Содержание
Введение……………………………………………………………………….2
1. Средневековье и проблема феодализма на Востоке……………………..3
1.1 Проблема феодализма на Востоке……………………………………….6
1.2 Средневековье как этап истории Востока……………………………..11
Заключение…………………………………………………………………..16
Список используемой литературы………………………………………….17
Введение
На Востоке можно выделить три основные группы стран, различавшиеся по формам и темпам феодализации: древнейшие очаги цивилизации – Египет, Двуречье, Иран, Индия, Китай; другие земледельческие цивилизации, вступившие на путь формирования классов и государства с первых веков н. э., – Корея, Япония, страны Юго-Восточной Азии, Эфиопия; некоторые, преимущественно кочевые народы, долго жившие в условиях первобытнообщинного строя и лишь во 2-й половине 1-го – начале 2-го тыс. н. э. достигшие стадии классового общества (некоторые араб., тюркские, монгольские племена). В то время как в странах первой группы феодальный строй пришёл на смену уже развитому классовому обществу, у тех народов (земледельческих и кочевых), которые вступили в стадию классового общества сравнительно поздно, рабовладельческая тенденция развития в довольно короткий срок уступила место феодальной. Тем не менее, для всего Востока характерно длительное существование в рамках феодального общества сильного рабовладельческого уклада.
Зарождение феодальных отношений, прежде всего формирование крупного землевладения, широкое распространение земельной аренды, началось в таких странах, как Китай, Индия, по-видимому, раньше, чем в Европе. Однако, процесс феодализации растянулся здесь на длительный период – примерно с первых веков н. э. (иногда даже с первых веков до н. э.) до конца 1-го – начала 2-го тыс. н. э. Изменения в экономике, свидетельствующие о переходе от рабовладельческой формации к феодальной, совпадали (и в Китае, и в Индии) с «варварскими» нашествиями, сопровождались крупнейшими идеологическими сдвигами (распространение буддизма, серьёзные изменения в традиционных идеологических системах – индуизме, конфуцианстве, даосизме). Переломным этапом, которым, очевидно, следует датировать начало феодальной формации на Ближнем Востоке, являются возникновение ислама и арабские завоевания (7–8 вв.).
1. Средневековье и проблема феодализма на Востоке
Для раннефеодального периода в странах Востока типично существование сильных централизованных монархий. При сохранении здесь общины господствующий класс в раннефеодальных империях Востока (Арабский халифат, Танская империя в Китае и др.) первое время ещё не окреп настолько, чтобы превратить основную часть обрабатываемых земель в своё наследственное владение, поставить крестьян в прямую частную зависимость. В этот период велика роль коллективной формы эксплуатации крестьянства через государственный аппарат, посредством ренты-налога. Рост частной собственности на землю и острая классовая борьба в раннефеодальных восточных обществах привели к концу 1-го тыс. к победе частно-феодальных начал и к торжеству (иногда кратковременному – Китай 9 в., иногда более длительному – Ближний Восток, Индия) политической раздробленности над раннефеодальной централизацией.
В тех странах Востока, которые перешли от первобытнообщинного строя непосредственно к феодальному, этот переход облегчался экономическим, культурным и особенно религиозно-идеологическим влиянием более развитых стран. Несмотря на недостаточную изученность проблемы, есть основания предполагать, что некоторые из указанных стран начали с возникновения рабовладельческих отношений и лишь спустя какое-то время, рабовладельческая тенденция сменилась феодальной в качестве господствующей (Япония нарского периода, ранний Аксум, некоторые кочевые империи Центральной Азии).
Стадии развитого Феодализм ведущие страны Азии и Северной Африки достигли почти одновременно с Европой (т. е. примерно в первые века 2-го тыс. н. э.). Об этом свидетельствуют факты общего подъёма товарно-денежных отношений, роста городов в Китае, Индии, на Ближнем Востоке; расширение частной феодальной земельной собственности за счёт т. н. государственной (т. е. увеличение земель феодалов как за счёт крестьянских общин, так и благодаря превращению условных, временных форм феодальных держаний в наследственные); завершение строительства идеологической надстройки феодального общества. Вместе с тем даже в наиболее развитых странах Азии и Сев. Африки не были изжиты некоторые явления, свойственные раннему Феодализм Через всё вост. средневековье проходит борьба двух тенденций, связанных: одна – с усилением государственной, другая – частной феодальной собственности на землю. При всех исторических колебаниях обнаруживается тенденция к неуклонному росту частной феодальной земельной собственности за счёт государственной, хотя большая доля государственной собственности на землю сохраняется в ряде стран и в эпоху развитого Феодализма.
