Введение

В развитых странах наличие в социальной структуре весомой доли среднего класса считается основным двигателем экономического развития, гарантом социально-политической стабильности и проводником вертикальной мобильности. В условиях неустойчивости социальной структуры современного российского общества сложилось общее понимание важности стабилизирующей функции среднего класса.

Усиление поляризации общества и растущая социально-экономическая дифференциация регионов нашей страны — в числе наиболее негативных последствий либеральных реформ 90-х годов, поэтому выявление среднего класса в целом в России и в каждом конкретном регионе становится всё более актуальным.

Однако средний класс — понятие, дискуссии вокруг которого среди российских и зарубежных исследователей продолжают нарастать. Отсутствие единого теоретического подхода к определению самого понятия «средний класс» и к набору идентифицирующих его критериев приводит к существенному разбросу в его количественных и качественных оценках, препятствует установлению направленности и динамики стратификационных процессов как в России в целом, так и в ее регионах.

Ценностно-духовные запросы как критерий идентификации среднего класса в российском регионе

С целью разрешить часть вопросов описанной проблемы нами в конце 2006 г. в Ульяновской области было проведено авторское исследование «Средний класс в регионе: состав и модели поведения». Специфика исследуемого региона: формирование рыночных механизмов находится в начальной стадии; ведущими промышленными отраслями являются автомобилестроение, самолетостроение, радиотехника и приборостроение, инвестиции в регион пока небольшие.

Рабочим определением в исследовании выступила следующая формулировка: средний класс — это те социальные слои, которые благодаря своему образованию, профессиональным качествам и культурному капиталу смогли адаптироваться к условиям рыночной системы и обеспечить себе (своим семьям) приемлемый уровень и образ жизни. Несмотря на условность категории «средний класс» в контексте стратификационного подхода, именно она в качестве собирательного термина широко применяется при описании социальной структуры, поэтому мы используем именно это понятие.

Результаты использования только одного критерия в качестве определяющего из числа таких, как материально-имущественное положение, социально-профессиональный статус или самоидентификация, при выделении среднего класса в регионе показали недостаточность этого подхода: разброс количественных оценок составил от 15 до 70 % выборочной совокупности.

Многокритериальный подход с использованием «идеальных» показателей, приближенных к западной модели, на пересечении всех признаков позволил выделить в Ульяновской области средний класс в размере лишь 3 % взрослого населения региона («идеальный средний класс»). Аналогичные исследования, проводимые в России, дали близкие результаты.

Крайне низкий удельный вес полученного «идеального» среднего класса не позволяет назвать его функционально значимым для поступательного развития региона. При этом основным фактором, сдерживающим динамику стратификационных процессов, выступает материально-имущественный показатель (размер дохода и владение недвижимостью). Таким образом, подтверждается проблематичность и слабая работоспособность безоговорочного применения «западных» критериев стратификации — как правило, имущественных — к изучению современного российского общества.

В социологической литературе последних лет все чаще акцентируется внимание на иных, нежели материально-имущественных, характеристиках искомого среднего класса. Решающим фактором при освоении россиянами реалий современного мира называется не столько материальный достаток, сколько ценности, жизненные установки и особенности повседневного поведения.

В условиях активной пропаганды принципа всеобщего материального обогащения, ценностей и образа жизни «общества потребления» в контексте либеральной глобализации особую актуальность для нашей страны приобрел вопрос сохранения российских национальных ценностей, престижа производительного творческого труда, а также идеологии, ориентированной на формирование творческой духовной сущности человека.

В нашем исследовании мы поставили задачу выделить среди опрошенных такую социальную группу, ценностно-духовные запросы и социально-экономическая стратегия поведения которой отвечает вызовам российской современности. Мы применили адаптированный, более мягкий по материально-имущественным критериям подход с учетом региональных характеристик (подобный подход использовался при исследованиях среднего класса в других регионах России). В качестве дополнительного и решающего показателя мы учитывали ориентацию респондентов на творческую самореализацию, получение новых знаний, культурный рост.

