МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ УКРАИНЫ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИНФОРМАТИКИ И ИСКУССТВЕННОГО ИНТЕЛЛЕКТА
ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОСОФИИ И РЕЛИГИОВЕДЕНИЯ
КАФЕДРА РЕЛИГИОВЕДЕНИЯ
Контрольная работа на тему:
РЕЛИГИОЗНАЯ СИСТЕМА БАЛТОВ
Выполнил:
магистрант гр. ФиР 04
Халиков Р.Х.
Научный руководитель:
доц. И.А. Козловский
Донецк 2008
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
РАЗДЕЛ 1. ПАНТЕОН Балтов и его связь с индоевропейскими системами
РАЗДЕЛ 2. ВЕРОВАНИЯ О ПОСМЕРТНОМ СУЩЕСТВОВАНИИ и погребальные обряды БАЛТОВ
ВЫВОДЫ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Религиозная система балтов является частью системы индоевропейских религиозных представлений, очень близкой к соседним, например, к славянским языческим верованиям. Здесь присутствуют общие для индоевропейцев трёхчастное деление мира, космогоническая битва громовержца Перкунаса против хтонического Велняса, почитание светозарного бога Диеваса и т.д. Вместе с тем верования древних балтов имеют типично языческий анимистический компонент, когда духи-хозяева признаются за стихийными и ландшафтными феноменами. Перспективным для исследования выступает также погребальный обряд и верования древних балтов о посмертном бытии душ. В обществе древних балтов имела место разветвлённая система жречества, которое, возможно, явилось одним из консолидирующих факторов под натиском христианства, став очень влиятельным именно в период христианской экспансии [1]. христианский натиск Тевтонского ордена так и не привёл к окончательной христианизации балтов, сведения о языческих обычаях можно встретить и касательно XVII века, и даже вплоть до ХХ. Основными источниками информации о верованиях балтов выступают летописи, хроники, а с другой стороны – данные этнографии, лингвистики, археологии.
Данная работа имеет целью продемонстрировать многослойность пантеона древних балтов, его типично индоевропейские и специфически балтийские языческие черты. Структура работы охватывает два раздела – в первом анализируется пантеон, а второй посвящён описанию погребальных обрядов как неотъемлемой черты религиозного мировоззрения балтов. Объект исследования – верования древних балтов, а предметом являются, прежде всего, лингвистические, фольклорные и летописные свидетельства о балтийской религиозной системе.
РАЗДЕЛ 1. ПАНТЕОН Балтов и его связь с индоевропейскими системами
Балтийский пантеон состоит из нескольких сверхъестественных существ, среди которых необходимо, прежде всего, выделить небесных божеств и природных духов, а также персонификации абстрактных сил, близкие небесным богам. Список небесных божеств отражает общеиндоевропейские тенденции. Сюда относится Диевас (протобалтийский Dievas) – бог сияющего неба; бог грома – литовский Перкунас, латвийский Перконс, прусский Перконис. Сауле – солнце, тесно связано с ведическим Сурья и Савитар, древнегреческим Гелиосом и другими индоевропейскими солнечными богами, хотя балтийское божество Сауле женского рода. Символом Солнца в мифологии выступала лошадь (литовское «зиргас», латышское «зиргс»), а козёл олицетворял гром, что также характерно для индоевропейцев-соседей балтов. Лунный бог в литовском пантеоне – Менуо, в латышском – Менесс; латышская Аусеклис, литовская Аушрине – утренняя звезда и богиня рассвета соотносилась с литовской Вакарине – вечерней звездой, ведь обе олицетворяли Венеру. Среди небесных богов встречался также и божественный кузнец, называемый просто Калвис – «кузнец», или в уменьшительно-ласкательной форме – Калвелис, Калвайтис. Очевидны общие индоевропейские корни имен этих богов, у названных балтийских богов сохранились очень древние черты, проявившиеся в сохранении связей с небесными светилами и природными явлениями, такими, как небо, солнце, луна, звезды, гром. За исключением Диеваса и Перкунаса, антропоморфные образы богов не претерпели значительных изменений.