Одна из важнейших особенностей земледельческих стран Востока – специфическая организация класса феодалов, которые, даже будучи крупными землевладельцами, не вели, как правило, собственного крупного барщинного хозяйства, эксплуатируя крестьян преимущественно путём взимания продуктовой ренты. Для вост. Феодализм типичен относительно малый удельный вес внеэкономического принуждения в сфере частной феодальной эксплуатации, нередко оно сводилось к сословной неполноправности крестьянина, а отношения эксплуатации принимали форму «аренды» крестьянином помещичьей земли. В странах Востока имелся и обширный слой крестьяне собственников», т. е. держателей государственных земли, в ряде районов сохранялись общинное землевладение и землепользование. Для большинства стран Востока и в период развитого Феодализм характерно наличие гипертрофированной власти государства, сохранение, несмотря на периодические полосы феодальной раздробленности, высокой степени государственной централизации.
Структура господствующего класса, различная в разных странах Востока, отражала во многом ту же гипертрофию государства. В конституировании господствующего класса большое значение имела близость к верховной государственной власти. На Ближнем Востоке главную роль играло военно-служилое сословие, формировавшееся часто из иноземцев, даже бывших рабов (мамлюки в Египте). В Китае, Вьетнаме, Корее центральное место среди прослоек господствующего класса заняло сословие учёных (кит. шэньши), хранителей традиционной идеологии, из которых главным образом рекрутировалось государственное чиновничество. В странах Востока не возникли некоторые институты, сформировавшиеся на Западе (независимые от феодалов города), городская жизнь оставалась под бюрократическим контролем государства (исключение – город Сакаи в Японии).
Несмотря на более раннее и более широкое, чем на Западе, развитие товарно-денежных отношений, страны Востока к 15–16 вв. стали отставать и в этом отношении; уровень товарности крестьянского хозяйства был низким: торговля часто находилась в руках феодалов, преобладала внешняя торговля. Медленность процессов, происходивших в экономике, нашла отражение в идеологической сфере. Оформившаяся к периоду развитого Феодализм религиозно-идеологическая надстройка включала элементы дофеодальных идеологических систем, придававших ей особенно консервативный характер.
В 16–18 вв. в некоторых странах Востока, таких, как Китай, Корея, Индия, наблюдались относительно высокая степень развития товарно-денежных отношений, распространение в отдельных районах и отраслях производства наёмного труда, подчинение в ряде случаев ремесла торговым капиталом и возникновение форм ремесленного производства, непосредственно предшествовавших мануфактуре. Но практически этот процесс не привёл в то время ни в одной восточной стране к разложению Феодализм и к оформлению капиталистического уклада. Процессы разложения Феодализм в странах Востока, развернувшиеся уже в новую всемирно-историческую эпоху – эпоху утверждения, развития, а затем упадка капитализма, в сравнении с «классическим» течением их в Зап. Европе существенно трансформировались под влиянием европ. капитализма. Период позднего Феодализм для Китая, Индии, Ирана и др. стран начинается, видимо, только в 19 в. Колониальное закабаление стран Востока сопровождалось сохранением, консервацией и даже (в ряде районов) распространением вширь феодальных отношений.
Эксплуатация попадавших в зависимость стран Востока феодальными методами – характерная черта колониальной политики европейских государств периода первоначального накопления. При этом формы феодальной эксплуатации, господствовавшие в странах Востока, были приспособлены колонизаторами к своим нуждам. Так, в одной части Индии британские колонизаторы ускорили превращение условного феодального землевладения в частную феодальную земельную собственность и содействовали её закреплению (см. Заминдари), создавая т. о. себе социальную опору из класса новых помещиков; в другой части Индии власти прибегли к использованию традиций государственной собственности на землю (см. Райятвари). Переход к эксплуатации колониальных и зависимых стран методами промышленного капитализма и особенно империалистическими методами (превращение их в рынки сбыта европейских промышленных товаров и в источники сырья, насильственное вовлечение их в мировой капиталистический рынок и, наконец, превращение в сферу приложения иностранного капитала) ускорял разложение натуральной системы хозяйства стран Востока, вёл к возникновению очагов капиталистического производства. Но эти страны не становились капиталистическими (исключение – Япония), характерным для них стало тяжёлое длительное сочетание капиталистических методов эксплуатации со старыми, феодальными. Сектор капиталистических отношений создавался преимущественно в фабрично-заводской промышленности, плантационном хозяйстве, транспорте и являлся сферой приложения иностранного капитала: развитие национально-капиталистической промышленности задерживалось колонизаторами; местное ремесленное производство, сохранявшее в основном феодальный характер, гибло, не выдерживая конкуренции иностранных товаров. Почти во всех странах Азии и Африки Феодализм, поддерживаемый иностранным империализмом, в трансформированном виде дожил как пережиток до 2-й мировой войны 1939–45, сосуществуя с капиталистическим укладом и препятствуя прогрессивному развитию стран Востока. Это находило выражение: в сохранении преимущественно аграрного характера экономики колониальных и зависимых стран, феодально-помещичьего землевладения в качестве господствующего при массовом безземелье и малоземелье крестьянства, эксплуатировавшегося путём распространения докапиталистических форм аренды земли; в сохранении докапиталистических форм государства (монархия абсолютистского типа, пережитки теократии, элементы феодальной раздробленности); в господстве в области идеологии отсталых религиозных и иных форм общественного сознания (пережитки Феодализм в сознании наиболее живучи, они придают специфическую окраску крестьянской мелкобуржуазной психологии масс, влияя на характер освободительного движения в отдельных странах, нередко искажая его). Ликвидация строя феодальных и полуфеодальных аграрных отношений (решений аграрного вопроса) – одна из важнейших задач национально-освободительных революций и движений, в которых антифеодальная борьба теснейшим образом переплетается с борьбой антиимпериалистической. Большинство стран Азии и Африки, добившихся политической независимости, приступило к решению антифеодальных задач. Насколько радикально решается задача ликвидации феодальных отношений в экономическом и общественном строе той или иной страны, зависит от соотношения классовых сил внутри каждой страны и на международной арене. Наряду с методами революционой ломки феодальных отношений имеют место реформы буржуазного характера. Ликвидация феодальных пережитков в общественной психологии и идеологии отстаёт при этом от преобразований в экономическом базисе.