В результате мы получили «перспективный средний класс» — 27–28 % выборочной совокупности. Основные признаки: среднедушевой доход не ниже среднего по региону (от 7 тыс. рублей); наличие высшего образования; самоидентификация со средним слоем; активные ценностно-духовные запросы (стремление к «расширению горизонта», опора на собственные силы, преимущественно интеллектуальный досуг, владение новыми технологиями, здоровый образ жизни). Социально-демографический портрет типичного представителя: мужчина в возрасте 18–39 лет, специалист ИТР, служащий с образованием или студент.

Удельный вес выявленного «перспективного» среднего класса позволяет сделать вывод, что в исследуемом регионе имеется социальная база для формирования функционального российского среднего класса; основными каналами его пополнения выступают интеллектуальный капитал, личностные качества и предпочтения индивидов.

Тенденции формирования ценностей у молодежи: социокультурный аспект

Для сегодняшней социальной практики и будущего российского общества проблема формирования ценностных ориентаций молодежи превратилась в одну из важнейших.

Анализ ценностных ориентаций современной молодежи предполагает учет ряда факторов, которые главным образом, и оказывают влияние на процесс формирования системы ценностных ориентаций. Прежде всего, это - социокультурная ситуация, которая сложилась в современной России, а также - специфика молодежи как относительно самостоятельной социально-демографической группы в системе межпоколенческих отношений.

Анализ современной ситуации, как нам представляется, необходимо вести с точки зрения складывающегося в настоящее время в отечественной социологии и культурологии при рассмотрении общественных явлений социокультурного подхода, который предполагает, по определению Н.И Лапина, - «понимание общества как единства культуры и социальности, образуемых и преобразуемых деятельностью человека».

Преобразования в социокультурной сфере российского общества сопряжены со становлением системы рыночных отношений. Общественные изменения в условиях неустойчивости социальной системы привели к реформированию всех сфер общественной жизни, вызванному необходимостью адаптации к быстро изменяющимся социальным условиям.

При обсуждении положения дел в современной России самой распространенной и общепризнанной формулой стала фраза: «Российское общество переживает кризис». Однако, характеристика российской молодежи как молодежи эпохи кризиса требует более конкретного представления о кризисе как социокультурном феномене.

В понимании кризиса как социокультурного феномена существуют различные точки зрения. Так, Н.И. Лапин проводит классификацию кризисов, согласно которой существуют: локальные (ограниченные некоторой территорией); институциональные (поражают определенную сферу жизни) и общие - социетальные (охватывающие собой все общество) кризисы. Среди социетальных он выделяет социальный кризис, возникающий в различных процессах человеческой деятельности, и культурный, который деформирует сами способы деятельности и типы воспроизводства жизнедеятельности общества. Универсальным же, «объемлющим как совокупность социальных отношений между людьми, так и культуру, т.е. совокупность способов и результатов деятельности людей», является социокультурный кризис.

В ходе современного патологического социокультурного кризиса в России Н.И. Лапин выделяет различные формы его проявления. Так, общий кризис включает в себя политическую, экономическую, структурно-производственную и собственно социальную сферы. Одновременно развивается и кризис культуры, включающий в себя духовно-нравственную, трудовую, этническую и экологическую сферы. При этом социальный и культурный кризис действуют в социуме одновременно и взаимодействуют друг с другом.

Особо следует отметить тот факт, что современный кризис российского общества - это дезинтеграция определенного образа жизни и образа мышления. Реформируется не только экономика, но и сознание людей. И наиболее остро ощущается кризис мировоззренческий, связанный, прежде всего, с кризисом системы ценностей.

Современное российское общество переживает глубокий кризис ценностей. Уже само определение сути и причин этого кризиса вызывает дискуссии. Одни связывают его с «утратой чувства общенациональной перспективы», с «всеобщим кризисом идентичности». По мнению других, дело в том, что американская массовая культура вытесняет традиционную российскую культуру. Обобщив разные точки зрения, мы полагаем, что суть ценностного кризиса заключается в «невписанности» любой возможной нравственно-осознанной деятельности в какой-либо реально существующий или проектируемый строй исторического бытия, в обессмысливании всяких усилий индивида, если они не сводятся к элементарному выживанию.