Имя бога Диеваса тесно связано с понятием неба. Литовские Диевас и латышский Диевс сохранили такое же содержание понятия, как и в санскрите. Этимология имени бога становится ясной, если обратиться к санскритскому глаголу dyut* – «сиять», «светить» и прилагательному deiyos* – «небесный». Диевас предстает в образе необычайно красивого человека, облаченного в серебряную мантию, в шляпе, его одежды украшены орнаментом, у пояса сабля. Вероятно, этот образ восходит к периоду позднего железного века и во многом схож с облачением балтийского правителя. Диевас появляется только вместе со своими лошадьми – одной, двумя, тремя, пятью, девятью или с большим количеством, в серебряной сбруе, с золотыми седлами и золотыми стременами. Его огромная огороженная усадьба напоминает замок, туда ведут три серебряные калитки, а за оградой находятся дом хозяина, дома работников, баня, а вокруг сад и лесные деревья. В латвийских мифологических песнях Диевас появлялся, сея рожь или ячмень из серебряного лукошка. Он охотится и варит пиво, охраняет урожай, способствует его увеличению, управляет судьбами людей и порядком в мире, восходом Солнца, вместе с Лаймой, определяет продолжительность жизни и судьбу человека. Хотя Диевас наделялся большими полномочиями по сравнению с другими богами, его не рассматривали как высшего бога, управлявшего другими. В небесном пантеоне Диевас считался дружелюбным и демократичным божеством.
Антропоморфный образ Сауле расплывчат; каждое утро она поднимается над каменной или серебряной горой в колеснице с медными колесами, запряженной огненными лошадьми, которые в пути никогда не устают, никогда не потеют и никогда не отдыхают. Вечером она купает своих лошадей в море или отправляется на девяти колесницах, запряженных сотней лошадей, вниз, в яблоневый сад. Она также плавает в серебряной лодке или превращается в лодку и погружается в море. Дочери Сауле – это лучи солнца на рассвете и на закате, поэтому их можно связать с утренними и вечерними звездами. В прикладных произведениях искусства солнце изображается в виде сакты – кольца, колеса, круга, круга с лучами, розетки или незабудки, цветка-солнца (по-литовски называемого саулите – «солнышко» или ратиляс – «колесо»). Весенний и летний дни равноденствия и солнцестояния (в настоящее время — Пасха и день Ивана Купалы) были праздниками радости, возрождения природы, где солнечная символика играла центральную роль. Жизнь земледельца неизменно сопровождалась обращениями к Солнцу на восходе и на закате, все полевые работы зависели от Солнца. Обычно обращенную к Солнцу молитву произносили с непокрытой головой. В прусской мифологии известен и другой бог света, Свайстикс, а в латышской – Звайгздис (от звайгзде – «звезда»).
Менуо, или Менесс, – лунный бог, который носил звездную мантию и ездил на серых лошадях, – был тесно связан с Сауле. Как постоянное появление солнца, так и исчезновение луны и возрождение ее в форме молодого месяца означали благополучие, свет и здоровье. И в наши дни верят, что растения следует сажать во время новой или полной луны, поэтому именно к ней в первую очередь и следовало обращаться с молитвой.
высшее место среди богинь у всех балтийских народов занимала Лайма – богиня судьбы. Она отвечала за счастье и несчастья людей, за продолжительность их жизни, а также за жизнь растений и животных. Её имя неотделимо от понятия laime – «счастье». Судьба обычно появлялась в образе конкретного существа, но есть упоминания о трех или даже семи богинях. В литовских песнях богиню обычно именовали двойным именем Лайма-Далия – «счастье» и «судьба». У латышей также была Декла, которая симпатизировала людям, заботилась о маленьких детях и горевала над родившимся ребенком, которому было суждено в жизни испытать несчастья. Хотя поведение Лаймы похоже на поведение обычного человека, она по своим функциям сходна с Диевасом, солнечным богом, и самим Солнцем.
Небесного кузнеца Калвайтиса изображали с молотом у воды, или с кольцом на небе, или с Короной зари, серебряным поясом и золотыми стременами, выкованными для сыновей Диеваса. Считали, что каждое утро он ковал новое солнце («кольцо», «корону»). Калвайтис, или Калвелис, соотносился с греческим Гефестом, скандинавским Велундом, финским Илмариненом. Молот его был необычайных размеров.