Деление истории на несходные друг с другом хронологические этапы появилось в европейской историографии с началом энергичного развития буржуазного общества, причем поводом для этого явилась необходимость понятийно-терминологически выделить новое время, противопоставив его прошлому. Прошлое же в истории Европы отчетливо делилось на античную древность и эпоху феодальной раздробленности, за которой следовал абсолютизм, т.е. период преодоления феодальной раздробленности, некоей дефеодализации. Блеск античности с ее высокими культурными стандартами, развитой частнособственнической экономикой, гражданскими правами и демократией, свободомыслием мудрецов импонировал идеологам нарождавшейся европейской буржуазии, а казавшаяся на этом фоне мрачной и убогой эпоха, разделявшая античность и новое время с его дефеодализацией, была названа .средневековьем.
Сам термин был, призвав подчеркнуть преемственно-сущностную связь древности с возродившим ее традиции, новым временем. Позже, когда трехчленная схема в европейской историографии уже устоялась, более четко обозначилась ассоциативно-коррелятивная связь античности с рабовладением, раздробленности с феодализмом, а нового времени с буржуазным развитием, в результате чего схема в ее модифицированном виде стала выглядеть как «рабовладение - феодализм - капитализм».
Итак, античное рабовладение, средневековый феодализм и современный капитализм. Все было четко, ясно и до предела понятно любому грамотному европейцу еще два столетия назад. Одно не вписывалось в эту стройную схему - история всего остального, неевропейского мира. Для многих в Европе, включая Гегеля и Маркса, о чем шла речь в вводной части работы, Восток был особым феноменом. Однако в XXв. проблема традиционного Востока стала решаться по-разному, причем в принятой у нас истматовской схеме его история начала уподобляться европейской - то же рабовладение и тот же феодализм.
1.1 Проблема феодализма на Востоке
О том, как пытался истмат постулировать наличие рабовладельческой формации на Востоке, речь уже шла. Нечто подобное произошло и с феодальной формацией. Более того, поиски феодализма оказались даже более легкими, чем то было с рабовладением. Дело в том, что система отношений, которая возникла в постантичной варварской Европе, прежде всего среди полупервобытных германских племен, и которая со временем стала именоваться феодализмом, в сущности, весьма близка к командно-административной структуре Востока, особенно на начальном этапе ее становления либо в периоды политической децентрализации. Здесь нет ничего странного: выходцы из великой индоевропейской общности, близкие родственники хеттов и иранцев, индийских ариев и доантичных греков, германские племена до оседания их на территории Европы находились на той же стадии развития и обладали той же протогосударственной структурой, что и все остальные неевропейские общества. Они не были знакомы с частной собственностью, зато феномен власти-собственности, централизованной редистрибуции и контроль государства над обществом уже явно формировался в их среде.
Сосуществуя на протяжении веков рядом с античной Европой и активно контактируя с Римской империей, втягиваясь постепенно в орбиту ее хозяйственно-культурного влияния, германцы не могли не воспринять кое-чего из античного наследия. В результате та система отношений, которая возникла в Европе после падения Рима на смешанной германо-романской основе и со временем стала именоваться феодализмом, не была уже стопроцентно традиционно-восточной. Суть отличий сводилась к тому, что в раннем европейском феодализме укоренились и продолжали существовать, даже развиваться многие структурно существенные черты и признаки европейской античности. И хотя частично эти признаки были отсеяны христианством, сам факт христианизации феодальной Европы тоже немало значил с точки зрения преемственности структуры. Практически, как о том не раз писали специалисты, шел процесс синтеза классической античной и варварской германской (восточной по типу) структур. В этом синтезе со временем все большую силу набирали элементы античной структуры с ее приматом частнособственнического производства.
