Дипломная работа

Тема: Влияние мотива и цели на квалификацию преступлений

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1 СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКА СУБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЫ ПРЕСТУПЛЕНИЯ СО СПЕЦИАЛЬНЫМ СОСТАВОМ ПО РОССИЙСКОМУ УГОЛОВНОМУ ПРАВУ

§1.1 Понятие, социальное и психологическое содержание мотива и цели преступлений

§1.2 Классификация мотивов преступного поведения

Выводы по 1 главе

ГЛАВА 2 КВАЛИФИКАЦИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПО ПРИЗНАКАМ СУБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЫ

§2.1 Понятие и теоретические основы квалификации преступлений

§2.2 Значение мотива и цели при квалификации некоторых преступлений

§2.3 Влияние мотива и цели на разграничение преступлений и проступков

Выводы по 2 главе

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. В соответствии с данными психологии все действия человека обусловлены определенными мотивами и направлены на определенные цели. Это в полной мере касается и уголовно-правового поведения. Не случайно уголовно-процессуальное законодательство включает мотивы преступления в число обстоятельств, составляющих предмет доказывания (п. 2 ч. 1 ст. 73 УПК РФ). Пленум Верховного Суда РФ в Постановлениях "О судебном приговоре", "О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК)" и др. подчеркивал необходимость установления мотивов и целей преступления наряду с другими обстоятельствами совершения преступления.

Мотив и цель - это психические феномены, которые вместе с виной образуют субъективную сторону преступления.

Мотивами преступления называются обусловленные определенными потребностями и интересами внутренние побуждения, которые вызывают у лица решимость совершить преступление и которыми оно руководствовалось при его совершении.

Цель преступления - это мысленная модель будущего результата, к достижению которого стремится лицо при совершении преступления. Иногда цель неосновательно отождествляется с последствиями преступления. Мотив и цель преступления тесно связаны между собой. Исходя из определенных потребностей, человек испытывает сначала неосознанное влечение, затем - сознательное стремление к удовлетворению потребности. На этой основе формируется цель поведения.

Таким образом, цель преступления возникает на основе преступного мотива, а вместе мотив и цель образуют ту базу, на которой рождается вина как определенная интеллектуальная и волевая деятельность субъекта, непосредственно связанная с совершением преступления и протекающая в момент его совершения.

Как и другие факультативные признаки состава преступления, мотив и цель могут играть троякую роль.

Во-первых, они могут превращаться в обязательные, если законодатель вводит их в состав конкретного преступления в качестве необходимого условия уголовной ответственности.

Во-вторых, мотив и цель могут изменять квалификацию, т.е. служить признаками, при помощи которых образуется состав того же преступления с отягчающими обстоятельствами. В этом случае они не упоминаются законодателем в основном составе преступления, но с их наличием изменяется квалификация и наступает повышенная ответственность.

В-третьих, мотив и цель могут служить обстоятельствами, которые без изменения квалификации смягчают или отягчают уголовную ответственность, если они не указаны законодателем при описании основного состава преступления и не предусмотрены в качестве квалифицирующих признаков. Мотивы и цели преступления могут в отдельных случаях служить исключительными смягчающими обстоятельствами и в этом качестве обосновать назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление санкцией применяемой нормы Особенной части УК (ст. 64), либо лечь в основу решения об освобождении от уголовной ответственности или от наказания.

Степень научной разработанности. Научной разработке этой проблемы посвятили свои работы Антонов Ю.И., Басова Т.Б., Волков Б.С., Ворошилин Е.В., Герцензон А.А., Гук П.А., Дагель П.С, Даньшин И.Н., Джекебаев У.С., Коннов А.И., Красновский Г.Н., Кригер Т.А., Кудрявцев В.Н., Кузнецова Н.Ф., Лейкина Н.С., Личко А.Е., Лунеев В.В., Наумов А.В., Платонов К.К., Рарог A.M., Саврасов Л.А., Семенов В.М., Стрельников А.И., Тарарухин С.А., Тер-Акопов А.А., Тихонова С.С., Толкаченко А.А., Филановский И.Г., Харазишвили Б.В., Шишов О. Ф., Явгуновская Т.М. многие другие.

Гипотеза исследования. Мотив и цель преступления являются факультативными признаками преступления, однако подлежат обязательному установлению по всем преступным деяниям, как существенные обстоятельства подлежащие доказыванию, влияют на квалификацию преступлений, указаны во многих судебных решениях и руководящих постановлениях Пленума Верховного Суда, однако Уголовный кодекс не содержит их понятия.

Целями исследования являются:

- изучение влияния мотива и цели на квалификацию преступных деяний и судебно практики по этой проблеме;

- предположение возможных путей восполнения законодательных и правоприменительных недостатков.

Целевая направленность исследования обусловила необходимость решения следующих задач:

- Определить понятие, социальное и психологическое содержание мотива и цели преступлений;

- Классифицировать мотивы преступного поведения;

- Дать понятие теоретических основ квалификации преступлений и их связи с мотивом и целями преступного поведения;

- Определить значение мотива и цели при квалификации некоторых преступлений;

- Рассмотреть влияние мотива и цели на разграничение преступлений и проступков;

- Сделать собственные выводы.

Объектом исследования работы являются общественные отношения, возникающие в области квалификации преступлений в зависимости от мотива и цели.

В зависимости от объекта находится предмет исследования, который составляют:

- нормы Уголовного кодекса РФ и федеральных законов,

- материалы судебной практики применительно к проблеме исследования.

Научная новизна исследования состоит в попытке комплексного анализа и соотношения традиционных признаков субъективной стороны преступления и оценке их влияния на квалификацию преступлений. Новизна работы определяется также результатами исследования, наиболее существенные из которых выносятся на защиту.

Теоретическая значимость состоит в том, что комплексное изучение и освещение проблем квалификации преступлений в зависимости от мотива и цели позволит, проанализировав существующее законодательство с учетом общих направлений уголовной политики, использовать полученные результаты для дальнейшей разработки проблемы. Результаты исследования станут обоснованием необходимости совершенствования нормативно-правовых актов, регулирующих общественные отношения в данной сфере.

Практическая значимость может быть выражена в совокупности рекомендаций и предложений по совершенствованию уголовного законодательства в рассматриваемой сфере и, в частности, в разработке и предложении в статьи общей части и пленумы Верховного Суда.

Методы исследования. Проведенное исследование опирается на диалектический метод научного познания явлений окружающей действительности, отражающий взаимосвязь теории и практики. Обоснование положений, выводов и рекомендаций, содержащихся в дипломной работе, осуществлено путем комплексного применения следующих методов социально-правового исследования: историко-правового, статистического и логико-юридического.

Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, пяти параграфов, заключения, списка источников и литературы.

ГЛАВА 1 СОЦИАЛЬНО-ПРАВОВЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКА СУБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЫ ПРЕСТУПЛЕНИЯ СО СПЕЦИАЛЬНЫМ СОСТАВОМ ПО РОССИЙСКОМУ УГОЛОВНОМУ ПРАВУ

§1.1 Понятие, социальное и психологическое содержание мотива и цели преступлений

Современное уголовное право России, находясь на детерминистических позициях, исходит их того, что важнейший принцип виновной ответственности является необходимым условием правильной социально-правовой оценки человеческого поведения. «В противовес ложному, абстрактному «объективизму» нужно сказать, что при оценке поступка правомерно исходить не из всего того, что воспоследовало, а только из того, что из объективно воспоследовавшего могло быть предусмотрено»1.

Положение о виновном причинении является требованием действующего материального (УК РФ 1996 г.) и процессуального (УПК РФ 2001 г.) законодательства.

В соответствии с нормативной базой в сфере системного воздействия на преступность Верховный суд РФ в своих разъяснениях постоянно указывает на необходимость выяснения в каждом конкретном случае вида вины, мотивов и целей, эмоциональных состояний, а также доказательств, на основании которых суд пришел к убеждению, что те или иные обстоятельства имели либо не имели место в действительности2.

Проявление постоянного внимания законодателя и высшей судебной инстанции к указанным обстоятельствам вполне объяснимо и оправданно.

Являясь в совокупности важным и самостоятельным элементом состава преступления, признаки субъективной стороны служат одним из оснований уголовной ответственности, существенно влияют на общественную опасность и правовую оценку содеянного, выступают факторами разграничения различных преступлений в процессе их квалификации, влияют на индивидуализацию ответственности и наказания, т.е. они учитываются в качестве условий применения практически всех уголовно-правовых институтов Общей части, принимаются во внимание при решении других актуальных вопросов уголовно-правовой теории и практики применения как общего уголовного, так и специального военно-уголовного законодательства России.

Применительно к законодательству о преступлениях признаки субъективной стороны, выполняя отмеченную важную роль, обнаруживают вместе с тем определенную специфику, которая еще недостаточно полно учитывается наукой и практикой.

Коль скоро существуют особенности объективной действительности, то они же должны быть адекватно отражены в процессе субъективного познания: каждое преступное деяние представляет собой единство объективных и субъективных свойств определенного общественно опасного деяния, подобно тому, как и всякое поведение людей как деятельность, обусловленная сознанием, представляет собой единство объективного и субъективного.

Важнейшее методологическое значение для юридической науки имеет положение о том, что право нельзя понять само по себе, что его изучение следует вести с учетом его обусловленности общественными отношениями и его обратного воздействия на них, что законы есть сознательное отображение жизни3.

Приведенные положения актуальны при анализе всех понятий и категорий, используемых в различных отраслях права и имеющих юридическое значение, в том числе субъективной стороны, в частности, мотивов и целей, обнаруживающих следующие важные социально-психологические характеристики.

Сущность мотива и цели вообще, и мотива и цели преступного поведения, в частности, проявляется в рамках действия универсальных категорий сознания, деятельности и личности.

Так, в свое время А.Н. Леонтьев выдвинул идею о том, что «личность человека ни в каком смысле не является предшествующей по отношению к его деятельности, как и его сознание, она ею порождается»4. Взаимосвязь рассматриваемых категорий заключается в том, что личность проявляется через сознательную деятельность; значение деятельности определяется тем, что именно в ней формируется и проявляется сознательная личность; сознание же существует и проявляется лишь в пределах своего носителя — действующей личности.

Это соотношение позволило К.К. Платонову выделить признак мотива как присущий одновременно и сознанию, и деятельности, и личности и охарактеризовать его как процесс, как состояние и как свойство личности5.

Высказанное суждение имеет прямое отношение к уголовному праву, предметом которого является сознательное поведение личности (характеризующееся при этом комплексом объективно-субъективных признаков общественной опасности, противоправности, виновности, наказуемости).

Отсутствие хотя бы одного из рассматриваемых здесь признаков — сознания, деяния (поведения, деятельности), субъекта (личности) — исключает возникновение уголовного правоотношения и, следовательно, ответственность человека за свое поведение6.

На формирование и содержание каждого из этой триады равнозначных признаков (личность — сознание — деятельность) существенное влияние оказывают мотив и цель.

Рассматривая признаки субъективной стороны преступного поведения, нельзя игнорировать важнейшего положения психологии о том, что в основе человеческого поведения лежит не мотив сам по себе, а различные потребности, предшествующие ему, те историко-социальные «причины, которые в головах действующих людей принимают форму данных побуждений». Рассматривая, их как «побудительные силы побудительных сил»7, известные мыслители отмечали: «Никто не может сделать что-нибудь, не делая это вместе с тем ради какой-либо из своих потребностей...»; «...люди привыкли объяснять свои действия из своего мышления, вместо того, чтобы объяснять из своих потребностей»8.

Природа потребности объективна и материальна по содержанию, поскольку источник ее возникновения и удовлетворения кроется во внешнем мире – в природе и в обществе. Естественная и социальная среда отражается в «помыслах и чувствах» личности с положительной или отрицательной стороны».

По форме выражения потребность, как и всякое человеческое познание, субъективна: «Результат действия есть проверка субъективного познания...»9. Применительно к конкретному человеку она всегда индивидуализируется, проходя через «поправочные коэффициенты» социального, психологического и иного содержания, приобретает ту или иную личностно-эмоциональную значимость10.

Воздействия внешнего мира на человека запечатлеваются в его голове, отражаются в ней в виде чувств, мыслей, побуждений, проявлений его воли – словом, в виде «идеальных стремлений», и в этом виде они становятся «идеальными силами»11.

Выделение и анализ объективного и субъективного в генезисе потребностей личности способствуют более глубокому уяснению механизма человеческого поведения, в том числе преступного.

Элементами этого механизма являются, помимо собственно потребности: субъект, т.е. сама личность как носитель потребности; объект (им могут быть те или иные предметы или виды деятельности как средства удовлетворения потребности) и отношение субъекта к объекту как отражение (переживание, актуализация) в сознании лица потребностей и способов ее реализации, удовлетворения.

Как видно, в поведении и, следовательно, в его социально-правовой оценке важны не только и не столько изначальные потребности как таковые, сколько отношение к ним субъекта, формы и способы их удовлетворения, уровень осознания и принятия личностью побудительных сил и путей их реализации.

В современной литературе отмечается шестнадцать основных желаний, которые мотивируют наши поступки и определяют нашу личность. Ни одно из них не носит и не может носить изначально выраженного антисоциального характера12.

Таким образом, социально-правовая оценка мотива поведения зависит от множества факторов: от объективного содержания лежащей в его основе потребности, ее индивидуализации (т.е. осознанности субъектом в соотношении с выбором способов удовлетворения потребности), поиска предмета потребности (ее «опредмеченности»). В зависимости от содержания перечисленных факторов побудительные силы мотива приобретают различную психическую форму. Они могут выражаться в виде собственно потребностей, влечений, а также в виде возникших на их основе, но превосходящих их по сложности чувств, стремлений, взглядов, убеждений, интересов и т.п.

Именно эти психические образования выполняют функцию мотива поведения в праве.

В уголовном законодательстве, в том числе в законодательстве о преступлениях со специальным составом, мотивы выражаются через различные психологические проявления.

В Уголовном кодексе РФ в качестве признака мотива указываются интересы (например, корыстная или иная личная заинтересованность применительно к должностным преступлениям); побуждения (к примеру, корыстные побуждения, предусмотренные в качестве конструктивных признаков в целом ряде преступлений против собственности, различных хищений); чувства (сильное душевное волнение, состояние психотравмирующей ситуации) и т.д.13.

Представляется, что используемая в действующем уголовном законодательстве терминология, характеризующая признаки субъективной стороны, не всегда бесспорна с психологической точки зрения, и, применяя ее, законодатель проявляет определенную непоследовательность.

Когда в нормах фигурируют побуждения, чувства, интересы, то тем самым осуществляется детализация, конкретизация мотива и подчеркивается, что речь идет о формирующих мотивных исходных детерминантах, о наиболее характерных, распространенных либо настолько антисоциальных из них, что имеется объективная необходимость их включения в составы преступлений.

В этом усматривается определенная закономерность. В составе преступления, указанном в УК РФ, содержится не сам мотив, а его законодательная модель или модель детерминирующих его начал. Свое конкретное выражение мотив получает только в связи с конкретными внешними и внутренними условиями и окончательно формируется, развивается и реализуется в деянии, поскольку является признаком поведения. Поэтому абстрактно, без определенной деятельности он существовать и, следовательно, оцениваться не может.

Вне деяний данный признак как уголовно-правовое понятие не существует, в связи с чем уместно привести следующее высказывание: «Лишь постольку, поскольку я проявляю себя, поскольку я вступаю в область действительности, я вступаю в сферу, подвластную законодателю. Помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом», а «...за образ мыслей не существует ни трибунала, ни кодекса...»14.

Таким образом, о мотиве можно говорить только в связи с конкретным преступлением, совершенным определенным лицом. В связи с этим в нормах УК РФ представляется рациональным отражать информационную модель о «побудительных силах побудительных сил», становящихся мотивом применительно к реальному общественно опасному деянию и выполняющих его функцию.

Отношение к понятиям мотив, интерес, побуждение, чувство как к однопорядковым категориям, которое усматривается при анализе норм УК РФ, свидетельствует о недостаточно строгом подходе законодателя к признакам субъективной стороны как общеуголовных, так и специальных преступлений, о том, что уголовное законодательство в целом еще не вполне основывается на общепсихологических подходах.

Кроме того, иногда в УК РФ допускаются логические и терминологические ошибки, что справедливо отмечается в литературе.

Одним из логических правил применения норм права является тождественность терминов, обозначающих одинаковые понятия. Отсутствие единой для всей отрасли законодательства терминологии не способствует выработке и единообразной судебной практики, порождает ошибки в правоприменительной деятельности, связанные с нарушением законов логики (подмена, «учетверение» термина, нарушение объема, совместимости и соразмерности понятий и т.п.)15.

При характеристике субъективной стороны определенного состава преступления законодатель не ограничивается указанием на мотивы или их детерминанты, но использует и другие технико-юридические способы отражения мотива.

