Дипломная работа: Избирательная система Великобритании

Избирательная система Великобритании, как и любая избирательная система имеет ряд недостатков, например значительная часть населения страны остается непредставленной в органах власти, а партия, получившая на выборах меньше голосов, чем ее соперники, может оказаться представленной в парламенте большинством депутатских мест.

Результаты любых выборов при данной системе зависят не только от того, как голосуют избиратели, но и от того, как их голоса распределены по избирательным округам, и как эти округа распределяются по стране.

В то же время мажоритарная система, применяемая в Великобритании, проста и понятна. Здесь не требуется ни сложных расчетов, ни неясных для рядовых избирателей маневров с общими списками. Одно из ее преимуществ – тесная связь между депутатами и избирателями. Поскольку округа одномандатные, каждый депутат в единственном числе представляет свой округ. На выборах соревнуются не безликие списки, а кандидаты, чьи личностные качества небезразличны избирателям.

К числу положительных свойств мажоритарной избирательной системы относится и то, что в ней заложены возможности формирования эффективно работающего и стабильного правительства. Она позволяет крупным, хорошо организованным политическим партиям легко побеждать на выборах и создавать однопартийные правительства. Созданные на этой основе органы власти являются устойчивыми и способными проводить твердую государственную политику.

Существующая система выборов в британскую нижнюю палату парламента представляет собой мажоритарную систему относительного большинства, выборы проводятся в один тур.

Контроль за проведением выборов в каждом избирательном округе осуществляет уполномоченный по выборам.

Не могут принимать участие в голосовании: члены Палаты лордов; иностранные граждане, проживающие постоянно в Великобритании; лица, официально признанные недееспособными; находящиеся на принудительном лучении в психиатрических больницах; отбывающие тюремное заключение; осужденные в последние пять лет за коррупцию или деликты^{^*} в ходе проведения выборов. Голосование на выборах не является обязательным^¹.

Право быть избранным в Палату общин получает любой гражданин Великобритании, стран Британского Содружества и Республики Ирландия по достижению им 21 года. Неизбирательность распространяется на тех, кто: в судебном порядке признан банкротом; приговорен более чем к одному году лишения свободы; является служителем Английской Церкви, Церквей Шотландии и Ирландии, а также Римско-католической церкви; является членом Палаты лордов или состоит на государственной службе в качестве чиновника, судьи, сотрудника правоохранительных органов, профессионального военного или полицейского, должностного лица местных органов управления^².

От избирателей не требуется предъявления документов, удостоверяющих их личность, но многие избиратели приносят с собой избирательное извещение, чтобы регистратору было легче найти их имя в списке. Исключением из правил считается Северная Ирландия, где избиратели обязаны представить документ, удостоверяющий их личность (права, паспорт и так далее), однако наличие фотографии в документе не обязательно^³.

Результаты голосования по большинству избирательных округов становятся известны уже в течение 5-6 часов после официального закрытия избирательных участков; в сельских избирательных округах результаты выборов объявляются, как правило, на следующий день. Как только подсчет бюллетеней закончен, уполномоченный по выборам объявляет кандидата, который получил большинство голосов, количество голосов, полученных каждым кандидатом, и количество недействительных бюллетеней. Он также обязан вывести объявление о результатах выборов.

Зависимость развития политической социализации электората и эволюции партийной системы существовала всегда, однако проблематика эта не стала темой ни одного российского исследования.

Автор предпринимает попытку рассмотрения избирательной системы Великобритании в контексте эволюции партийной системы и требований электората.

Сопоставительный анализ содержания и характера современных политических процессов в Великобритании, в центре которого встала борьба консерваторов и лейбористов, занимает особое место в диссертации.

Ключевым для анализа электорального процесса в Великобритании является вопрос о мотивации поведения избирателей. В исследовательской практике используется несколько основных подходов для описания мотивов голосования. Во-первых, концепция рационального голосования, которая в качестве основного фактора, влияющего на выбор, рассматривает сознательное осмысление избирателем информации о кандидатах, в т.ч. и расчет возможных выгод. Во-вторых, комплекс социально-психологических теорий, которые выделяют прежде всего эмоциональный аспект выбора. Они описывают различные механизмы психологической привязанности избирателя к некоей партии или кандидату. Ведущими в данном подходе являются теория партийной приверженности и направление имиджевых выборов, когда избиратель голосует на основании эмоциональной поддержки личности кандидата. В-третьих, теоретические модели социально-экономического участия, которые изучают зависимость результатов выборов от социальной структуры электората. В рамках социально-экономических, или, как их еще называют, социологических теорий, главным фактором считается солидарность индивида со своей социальной группой: избиратель поддерживает ту партию или кандидата, которые, по его мнению, выражают интересы его группы. Поэтому исследователи обращают внимание на образование, уровень доходов, профессию, служебное положение, место проживания, половозрастные и другие социальные характеристики избирателей.

Однако к настоящему моменту в Великобритании можно наблюдать следующую картину: избиратель, который на протяжении 20 лет голосовал только за консерваторов или только за лейбористов, сегодня может внезапно изменить свое мнение. Суть мотивационной схемы данного подхода упрощенно можно выразить следующим тезисом: “чем больше положительной информации от авторитетных источников услышит избиратель о кандидате, тем выше вероятность, что он проголосует за него”, т.е. решающими здесь считаются частота, характер и каналы передачи политической информации избирателям. Почему это происходит? Партийная обстановка и общеполитическая, экономическая ситуация в стране, без сомнения, влияют и на политические воззрения избирателя.

В составе британского избирательного корпуса прежде всего обращают на себя внимание две полярные группы, или, используя терминологию теории модернизации, “традиционалисты” и “модернисты”. При этом “традиционалисты” ориентированы на сохранение традиционных для сообщества ценностей и устоявшихся отношений, а сторонники модернизации поддерживают изменения в старых общественных связях и утверждение новых системы ценностей и норм поведения. Первую группу избирателей отличает консерватизм, коллективистское сознание и ряд других особенностей; для второй характерны индивидуалистическая мораль, отрицание традиций и приверженность комплексу либеральных ценностей.

Две названные группы различаются по социальному составу, половозрастной структуре, образовательному и имущественному уровням, а также по региональному распределению. Так, “традиционалистский” электорат проживает преимущественно в сельской местности и малых городах; значительную его долю составляют люди среднего и старшего возраста, занятые в основном в производственном секторе, с невысоким уровнем дохода и образования и т.д. Все эти характеристики широко известны и не раз отмечались исследователями.

Надо сказать, что четких границ между социальными группами “традиционной” и “модернистской” направленности нет. Скорее можно говорить о преобладании одного или другого поведенческого типа в различных группах. Кроме того, в сознании отдельного человека перемешаны как традиционные, так и модернистские установки и ценности. В этом смысле данная схема, как и любая умозрительная конструкция, является упрощенным отражением действительности.

Специалисты не раз отмечали сравнительную устойчивость политических предпочтений британских избирателей. Действительно, можно упомянуть сравнительную стабильность электората на протяжении десятка лет — конечно, с известными отклонениями. Количественная динамика сторонников либеральных сил более выражена, однако и здесь можно выделить некое стабильное ядро поддержки.

Необходимо отметить, что важное значение для привлечения электората имеет использование образа власти, занимающего в британском политическом сознании особое место в иерархии социальных ценностей. Эффективный прием расширения электоральной базы — дистанцирование “партии власти” от идеологии либерального реформизма, но не ее явное отрицание. Подобная тактика может обеспечить поддержку как последовательных либералов, так и сторонников нелиберального мировоззрения. По сути дела, власть на время маскирует свою идеологическую линию.

Итак, ряд данных указывает на наличие в Великобритании относительно стабильных электоральных “ядер” двух полярных идеологий: традиционного коллективизма и либерального индивидуализма.

Некоторые исследователи, напротив, придерживаются точки зрения о нестабильности политических предпочтений британцев, указывая на весьма существенные колебания электоральной поддержки партий в последние периоды.

С развитием партийной системы меняется и электорат. Автор делает попытку соединить эти понятия в рамках одной работы.

Цель исследования состоит в сопоставительном анализе характера современных политических процессов в Великобритании и эволюции электората.

ОБЗОР ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ.

Большой массив источников представляет собой британская политическая литература по теме неоконсерватизма. Наибольшее значение имеют такие работы британских авторов как труд Бутлера и Стокса “Политические изменения Британии: эволюция электорального выбора” (1974), работы Кроу об электорате Британии (1983), работа Франклина “Изменения электоральных предпочтений” (1985), Робенсона “Класс и британский электорат” (1984).