Почему строй жизни средневековой Европы и вообще постантичный этап европейской истории стал со временем именоваться феодальным? Феод - наследственное владение аристократа, вассала правителя протогосударства или раннего государства. Это нечто очень близкое к раннечжоуским уделам в Китае.
Система феодов (или уделов), игравшая немалую роль в молодых государствах, в периоды политической раздробленности (а в раннесредневековой Европе это было едва ли не постоянной нормой, что не было характерно для Востока с его явственной тенденцией к централизации), не просто выходила на авансцену политической жизни, но и определяла многие ее основные параметры.
Ей сопутствовали тесно связанные с ней институты - иерархия и вассалитет, междоусобицы и местничество, рыцарская этика, сословное чванство и т.п. Все эти институты важны для характеристики системы в целом. Поэтому, когда в позднем европейском средневековье они стали исчезать или замещаться централизованным абсолютизмом, то это, по сути, означало дефеодализацию средневековой Европы.
Итак, перед нами период от ранних феодов до дефеодализации - период феодализма, как он уже достаточно давно именовался. Марксизм придал привычному термину, как упоминалось, новое содержание, поставив вопрос о феодальном способе производства и феодальной формации в средневековой Европе. Феодализм стал восприниматься представителями различных историографических и идеологических направлений по-разному, с точки зрения сущности явления (акцент на социально-политический феномен или социально-экономические отношения), хотя подчас одни и те же авторы, в том числе марксисты, включая самого Маркса, использовали этот термин и в том, и в другом смысле, в зависимости от контекста.
Таким образом, феодализм как явление был осознан в европейской историографии. Европейский феодализм совпал по времени с периодом средневековья и на протяжении веков заметно эволюционировал. Феодальная Европа постепенно все более ощутимо отрывалась от ее восточных корней и сближалась с возрождавшимся античным способом производства (апогей этого процесса - период Возрождения), что было особенно заметно в городах, где заново складывались многие элементы гражданского общества. Как известно, это сыграло свою роль в процессе дефеодализации. В связи со сказанным встает законный вопрос: а был ли подобного типа этап феодализма где-либо еще, кроме Европы? Иными словами, можно ли и правильно ли говорить о «феодализме на Востоке» или «восточном феодализме»?
Вопрос может показаться наивным: хорошо известно, что понятие «феодализм» широко, подчас даже безбрежно используется применительно к неевропейским обществам - более того, чаще всего даже преимущественно по отношению к ним: ведь они сравнительно отсталы, стало быть, у них мешают развитию именно «пережитки феодализма», «феодальные порядки» и т.п.
Но отнесемся к проблеме так, как она того заслуживает, с точки зрения серьезного академического анализа, учитывая прежде всего традиционную приверженность отечественной историографии XX в., к анализу в привычных категориях марксизма.
Сам Маркс не использовал или почти не использовал термина «феодализм» для характеристики восточных обществ и никогда не применял его для социально-экономической характеристики этих обществ, для обозначения формации на Востоке. Но ведь после него в полном соответствии с пятичленной истматовской схемой формаций это стало нормой: средневековый Восток - феодальный Восток, а как, же иначе? Именно в безудержном использовании «феодальной» терминологии (отношения, пережитки и т.п.) как раз и виделось многим то самое единство всемирно-исторического процесса, ради которого следовало принести в жертву все остальное. Конечно, подчас делались оговорки в том смысле, что «восточный феодализм» отличается некоторыми существенными особенностями. Но при всем том он все-таки именно феодализм, а не что-либо иное. Почему же?
Причины есть. И дело не только в том, чтобы силой втиснуть Восток в выработанную на европейском материале схему формаций, хотя такую силу нельзя было недооценивать. Уже говорилось, что существует явственная генетическо-структурная близость между раннеевропейским феодализмом и традиционным Востоком, особенно на начальных ступенях процесса политогенеза. Можно также еще раз напомнить, что социально-политические институты европейского феодализма принципиально не были чужды и Востоку, как древнему, так и средневековому, особенно в периоды политической децентрализации. Правда, как только на смену раздробленности приходила централизация, на смену феодализму шла дефеодализация. Но ведь так же было и в позднесредневековой Европе с ее тенденцией к абсолютизму! В чем же разница? Почему же в Европе феодализм, по Марксу, формация, а вне ее - нет?
Разница есть, причем очень большая, принципиальная. Феодализм как социально-политический феномен, как система институтов, тесно связан именно с политической раздробленностью - как в Европе, так и вне ее. Преодоление раздробленности означает дефеодализацию. Иными словами, в принципе феодализм в этом его первоначальном смысле мог появляться и исчезать, после чего возникать вновь, как то и бывало в истории ряда стран Востока, будь то Древний Египет или Китай. Но если так, то феодализм подобного типа невозможно отождествлять с марксистской формацией как определенным историческим и социально-экономическим этапом развития общества.