В ряде статей УК РФ используются обобщающие понятия. Их применение объясняется тем, что в генезисе конкретного преступления могут лежать самые различные побуждения, которые невозможно формализовать и указать в нормах исчерпывающе. Кроме того, в ряде случаев это нецелесообразно делать. При использовании обобщающих понятий указывается не психологическая форма проявления побуждения, а объективный источник их происхождения и социальной обусловленности. Это представляется вполне оправданным, поскольку именно таким образом подчеркивается необходимость исследования правоприменительными органами не столько психологических, сколько социальных детерминант мотива поведения, лежащих в объективной реальности: в обстоятельствах, обстановке, условиях совершения преступления.

Анализ составов преступлений, в которых мотив указан через категорию «в связи», показывает, схожесть по объективной стороне (как правило, по характеру действий и их последствиям). Когда преступления совпадают по объективным признакам, возникают сложности в их уголовно-правовой оценке. В этих случаях для определения направленности посягательства на определенный объект приходится обращаться к мотиву, который выступает признаком, характеризующим содержание и направленность деяния.

Для правильной оценки рассматриваемого мотива, указанного через категорию «в связи», необходимо уяснить его первооснову – психологическую сущность, которая сводится к следующему.

Понятие «в связи», используемое в уголовном законодательстве, является многогранным: оно обобщает различные по конкретным проявлениям побуждения – месть, ненависть, стремление избежать каких-либо неблагоприятных последствий, желание скрыть действия, страх, недовольство, несогласие и т.д.

По смыслу действующего законодательства, комплекс мотивов, указанных через категорию «в связи», не может рассматриваться как составная часть мотива мести16. Наоборот, месть должна рассматриваться как составная часть общего понятия – мотива, указанного через категорию «в связи»17.

Отождествление же данных категорий неизбежно приведет к искажению их правового содержания и ошибкам в правоприменительной деятельности.

Содержание «служебного» мотива в поведении виновного зависит, кроме того, от должностного положения потерпевшего и характера его конкретных действий, что существенно влияет на уголовно-правовую оценку преступлений.

Взгляд на потребность как на побудительную силу, которая, прежде чем стать мотивом, переживается, актуализируется в сознании субъекта, обусловливает необходимость рассмотрения следующей характеристики мотива – его осознанности, а также выяснения соотношения категорий сознание и мотив.

Сознание деяния является важнейшим признаком любого волевого поведения. Принятие решения и его использование субъектом невозможны без понимания социального смысла содеянного и тех последствий, которые могут наступить. Принцип значимости поступка для индивида является основополагающим для избирательного поведения: «В действительности всякое подлинно волевое действие является избирательным актом, включающим сознательный выбор и решение»18.

Преступление не бывает вынужденным, так как, обладая способностью к избирательности поведения, сознанием и волей, индивид всегда может воздержаться от антиобщественного поведения.

А если действия совершаются вынужденно, вследствие стечения крайне неблагоприятных обстоятельств, сужения сферы волепроявления и, соответственно, мотивации, то уголовная ответственность, как правило, исключается по основаниям, предусмотренным ст.ст. 37-42 УК РФ19.

Социально-правовое содержание ответственности за поведение предполагает, что, с одной стороны, у субъекта реально имелись варианты общественно значимого поведения и возможности его выбора, а с другой стороны – наличествовало субъективное осознание этих объективных возможностей и свободное избрание именно данного, а не иного поведенческого акта.

Поэтому волевое действие в юридической литературе определяется как осознанное целенаправленное воздействие человека на окружающий мир, как активное стремление лица добиться удовлетворения актуальной потребности, осуществления определенной цели.

Среди психологов и философов господствующим является мнение, еще не до конца воспринятое правом, что подлинные первоисточники человеческих поступков могут и не осознаваться действующими лицами.

А.Н. Леонтьев, например делил содержание деятельности с точки зрения осознанного на три части: актуально сознаваемое (т.е. то, что субъект понимает в момент совершения поступка); находящееся под потенциальным контролем сознания (обычно то, что ранее было осознано, и потому лицо могло осознавать); не контролируемое сознанием (в основном потому, что вообще не было осознано субъектом, что делает проблематичным ответ на вопрос, могло ли сознавать)20.

Автор разделяет точку зрения тех ученых юристов, которые считают, что в сферу правового регулирования входят первая и вторая части этой классификации21.

Так, В.Н. Кудрявцев замечает, что бессознательный элемент поведения имеет правовое значение только в тех случаях и в тех пределах, в каких он поддается возможному контролю со стороны сознания и воли лица, т.е. может потенциально быть в надлежащий момент осознанным. Именно в этих пределах и возможна ответственность человека за свои действия22.

Осознание, актуализация потребностей, их оценка происходят при формировании и развитии мотива (процессе мотивации поведения) в динамическом процессе изучаемого преимущественно в рамках криминологии23.

На практике содержание мотивации реально способно:

а) прямо влиять на квалификацию преступлений в случаях, когда мотив и цель являются конструктивными или квалифицирующими признаками состава конкретного преступления (как общего, так и специального);

б) участвовать в разграничении деяний, совершаемых с различными формами и видами вины;

в) влиять на степень общественной опасности деяния и учитываться при индивидуализации ответственности и наказания за преступления, которые могут быть совершены как умышленно, так и неосторожно, по более или менее антисоциальным мотивам и целям;

г) определять характер опасности неоконченной преступной деятельности с учетом того, что выделение стадий совершения преступления возможно лишь в умышленных преступлениях;

д) влиять на пределы ответственности и оценку роли соучастников, могущих считаться таковыми лишь в умышленном деянии, на решение вопроса об их добровольности и осведомленности о характере преступления и степени участия в нем;

е) определять преступность и наказуемость действий, совершенных в состоянии аффекта, необходимой обороны, крайней необходимости или при других подобных обстоятельствах, могущих исключать уголовную ответственность;

ж) характеризовать личность виновного, смягчать либо отягчать его ответственность, наказание и определять степень его нравственной деформации;

з) помогать в разрешении ряда уголовно-процессуальных (доказательственных), уголовно-исполнительных, криминологических вопросов.

В завершение рассмотрения признака осознанности следует заключить, что мотивом в уголовно-правовом смысле становится не просто осознанная потребность, но и оцененная субъектом с точки зрения общественных норм и интересов. При формировании мотива потребности проходят через сознание личности, которая воспринимает их в соответствии с собственной концепцией оценок как социально допустимые или антисоциальные, приемлемые для нее или нет24.

Также осознается деяние как способ удовлетворения потребности с точки зрения его социальной значимости и приемлемости для субъекта.

Все это дало основание известным мыслителям справедливо утверждать, что «сознание не только отражает мир, но и творит его», что «талант, как и ум, - лишь оружие. Они подобны острому ножу, одинаково нужному и чтобы резать хлеб за семейной трапезой, и чтобы зарезать в лесу или на большой дороге одинокого путника. Важны цели и побуждения, которым служат ум и талант»25.

Требование осознанности психических образований и способов их удовлетворения как признак мотива обусловливает необходимость рассмотрения важного положения о том, что побуждение выступает формой отношения субъекта к объективной реальности, к той социальной действительности, которая является источником его удовлетворения.

В психологической науке отношение определяется как субъективное явление, которое сродни отражению, как активная сторона сознания и его обратная связь с отражаемым миром, обеспечивающая его регуляторную функцию26.

Мотив формирует субъективную, сознательную реакцию человека на явления внешнего мира. Эта реакция включает познание объективной реальности, ее отражение в сознании и оценку, соотнесение индивидуальной оценки с оценкой социальной, т.е. определенное отношение. На основе субъективного отношения формируется направленность сознания и воли субъекта.

Отношение может соответствовать ценностям общества, и тогда деятельность индивида не является опасной, либо противоречить им, приобретая антисоциальный характер, что определяет соответствующий антиобщественный способ изменения объективной реальности, внешних условий существования личности.

Человек посредством деяния определяет свою позицию, свое личное отношение к социальным условиям его существования, другим лицам, общим принципам поведения, закрепленным в моральных и правовых, в том числе уголовно-правовых требованиях.

В любом поступке человек всегда выражает свое субъективное понимание фактов объективной действительности, дает им соответствующую оценку, отражает детерминанты своего поведения: «Цели человека порождены объективным миром и предполагают его...»27.

Отношение – одно из существенных свойств человеческого поведения, которое и делает его мотивированным и целенаправленным. Одна из общепризнанных классических психологических школ (учений) основывается именно на теории отношений28.

Уголовное право активно использует теорию отношений, разработанную в философии и психологии, для конструирования общего понятия вины, ее форм и видов, а также всей субъективной стороны в целом. Категории, с помощью которых определяется вина: сознание, предвидение, желание – представляют собой разновидности отношений субъекта к объективной реальности29.

Мотив также представляет собой отношение субъекта к явлениям внешнего мира, их отражение (возможность отражения) в сознании субъекта. В зависимости от этого отношения деятельность субъекта направляется на тот или иной предмет (как способ удовлетворения, реализации мотива). «В обществе, в котором устранены мотивы к краже... какому осмеянию подвергся бы тот проповедник, который вздумал бы торжественно провозгласить вечную истину: не укради»30.

В уголовном праве это положение развивается и получает практическое применение в правовых функциях мотива и, в частности, в такой его важной роли, как определитель направленности деяния, т.е. объекта посягательства. Именно по мотиву внешне сходные деяния получают различную юридическую оценку.

Одни и те же предметы могут одновременно принадлежать многим различным объектам уголовно-правовой охраны. Относясь определенным образом к конкретному предмету, субъект должен осознавать и оценивать и ту систему отношений, в которую структурно входит данный предмет и которая охраняется уголовным законодательством, т.е. объект.

Если же субъективное отношение лица к предмету и объекту не совпадает с объективной принадлежностью первого ко второму, то это также находит свое отражение в оценке содеянного (по правилам фактической ошибки).

В связи с рассмотрением психических отношений, применяемых в уголовном праве, возникает вопрос о взаимосвязи понятий «субъективная сторона», «вина», «мотив», «цель».

Первое место в ряду названных категорий должен занимать мотив как основа сознательного волевого акта, исходя из динамизирующей и смыслообразующей ролей, которые он выполняет в человеческом поведении.

Мотив выступает индивидуальным отношением к породившим его реальным и идеальным детерминантам. Отражая эти детерминанты, он формирует сознание и волю субъекта, а также отношение сознания и воли к поведению, т.е. вину. Кроме того, мотив формирует и цель.

Согласно теории отношений В.Н. Мясищева «психологические отношения человека в развитом виде представляют целостную систему индивидуальных, избирательных, сознательных связей личности с различными сторонами объективной действительности...»31.

Названные психические отношения обладают множественностью параметров, каждый из которых по-разному, со своей стороны характеризует одно и то же деяние и субъекта, его совершившего.

С учетом специфики конкретного состава преступления и степени представленности в нем мотива последний может выполнять различные роли:

а) в любом составе преступления он влияет на содержание (форму и вид) вины;

б) в составах, в которых основным признаком является цель, последняя устанавливается с помощью мотива, на его основании;

в) в составах, в которых мотив фигурирует в качестве основного или квалифицирующего признака, он выполняет самостоятельную роль в квалификации преступлений. По отношению (как внутреннему свойству мотива) устанавливается направленность деяния на определенный объект и, следовательно, разграничиваются проступки и преступления, а последние – между собой;

г) в составах, где мотив в качестве самостоятельного основного признака не представлен, он тем не менее учитывается в правоприменении на уровне индивидуализации ответственности и наказания;

д) в некоторых случаях, исходя из полимотивированности человеческого поведения, все отмеченные роли могут выполняться рассматриваемыми признаками субъективной стороны и одновременно.

С учетом приведенных положений вряд ли продуктивной представляется позиция авторов, которые всю глубину содержания субъективной стороны раскрывали только через вину, рассматривая мотив и цель лишь как входящие в нее дополнения, т.е. включая мотив и цель в содержание вины32.

В силу специфики социальной и психологической природы субъективной стороны коррелятивной мотиву категорией является цель; рассматриваемые понятия имеют много общего.

Оба они характеризуют психические процессы субъекта в связи с совершением им деяния. Любое побуждение, выступающее в роли мотива поведения, становится таковым в процессе соотношения с целью. «Отношения как мотивы деятельности и как стремление к достижению цели проявляются через волю»33. Этим обстоятельством объясняется их взаимообусловленность и связь.

Единство природы рассматриваемых понятий не означает их отождествления. Мотив и цель хотя и являются взаимосвязанными категориями, однако имеют собственное содержание, соответствующее место в мотивации и в системе признаков составов как общих, так и специальных составов, в том числе составов воинских преступлений, а, следовательно, самостоятельное уголовно-правовое значение.

Каждый из указанных признаков по-своему характеризует психическое отношение субъекта. Изучение их взаимосвязи важно прежде всего, для правильного понимания волевого действия в целом и его разновидности – преступления – в частности.

Цель как идеальный образ желаемого будущего результата человеческих действий, как созданная в сознании субъекта модель той ценности, которую он стремиться получить, определяет весь ход волевого процесса.

Усматривая в цели один из важнейших элементов действительности, мы подчеркиваем ее объективную обусловленность: «Цели человека порождены объективным миром и предполагают его... Но кажется человеку, что его цели вне мира взяты, от мира независимы...»34.

Причиной же постановки цели является мотив.

Цель, в свою очередь, «как закон определяет способ и характер действий» человека, а также конкретизирует, уточняет мотив, показывая путь его удовлетворения и корректируя этот путь.

Через цель и средства ее реализации (целеполагание) мотив как субъективная категория соединяется с реальной действительностью, обусловливает объективное воздействие на социальные процессы.

Если само по себе идеальное побуждение (в отрыве от цели и способа ее удовлетворения) может быть социально приемлемым либо нейтральным (поскольку сама человеческая потребность не является преступной), то ось «потребность – мотив – цель – средство» в преступном поведении всегда носит ярко выраженную антисоциальную направленность. Поэтому цель, указанная в качестве признака состава в преступлениях, в том числе со специальным субъектом, свидетельствует об антиобщественной направленности совершаемого ради ее достижения деяния.

Необходимость разграничения совпадающих по объективной стороне деяний именно по социальному и психологическому содержанию их целей в уголовном праве имеет сугубо практический характер.

Так, по делу матроса Сафронова, совершившего в порту иностранного государства побег с военного корабля, действия виновного первоначально были квалифицированы как государственная измена путем бегства за границу. Пленум Верховного суда РФ, рассмотрев обстоятельства дела, констатировал, что в действительности Сафронов совершил деяние не с антигосударственной целью измены Родине, а с намерением уклониться от военной службы. В связи с таким изменением в оценке содержания цели содеянное виновным было переквалифицировано с государственного преступления на воинское – дезертирство в совокупности с незаконным переходом границы35.

Содержание цели, таким образом, влияет на установление объекта и оценку опасности совершаемого деяния, и в связи с этим ее анализ приобретает важное правовое значение.

Учитывая, что «цель через средство соединяется с объективностью», следует различать цель лица, т.е. субъективный, идеальный образ результата действия, и собственно результат действия как объективный продукт деятельности. Результат является последствием действия не самой цели лица, а результатом соотнесения цели и примененных при этом средств. Этим объясняется, что соотношение цели и результата деяния может быть представлено в трех разновидностях: когда названные категории полностью совпадают по своему объему (что характеризует выполненную, реализованную цель); когда цель и результат не совпадают по объему (что характеризует: а) недовыполненную или б) перевыполненную цель).

Соотношение цели и результата в виде «недовыполненной цели» учитывается при оценке неоконченной преступной деятельности, когда идеально задуманное начинает проявляться в объективном поведении субъекта, для его реализации имеются возможности, однако преступный результат не наступает по причинам, не зависящим от воли виновного.

Основой такого поведения, требующего уголовно-правовой оценки, выступает субъективная сторона, обнаружение умысла и последующие действия, свидетельствующие о реальных намерениях по его исполнению. Поэтому представляется, что анализ стадии обнаружения умысла способен помочь в теории и на практике в решении всех последующих вопросов об ответственности за неоконченную преступную деятельность.

Соотношение цели и результата в виде перевыполнения цели, также требуется принимать во внимание при оценке последствий содеянного в случаях, когда часть из них охватывалась, а другая часть не охватывалась субъективной целью преступно действовавшего лица. Это соотношение должно учитываться при квалификации содеянного по правилам реальной совокупности при условии, что вышедшие за пределы первоначальной цели последствия деяния охватывались одним из существующих видов вины.

Полное достижение планируемого результата в силу объективных причин, зачастую связано с постановкой и реализацией как промежуточных, так и производных целей, между которыми имеется различие.

Первые в процессе целеполагания ставятся и решаются последовательно, друг за другом: от ближайшей к последующей, перспективной и т.д. Вторые же существуют и реализуются параллельно с основной целью.

Такая классификация целей также имеет определенное научно-практическое значение.