В российской политической литературе изучение движения британского неоконсерватизма получило достаточно широкое освещение. Если общий анализ консерватизма давался, например, Галкиным А.А., Перегудовым С.П., Рахшмиром П.Ю., а к вопросам типологизации неоконсерватизма и проблемам эволюции либерализма обращались Гаджиев К.С., Согрин В.В., то специально темы трансформации Консервативной партии, перехода британского консерватизма к концепции новых правых, изменения его социальной философии, политической культуры разрабатывались Горбиком В.А., Денискиной В.Я., Осадчей И.М., Осиновой Е.В., Остапенко Г.С., Перегудовым С.П., Салминым А.М., Стрижевой И.Д., Степановой Н.М., Студенцовым В.Б., Худолеем К.К. Изучению социально-экономической политики консерваторов, различным ее аспектам посвящены работы Науменкова А.П. и Хесина Е.С., а также Балацкой Е., Гнатовской Н., Сорокиной В., Трубиной Н.В.

Характеристика сути неоконсервагизма разработана рядом авторов. К.С. Гаджиев характеризует тэтчеризм как радикалистское течение, указывает на своеобразное преломление им консервативных традиций. А.А.Галкин различает традиционалистский, реформистский консерватизм и правый радикализм. По мнению П.Ю.Рахшмира после 1979 г. складывается либерально-консервативный консенсус, который позже сменяется либерально-реформистским консерватизмом в социально-политической сфере и традиционным консерватизмом в духовно-ценностной сфере. С.П.Перегудов считал, что неолиберальный курс правительства Тэтчер не привел к разрушению созданной после второй мировой войны социал-реформистской модели, хотя сильно ее модифицировал.

В России тематика взаимосвязи развития партийной системы и электората не изучена вовсе. Британский электорат изучен мало. Из вышесказанного видно, что основой послужили работы британских авторов.

На русском языке мы встречаем лишь с десяток работ, как правило, статей в периодике, посвященных проблематике эволюции британского электората.

Политическая литература по теме нового лейборизма даже в самой Великобритании разработана в меньшей степени. Для освещения вопросов основания и деятельности социал-демократической партии привлекаются работы Я. Брэдли, А. Кроу и Э. Кинга, воспоминания Д. Оуэна. Общий анализ социал-демократической традиции в XX веке был дан Д. Сэссуном. О политике либеральных демократов и ее соотношении с действиями социал-демократов и лейбористов писал А. Сир.

Российские исследователи внесли свой вклад в изучение современной социал-демократии. К анализу эволюции британского лейборизма и развития рабочего движения обращались А.Н. Байкова, Л.Е. Кертман, П.М. Степанова, И.Н. Ундасынов, С.А. Чернецкий. Проблему поиска идентификации европейской социал-демократии рассматривала И.В. Данилевич. Эволюцию трудовых отношений в условиях рыночной экономики исследовал М.Э. Краморов. Широкий европейский опыт социал-реформистских организаций в конце 80-х - начале 90-х гг. был представлен в сборнике статей "От кризиса к поискам обновления".

К вопросу о соотношении либерального и социал-демократического течений общественной мысли обращались К.С.Гаджиев, В.В.Согрин. Типологизацию первого с выделением ряда реформаторских разновидностей дал Д.В.Кухарчук. Эволюцию идеологии лейборизма анализировали С.В.Алимов, Е.И.Удальцов. Анализу концепций "новейших левых" посвящены работы Е.В. Осиновой. Ряд аспектов коммунитарной мысли и кризиса неолиберализма раскрыл Г.Г.Пирогов. Современные экономические концепции британских лейбористов описал А. Кочетков. Рассмотрение современных интерпретаций кейнсианства предприняла И.М. Осадчая. В книге "Тэтчер и тэтчеризм" С.П. Перегудов определенное место уделил оценке идей нового лейборизма.

Немало работ посвящено контексту СМИ в рамках избирательных кампаний. Можно назвать следующие работы:

Е. Барендт. Законодательство о телерадиовещании: исследование регулирования в Европе и Соединенных Штатах, издание Оксфордского университета, 1993 г.
Совет Европы. Справочник для обозревателей на выборах, Страсбург, 1992 г.
Исследовательская группа Евромедиа. Средства массовой информации в Западной Европе: Справочник Евромедиа. Лондон, "Сейдж Пабликейшнз", 1992 г.
Европейский институт средств массовой информации. Политическое содержание телерадиовещания, Манчестер, 1991 г.
А. Прагнелл и И. Джерджелли, -- редакторы. Свобода и контроль: составные части вещательных услуг в демократических странах. Европейский институт средств массовой информации, Манчестер, 1990 г.
К.Якубович. Избирательная кампания на радио и телевидении: общие принципы. В сборнике под ред.: А.Прагнелл, И.Джерджелли, "Политическое содержание теле- и радиовещания", Дюссельдорф, Европейский институт средств массовой информации, 1992 г.
Г.К.Робертс - редактор. Доступ к политическому вещанию в ЕЭС, Манчестер, 1984 г.
Международная юридическая группа по правам человека (Л. Гарбер). Основные направления обзора международных избирательных систем, Вашингтон, 1984 г.
Национальный демократический институт международных отношений (Л. Гарбер и Е. Бьернлунд, редакторы). Новая демократическая граница: отчет о выборах в Центральной и Восточной Европе по странам, Вашингтон, Национальный демократических институт международных отношений, 1992 г.
Создание государства: ООН и Намибия. Вашингтон, 1990 г.
Британская радиовещательная корпорация, "Опросы общественного мнения в ходе общих выборов", Совет Би-Би-Си по редакционной политике, март 1992 г., [1]. Би-Би-Си, 1992 г.
А.Е. Бойль. "Политическое вещание, справедливость и административное право", Публичное право, 1986 г., N 562.
Секретариат Британского Содружества Наций. "Основные положения по созданию органов Содружества по наблюдению за выборами в странах-членах Содружества", 1992 г.
Г.Х. Фокс. "Право политического участия по международному праву", Вестник международного права Йельского университета, 1992, N 17, стр. 539.
Т.М. Франк. "Возникновение права демократического правления", Американский вестник международного права, 1992, N 86, стр. 46.
Л. Гарбер. "Новая эра миротворчества, Объединенные нации и контроль за выборами", Национальный демократический институт международных отношений, 1993 г.
Н. Горелик. "Средства массовой информации: укрепление доверия в ходе избирательного процесса", в издании: Возрастание роли межправительственных организаций по наблюдению за ходом выборов: учебный семинар для Организации Африканского Единства, Африкано-Американский институт и Национально-демократический институт международных отношений, 1992 г.
Генеральный секретарь Организации американских государств. "Руководство для обозревателей: обзор избирательного процесса, Никарагуа, 1989-1990 гг.", ОАГ, 1990 г.
Д. Падилла и Е. Хупперт. "Международный обзор избирательных систем: укрепление принципа свободных и честных выборов", Вестник международного права университета Эмори, 1993, N 7, стр. 73.
Д. Шелтон. "Представительная демократия и права человека в Западном Хемпшире", Вестник законодательства о правах человека, 1991, N 12, стр. 353.
Х.Дж. Стейнер. "Политическое участие как одно из прав человека", Гарвардский ежегодник прав человека, 1988, N 1, стр. 77.
Д. Вебстер и Б. Венгам. "Электронные СМИ и освещение выборов: некоторые наблюдения", Материалы о возрастании роли межправительственных организаций по наблюдению за ходом выборов: учебный семинар для Организации африканского Единства. Африкано-Американский институт и Национально-демократических институт международных отношений, 1992 г.

Глава 1. Избирательная система как составная часть партийно-политической системы Великобритании.

§1 Основные особенности избирательной системы Великобритании.

Процедура, предполагающая регулярное проведение выборов в представительные органы, не всегда адекватно выявлению демократического волеизъявления народа. Нередко она искажается при помощи механизма избирательной системы, деформирующего пропорции представительства, а также путем манипуляции общественным сознанием с использованием средств целенаправленного воздействия на электоральное поведение. Вместе с тем, результаты выборов содержат важную информацию, позволяющую судить о расстановке общественных сил и, следовательно, о направлении социально-политического развития в стране. Анализ такой информации имеет как теоретическое, так и прикладное значение. Он позволяет выявить закономерности политической социализации индивида, малых и больших групп, дает представление об иерархии факторов, определяющих и видоизменяющих политическое поведение, помогает оценить степень политической напряженности в обществе, делает более вероятными общественно-политические прогнозы. Для партий и других общественных сил, участвующих в политическом процессе осмысление электоральной статистики и ее сопоставление с первоначальными целевыми установками является непременным условием объективной оценки соответствия своих установок, своего политического поведения, общественной ситуации и общественным настроениям, основанной на этом корректировки политического курса избирательной стратегии и тактики.

По характеру избираемого органа выборы делятся на президентские, парламентские, муниципальные и другие; по видам (по причине их обуславливающей) выборы бывают очередные, проводимые по истечении срока полномочий выборного органа, внеочередные, проводимые вследствие досрочного прекращения выборным органом своей деятельности (например, досрочный роспуск парламента), и дополнительные, проводимые для пополнения представительного учреждения (при выбытии из него одного или нескольких членов). В данном исследовании автор рассматривает только парламентские всеобщие выборы.