Европейский феодализм в принципе был таким же, как на Востоке. Он тоже пришел к концу, к дефеодализации, когда на смену политической раздробленности пришла централизация. Но в конкретных условиях истории Европы этот цикл - от начала феодализации до дефеодализации - хронологически почти точно вклинился в промежуток между античностью и капитализмом. Поэтому-то здесь феодализм как система феодов с легкостью был отождествлен истматом с феодализмом как формацией, формационно (а не только хронологически) отделившей европейскую древность от нового времени. Оставляя в стороне вопрос о проблеме марксистских формаций, в принципе следует заметить, что вне Европы подобного совпадения нигде и никогда не было. Роль господствующей и единственно известной структуры формационного (если уж последовательно использовать истматовскую терминологию) типа там играло всесильное государство, а феодализм временами выходил то в одном, то в другом регионе на передний план лишь в упомянутой уже форме системы уделов, совокупности социально-политических институтов децентрализованной структуры.
Так правомерно ли употреблять термин «феодализм» применительно к средневековому Востоку? По строгому смыслу теории Маркса - решительно нет. Но одно дело строгий смысл теории и совсем другое - сложившаяся практика. Не только в марксистской, но и во всей мировой историографии термин «феодализм» употребляется очень часто и в весьма расширительном смысле. Словом «феодализм» обычно именуют не только периоды политической раздробленности, но вообще весь докапиталистический этап истории (стоит напомнить в этой связи, что термином «рабовладение» применительно к древности как историческому периоду немарксистская историография вообще не оперирует).
Такое расширительное использование слова превращает его в некую условность, в приемлемое и даже удобное для всех обозначение того общества, того периода истории, который предшествовал капиталистическому. Практически в немарксистской историографии «феодализм» - это другое обозначение понятия «традиционный Восток», едва ли не синонимичное ему. Но в том-то и дело, что это отождествление приемлемо и не вызывает споров лишь в немарксистской историографии, где не существует понятия «феодализм» в качестве формации. И совсем иначе обстоит дело в марксистской историографии, где слово «феодализм» преимущественно используется в смысле формации.
Имея это в виду, важно заметить, что использование термина «феодальный» применительно к неевропейским структурам неизбежно предполагает, что речь идет об обществе, подобном европейскому феодальному обществу. В полном соответствии с учением о формациях историками-марксистами при этом подразумевалось не сходство социально-политических институтов или систем уделов-феодов, но именно единство формаций.
Происходила некая как бы незаметная подмена понятий. Не европейский феодализм как система феодов сопоставлялся с неевропейскими периодами политической раздробленности и сходных явлений, а европейское феодальное средневековье как формация воспринималась в качестве образца для конструирования средневекового восточного феодализма как формации. Происходила явная терминологически-понятийная путаница: одним и тем же словом именовали разные системы отношений.
Ведь в средневековой Европе господствующий класс частных собственников (феодалы) эксплуатировал труд зависимого от него крестьянина, причем государство опиралось на этот класс и объективно выражало его волю. В неевропейских обществах, включая и средневековые, все обстояло иначе: выполняющее функции господствующего класса государство в лице причастных к власти во главе с правителем жило за счет ренты-налога с землевладельцев, прежде всего с производителей-крестьян. Феодалов как отделенного от государства господствующего класса здесь никогда не было, как не было и феодального землепользования, феодального землевладения, феодальной частной собственности.
Так как же все-таки быть с проблемой феодализма на Востоке? Призывать отказаться от использования «феодальной» терминологии в нынешних условиях несколько напоминало бы стремление бороться с ветряными мельницами. Надеяться на то, что несоответствие упомянутой терминологии духу строгого смысла теории приведет к отказу от удобного и всем понятного термина, пока не приходится. Но, учитывая все сказанное, стоит воздерживаться от слишком частого и бездумного употребления «феодальной» терминологии и уж во всяком случае не использовать ее тогда, когда это явно искажает смысл анализируемого явления либо процесса. Например, когда речь идет о восточном средневековье как этапе исторического пути стран и народов Востока.
1.2 Средневековье как этап истории Востока
Для истории Европы, где впервые стал применяться термин «средневековье», смысл этого термина понятен и легко объясним: имеется в виду хронологический промежуток между античностью и возрождением многих античных признаков и структурных черт в новое время. Европейское средневековье - это по сути синоним феодализма. Семантический же подтекст слова в том, чтобы подчеркнуть, что динамика исторического развития Европы в средние века шла по линии преодоления феодальной раздробленности и элементов чуждой античности восточной структуры. Логика этой динамики привела после Возрождения к вызреванию капитализма как качественно новой, но сущностно близкой античности структуры, поднявшей на принципиально новый уровень священный принцип частной собственности.