Бог грома, властитель воздуха Перкунас, представлялся с медной бородой и топором или молотом в руке. Он путешествовал по небу в огненной грохочущей двухколесной колеснице, запряженной одним или двумя козлами. Замок Перкунаса находился на высокой горе (в небе). Бог справедлив, но беспокоен и нетерпелив, великий враг злых духов, дьяволов, любой несправедливости или недобрых людей. Он отыскивает дьявола и поражает его молнией, бросает свой топор или пускает стрелы в злодеев, мечет молнии в их дома. Перкунас не выносит лжецов, воров или эгоистичных и пустых людей. Дерево или камень, пораженные молнией, защищают от злых духов и помогают от болезней, прежде всего от зубной боли, лихорадки и икоты. В качестве амулетов носили миниатюрные топорики из бронзы. Считалось, что Перкунас также очищает землю от зимних духов. После того как первая весенняя гроза пробуждала землю, быстро начинала расти трава, прорастало зерно, деревья покрывались листвой. Сама гроза олицетворялась поединком Перкунаса и Велняса, также отражавшим индоевропейское наследие.
Все балтийские народы имеют развитый и древний культ огня. Огню поклонялись и считали его бессмертным. На высоких горах и на речных берегах находились племенные святилища, где горел огонь, охранявшийся жрецами. Только раз в году, накануне праздника летнего солнцестояния, его символически гасили и затем снова разжигали. Латыши называли пламя «матерью огня» (uguns mate), в Литве – Gagija (от глагола gaubti – «укрывать»), в Пруссии – Panike – маленьким огнем». Его «кормили» и тщательно оберегали, хозяйка дома укрывала на ночь угли в очаге. Огонь считали очистительным элементом и символом счастья. В одних мифах рассказывалось, что огонь был принесен на землю Перкунасом во время бури, в других – птицей, обычно ласточкой, которая сгорела, пока несла его людям.
Земля считалась Великой Матерью. По-латышски она называлась Zemes mate – «мать-земля», в литовском – Zemyna, от zeme – «земля». Антропоморфный образ земли неясен.. Еще в XVIII веке литовцы приносили дары матери-земле после рождения ребенка. По утрам и вечерам следовало целовать землю. Подношения земле: мед, хлеб, зерно, травы или ржаной сноп – закапывали, раскладывали перед камнями, прикрепляли к деревьям или бросали в море, реки, озера и источники. Как следует из описаний XVIII века, в деревнях не было праздников, в которых бы не восхвалялась богиня земли – Zemyna. Во время осеннего праздника в октябре кроме земли литовцы поклонялись божеству дома Zemepatis или Zemininkas, которого считали братом Zemyna. Домашнее божество появилось также у латышей под именем Dim-stipatis (от латыш, dimstis – «дом», «усадьба» и patis – «господин»). У латышей также есть Majas Kungs – «господин дома», «домовой». Функции земли распределялись между отдельными низшими божествами леса, поля, камней, воды и животных, которые в латвийском фольклоре приобретали имена «матери лесов», «матери полей», «матери весны», «матери домашних животных». Медейне (от medis – «дерево») – литовская богиня леса – упоминается уже в письменных источниках ХШ века, позже к ней добавляется Гирайтис – бог лесов. В литовском фольклоре известна «лесная мать» и «лесной отец», а также «мать кустарников». Особым земным божеством, жившим в зарослях бузины, считался Пушкайтис (Puskaitis), также являвшийся повелителем Барстукай (Barstukai) или Каукай (Kaukai) – добрых маленьких подземных человечков. Если делались подношения Пушкайтису, то маленькие человечки приносили множество зерна и выполняли домашнюю работу. Во время специальных праздников для Барстукай оставляли в амбарах столы, заполненные хлебом, мясом, сыром и маслом. Также в балтийских верованиях представлены «особые божества дуба (Носолум), берёзы (Бирзулис), рябины (Шермукшнис)» [2, с. 49]
Водяных духов представляли в виде прекрасных немых женщин с большой грудью, очень длинными золотыми волосами и рыбьим хвостом. В исторических записях упоминаются имена отдельных богов рек (лит. Упинис), озер (лит. Эзеринис) и морских бурь (лит. Бангпутис – «бог волн», который плавал по пустынному морю в лодке с золотым якорем). Это латышская Юрас мате – мать моря, прусские Аутримп – бог морей и больших озер, Патримп – бог рек и источников, Бардоятс – бог кораблей, литовское божество дождя – Литувонис.
Лауме – феи, представлявшиеся в образе обнаженных женщин с длинными волосами и большой грудью, обитали в лесах, где было много воды и встречались огромные скопления камней, часто похищали маленьких детей, одевая их в самые прекрасные одежды. Они могли быть как необычайно добродушными, так и необыкновенно вспыльчивыми, например, проворно ткали и стирали белье, но если кто-то сердил их, то мгновенно уничтожали сделанное.
