутреннюю сущность жизнедеятельности естественных языков.

Таким образом, можно сделать вывод, что методологическую специфику юрислингвистики в настоящее время определяет рассмотрение языко-правовых сферы и частных явлений, относящихся к ней, в аспекте важнейших лингвистических параметров, среди которых в первую очередь выделяются следующие пять:

1) "естественное (природное) - искусственное (рукотворное)",

2) отражательное (по отношению к языку) - условное (по отношению к языку),

3) "стихийно-чувственное - рационально-логическое",

4) "консервативно-статическое - творчески-динамическое",

5) "непрерывное - дискретное".

§2 Основные проблемы и коллизии, решаемые современной юридической лингвистикой

Юрислингвистика призвана решать самые разнообразные проблемы лингвоправового пространства, как, например, лингвистическая экспертиза юридических документов, создание рекомендаций по разработке текстов законов и иных нормативно-правовых актов, теоретические и практические исследования в области юридического перевода, криминалистические исследования в определении языковой стратегии и многие другие. Вопросы юрислингвистики занимают языковедов разных стран.

Первые исследования языка права на материале русского языка начались еще в прошлом веке, однако первоначально язык законодательства исследовался в первую очередь только с точки зрения его особого функционального стиля, специально предназначенного для изложения и последующего применения правовых норм. В рамках теории функционального стиля были разработаны общие правила, касающиеся создания нормативного правового текста, а именно правила о порядке слов в нормативном высказывании, о синтаксической глубине предложения, о количестве определений после определяемого слова, о синтаксической структуре предложения правовой нормы и т. п. Эти правила в настоящее время носят уже не только рекомендательный характер, но и являются основой для лингвистической экспертизы нормативных актов. В последнее время звучат требования расширить теоретические основы лингвистической экспертизы законопроектов: применять не только логические и нормативно стилистические критерии оценки текста, но и положения общего языкознания о референции (соотнесенности языкового знака с неязыковой действительностью), а также использовать данные психолингвистики и теории коммуникации о закономерностях смыслового восприятия текстов.

На современном этапе в России лингвистические исследования в области права концентрируются на проблеме создания достаточно высоких лингвистических стандартов в сфере языка законодательства с целью создания понятного текста закона.

Исследования языка права проводятся и на материале английского языка. Основным предметом исследования американских и английских юристов и лингвистов является язык и стиль юридических документов с точки зрения неспециалистов в области права. Центральными темами являются лингвистическая экспертиза в судебном процессе, проблемы коммуникации на стадии дознания в полиции, где часто используются противоположные коммуникативные стратегии, роль юридического переводчика на судебной и досудебной стадиях в процессе, проблемы понимания речи судей и инструкций судьи присяжными. Особое внимание английская и американская юрислингвистика уделяет роли переводчика в юридических делах, поскольку переводчик является мостом не только для двух языков и культур, но и для двух социальных сфер. Проблему адекватности и эквивалентности юридического перевода поднимают переводчики, а также преподаватели, интересующиеся лингводидактическими аспектами языка права как языка для специальных целей. В результате отсутствия специальных знаний у переводчика, как лингвистических, так и правовых, выделяется целый ряд примеров так называемого переводческого брака, а именно: упущение важной информации, подмена терминов и официально-деловой лексики общеупотребительными словами, замена списка слов одним обобщающим термином, Буквальный и вольный перевод, злоупотребление транскрипцией слов, уже имеющих эквиваленты в языке перевода, нарушение языковых табу вследствие незнания эвфемизмов. В 2002 году появился сборник Language in the Legal Process [ 5; с. 276], состоящий из статей американских и английских юристов, лингвистов, судей и судебных переводчиков. Этот сборник наглядно показывает современное состояние и перспективы развития американской и английской юрислингвистики.