Она играет важную роль в характеристике главного признака субъективной стороны – вины, позволяет отличить цель от результата и от средств совершения преступления, участвует в уголовно-правовой оценке деяний, совершаемых для достижения одной либо нескольких целей.

Мотив и цель, как отмечалось, формируют психическое отношение к предстоящему совершению преступления и поэтому должны учитываться в любом деянии в рамках нормативно определенных форм и видов вины при определении тяжести конкретного преступления, индивидуализации ответственности и наказания, в том числе и за неосторожные преступления.

Существенным в рассматриваемых категориях мотива и цели является также то, что они не только проявляют, но и формируют характерные признаки личности вообще и личности преступника в частности.

В социальной психологии в структуре личности выделяют четыре подструктуры, уровня личности:

а) биологически обусловленную подструктуру;

б) психологическую подструктуру;

в) подструктуру социального опыта;

г) подструктуру направленности личности.

Внутри последней имеется, в свою очередь, иерархически взаимосвязанный ряд подструктур: влечения, желания, интересы, склонности, идеалы, индивидуальная картина мира и высшая форма направленности – убеждения.

Эта направленность (по терминологии Д.Н. Узнадзе – «установка») определяется и оценивается благодаря мотивам и обусловленным ими целям деятельности субъекта36.

Применительно к уголовному праву направленность личности, отличающая субъекта преступления от законопослушных граждан, раскрывается через термин «общественная опасность лица» (способность при определенных условиях и впредь поступать подобным антисоциальным образом).

Этот общий признак личности преступника учитывается преимущественно в рамках индивидуализации ответственности и наказания, что прямо предусмотрено материальным и процессуальным законодательством. Для того, чтобы индивидуализировать меру воздействия на виновного, требуется знать, что он представляет собой, какова структура его личности как совокупности всех общественных отношений, какое место занимает преступление среди множества других социальных ролей и действий, выполняемых этим лицом.

Hа многие эти вопросы дают ответ мотивы и цели благодаря своей социальной и психологической природе. В них выражается не какая-то отдельная черта, а в определенном смысле весь человек, «мир человека», все характерные для него связи и отношения.

Мотив и цель как категории сознательно действующей личности проявляют свои свойства в деянии, существуют в динамике: возникают, действуют и прекращают свое существование во времени и в пространстве. Основные формы всякого бытия суть пространство и время. Движущаяся материя не может двигаться иначе, как в пространстве и во времени37.

Уходя своими истоками в прошлое, формируясь в настоящем, мотив и цель устремлены в будущее. Именно эта направленность играет решающую роль в переводе внутренней, субъективной активности во внешнюю, т.е. в поведение.

Возможность анализа мотива и цели в динамике предоставляет мотивация поведения. Исследование не отдельных мотива, цели или вины, а всего процесса формирования мотива, его оформления, развития и реализации в фактических действиях, т.е. мотивации, позволяет глубже выявить внешние (социальные) и внутренние (психологические) факторы их детерминации, уяснить сложный механизм обусловленности субъективного объективным и обратного воздействия объективного на субъективное, выяснить при расследовании и судебном рассмотрении такие явления социальной действительности, как образ жизни и социальные роли субъекта, конкретная ситуация и личностные особенности индивида, опосредующие преступное поведение. Все это существенно влияет на решение вопросов о преступности и наказуемости совершенного лицом конкретного деяния38.

Анализ мотива и цели в системе мотивации позволяет проникнуть в истоки поведения личности, оценить его побудительные силы и, следовательно, достаточно эффективно воздействовать на личность и факторы, детерминировавшие его поведение, с помощью социальных, в том числе уголовно-правовых средств. Рассматриваемые нами мотив и цель как главные элементы мотивации определяют всю субъективную сторону составов преступлений.

При этом то обстоятельство, что законодатель в качестве конструктивных признаков составов общеуголовных и воинских преступлений указывает социальные («в связи с исполнением обязанностей по военной службе») и психологические (чувства, интересы, потребности) детерминанты мотива либо собственно мотивы или цепи, подчеркивает связь и место названных категорий в едином процессе мотивации поведения и то, что в закон вводится определенный элемент мотивации, наиболее характерный для данного общественно опасного деяния и поэтому отражающий на нормативном уровне его антисоциальную направленность.

Изложенное свидетельствует о необходимости комплексного выявления и учета по уголовным делам не только мотивов и целей преступления, но и всех звеньев механизма преступного поведения, отвечающего на вопрос, как осуществляется поведение.

Мотив преступления – это детерминированное социальными и психологическими факторами, объективированное в деянии субъекта и актуально осознаваемое им побуждение, которое реализуется посредством совершения преступления как общественно опасного, противоправного, виновного, уголовно наказуемого деяния.

Цель преступления - это идеально представляемый и субъективно желаемый результат общественно опасного деяния, к достижению которого, субъект стремится антисоциальным способом, исходя из тех или иных побуждений.

Мотив и цель – субъективные категории, но основанные на объективных детерминантах.

В социальном плане они представляют собой субъективную реакцию лица на объективную реальность как на систему окружающих его ценностей и отношений.

В психологическом плане мотив и цель отражают единство интеллектуальной, волевой и эмоциональной сфер сознательно действующей личности.

Объективно существующие детерминанты составляют сущность рассматриваемых понятий и обусловливают выполнение ими различных социальных ролей (функций).

Будучи включенными в нормы уголовного закона, мотив и цель приобретают правовое содержание и реализуют в праве свои общесоциальные функции, которые приобретают при этом качество уголовно-правовых.

Мотив и цель – неотъемлемые признаки субъективной стороны общественно опасных деяний. В совокупности с виной они образуют такое психическое отношение субъектов, которое обусловливает совершение преступления. Цель, кроме того, входит в качестве волевого момента непосредственно в содержание прямого умысла.

Мотив и цель – главные элементы мотивации, которая предшествует субъективной стороне и определяет ее. Мотивация как комплексная система помимо криминологического имеет важное уголовно-правовое значение. Тот или иной уровень актуализации в сознании субъектов мотивов, целей поведения в совокупности с их социальными и психологическими детерминантами и способами их удовлетворения, обусловливающий совершение субъектом различных по характеру и степени преступлений, представляется возможным обозначить термином «глубина антисоциальной мотивации преступного поведения» (мотивационный элемент).

§1.2 Классификация мотивов преступного поведения

Немало споров в юридической литературе вызывает проблема классификации мотивов преступления39.

Прежде чем непосредственно приступить к классификации мотивов индивидуального преступного поведения, необходимо определить цель такой классификации. В зависимости от цели изучения мотивов она может быть различной: психологической, уголовно-правовой, криминологической, криминалистической и т.д. В научных работах последних лет, посвященных мотивации преступного поведения, классификация мотивов (или мотиваций, что, в принципе, одно и то же, так как под ними авторы понимают совокупность доминирующих мотивов) производилась по их содержанию и имеет в основном криминологическое значение40. Так, например, В.В. Лунеев разделяет всю совокупность криминальных мотиваций на пять видов:

— политическую:

— корыстную;

— насильственно-эгоистическую;

— анархическо-индивидуалистическую;

— легкомысленно безответственную41.

Такая классификация преступной мотивации призвана, в первую очередь, способствовать уяснению особенностей личности преступника, дать возможность анализа распространенности и динамики мотивации преступления в общесоциальном масштабе, позволить избрать наиболее эффективные меры предупреждения преступлений.

Между тем в юридической литературе предпринимаются также попытки психологической и уголовно-правовой классификации мотивов преступлений42. Например, Б.В. Харазишвили делит все мотивы преступлений на две группы:

1) мотивы, связанные с идейными явлениями, которые, в свою очередь, подразделяются на общесоциальные мотивы (морально-политические, эстетические и религиозные) и мотивы личного характера (низменные мотивы — эгоизм, корысть; ненизменные мотивы, связанные с настроениями, аффективные и др.);

2) мотивы предметного характера, выражающие заинтересованность предметами43.

В основу такой классификации положена психологическая суть поведения преступника и преследуется цель отнести поведение преступника к тому или иному роду. По мнению Б.В. Харазишвили, там, где идет речь о классификации мотивов, там же подразумевается и соответствующее поведение, поскольку мотивы не существуют без поведения44.

И.Н. Даньшин классифицирует мотивы с учетом цели и характера преступных действий на мотивы убийств, хулиганства, спекуляции и других преступлении45.

П.С. Дагель в зависимости от правовой, моральной и политической оценки делит мотивы преступного поведения на:

1) «низменные», общественно опасные мотивы (политические, религиозные и личные «низменные» мотивы, такие, как корысть, месть, зависть и др.);

2) общественно нейтральные мотивы (увлеченность, обида, стыд);

3) общественно положительные мотивы (ложно понятые интересы государства, научный интерес, родственные чувства, защита личных или общественных интересов от общественно опасного посягательства и др.)46.

Очень близка к этой системе классификация мотивов, данная Б.С. Волковым, в основе которой положено социально-психологическое содержание и нравственно-этическая оценка мотивов47.

У.С. Джекебаев предложил рассматривать в качестве основы классификации мотивов единый критерий - общественную опасность преступления и разделить мотивы преступлении на следующие группы:

1) антисоциальные, т.е. те, которые являются внутренними причинами совершения лицом тяжких преступлении;

2) асоциальные (приведшие к совершению хулиганства, халатности и других менее тяжких преступлений);

3) псевдосоциальные, т.е. влияние интересов, ценностей отдельных социальных групп (ложнотоварищеская мотивация, преступления против правосудия);

4) протосоциальные (мотивы совершения преступлении в состоянии необходимой обороны, сильного душевного волнения)48.

Не обсуждая частные недостатки той или иной классификации мотивов преступного поведения, что неоднократно делалось в научных трудах, следует все же остановиться на одном из них – общем для всех. Проанализировав приведенные выше классификации мотивов, можно сделать вывод, что, хотя формально в основу указанных классификаций положены различные критерии (психологическая суть поведения, цель и характер преступных действии, правовая, моральная и политическая оценки мотивов, общественная опасность преступлений), фактически же относя мотивы преступлений к той или иной группе, все авторы использовали для этого единое основание – социальную оценку действий, совершенных преступником, и последствий этих действий.

Социальная же оценка преступления всегда дается в зависимости от его содержания, от важности объекта посягательства, от размера причиненного ущерба, т.е. в зависимости от определенных объективных факторов. Например, выделяя политические мотивы, авторы фактически имеют в виду особо опасные государственные преступления, посягающие на государственный строй страны и совершаемые, как правило, по политическим мотивам. Или выделение корыстных мотивов фактически ограничивается определенной группой преступлений против собственности. Кроме того, классифицируя мотивы преступлений, авторы исходят из содержания потребностей, лежащих в основе действий лица, хотя сущность собственно мотивов поведения заключается в возможности выбора человеком между различными вариантами действия, направленного на удовлетворение одной и той же потребности.

Уголовно-правовая классификация мотивов должна быть не только связана с квалификацией преступлений в тех случаях, когда мотив входит в число обязательных признаков основного или квалифицированного составов преступления, но и, главным образом, преследовать цели индивидуализации ответственности за совершенное преступление, в частности, способствовать решению вопроса о возможности освобождения от уголовной ответственности или наказания, а в противном случае – об определении меры уголовного наказания. Приведенные же выше классификации мотивов преступлений невозможно практически использовать для решения вопроса индивидуализации ответственности лица, совершившего преступление. Например, установление факта, что корыстные побуждения пожали в основе хищения, никоим образом не влияет на размер наказания, назначаемого виновному49.

Непригодность указанных классификаций мотивов для решения вопроса об индивидуализации ответственности за совершенное преступление объясняется, в первую очередь, тем, что мотивы наделяются той или иной степенью антисоциальности, признаются нейтральными или общественно положительными в зависимости от характера преступных действий виновного, характера наступивших последствий, социальной оценки содержания этих преступных действий и их последствий, т.е. от каких-то объективных факторов без всякого учета каких-либо субъективных моментов. Например, политический мотив преступления считается антисоциальным (или общественно опасным) только потому, что приводит к совершению посягательства на жизнь государственного или общественного деятеля, государственной измены и других преступлений против основ конституционного строя и безопасности государства, признаваемых обществом особо тяжкими. Нетрудно заметить, что происходит смещение объективных признаков самого преступления (в данном случае – общественной опасности) на субъективные причины совершения человеком данного преступления, когда презюмируется зависимость степени антисоциальности (или общественной опасности) мотива от характера и степени общественной опасности совершенного по этому мотиву преступления, что, конечно же, недопустимо. Мотив с высокой степенью антисоциальности может быть причиной совершения преступления небольшой тяжести, а мотив, характеризующийся небольшой степенью антисоциальности, может лежать в основе особо тяжкого преступления.

Таким образом, при наделении мотивов признаком антисоциальности следует учитывать не только то, что поведение лица является преступным и оно осознает это, но и особенности взаимодействия определенных субъективных факторов с объективными условиями ситуации, в результате которого актуализируется (или возникает) мотив, лежащий в основе данного преступного поведения человека. В связи с этим необходимо отметить и тот факт, что невозможно построить чисто уголовно-правовую классификацию мотивов индивидуального преступного поведения. Думается, что любая классификация мотивов индивидуального преступного поведения, какие бы цели она ни преследовала, во-первых, должна иметь в своей основе определенные психологические критерии и, во-вторых, должна в какой-то мере обладать признаками и уголовно-правовой, и криминологической, и пенитенциарной классификации мотивов. Безусловно, что в зависимости от поставленной перед исследователем цели построенная им система мотивов индивидуального преступного поведения должна нести в себе определенную смысловую нагрузку, основное значение.

Кроме того, большинство криминологов, классифицируя мотивы или мотивации индивидуального преступного поведения, фактически берут за основу содержание потребностей человека50. Потребности же (в настоящей работе – целевые мотивы) не исчерпывают всех видов мотивов.

Представляется, что классификация мотивов индивидуального преступного поведения должна отвечать следующим требованиям:

— отражать процесс формирования у человека мотивов, лежащих в основе совершенных им преступных действий (бездействия), что важно для теоретического изучения различных видов мотивов;

— отражать взаимосвязь субъективных и объективных причин актуализации или возникновения мотива, что позволит отнести различные мотивы индивидуального преступного поведения к нейтральным или антисоциальным и дифференцировать их внутри этих групп;

— отражать роль мотивов в процессе мотивации преступного поведения;

— иметь определенное уголовно-правовое, криминологическое и пенитенциарное значение.

Исходя из предложенного понимания мотивов поведения человека в широком смысле, мотивы индивидуального преступного поведения делятся на три группы: целевые, ориентирующие и технические, что и является первоначальной классификацией субъективных причин конкретного преступного поведения, отражающей роль мотивов различных уровней в процессе его мотивации. В свою очередь, в каждой группе указанных выше мотивов можно выделить их определенные совокупности.

Под целевыми мотивами в настоящей работе понимаются осознанные потребности, выступающие в качестве первоисточника поведения человека. Классификация потребностей человека в криминологии традиционно заключается в делении их на примитивные, низшие, извращенные, и на высшие, социально положительные, потребности51. При этом биологические потребности, ревность, месть, корысть, самоутверждение и другие, приведшие к совершению преступления, выделяются в качестве деформированных, извращенных потребностей, удовлетворение которых «ведет к социальным и личным бедствиям и несчастьям»52.

Отнесение указанных потребностей к деформированным и извращенным происходит от того, что, во-первых, не делается разграничения между понятием потребности и понятиями чувства и эмоции. Несомненно, например, что ревность является только чувством, испытываемым одним человеком по отношению к другому, и представляет собой определенную форму существования потребности, форму переживания человеком своего отношения к предметам и явлениям действительности, но само чувство ревности мотивом не является.

Во-вторых, наделение потребностей низменными, антисоциальными свойствами происходит в зависимости от характера последующих действий человека по удовлетворению данных потребностей. Например, стремление к накопительству, стремление обладать дорогими вещами также, по мнению указанных авторов, попадают в разряд антисоциальных потребностей и представляют собой с этической точки зрения отрицательные свойства человека53. Хотя на самом деле указанные потребности присущи любому нормальному человеку и отнесение их к антисоциальным происходит только в зависимости от способа удовлетворения данных потребностей.

В-третьих, сторонники выделения в системе потребностей, существующей у человека, определенной группы извращенных, антисоциальных, изначально относят определенные виды потребностей к примитивным, низшим. Но невозможно, например, назвать биологические потребности низшими, животными и отводить им менее значимую роль, чем, допустим, потребностям социальным. Биологические потребности направлены на поддержание жизнедеятельности индивида, без них просто невозможно существование человека как живого организма. Биологические потребности также во многих случаях выступают в качестве мотива социально значимого поведения человека. И неправомерно было бы утверждать, что потребности в пище, сне и т.д. менее важны для человека и для общества в целом, чем, например, потребность принимать участие в политической жизни государства.

