Введение

В системе жанров Академии художеств исторической живописи отводилось первое место. Сейчас, во временном отдалении, мы видим, что по сравнению с искусством портрета она не достигла аналогичных высот. Однако характер ее весьма интересен. Исторический жанр был, прежде всего, прекрасной школой композиции, рисунка и техники масляной живописи. Он наиболее полно и последовательно воплотил принципы классицизма. В центре его внимания была античная мифология и национальная история, впервые осмысливавшаяся созвучно идеалам гражданственности и патриотизма.

Лосенко А.П.

Самым крупным представителем исторического жанра был А.П. Лосенко (1737–1773) – один из первых учеников Академии, пенсионер, автор таблиц и пособий, по которым учились целые поколения русских живописцев и скульпторов.

Лосенко создал первую композицию на национальную тему – «Владимир и Рогнеда» (1770). Картина изображает дочь полоцкого князя, которую Владимир, разбив войско ее отца и братьев, насильно сделал своей женой. По условиям задания из всех моментов этого события Лосенко был вправе выбрать любой. Очень любопытно он объясняет свои намерения: «Я представил Владимира так: когда он после победы и взятия полоцкого города вошел к Рогнеде и видит ее в первый раз, почему и сюжет картины может назваться – первое Владимирове свидание с Рогнедою, в котором Владимир представлен победителем, а гордая Рогнеда пленницею. В программе… Владимир на Рогнеде женился против воли ее, когда же он на ней женился, то должно, чтоб он ее и любил. Почему я его и представил так, как любовника, который, видя свою невесту обезчещену и лишившуюся всего, должен был ее ласкать, и извиняться перед нею, а не так, как другие заключают, что он ее сам обесчестил и после на ней женился, что мне кажется очень ненатурально, а ежели же и то было, то моя картина представляет как только самое первое свидание».

Целомудренная мысль, которой руководствовался Лосенко, вообще типична для русской исторической живописи XVIII в., практически исключившей из своего обихода вероломные акты, убийства и прочие трагически разрешающиеся ситуации.

Развивая свою положительную программу в драматической сцене «Прощание Гектора с Андромахой» (1773), художник рисует силу духа и воли. Эта картина может служить наглядной иллюстрацией принципов, принятых в исторической живописи. Построение ее напоминает театральную мизансцену классического спектакля, развернутую на фоне торжественного задника – амфитеатра. Справа и слева у края полотна размещены второстепенные персонажи, призванные образовать «раму» и сосредоточить внимание зрителя на втором плане, где развертывается основное событие. Психологический конфликт находит непосредственное выявление в композиционном противопоставлении героев. Традиционное для академической живописи единоборство личного и общественного разрешается победой патриотического порыва. Исход ситуации уже предрешен. Он ощутим в печально-торжественной атмосфере прощания, в боевой готовности воинов, еле удерживающих коней, в патетической отрешенности Гектора, во внутренней обреченности Андромахи. Она уже примирилась с происходящим и стоически приняла его бремя. Ее человеческие слабости как бы возложены на служанку, «низкий» ранг которой позволяет откровенное выражение чувств.

Как и в других произведениях академической живописи, в общей системе изобразительных средств предпочтение отдается рисунку. Цвет, довольно живой в эскизе, в картине скорее играет роль раскраски. Он как бы замкнут в границах отведенного участка и потому носит местный, или, как говорят, локальный характер – не перетекает незаметно в соседние цвета. Объемность фигуры подчеркивается не столько разработкой внутренних градаций цвета, сколько средствами светотени. С помощью смеси темных коричневых, серых, оливковых и других цветов художник, то усугубляя, то высветлят ее, сообщает телам почти скульптурную осязаемость.

Русская историческая живопись, которая включает много мифологических сюжетов, предпочитает суровые темы мужской дружбы. Высшие интересы героев поднимают их до уровня аскетического самопожертвования. В отличие от французских художников XVIII в., изящно обыгрывавших фривольные сюжеты античной мифологии, русская живопись не признает подобных ситуаций, хотя надо сказать, что такие картины хорошо знали в России, выставляли в галереях, специально заказывали крупным западным мастерам.

Жанровая живопись

С точки зрения внутренней иерархии жанровая живопись числилась в Академии художеств на одном из последних мест. Вместе с тем это очень своеобразное явление. В целом для русского искусства характерно позднее появление и незначительное распространение жанра. Одна из причин этого, по-видимому, недостаточное развитие буржуазного начала в русской жизни в отличие от Запада, где идеи профессиональной или семейной корпоративности гораздо раньше породили групповой портрет, семейные и массовые сцены.