Существующая система выборов в британскую нижнюю палату парламента представляет собой мажоритарную систему относительного большинства, выборы проводятся в один тур. От каждого избирательного округа избирается один депутат. Как правило по одному и тому же округу баллотируются несколько кандидатов, в случае, когда их количество больше двух выигрывает и тот, кто получает 51% голосов, и тот, кто получает, например, 21%, в случае, если остальные получили меньше. Эта система ещё называется “первый проходит” (first – past – the post). Голоса меньшинства в каждом округе пропадают. Они никак не сказываются на распределении мест в парламенте. Поэтому проигравшие партии (победившие в меньшем числе округов), особенно те, что оказываются дальше второго места, резко дискриминируются, и за их счет вознаграждаются победители, получающие лишние мандаты. Исход голосования определяется не в масштабе всей страны, а по отдельным округам, и совершенно неважно, была ли там одержана победа с большим перевесом, или получено преимущество всего в один голос. Важно лишь иметь перевес в большем числе округов.

Избирательным округом является территория, на которой развертывается избирательная кампания, проводится выдвижение кандидатов, действуют политические партии и органы по проведению выборов. Соединенное Королевство разделено на столько избирательных округов, сколько существует мандатов в нижнюю палату. По данным на 1979 год их было 635, из них 516 отведено Англии, 71 – Шотландии, 36 – Уэльсу и 12 – Северной Ирландии. Количество мандатов несколько раз изменялось и к 1997 году составило 659^⁴. Жители каждого округа, обладающие правом голоса, выбирают одного депутата в Палату общин. Очевидно, что образование совершенно равных по численности населения избирательных округов, каждый из которых представлял бы избранный депутат- задача практически невыполнимая, поскольку происходит постоянное перемещение населения, изменение его численности. Установленные законом границы округов менее подвижны, чем изменение состава населения. Закон устанавливает примерное равенство округов, которое постепенно меняется^⁵. Неравенства представительства возникают тогда, когда законодатель оставляет избирательные округа неизменными в течение длительного времени. Лучшим примером в этом отношении служит Великобритания 16-19 в.в., где существовали так называемые “гнилые местечки” и не проводилось перераспределение округов, несмотря на промышленную революцию. В 1831 году такие крупные города, как Бирмингем, Лидс и Манчестер, не имели ни одного депутата в палате общин, тогда как местечко Олд Сарум с семью избирателями посылало двух депутатов, а Данвич, наполовину затопленный Северным морем, насчитывая одного избирателя, был представлен в палате общин одним депутатом. Лишь в 19 веке эти фиктивные округа были упразднены в пользу новых городов, ранее лишенных представительства. В настоящее время границы избирательных округов пересматриваются каждые 8-12 лет (последний раз - в 1991г.)^⁶ и утверждаются парламентом в соответствии с представлением четырех парламентских комиссий по границам избирательных округов соответственно для Англии, Уэльса, Шотландии и Северной Ирландии. Номинальным председателем комиссий является спикер Палаты общин, но на практике комиссиями управляет заместитель председателя, который в каждой комиссии занимает должность старшего судьи. Для проведения голосования образуются избирательные участки.

Контроль за проведением выборов в каждом избирательном округе осуществляет уполномоченный по выборам. Как правило, это чиновник старшего ранга местной администрации, в ведении которого находятся составление списков избирателей, определение мест для голосования на избирательных участках, набор штата сотрудников для подготовки и проведения голосования, а также взаимодействие с кандидатами в члены парламента через их доверенных лиц.

Заместителем уполномоченного по выборам является ответственный за регистрацию - также чиновник местной администрации. Известны две системы регистрации избирателей: постоянная и периодическая. При постоянной системе, например, в США, избиратель должен зарегистрироваться только один раз. А необходимые исправления в избирательные списки вносятся лишь в случае изменения места жительства или фамилии избирателя, а также в случае смерти. Как правило, при этой системе в избирательных списках накапливаются “мертвые души”, что создает потенциальную возможность для разного рода фальсификаций итогов выборов. В Великобритании действует периодическая система регистрации, при которой, в установленные законом сроки избирательные списки аннулируются. Избиратели должны регистрироваться вновь.

Ежегодно список избирателей обновляется по состоянию на 16 февраля каждого года и действителен для любых выборов до 15 февраля следующего года^⁷. Метод регистрации избирателей не одинаков в различных частях страны, но похож на процедуру переписи населения. Каждый избиратель имеет свой номер в избирательном списке. Гражданин может быть внесен в несколько избирательных списков, но он обладает одним голосом. Незадолго до дня выборов уполномоченный по выборам рассылает каждому избирателю, чье имя занесено в регистрационный список, избирательное извещение, где обычно указаны название избирательного округа, имя избирателя, его адрес, регистрационный номер, дата проведения выборов, местоположение избирательного участка и время его работы.

Право участия в парламентских выборах имеют граждане Великобритании, достигшие 18 лет и не отстраненные, в соответствии с законом, от процесса голосования. Граждане стран Британского Содружества и Республики Ирландии, также имеют право голоса. В свою очередь, граждане Великобритании, постоянно проживающие за пределами Соединенного Королевства не более 20 лет, вправе подать просьбу о регистрации для участия в выборах^⁸.

Лидер партии, которая получила большинство голосов на всеобщих парламентских выборах или поддержку большинства во вновь избранной Палате общин, получает приглашение королевы сформировать и возглавить кабинет министров. Королева также объявляет о созыве нового парламента.

Избирательные кампании в Великобритании имеют ряд компонентов – определение даты голосования, продолжительность избирательной кампании, механизм сбора подписей в поддержку кандидата, масштаб, характер и технология предвыборной агитационной работы.

В Великобритании только премьер-министр вправе определять дату выборов, не дожидаясь формального истечения срока полномочий правительства. Если в рамках “обычной” легислатуры парламентские выборы проводятся один раз в пять лет и обычно премьер-министр просит королеву распустить парламент и объявить о проведении очередных выборов ещё до истечения полного пятилетнего срока, то “укороченная” легислатура предопределяется либо выражением палатой общин вотума недоверия правительству, либо решением премьер-министра – лидера партии в палате общин. Выборы обычно проводятся не позднее чем через 17 дней (исключая выходные и праздничные дни) после роспуска парламента^¹¹; таким образом, предвыборная кампания длится, как правило, 3-4 недели. В этом смысле выборы 1997 года составили исключение - предвыборная кампания (в основном из-за пасхальных праздников) длилась шесть недель.

Для выдвижения кандидатом необходимо проживать, работать или – и это отличительная особенность британской избирательной системы – владеть собственностью в пределах границ местного органа в течение не менее 12 месяцев^¹². Необходимо, чтобы документ о выдвижении кандидата был подан в течение восьми дней с момента роспуска парламента и подписан двумя рекомендующими из числа избирателей округа, а также как минимум восемью другими избирателями, включая лицо, предложившее кандидатуру и поддерживающее ее (т.е. применяется “правило смешанной системы” подписей избирателей данного и любого другого избирательных округов). Британские политические партии не упоминаются в законодательстве, и их правовой статус не отличается от статуса любой другой добровольной организации. Поэтому закон предоставляет право выдвижения кандидатов на выборные должности отдельным гражданам или их группам. Формально любой гражданин, отвечающий избирательным цензам, может баллотироваться на выборах в парламент.

Каждый кандидат должен назначить доверенное лицо по проведению выборов, а по окончании периода выдвижения кандидатур полное имя и адрес доверенного лица должны быть сообщены уполномоченному по выборам. Случаи, когда кандидаты не прибегают к помощи доверенных лиц, возможны, но не типичны. На практике доверенной лицо часто является профессиональным политическим активистом на постоянной службе. Доверенные лица несут ответственность за проведение избирательной кампании и должны отчитаться за расходы кандидата в течение 35 дней со дня выборов.

К началу своей избирательной кампании каждый кандидат обязан положить на личный предвыборный счет неснижаемый депозит в размере 500 фунтов стерлингов (т.е. применяется “правило личного залогового финансирования”), который кандидат теряет в случае, если в ходе выборов он не набрал 5 процентов голосов от общего числа поданных в своем округе^¹³.

Официальные расходы на проведение парламентских выборов несет правительство. В настоящее время максимальная разрешенная сумма расходования денежных средств каждым кандидатом составляет 4642 фунта стерлингов плюс 3,9 пенса в расчете на каждого имеющего право голоса жителя избирательного округа в городских районах Великобритании с высокой плотностью населения и 4642 фунта стерлингов плюс 5,2 пенса в расчете на каждого имеющего право голоса жителя избирательного округа в менее населенных сельских районах страны^¹⁴. Квоты, установленные в отношении расходов кандидатов, не применяются к суммам, которые могут израсходовать на проведение предвыборной кампании политические партии. Они могут тратить любые средства на политические передачи с участием членов партии, на встречи с партийными лидерами и всеобщую рекламную кампанию.

