МIНIСТЕРСТВО ОСВIТИ I НАУКИ УКРАЇНИ

ХАРКIВСЬКИЙ НАЦІОНАЛЬНИЙ УНIВЕРСИТЕТ РАДIОЕЛЕКТРОНIКИ

Кафедра Філософії

КОНТРОЛЬНА РОБОТА

з дисципліни

“Філософія науки “

Харків 2010

Естествознание - альтернатива богу?

Известно, что когда Наполеон, посмотрев книгу Лапласа "Изложение системы мира", заметил автору, что Ньютон в своих "Началах" говорил о боге, тогда как у Лапласа он не встретил имени бога ни разу, тот ответил: "Гражданин Первый консул, в этой гипотезе я не нуждаюсь". Ныне мы хорошо знаем, что детерминированный, плоский мир Лапласа, способный только к механическим движениям, действительно мог позволить себе не иметь начала и конца, а бог в самом деле был для него излишней роскошью.

Но как только признается, что Природе присущи не только механические перемещения, но также и развитие (которому следовало положить хотя бы начало), тут же встает вопрос о причине начала. Вот почему Ньютон, с его несравненной интуицией и способностью видеть проблему даже там, где казалось ничто не выдает ее присутствие, был вынужден прибегнуть к гипотезе божественного первотолчка. Он глубоко осознавал, что у него нет выбора: альтернативной божественной силе в этом деле могла быть только случайность, и как человек своего времени, он отдал предпочтение первой причине. Но не только традиции и уровень знаний его эпохи сыграли свою роль в этом выборе. Полагаю, что, сравнивая между собой достоинства и трудности обоих вариантов, он признал, что у случайности меньше шансов, нежели у божественного. Существование строгих законов математики, физики, химии и т. д., по которым происходит развитие Природы, само по себе и явным образом противоречит способности случая порождать эти законы, следовательно, и саму Природу. Не может быть закономерным следствие (развитие), если случайна причина (рождение).

Безусловно нельзя не согласиться с тем, что теория Большого Взрыва адекватно (хотя и далеко не полно) описывает эволюцию видимой части Вселенной в некотором временном интервале. Однако ее возможности ограниченны исходным положением о конечности пространства-вещества-излучения.

Что же поистине поразительно, так это нежелание адептов ТБВ замечать, что модель такого уникального явления, как рождение и гибель единичной ("одноразовой") Вселенной не отвечает критерию строго научной теории, сформулированному самим естествознанием. Она неверифицируема, а результат ее прогноза некому, нечем и, по-видимому, незачем будет проверять. Следовательно, не остается ничего иного, как прийти к выводу, что признание или не признание этой теории составляет предмет веры, по сути не отличающейся от религиозной. В религии так же как в естествознании мы имеем дело с системой представлений, основанных отчасти на опыте, чаще на умозаключениях, по своему последовательных, иногда логически безупречных и внутренне настолько не противоречивых, что ни Ньютон с его непревзойденной ясностью и строгостью ума, ни Леметр, признанный одним из крупнейших авторитетов в области космологии XX столетия, не находили их враждебными друг другу. (Этот последний, видимо, не раз внутренне тонко улыбался при мысли о том, в какие силки он заманивает космологию своей моделью Большого взрыва). В самом деле, почему мы без колебаний отвергаем как фантастическую библейскую версию сотворения мира за 7 дней по прихоти Всевышнего и принимаем за реальность рождение пространства-времени-вещества - излучения за доли секунды "по случаю" - фактически, по прихоти такой же над природной силы коль скоро случайность может играть какую-то, и даже весьма значительную, роль в отсутствие и помимо Вселенной? Ничего принципиального исключающего друг друга в этих версиях нет. Вот почему космологическая случайность становится тождественной божественному капризу, его синонимам.

Обратимся теперь к анализу ситуаций в другой ключевой проблематике, связанной с вопросом происхождения и эволюции органической жизни на Земле. Здесь, как известно, есть свое канонизированное учение - неодарвинизм или синтетическая теория эволюции (СТЭ).