Российская юрислингвистика в настоящее время сконцентрирована на проблеме лингвистической экспертизы. В этой связи интересны исследования, где в качестве компонента юридической экспертизы используется коммуникативный, функционально-деятельностный подход. На примере провокационных листовок, фигурирующих в качестве доказательства по одному из дел о разжигании межнациональной неприязни можно выделить коммуникативную цель и коммуникативную перспективу, что позволяет обнаружить провокационную коммуникативную стратегию, т.е. когда декларируемые в тексте цели и задачи оказываются далеко не первоочередными в смысловой программе сообщения, либо попросту мнимыми. В связи с этим особую важность коммуникативный подход в лингвистической экспертизе представляет для криминалистики, где для анализа важны «не только сам текст как объективная лингвистическая данность, но и его коммуникативные характеристики: автор и читатель, "стоящие за текстом", коммуникативная тактика и стратегия, цель и перспектива текста, особенности речевой ситуации». [ 6 ]

Углубление экспертного анализа, проникновение во все большие тонкости конфликтогенного текста и конфликтного речевого действия, привлечение все более новых и современных методов, стремление к объективной и всесторонней оценке речевого конфликта приводят к одной из главных коллизий лингвистической экспертизы. Она связана с выбором критериев истинности экспертного исследования и заключается в том, что осложнение экспертного исследования далеко не однозначно связано с его возможностью реально воздействовать на судебное решение, принимаемого в условиях состязательности сторон. Доверие к апробированному, конвенциально и узуально закрепленному у судей, естественно, выше, чем к новостям с передового фронта лингвистической науки.

Решение этой коллизии в постепенном придании статуса легитимности норм все более высоких уровней, узаконивание все более современной лингвистической методологии и методики. Единственный путь такого решения – взаимонаправленное сближение лингвистики и юриспруденции (как практической, так и теоретической), повышение уровня лингвистической культуры и образования у юристов, а юридической культуры и знаний – у лингвистов-экспертов.

В круг проблем юрислингвистики входит и проблема процесса интерпретации текста закона. В связи с этим следует различать юридическую и законодательные техники. Этим вопросом занимаются Баранов В.М., Александров А.С., Голев Н.Д. в рамках исследований о соотношении риторики и права [7]. Юридическая техника лежит в основе искусства прочтения текста закона. Законодательная же техника– это техника письма закона.

Еще одна интересная тема в современной юрислингвистике – вопрос о правовой коммуникации в законотворчестве. Н.А. Любимов, применяя основные положения общей теории коммуникации, разработанной американским лингвистом К. Шенноном, а в дальнейшем получившей свое отражение в трудах Р. Якобсона [8. С. 198 ] выводит понятие правовой коммуникации применительно к сфере общественной жизни [ 10; с 157 ]. Правовая коммуникация – это проходящий в правовой сфере общественной жизни процесс передачи правовой информации от правотворческого органа к правоприменителю.

На основе немецкого языка также активно проводятся исследования языка права. Одной из центральных тем в исследованиях немецких лингвистов занимает вопрос о том, что обуславливает помехи в коммуникации между юристами и не юристами. Отвечая на этот вопрос, делается вывод о том, что помехи в коммуникации с использованием языка права обусловлены не столько непониманием узкоспециальных терминов, сколько в большей степени социальными причинами. В этой связи интересны исследования Б. Эккарт, которые построены на материале семейного законодательства Германии, а именно его части, содержащей нормы о разводе [ 10; с. 162 ].

Еще одна проблема, к которой до сих пор нет единодушия - проблема ясности языка законодательства. Как должен быть написан закон, чтобы его можно было считать ясным? Этот вопрос важен потому, что только при абсолютной ясности языка закона субъект права может нести юридическую ответственность по правовому акту. Надо отметить, в мировой практике сложились две точки зрения на эту проблему. Одна из них заключается в том, что язык правовых актов рассматривается как особый юридический язык, имеющий мало общего с литературным языком, а другая – в том, что язык права можно рассматривать как разновидность (стиль) общелитературного языка.