Формально агитационная кампания начинается после официального выдвижения и регистрации кандидатов. Фактически же она берет старт гораздо раньше, часто до объявления даты выборов. Партии стремятся успеть завладеть вниманием избирателей, сделать узнаваемыми лица ее потенциальных кандидатов, запечатлеть в памяти граждан броские партийные лозунги. Реклама избирательной кампании стремится быть броской, воздействовать скорее на эмоции и воображение избирателя, а уже во вторую очередь – на разум или скорее здравый смысл. Очень большую роль играет в ней выразительный образ, имидж кандидата и его партии.

Агитация за кандидата заключается в том, что местные партийные активисты посещают дома избирателей и узнают, намерены ли они голосовать за кандидата от их партии. Имея в своем распоряжении списки избирателей, партийные функционеры через широкую сеть добровольцев стараются дойти буквально до каждого избирателя, призывая его поддержать кандидатуру, предложенную партией, а непосредственно в день выборов – обеспечить явку избирателей на избирательные участки (в случае необходимости избирателям предлагают подвезти их на “партийном” автомобиле). Существует даже своеобразная традиция “канвассинга” - обходов избирателей от “крыльца к крыльцу”, во время которых кандидат, его агент или партийные активисты стремятся поговорить с максимальным количеством избирателей.

Основные партии выставляют своих кандидатов во всех избирательных округах, и многие из них известны как “надежные” (большинство избирателей округа традиционно голосуют за одну партию, которая и побеждает там без особого труда), поэтому в этих условиях основной объем агитационной работы сосредотачивается на “ненадежных” округах, в которых кандидат обычно избирается незначительным большинством голосов. Все партии публикуют более или менее подробные избирательные манифесты с изложением программы действий после победы на выборах. Внимание в них, как правило, сосредоточено на нескольких основных вопросах^¹⁵.

В 80-е годы такой подход являлся сердцевиной предвыборной деятельности большинства партий в избирательных округах. Однако в 90-е годы технология информатики стала тем фактором, который сделал предвыборные кампании более “индивидуальными”. В настоящее время во многих местных отделениях партий имеются компьютеры для хранения необходимой информации о каждом избирателе, и созданный банк данных используется для рассылки брошюр или писем, содержание которых отличается в зависимости от возможных забот и проблем получателя (в соответствие с законодательством каждый кандидат имеет право на бесплатную отправку одного письма в адрес каждого владельца дома в своем избирательном округе)^¹⁶.

Предвыборная кампания кандидатов широко освещается средствами массовой информации Великобритании. Британское телевидение (как и радиовещание) находится под контролем государства и передачи политического характера транслируются главным образом через государственную корпорацию ВВС. Партиям запрещено прибегать к телевизионной рекламе, однако каждая из них имеет право создавать так называемые партийно-политические передачи, которые передаются по радио и телевидению бесплатно. Их количество зависит от парламентского “веса” партии и числа кандидатов в депутаты.

Согласно неписаным правилам, как только в стране объявляется дата парламентских выборов, ВВС по своим каналам планирует выделение эфирного времени политическим партиям для ведения предвыборных передач. Главные партии Великобритании сами решают, как будет распределено время передач между ними, причем начинает и заканчивает предвыборную телеагитацию правящая партия.

Обычно Консервативная и Лейбористская партии делят эфирное время поровну, Социал-либеральным демократам предоставляется половина времени главных партий страны. Национальные партии Северной Ирландии, Шотландии и Уэльса получают его в своих регионах. Все остальные партии могут требовать предоставления им эфирного времени для изложения своей предвыборной программы лишь при выдвижении не менее 50 кандидатов в избирательных округах^¹⁷.

Избирательной кампании уделяется основное место на страницах национальных газет, а радио и телевидение предлагает вниманию слушателей и телезрителей специальные программы, посвященные выборам, и расширяет спектр программ новостей с тем, чтобы охватить больший круг вопросов. Специальные программы включают дискуссии двух политиков, принадлежащих к противоборствующим партиям. Политическую линию определенной партии проводят не только газеты, которые являются официальными органами партий, но и беспартийные, “независимые”. Например, интересы Консервативной партии до недавнего времени отражали “Таймс”, “Дейли мейл”, “Дейли экспресс, “Сан”, взгляды второй влиятельной партии страны – Лейбористской – “Гардиан”, “Обсервер”, “Дейли миррор”.

Одним из важных элементов предвыборной кампании являются опросы общественного мнения, цель которых заключается в составлении точной картины установок и мнений потенциальных избирателей на момент проведения опроса^¹⁸. Подобные обследования включают в себя выявление:

Электоральных намерений;
Отношения к экономическому и политическому положению в стране, регионе;
Проблем, наиболее остро стоящих перед избирателями;
Сильных и слабых сторон всех кандидатов, участвующих в выборах;
Имиджа партии и ее кандидатов: доверяют ли им, считают ли их способными к политическому лидерству;
Кандидата, вызывающего наибольшее доверие и лидирующего с точки зрения избирателей;

Почти все британские газеты проводят собственные опросы общественного мнения. Национальные опросы общественного мнения охватывают от 1000 до 2000 человек, проживающих в различных частях страны, которые выбираются таким образом, чтобы как можно полнее представлять различные слои избирательного корпуса.

Всеобщие парламентские выборы в Великобритании проходят по четвергам с 7 до 22 часов. В случае открытого применения силы и беспорядков закон предусматривает перенос выборов на следующий день.

Присутствовать на избирательном участке в день голосования разрешено: избирателям; председателю, назначенному уполномоченному по выборам и отвечающему за все процедуры в день голосования на избирательном участке; штатным помощникам председателя; кандидатам и их доверенным лицам.

Следует отметить, что в Великобритании, как и в других странах имеет место проблема абсентеизма - неучастия в голосовании. Одна из наиболее развернутых типологий абсентеизма принадлежит Ж.-П. Шарнэ^²⁰, который различает абсентеизм аполитический и политический. Первый включает вынужденный абсентеизм (болезнь, отдаленность от места голосования) и предопределенный, зависящий от различных демографических причин (пол, возраст), а второй - содержит “отказной”, порожденный нежеланием участвовать в голосовании, и “борющийся”, т. е. абсентеизм как политическую позицию. К последнему виду Ж.-П. Шарне относит голосование недействительными и незаполненными бюллетенями. На уровень абсентеизма влияют различные обстоятельства.

Абсентеизм, являющейся формой политического поведения избирателей, нельзя не учитывать при оценке итогов голосования. Этот показатель пассивного отношения к голосованию, как массовой политической кампании, не может оцениваться только негативно. Бесспорно, высокий уровень абсентеизма приводит к избранию представительных учреждений меньшей частью избирательного корпуса, в то время как избранные органы, выражая волю меньшинства, будут распространять свою власть на всех избирателей. В то же время абсентеизм не всегда является проявлением политической апатии, возможен и позитивный абсентеизм, когда неучастие в выборах является формой выражения протеста, отношения к предлагаемым реформам или к избираемым лицам.

Для уменьшения абсентеизма имеющие право голоса и включенные в списки для голосования граждане могут не являться лично на избирательный участок, а воспользоваться услугами почты или попросить другого человека проголосовать за них, объяснив причину (так называемое голосование “прокси”). Если избиратель желает проголосовать через доверенное лицо, он должен подписать бумагу, дающую разрешение другому человеку проголосовать от его имени. Имя “прокси” заносится в отдельный список, который отсылается на избирательный участок данного избирателя. В то же время избиратель может проголосовать лично, придя сам на избирательный участок раньше своего доверенного лица. Переносные избирательные урны не используются. Голосование по почте разрешено для избирателей, которые хотя и находятся в Великобритании, но не могут лично голосовать в своем избирательном округе вследствие физической невозможности, по причинам религиозного характера и др. Голосование по почте осуществляется при помощи двух конвертов, бюллетеня для голосования и декларации об установлении личности, которая должна быть удостоверена третьим лицом. Избирательный бюллетень вкладывается в первый конверт, который вместе с декларацией помещается во второй. Каждый из документов имеет один и тот же номер. Точные правила о вскрытии конвертов позволяют сохранить тайну голосования^²¹.

Избиратель получает единственный бюллетень, где в алфавитном порядке перечисляются фамилии кандидатов обязательно с указанием места их проживания. Предусмотрены специальные процедуры, позволяющие голосовать тем, кто не умеет читать или физически не дееспособен.

Специальные, так называемые тендерные бюллетени получают избиратели, которые, придя на избирательный участок, обнаружили пометку напротив своего имени. Недоразумения возникают вследствие оплошности, допущенной служащим при регистрации другого избирателя, или если кто-то проголосовал, назвавшись чужим именем. Тендерный бюллетень напечатан на специальной цветной бумаге (обычно розовой). После заполнения он не опускается в избирательную урну, а отдается председателю. Все тендерные бюллетени собираются и упаковываются отдельно и затем отсылаются в счетный центр. Пакет с тендерными бюллетенями открывается только в том случае, если результат выборов подвергается сомнению и проверяется Судом по выборам. Однако на практике такие бюллетени приходится использовать крайне редко^²².