Случайные, не направленные мутации наследственного аппарата организма составляют по СТЭ один из трех (наряду с механизмами наследственности и естественного отбора) двигателей эволюционного процесса. При этом механизм наследственности берет на себя функции хранителя информации о структуре, жизнедеятельности и способе размножения организма от его рождения до смерти; слепые, бессистемные искажения, ошибки, сбои этого аппарата порождают разнообразные отклонения у потомковых форм организмов; естественный отбор выбраковывает, как правило, неудачные новообразования, но сохраняют и развивают крайне редкие удачные. Таким образом эволюция приобретает направленность, которая априори не кем не задается и перводвигателем этого развития остается слепой случай.

Палеонтологическая летопись повествует, что зарождение жизни на Земле произошло едва ли не мгновенно, если судить по геологическим часам. По крайней мере происхождение Земли и возраст ископаемых остатков, стоматолитов - уже вполне структурно сформировавшихся организмов - бактерий и сине - зеленых водорослей, почти не прерываются. Казалось бы данные палеонтологов прямо подкрепляли всеобщее утверждение, господствующее со времени Аристотеля, в способности жизни случайно самозарождаться везде и повсюду, где только для этого создается благоприятна среда.

Но опыты Л. Пастера, А. И. Опарина, Дж. Холдейна, С. Л. Миллера, Г. Юри и других самым решимым образом опровергали это мнение. Причина отрицательного результата их экспериментов стала ясна, когда выяснилось, сколь фантастически сложен мир элементарной ячейки жизни - молекулы ДНК. Простейшие подсчеты вероятности самопроизвольного рождения молекулы ДНК показали, что если бы какой-то неведомой силе удалось все атомы конечной (см. выше) Вселенной собрать в один лоток и заставить их всех безостановочно взаимодействовать между собой случайным образом (слепо), то и тогда ей не хватило бы времени на перебор вариантов комбинаций для получения хотя бы одной, способной к репродукции (воспроизведению) и метаболиту (обмену веществ) молекулы жизни. Протоны, составляющие основу атомов периодической таблицы Менделеева, успели бы распасться, не реализовав и триллионной доли попыток.

Этот результат был принят как самоочевидный почти всеми без исключения представителями точных наук. Выражая их точку зрения, Ф. Хоил прировнял вероятность самоконструирования молекулы ДНК к способности урагана, пронесшегося над мусорной свалкой собрать Боинг - 747. Дж. Бернал уподоблял самозарождение ДНК чуду с Адамом и Евой. Большинство же натуралистов остались верны спасительной вере в способности случая, миллионы лет наугад "Бросающего кости", творить невозможное.

Но иллюзии "животных" возможностей "слепого каменщика" конструировать новые органы размножения, движения, дыхания, пищеварения, зрения, осязания, нервную и кровеносную системы, равно как и сами новые организмы, никогда не подкреплялись фактами. Никому еще не удалось построить математическую модель или воспроизвести in vitro "естественный" (без целенаправленного хирургического вмешательства в гены организма) процесс макроэволюции даже на уровне простейших - бактерий или водорослей, числа поколений которых в естественных условиях вполне хватило бы на образование новых видов.

Неодарвинизм отступил от объяснения происхождения жизни, но смело взялся за решение вопроса о третьем ключевом событие в эволюции Природы - о происхождение человека, будто эта проблема принципиально отличается от первой. Следуя логике предложенного толкования, появление homo sapiens обязано слепому случаю, направляемому контролем естественного отбора. Эти двое, действуя совместно в течение нескольких миллионов лет вывели из единого отряда приматов несколько линий родственников, из которых в здравствующих остались пять родов семейства Pongidae и один род - Homo.