Конечно, кризис ценностей не ведет автоматически к политическому параличу, но его последствия, тем не менее, серьезно сказываются на функционировании общества. Распад сферы представлений о высших целях грозит невозможностью для индивида идентифицировать себя с целями и ценностями общественной жизни.

Ценностный кризис проявляется, прежде всего, в увеличении разрыва между конкретными ценностными установками индивидов и меняющимися социокультурными факторами, их формирующими. В этом плане для нормализации состояния общества, его интеграции необходимо наличие механизмов передачи и изменения социально-культурного наследия. Отсутствие последних приводит к опасным деформациям социокультурных механизмов воспроизводства общества.

Общие черты состояния общественного сознания определены процессом перехода общества из одного состояния в другое, происходящим в нашей стране. По мнению ряда ученых, этот процесс сопровождается «преобразованием сложившейся системы социальных идеалов»

Отсутствие новой парадигмы развития общества, новых целей, понятных и разделяемых большинством, приводят к тому, что подавляющая часть населения не понимает, каковы социальные задачи проводимых реформ.

Духовная «потерянность» с одной стороны, активный поиск новой системы ценностей - с другой, характеризуют социокультурную ситуацию в современной России. Это актуализирует проблему достижения консенсуса ценностного сознания общества, выработку интегрирующей ценностной системы, идеи, которая смогла бы обеспечить гражданский мир, согласие.

Россия в настоящий момент еще раз встала перед выбором: следовать ли ей традиционным, вытекающим из ее культурно-цивилизационной специфики, путем или же отказаться от своей специфики, скопировать западный опыт, двигаться в направлении, определенном западноевропейской культурной традицией.

Идеология перестройки содержала иллюзии по поводу того, что ценностное сознание меняется чрезвычайно быстро и что его изменить легче, чем экономические отношения. Видимость процесса подтверждала это: словесно состоялся массовый переход от коммунизма к демократии, т.е. от ценностей коллективизма и уравнительной справедливости к ценностям индивидуализма и свободы в распределении благ.

Совершенно очевидно, что прозападная ориентация, которую многие отождествляют с модернизацией, не соответствует потребностям российского общества, поскольку отрицает его традиции, историю, образ жизни. Кризис духовности в современной России, о котором так много говорят, приобретает форму кризиса идентичности, когда приверженность собственным национальным идеалам вступает в противоречие с необходимостью модернизации общества. Очевидно, что механического выбора здесь быть не может, необходим принципиально новый путь развития, при котором осуществлялось бы диалектическое снятие противоречия между западными стандартами и собственными традициями.

Феномен гражданского общества в социологии Ю. Хабермаса

Феномен гражданского общества и его теоретическая интерпретация являлись и являются ключевой темой исследований многих ученых. Начиная с античности, философы и общественные деятели выдвигали свои концепции относительно как самой идеи гражданского общества, его соотношения с государством, так и практических особенностях его становления и функционирования. Труды исследователей нашего времени являются продолжением изучения этого феномена.

Один из наиболее видных социологов современности, вынесший на суд общественности оригинальную интерпретацию гражданского общества, - представитель Франкфуртской школы Ю. Хабермас. Свои научные размышления он строит в контексте коммуникативного действия в публичной сфере. Публичная сфера общества, характеризуемая “плотностью” коммуникаций, организационной комплексностью и широтой охвата индивидов, выделяется им в отдельный сегмент, который принципиально отличен и не сводим к политической подсистеме социума, а также к частным и функциональным подсистемам. В этой сфере формируется гражданское общество, основным ресурсом которого является способность к внутренней трансформации.