Избирательный участок закрывается в 22 часа. Председатель и его служащие запечатывают избирательные урны и избирательные материалы (неиспользованные бюллетени и корешки к ним, испорченные бюллетени, тендерные бюллетени, помеченные копии регистрационного списка, корешки от использованных бюллетеней, различные листы и декларации). Председатель составляет отчет о количестве вверенных ему бюллетеней и о том, сколько из них было не использовано, испорчено, выдано, но не использовано, какое количество составили тендерные бюллетени.

Избирательные урны и другие материалы отвозятся в счетный центр лично председателем или дежурным полицейским. Счетные центры обычно располагаются в спортивных залах, школах, больших административных помещениях. Подсчет производится сразу после доставки бюллетеней. В счетном центре разрешено присутствовать уполномоченному по выборам, счетчикам, кандидатам, их супругам, доверенным лицам кандидатов и их помощникам, в функции которых входит наблюдение за подсчетом голосов, полицейским.

Уполномоченный по выборам имеет право допускать в счетный центр других людей, в том числе и зарубежных представителей, предварительно проконсультировавшись с доверенными лицами кандидатов. Журналисты и представители телевизионных компаний также могут быть допущены, но во время проверки использованных бюллетеней телекамеры должны быть отключены. Журналистам не разрешается комментировать результаты подсчета до их официального объявления.

Сначала счетчики подсчитывают бюллетени в каждой коробке и сверяют полученный результат с письменным отчетом о количестве бюллетеней. Для этого пакеты с неиспользованными, испорченными и тендерными бюллетенями открываются, бюллетени пересчитываются и запечатываются. Затем полученные по почте бюллетени перемешиваются с остальными и раскладываются по фамилиям кандидатов. Бюллетени, вызывающие сомнения, откладываются в сторону, и уполномоченный по выборам принимает решение об их действительности.

Если результаты подсчета по разным кандидатам лишь незначительно отличаются между собой, кандидаты и их агенты по выборам могут просить о проведении пересчета. Решение об этом принимает уполномоченный по выборам. Если кандидаты набрали одинаковое количество голосов, победитель определяется жеребьевкой.

Споры и нарушения, связанные с выборами, рассматриваются обычными судами и Судом по выборам. Любой из зарегистрированных избирателей, кандидат или его агент могут подать ходатайство, подвергнув сомнению результаты выборов, в течение 21 дня после объявления результатов. В последние годы такие случаи имели место в основном в Северной Ирландии. Если суд признал недействительной победу кандидата, он имеет право либо назначить новые выборы в избирательном округе, либо признать победу за вторым по количеству набранных голосов кандидатом. Последний случай, когда Суд потребовал отменить результаты выборов в связи с нарушениями, был зарегистрирован в 1923 году^²³.

Если в целом характеризовать британскую избирательную систему, то необходимо отметить, что она, как и любая избирательная система имеет ряд недостатков, например значительная часть населения страны остается не представленной в органах власти, а партия, получившая на выборах меньше голосов, чем ее соперники, может оказаться представленной в парламенте большинством депутатских мест. Результаты любых выборов при данной системе зависят не только от того, как голосуют избиратели, но и от того, как их голоса распределены по избирательным округам, и как эти округа распределяются по стране.

В то же время мажоритарная система проста и понятна. Здесь не требуется ни сложных расчетов, ни неясных для рядовых избирателей маневров с общими списками. Одно из ее преимуществ – тесная связь между депутатами и избирателями. Поскольку округа одномандатные, каждый депутат в единственном числе представляет свой округ. На выборах соревнуются не безликие списки, а кандидаты, чьи личностные качества небезразличны избирателям.

В связи с вышесказанным представляется актуальным рассмотреть далее партийно – политическую систему Великобритании, ее основные черты и особенности функционирования.

Современная партийно-политическая система Великобритании сложилась начиная с реформы 1832 г. Можно сказать, что в основном это произошло в викторианскую эпоху. После первой мировой войны и до наших дней парламент и вся партийно-политическая система фактически мало изменились. Законодательная власть принадлежит двухпалатному парламенту (верхняя неизбираемая палата Лордов и нижняя палата Общин, которая избирается прямым всеобщим голосованием).

Английский парламент является не только специфическим, но в своем роде уникальным политическим явлением. Это объясняется прежде всего тем, что Великобритания - одна из немногих стран, не имеющих до сих пор письменной конституции. Поэтому законы, принимаемые парламентом и особенно важные, носящие в той или иной степени конституционный характер являются, более весомыми, чем в других странах, имеющих закрепленные конституции. История Великобритании показала, что отсутствие в стране такой конституций может быть определенным преимуществом как бы это ни казалось парадоксальным. За последние 300 лет многие страны европейского континента пережили революцию, смену форм правления, не раз поменяли свои конституции. А Великобритания в основном избегала подобных потрясений, оставаясь оплотом относительной стабильности, несмотря на отсутствие формальной конституции.

Другой важной специфической чертой английского парламента является его удивительная способность к саморазвитию. Лишь реформа 1832 г, явилась результатом ожесточенной борьбы. Последующие аналогичные действия в 1867, 1884 и 1918 годах осуществлялись в более спокойной обстановке и были в какой-то степени результатом доброй воли правительств и парламента. Разумеется, каждая из этих реформ с необходимостью отвечала накопившимся в стране потребностям. Но с другой стороны, все они работали в какой-то степени и на опережение. Каждая из трех перечисленных реформ избирательного права увеличивала электорат примерно вдвое (реформа 1832 г. - втрое)^²⁴. Это обеспечило сравнительную плавность, многоступенчатость эволюции всей политической системы страны. Такая способность парламента к саморазвитию удачно сочетала в себе обеспечивающий стабильность здоровый консерватизм и необходимый динамизм. Эти качества английского парламента способствовали тому, что граждане до сих пор сохранили веру в исключительную роль своего высшего представительного учреждения.

Наконец, важным свидетельством настроения британцев является тот факт, что за последние 70 лет во всеобщих парламентских выборах участвовало в среднем три четверти, имевших право голоса и ни разу меньше 71%(т.е. низкий процент абсентеизма)^²⁵. Это весьма высокие и стабильные показатели в особенности по сравнения с некоторыми странам европейского континента. Все это свидетельствует, что граждане Великобритании до сих пор очень серьезно относятся к парламентским выборам и к самому парламенту, видя в нем главную опору и гарантии стабильности и порядка в стране и одновременно залог ее прогрессивного развития. Этот психологический фактор, действующий на протяжении многих десятилетий, трудно уловим, но чрезвычайно важен.

Стержнем политической структуры Великобритании является двухпартийная система, две основные партии состоят в особых отношениях с государством, как основой всей политической системы. Только руководство двух этих партий участвует в формировании правительства, лишь ему принадлежит определяющая роль в парламенте, только оно находится (хотя и в ограниченной степени) в непосредственных отношениях с аппаратом профессиональных чиновников в министерствах и центральных ведомствах. Существование двухпартийной системы с ее специфическим связями между государством и руководством двух парий создает неблагоприятную для остальных партий политическую ситуацию, ибо их отношения с государством носит гораздо более ограниченный характер. Члены этих партий, правда, принимают участие в деятельности выборных органов государства, но фракции третьих партий, как правило, играют там второстепенную роль. Что же касается отношений третьих партий с правительством, то они вообще исключены (или почти исключены) из этой сферы.

Две основные партии меняют друг друга, действуя по принципу маятника^²⁶. Это придает парламенту большую устойчивость и обеспечивает преемственность его деятельности. Правда, такой “маятник” не действует чисто механически. Иногда он надолго “застревает” в одном положении. Примером могут служить несколько побед подряд на выборах консервативной партии в 1950-е, 1980-е и 1990-е годы. Подобное встречалось и прежде. Достаточно вспомнить многолетние правления тори перед реформой 1832 года. Однако эти особые периоды в целом не нарушают принципа двухпартийности. А саму систему по-видимому можно считать одним из важнейших факторов относительно устойчивого политического развития Великобритании за последние три столетия.

Добротность, надежность функционирования партийно-политической системы Великобритании подтверждаются тем, что вестминстерская или англо-саксонская модель демократии получила довольно широкое распространение в мире. С небольшими изменениями она действует во всех бывших английских доминионах. Двухпартийная система прочно утвердилась в США, хотя политический механизм там существенно отличается от бывшей метрополии. Определенное воздействие вестминстерская модель оказала и на многие страны Азии и Африки, бывшие колониями Великобритании, Однако это влияние оказалось весьма поверхностным, так как в странах Юга и Востока господствуют совершенно иные политические, религиозные и культурные традиции. Тем не менее мировая история свидетельствует об известном универсализме британской политической системы, в центре которой стоит парламент^²⁷. Конечно, этот универсализм весьма относителен, хотя многие политики Великобритании XX века пропагандировали вестминстерскую модель, как образец наилучшим образом пригодный для политического устройства всех народов.