Ныне считают, что все ступени восхождения от животного к человеку выявлены, прослежено большинство анатомических, физиологических, генетических, психических и интеллектуальных изменений, происходивших на пути шествия от безразумия к разуму. И тем не менее остается абсолютно неясным, что же сделало человека тем, кем он есть. "Труд создал человека", - уверял нас в свое время Ф. Энгельс. Теперь мы имеем возможность публично признать, что логика этого утверждения поставлена с ног на голову. Охотник-собиратель, приобщающийся к знаниям землевладельца в процессе аграрной революции (то есть давно сложившийся h. s), создал то, что ныне понимают под трудом, но никаким образом не наоборот. Вне человека, до человека этого понятия (явления) в природе не существовало. Но ведь никакой рациональной альтернативы марксистской "трудовой теории" никто так и не предложил по сию пору!

Таким-то странным образом стремление во что бы то ни стало избавиться от "божественного промысла" в делах естествознания привело к парадоксальному итогу - религиозной мистике предпочли мистику случая, "слепого каменщика” возвели в сан божественного прородителя. Сама же концепция естественного происхождения и человека загнала себя в методологическую ловушку, так как ее принятие или непринятие оказалось, в конечном счете, предметом не истины, но веры. Иначе говоря, противоречие, которое естествознание создавало для самого себя, но которое еще не осознается в полной мере, состоит в том, что с одной стороны, оно ищет закономерности проявления тех или иных свойств Природы, с другой - приписывает случаю не нечто второстепенное, но само рождение Природы.

Итак, анализ достижений современного естествознания приводит к обескураживающему заключению: оно прекрасно справляется с периферийными проблемами существующего и повторяющегося бытия природы, но пасует перед центральным вопросом становления и развития материального мира - вопросами происхождения Вселенной, жизни, разума. Все имеющиеся на этот счет теории уязвимы, поскольку неверифицируемы и строятся на фундаменте надприродных сил. Можно констатировать поэтому, что оно не нашло достойной альтернативы богу.

"Какая в этом беда?" - предвижу настроение оптимистически настроенного читателя. - Естествознание обладает поистине волшебным ключом, открывающим все тайны мироздания - всемогущим методом научного познания. Поэтому можно не сомневаться, что со временем все нынешние трудности будут преодолены, и на все корректно поставленные вопросы будут получены исчерпывающие ответы, в которых не останется места ни чуду, ни противоестественному. Но здесь возникает неизбежный вопрос: "Зачем это нужно?".

Какой смысл в том, чтобы моделировать рождение новых пространства-времени-вещества-излучения, коль скоро идеология накладывает запрет на их вторичное появление? Если же речь пойдет о конструировании Вселенной, параллельной нашей, неизбежно станет вопрос - из какого пространства кроить и из какого строительного материала возводить эту новую Вселенную?

Оправдано ли стремление способствовать возникновению нового молекулярного соединения, обладающего свойствами и функциями молекулы ДНК? Ведь ясно, что она будет в состояние конкурировать с нашей ДНК, в поисках пищи и среды обитания.

Не рискованно ли порождать нового Франкенштейна, пусть даже внешне более симпатичного, чем его литературный прототип? Мало нам конфликтов в семействе Homo sapiens, чтобы к ним добавились новые?

Какой резон в очередном доказательстве того, что "бога нет и никогда не было"? Затея эта по меньшей мере, бессмысленна, так как верующий доверяет не аргументам рассудка, а воображению и глубине чувствования. В силу этого, как ни прискорбно сознавать, временный атеизм так же далек от безусловной победы над религией и мистикой, как и столетия назад, вопреки всем блистательным, но поверхностным успехам естествознания. Сомнительно, чтобы у естествознания были готовы ответы на эти вопросы. Сомнительно даже, чтобы естествознанию было предоставлено право принимать самостоятельные решения по поводу экспериментальных исследований в этом направлении. Здесь область его компетенции безусловно кончается.

