Оглавление

1. Концепция «разумного эгоизма» о принципах согласования личного и общественного блага

2. «Непротивление злу насилием» как моральный принцип

3. Нравственный прогресс: иллюзия или реальность?

4. Русский национальный герой. Каков он?

Литература

1. Концепция «разумного эгоизма» о принципах согласования личного и общественного блага

Сам по себе эгоизм (от лат. ego «я»)

1) психологический термин: Ценностная ориентация субъекта, характеризуемая преобладанием в его жизнидеятельности своекорыстных личных интересов и потребностей безотносительно к интересам других людей и социальных групп. Крайней степенью эгоизма является эгоцентризм

2) социологический термин: принцип жизненной ориентации и моральное качество человека, связанное с предпочтением собственных интересов интересам других (индивидуальных и коллективных) субъектов. эгоизм прямо противоположен альтруизму - принципу бескорыстной, жертвенной морали служения ближнему.

Термин «разумный эгоизм» часто используется в последние годы для обозначения философско-этической позиции, устанавливающей для каждого субъекта принципиальный приоритет личных интересов субъекта над любыми другими интересами, будь то общественные интересы либо интересы других субъектов.

Разумный эгоизм - это:

• умение совершать поступки себе на пользу, учитывая при этом интересы других (даже если этим другим ИНОГДА приходится отказывать);

• умение смотреть дальше собственного носа, прогнозировать развитие событий, живя не только сегодняшним днем;

• умение оценить ситуацию или проблему глазами другого человека и сделать так, чтобы ему тоже захотелось сделать что-то на пользу вам;

• умение позаботиться вначале о себе, чтобы получить возможность помогать другим; любить прежде себя, чтобы иметь возможность дать любовь другому.

Является ли понятие разумного эгоизма привязаным только к человеку в обществе? Будет ли оно применимо к человеку вне общества (например, к живущему на необитаемом острове)?

Потребность в отдельном термине обусловлена, по-видимому, негативным смысловым оттенком, традиционно связываемым с термином «эгоизм». Если под эгоистом (без уточняющего слова «разумный») часто понимают человека, думающего только о себе и/или пренебрегающего интересами других людей, то сторонники «разумного эгоизма» обычно утверждают, что такое пренебрежение в силу целого ряда причин попросту невыгодно для пренебрегающего и, следовательно, представляет собой не эгоизм (в виде примата личных интересов над любыми другими), но лишь проявление недальновидности или даже глупости.

Понятие разумного эгоизма тесно связано с понятием «индивидуализм».

Здоровый эгоизм обеспечивает жизнь индивидуума. Здорового эгоиста отличают приоритетность собственных интересов и осознание своих потребностей. Это позволяет ему самостоятельно заботиться о себе и не обременять других своими делами и проблемами. Здоровому эгоизму можно поучиться у детей и животных. Любой в природе должен уметь и хотеть позаботиться о себе.

Здоровый разумный эгоизм позволяет реализовать себя, не нанося вред близким, не вводя их в искушение. А значит, своим существованием не нарушая гармонии этого мира. Следование принципу здорового разумного эгоизма определяет и практику поведения. Жизненное кредо можно сформулировать так: буду готов принимать услуги от других людей и испытывать к ним благодарность, но также буду принимать эти услуги только в том случае, если не по силам справиться с ситуацией самому; продвигаясь в своем духовном росте, учусь сам заботиться о себе.

2. «Непротивление злу насилием» как моральный принцип

Непротивление злу - отказ от активной борьбы со злом, противопоставление ему покорности и смирения.

Непротивление злу базируется на убеждении, что борьба со злом ведет к его усилению. Словосочетание "этика ненасилия" воспринимается как тавтология и часто порождает недоуменный вопрос: "А разве возможна этика насилия?" В самом деле, этика, рассмотренная в значении морали, нормативного идеала, по определению совпадает с ненасилием. Более того, нет ни одной другой формы культуры, включая мировые религии, специфика которой в такой степени была бы связана с ненасильственной установкой; когда говорится об этике удовольствий, то она может противопоставляться этике созерцательного блаженства, когда речь идет об этике доброй воли, то обычно подразумевается ее отличие от этики результатов - в этих и других подобных случаях определение выделяет какой-то один признак морали, придавая ему существенное значение. Иной логический статус имеет этика ненасилия, поскольку ненасилие, являющееся содержательной определенностью добра, можно считать синонимом самой этики.