Наиболее важная из его характеристик - воздействие на людей, функционирующих в рамках политической системы, однако воздействие это носит косвенный характер. Основы формирования гражданского общества, способного эффективно функционировать в публичной сфере, лежат в наличие должного уровня рационализации внешнего мира и либерального стереотипа деятельности.

Для полного понимания механизмов взаимодействия гражданского общества и политической подсистемы социума необходимо типологизировать субъектов публичной сферы. Целесообразно выделить субъектов публичной сферы, которые возникают непосредственно в ней, а также тех, кто появляется в этой среде с целью ее использования в собственных интересах. Отдельно рассматривается группа, в состав которой входят журналисты, работники сферы рекламы и средств массовой информации, то есть те люди, которые собирают информацию и принимают решения относительно выбора и позиционирования программ, осуществляют контроль за тематикой и контекстом сообщений.

Взаимодействие политической и публичной сфер в рамках определения социально значимых проблем, обсуждающихся по каналам массовой коммуникации, может складываться по трем возможным сценариям.

В первом из них доминирующая масса занимает пассивную позицию (то есть или исключена из процесса, или обладает малым влиянием на него), в то время как основным источником инициатив являются политические лидеры и лица, занимающие важные позиции в бюрократическом аппарате.

Во втором сценарии инициативы вновь принадлежат представителям политической системы, но активные лица должны мобилизовать публичную сферу, так как они заинтересованы в деятельности отдельных групп для реализации собственных планов. И только в третьем случае инициативы исходят от периферийных сил, находящихся вне политической системы. В последнем случае становятся задействованы ресурсы гражданского общества посредством мобилизации общественного мнения.

Именно гражданские активисты и интеллектуалы, а также озабоченные текущей общественной ситуацией профессионалы, крупные корпорации и функциональные системы инициируют публичные дискуссии и выражают свое несогласие с происходящим, которое имеет далеко идущие последствия для общества в целом. Обсуждение социальной проблемы начинается с периферии и продолжается в сообщениях средств массовой информации, тем самым создавая базис для объединения различного характера и трансформируясь в конечном итоге в социальные движения и новые субкультуры. Результатом активности представителей гражданского общества является оспаривание легитимности существующих состояний в границах определенного социума.

Данная деятельность может трансформироваться в движения гражданского неповиновения и свидетельствовать о политическом кризисе, быть ориентированной против принимаемых политических решениях, не согласующихся с базисными конституционными признаками.

Процесс постоянного диалога в контексте согласования оптимальной конституции – залог возможности реализации идеи справедливого общества. Взаимодействие гражданского общества и политической подсистемы социума может быть эффективной лишь благодаря реализации в публичной сфере потенциала коммуникативного действия, которое дает импульс социальной и системной интеграции общества.

Концепт социального действия в объяснительной модели Дж. Коулмена

Одна из задач, адресованных современной социологии, давать теоретико-концептуальные «ключи», позволяющие объяснять факты, интерпретировать обнаруживаемые феномены и производить знания. Особое внимание хотелось бы обратить на проблематику, которая, очевидно, занимает одно из доминирующих положений в современной социологии, по крайней мере, если судить по количеству и качеству вкладываемых в нее интеллектуальных «инвестиций».

Речь идет о проблеме интерпретации индивидуального действия. Усложнение контекста общественной жизни и социальных отношений требует обращения к множеству логик действия. Кроме того, призванием социологического теоретизирования выступает актуальное решение вопроса, касающегося интеграции микро- и макроуровней анализа. В настоящее время немалый интерес проявляется к изучению причин поведения индивидов.

Все более популярным вариантом социологического мышления становится теория рационального выбора, разработанная американским социологом Дж. Коулменом (1926-1995). Предложенная им концептуальная модель, интегрирующая, в частности, контроль над ресурсами и власть, позволяет нам уделять больше внимания поведению акторов и приданию им эмпирического статуса.