В самом деле, считается неоспоримым, что призвание науки состоит в том, чтобы искать ответы на вопрос: как устроен этот мир? В пору, когда она только завоевала себе место под солнцем, верилось, что знание этих ответов самодостаточны и обладают не только утилитарной или мировоззренческой, но и высоконравственной ценностью. Мнилось, что они и только они в состоянии наполнить человеческую жизнь несиюминутным, глубоким содержанием, дать человеку непредвзятое, объективное и рациональное представление о смысле и этике его существования, о месте и роли его мирозданья. (Вспомним, как искренне и откровенно верили в гуманизм и предназначение науки всего два столетия назад, в век наивного европейского Просветительства.)

Ожидания, как известно, оправдались лиши отчасти: в том, что касается практического использования результатов достижений, спору нет - продлевающих жизнь и делающих ее более комфортабельной. Но какой ценой? "Знание - сила" - утверждал Р. Бэкон. Чтобы убедиться в неопровержимости этой сентенции, природе Земли не пришлось долго ждать. Тяжкое бремя этой силы она ощутила на себе сполна и с избытком. Оказалось, что знания так же легко использовать во зло, как и во благо, что они не только созидательны, но и разрушительны. Стоит ли удивляться тому, что в отношениях к наукам былой энтузиазм сменился прохладой и скепсисом разочарования на фоне всеобщего увлечения мистическим и потусторонним.

При таких умонастроениях естествознание, разумеется, не может рассчитывать на безусловное взаимопонимание со стороны общества в том, что касается вопросов целесообразности проверки теорий происхождения Вселенной, жизни, разума, покуда будет оставаться малейший риск неудачи. А поскольку степень этого риска, представляющего угрозу существованию человека и его окружения, никем не может быть оценена достоверно, естествознанию не останется ничего иного, как свернуть поиски и отказаться от развития. То есть перестать быть самим собой. Таким-то вот образом внутренняя логика развития исподволь подводит естествознание к рубежу, который можно интерпретировать как его грядущий кризис.

Имея в виду исключить божественный промысел из бытия Природы и признавая в силу этого похвального стремления "естественным" только то, что происходит безотносительно к чьей-либо сознательной воле и не преследует какой-либо наперед поставленной цели, естествознание по инерции исключило из круга естественного все, связанное с помыслами и делами человека.

Пафос доктрины "естественного" изначально был направлен против попыток церкви узурпировать право каждого на независимые поиски истины и приписать божьей воле все сущее в мире, что нельзя было не приветствовать, Но было заблуждением исключать из разряда естественного все так или иначе связанное с человеком, безотносительно того, о каком - земном или неземном человеке (мыслящей субстанции) идет речь, так как только человек может быть единственной и достоверной альтернативой богу.

Но из-за ошибочного мнения о слабости человека перед лицом стихии Вселенной (простительного даже для современного интеллектуала) ему была отведена скромнейшая роль стороннего и в меру бесстрастного созерцателя, не способного вмешиваться в серьезные дела Природы. (Т. Карлейль выразил эту мысль следующими словами: “Я не претендую на понимание вселенной - она намного больше меня".) Тем самым естествознание вольно или невольно возвело стену отчуждения между человеком и Вселенной.

Если же нам при этом дают понять, что в мире нет ничего изначально заданного, что все в нем происходящее есть результат игры слепого случая, с одной стороны, и строжайших предписаний непонятно как и откуда взявшихся законов - с другой, если пространство-время-вещество-излучение-жизнь-разум смертны, уникальны и невоспроизводимы, то что в нем, в этом мире, может служить нравственной и рациональной опорой человеку? Уж лучше принять реалии бога, пусть порой капризного и не всегда последовательного, иногда благосклонного, чаще мстительного, но все же неравнодушного к человеку, чем стремится с холодом полного неприятеля и отстраненности от него бесстрастных законов и беззакония.