Однако помимо такого общего и в познавательном плане избыточного смысла понятие этики ненасилия имеет еще особое содержание, связанное с моральным опытом нашего времени.[¹]

Идеал ненасилия, сформулированный в Нагорной проповеди Иисуса Христа в качестве средоточия духовных усилий человека, обозначил резкий поворот в истории европейской культуры. Заповеди непротивления злу насилием, любви к врагам были настолько же ясными, насколько и парадоксальными; они до такой степени противоречили здравому смыслу, природным инстинктам и социальным мотивам человека, что сохраняли с действительностью лишь отрицательную связь. "Если бы общество в его нынешнем состоянии буквально последовало моральным заветам Евангелий, это привело бы к его немедленной гибели", - пишет Уайтхед[²]. Сказанное, конечно, в еще большей мере можно отнести к самим евангельским временам. Нагорная проповедь предназначена для идеального мира и нужно быть святым, не от мира сего, чтобы суметь принять ее перевернутую логику. "Кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую" (Мт., 5, 38). По смыслу заповеди она обращена и к тем, кто ударяет по щеке, и не должно было бы быть тех, кто делает это. "Подставь другую щеку!" - безусловная заповедь не задается вопросом, каким же это образом другому приличествует бить"[³]. Однако самое удивительное состоит в том, что способ поведения по заповеди ничуть не меняется (разве что становится еще более заповедальным) из-за того, что приходится действовать в чужеродной среде, где принято бить по щекам. Точно так же математик ничуть не смущается и не отступает от чарующей гармонии точек, линий и окружностей из-за того, что не находит их в эмпирическом мире. В случае первых христиан эта приверженность моральным абсолютам при полном равнодушии к неустроенности общественной жизни и нежелании что-то в ней улучшать имела то разумное и вполне практичное объяснение, что они ждали скорого конца света. Непротивление злу, будучи свидетельством нравственного совершенства, индивидуальной победы над грехом, не рассматривалось в качестве пути преодоления самого зла или, если выражаться мягче, эта очищающая роль ненасилия была слабо акцентирована.

Наше время внесло существенные изменения в традиционное понимание ненасилия; они связаны с именами и практической деятельностью Г. Торо, Л. Н. Толстого, в особенности М. Ганди и М.-Л. Кинга, их организованных в различные группы и движения последователей во всем мире. Для современной концепции ненасилия, которая существует не только и не столько как теоретическая конструкция, но прежде всего как сумма практических опытов, характерны, по крайней мере, два важных момента. Во-первых, ненасилие органически увязано с борьбой за справедливость, оно рассматривается как действенное, при том более действенное, чем другие, и адекватное средство в этой борьбе. Ненасильственная борьба есть единственно возможный и реальный путь к справедливости. Она вносит изменения в мир, является завязью нового - справедливого, отвечающего идеалам любви и правды - типа отношений между людьми. Ненасильственная позиция сегодня, как и две тысячи лет назад, требует героизма, но это не героизм ожидания конца ненавистного мира, а героизм ответственного поведения.

В свете такого понимания иначе воспринимается и евангельская заповедь непротивления злу, она, как пишет Жан Госс[⁴], означает требования: а) не подчиняться несправедливости, сопротивляться; б) не прибегать к ответному насилию; в) подставляя левую щеку, обращаться к совести господина, принуждая его к изменению. Во-вторых, ненасилие, способное преобразовать отдельного человека и межличностные отношения, способно также преобразовать общественные институты, взаимоотношения больших масс людей, классов, государств. Характеризуя ненасильственную философию Ганди и свое собственное духовное развитие, М.-Л. Кинг в статье "Паломничество к ненасилию" пишет: "Ганди, наверное, был первым в истории человечества, кто поднял мораль любви Иисуса над межличностными взаимодействиями до уровня мощной и эффективной силы большого размаха. Для Ганди любовь была сильнодействующим орудием для социальных коллективных преобразований. Именно в том, что Ганди придавал особое значение любви и ненасилию, я нашел метод для социальных преобразований, который искал много месяцев. То интеллектуальное и моральное удовлетворение, которое мне не удалось получить от утилитаризма Бентама и Милля, от революционных методов Маркса и Ленина, от теории общественного договора Гоббса, от оптимистического призыва Руссо "назад к природе", от философии сверхчеловека Ницше, я нашел в философии ненасильственного сопротивления Ганди. Я начал чувствовать, что это был единственный моральный и практически справедливый метод, доступный угнетенным в их борьбе за свободу. Сторонники ненасилия дерзновенно убеждены, что даже политика - этот отчий дом организованного и легитимного насилия - может быть кардинально преобразована на принципиально ненасильственных основах и что от этого преобразования она только выиграет, выиграет именно как политика.