До первой мировой войны в английском парламенте были фактически две партии с фракциями внутри них. Либералы, а вслед за ними и консерваторы в 70-е - 80-е годы прошлого столетия создали постоянно действующие местные организации благодаря чему превратились фактически в политические партии. На рубеже веков с усложнением социальной структуры общества появились и другие политические организации. Однако даже самая массовая из них - лейбористская партия, созданная в 1900 году специально для представительства рабочего класса в парламенте, не играла там на первых порах самостоятельной роли, примыкая к либералам. Лишь после первой мировой войны лейбористы становятся по настоящему общенациональной партией и начинают играть заметную роль в палате общин. На выборах 1922 года они впервые стали второй партией в парламенте, навсегда заменив либералов на двухпартийных качелях. Но это сосуществование в течение некоторого времени трех сильных партий явилось одной из причин нестабильности в парламенте и ежегодных выборов трижды подряд в 1922-1923 и 1924 годах. После этого полвека никто не мог бросить вызов монополии двух крупнейших политических партий в парламенте.

Главной партией парламента в XX веке безусловно являются консерваторы. В викторианскую эпоху две основные партии сравнительно регулярно сменяли друг друга у кормила правления и общий баланс был даже в пользу либералов. Но после того как они потеряли в 1922 году свое место в двухпартийной системе, консерваторы находились в целом у власти 50 лет из 70-и, а их основные оппоненты - лейбористы лишь 20 лет, при чем только половину этого срока лейбористские правительства опирались на твердое большинство в парламенте (1945-1950, 1966, 1974 г.г.). К тому же консерваторы побеждали трижды подряд на выборах в 1950-е годы и пять раз, начиная с 1979 года^²⁸. Крен консерваторов вправо и заметное усиление левых тенденций в лейбористской партии создали к началу 80-х годов ситуацию, существенно отличавшуюся от той, которая существовала в стране в предшествующий период. Впервые в послевоенные годы к власти пришла партия, возглавляемая убежденными “новыми правыми”. Здесь представляется необходимым рассмотреть вопрос об их идейно-политической ориентации, за которой достаточно прочно закрепился термин “новый консерватизм”.

Будучи прямым продолжением линии, возобладавшей и партии в конце 60-х — начало 70-х годов и получившей тогда наименование “тихой революции” Э.Хита”^²⁹, “новый консерватизм” имеет и некоторые черты, существенно отличающие его от более раннего этапа эволюции партии вправо. Как известно, начав после победы на выборах 1970 г. довольно энергично осуществлять намеченный в оппозиции курс в духе “свободного предпринимательства”, тогдашнее партийное руководство во главе с Хитом уже спустя год-полтора совершило крутой поворот и стало проводить политику, мало чем отличавшуюся от политики предшествовавшего лейбористского правительства. Отказавшись от того, чтобы оставлять на произвол судьбы обанкротившиеся или находившиеся на грани банкротства компании, презрительно именовавшиеся вначале “хромыми утками”, правительство встало на путь субсидирования их, не гнушаясь и таким, казалось бы неприемлемым для консерваторов средством, как национализация.

Несмотря на некоторое сокращенно темпов роста государственных расходов, правительство не пошло на то, чтобы серьезно нарушить сложившийся в послевоенный период баланс между частными и государственными социальными услугами, и государственным системам социального обслуживания не был нанесен сколько-нибудь существенный урон. Стремясь поставить под более надежный контроль развитие социальных отношений в стране, правительство стало широко использовать систему трехсторонних консультаций между “большим бизнесом”, профсоюзами и государством (за что, кстати, на Хита был наклеен ярлык “корпоративиста”)^³⁰. В результате роль государства как регулятора экономического развития и социальных отношений не только ни снизилась, но стала еще более возрастать.

Хотя поражение правительства Хита на выборах 1974 г. явилось прежде всего следствием “негибкости” в отношениях с профсоюзами и того высокого накала классовой борьбы в стране, который был вызван антирабочей, антипрофсоюзной политикой тори, в ходе развернувшейся после выборов борьбы за власть и партии его политические противники сделали акцент совсем на другом. В “вину” Хиту и его ближайшим помощникам была поставлена главным образом “измена” принципам и установкам, согласованным в канун прихода партии к власти. “Предательство” ценностей “нового торизма”, растрата “доверия” среди тех, кто голосовал в 1970 г. за этот курс, подмена “чистых принципов” консерватизма технократизмом и корпоративизмом, сползание на позиции главных политических противников тори — лейбористов — подобные обвинения и легли в основу той кампании, которую начала сразу после провала на выборах в октябре 1974 г. М. Тэтчер вместе с другими “правыми радикалами” в партийном руководстве^³¹.

Отличительной чертой развернувшейся внутрипартийной борьбы было более активное участие в ней местных организаций, активистов и руководителей низшего и среднего рангов, чему в немалой степени способствовали и определенные изменения в системе отбора лидера партии, имевшие место в конце 60-х годов. В ходе выборов нового лидера на парламентариев-тори было оказано сильное давление со стороны партийных организаций избирательных округов, с тем чтобы они голосовали не за Э. Хита и других “умеренных” кандидатов, а за выступившую с крайних позиций М. Тэтчер. Подобная линия поведения мелкобуржуазного в своей основе актива консерваторов отражала не только накопившееся в его среде недовольство политикой правительства Хита, игнорировавшего нужды мелких и средних предпринимателей, но и более общее стремление последних активнее отстаивать свои жизненные интересы, не полагаясь на “добрую волю” партийных верхов. Этим категориям членов и избирателей партии тори, склонным идеализировать “старые, добрые времена свободного предпринимательства”, особенно импонировала “антиэтатистская”, индивидуалистическая фразеология Тэтчер. Впервые получив, таким образом, определенные возможности воздействовать на ситуацию в партии, местный партийный актив консерваторов стал “давить” в направлении правого радикализма, и это сразу же дало ощутимый результат. Однако никакое давление снизу не сработало бы, если бы основные силы консервативного истэблишмента не были заинтересованы в том, чтобы испытать на посту лидера человека новой формации, который должен был придать партии “популистский” облик и тем самым обеспечить ей более широкую поддержку среди избирателей, а также поднять “мораль” внутри самой партии, приостановить тенденцию к падению численности и дееспособности низовых партийных организаций.

Несмотря на обилие программных, политических и пропагандистских материалов, вышедших во второй половине 70-х годов из-под пера представителей “нового торизма”, содержащийся в этих материалах набор идей не отличался особой оригинальностью. Как и в конце 60-х годов, всячески осуждалось “засилье государства”, которому противопоставлялись “индивидуальная свобода” и “личная инициатива”, “свобода индивидуального выбора”, будь то в сфере образования, социального страхования, здравоохранения или в сфере “приложения своих способностей и талантов”^³². Главным средством осуществления этих принципов должно стать сокращенно прямого налогообложения и финансируемых за счет него государственных расходов на социальные нужды, с тем чтобы “сэкономленные” таким образом средства потребитель мог тратить “по своему усмотрению”. Утверждалось, что, получив необходимую “свободу выбора”, англичане обретут новые стимулы для более напряженной работы, продвижения по службе, повышения квалификации и тем самым смогут компенсировать ослабление государственной “опеки” и обеспечивать себе те социальные услуги, которые до сих пор им предоставляло государство. “Гражданин сам обязан стоять на своих ногах”, а не превращаться в “безынициативного иждивенца государства”, “инициативу трудолюбие, предприимчивость следует поощрять”, а не “зажимать”, “граждане должны иметь право на неравенство” — эти и подобные рассуждения^³³, удивительно напоминавшие, а нередко и просто дублировавшие то, что говорилось и писалось в канун выборов 1970 г., подавались на сей раз с еще большой помпой и на гораздо более высоких тонах.

Во всей этой риторике, однако, были и некоторые акценты, которые либо не делались, либо почти не делались в период “тихой революции” Хита. Особенно бросалось в глаза целенаправленное адресование “нового торизма” к мелкому бизнесу. Именно он, по неоднократным заявлениям новых лидеров тори, должен более всего выиграть от демонтажа дорогостоящей “государственной опеки”, именно он получит мощный стимул для своего развития, которое в свою очередь придаст “новый динамизм” британской экономике. Недооценка, пренебрежение в отношении мелкого бизнеса вменялись в вину не только лейбористским, но и предшествовавшим консервативным правительствам. Под аналогию мелкого бизнеса подводилась и более широкая идеологическая база. Именно он, заявляли лидеры тори, является носителем лучших британских традиций — бережливости, сдержанности, инициативы, добропорядочности, честности, неформальных, доверительных отношений между хозяином и рабочим, торговцем и покупателем. “Мелкий бизнес прекрасен” — эти слова стали едва ли не знаменем, под которым развертывалась пропаганда “нового консерватизма”.