Естествознание многое теряет из-за того, что человек представляет для него интерес, главным образом, в качестве объекта того или иного исследования, и в этой связи ничем не отличается от "мишеней" подобного рода. Благодаря такому "объективному подходу структура науки бесформенна и фрагментирована. Отдельные блоки научных знаний существуют независимо от других, если не находятся друг с другом в непосредственном контакте. Специалисты из этого крохотного подраздела той или иной научной дисциплины подчас совершенно не понимают языка коллег из "ближайшего зарубежья". Информация, которой они владеют и которую они ищут, представляет собой свод разрозненных, ограниченных и несвязанных фактов и правил взаимодействия одних объектов окружающего мира с другими, напоминающей нечто вроде "харкимерова справочника необходимых познаний" из известного рассказа О. Генри. Эти факты и правила описывают состояние бытия отдельных частей мира, а не движение, динамику, развитие мира как единого целого.

"Сегодня наши физические теории, законы физики - множество разрозненных частей и обрывков, плохо сочетающихся друг с другом. Физика еще не превратилась в единую конструкцию, где каждая часть - на своем месте", - признается Р. Фейман. С ним не может согласиться каждый объективно мыслящий представитель точных наук. Причина такого положения вещей понятна - она не только в многомерности, громадном объеме, разнообразии и сложности знаний. Она также в отсутствии единого стержня, скрепляющего и цементирующего собой различные явления и сущности, придающего целенаправленность эволюционному движению Вселенной как единой системы. Тут уместно добавить, что ясно и другое - таким стержнем может быть только человек.

Подведем итог сказанному. Естествознание в своем развитии все ближе подходит к порогу, за которым уже нельзя будет делать вид, что грядущие препятствия на пути углубления представлений об эволюции Вселенной, жизни, разума легко будут преодолены им с помощью традиционных, чисто технических решений - новых математических продуктов, усовершенствованных экспериментальных средств, перекроенных теоретических моделей и т. д. Увы, собственными силами в рамках традиционной доктрины естествознанию с этими проблемами не справиться, как свидетельствуют, в частности, богатый исторический опыт (нео)дарвинизма.

Какой же выход? Нам представляется, что он состоит в отказе от:

а)принципа переноса представлений о видимой части Вселенной (Метагалактики) на всю Вселенную;

б)мнение о человеке как о случайном и пассивном элементе природы с точки зрения масштабов Космоса.

Первым следствием такого отказа будет признание гипотезы о том, что "наша" конечная нестационарная Метагалактика представляет собой один из элементов бесконечной стационарной Вселенной. В этой связи отметим, что первое приближение к космологической модели иерархического типа, в которой метагалактики представляли собой нечто вроде изюминок в пудинге, было предложено С. Шалье еще в 1908-1922 гг. для объяснения известного фотометрического парадокса Ольберса. В то время ничего не было известно о расширении нашей Метагалактики, поэтому каждая "изюминка" (каждая из которых, в свою очередь, образовалась из звездных скоплений меньшего масштаба) рассматривается как стационарное образование. Открытие в 1929 г. Э. Хабблом факта разбегания галактик лишило модель актуальности, она была предана забвению. Высказанные выше соображения дают основание вернуться к ней, разумеется, с учетом того обстоятельства, что каждая отдельная "изюминка" конечна и нестационарна. Так как бытие (существование) проявляется единственным образом - в движении вещества-излучения, а движение любого рода (в том числе - развитие) происходит во времени и пространстве, условие стационарности Вселенной фактически означает признание принципа неуничтожимости и несотворимости вещества-излучения и космологического пространства-времени. Определение "космологический" указывает на то, что на масштабах вселенной геометрия в среднем евклидова, а время, также в среднем, течет равномерно.

При бесконечно большом объеме Вселенной движение ее как единичной системы исключено. Поэтому бесконечность ее бытия, требующая бесконечности движения, достигается благодаря наличию некоррелированных и несвязанных между собой движений локальных масс в метагалактических как в единичных целых. Нестационарность Метагалактик обрекает их на "смертность". Понятие жизнь по отношению к ним в данном контексте тождественно их динамическому существованию как целых по определенной программе развития, а "смерть" - их распад.