Представляется невозможным выделить из всей совокупности потребностей человека группу наиболее важных, значимых или группу антисоциальных потребностей. Любые потребности индивида обладают определенной ценностью и с точки зрения их социальной полезности или антисоциальности всегда нейтральны. Поэтому классификация потребностей человека возможна только по их содержанию. Данная позиция вполне подтверждается в исследованиях криминологов, посвященных проблеме мотивов. По сути, большинство классификаций мотивов, приводимых в юридической литературе и изложенных в настоящей работе, представляют собой не что иное, как классификацию потребностей человека по их содержанию. Это также указывает на некоторый изъян таких классификаций, так как сводить мотивы только к потребностям не совсем верно.

В психологической литературе существуют самые разнообразные подходы к классификации потребностей человека в зависимости от их содержания. Но в основном они сводятся к двум направлениям.

Одни исследователи пытаются составить исчерпывающий перечень потребностей человека54. Подобные классификации потребностей, как правило, произвольны и в них отсутствуют четко выделенные принципы. При этом каждый автор называет свое число основных потребностей. Например, у Маслоу их 15, у Мак-Даугола – 18, у Меррей и Пьерона – 2055. В связи с этим справедливым представляется мнение П.В. Симонова о том, что перечисление и классификация всех потребностей человека – дело совершенно бесплодное, так как потребности динамичны и постоянно трансформируются друг в друга56. Суть потребностей – объективное противоречие реального и необходимого, существующего и должного, и таких противоречий в силу неисчерпаемости материальной действительности существует бесконечное множество, постоянно находящееся в развитии.

Сторонники другого подхода пытаются выявить среди всей совокупности существующих потребностей определенные однородные группы57. Например, П.В. Симонов, придерживаясь именно такого подхода к классификации потребностей, разбивает их на следующие группы:

1) биологические и продиктованные ими материальные потребности в пище, одежде, жилище, технике, необходимой для создания материальных благ, в средствах защиты от вредных воздействий, в обеспечении своего индивидуального и видового существования;

2) социальные потребности в узком смысле слова. К ним относятся потребности принадлежать социальной группе, занимать в этой группе определенное место, пользоваться вниманием окружающих и др.;

3) идеальные (духовные, культурные) потребности познания окружающего мира и своего места в нем, познания смысла и назначения своего существования, эстетическая потребность и др.58.

С другой стороны, все потребности можно разделить на функциональные и предметные. К функциональным относятся потребности, побуждающие человека к достижению определенного уровня исполнения или результата, например, потребность в общении, эстетическая потребность, потребность в самоутверждении и т.д. Предметные потребности характеризуются наличием определенного материального объекта, выступающего в качестве предмета потребности, например, потребности в пище, одежде и т.д.

Следует отметить, что приведенные классификации потребностей скорее имеют психологическое (криминологическое) значение, чем уголовно-правовое. Поскольку все потребности человека нейтральны с позиции их социальности или антисоциальности, деление потребностей на группы по содержанию будет иметь уголовно-правовое значение только в том случае, когда они выступают как целевые мотивы в качестве обязательных признаков основного или квалифицированного составов преступления или в качестве обстоятельств, смягчающих или отягчающих наказание.

Между тем в действующем УК РФ нет ни одной нормы, в которой бы прямо указывалось на потребность, лежавшую в основе преступных действий (бездействия) лица. Однако анализ уголовно-правовых норм позволяет выделить определенные виды потребностей, хотя прямо и не указанные в уголовном законе, но логически вытекающие из его содержания. Можно выделить следующие группы уголовно-правовых норм, так или иначе указывающих на потребности, явившиеся субъективными причинами преступного поведения:

— совершение преступления в состоянии аффекта (ст. 107, 113 УК РФ);

— совершение преступления при защите от общественно опасного посягательства с превышением пределов необходимой обороны (п. «ж» ст. 61; ст. 108, 114 УК РФ);

— совершение преступления из корыстных побуждений, корыстной заинтересованности, либо с корыстной целью (п. «з» ч. 2 ст. 105, п. «з» ч. 2 ст. 126, ст. 1451, 153-155, 158-164, 170, 181, ч. 3 ст. 183; п. «з» ч. 2 ст. 206; ст. 2152, ч. 2 ст. 2282, ст. 245, 285, 292, 325 УКРФ);

— совершение преступления из хулиганских побуждений (п. «и» ч. 2 ст. 105, п. «д» ч. 2 ст. 111, п. «д» ч. 2 ст. 112, ч. 2 ст. 115, м 2 ст. 116, ч. 2 ст. 167, ст. 213, 2152, 245 УК РФ);

— совершение преступления на почве кровной мести (п. «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ);

— совершение преступления по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды (п. «е» ст. 63, п. «л» ч. 2 ст. 105, п. «е» ч. 2 ст. 111, п. «е» ч. 2 ст. 112, п. «з» ч. 2 ст. 117, п. «б» ч. 2 ст. 244 УК РФ);

— совершение преступления по мотиву мести за правомерные действия других лиц (п. «е» ст. 63, ст. 277, 317, 321 УК РФ);

— совершение преступления в отношении лица или его близких и связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга (п. «ж» ст. 63, п. «б» ч. 2 ст. 105, п. «а» ч. 2 ст. 111, п. «б» ч. 2 ст. 112, п. «б» ч. 2 ст. 117, ст. 295, 296, 298, 318, 319, ч. 2 ст. 321, ст. 334, 336 УК РФ);

— совершение преступления из личной заинтересованности (ст. 137, 1451, 170, 181, 196, 1991, 201, 202, 285, 292, 325 УК РФ);

— совершение преступления из низменных побуждений (ст. 153, 155 УК РФ);

— совершение преступления по мотиву сострадания (п. «д» ст. 61 УК РФ)59.

Таким образом, законодатель, формулируя нормы уголовного закона, использует потребности в качестве обязательного признака состава преступления или указывает на них как на обстоятельства, учитывающиеся при назначении наказания, в весьма ограниченных случаях. Более того, отсутствует единая основа и логика включения тех или иных потребностей в нормы уголовного законодательства: в одних случаях идет прямое указание на содержание потребностей (корысть, хулиганские побуждения, месть и т. д.); в других – указывается их социальная оценка (низменность), хотя потребности всегда нейтральны по своему содержанию; в третьих – очерчивается определенный круг потребностей путем указания на личную заинтересованность, хотя все потребности имеют личностный смысл. Поэтому построение системы потребностей, так или иначе отраженных в нормах уголовного закона, ввиду указанных выше причин представляется нецелесообразным, да и, по сути, невозможным.

В связи с изложенным ориентирующие мотивы можно условно разбить на три группы:

— мотивы с высокой степенью антисоциальности;

— мотивы со средней степенью антисоциальности;

— мотивы с низкой степенью антисоциальности.

Прежде чем перейти к непосредственному рассмотрению указанных групп ориентирующих мотивов, необходимо отметить следующее. Для того чтобы не «выдумывать» какие-то новые определения мотивов и отталкиваться от существующих формулировок, при описании конкретного вида мотива в настоящей работе используются термины, на первый взгляд характеризующие не внутренние процессы человека, а какие-то внешние условия (тяжелые жизненные обстоятельства, условия конкретной ситуации и т.д.), хотя мотивы по существу представляют собой определенные психические явления. Однако следует помнить, что и в указанных случаях речь идет не о каких-то внешних обстоятельствах, толкнувших человека на совершение преступления, а о том психическом образовании, возникшем у человека в результате взаимодействия указанных внешних условий с определенными внутренними (психическими) факторами, другими словами – о субъективном восприятии, оценке, анализе человеком данных объективных обстоятельств.

Под ориентирующими мотивами с высокой степенью антисоциальности следует понимать такие мотивы, актуализация которых происходит, как правило, при незначительном влиянии объективных условий ситуации преступного удовлетворения потребности. По нашему мнению, к ним относятся:

— хулиганские мотивы (побуждающие человека избрать преступный тип поведения в результате желания таким образом самоутвердиться, продемонстрировать свою «смелость», «удаль», показать свое превосходство над окружающими и т.д.);

— функциональные мотивы (когда человек избирает преступный тип поведения в результате желания «пощекотать нервы», получить «острые ощущения» или потому, что ему просто захотелось удовлетворить имеющуюся у него потребность преступным способом);

— случаи, когда лицо достигает поставленной перед собой цель привычным путем, являющимся преступным.

Суть хулиганских ориентирующих мотивов заключается в том, что лицо избирает преступный путь удовлетворения своих потребностей, потому что ему, грубо говоря, наплевать на всех остальных членов общества, на законы, которые действуют в этом обществе, или потому, что он стремится таким образом показать свое превосходство над окружающими, продемонстрировать свою «удаль». При этом хулиганский ориентирующий мотив и осознанная потребность, явившаяся источником активности человека, могут совпадать по своему содержанию (например, при удовлетворении потребности самоутверждения), что внешне выражается в совершении лицом хулиганства или убийства из хулиганских побуждений.

Но может быть и другая ситуация, когда хулиганский ориентирующий мотив и потребность по своему содержанию не совпадают. Такое сочетание целевого и ориентирующего мотивов находит внешнее выражение уже в совершении других преступлений. Хулиганский ориентирующий мотив может присутствовать практически и любых преступлениях. Например, совершается кража, тем самым лицо удовлетворяет свои материальные потребности, а избирает преступный путь удовлетворения данных потребностей только потому, что пренебрежительно относится к обществу в целом, к законам, по которым это общество живет, к нормам морали, или потому, что, совершая кражу, демонстрирует таким образом свою «удаль», «смелость» и т.п. людям, которые его окружают.

Так, 8% опрошенных лиц, осужденных за совершение кражи, указали, что преступный путь удовлетворения потребности был избран ими в силу желания «пощекотать нервы». Из опрошенных лиц, осужденных за совершение разбойного нападения, соответственно, по 12,5% указали, что избрали преступный путь удовлетворения потребности в силу желания самоутвердиться или продемонстрировать свою «смелость».

Выбор типа поведения при актуализации функционального ориентирующего мотива имеет место в случаях, когда субъект удовлетворяет свои потребности преступным способом потому, что получает удовольствие от самого процесса активности, от содержания и этого процесса, так называемое функциональное удовольствие. О наличии функционального ориентирующего мотива свидетельствует тот факт, что лицо избирает преступный тип поведения в результате желания «пощекотать нервы», получить «острые ощущения» или потому, что ему просто захотелось удовлетворить имеющуюся у него потребность именно преступным способом. Так, например, из опрошенных лиц, осужденных за совершение разбойного нападения, 6% указали, что избрали преступный путь удовлетворения потребности, потому что им захотелось «пощекотать нервы».

Следует отметить, что в психологии мотивации традиционно выделяются функциональные потребности, отличающиеся способностью побуждать субъекта к определенным целям и одновременно побуждать человека к совершению «приятных» ему движений60. Причем речь здесь идет о совершенно здоровых в психическом отношении людях. Представляется правомерным применение понятия функциональности не только к потребностям, но и к другим уровням мотивов человека.

Удовлетворение потребностей привычным путем имеет место при устоявшихся способах действия индивида, которые фиксируются в его сознании как наиболее эффективные. Человек, по сути, становится ориентированным на определенные способы удовлетворения определенных потребностей в конкретной ситуации. Как правило, выбор преступного типа поведения как привычного наблюдается в рецидивной преступности. Например, 80% осужденных из общего количества опрошенных, указавших на привычку, лежавшую в основе выбора ими преступного способа удовлетворения потребности, ранее были судимы, при этом из них 75% — были судимы за преступления, аналогичные тем, за совершение которых они отбывают наказание в настоящее время. Но можно встретить ориентирующий мотив в виде привычки и у осужденных, ранее вообще не привлекавшихся к уголовной ответственности. Думается, что это, прежде всего, указывает на существование латентной преступности. Так, один из анкетируемых, осужденный за нарушение уставных правил взаимоотношений между военнослужащими (ст. 335 УК РФ), совершил преступление, чтобы добиться уважения и порядка, а избрал преступный путь достижения цели, так как и раньше также применял насилие ради удовлетворения тех же потребностей, хотя к уголовной ответственности за это не привлекался.

Представляется, что к ориентирующим мотивам с высокой степенью антисоциальности, кроме тех, актуализация которых происходит при незначительном влиянии объективных условий ситуации преступного удовлетворения потребности, также относятся ориентирующие мотивы. Такие мотивы из потенциальных перешли в «реально действующие» при решающем воздействии объективных обстоятельств ситуации, ставя окружающих преступника людей в определенные неблагоприятные условия, в силу которых невозможно, допустим, реально контролировать состояние своего или вверенного имущества. Например, совершение преступления в условиях общественного бедствия или в отношении лица, находящегося в беспомощном состоянии, когда при отсутствии данных обстоятельств человек не пошел бы на совершение преступления. Поэтому тот факт, что актуализация ориентирующего мотива происходит именно в силу ситуации преступного удовлетворения потребности, когда потерпевший или другие лица не в состоянии оказать сопротивление или пресечь действия преступника и последний использует данное обстоятельство для совершения противоправных действий, позволяет говорить о высокой степени антисоциальности такого ориентирующего мотива.

Ориентирующий мотив со средней степенью антисоциальности представляет собой устойчивое психическое образование, лежащее в основе выбора лицом преступного типа поведения, актуализация которого происходит в результате почти равноценного влияния субъективных факторов и объективных условий ситуации. Думается, что к ориентирующим мотивам со средней степенью антисоциальности относятся мотивы, побуждающие человека избрать преступный тип поведения в результате неумения найти выход из сложившейся жизненной ситуации, в результате желания как можно быстрее добиться удовлетворения своих потребностей, в силу конформности человека, в силу благоприятно сложившейся для совершения преступления объективной ситуации, а также когда виновный удовлетворяет потребность первым «пришедшим ему в голову» способом.

Неумение найти выход из сложившейся жизненной ситуации как ориентирующий мотив присутствует в тех случаях, когда в результате объективных обстоятельств у человека актуализируется определенная потребность, удовлетворить которую в данных условиях, по его мнению, можно только путем совершения преступления. Человек в силу небольшого жизненного опыта, особенностей характера, отсутствия определенных знаний видит единственный путь разрешения имеющей значение для него жизненной ситуации. Он сознает, что этот путь является преступным, но другого выхода найти не может. Такой ориентирующий мотив, как показывает проведенное анкетирование, встречается наиболее часто (в 24% случаев) по сравнению с другими мотивами у лиц в возрасте от 18 до 25 лет (38%) и в возрасте от 26 до 35 лет (46%). При этом 98% указанных лиц имеют среднее и среднее специальное образование.

Как правило, такая жизненная ситуация ставит в опасность какие-то личные интересы человека, и он выбирает: либо поступиться своими интересами, либо совершить преступление, так как другого выхода не видит. Например, преступление совершается, чтобы поддержать свой авторитет среди членов определенной социальной группы, в которую входит преступник. Или виновный совершает преступление по просьбе любимого человека, боясь в противном случае потерять его, преследуя изначально положительную цель – сохранить любовь. Но в силу отсутствия жизненного опыта лицо не видит иного способа достижения поставленной перед собой цели в данной ситуации и совершает преступление, если это позволяют ему его ценностные ориентации, нравственные принципы.

Желание быстрого удовлетворения потребностей заключается в том, что у человека имеется возможность удовлетворения своих потребностей законным путем, но в силу объективных условий ситуации у лица возникает чувство необходимости более быстрого удовлетворения имеющихся у него потребностей и для этого избирается путь совершения преступления как более эффективный. Например, один из осужденных, принимавший участие в анкетировании, отбывающий наказание за кражу шести бутылок водки, указал, что совершил данное преступление ради желания выпить, так как находился в похмельном состоянии, а избрал преступный способ удовлетворения своей потребности в силу желания как можно быстрее достигнуть цели.

Конформность как ориентирующий мотив означает податливость человека реальному или воображаемому мнению группы, проявляющуюся в изменении его поведения и установок в соответствии первоначально не разделявшейся им позицией большинства. «Представители конформного типа – это люди своей среды. Их главное качество, главное жизненное правило – жить "как все", думать, поступать "как все", стараться, чтобы все у них было "как у всех" – от одежды и домашней обстановки до мировоззрения и суждений по животрепещущим вопросам. Но под "всеми" всегда подразумевается привычное непосредственное окружение. От него они не хотят ни в чем отстать, но и не любят выделяться ... Попав в другую среду, они постепенно усваивают все ее обычаи и привычки, манеры и поведение, как бы это ни противоречило всему предыдущему в их жизни и как бы пагубно ни было»61.

Кириков, осужденный Верхнекамским районным судом Кировской области за кражу чужого имущества, проезжая в вечернее время на велосипеде по улице, заметил на подоконнике открытое окна сверток, в котором находились: чайный сервиз, набор рюмок, комплект постельного белья. Убедившись, что его никто не видит, Кириков, воспользовавшись ситуацией, завладел указанным имуществом62.