Особое божество охраняло посевы, по-литовски Laukpatis (от laukas – «поле» и patis – «господин») или Lauksargis – «сторож полей» (от sargas – «охранитель»). Встречались также божества или духи цветов, листвы, травы и лугов, ржи, льна и конопляных полей. Дух зерна прятался во ржи или на других полях, где росло зерно. Веря, что он остается в последнем сжатом снопе, литовцы придавали этому снопу форму женщины, из-за чего он назывался rught boba – «ржаная баба». Сноп приносили в дом, ставили под иконами, в переднем углу, оказывали почести во время праздника урожая и хранили в доме до следующей жатвы. Дух зерна у пруссов существовал в образе петуха, его называли Кигке. Во время праздника урожая петуха приносили в жертву, а в поле ему оставляли немного зерна.
Деревья и цветы, гроты и леса, камни и холмики, воды наделялись чудесными животворящими силами. Полагали, что они благословляют человеческие существа, исцеляя болезни, охраняя от всяческих бед и даруя здоровье и плодовитость. не разрешалось рубить деревья в священных лесах, ловить рыбу в священных источниках или пахать землю на священных полях. Считалось, что они принадлежат Alka, Alkas или Elkas и являются запретными территориями. В именах отражено, что девственная природа была неприкасаемой и защищаемой святыней: корень alk, elk соотносился с готским albs, др.-англ. ealb, др.-сакс. alab – «защищённый», «неуязвимый». В священном месте (Alkas) делались соответствующие приношения богам, имела место и кремация людей. Обычно в жертву приносили самцов животных: хряков и боровов, козлов, баранов, бычков, петухов.
По-видимому, обряды жертвоприношения совершали жрецы, иерархия которых у балтов была довольно развитой. «Высшие жрецы у балтов назывались криве, их сиивол власти – кривая палица. Им подчинялись различные низшие жрецы и гадатели – вайделоты. Среди них выделялись певцы и исполнители молитв малдининки, а также заклинатели змей жалтонессы. Были знамениты также нерути, которые гадали о погоде и о возможностях рыбной ловли» [3, с. 29].Таким образом, не только пантеон древних балтов был многослойным, отражая и общие индоевропейские, и специфически местные верования, но и структура жречества была достаточно разветвлённой, чтобы всесторонне удовлетворять религиозные потребности адептов системы. Говоря же о пантеоне, следует выделить в нём несколько классов божеств, прежде всего главных – небесных и хтонических, а кроме того духов-хозяев того или иного места или вида деятельности. К небесным божествам примыкает группа абстрактных, не относящихся к стихиям и пространству, во главе с богиней судьбы Лаймой.
РАЗДЕЛ 2. ВЕРОВАНИЯ О ПОСМЕРТНОМ СУЩЕСТВОВАНИИ и погребальные обряды БАЛТОВ
Наиболее характерным для балтов обычаем погребения можно считать обряд кремирования, который сохранялся в течение длительного времени после введения христианства и исчез только в результате ожесточенной борьбы, которую вели христианские миссионеры. Польский хронист Ян Длугош отмечал в начале XV века, что литовцы устанавливали в священных гротах очаги, у каждого рода и дома были свои собственные места, где они кремировали своих родственников и ближайших друзей наряду с лошадьми, седлами и дорогой одеждой. Священные гроты, где совершались погребальные обряды, обычно располагались на горе или на возвышении, называемом Алка. Во время своего пребывания в землях пруссов (эстов), примерно около 880—890 годов, англосаксонский путешественник Вульфстан оставил весьма ценные наблюдения о сохранении тела умершего перед кремацией и о самом поребальном обряде. Он пишет, что когда кто-то умирал, то он лежал непогребенным в течение месяца или двух в окружении своих родственников. В течение всего этого времени покойный находился в доме, там же продолжали пить и выполнять разнообразные физические упражнения, вплоть до самого дня погребения. В этот день покойного переносили к погребальному костру, где делили оставшуюся после ежедневных распитий и игрищ собственность на пять или шесть, а иногда и на большее число частей, опять-таки все зависело от богатства усопшего. После этого мужчины на лошадях устраивали состязание в скорости, где победителям доставались части богатства покойника. Когда вся собственность распределялась подобным образом, покойного выносили и кремировали вместе с его оружием и одеждой. Святой Вульфстан также пишет, что не кремировавшая своего родича прусская семья обязана была выплатить штраф. Характерно, что в ходе христианизации ситуация диаметрально изменилась: «христианство запрещало кремацию как противоречащую учению о воскресении из мёртвых, поэтому к 400 году в римской империи кремация практически прекращается. В 768 году последовал официальный церковный запрет кремации. Так, в 785 году в христианство перешли вожди саксов, и … всякий из саксов, кто не хоронил на церковном кладбище умерших, а сжигал их трупы, наказывался смертью» [4, с. 211]. Таким образом, обычай кремации, общий для германо-скандинавских и балто-славянских народов, постепенно вытеснялся захоронением, в ходе христианизации этих народов.