На фоне многочисленных полуэтнографических, или костюмных, как их называли тогда, зарисовок, выполненных иностранными художниками, путешествовавшими по России, выделяются произведения Михаила Шибанова (дата рож д. неизвестна–ум. после 1789) и Ивана Ерменева (1746/49 – ум. после 1792). «Крестьянский обед» (1774) и «Празднество свадебного договора» (1777) Шибанова по сюжетам весьма близки к указанным произведениям иностранцев, но представляют собой большие полотна, выполненные в технике масляной живописи. Система композиционного построения и особенности колорита сближают их с господствовавшим в Академии историческим жанром. В «Свадебном договоре» Шибанов показывает один из самых торжественных моментов в жизни крестьянства, привлекательность национального типажа, красоту народной одежды. В «Крестьянском обеде» он старается подчеркнуть чинную атмосферу происходящего, патриархальность семейных отношений, миловидность молодой матери, кормящей младенца. Конечно, не следует рассматривать эти полотна в качестве иллюстрации типичных обстоятельств жизни русского крестьянства, в которой несомненно преобладали более тяжелые и прозаичные стороны. Вместе с тем не стоит упрекать художника в идеализации и поверхностном отношении к действительности. Подобно другим мастерам XVIII в., показывая приглядные стороны, он тем самым утверждает не только эстетическую, но и нравственную ценность, человеческое достоинство своих персонажей. Сам факт, что крестьянское бытие становится объектом картины, имеет большое значение в плане общей эволюции русской живописи. Несколько особняком стоит творчество другого крупного жанриста – И.А. Ерменева. Многие обстоятельства его жизни до сих пор остаются загадочными, как и внутренний подтекст его несколько необычных произведений. Сохранилась графическая серия, изображающая нищих слепцов, скитающихся по российским просторам. Иногда они показаны вдвоем, иногда с маленькими поводырями, иногда на базаре, где, собравшись в кружок, поют вокруг чашечки для подаяния. Акварели поражают глубоким противоречием жалкого рубища и тончайших голубоватых, розовых и серых цветов, использованных для его изображения. Персонажи Ерменева не просто жалки или несчастны. Мощное телосложение придает фигурам, рисующимся на фоне высокого неба, неожиданно грозную монументальность. Исполненные большой эмоциональной силы, они символизируют общественное неблагополучие. Нищие несут свое бремя стоически – с горестным аскетическим достоинством и театрально-риторическим воззванием к совести человечества. Трудно сказать, кого они изображают – обездоленных крестьян, рассеянных по России после разгрома пугачевского восстания, слепых певцов-сказителей или калик-перехожих, положение которых неизменно вызывало в народе сострадание и уважительную помощь. Возможно, что слепота персонажей призвана олицетворять невежество – главное препятствие, которое видели просветители на пути к прогрессу. Во всяком случае по эмоциональной заостренности произведения Ерменева несомненно созвучны той волне социального сентиментализма, которая нашла выражение в русской литературе, и свидетельствуют об одной из благородных гуманистических граней искусства второй половины XVIII столетия.

Пейзажная живопись

Наиболее яркими представителями пейзажной живописи второй половины XVIII в. являются Ф.Я. Алексеев (1753/54–1824) и Сем. Ф. Щедрин (1745–1804).

Семен Щедрин вошел в историю русского искусства прежде всего как автор изображений окрестностей Петербурга – Гатчины, Павловска и Царского Села. Его лирические наклонности вполне отвечают характеру английского или, как его еще называют, пейзажного парка – нарочито естественно раскинувшегося среди озер и протоков, с живописными островами, украшающими их дворцами и павильонами. Искусно находя различные точки зрения, художник варьирует излюбленные приемы: большое, свободно разросшееся дерево играет роль затененного первого плана, архитектура показана на втором, выдержанном преимущественно в желтовато-зеленых тонах. Голубые дали завершают эти виды, построенные по законам академической трехцветной схемы.

Любовно и чувствительно Щедрин передает позлащенную солнцем кудрявую зелень, миниатюрную прелесть листвы, розоватый песок, устилающий дорожки парка, хрупкую красоту цветов. Древние мосты и обелиски, руины колонн и театрально-игрушечные башни вступают в утонченный союз с вечно молодой природой. Мирный дым костров, облака, отражающиеся в тихой воде, величественно спокойные кроны деревьев создают ощущение идеального существования, далекого от бренных хлопот реального бытия. Элегическое единение людей, неспешно любующихся дивными картинами природы, коровами и овцами, пасущимися у ленивых вод, и архитектурой, неизменно несет пасторальную окраску, типичную для сентиментализма.

Ф. Алексеев в начале своей деятельности обучался театральной декорации и для совершенствования в этом искусстве был направлен в Италию. Однако по возвращении в Петербург он отходит от этого занятия. Его пристрастием становятся виды морских городов. Увлекшись итальянской живописью (Белотто и др.), Алексеев сумел внести глубоко своеобразные черты в изображение Петербурга, явившись, по существу, родоначальником собственно картинного пейзажа в России.

В эти годы складывается целостный облик города, возникает прекрасная приморская столица – «северная Пальмира», как называли ее современники-поэты. В знаменитых видах Дворцовой набережной, показанной с разных сторон Петропавловской крепости, художник добивается гармонического единения ясной красоты новой архитектуры, высокого неба, вечно подвижной светлой глади Невы.