Объективные условия данной ситуации складывались благоприятно для совершения преступления и можно предположить, что основе выбора Кириковым пути удовлетворения имеющейся у него материальной потребности лежал ориентирующий мотив со средней степенью антисоциальности, актуализировавшийся в результат равноценного влияния объективных условий ситуации и определенных субъективных факторов – ценностных ориентации, жизненных принципов, позволивших ему совершить преступление.

Ориентирующие мотивы с низкой степенью антисоциальности имеют место в случаях, когда решающую роль в их актуализации играет конкретная жизненная ситуация, в которой виновный ставится в неблагоприятные для него условия, в отличие от ориентирующих мотивов с высокой степенью антисоциальности, при актуализации которых в неблагоприятные условия ставится потерпевший. Конечно же, при решающем воздействии объективных условий ситуации на актуализацию ориентирующего мотива внутренние причины становления мотива «реально действующим» также имеют определенное значение, иначе при отсутствии необходимых психических условий никакие внешние обстоятельства не смогли бы повлиять на выбор способа удовлетворения индивидом своих потребностей. Такие ориентирующие мотивы выступают причинами и выбора лицом преступного пути удовлетворения имеющихся у него потребностей при совершении им преступления при превышении пределов необходимой обороны, в состоянии сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего, при совершении преступления в связи с тяжелыми личными, семейными обстоятельствами, в силу физического или психического принуждения, материальной, служебной или иной зависимости и т.п. К ориентирующим мотивам с низкой степенью антисоциальности должно отнести и мотив сострадания.

Помимо выбора типа поведения в рамках имеющейся у человека потребности, ему также необходимо определить: каким конкретно образом он будет действовать, против кого будет направлено преступление, если его объект заранее не известен. В основе такой конкретизации лежит технический мотив, возникающий в объективных условиях конкретной ситуации в результате взаимодействия последних с определенными субъективными качествами человека: опытом, навыками, профессией и т.д.

Технические мотивы как ситуативные психические образования, инициирующие конкретное поведение лица, в большинстве своем нейтральны. Выбор непосредственного объекта преступления, средств и способов его совершения происходит по тем же нейтральным причинам, что и выбор средств совершения правомерных действий, поэтому в основу классификации технических мотивов должны быть положены их содержание и особенности возникновения.

Выводы по 1 главе

В заключение можно сделать следующие выводы.

1. Мотивы индивидуального преступного поведения делятся на три группы: целевые, ориентирующие и технические.

2. Потребности, выступая в качестве целевых мотивов поведения человека, всегда нейтральны с точки зрения их социальной полезности или антисоциальности.

3. В зависимости от содержания потребности можно разбить на следующие группы: биологические и продиктованные ими материальные потребности, социальные и идеальные потребности или функциональные и предметные.

4. Большинство классификаций мотивов (мотиваций), приводимых и в юридической литературе, представляет собой не что иное, как классификацию потребностей человека по их содержанию.

5. Законодатель, формулируя нормы уголовного закона, использует потребности в качестве обязательного признака состава преступления или указывает на них как на обстоятельства, учитывающиеся при назначении наказания, в весьма ограниченных случаях. Отсутствуют единая основа и логика включения тех или иных потребностей в нормы уголовного законодательства. Поэтому построить систему потребностей, так или иначе отраженных в нормах уголовного закона, в настоящее время невозможно.

ГЛАВА 2 КВАЛИФИКАЦИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ПО ПРИЗНАКАМ СУБЪЕКТИВНОЙ СТОРОНЫ

§2.1 Понятие и теоретические основы квалификации преступлений

Квалификация преступления является одним из важнейших этапов применения уголовного закона. От правильной квалификации зависят дальнейший ход расследования уголовного дела, его рассмотрение в суде и определение вида и размера наказания.

Термин «квалификация» происходит от латинского gualificatio, характеристика предмета или явления, отнесение его к определенному разряду, группе в зависимости от качественных критериев, т. е. определение качества, оценка чего-либо.

В уголовном праве под квалификацией преступления понимается установление и юридическое закрепление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой63. Иначе говоря, квалификация преступления по сути означает выбор такой уголовно-правовой нормы, которая в полной мере охватывает общественно опасное деяние, совершенное конкретным лицом. Обратим внимание на двоякое значение термина «квалификация преступления»: а) деятельность должностных лиц правоприменительных органов (орган дознания, следователь, прокурор, судья), результатом которой является установление точного соответствия между деянием и признаками состава преступления, указанного в Особенной части Уголовного кодекса Российской Федерации (УК РФ)64; б) государственно-правовая оценка совершенного общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом. Кроме того, необходимо выделить легальную и доктринальную квалификации.

Доктринальная квалификация отражает мнение научных специалистов-криминалистов в специальной и научной литературе. Такая квалификация помогает практикам в оценке деяний и не носит обязательного характера.

Легальная квалификация осуществляется в тесном единстве норм уголовного и уголовно-процессуального права. Уголовное право определяет суть квалификации, а процессуальное дает возможность облечь ее в официальную форму. Поэтому квалификация преступлений осуществляется на всех стадиях уголовного процесса65.

При возбуждении уголовного дела орган дознания, следователь, прокурор и в определенных случаях судья непременно должны указать статью Особенной части УК РФ, по которой оно возбуждается. Это можно назвать первичной квалификацией преступления. В дальнейшем квалификация осуществляется при формулировании обвинения, при вынесении постановления о привлечении в качестве обвиняемого. При составлении обвинительного заключения ей также придается большое значение. Окончательная же оценка преступления производится при вынесении обвинительного приговора в суде.

Квалификация как определенный мыслительный процесс, который осуществляется указанными выше работниками правоохранительных органов, предполагает использование норм материального и процессуального права, концептуально-понятийного аппарата, общей теории права, основанных на законах и категориях диалектики и логики. Такие категории диалектики, как «сущность» и «явление», «конкретное» и «абстрактное», «содержание» и «форма», «общее», «особенное» и «единичное», «причина» и «следствие», «количество» и «качество», выполняют важную методологическую нагрузку и позволяют компетентным органам юстиции всесторонне, полно и объективно дать надлежащую уголовно-правовую оценку совершенному деянию66. Субъекты квалификации преступлений должны осознавать, что всякое общественно опасное деяние, совершенное физическим лицом, представляет собой конкретное явление, имеющее форму и содержание. Основная цель при этом – правильно, в точном соответствии с законом оценить данное явление и сделать вывод о соответствии либо несоответствии деяния признакам той или иной уголовно-правовой нормы.

С точки зрения уголовного процесса квалификация представляет собой деятельность, направленную на выяснение истины по уголовному делу. Осуществляя процесс познания истины, используют различные методы: от простого знания к более сложному, от абстрактного представления о правонарушении вообще к конкретному преступлению. Основной вывод предстает в виде умозаключения, т.е. такой формы мышления, посредством которой из одного или нескольких суждений с необходимостью выводится суждение, заключающее в себе новое знание. Отметим, что в науке уголовного права подробно освещены вопросы об использовании законов логики при квалификации преступлений67. Наряду с этим, определяющим фактором успешной квалификации преступления является профессионализм соответствующего должностного лица, его теоретическая подготовка и практический опыт.

Из приведенных рассуждений можно выделить несколько значений квалификации преступления.

Во-первых, четкая и точная квалификация преступления означает, что установлено полное соответствие совершенного общественно опасного деяния признакам состава преступления, предусмотренного Особенной частью УК РФ.

Во-вторых, квалификация преступления является правовым основанием для возникновения и реализации уголовной ответственности.

В-третьих, квалификация преступления является необходимым условием для применения норм уголовно-процессуального закона, а после установления виновности лица68 – и для применения норм уголовно-исполнительного права.

Кроме того, квалификация оказывает существенное влияние на параметры уголовно-правовой статистики, помогает более точно определить качественную и количественную стороны преступности и выработать эффективные меры ее предупреждения.

В процессе квалификации в тесном единстве используются научные методы познания и юридическое знание предмета. С точки зрения гносеологического аспекта этот процесс представляет собой движение от предположительного знания о совершении или несовершении преступления к четкому выводу о том, какое именно преступление совершено. Квалификация преступления – это не механический, а творческий процесс, протекающий в законодательных рамках. Юридической оценке предшествует познавательный процесс, который невозможен без самостоятельных творческих навыков и опыта. Цель такого «юридического творчества» - установление тождества признаков криминального события и признаков уголовно-правовой нормы. Процесс квалификации преступления – сугубо индивидуальное действительно, продукт мышления, результат работы интеллекта человека. В настоящее время определяющим фактором при квалификации преступления является научный подход (последнее не исключает и обладания интуицией). Имеется в виду использование логической формулы – алгоритма квалификации69.

Алгоритм представляет собой единство индуктивного и дедуктивного умозаключения. А.В. Наумов и А.С. Новиченко отмечали в связи с этим, что установление фактических обстоятельств дела (формулирование меньшей посылки) происходит преимущественно индуктивным70 путем, а установление уголовно-правовой нормы, которая охватывает квалифицируемое деяние (формулирование большей посылки), носит индуктивно-дедуктивный71 характер. Итог же, по их мнению, напоминает дедуктивный силлогизм, состоящий из двух посылок и вывода72.

Логические программы используются для установления истины. Последняя, с одной стороны, ограничивается рамками состава преступления, с другой – должна охватывать и иные важнейшие признаки, лежащие за рамками состава преступления, но подлежащие обязательному установлению73.

Указанные теоретические основы квалификации преступлений имеют важное значение в деятельности правоприменительных субъектов. Вместе с тем, по мнению большинства специалистов, определяющее значение принадлежит установлению юридических основ квалификации.

Мотив и цель преступления являются факультативными признаками субъективной стороны преступления. Они становятся обязательными и поэтому учитываются при квалификации преступлений только в случаях, указанных в законе, т.е. в конкретной статье Особенной части УК. Например, злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285 УК) влечет за собой уголовную ответственность при наличии корыстной или иной личной заинтересованности, которые и являются возможными мотивами злоупотребления. Их отсутствие исключает уголовную ответственность за злоупотребление должностными полномочиями даже при наличии всех остальных признаков данного состава преступления. В остальных случаях мотив и цель общественно опасного деяния имеют значение при индивидуализации наказания и характеристике личности преступника.

§2.2 Значение мотива и цели при квалификации некоторых преступлений

«Мотив» заменяется в ряде случаев на «побуждения», «заинтересованность» и т.д. Например, в п. "б" ч. 2 ст. 105 УК РФ предусмотрена ответственность за убийство лица или его близких в связи с осуществлением данным лицом служебной деятельности или выполнением общественного долга, в п. "и" ч. 2 ст. 105 УК за убийство из хулиганских побуждений, в п. "л" ч. 2 ст. 105 УК РФ за убийство по мотиву национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести и т.д. Вместе с тем в тексте закона определяется только вина (ст. ст. 25 - 27 УК)74. Дефиниции мотива и цели не нашли законодательного воплощения.

Для квалификации действий виновного большое значение имеет не только предвидение или непредвидение им общественной опасности своих действий, желание или нежелание наступления вредных результатов, но также мотив и цель его деятельности. Именно мотив порождает умысел на совершение преступления. На это обстоятельство указывал еще в 1918 г. Л.А. Саврасов: "...мотив преступления есть та живая, окрашенная эмоциональными тонами, глубоко внедренная в психику идея, которая при известном толчке-импульсе извне порождает в результате более или менее сложного душевного процесса умысел - волю к преступлению"75.

От мотива убийства необходимо отличать цель как признак субъективной стороны преступления.

Цель преступления - это те фактические результаты, которых виновный желает достичь посредством совершения преступления. Цель преступления определяет направленность преступного деяния. Например, п. "к" ч. 2 ст. 105 УК предусматривает ответственность за убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение. В данном случае желание виновного достигнуть указанных целей неизбежно предполагает желание наступления смерти потерпевшего, поэтому с субъективной стороны данный состав предполагает наличие прямого умысла.

Цель использования органов и тканей потерпевшего - абсолютно новое, неизвестное российскому уголовному законодательству обстоятельство, повышающее ответственность за убийство. Включение в часть 2 ст. 105 УК РФ этого признака обусловлено возможностью использования в преступных целях прогрессивных достижений медицины. Повышенная общественная опасность убийств такого рода обусловлена изощренным, трудно раскрываемым способом, подрывающим доверие к лечебным учреждениям и трансплантологической деятельности76. Выступая 8 октября 2002 г. по программе ТВЦ, директор Института трансплантологии Валерий Шумаков отметил, что до сих пор ни одно подобное дело не дошло до суда. Официальные расследования также не подтвердили фактов убийств в целях трансплантации в России77.

С субъективной стороны убийство, предусмотренное п. "м" ч. 2 ст. 105 УК РФ, предполагает прямой умысел и специальную цель – использование органов и тканей потерпевшего. Правоприменительная практика зарубежных государств показывает, что мотивы убийств, совершаемых в целях использования органов или тканей человека для трансплантации, носят преимущественно корыстный характер. При корыстных побуждениях преступление дополнительно квалифицируется как убийство по п. "з" ч. 2 ст. 105 УК РФ. Однако рассматриваемое преступление может быть совершено в целях использования органов и тканей потерпевшего не только для трансплантации. Возможны и иные цели: каннибализм, половой фетишизм, использование человеческих органов и тканей в промышленных целях, для изготовления консервированной продукции, продажи тканей под видом мяса животных, для кормления животных и т.п., то есть характер использования органов и тканей значения не имеет.

Несмотря на то что в целом цель изъятия (или использования) органов и тканей человека отражает сущность и направленность сравнительно небольшого круга преступных посягательств, справедливыми представляются высказывания Г.Н. Красновского и А.И. Стрельникова о целесообразности включения соответствующей цели в число обстоятельств, отягчающих наказание (ст. 63 УК РФ)78. Эту точку зрения разделяет С.С. Тихонова, справедливо утверждающая, что повышение степени общественной опасности преступления, совершаемого в целях изъятия (или использования) органов или тканей потерпевшего, целесообразно отражать в уголовном законе, однако не путем конструирования дополнительных квалифицирующих признаков в ст. ст. 110, 112, 115, 126 - 128, 140, 244 УК РФ, а посредством вынесения соответствующего признака за пределы состава преступления, учитывая его при индивидуализации уголовной ответственности, в п. "и" ч. 1 ст. 63 УК РФ79.

В специальной литературе отмечается, что, хотя мотив и цель имеют много общего, они не тождественны. Эту мысль разделяют все авторы без исключения. Однако при комментировании отдельных статей УК, в которых признаком состава выступает цель преступления, иногда эти два понятия отождествляются. Так, высказывается мысль о том, что хищение совершается с корыстным мотивом. В примечании к ст. 158 УК РФ субъективная сторона кражи представлена корыстной целью.

Безусловно, в большинстве случаев мотив хищения корыстный. Но при этом не следует исключать и иных мотивов. Если лицо действует из "благих" побуждений, но при этом преследует в том числе и цель незаконного обогащения третьих лиц, то, на наш взгляд, содеянное при наличии остальных признаков хищения следует квалифицировать по статьям УК, предусматривающим ответственность за преступления против собственности. Причем это правило подлежит распространять не только на соучастников преступления, но и на лиц, совершивших хищение единолично80.

Аналогичные суждения высказываются в комментариях к иным статьям, в которых в качестве признака состава преступления предусмотрена цель. Представляется, что отождествление двух различных элементов субъективной стороны преступления вряд ли допустимо. Замена цели мотивом при толковании закона приводит к "декриминализации" деяний. Ведь если есть корыстный мотив, то обязательно присутствует и корыстная цель. Обратное, вообще говоря, неверно. Если лицо преследует корыстную цель, то это еще не значит, что оно действует из корыстных побуждений.

В перспективе законодателю следует закрепить определения соответствующих понятий, характеризующих субъективную сторону преступления.

Вторая проблема формально – логического характера, связанная с установлением мотива преступления, на которую необходимо обратить внимание при исследовании предписаний Особенной части, касается некоторых традиций толкования. Речь идет о необходимости специальных побуждений в некоторых случаях даже при отсутствии законодательно закрепленного требования их наличия. Взять, например, хулиганство. В соответствии с ч. 1 ст. 213 УК оно определяется как грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, сопровождающееся применением насилия к гражданам либо угрозой его применения, а равно уничтожением или повреждением чужого имущества.

Как видно, мотив преступления в УК не конкретизирован, что дает все основания предположить возможность совершения хулиганства и из иных побуждений, например, в связи с неприязнью к потерпевшему81. С формальной стороны такая логика толкования ст. 213 УК безупречна. Что же касается содержательной стороны, то здесь также не исключен вариант оценки деяния, совершенного не из стремления противопоставить себя окружающим, как хулиганства.

По-видимому, законодателю, если он желает предусмотреть ответственность за хулиганство как за деяние, совершенное по соответствующему мотиву, следует конкретизировать субъективную сторону преступления. В противном случае есть все основания допустить вариант, при котором лицо, грубо нарушившее общественный порядок, подлежит уголовной ответственности по ст. 213 УК и при отсутствии хулиганских побуждений.