В истории Востока, где понятие «феодализм» при любой трактовке термина хронологически явно не совпадает с европейским, не говоря уже о том, что античности, как и капитализма (вопрос о том, когда и как капитализм проник на Восток, будет особо рассматриваться в следующей части книги), в качестве граней для средневековья там не было, дело обстояло иначе. Уже не раз шла речь о том, что Восток в принципе развивался иначе, чем Европа, шел по иному пути, что динамика его истории отличалась от линейно-прогрессивной европейской своей цикличностью.
Говорилось и о том, что и в рамках спиральных циклов Восток все же развивался поступательно, причем это развитие проявлялось и в усовершенствовании технологии, и в использовании все новых ресурсов, и в развитии новых идей, включая научные, и в распространении накопленных знаний и культурного опыта в сторону первобытной периферии, и в совершенствовании социально-политической структуры общества, и во многом другом. К этому стоит добавить, что поступательно развивались производственные ресурсы Востока в целом, будь то обогащенные опытом предков люди, численно все возраставшие и включавшиеся в производство новые орудия и новые технологии.
Достаточно напомнить, что к эпохе Великих географических открытий на рубеже XV-XVI вв. именно богатый Восток представлялся полунищим европейцам сказочным царством роскоши - да и действительно восточные города и резиденции правителей были богаты. А ведь богатство - это объективный показатель развития и процветания структуры.
Словом, Восток развивался, временами даже достигал уровня зажиточности, а то и процветания. Богатая международная торговля способствовала распространению этого уровня, а консервативная стабильность социальной структуры в известной мере (учитывая неизбежные колебания в рамках циклов) гарантировала его устойчивость. Конечно, не стоит преувеличивать: богаты были отнюдь не все. Но не было и чересчур кричащей имущественной разницы вне пределов престижного потребления причастных к власти.
Главное же было в том, что каждый имел столько, сколько ему положено, соответствовало его положению в государстве и обществе. Зарвавшиеся же собственники, нарушавшие эту неписанную норму, обычно сравнительно легко ставились на место.
Такой стереотип существования сформировался еще в глубокой древности, несколько транформировался в период процесса приватизации и затем в достаточно устоявшемся виде стал привычной нормой. Норма продолжала существовать на протяжении долгих веков и дожила в основном практически почти до наших дней, хотя с эпохи колониализма начался новый этап ее постепенной трансформации. Если прибавить к этому, что смены формаций традиционный Восток не знал, то перед специалистами невольно встанет вопрос, что же брать за основу периодизации исторического развития Востока. Что было здесь эквивалентом европейского средневековья? И вообще есть ли смысл выделять его?
Смысл, даже необходимость, безусловно есть. История традиционного Востока слишком велика, чтобы обходиться без периодизации. Ныне существует даже тенденция делить слишком продолжительную восточную древность на две части - раннюю и позднюю. Тем более стоит особо выделить тот этап развития, который лежит между древностью и колониализмом и который хронологически примерно соответствует европейскому средневековью. Остается лишь серьезный и никем пока не решенный вопрос, что же брать в качестве критерия при вычленении восточного средневековья. Обратим вначале внимание на то, что единственная структурная ломка, которую пока что пережил Восток, а вместе с ним и весь вообще неевропейский мир, это переход от традиционной структуры к колониальной или полуколониальной (зависимой), трансформирующейся в сторону капитализма. Отсюда со всей четкостью следует одно: древность и средневековье для Востока были периодами существования в рамках одной и той же традиционной структуры.
Но если нет между древностью и средневековьем структурной грани - подобной той, что была в истории Европы, - то какую грань следует брать за основу при периодизации исторических этапов? Есть только два возможных выхода: либо оперировать комплексом второстепенных, а то и случайных критериев, либо просто согласиться на некую условную хронологическую грань. Рассмотрим эти варианты.
Если оперировать комплексом критериев, то следует принять во внимание степень централизации власти, скажем, переход ее на уровень «мировых» держав, великих империй, ее институционализация, т.е. отработки механизма администрации, гибкого аппарата власти. Важно учесть роль великих мировых религий, способствовавших наднациональному общению и создававших определенные условия для существования «мировых» держав.
Необходимо принять во внимание темпы освоения первобытной периферии, т.е. экстенсивное развитие крупных держав. Наконец, многое значит в возникновение устойчивых зон господства той или иной цивилизации, базирующейся на веками складывавшемся культурном стандарте и освященной какой-либо из великих религий или выполняющих их функции идейных доктрин. Все эти к многие близкие к ним критерии в сумме действительно помогают сформировать определенный комплекс, важных признаков, который может свидетельствовать о некоем рубеже между старым в новым в истории разных стран и регионов Востока.
Но при этом возникает новая практически непреодолимая сложность: комплекс критериев помогает найти логическую грань, не более того. А как быть с гранью хронологической, если принять во внимание, что у каждого из основных регионов своя логическая грань, хронологически не совпадающая с другими?