Таким образом, ненасилие в том виде, какой оно приобрело в теории и практике XX в., является эффективным средством решения общественных конфликтов, в первую очередь тех из них, которые обычно решаются с применением насилия, вполне конкретным способом ответственного существования в современном мире. Когда мы говорим об этике ненасилия, то имеется в виду ненасилие как особая форма общественной практики человека.

3. Нравственный прогресс: иллюзия или реальность?

Прогресс как нравственный и духовный рост человека. Слово прогресс, употребляемое в обыденной речи, обычно понимается как успехи в развитии техники - транспорта, городского строительства, индустриализации, связи, производства энергии. Можно признать, что развитие этих областей деятельности человека облегчило жизнь человеку, сделало более доступной информацию различного рода, освободило человека для умственной работы. Однако сами по себе успехи в области техники не являются самоцелью, не представляют собой прогресса, их можно считать одним из средств ускорения прогресса. Нравственный прогресс - составная часть социально-исторического прогресса человечества; процесс смены существующих нравственных норм новыми, более совершенными, более гуманными.

Чтобы определить, в чем выражается истинный прогресс, следует выбрать критерии, по которым его можно оценивать.

Слово прогресс означает движение - имеется в виду движение к лучшему; а для людей лучшее - это их личное благополучие; тогда, очевидно, прогрессом следует считать процессы, которые приносят благополучие всем членам общества. Забота обо всех - это основное положение этики; таким образом, прогрессом можно считать все более этичное отношение ко всем членам общества. Если встать на позиции биоэтики, то следует учитывать также и благополучие животных.

Изобретения различного рода в области техники, медицины, биологии - не являются во всех случаях благом для человека, тем более для животных. Достаточно вспомнить печальную роль механизации и автоматизации производственных процессов, которые привели к массовой безработице. Другой пример - использование последних достижений науки в военных целях: создание атомной, водородной бомб, других средств массового поражения. В области, медицины можно привести, как пример, успехи трансплантационной техники; эта методика уводит медицину в сторону от работы над профилактикой заболеваний, поскольку больные с пересаженными органами, даже когда они выживают, не могут считаться здоровыми людьми.

Таким образом, сами технические средства и научные открытия не могут служить прогрессу, если они не используются прогрессивным и гуманным обществом. В руках неэтичного общества они могут быть направлены против интересов человека и всего живого.

4. Русский национальный герой. Каков он?

В философско-этическом понимании – герой – человек совершающий акт самопожертвования ради общего блага. Он испытывает любовь к упрощению, обеднению, сужению жизни; будучи социальным реформатором, он вместе с тем и прежде всего — монах, ненавидящий мирскую суету и мирские забавы, всякую роскошь, материальную и духовную, всякое богатство и прочность, всякую мощь и производительность.

Герой в русской национальной идее - любит слабых, бедных, нищих телом и духом - именно как идеальный тип людей. Он хочет сделать народ богатым, но боится самого богатства, как бремени и соблазна, и верит, что все богатые — злы, а все бедные — хороши и добры; мечтает доставить власть народу и боится прикоснуться к власти, считает власть злом и всех властвующих насильниками.

Он хочет дать народу просвещение, духовные блага и духовную силу, но в глубине души считает и духовное богатство роскошью и верит, что чистота помыслов может возместить и перевесить всякое знание и умение. Его влечет идеал простой, бесхитростной, убогой и невинной жизни.

Иванушка-дурачок - «блаженненький», своей сердечной простотой и святой наивностью, побеждающий всех сильных, богатых и умных, - общерусский национальный герой.

Литература

1. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990, с. 695.

2. Госс Ж. Ключевые представления гуманистического и христианского ненасилия. Этика ненасилия. М., 1991, с. 13.

3. Гусейнов А. А. Вопросы философии. 1992. 3. С. 72-81.

4. Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. М., 1990, с. 405.