Рассматривая такой признак субъективной стороны, как мотив, следует заметить, что в уголовно-правовой науке продолжает оставаться спорным вопрос: необходимо ли создавать особое уголовно-правовое понятие мотива или рассматривать его в том смысле, в каком он понимается в психологии? Так, Б.В. Харазишвили категорично утверждал, что всякая попытка дать уголовно-правовое определение мотива преступления является искусственной и ненаучной: "Психологический подход к мотиву поведения является основным, определяющим, а подходы с точки зрения всех других наук - вторичные, зависящие от него"82.

Единообразному в целом пониманию содержания корыстного мотива применительно к должностным преступлениям в теории и судебно-следственной практике послужило введение законодателем в действующий УК такого субъективного признака, как иные личные побуждения, который соответственно уточнил понятие корысти.

Каков же объем содержания понятия "иные личные побуждения"?

Прежде всего подчеркнем, что этот признак носит недостаточно определенный характер и имеются трудности в уяснении его уголовно-правового смысла. Личные побуждения - это любые побуждения, поскольку каждый акт субъекта, опосредованный сознанием и волей, всегда носит личный характер. В случае если в деянии отсутствует волевое проявление побуждений, оно теряет уголовно-правовое значение.

Уясняя логику и цель введения данного признака в состав должностного (служебного) подлога, М.Д. Лысов делает, на наш взгляд, верный вывод, "что закон имел в виду не всякие личные побуждения, а только те, которые наряду с корыстными также направлены на извлечение какой-либо нематериальной выгоды для себя"83. При такой формулировке под мотивами служебного подлога надо понимать всякие, кроме корыстных (они названы отдельно), стремления, направленные на получение выгоды неимущественного характера: стремление получить награду, стремление скрыть свои упущения в работе, желание помочь родственникам, знакомым, получить взаимную услугу и т.п. Именно так раскрывается это понятие в п. 17 Постановления Пленума Верховного Суда СССР № 4 от 30 марта 1990 г. "О судебной практике по делам о злоупотреблении властью или служебным положением, превышении власти или служебных полномочий, халатности и должностном подлоге"84.

Данным разъяснением руководствуется суд при оценке мотива "иная личная заинтересованность" по делам о должностных преступлениях. Так, квалифицируя действия К. по ст. 292 УК РФ, суд делает следующий акцент: "Наличие личной заинтересованности при внесении в протокол обыска заведомо ложных сведений суд усматривает в желании К. придать своим действиям, равно как и остальных подсудимых, участвовавших в проведении обыска в с. Нагорном, законный характер по изъятию имущества у Д."85.

Круг мотивов, характеризующих личную заинтересованность, свидетельствует об антисоциальных, антиобщественных интересах лица, допускающего злоупотребление должностными полномочиями, служебный подлог, о его стремлении извлечь выгоду для себя, своих родных или близких. В связи с этим обоснованно высказывается мнение, что ложно понятые интересы службы, исходя из которых действует виновный, не могут быть отнесены к иной личной заинтересованности. В подобном случае у лица нет того антисоциального интереса, который придает служебному подлогу характер преступления. Следовательно, мотив личной заинтересованности в силу этого не включает в себя мотив ложно понятого интереса службы.

Руководствуются суды и п. 14 упомянутого выше Постановления Пленума Верховного Суда СССР № 4 от 30 марта 1990 г., в котором указывается: "Если законодательством... в качестве обязательного признака состава уголовно наказуемого злоупотребления служебным положением, а также должностного (служебного) подлога предусмотрена корыстная или иная личная заинтересованность, суды обязаны всесторонне исследовать обстоятельства, от которых зависит вывод о наличии или отсутствии в действиях виновного указанных мотивов, и обосновать свой вывод в приговоре с приведением конкретных доказательств". Так, старший государственный инспектор Ханкайской рыбоохраны Приморрыбвода У-в был обвинен в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 285 УК РФ. Предварительное следствие квалифицировало содеянное У-вым, как злоупотребление должностными полномочиями, совершенное из корыстной и иной личной заинтересованности. Однако суд, исследовав обстоятельства дела, не согласился с предъявленным обвинением и исключил из него квалифицирующий признак "совершение злоупотребления из корыстной заинтересованности". В приговоре указывается: "В качестве премии У-ву было выплачено 20 руб. 88 коп., исходя из этого суд считает, что, составляя ложный протокол, он не преследовал корыстной заинтересованности. У-ву ничего не мешало внести заведомо ложные сведения во все протоколы и получить большую премию, но он не сделал этого"86.

§2.3 Влияние мотива и цели на разграничение преступлений и проступков

Важнейшим понятием, связанным с правоприменительной деятельностью правоохранительных органов и центральной стадией применения уголовного закона, является квалификация преступлений, под которой понимается установление и юридическое закрепление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой87.

Значение квалификации трудно переоценить. Базируясь на составе преступления как основании уголовной ответственности, она выполняет функцию отграничения преступлений как от правомерного поведения, так и от проступков, а также смежных преступлений между собой. Правильная квалификация служит предпосылкой соблюдения законности при разрешении уголовных дел, поскольку выбор нормы, подлежащей применению, осуществляется в процессе квалификации88.

Существенная роль в разрешении указанных задач принадлежит субъективной стороне, в том числе мотиву и цели. По данным Р.И. Михеева, А.И. Рарога, других ученых и исследователей разных лет примерно каждая третья судебная ошибка стабильно связана с неправильным установлением формы вины, а в ... случаев неправильной квалификации судебные ошибки связаны с теми или иными признаками субъективной стороны преступления89.

Благодаря своим социально-правовым свойствам, реализуемым и уголовно-правовых функциях, вина, мотив и цель, выступая субъективными основаниями уголовной ответственности, оказывают существенную помощь в отграничении преступлений от иных антиобщественных деяний, помогают разграничить общеуголовные и воинские преступления, а последние – между собой.

Вывод об указанном значении субъективной стороны в квалификации преступлений соответствует положениям действующего законодательства и подтверждается результатами различных исследований.

Чтобы определить преступность деяния, необходимо его общественную опасность дополнить другими признаками, способными в каждом конкретном случае наиболее полно охарактеризовать определенную форму преступного поведения, исходя из такого системного принципа криминализации, как полнота состава90.

К числу таких признаков наряду с другими принадлежат вина, мотив и цель. Исходя из своих важных социально-правовых функций, они призваны оказать существенную помощь в разграничении воинских преступлений и иных форм антисоциального поведения.

Воздействуя на характер общественной опасности деяния, рассматриваемые признаки способны, во-первых, повышать ее до уровня преступления и при этом выступать одними из субъективных оснований уголовной ответственности за некоторые воинские правонарушения.

Во-вторых, вина, мотив и цель обладают обратным свойством – понижать общественную опасность деяний, сводя ее в ряде случаев до характера, свойственного проступку, и тем самым также отграничивают воинские преступления от иных деяний, совершаемых военнослужащими.

В-третьих, признаки субъективной стороны, характеризуя личность правонарушителя, также влияют на общественную опасность содеянного, которая зависит не только от опасности действия (бездействия), но и от других показателей, в частности, от данных о субъекте и содержания субъективной стороны. Правда, как обоснованно отмечается в литературе, решающее значение для перевода деяния из преступления в проступок это обстоятельство и имеет лишь в том случае, если само действие или бездействие не представляет большой общественной опасности.

Преступления указанных групп разграничиваются по многим признакам объективной и субъективной стороны. Не преувеличивая роли субъективной стороны, продемонстрируем их место в этом процессе.

Сложность в разграничении преступления и проступка возникает, в частности, при оценке отдельных пограничных случаев.

Так, по уголовному делу Боровика и других было установлено, что этот военнослужащий совместно с двумя сослуживцами совершил криминальное оставление службы и, находясь вне части, отказался выполнить приказ командира взвода старшего лейтенанта Степанова о немедленном возвращении на службу, ушел на частную квартиру, где организовал коллективное употребление спиртных напитков. Приговором военного суда Боровик был признан виновным и осужден за самовольное оставление части и групповое неисполнение приказа.

Однако надзорным определением военного суда округа обвинение его в части неисполнения приказа офицера Степанова из приговора было необоснованно исключено и дело в этой части производством было прекращено за отсутствием в этих действиях Боровика состава неповиновения.

Военная коллегия Верховного суда РФ, исправляя ошибку надзорной инстанции, указала, что Боровик и другие, понимая требование офицера Степанова как отданное в порядке службы приказание, умышленно не выполнили его и продолжали оставаться вне части. Тем самым они совершили два различных по своему характеру и объекту посягательства преступления: уклонение от военной службы и деяние против порядка подчиненности91.

Анализируя приведенное дело, следует констатировать, что правильно оценить содеянное по двум статьям позволили мотив и цель действий виновных. Исходя из желания провести время по своему усмотрению, употребить спиртные напитки, военнослужащие приняли решение отлучиться из части с целью временно уклониться от службы. Эта цель явилась способом реализации указанных мотивов и в совокупности с иными признаками содеянного должна получить самостоятельную уголовно-правовую оценку по ныне существующей ст. 337 УК РФ.

Однако на пути достижения поставленной цели возникло объективное препятствие – приказ начальника вернуться в часть, которое не позволило ее реализовать. В связи с этим Боровик скорректировал свое поведение и избрал противоправное средство устранения преграды. Реализация цели временного уклонения от службы не снималась, но на некоторое время была отложена на второй план.

Общепризнанно, что с субъективной стороны сопротивление и принуждение характеризуются прямым умыслом. При этом презюмируется, что субъект данных преступлений должен преследовать специальную цель, направляющую и конкретизирующую умысел: воспрепятствовать соответствующим лицам в выполнении их обязанностей (при сопротивлении) или заставить их нарушить, прекратить, изменить эти обстоятельства в настоящее время или в будущем (при принуждении). В то же время указанные цели деяний должны сознаваться не только виновным, но и потерпевшим, поскольку, не зная о цели применяемого к нему насилия, последний не способен понять, чего от него добиваются.

Так, вследствие неправильной оценки мотива содеянного первоначально был необоснованно осужден военный-строитель рядовой Кравцов. Во время прохождения службы по призыву он был избит сослуживцем Исаевым (осужденным за указанное преступление), в связи с чем более месяца находился на стационарном лечении, а затем переведен в другую часть. Там земляки Исаева систематически угрожали Кравцову расправой, избивали его, заставляли выполнять за себя различную работу.

По указанным мотивам Кравцов самовольно оставил часть и уехал к жене, чтобы посоветоваться. На четвертый день он прибыл в военную прокуратуру.

Поскольку Кравцов самовольно оставил часть не с целью уклонения от военной службы, а для того чтобы избежать издевательств со стороны сослуживцев, уголовное дело в отношении него было прекращено за отсутствием состава воинского преступления.

По другому делу с аналогичными обстоятельствами практические органы военной юстиции констатировали, что, поскольку военнослужащий уклонился не от военной службы, а от систематических издевательств и унижений, его побег из части лишь формально содержит признаки преступления, в связи с чем оно в соответствии с ч. 2 ст. 14 УК РФ не может признаваться преступлением92.

Мотивы формируют цель поведения, которая и определяет направленность умысла в преступлениях рассматриваемой группы.

Это необходимо иметь в виду в правоприменительной деятельности и при оценке субъективной стороны деяния не допускать подмену терминов: мотив целью и наоборот.

Как показывает изучение уголовных дел, подобные ошибки нередки в практике военных прокуратур и военных судов, что влечет неправильное применение ими уголовного закона93.

Мотив и цель также являются субъективными основаниями ответственности за умышленные преступления, квалифицируемыми по общеуголовным нормам о должностных преступлениях.

Наличие специальных мотивов – корыстной или иной личной заинтересованности – наряду с другим обязательным признаком – существенным вредом – придает должностному правонарушению воинского субъекта необходимый характер общественной опасности, позволяющий отнести его именно к преступлению. Деяние, не имеющее указанных признаков, не образует уголовно наказуемого злоупотребления должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ).

Так, не могут рассматриваться как преступление единичные действия должностного лица, не причинившие существенного вреда, если они лишены корысти или иной личной заинтересованности. Подобные действия следует рассматривать как должностной проступок, за который лицо может быть наказано лишь в дисциплинарном порядке.

Тем самым воинское должностное лицо сознает необходимые объективные признаки преступления, благодаря соответствующим субъективным признакам.

Рассмотрим более подробно данное понятие.

Ложно понятые интересы службы являются частью общего понятия – ложно понимаемых интересов служебной необходимости. Уголовный закон ни о том, ни о другом непосредственно не упоминает, поэтому и требуется их анализ.

Служебная необходимость – это исполнение обязанностей по военной службе, это специфический вид деятельности, могущий вовсе исключить преступность деяний и условиях несения службы в рядах Вооруженных сил.

Действуя по мотивам реально существующей служебной необходимости, субъект моделирует цель и избирает приемлемые средства ее реализации, не вступающие в противоречие с правом. Например, в соответствии с Дисциплинарным уставом командир в определенных условиях может принуждать к повиновению своих подчиненных, вплоть до применения против них оружия94.

Оценка же поведения как мотивированного не объективной служебной необходимостью, а ложно понятыми интересами службы осуществляется в следующих ситуациях:

Само побуждение действительно может быть детерминировано интересами службы. Однако если оно соотносится с антисоциальными целями и способами их удовлетворения, то только деяние приобретает качество общественно опасного.

Например, заместитель командира взвода младший сержант Кузнецов, будучи недоволен тем, что подчиненные недобросовестно исполняют свои служебные обязанности, систематически избивал их, полагая, что таким образом он добьется устранения их упущений по службе.

При оценке описанного превышения власти имеющиеся ложно понятые интересы службы должны учитываться как фактор, определяющий направленность деяния на военно-служебные отношения. Кроме того, их следует принять во внимание как обстоятельство, смягчающее ответственность виновного, поскольку само по себе «благое намерение» должностного лица свидетельствует о меньшей глубине антисоциальной мотивации его поведения.

На практике военные суды, назначая наказание за деяния, совершенные в аналогичных ситуациях, указывают, что в качестве смягчающих обстоятельств они учитывают неправильные, неправомерные действия потерпевших, обусловивших преступления виновным.

Поведение должностного лица может быть обусловлено не только причинами служебной необходимости, но и антисоциальной мотивацией, которая формирует противоправный способ его действий.

Например, командир воинской части майор Черняков скрывал преступления своих подчиненных, не возбудил против них семь уголовных дел.

Свое бездействие Черняков объяснил тем, что руководствовался мотивом обеспечения интересов службы и целью создания видимости благополучия в части95.

Подобные объяснения вряд ли можно отнести к ложно понятым интересам службы. Однако путем нарушения законности нельзя добиться каких-либо благих целей, что сознается самим виновным в силу его образования, опыта, положения и т.д. Поэтому названные мотивы и цели следует учитывать как факторы, свидетельствующие о воинской природе деяния. На практике же такие признаки в аналогичных ситуациях чаще не принимаются во внимание и не оцениваются вовсе.

Деяние должностного лица может быть обусловлено низменными побуждениями, которые субъект часто скрывает за мотивировками (объяснениями, а не мотивами) служебных интересов.

Например, старший лейтенант Новиков, являясь начальником поста в Республике Афганистан, ставил задачи подчиненным на осуществление нападений с целью завладения деньгами и имуществом афганских граждан. Свои действия Новиков также пытался мотивировать интересами ведения боевых действий, просил учесть это в качестве обстоятельства, смягчающего его ответственность. В действительности мотивами его действий были корыстные побуждения, подлежащие учету в качестве конструктивного признака ст. 285 УК РФ, а также в рамках ст. 146 УК РСФСР (ст. 162 УК РФ).

Примеры аналогичных дел имелись и в Чеченской республике96.

За мотивировками служебной необходимости может скрываться и иная личная заинтересованность. Она может проявляться в карьеристских мотивах (добиться продвижения по службе, поощрения, перевода на другое место, избежать наложения взыскания), мотивах тщеславия, защиты «чести мундира» и т.п., которые следует учитывать в рамках конструктивного признака ст. 285 УК РФ.

В реальной практике нередки случаи параллельного существования личных и ложно понятых служебных мотивов, руководствуясь которыми субъект совершает преступление. В таких случаях каждый из мотивов должен получать свою собственную уголовно-правовую оценку как в рамках квалификации, так и при назначении наказания за воинское должностное преступление.

Содержание мотива ложно понятых интересов службы не является неизменным и однозначным. В каждом конкретном случае его необходимо уточнять, а не ограничиваться неопределенными ссылками на то, что лицо действовало из интересов или из ложно понятых интересов службы, как это имеет место в настоящее время на практике. Рассматриваемый мотив деяния должностного лица может получать самостоятельную оценку как обстоятельство, определяющее направленность деяния и его квалификацию, влияющее на степень общественной опасности конкретного преступления, учитываемое как фактор, смягчающий ответственность при назначении наказания, поэтому мотив является существенным признаком должностного преступления. Помимо того, что он является одним из конструктивных элементов уголовно наказуемого злоупотребления, мотив формирует соответствующую цель, свидетельствующую о направленности преступления.