Так, например, для ближневосточного региона, родины человеческой цивилизации, столь богато представленного в древности важными, историческими событиями, длительными периодами интенсивного развития, великими державами (Двуречье, Египет, Ассирия, Вавилония, Персия), период радикальной внутренней трансформации явственно приходится на промежуток между IV в. до н.э. (походы Александра) с последующим сильным культурным и структурным воздействием со стороны античного мира (эллинизация, романизация и христианизация) и VII в. н.э. отмеченным жесткой печатью ислама.
За это тысячелетие кардинально изменилось на Ближнем Востоке очень многое; исчезли старые народы и им на смену пришли новые; ушли в прошлое древние государства, уступив место Арабскому халифату и его эмиратам ж султанатам; решительно изменился образ жизни подавляющего большинства населения, принявшего ислам, вместе с которым пришли новый образ жизни, иные обычаи, нормы взаимоотношений, подчас даже языки.
Неизменным осталось одно - то самое, что дает основание отрицать здесь факт смены структуры: как и в глубокой древности, отношения в мире ислама детерминировались нормами жесткого приоритета государства, причем примат всего государственного, власти как таковой, перед рыночно-частнособственническими отношениями стал проявляться в исламских странах даже более жестко, чем в доисламской древности, - при всем том, что родоначальники ислама, жители торговых арабских оазисов, были весьма сильно вовлечены в частнопредпринимательскую деятельность.
Если обратиться к истории Индии и связанного с ней региона, всей индо-буддийской цивилизационной зоны (это Индостан, включая Пакистан и Бангладеш - речь идет об их истории, а не о современном состоянии, - а также большая часть Юго-Восточной Азии и ряд мелких государств типа Непала и Шри-Ланки), то окажется, что рубеж между древностью и средневековьем определить тут с помощью комплекса критериев будет еще сложнее.
Как в глубокой древности, так и много позже, вплоть до проникновения ислама, здесь существовали крепкие восходящие к варново-кастовым и общинным связям социальные структуры, тогда как государства были политически неустойчивыми. Шел постепенный процесс индиализации юга полуострова, индуизм и в еще большей степени буддизм проникали на восток от Индии и завоевывали прочные позиции во многих районах, прежде всего в Юго-Восточной Азии. Но ничего более радикального не происходило вплоть до XII-XV вв., когда энергичное проникновение ислама во все или почти все страны региона изменило достаточно радикально образ жизни этих стран. Таким образом, если руководствоваться комплексным критерием, перед нами возникнет лишь одна логическая грань: XII-XV вв.
Обратившись к Китаю и всему Дальнему Востоку, мы обнаружим совершенно иную логическую грань: на рубеже III-II вв. до н.э. древнекитайское общество, пережив структурную трансформацию и обретя единую официально санкционированную идеологическую доктрину, в духе которой были реформированы основные социальные институты и сориентированы образ жизни и ментальность населения, стало во многом иным, как иным стало и государство, приняв форму могущественной империи.
Правда, эта империя в первые века своего существования испытала тяжелые удары кризиса, а затем на несколько веков даже распалась на части, причем как раз в это время формировались соседние с Китаем государства (Корея, Вьетнам, Япония), многое заимствовавшие у него и бывшие длительное время по сути частью китайской цивилизации. Приняв во внимание упомянутые события и процессы, можно опять-таки растянуть логическую грань между древностью и средневековьем в этом регионе Востока почти на тысячелетие (III в. до н.э. - VI в. н.э., когда была воссоздана империя).
Приняв во внимание все изложенное, нельзя не заметить, что определяемая комплексом критериев логическая грань, вполне доказательная и приемлемая в каждом из конкретных случаев, годится как грань лишь для данного региона. Конечно, есть и определенные совпадения: исламизация была общей и для Ближнего Востока, и для Индии и Юго-Восточной Азии. Но эта общность разрушается хронологическим дисбалансом (VII в. в одном случае, XII - в другом, XV - в третьем) и даже сущностей неравнозначностью: исламизация в Индии совсем не похожа на то, что было на Ближнем Востоке, ибо индийская кастовая система оказалась несовместима с исламом; только в Юго-Восточной Азии, где сильной кастовой структуры не было, успех ислама был ощутим, да и то с оговорками. Хронологически близки между собой периоды трансформации от древности к средневековью на Ближнем и Дальнем Востоке, но в обоих случаях эти периоды протянулись на тысячелетие, которое явно не может претендовать на роль хронологической грани.
Сказанное означает, что первый вариант, т.е. попытка опереться на комплекс объективных критериев для выработки общей периодизации, не дает приемлемого результата. Общей для всего Востока грани на этой основе наметить практически невозможно. Остается второй вариант, т.е. принятие некоей условной хронологической грани.