Поднимая на щит систему ценностей, свойственную мелкому бизнесу, “новые тори” преследовали далеко идущие социальные и политические цели. Они хотели бы оживить мелкобуржуазные настроения, в той или иной мере свойственные широким массам населения, хотя бы символически приобщить к рекламируемой ими “демократии собственников” основные категории рабочего класса, “новых средних слоев”. Этим целям служил и ряд конкретных предложений и программ тори: участие в акционерном капитале прибыльных национализированных фирм и частных компании занятых в них рабочих и служащих; распродажа муниципальных домов и квартир тем, кто в них проживает; поощрение развития частных систем социального страхования и т. п. В плане чисто политическом эта линия направлена на использование недовольства значительной части сторонников лейбористов (в том числе в рабочем классе и профсоюзах) ростом налогообложения, ухудшением состояния систем социального обслуживания, низкими государственными пенсиями, усилением бюрократии. Так, в программном документе партии “Правильный подход” целью номер один политической стратегии партии объявлялась необходимость “добиться того, чтобы страна жила по средствам” и была восстановлена “здоровая и динамичная смешанная экономика, в которой налоги станут ниже, а прибыли будут иметь возможность выполнять их надлежащую функцию”^³⁴. Острая необходимость “восстановления прибылей” подчеркивается и в другом программном заявлении партии — “Правильный подход к экономике”^³⁵. Главный принцип, который “новые тори” стремились пронести во всей системе социальных услуг,— это принцип превосходства частного над государственным, низведение их до уровня “аварийных” служб, рассчитанных лишь на тех, кто не может или, но их мнению, не хочет воспользоваться благам” частных систем.

В то время, как в консервативной партии произошли существенные изменения в идеологических установках, направленных на повышение жизнеспособности тори, политический курс лейбористского руководства, особенно в период его пребывания у власти в 1974— 1979 гг., основывался на “политике согласия” с крупным капиталом и отклонялся все более вправо. В то же время лейбористская партия в целом, ее массовые организации и избираемые демократическим путем высшие партийные органы почти непрерывно эволюционировали влево. Подобного рода разнонаправленность шедших внутри партии процессов не только способствовала усилению борьбы между ее правым и левым крылом, но и привела к углублению противоречий во взаимоотношениях между “массовой партией” и парламентской фракцией, к общему обострению структурно-организационных и политических проблем лейборизма.

Развитие противоборствующих тенденций в лейбористской партии отмечалось большой неравномерностью, в результате чего ни одна из них не доминировала в течение 70-х годов. На протяжении первой половины этого десятилетия, и особенно до февральских выборов 1974 г., ведущей была тенденция к полевению, тогда как во второй половине десятилетия в сфере практической политики возобладала тенденция к поправению, сохранявшаяся вплоть до поражения партии на выборах 1979 г.

Со всей наглядностью эти новые моменты в расстановке сил в партии выявились сразу же после поражения на выборах 1970г. Глубокое разочарование, которое вызвали среди рядовых членов и активистов итоги почти шестилетнего пребывания лейбористов у власти, резкий рост массового рабочего и демократического движения в стране, полевение профсоюзов — все это способствовало дискредитации правореформистских идей и открывало новые возможности перед левым крылом, давало ему реальные шансы овладеть инициативой и перейти в наступление на позиции правого крыла. Не случайно, что именно в начале 70-х годов происходило заметное обновление идейно-политического багажа левого крыла, формулировались концепции и положения, определившие основное направление дальнейшей эволюции его программных и политических требований и установок. В сфере политической миссию глашатая новых идей и нового подхода взял на себя занимавший до конца 60-х годов весьма умеренные позиции бывший министр технологии в правительстве Г. Вильсона А. Бенн. В своих выступлениях в конце 60-х и особенно в начале 70-х годов он довольно быстро перешел с левоцентристских позиций на более последовательно левые позиции,

В опубликованной почти сразу же после поражения партии на выборах 1970 г. брошюре “Новая политика: социалистический поиск” Бенн пытался сконструировать более или менее цельную концепцию политической жизни страны, он выдвинул в этой брошюре ряд предложений, нацеленных на внедрение рабочего контроля и контроля персонала на предприятиях и фирмах, в государственных учреждениях и средствах массовой информации^³⁶.

По мере обострения дебатов в лейбористской партии и перенесения центра тяжести на проблемы социально-экономические Бенн довольно быстро пришел к выводу о необходимости “большего равенства, нового, отличного от нынешнего и более справедливого распределения власти и богатства, доходов и ответственности”^³⁷. Именно по настоянию Бенна и его сторонников в лейбористскую программу 1973 г. было записано положение о необходимости осуществления “коренного и необратимого сдвига в распределении власти и богатства в пользу трудящихся и их семей”^³⁸.

Существенное значение, однако, имела не сама по себе эта формула, выражавшая лишь в более оригинальной словесной упаковке идеи, традиционно отстаиваемые левым крылом, а конкретные положения и требования, которые были разработаны левым крылом в качестве средств и путей для ее реализации. Эти положения впервые были выдвинуты в ходе острых дебатов в Национальном исполнительном комитете и его подкомитетах в начале 70-х годов. Большая их часть затем под давлением левого крыла вошла в “Лейбористскую программу для Британии” 1973 г. и в ряд последующих программных документов. Один из ведущих участников этих дебатов, экономист Ст. Холланд, в опубликованных в 1975 г. книгах “Социалистический вызов” и “Стратегия социализма”^³⁹ дал развернутую аргументацию выдвинутых в основном по его инициативе идей и предложений, которые продолжают оставаться наиболее адекватным выражением социально-экономических концепций современного левого лейборизма.

В качестве средства воздействия государства на крупные фирмы, остающиеся в частном секторе, Холланд предлагает создание системы “плановых соглашений”, в рамках которых должны определяться параметры их деятельности, координироваться их собственные планы с планами и программами правительства. Полномочным органом, призванным заключать от имени государства подобные соглашения и осуществлять контроль за их выполнением, должно выступать Национальное управление предприятиями. Этому органу вменяется также государственное субсидирование частного сектора, помощь фирмам, переживающим экономические трудности, и т. д.

Тот факт, что изложенные предложения, касающиеся экономической сферы, равно как и идеи Бенна о “политическом участии”, “экономической демократии”^⁴⁰, были почти целиком включены в основополагающие документы лейбористской партии, безусловно, свидетельствовал о серьезном успехе левого крыла, о “перехвате” им инициативы в одной из важнейших сфер внутрипартийной жизни.

Перейдя в “контрнаступление” на идейно-политическом фронте, левые лейбористы с начала 70-х годов заняли более четкую линию и в плане борьбы за влияние внутри партии. При этом главная ставка делалась ими ни вытеснение с ключевых позиций представителей крайне правого крыла партии, ведущим деятелем которого выступал в тот период бывший министр финансов Рой Дженкинс. Воспользовавшись тем, что Дженкинс и его сторонники в парламенте (около 70 человек) оказались в явном меньшинстве в вопросе присоединения Великобритании к “Общему рынку”, левое крыло заметно потеснило эту группировку с занимаемых ею позиций в партийном руководство, а самому Дженкинсу даже пришлось подать в отставку со своего поста заместителя лидера партии.

Но лишь в первые два года пребывания у власти лейбористского правительства (1974—1975 гг.) оно предприняло ряд мер, шедших навстречу требованиям левого крыла: через парламент были проведены законы, восстановившие права профсоюзов и уравнявшие права женщин и мужчин на производстве, внесены законопроекты о национализации судостроения и авиастроения, повышены пенсии, осуществлены некоторые другие меры в области социального обслуживания отдельных групп населения. Все последующие годы внутренняя политика правительства практически целиком развивалась под знаком борьбы против инфляции, главным образом путем ограничения роста заработной платы, снижения запланированных ранее расходов на социальные нужды, а также введения определенных ограничений на рост цен.

Уход в отставку с поста лидера и премьер-министра Г. Вильсона весной 1970 г. еще более обнажил слабость позиций левого крыла. Новый лидер партии Дж. Каллагэн стал открыто игнорировать его требования.

Левое крыло требовало сделать обязательной процедуру отбора и утверждения партийными организациями всех избирательных округов кандидатов лейбористов в канун парламентских выборов (что должно покончить с практикой фактического закрепления мест в парламенте за однажды избранными лейбористскими парламентариями)^⁴¹. Оно также добивалось, чтобы в выборах лидера партии принимал участие широкий круг представителен “массовой партии” (а не только члены парламентской фракции), а также чтобы основную ответственность за составление предвыборного манифеста партии несли не руководство парламентской фракции и не лидер партии (как это было до сих пор), а набранный конференцией партии и подотчетный ей Национальный исполнительный комитет. Рост активности левых сил проявлялся и в заметном усилении леволейбористских группировок типа “Кампании за демократию” в лейбористской партии. В результате ряда поражений, понесенных представителями правого крыла на выборах в Национальный исполнительный комитет, баланс сил в нем в 1977—1978 гг. еще более сместился в сторону левого крыла, и это, естественно, сразу же сказалось на занимаемых им позициях. Никогда еще разрыв между линией и политикой “массовой партии” и парламентской фракции не был так глубок.