Для затянувшихся погребальных тризн (балт. «шерменис» от serti — «кормить») забивали быков. Во многих деревнях исполнялись причитания (raudos), упоминаемые в письменных источниках начиная с XIII века. Даже во время войны балтам требовалось много дней, чтобы оплакать погибших и кремировать их. Так, в 1210 году, во время осады Риги орденом меченосцев, пришлось приостановить военные действия на три дня, чтобы оплакать и похоронить умерших. Мертвых оплакали и воздали им нужные почести, затем с ними простились соответствующим образом, чтобы они могли благополучно отправиться в царство мертвых и оставаться среди родителей, братьев, сестер и других родственников.
Считалось, что умершие воины и земледельцы поднимались на своих лошадях в небо, в обитель душ, и именно на лошадях обычно возвращались на землю, чтобы навестить свои семьи и посетить праздник умерших в октябре и в другие праздники. В записях XVII века упоминается, что во время праздника умерших кишки и шкуру лошади приносили на могилу, чтобы помочь мертвым вернуться на лошадях в дом. О смерти землевладельца полагалось немедленно сообщить его лошадям и скоту; когда умирал пасечник — его пчелам. Считали, что в противном случае животные и пчелы не выживут. Лошади не позволяли везти своего хозяина к месту погребения, иначе она могла умереть или заболеть.
Религиозная система балтов знает захоронение вместе с покойником его близких родственников и слуг. После введения христианства последовал запрет на захоронение «вместе с умершим», но отголоски этого древнего обычая все же можно обнаружить в некоторых обрядах и народных песнях латышей и литовцев. Так, в конце похорон обрученной девушки или юноши погребальная церемония начинала больше походить на свадьбу: исполнялись свадебные песни, танцы. Всех живых и умерших участников одевали в одинаковые свадебные костюмы. Полагали, что умершие должны праздновать свадьбу вместе с живыми. Свадьба умершего не просто связана с верой в продолжение земной жизни после смерти, но также и с верованием, что умершие до брака мужчины и женщины, как и те, кто умер неестественной смертью, представляли опасность для живых, поскольку не прожили весь положенный им срок жизни. По словам М. Элиаде, «сходство погребального ритуала и церемонии бракосочетания лишний раз подтверждает архаизм религии балтов. Обрядовое единство похорон и свадьбы наблюдалось еще в начале века [XX] в Румынии и на Балканском полуострове» [5, с.31].
Балтийские veles («заложные покойники») продолжали обычную деревенскую жизнь в «песчаной горе», «горе умерших», где у них были свои дома или комнаты, столы и стены, покрытые льняными покрывалами. У «горы умерших» были ворота, через которые туда входили, скамейки, на которых сидели. Если место обитания умерших на «высокой песчаной горе», расположенной по соседству с деревней, отражает наиболее реалистическую сторону народных верований в жизнь после смерти, существовала и воображаемая «гора», или «крутая каменная гора», на которую предстояло взобраться мертвому. Поэтому умершим нужно было иметь крепкие ногти на руках или карабкаться с помощью когтей животных. На этой «крутой горе» проживает Диевас, и собираются умершие. И снова очевидна связь между жилищем бога и мертвых. Кроме того, из мифологических песен становится ясно, что целью являются не «гора» (образ неба), но то место, которое находится за горой. Дорога к этому таинственному месту оказывалась долгой. Умершие могли скакать на лошадях по небу, подниматься вместе с дымом от огня или лететь как птицы по Млечному Пути, который на литовском языке означает «путь птиц», или отправиться на лодке по «пути солнца», плывя ночью по водам, перемещаясь на восток по морю, по рекам Даугаве или Неман. Там, где спит Солнце, где оно купает своих лошадей, появлялись другие боги, Диевас, бог грома, луны и божество моря. И где-то далеко, в том отдаленном месте находились серый камень и солнечное дерево или железный столб, а около столба — две лошади. Подобный столб отсылает исследователя к символике мировой оси, также представленной у балтов столбами. В фольклоре также встречается дуб или берёза с серебряными листьями, медными ветками и железными корнями. Иногда появляется огромная липа или яблоня. Они стоят на камне, в конце «пути солнца». Солнце вешает свой пояс на ветки, спит в кроне дерева, и, когда встает утром, дерево окрашивается в красный цвет.