Благодаря своим правовым функциям рассматриваемые признаки оказывают существенную помощь в разграничении преступлений, дисциплинарных проступков и правомерного поведения.

Выводы по 2 главе

1.Важнейшим понятием, связанным с правоприменительной деятельностью правоохранительных органов и центральной стадией применения уголовного закона, является квалификация преступлений, под которой понимается установление и юридическое закрепление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой.

2.Мотив и цель преступления являются факультативными признаками субъективной стороны преступления. Они становятся обязательными и поэтому учитываются при квалификации преступлений только в случаях, указанных в законе, т.е. в конкретной статье Особенной части УК. Например, злоупотребление должностными полномочиями влечет за собой уголовную ответственность при наличии корыстной или иной личной заинтересованности, которые и являются возможными мотивами злоупотребления. Их отсутствие исключает уголовную ответственность за злоупотребление должностными полномочиями даже при наличии всех остальных признаков данного состава преступления. В остальных случаях мотив и цель общественно опасного деяния имеют значение при индивидуализации наказания и характеристике личности преступника.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изложенные положения обусловливают теоретические выводы, предложения и рекомендации нормотворческого, правоприменительного и учебно-методического характера.

1. Научная разработка темы позволяет раскрыть социальную и психологическую природу признаков субъективной стороны преступлений со специальным составом, а также определить методологические основы учета рассматриваемых признаков, которые необходимо соблюдать в области уголовного правотворчества, правоприменения, в теоретических исследованиях и педагогической практике в контексте конституционного принципа субъективного вменения.

Изучение мотивов и целей преступлений в уголовном праве предполагает опору на данные психологии и социологии, использование их в качестве методологической базы с учетом специфики предмета исследования.

2. Содержание применяемых в уголовном праве признаков субъективной стороны определяется их естественной социальной и психологической природой.

Являясь основой сознательного волевого акта, мотив, цель и обусловленная ими вина определяют поведение субъекта в обществе, влияют на психологическую структуру его личности и поэтому, безусловно, должны учитываться при конструировании общеуголовного законодательства.

Будучи представлены в уголовном и, в частности, в военно-уголовном законодательстве, признаки субъективной стороны реализуют в праве свои социальные функции, которые при этом приобретают качество уголовно-правовых - как общих, так и специальных.

3. Общая их функция и заключается в том, что рассматриваемые признаки составляют основу волевого поведения субъекта.

Содержание и антиобщественная направленность волевого процесса определяется глубиной антисоциальной мотивации, под которой следует понимать уровень актуализации в сознании субъекта мотивов и целей в совокупности с их социальными, психологическими детерминантами, а также со способами их удовлетворения (опредмечивания) и которая обусловливает совершение лицом различных по характеру и степени общественной опасности преступлений.

4. Указанная общая функция конкретизируется в специальных уголовно-правовых ролях (функциях). Специальные функции состоят в том, что признаки субъективной стороны:

1) влияют на определение направленности преступного поведения на конкретный объект уголовно-правовой охраны;

2) изменяют (уменьшают или повышают) характер общественной опасности и, следовательно, влияют на уголовно-правовую оценку содеянного: с одной стороны, они помогают разграничивать преступления и правомерное поведение и иные правонарушения, а с другой - квалифицировать собственно преступления;

3) влияют на степень общественной опасности содеянного, на характеристику личности виновного, смягчающих и отягчающих обстоятельств и, следовательно, на решение вопросов об ответственности и наказании за преступления;

4) обусловливают содержание способа совершения преступления как признака объективной стороны;

5) способствуют установлению и уголовно-правовой от ни причин и условий совершения воинских преступлений как обстоятельств, исключающих либо смягчающих ответственность за определенные деяния;

6) играют существенную роль при решении важных вопросов Общей части уголовного права: о стадиях совершения преступлении и добровольном отказе, о множественности и соучастии и др.

5. Неотъемлемыми и самостоятельными составляющими субъективной стороны преступлений выступают мотив и обусловленная им цель. Об их факультативности возможно говорить лишь в рамках общего учения о составе преступления и неприемлемо это утверждать, когда речь идет о составе конкретного преступления, предусмотренного определенной статьей Особенной части УК РФ.

В последнем случае обязательными являются все признаки, содержащиеся в соответствующей уголовно-правовой норме, независимо от способа их законодательного описания и от того, встречаются ли они в составах других преступлений или нет.

6. Представляется возможным уточнить важность значения мотивов и целей в решении вопросов правомерности необходимой обороны в новом постановлении Пленума Верховного суда РФ (вместо Постановления Пленума Верховного суда СССР от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств»), необходимость принятия которого назрела уже давно.

Такое уточнение могло бы выглядеть следующим образом: «Обратить внимание судов на необходимость установления в каждом конкретном случае мотивов и целей действия лиц, подвергшихся посягательству, применяющих необходимую оборону.

Разъяснить, что законодательство о необходимой обороне применяется к лицам, которые руководствовались целями защиты интересов личности, государства, общественных интересов, прав обороняющегося или других граждан от общественно опасных посягательств, и не подлежит применению к лицам, причинившим вред гражданам по мотивам мести, расправы. Такие лица подлежат уголовной ответственности на общих основаниях».

7. В Постановлении Пленума Верховного суда РФ от 11 июня 1999 г. № 40 «О практике назначения судами уголовного наказания» необходимо насколько возможно точнее истолковать содержание п. «е» ч. 1 ст. 63 УК РФ об отягчающих обстоятельствах, дополнив следующим предложением: «Суды не должны ограничиваться формулировками в виде неопределенной ссылки на мотивы национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды, мести за правомерные действия других лиц, а должны в каждом конкретном случае специально указывать, в чем именно заключались эти побуждения, толкнувшие виновного на совершение преступления».

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

I. Нормативно-правовые акты

Конституция Российской Федерации от 12 декабря 1993 г. // Российская газета. 1993. № 237.

Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ (в ред. от 30.12.2006) // Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 25. Ст. 2954.

Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 декабря 2001 г. № 174-ФЗ (в ред. от 30.12.2006) // Собрание законодательства РФ. 2001. № 52 (ч. I). Ст. 4921.

II. Научная литература и материалы периодической печати

Алькин В. Психологический этюд. Своим желаниям будьте верны // Российская газета. 2000. 28 июля. С. 9.

Акофф Р., Эмери Ф. О целеустремленных системах. М., Наука. 1974. – 432 с.

Андреева Г.М. Социальная психология. М., Психология. 1980. – 462 с.

Антонов Ю.И. О субъективной стороне самовольного оставления части или места службы // Закон и армия. 2004. № 9. С. 31.

Антонян Ю.М. Мотивация преступного поведения // Юридическая психология. 2006. № 1. С. 22.

Басова Т.Б. Мотив как обязательный признак субъективной стороны должностных преступлений // Российский судья. 2004. № 11.С. 23.

Белокосков С. Мотив как обязательный признак преступления, предусмотренного ст. 285 УК // Законность. 2006. № 7. С. 24.

Вилюнас В.К. Психологические механизмы биологической мотивации. М., Наука. 1986. – 438 с.

Волков Б.С. Мотивы преступлений (уголовно-правовое и криминологическое исследование). Казань., 1982. – 356 с.

Ворошилин Е.В., Кригер Г.А. Субъективная сторона преступления. М., Юридическая литература. 1987. – 332 с.

Гараи Л. Историко-материалистический подход к проблеме специфических человеческих потребностей // Вопр. психологии. 1966. № 3. С. 61.

Герцензон А.А. Квалификация преступления. М., Ююлитиздат. 1947. – 316 с.

Гримак Л.П. Резервы человеческой психики. М., Психология. 1989. – 436 с.

Гук П.А., Суменков С.Ю. Правовые исключения и их реализация в судебной деятельности // Журнал российского права. 2006. № 8. С. 19.

Дагель П.С, Котов Д.П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж., Изд-во Воронежского ун-та. 1974. – 310 с.

Даньшин И.Н. О значении мотива преступления при изучении и предупреждении преступлений // Вопросы борьбы с преступностью. 1969. Вып. 10. С. 70.

Джекебаев У.С., Рахимов Т.Г., Судакова Р.Н. Мотивация преступления и уголовная ответственность. Алма-Ата., 1987. – 216 с.

Кислицын М., Самойлов А. Перспективы совершенствования законодательства об уголовной ответственности военнослужащих // Право в Вооруженных силах. 2002. № 1. С. 32.

Комментарий к уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный) (издание третье, переработанное и дополненное) / Под ред. Чекалина А.А., Томина В.Т., Сверчкова В.В. М.,. Юрайт-Издат. 2006. – 654 с.

Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный) (издание 5-е, дополненное и исправленное) / Отв. ред. Лебедев В.М. М., Юрайт-Издат. 2005. – 624 с.

Комментарий к уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) (издание второе, переработанное и дополненное) / Под ред. Радченко В.И., Томина В.Т., Полякова М.П. М., Юрайт-Издат. 2006. – 676 с.

Кони А.Ф. Суд-наука-искусство // Собр. соч.: В 8 т. М., Госполитиздат. 1966. Т. 1. – 526 с.

Коннов А.И. Проявления российской организованной преступности в традиционных для транснациональных преступных организаций сферах // Основы борьбы с организованной преступностью / Отв. ред. Овчинский В.С., Эминов В.Е., Яблоков Н.П. М., Инфра-М. 1996. – 526 с.

Красновский Г.Н. Биоэтические и уголовно-правовые проблемы в Законе РФ "О трансплантации органов и (или) тканей человека" // Государство и право. 1993. № 12. С. 72.

Кригер Т.А. Понятие и содержание вины в советском уголовном праве // Вестник Московского ун-та. Сер. Право. 1983. № 5. С. 43.

Криминальная мотивация / Отв. ред. Кудрявцев В.Н. М., Юрлитиздат. 1986. – 672 с.

Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М., Норма. 1999. – 628 с.

Кудрявцев В.Н. Правовое поведение: норма и патология. М., Юридическая литература. 1982. – 418 с.

Кузнецова Н.Ф. Проблемы криминологической детерминации. М., Юридическая литература. 1984. – 268 с.

Лейкина Н.С. Личность преступника и уголовная ответственность. Л., Изд-во ЛГУ. 1971. – 432 с.

Ленин В.И. Конспект книги Гегеля «Наука логики» // Ленин В.И. Полн. собр. соч. – М., Госполитиздат. 1954. Т. 29. – 712 с.

Ленин В.И. Рецензия // Ленин В.И. Полн. собр. соч. М., Госполитиздат. 1953. Т. 25. – 638 с.

Ленин В.И. Философские тетради // Ленин В.И. Поли. собр. соч. М., Госполитиздат. 1954. Т. 29. – 712 с.

Ленин В.И. Экономическое содержание народничества и критика его в книге г-на Струве // Ленин В.И. Полн. собр. соч. М., Госполитиздат. 1932. Т. 1. – 652 с.

Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., Наука. 1975. – 368 с.

Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л., Изд-во ЛГУ. 1983. – 432 с.

Лунеев В.В. Мотивация преступного поведения. М., Юридическая литература. 1991. – 476 с.

Мальцев В. Ответственность за хулиганство. // Законность. 2000. № 7. С. 8-9.

Маркс К. Заметки о новейшей прусской цензуре // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1952. Т. 1. – 742 с.

Маркс К. Из экономических рукописей 1857-1858 гг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1959. Т. 12. – 834 с.

Маркс К. Тезисы о Фейербахе // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1955. Т. 3. – 772 с.

Маркс К., Энгельс Ф. Дебаты Шестого Рейнского Ландстага // Маркс К., Энгельс Ф. Соч.: В 50 т. 2-е изд. М., Госполитиздат. 1955. Т. 1. – 562 с.

Минкина Н. Шкала культурных ценностей преступника // Российская юстиция. 2003. № 9. С. 67-70.

Мясищев В.Н. Личность и неврозы. М., Психология. 1960. – 572 с.

Наумов А.В., Новиченко А.С. Законы логики приквалификации преступлений. М., Юрлитиздат. 1978. – 456 с.

Опьяненные войной (список людей, совершивших воинские преступления на территории Чеченской Республики во время контртеррористической операции) // Российская газета. 2001. 20 сент. С. 6.

Основания уголовно-правового запрета. Криминализация и декриминализация / Под ред. Кудрявцева В.Н., Яковлева А.М. М., Юридическая литература. 1982. – 430 с.

Платонов К.К. Система психологии и теория отражения. М., Психология. 1982. – 438 с.

Постатейный комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. Громова Н.А. М., ГроссМедиа. 2007. – 642 с.

Пьерон А. Потребности // Экспериментальная психология. М., 1970. – С. 45.

Рарог A.M. Субъективная сторона и квалификация преступлений. М., Юрист. 1998. – 456 с.

Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание: (О месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений материального мира). М., Наука. 1957. – 516 с.

Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М., Психология. 1946. – 742 с.

Саврасов Л.А. Мотив в убийстве. М., Спарк. 1998. – 326 с.

Семенов В.М. Особенности субъективной стороны хищения // Российский следователь. 2005. № 5. С. 32.

Симонов П.В., Ершов П.М. Темперамент. Характер. Личность. М., Психология. 1984. – 346 с.

Симонов П.В. Мотивированный мозг. М., Наука. 1987. – 468 с.

Симонов П.В. Эмоциональный мозг. М., Наука. 1981. – 452 с.

Стрельников А.И. Ответственность за убийство, совершенное при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 105 УК РФ): Автореф. канд. дис. М., 1998. – 42 с.

Тарарухин С.А. Установление мотива и квалификация преступлений. Киев., 1977. – 432 с.

Тихонова С.С. Уголовно-правовое регулирование посмертного и прижизненного донорства в Российской Федерации: Автореф. канд. дис. Н. Новгород., 2001. – 46 с.

Толкаченко А.А. Мотив и цель воинских преступлений по советскому уголовному праву: Дисс. ... канд. юрид. наук. М., 1990. – 234 с.

Филановский И.Г. Ревность как мотив преступления // Социалистическая законность. 1973. № 2. С. 39.

Харазишвили Б.В. Вопросы мотива поведения преступника в советском праве. Тбилиси., 1964. – 124 с.

Хекхаузен X. Мотивация и деятельность. Т. 2. М., Психология. 1986. – 432 с.

Шишов О. Ф. Теоретические проблемы квалификации преступлений. М., Юридическая литература. 1988. – 364 с.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1962. Т. 20. – 526 с.

Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч.М., Госполитиздат. 1968. Т. 21. – 512 с.

Явгуновская Т.М. Корыстная мотивация преступлений // Современные проблемы правоведения. Кемерово., 1994. – 452 с.

Янович М. Поправки в УК не всем нравятся // Российская газета. 2002. 11 янв. С. 8.

III. Учебная и учебно-методическая литература

Криминология: учебник для вузов (издание второе, переработанное и дополненное) / Под ред. Малкова В.Д. М., Юстицинформ. 2006. – 724 с.

Научные основы квалификации преступлений: Учеб. пос. / Под ред. Толкаченко А.А. М., Юнити. 2001. – 472 с.

Тер-Акопов А.А. Квалификация преступления // Уголовное право Российской Федерации. Общая часть. Учебник / Под ред. Безнасюка А.С., Толкаченко А.А. М., Юрист. 2000. – 568 с.

Толкаченко А.А. Теоретические основы квалификации преступлений: Учеб. пос. М., Юнити. 2004. – 218 с.

Уголовное право России. Общая часть / Под ред. Кузнецовой Н.Ф., Тяжковой И.М. М., Зерцало. 2005. – 672 с.

Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: учебник (издание исправленное и дополненное) / Под ред. Иногамовой-Хегай Л.В., Рарога А.И., Чучаева А.И. М., Инфра-М. 2006. – 708 с.

Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: учебник (издание исправленное и дополненное) / Под ред. Иногамовой-Хегай Л.В., Рарога А.И., Чучаева А.И. М., Инфра-М. 2006. – 684 с.

Уголовный процесс: учебник для вузов (издание второе, переработанное и дополненное) / Под ред. Радченко В.И. М., Юстицинформ. 2006. – 564с.

IV. Практические источники

Постановление Пленума Верховного суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 1. С. 23.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 1 июня 1999 г. № 40 «О практике назначения судами уголовного наказания» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 8.С.7.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 1 от 29 апреля 1996 года «О судебном приговоре»// Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 1. С. 4.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 14 апреля 1988 г. № 1 «О практике назначения судами Российской Федерации наказания в виде лишения свободы» // Сборник постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М.: СПАРК, 1995. - С. 496.

Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 29 июня 1979 г. № 3 «О практике применения судами общих начал назначения наказания»// Сборник постановлений Пленумов Верховного Суда СССР и РСФСР по уголовным делам. М.: Спарк, 1997. - С.157.

Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 30 марта 1990 г. № 4 «О судебной практике по делам о злоупотреблении властью или служебным положением, превышении власти или служебных полномочий, халатности и должностном подлоге» // Сборник постановлений Пленумов Верховного Суда Российской Федерации (СССР, РСФСР) по уголовным делам. М., Юридическая литература. 2000. – С. 290.

Постановление Пленума Верховного суда РФ от 27 января 1999 № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 Уголовного кодекса Российской Федерации)» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 3. С. 33.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 2 от 28 апреля 1994 г. В редакции постановления Пленума Верховного Суда РФ № 1 от 17 апреля 2001 г. «О судебной практике по делам об изготовлении или сбыте поддельных денег или ценных бумаг»//Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2001.№ 6. С. 1-2.

Постановления Пленума Верховного Суда РФ № 7 от 14 февраля 2000 года «О судебной практике о преступлениях несовершеннолетних» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2000. № 4. С. 9.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 3 от 4 мая 1990 года «О судебной практике по делам о вымогательстве» (в действующей редакции)/ Сборник Постановлений Пленумов Верховных Судов СССР и РСФСР (Российской Федерации) по уголовным делам. М., 1997. – 463 с.

Постановление Пленума Верховного Суда РФ № 1 от 17 января 1997 года «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм»// Бюллетень Верховного Суда РФ. 1997. № 3.С. 2.

Постановление Пленума Верховного суда РФ по делу Сафронова // Бюллетень Верховного суда РФ. 2005. № 3. С. 54-57.

Определение Военной коллегии Верховного суда РФ от 24 ноября 2004 г. № Зн-2237/04 // Судебная практика по применению военно-уголовного законодательства Российской Федерации / Сост. Зателепин O.K., Ноздринов А.И. / Под общ. ред. Ахметшина Х.М. М., Юридическая литература. 2005. – С. 23.

Извлечение Постановления Президиума Кировского облсуда от 03.06.2005 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2005. № 9. С. 14-15.

Обзор кассационной и надзорной практики Военной коллегии Верховного Суда РФ за второе полугодие 2005 г. и 1-е полугодие 2006 г. М., Юридическая литература. 2006. С. 8.

Бюллетень Верховного Суда РФ. 2006. № 8. С. 32.

Бюллетень Верховного Суда РФ. 2006. № 2. С. 32.

Бюллетень Верховного Суда РФ. 2005. № 11. С. 41.

1 Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание: (О месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений материального мира). М., Наука. 1957. С. 286.

2 Постановление Пленума Верховного суда РФ от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1996. № 1. С. 23; Постановление Пленума Верховного суда РФ от 27 января 1999 № 1 «О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 Уголовного кодекса Российской Федерации)» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 1999. № 3. С. 33.

3 Маркс К., Энгельс Ф. Дебаты Шестого Рейнского Ландстага // Маркс К., Энгельс Ф. Соч.: В 50 т. 2-е изд. М., Госполитиздат. 1955. Т. 1. С. 162.

4 Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., Наука. 1975. С. 173.

5 Платонов К.К. Система психологии и теория отражения. М., Психология. 1982. С. 215.

6 Гук П.А., Суменков С.Ю. Правовые исключения и их реализация в судебной деятельности // Журнал российского права. 2006. № 8. С. 19.

7 Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1968. Т. 21. С. 307.

8 Маркс К. Из экономических рукописей 1857-1858 гг. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1959. Т. 12. – С. 718; Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. .– М., Госполитиздат. 1968. Т. 21. С. 307.

9 Ленин В.И. Конспект книги Гегеля «Наука логики» // Ленин В.И. Полн. собр. соч. М., Госполитиздат. 1954. Т. 29. – С. 104.

10 Ленин В.И. Рецензия // Ленин В.И. Полн. собр. соч. М., Госполитиздат. 1953. Т. 25. С. 112.

11 Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1968 Т. 21. С. 290; Ленин В.И. Экономическое содержание народничества и критика его в книге г-на Струве // Ленин В.И. Полн. собр. соч. М., Госполитиздат. 1932. Т. 1. С. 423-424.

12 Алькин В. Психологический этюд. Своим желаниям будьте верны // Российская газета. 2000. 28 июля. С.9.

13 Янович М. Поправки в УК не всем нравятся // Российская газета. 2002. 11 янв. С. 8; Кислицын М., Самойлов А. Перспективы совершенствования законодательства об уголовной ответственности военнослужащих // Право в Вооруженных силах. 2002. № 1. С. 32.

14 Маркс К. Заметки о новейшей прусской цензуре // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1952. Т. 1. С. 14; Маркс К. Тезисы о Фейербахе // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1955. Т. 3. С. 4.

15 Толкаченко А.А. Теоретические основы квалификации преступлений: Учеб. пос. М., Юнити. 2004. С. 55.

16 Волков Б.С. Мотивы преступлений (уголовно-правовое и криминологическое исследование). Казань., 1982. С. 89.

17 Определение Военной коллегии Верховного суда РФ по делу Самарина // Бюллетень Военной коллегии Верховного суда и Управления военных трибуналов. 1965. № 1. С. 66-68; Толкаченко А.А. Мотив и цель воинских преступлений по советскому уголовному праву: Дисс. ... канд. юрид. наук. М., 1990. С. 32.

18 Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М., Психология. 1946. С. 513.

19 Постатейный комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. Громова Н.А. М., ГроссМедиа. 2007. С. 72.

20 Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., Наука. 1975. С. 201.

21 Криминальная мотивация / Отв. ред. Кудрявцев В.Н. М., Юрлитиздат. 1986. С. 98.

22 Кудрявцев В.Н. Правовое поведение: норма и патология. М., Юридическая литература. 1982. С. 82.

23 Криминология: учебник для вузов (издание второе, переработанное и дополненное) / Под ред. Малкова В.Д. М., Юстицинформ. 2006. С. 98.

24 Минкина Н. Шкала культурных ценностей преступника // Российская юстиция. 2003. № 9. С. 67-70.

25 Кони А.Ф. Суд-наука-искусство // Собр. соч.: В 8 т. М., Госполитиздат. 1966. Т. 1. С. 232.

26 Платонов К.К. Система психологии и теория отражения. М., Психология. 1982. С. 162.

27 Ленин В.И. Философские тетради // Ленин В.И. Поли. собр. соч. М., Госполитиздат. 1954. Т. 29. С. 171.

28 Мясищев В.Н. Личность и неврозы. М., Психология. 1960. С. 78.

29 Ленин В.И. Философские тетради // Ленин В.И. Поли, собр. соч., М., Госполитиздат. 1954. Т. 29. С. 257.

30 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1968. Т. 21. С. 95.

31 Платонов К.К. Система психологии и теория отражения. М., Психология. 1982. С. 163.

32 Ворошилин Е.В., Кригер Г.А. Субъективная сторона преступления. М., Юридическая литература. 1987. С. 78; Дагель П.С., Котов Д.П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж., 1974. С. 56; Кригер Т.А. Понятие и содержание вины в советском уголовном праве // Вестник Московского ун-та. Сер. Право. 1983. № 5. С. 43.

33 Платонов К.К. Система психологии и теория отражения. М., Психология. 1982. С. 73.

34 Ленин В.И. Философские тетради // Ленин В.И. Поли, собр. соч., М., Госполитиздат. 1954. Т. 29.С. 171.

35 Постановление Пленума Верховного суда РФ по делу Сафронова // Бюллетень Верховного суда РФ. 2005. № 3. С. 54-57.

36 Андреева Г.М. Социальная психология. М., Психология. 1980. С. 25; Лейкина Н.С. Личность преступника и уголовная ответственность. Л., Изд-во ЛГУ. 1971. С. 168.

37 Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М., Госполитиздат. 1962. Т. 20. С. 51.

38 Антонян Ю.М. Мотивация преступного поведения // Юридическая психология. 2006. № 1. С. 22.

39 Филановский И.Г. Ревность как мотив преступления // Социалистическая законность. 1973. № 2. С. 39; Тарарухин С.А. Установление мотива и квалификация преступлений. Киев., 1977. С. 16-26; Лунеев В.В. Мотивация преступного поведения. М., Юридическая литература. 1991. С. 184-191.

40 Кузнецова Н.Ф. Проблемы криминологической детерминации. М., Юридическая литература. 1984. С. 60; Уголовное право России. Общая часть / Под ред. Кузнецовой Н.Ф., Тяжковой И.М. М., Зерцало. 2005. С. 81.

41 Лунеев В.В. Указ. соч. С. 186-187.

42 Джекебаев У.С, Рахимов Т.Г., Судакова Р.Н. Мотивация преступления и уголовная ответственность. Алма-Ата., 1987. С. 21-22; Даньшин И.Н. О значении мотива преступления при изучении и предупреждении преступлений // Вопросы борьбы с преступностью. 1969. Вып. 10. С. 70; Дагель П.С, Котов Д.П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж., Изд-во Воронежского ун-та. 1974. С. 197.

43 Харазишвили Б.В. Вопросы мотива поведения преступника в советском праве Тбилиси., 1964. С. 59-63.

44 Там же.С. 58-59.

45 Даньшин И.Н. Указ. соч. С. 70.

46 Дагель П.С., Котов Д.П. Указ. соч. С. 197-198.

47 Волков Б. С. Указ. соч. С. 40-42.

48 Джекебаев У.С., Рахимов Т.Г., Судакова Р.Н. Указ. соч. С. 21.

49 Белокосков С. Мотив как обязательный признак преступления, предусмотренного ст. 285 УК // Законность. 2006. № 7. С. 24.

50 Лунеев В. В. Указ. соч. С. 186-187; Кузнецова Н.Ф. Указ. соч. С. 60.

51 Кузнецова Н.Ф. Указ. соч. С. 57; Тенчов Э.С., Явгуновская Т.М. Корыстная мотивация преступлений // Современные проблемы правоведения. Кемерово., 1994. С. 135-136.

52 Филановский И.Г. Указ. соч. С. 39.

53 Кузнецова Н.Ф. Указ. соч. С. 65-67.

54 Гараи Л. Историко-материалистический подход к проблеме специфических человеческих потребностей // Вопр. психологии. 1966. № 3. С. 61; Акофф Р., Эмери Ф. О целеустремленных системах. М., Наука. 1974. С. 78; Пьерон А. Потребности // Экспериментальная психология. М., 1970. С. 45.

55 Симонов П.В. Эмоциональный мозг. М., Наука. 1981. С. 149.

56 Симонов П.В. Мотивированный мозг. М., Наука. 1987. С. 83; Симонов П.В., Ершов П.М. Темперамент. Характер. Личность. М., Психология. 1984. С. 23.

57 Симонов П.В. Эмоциональный мозг. М., Наука. 1981. С. 150-160; Вилюнас В.К. Психологические механизмы биологической мотивации. М., Наука. 1986. С. 105-110; Гримак Л.П. Резервы человеческой психики. М., Психология. 1989. С. 164.

58 Симонов П.В. Эмоциональный мозг. М., Наука. 1981. С. 150-151.

59 Комментарий к уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный) (издание третье, переработанное и дополненное) / Под ред. Чекалина А.А., Томина В.Т., Сверчкова В.В. М.,. Юрайт-Издат. 2006. С. 102.

60 Хекхаузен X. Мотивация и деятельность. Т. 2.М., Психология. 1986. С. 274-275; Вилюнас В.К. Психологические механизмы биологической мотивации. М., Наука. 1986. С. 107-109.

61 Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л., Изд-во ЛГУ. 1983. С. 178-179.

62 Извлечение Постановления Президиума Кировского облсуда от 03.06.2005 г. // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2005. № 9. С. 14-15.

63 Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М., Норма. 1999. С. 7.

64 Собрание законодательства Российской Федерации. 1996. № 25. Ст. 2954.

65 Уголовный процесс: учебник для вузов (издание второе, переработанное и дополненное) / Под ред. Радченко В.И. М., Юстицинформ. 2006. С. 67.

66 Шишов О. Ф. Теоретические проблемы квалификации преступлений. М., Юридическая литература. 1988. С. 11

67 Наумов А.В., Новиченко А.С. Законы логики приквалификации преступлений. М., Юрлитиздат. 1978. С.15.

68 Комментарий к уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации (постатейный) (издание второе, переработанное и дополненное) / Под ред. Радченко В.И., Томина В.Т., Полякова М.П. М., Юрайт-Издат. 2006. С. 45.

69 Уголовное право Российской Федерации. Общая часть: учебник (издание исправленное и дополненное) / Под ред. Иногамовой-Хегай Л.В., Рарога А.И., Чучаева А.И. М., Инфра-М. 2006. С. 103.

70 Наумов А.В., Новиченко А.С. Указ. соч. С. 90.

71 Там же.

72 Наумов А.В., Новиченко А.С. Указ. соч. С.90.

73 Кудрявцев В.Н. Указ. соч. С. 60.

74 Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный) (издание 5-е, дополненное и исправленное) / Отв. ред. Лебедев В.М. М., Юрайт-Издат. 2005. С. 54.

75 Саврасов Л.А. Мотив в убийстве. М., Спарк. 1998. С. 92.

76 Уголовное право Российской Федерации. Особенная часть: учебник (издание исправленное и дополненное) / Под ред. Иногамовой-Хегай Л.В., Рарога А.И., Чучаева А.И. М., Инфра-М. 2006. С. 65.

77 Коннов А.И. Проявления российской организованной преступности в традиционных для транснациональных преступных организаций сферах // Основы борьбы с организованной преступностью / Отв. ред. Овчинский В.С., Эминов В.Е., Яблоков Н.П. М., Инфра-М. 1996. С. 203.

78 Красновский Г.Н. Биоэтические и уголовно-правовые проблемы в Законе РФ "О трансплантации органов и (или) тканей человека" // Государство и право. 1993. № 12. С. 72; Стрельников А.И. Ответственность за убийство, совершенное при отягчающих обстоятельствах (ч. 2 ст. 105 УК РФ): Автореф. канд. дис. М., 1998. С. 21-22.

79 Тихонова С.С. Уголовно-правовое регулирование посмертного и прижизненного донорства в Российской Федерации: Автореф. канд. дис. Н. Новгород., 2001. С. 14.

80 Семенов В.М. Особенности субъективной стороны хищения // Российский следователь. 2005. № 5. С. 32.

81 Мальцев В. Ответственность за хулиганство. // Законность. 2000. № 7. С. 8-9.

82 Харазишвили Б.В. Вопросы мотива поведения преступника в советском праве. Тбилиси., 1964. С. 3-4.

83 Харазишвили Б.В. Указ. раб. С. 51-52.

84 Сборник постановлений Пленумов Верховного Суда Российской Федерации (СССР, РСФСР) по уголовным делам. М., Юридическая литература. 2000. С. 290.

85 Бюллетень Верховного Суда РФ. 2006. № 2. С. 32.

86 Бюллетень Верховного Суда РФ. 2005. № 11. С. 41.

87 Герцензон А.А. Квалификация преступления. М., Ююлитиздат. 1947. С. 4; Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М., Спарк. 1999. С. 4; Тер-Акопов А.А. Квалификация преступления // Уголовное право Российской Федерации. Общая часть. Учебник / Под ред. Безнасюка А.С., Толкаченко А.А. М., Юрист. 2000. С. 149.

88 Научные основы квалификации преступлений: Учеб. пос. / Под ред. Толкаченко А.А. М., Юнити. 2001. С.11-14.

89 Рарог A.M. Субъективная сторона и квалификация преступлений. М., Юрист. 1998. С. 3-4.

90 Основания уголовно-правового запрета. Криминализация и декриминализация / Под ред. Кудрявцева В.Н., Яковлева А.М. М., Юридическая литература. 1982. С. 215; 239.

91 Определение Военной коллегии Верховного суда РФ от 24 ноября 2004 г. № Зн-2237/04 // Судебная практика по применению военно-уголовного законодательства Российской Федерации / Сост. Зателепин O.K., Ноздринов А.И. / Под общ. ред. Ахметшина Х.М. М., Юридическая литература. 2005. С. 23.

92 Обзор кассационной и надзорной практики Военной коллегии Верховного Суда РФ за второе полугодие 2005 г. и 1-е полугодие 2006 г. М., Юридическая литература. 2006. С. 8.

93 Антонов Ю.И. О субъективной стороне самовольного оставления части или места службы // Закон и армия. 2004. № 9. С. 31.

94 Басова Т.Б. Мотив как обязательный признак субъективной стороны должностных преступлений // Российский судья. 2004. № 11. С. 23.

95 Бюллетень Верховного Суда РФ. 2006. № 8. С. 32.

96 Опьяненные войной (список людей, совершивших воинские преступления на территории Чеченской Республики во время контртеррористической операции) // Российская газета. 2001. 20 сент. С. 6.