Собственно, именно это и делается ныне практически всеми. На этой основе создаются учебники, общие труды, энциклопедии и т.п. Только в марксистской историографии эту условную и откровенно заимствованную из европейской истории хронологическую грань (примерно V в. н.э.) обычно, о чем уже говорилось, отождествляют с формационной (начало феодализма - опять-таки с незримой ссылкой на то, что именно так было в Европе). Учтя все это и твердо отдавая себе отчет в том, что фактически речь идет не о грани между формациями, а об условной хронологической грани, откровенно ориентированной на реалии европейской истории и взятой именно для удобства периодизации, мы вправе ориентировочно датировать начало восточного средневековья примерно началом, первыми веками нашей эры. Итак, начало, пусть условное, намечено. А как быть с концом?
Проблема здесь не менее сложна, хотя в некотором смысле более очевидна. Снова о грани между формациями речи нет - можно говорить, лишь о начале трансформации восточных обществ под воздействием европейского капитала, колониализма, международного рынка. Естественно, что это длительный процесс, далеко не завершившийся и даже не достигший заметных результатов в ряде случаев и в наши дни. Так что же в таком случае взять за грань, пусть даже и условную?
Совершенно очевидно, что на сей раз приводимую обычно в наших учебниках, энциклопедиях и общих трудах периодизацию, не только откровенно ориентированную на реалии европейской истории, но прямо опирающуюся на эти реалии (английская революция? французская революция?), принимать нет оснований. Здесь все-таки нужна грань, пусть условная, пусть как-то соотнесенная с европейской историей, но все-таки имеющая смысл для самого Востока как субъекта исторического процесса. Другими словами, здесь необходимо принять во внимание не просто европейские процессы, но прежде всего то, как эти процессы затронули Восток. Речь идет, естественно, о колониализме, об экспансии колониального капитала, о связанной с этой экспансией трансформации Востока, наконец, о превращении ряда восточных стран в колонии.
Заключение
Начало колониальной экспансии было положено на рубеже XV- XVI вв. Страны южных морей стали энергично осваиваться португальцами и голландцами уже в XVI в., тем более в XVII в. Колонизаторы, включая и испанцев, англичан, представителей других европейских держав, активно осваивали территории Африки, Америки, Юго-Восточной Азии, в форме отдельных небольших анклавов оседали в Индии, Китае, занимали все укреплявшиеся позиции в торговле и мореплавании Ближнего Востока. Все это безусловно воздействовало на традиционную структуру неевропейских стран, а в ряде случаев - работорговля в Африке, латинизация Америки, активность в Юго-Восточной Азии - даже очень заметно. Тем не менее для традиционного Востока с его древними центрами высокой культуры это было только началом некоторых изменений, в то время еще едва заметных, если заметных вообще.
Даже в XVIII в., когда европейские державы начали активное колониальное проникновение на Восток и было начато завоевание англичанами Индии, внутренней структуры восточных стран, в том числе и той же Индии, это коснулось очень слабо. Стран Ближнего и Дальнего Востока почти не коснулось. Торговые связи между этими странами и Европой шли практически в одну сторону - в Европу, нуждавшуюся в пряностях и иных «колониальных» товарах, но практически не имевшую того, в чем нуждался в то время Восток (точнее, не имевшую товаров, которыми он заинтересовался бы). И только с XIX в. ситуация стала решительно меняться.
Как известно, в Европе XIX век начался с Великой французской революции, давшей энергичный толчок капиталистической трансформации - как политической, так и экономической, основанной теперь уже на машинной индустрии. Вот эта-то машинная индустрия и совершила подлинную революцию в мировом хозяйстве. Именно она способствовала энергичной трансформации внутренней структуры Востока, прежде всего Индии, наводненной английскими промышленными товарами. Только теперь, с XIX в., начался период ломки и трансформации традиционной внутренней структуры Востока, вынужденного приспосабливаться к новым реалиям колониального капиталистического мирового рынка.
Приняв во внимание сказанное, мы вправе условно установить завершающую грань восточного средневековья в XIX в., для большинства стран Востока - скорее всего в середине XIX в., когда только что упомянутые процессы уже повсеместно стали давать о себе знать, вызывая ответную реакцию традиционного восточного общества.
Список используемой литературы
1. Вигасин А.А - История Древнего Востока. -. - М., 2005.
2. Вощанова Г.П., Годзина Г.С. История экономики: Учебное пособие, 2007.
3. Конотопов М.В. - История экономики зарубежных стран: учебник для вузов, 2007.
4. Кузнецова О.Д. - История экономики. Учебник. - - М., 2006.
5. Лойберг Д. - История экономики. Учебное пособие. - М., 2007.
6. Лановик Б.Д.Экономическая история. Курс лекций, 2007.
7. Олейник Н. - История Востока. Курс лекций, 2005.
8. Поляк Г.Б - История мировой экономики: учебник для вузов, 2005.
9. Сурин А.И. - История экономики: учебно-методическое пособие, 2006.
10. Толмачева Р.П. - Словарь по экономической истории – 2010г.
11. Черкашина Н.К Экономическая история. Учебное пособие, 2005.
12. Лановик Б.Д. Экономическая история, 2006.
17