Первая точка зрения получила распространение в Германии. А. Шнитцер утверждал, что к ясной форме выражения права может вынуждать только низкий уровень развития людей. Отто Гирке видел язык законодательных актов как абстрактный немецкий язык юристов, совершенно непонятный для не специалистов. В свою очередь это дало В. Гедеману основание считать, что трудности, связанные с ясностью языка закона, непреодолимы [11; с. 57-58].

По-иному к этой проблеме подходят некоторые польские и российские ученые, которые, в отличие от немецких авторов, не противопоставляют язык законодательства общелитературному языку, считая его специальным стилем этого языка. Я. Воленьский полагал, что язык законодательства есть фрагмент обыденного языка. По мнению А.А. Ушакова, термины "язык законов" или "законодательный язык" не обозначают особого языка, противостоящего литературному языку, а связываются с особым функциональным стилем современного русского литературного языка (законодательным стилем), который объединяет совокупность языковых средств, употребляемых для выражения мысли законодателя и законодательных категорий [2. С. 142].

А.С. Пиголкин также рассматривает язык закона как особый самостоятельный стиль литературного языка, который характеризуется специальными композиционными и стилистическими средствами, особым словарным составом языка для выражения мысли законодателя. Подобной точки зрения придерживаются С.С. Алексеев и Н.И. Хабибуллина [12; С.19].

Различие между двумя вышеупомянутыми подходами состоит в том, что ясность языка законодательства, с точки зрения немецких ученых, является его относительным свойством и зависит от степени подготовленности адресата, а с точки зрения польских и российских авторов – абсолютным свойством и не зависит от степени подготовленности адресата.

Заключение

В заключении хочется отметить, что юрислингвистика относительно молодой раздел лингвистической науки, который в настоящий момент переживает период активного развития, но в последнее время большинство исследований языка права постепенно сменили акценты – на первый план уже выходят не просто формальные исследования специального языка с точки зрения его терминологического состава или синтаксической структуры, а языковые исследования сменяются междисциплинарными исследованиями. Язык права исследуется как социальный феномен, не случайно в этой связи появляются социолингвистические исследования проблем понимания юридической речи не специалистами. Проблемы, которыми занимается юрислингвистика, многогранны и непросты. Одни из них требуют одновременно юридической и лингвистической компетенции, для решения других необходимы глубокое теоретическое осмысление и практическая разработка. Тем не менее, можно сделать вывод, что состояние юридической лингвистики как науки находится на стадии активных научных исследований языка права во всем мире.

Библиографический список

1.Алексеев С.С. Общая теория права: Курс в двух томах. Т.2. М., 1982.

2. Баранов В.М., Александров А.С., Голев Н.Д. Риторика и право // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы. Ирбис. Сервер электронных публикаций ММЦ АГУ

3. Гак В.Г. Языковые преобразования. М., 1998

4.Калинина Н.А. Лингвистическая экспертиза законопроектов: опыт, проблемы и перспективы (на примере работы Правового управления Аппарата Государственной Думы Федерального собрания. М. 1997.

5. Керимов Д. А. Законодательная техника – М., 1998.

6. Любимов Н.А. К вопросу о правовой коммуникации в законотворчестве // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы. Ирбис. Сервер электронных публикаций ММЦ АГУ

7. Орлова О.В К вопросу о роли коммуникативного подхода в лингвистической экспертизе // Юрислингвистика-3: Проблемы юрислингвистической экспертизы. Ирбис. Сервер электронных публикаций ММЦ АГУ

8.Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики. Ч. 1, 2. Пермь, 1967.

9. Хабибуллина Н. И. Язык закона и его толкование. – Уфа, 1996.

10. Якобсон Р. Лингвистика и поэтика // Структурализм: за и против. Сборник статей. – М., 1975.

11. Eckardt B. Fachsprache als Kommunikationsbarrire? Verstдndigungsprobleme zwischen Juristen und Laien. - Wiesbaden: Dt.