Строя свои пейзажи, Алексеев не прибегает к приемам откровенного панорамного или перспективного построения, как делали в первой половине века. В его произведениях перспектива, как правило, уводит зрителя по диагонали в глубину картины, причем точка схода остается при этом как бы за кадром. Этот прием, почерпнутый из арсенала театрального искусства и служащий там созданию натуралистической иллюзорности, усиливает в картине ощущение естественности и жизненной достоверности изображаемого. Живописная манера Алексеева всегда темпераментная и сильная. Колорит его отличается живостью, контрасты смелы и декоративны, детали точны и обдуманны, богато варьированная гамма создает физически ощутимое перетекание цвета.

В начале XIX в. Алексеев много путешествует, пишет виды провинциальных городов и Москвы. Старая столица с ее средневековой затененностью, древностями Кремля, многолюдной Красной площадью воспринимается им как совсем непохожий на европейский Петербург город. Ряд принципов, сложившихся в работе над московскими видами, художник переносит в поздние пейзажи Петербурга. Теперь его больше занимает передача красоты городских будней. Оживленные причалы и набережные, тяжело груженные парусники и деловая толпа сообщают полотнам повышенную жанровость. Однако это отнюдь не делает их прозаичными. Поэтичность – неотъемлемая черта Алексеева – переходит в новое качество.

Развитие искусства XVIII века

Русское искусство прошло в течение одного столетия большой путь, осуществив важнейший для всего развития отечественной культуры переход от средневековья к новой стадии в развитии национальной культуры. Путь его становления и развития, как мы уже видели, был не прост. Став светским, оно приблизилось не только к внешнему облику модели, но и к ее внутреннему, образно-чувственному миру. Конкретная человеческая личность, живущая новыми научными и эстетическими представлениями о. мире, впервые нашла свое отображение в портрете – ведущей отрасли изобразительного искусства того времени.

Неизвестный ранее язык мирового искусства стал оружием отечественной культуры. Художественная аудитория была на первых порах относительно узка, ибо новое искусство развивалось преимущественно в Петербурге, в меньшей степени – в Москве. Однако распространение просвещения, предпринятое прогрессивно мыслящей частью нации, притягательная сила новизны, общий дух «мощного и деятельного», по выражению А.И. Герцена, XVIII столетия с каждым днем делали это искусство все доступнее и ближе большей части нации.

По своей прогрессивности, устремленности в будущее новое русское искусство объективно отвечало интересам нации в целом.

Во второй половине столетия новое искусство распространилось вширь и вглубь, обретая массовость, конечно, в тех границах, которые допускала структура общества. Образование центров культуры в губернских городах и дворянских усадьбах, имеющих пейзажные парки, украшенные скульптурой, крепостные театры, картинные галереи, собрания гравюр и художественных изданий, содействовало вовлечению в сферу нового искусства все более широких кругов.

В этом процессе самую активную роль играла художественная интеллигенция. Прогрессивные слои русского общества прекрасно осознавали свою ответственность в качестве просветителей нации. Еще с петровских времен они рассматривали собственный вклад в дело процветания отечественной культуры как высокий нравственный и профессиональный долг.

Искусство XVIII в. вовсе не замыкалось в узком кругу придворных и барских интересов. Своей многогранностью оно соответствовало реальной исторической ситуации, будучи не только ее порождением, но и реальной духовной силой, содействующей ее преобразованию.

Разумеется, взаимоотношения искусства XVIII в. с действительностью были глубоко специфичны. Русский художник XVIII в. отнюдь не находился в неведении относительно реальной обстановки в своей и других странах. Он творил в сложное время, переживая полосы надежд и разочарований, широковещательных обещаний, трагических уроков бироновщины и пугачевского восстания. Контрасты были разительными. На глазах целого поколения зрела и совершилась Великая французская революция. Русские художники, поэты, писатели и другие деятели культуры прекрасно знали европейскую ситуацию в ее социальных, культурных и профессионально-творческих аспектах. Они, разумеется, не были наивны или слепы. Но они действовали в рамках своего эстетического идеала, и их искусство отражало жизнь сквозь призму исторически обусловленных представлений. Эта призма фокусировала внимание не на общественном или частном неблагополучии, а на возможном в идеале преодолении его средствами добра, красоты и разума. Верное принципам просветительства русское искусство XVIII в. еще не указывает на порок с гневным порицанием. Однако оно совсем не бесстрастно и воспитывает душу иным способом – отсылая зрителя не к злу, а к добру, совести и разуму, иначе говоря, к идеально-гармонической модели мира. В этом сказывается не слабость искусства, а его благородная историческая функция.

Немалую роль в формировании этических основ русского искусства XVIII в. сыграло наследие культуры Древней Руси с присущим ей пониманием духовной функции искусства, привычкой к символическому и изначально позитивному отношению к изображаемому.

Глубокое своеобразие русской художественной ситуации не означало, однако, что русское искусство было изолировано от общего процесса европейского художественного развития. Наоборот, развиваясь быстрыми темпами, русское искусство уже с середины века шло в ногу с другими странами Европы. И роль XVIII века как зачинателя в системе художественного творчества нового времени очень существенна.