Уход умершего не означает, что нарушается его связь с живыми. Его животворящая сила, аналогичная римской anima, не покидает землю, возрождается в деревьях, цветах, животных, птицах. Душа могла покинуть тело вместе с выдохом, при испарениях и тотчас найти приют в растениях, животных или птицах. Иногда она могла выпорхнуть прямо изо рта в форме бабочки, пчелы, мыши, жабы, змеи или вырасти изо рта юной девушки в форме лилии. Чаще всего перерождение происходило в форму дерева: духи мужчин поселялись в дубах, березах и ясенях, женщин — в липе и ели. У балтийских народов сложились тесные отношения со всеми названными деревьями. Дуб и липа стали главными деревьями, упоминаемыми в фольклоре. Когда рождался человек, ему посвящалось определенное дерево, выраставшее под действием тех же процессов, что и его человеческий двойник. Если дерево срубали, человек умирал. Росшие на старых литовских кладбищах деревья никогда не рубили, чтобы не нанести вред усопшему. Поэтому же на кладбище не следовало и косить траву. В пословице говорилось: «Из погребальной травы течет наша кровь». Кроме растений, души умерших чаще всего поселялись в птицах, женские — в кукушке или утке, мужские — в соколе, голубе, вороне или петухе. [1]
Итак, верования древних балтов о посмертном существовании предполагают, что покойник отправляется после смерти в обитель бога и мёртвых на высокой песчаной горе, хотя может остаться среди живых, поселившись в животном, растении или просто блуждая как «заложный покойник». Для правильного ухода человека в царство мёртвых существовал обряд погребения, включавший кремацию и тризну. Впоследствии кремация была вытеснена христианским обрядом погребения с трупоположением.
ВЫВОДЫ
Религия древних балтов представляет собою типично индоевропейскую систему верований, для которой характерны несколько основных черт. Прежде всего, необходимо сказать, что пантеон балтов насчитывал несколько уровней богов, а именно небесный, стихийный и хтонический (некоторые, например, М. Элиаде, относят стихийных духов-хозяев и Матерей к хтоническим божествам); на уровне небесных по степени почитания находятся также некоторые персонификации абстрактных сил, например, Лайма. Также характерной чертой балтийской мифологии выступает почитание нескольких семейств божеств, каковыми являются семья Диеваса, семья Сауле, семьи богов земли и стихийных хозяев. В пантеоне балтов можно найти общеиндоевропейские черты, в том числе миф о битве громовника Перкунаса с Велнясом, миф о светозарном божестве Диевасе (Диевсе или Деивасе), трёхчастное членение мира по Мировой оси (обычно символизирована столбом или дубом). Балты имели представления о некой обители мёртвых на высоком песчаном холме, где покойники вели обычную жизнь или сидели в компании Диеваса. Кроме того, покойник мог остаться среди живых, став «заложным покойником» или отдав свою жизненную силу дереву или другому природному объекту. Наиболее характерным обрядом погребения для древних балтов являлась кремация (иногда с последующим захоронением), хотя этот ритуал впоследствии был вытеснен христианским обрядом и сохранился в виде рудиментов (например, в виде возжигания костра на могиле). Обычай кремации также свидетельствует о связи религии балтов с другими индоевропейскими традициями, для которых от Скандинавии до Индии кремация являлась привычным способом погребального обряда.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Гимбутас М. Древнейшие верования балтов / Балты: Люди Янтарного моря. // http://a-nomalia.narod.ru/CentrBalty/13.htm
Козловский И.А. История религий: Учебно-методическое пособие. – Донецк: ДонГИИИ, 2004. – 182 с.
Рассоха И.Н. Язычество народов Европы. – Харьков: Торсинг, 2002. – 144 с.
Рязанцев С. Танатология – наука о смерти. – СПб.: Восточно-Европейский институт психоанализа, 1994. – 384 с.
Элиаде М. Религия прибалтийских народов // История веры и религиозных идей. В 3 т. Т. №. От Магомета до Реформации. Перев. с фр. – М.: Критерион, 2002. – С. 28-32.