Univ. – Verl., 2000.

12. Language in the Legal Process / Ed. By J. Cotterill. N. Y.: Palgrave Macmillian Ltd., 2002.

1 Современный пример: при Президенте РФ указом Президента от 7 декабря 1995 г. создан Совет по русскому языку и разработана Федеральная целевая программа “Русский язык”; остается лишь пожалеть, что программа оказалась по сути нереализованной. Но факт остается фактом - русский язык нуждается в общественной, научной и правовой защите.

2 Лишь в учебнике Н. Б. Мечковской “Социальная лингвистика” особо выделены разделы, связанные с юридическим аспектом языка, но они посвящены только одному вопросу в его рамках - регламентации межъязыковых отношений в многонациональных государствах [Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика. М., 1996. с.121-125].

3 См., например, употребление термина “кодекс” в Книге Шмелева [Шмелев Д.Н. Русский язык в его функциональных разновидностях (к постановке проблемы). М., 1977].

4 Достаточно указать на проблему юридического статуса языков национальных меньшинств и “нетитульных” национальностей в многонациональных государствах или роль проблемы языка в характере межгосударственных отношений (см., например, об этом в статье Б.И. Осипова в сборнике Юрислингвистика-1: проблемы и перспективы: Межвуз. сб. научн. тр./ Под ред. Н.Д.Голева. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999. – 186 с.).

5 В дополнение к нему и для иллюстрации направлений зарубежных лингвоюридических исследований приведем несколько подстрочных аннотаций к работам иностранных авторов, данных в библиографическом справочнике “Новая литература по социальным и гуманитарным наукам (языкознание)” за 1988 г.: “семантика и прагматика судебного приговора; роль лингвистического анализа в правильности применения закона”, “лингвистический анализ инструкций, данной присяжным, и ее роли в вынесении смертного приговора”, “особенности допроса детей - жертв преступлений с точки зрения теории текста и социолингвистики”, “роль посредника в судебном разбирательстве с точки зрения теории текста на материале бракоразводных процессов”, “речевые акты в текстах контрактов”, “семантика и прагматика судебного приговора”, “нормативность языка и правовых документов”, “аргументы и интерпретация правового текста; правовой текст как модель нарративного литературного текста”, “нормативность языка и правовых документов”, “выбор семантики слова по толковым словарям современного немецкого языка; в связи с анализом документов судебного судебного процесса над бывшим обер-бургомистром Дрездена по обвинению его в фальсификации результатов выборов” (ср. также названия данных работ в нашем переводе: “К герменевтике права: аргументация и интерпретация”, “Юридическая семантика: основы теории интерпретации в лингвистическом смысле”; “Право, язык и юридическое обоснование”, “Язык и право”, “Семантическая деструкция как метод манипуляции” и др. Обращает на себя внимание следующий факт: степень проникновения лингвоюристики в собственно лингвистику (особенно в ее современные семантико-прагматические аспекты) в зарубежных исследованиях взаимоотношений права с языком значительно выше, чем в отечественной лингвоюристике.

6 Некоторые лингвистические аспекты давно уже стали традиционными для вузовских учебников по теории права; в частности, они регулярно помещаются в разделы, посвященные законодательной технике и толкованию законов (см., например, новые учебники [Венгеров, 1998, с. 537-538; Матузов, Мальков, 1997, т.2, с.440-444; Сырых, 1998, с.242-244]), см. также, например: [Язык закона, 1960; Законодательная техника, 1965; Ушаков, 1967; Черданцев, 1979; Савицкий, 1987]. Типичны они и для научно-юридических публикаций; для их иллюстрации укажем некоторые из недавно опубликованных в России лингвоюридических работ; они касаются правовых проблем языковой политики, лингвистической экспертизы законопроектов, языка и стиля правовых документов и судебных процессов: [Андреев, 1997; Бойко, 1996; Горбачева, 1997; Калинина, 1997; Суздалев, 1996 и др.].