Теоретическая парадигма Коулмена ставит во главу угла конструирование реальности социальными организациями и институтами, в процессе которого акторы делают выбор и выражают индивидуальное поведение. По мысли Коулмена, теория рационального выбора в социологии базируется на нескольких постулатах:

В центре социологического анализа находятся индивиды. Истоком любого действия является индивид. Индивидуальные действия формируются социальной системой на макроуровне и в совокупности оказывают влияние на системные результаты.

Максимизация полезности. Индивиды имеют определенные цели и выбирают стратегию поведения, которая позволяет наиболее эффективным способом достичь этих целей.

Социальная оптимальность. «Парето-оптимальность», в соответствии с которой положение одного индивида нельзя улучшить, не ухудшая при этом положения остальных, может быть результатом действия, но необязательно выступать его мотивом.

«Эквилибриум» системы. Социальное равновесие достигается тогда, когда ни один актор не может в одностороннем порядке улучшить свое положение, поэтому у него отсутствуют стимулы менять действия.

Полезность от лишения контроля. Индивиды могут увеличить полезность путем односторонней потери ресурса, например, утрата контроля над собственными действиями. Это может привести к созданию властной структуры или нестабильности системы.

Социальный капитал. Данный ресурс возникает в результате функционирования социальной организации. Его ценность зависит от продолжительности и сложности социальных отношений и сетей. Согласно теории рационального выбора, социальный капитал может быть внешним по отношению к системе фактором.

Распределение и происхождение прав. Рациональность в определенных обстоятельствах может зависеть от распределения прав, формируемых, в свою очередь, в результате социальных процессов, в соответствии с которыми индивиды действуют рационально (т.е. они никогда не сделают невыгодный выбор, если таковой в принципе возможен), чтобы получить наилучшее распределение прав.

Приоритет социальных институтов. Социальные институты выступают посредниками между индивидами и макросистемой, а также формируют условия на макроуровне, влияющие на поведение индивидов.

Описание Коулменом теории рационального выбора выдвигает на первый план способы, посредством которых осуществляется динамичное взаимодействие индивидов и их социальной системы. Однако как определить, что играет ведущую роль во влиянии на системные изменения или индивидуальное действие? Этот вопрос остается открытым. Можно, таким образом, утверждать, что на разработку таких моделей, в которых индивидуальные и системные переменные находятся в тесном взаимодействии, социологическая теория и призвана направить свою активность, стремясь найти принципы интеграции уровней реальности.

Заключение

Итак, исследование среднего класса привело нас к следующим выводам:

1) оценки масштабов и структуры среднего класса требуют учета особенностей развития конкретного региона;

2) при выявления российского среднего класса рекомендуется использовать дополнительный критерий - характер ценностно-духовных запросов населения;

3) «перспективный» средний класс в условиях даже небольших положительных сдвигов в социально-экономической сфере региона сможет стать тем базовым слоем, на который смогут опереться коммерческие структуры, властные органы и политические круги при формировании национальной гуманистической идеологии, ориентированной на формирование творческой духовной сущности человека.

Литература

Бавин П. В ожидании среднего класса // Социальная реальность, 2009. №1.

Беляева Л.А. Социальная стратификация и средний класс в России. М.: Academia, 2007.

Волков Ю.Г. Гуманистическая идеология и творческая личность человека // Социология. 2008. №1.

Добреньков В.И. Глобализация и Россия: Социологический анализ. — М.:ИНФРА-М, 2008.

Средние классы в России: экономические и социальные стратегии / Под ред. Т. Малевой. — М.: Гендальф, 2007.

Тюплина И.А. Средний класс Магнитогорска // Социология. 2008. №2.

Марков Б.В. Мораль и разум // Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. Ст.-Петербург, 2007.

Петренко Е.Л. Ю.Хабермас размышляет о модерне // Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М, 2006.

Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.:Наука, 2007.

Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М.:Весь Мир, 2003.

Кюэн Ш.А. (2006) В каком состоянии находится социология? // Социологические исследования. № 8. С. 13-19.

Лапин Н.И. Пути России: социокультурные трансформации. - М., 2008.