Эволюция Метагалактики в самом общем виде представляет собой ее структурное и функциональное усложнение (вплоть до появления высокоорганизованных живых организмов) путем перераспределения вещества-излучения и преобразование форм массы-энергии, ведущих к локальным возмущениям (ряби) на бесконечном космологическом пространственно-временном континууме. Модель большого взрыва в первом приближении достаточна для описания эволюции "типичной" Метагалактики в фазе ее расширения. Вместе с тем для изучения процессов на масштабах, существенно превышающих размеры и время жизни одной Метагалактики, по-видимому, необходимая новая теория. Она должна была бы учитывать, что отдельная Метагалактика проявляется как локальная, хотя и крупномасштабная флуктуация кривизны пространства, евклидового лишь в среднем. При этом, вообще говоря, нельзя исключать того, что возмущения кривизны могут быть знакопеременными и меняющимися со временем.

Принцип бесконечности и вечности Вселенной предлагает, что в каждый данный момент космологического времени в ней не возникает и гибнет неисчислимое множество невзаимодействующих между собой Метагалактик. Запрет на контакты любого рода осуществляется двумя способами. Препятствием к образованию контактов между одновременно существующими Метагалактиками является механизм, связанный с постоянством и конечностью скорости света. С другой стороны, условно говоря, на месте старой "родительской" Метагалактики появляется новая "потомковая" форма, между ними взаимодействие не устанавливается вследствие временного разрыва, служащего барьером для них. Сам же этот разрыв (гибель "старой" и рождение "новой" Метагалактики) осуществляется благодаря человеку - мыслящей субстанции.

Человек (не обязательно - земной) появляется на свет в результате закономерной эволюции, по-видимому, любой Метагалактики. Подтверждением этого положения в отношении нашей "звездной колыбели" может служить известный антропный принцип. Смысл последнего передают следующим образом: численные значения фундаментальных мировых постоянных (масс элементарных частиц, констант взаимодействий и т. д.) таковы, каковы они есть, как бы для того, чтобы стало возможным появление в результате последовательного развития звездных и планетных систем, органики и высокоорганизованного существа-наблюдателя, в частности земного человека. Легко видеть, что суть этого принципа - финалистична, коль скоро приписывает Природе способность к мотивации или целевым действиям. Рискну высказать предложение, что цель эта состоит в бессмертии.

Кажется более чем вероятным, что Природа (Вселенная) не может существовать неограниченно долго в виде "простых" форм материи (элементарных частиц) и движения (элементарных взаимодействий). Ей необходимо нечто, недоступное неодушевленному веществу-излучению, но доступное разумной жизни, способной к познанию и самопознанию. Это нечто состоит в периодическом радикальном обновлении структурного материала Метагалактик, которое происходит в процессе осознанного самоуничтожения - гибели "родительской" Метагалактики и рождения ее "наследницы".

Последний процесс, по-видимому, включает в себя переход через сингуляроподобное состояние вследствие целенаправленной и осмысленной деятельности разума, так как "естественного" способа достичь условий, при которых возникает сингулярность, не существует. Не известно никаких природных механизмов, способных случайным образом произвести гигантскую флуктуацию плотности и температуры вещества-излучения-энергии, требуемую для создания космологической сингулярности. Поэтому, в частности, представляется весьма вероятным, что явление Большого взрыва, порадившее нашу Метагалактику, было инициировано "антропогенной" деятельностью в предшествующей ей Метагалактике.

Благодаря закономерно развившимся способностям воспринимать действительность, интерпретировать результаты наблюдений и прогнозировать будущее, земной человек всего за каких-нибудь две сотни лет профессиональных занятий точными науками сумел достичь энергий, сравнимых со средними энергиями частиц космических лучей, а в коротковолновом диапазоне превзойти мощность излучения, идущего от Солнца. При разумной производственной экологической и социальной стратегии, по меньшей мере, на значительную долю активной фазы, отпущенной солнечной системе, что составляет многие десятки и сотни миллионов лет. Если же со временем выяснится, что мы не одиноки в нашей Метагалактике, конечная цель нашей цивилизации останется прежней. Изменятся только пути ее достижения, которые должны будут учитывать фактор конкуренции или сотрудничества с нами в этом деле внеземных цивилизаций. Однако каков бы ни был сценарий дальнейшей эволюции нашей звездной системы, человечество обречено. Вопрос не стоит: быть или не быть? У нас есть выбор между пассивной и активной адаптацией к грядущим переменам в нашем звездном доме. Первый путь интереса не представляет. Второй выбор зависит от того, в каком мире мы живем.

Если допустить невозможное, то есть то, что наша Метагалактика конечна и уникальна (одноактивна), никакая форма активности человека принципиально не имеет смысла: космос сам по себе, мы - сами по себе. Мы никому ничем не обязаны, нам не от кого и нечего ждать. Только в том случае, если ограниченный мир нашего звездного окружения является частью бесконечного, вечного мира Иерархической Вселенной, активная форма бытия нашей цивилизации, возможно, становится оправданной, бытие самого человека обретает глубокий смысл, а естествознание становится инструментом не только утилитарного познания, но и созидателя-воспроизведения Вселенной. Таким образом, если вчера альтернатива трансцендентному (божественному промыслу) виделась только в стихийном (во всесилии слепого случая), сегодня становится очевидным, что естествознание серьезно недооценивало способность человека быть активным творческим элементом (демиургом) Вселенной. По-видимому, настало время признать, что человек является не пассивным объектом Природы, автоматом, беспрекословно повинующимся ее предписаниям, а субъектом, наделенным волей, сознанием и способностью к созиданию в космическом масштабе. Что разум его в состоянии не только прогнозировать будущее, адаптируясь к изменяющимся обстоятельствам, но и конструировать это будущее.

Итак, завершая рассмотрение вопроса, сформулированного в заголовке, мы, вероятно, имеем полное основание дать на него отрицательный ответ: естествознание не нуждается в идее бога. Однако при всей справедливости этого вывода нельзя не признать, что он не полон, поскольку не предлагает конструктивной альтернативы божественному вмешательству в дела Природы. Она, на наш взгляд, состоит в следующих трех положениях.

Во-первых, Природа "не имеет права" быть конечной во времени и пространстве, но бесконечная и вечная Вселенная может существовать только в динамике непрерывного саморазвития (включая переходные процессы рождения и гибели) ее составных частей - Метагалактик. Во-вторых, Природе "запрещено" существование в виде относительно просто организованных форм материи и простых видов движения, поэтому закономерным следствием самоорганизации Метагалактик является образование в них на определенном этапе их эволюций сложных форм материи - органической, а затем и разумной жизни - человека.

В третьих, представляя собой элемент связи или передачи "эстафеты жизни от одной Метагалактики к другой, человек воспроизводит и поддерживает вечное движение Природы. Не верно думать, что человек ищет знаний, чтобы подчинить себе природу, тогда как, в действительности, умножая знания, человек помогает Природе обретать бесконечное бытие.

Это последнее обстоятельство позволяет высказать предположение, что долг философии состоит в том, чтобы помочь естествознанию "переоценить ценности", переосмыслить традиционные установки, так как она по определению обязана быть свободной от предвзятости и предрассудков, в какую форму они ни были бы облечены. Именно философии с ее непреходящим и неподдельным интересом к человеку как к субъекту, как к сущности, во многом тождественной Вселенной, а в чем-то и олицетворяющей собой Вселенную, представляется возможность примирить естествознание с мыслью о человеке, как о демиурге.

Безусловно, ей самой также потребуется пойти на определенные усилия, причем не столько интеллектуального, сколько психологического свойства, чтобы преодолеть стереотипы общественного сознания, складывающегося столетиями. Но и достоинство философии в том и состоит, что она обладает умением видеть проблемы гораздо более широко и всесторонне, чем те или иные узкоспециализированные разделы естествознания, в которых углубленность в свои частные вопросы слишком часто мешает видеть перспективу.