Все это по-новому ставило вопрос о так называемом политическом центре, о месте и роли “третьих” партий в политической жизни страны. Вплоть до 70-х годов роль этих партий была незначительной. Либеральная партия, несмотря на отдельные успехи на дополнительных выборах в конце 50-х и начале 60-х годов^⁴², мало кем воспринималась как серьезная сила, способная вернуть хотя бы часть того политического влияния, которым она некогда располагала. Не больше надежд обрести реальный вес имели, казалось, и национальные партии Шотландии и Уэльса. Созданные еще в 20-х годах, они никогда в прошлом не обладали широкой массовой поддержкой, и их влияние распространялось в основном на определенные круги местной мелкой и средней буржуазии и части интеллигенции, недовольных “засильем” англичан в экономике и культуре. Что касается партий Северной Ирландии, то они, как правило, выступали в фарватере либо консервативной (ольстерские юнионисты), либо лейбористской (Лейбористская социал-демократическая партия Северной Ирландии) партий.

Однако в начале 70-х годов на ряде дополнительных парламентских и местных выборов либералы и националисты стали получать намного большую поддержку, чем прежде. В ходе восьми дополнительных выборов в 1972— 1973 гг. либералы завоевали четыре новых депутатских мандата. Общее число голосов, собранных ими на этих выборах, превзошло число голосов, поданных за любую из двух главных партий. Не менее крупные успехи были одержаны на местных выборах^⁴³. Одновременно возрастала популярность национальных партий Шотландии и Уэльса. В 1972 г. в ответ на введение консервативным правительством элементов пропорциональной системы выборов в местную парламентскую ассамблею Северной Ирландии — стормонт наиболее влиятельная в провинции партия ольстерских юнионистов порвала традиционный союз с партией консерваторов и образовала самостоятельную фракцию в парламенте. Правда, проведенные в феврале, а затем в октябре 1974 г. всеобщие парламентские выборы не подтвердили наиболее оптимистических ожиданий либералов и националистов. Тем не менее они выявили существенный рост их влияния и впервые в послевоенной истории дали им возможность активно участвовать в парламентских комбинациях. Наиболее серьезным вторжением либералов в прерогативы правительственной власти явился заключенный в марте 1977 г. лейбористско-либеральный пакт — соглашение о сотрудничество двух партий в парламенте, укреплявшее пошатнувшееся положение лейбористов после утраты ими абсолютного парламентского большинства. Согласно договоренности, в обмен на оказываемую ему поддержку лейбористское правительство и лейбористская парламентская фракция брали на себя обязательства, ограничивавшие свободу действий правительства (не проводить более мер по национализации, представить в парламент законопроект о прямых выборах в Европейский парламент на основе системы пропорционального представительства), внесли ряд поправок в законопроекты о национальной автономии (деволюции) Шотландии и Уэльса, поддержали некоторые из законопроектов либералов. Для периодических консультаций между руководством обеих партии был создан совместный парламентский комитет. Основной целью либералов было повысить свой авторитет, создать представление о партии как о серьезной политической силе, способной оказывать реальное влияние на принимаемые правительством и парламентом решения. Они рассчитывали, что им удастся пробить первую брешь в существующей избирательной системе (путем введения пропорциональной системы голосования на прямых выборах в Европарламент и на выборах в региональные ассамблеи Шотландии и Уэльса).

Несмотря на некоторые успехи в навязывании лейбористам своих предложений в сфере парламентского законодательства, либералам все же не удалось добиться главного: их влияние на избирателя, начавшее снижаться сразу после выборов 1974 г., продолжало падать. Что касается пропорциональной системы выборов, то при голосовании билля о прямых выборах в Европейский парламент и биллей о деволюции большинство членов парламента проголосовало против того, чтобы эти выборы проводились по системе, отличной от существующей.

Падение популярности лейбористского правительства и нежелание либералов разделять ответственность за встречавший все большую оппозицию в стране его политический курс побудили либералов заявить о том, что с осени 1978 г. они считают себя свободными от обязательств, взятых по соглашению с лейбористами. Именно такая политическая обстановка и предшествовала парламентским выборам 1979 года,

§3 Выборы 1979 – 1992 годов и партийно-политическая обстановка в Великобритании.

Выборы в Британии 3 мая 1979 года были внеочередными. Они явились следствием положения, сложившегося в парламенте месяцем ранее. Из-за болезни одного из лейбористских депутатов кабинету Каллагэна не хватило одного голоса, чтобы провалить внесенную консерваторами резолюцию недоверия правительству. Это означало, что у правительства не оставалось иного выбора, как распустить парламент и назначить новые выборы за пять месяцев до истечения срока его полномочий. 13 апреля парламент был распушен, и была определена дата выборов. Такая ситуация стала возможной из-за шаткости положения правительства лейбористов в связи с общим ухудшением социально-экономической ситуации, наряду с которой наблюдалось беспрецедентное повышение стачечной активности. Как это случалось уже не раз в недавнем прошлом, слабым местом правительства оказались отношения с профсоюзами. Ещё в июне 1978 года премьер-министр Каллагэн объявил о том, что правительство устанавливает пятипроцентный потолок на повышение заработной платы в течение ближайшего года. Но возможности реализации этого решения оказались весьма ограниченными, и правительство могло воздействовать на переговорный процесс лишь в случаях, когда руководство предприятий или учреждений в той или иной степени от него зависело. В основном это были предприятия и учреждения государственного сектора или же те частные предприятия, которые работали по государственным контрактам. Однако они составляли явное меньшинство, и, когда с осени 1978 года начался процесс повышения заработной платы в частном секторе, профсоюзы государственного сектора стали проявлять возрастающую агрессивность^⁴⁴. Началась так называемая жаркая зима 1978-1979 годов, в ходе которой забастовки работников государственных служб приобрели столь массовый и угрожающий характер, что оказали самое негативное влияние и на престиж правительства, и на общую социально-политическую обстановку в стране. Количество потерянных рабочих дней достигло небывалого в послевоенный период уровня – 29,5 миллионов^⁴⁵. К тому же стачечная активность сопровождалась незапланированным ростом заработной платы (в среднем на 16% вместо планируемых 5%), и соответственно издержек производства, что привело к реальной угрозе нового витка инфляции. Все это серьезно нарушило установившийся баланс в предпочтениях избирателей и во многом способствовало резкому повышению ставок консерваторов. Сохранявшееся вплоть до начала забастовок лидирующее положение лейбористов быстро сменилось превосходством тори, примерно вдвое упала популярность премьер-министра, а недовольство и даже враждебность к профсоюзам охватила значительную часть их собственных членов. В связи с этим и крупные финансовые круги перестали оказывать правительству поддержку, как это было в 1975-1978 годах, когда лейбористы были в состоянии сдерживать социальное и политическое недовольство масс.

Правда, к весне 1979 года положение в стране стало стабилизироваться, количество забастовок стало снижаться, рейтинг правительства и его главы стал расти. У лейбористов появилась надежда, что в течение ближайшего времени оно сможет вновь поднять свои шансы на победу на выборах. Но этого не произошло из-за проблем теперь уже чисто политического характера. Придя к власти в 1974 году правительство Каллагэна, как уже отмечалось, заключило пакт с либералами, одним из условий которого было всемерное содействие автономии Шотландии и Уэльса и создания там региональных законодательных ассамблей. Такого рода ориентация обеспечивала также лояльность Национальных партий Шотландии и Уэльса. Но, после того как в ходе состоявшегося 1 марта 1979 года референдума предложение о предоставлении автономии не собрало необходимого процента голосов, положение правительства тут же пошатнулось, несмотря на то, что никакой вины лейбористов в неблагоприятном исходе референдума не было.

Несмотря на столь неблагоприятное стечение обстоятельств, правительство отнюдь не растерялось и проводило избирательную кампанию достаточно энергично. Тем не менее ему не удалось свести на нет преимущество консерваторов, и объяснялось это отнюдь не только эффектом “горячей зимы”, но и тем, что партия тори к этому времени обрела достаточную уверенность в себе и была готова к решительной борьбе за избирателя. В ходе проводившихся в предвыборный период обследований выявилось и такое немаловажное для исхода борьбы обстоятельство: по данным на апрель 1979 года, большинство традиционно голосующих за лейбористов избирателей (от 52 до 95 процентов) поддержали 6 из 7 основных требований предвыборной платформы консерваторов, касающихся укрепления законности и порядка, ограничения права на вторичное пикетирование и отмену выплаты пособий семьям забастовщиков, снижения подоходного налога, права выкупа муниципального жилья на льготных условиях, снижения численности государственной бюрократии. Лишь требования о приватизации государственной собственности поддержало менее половины лейбористских избирателей (40%), однако менее половины (49%) высказалось и против^⁴⁶. Если в октябре 1974 г. 56% лейбористских избирателей высказывались в поддержку дальнейшей национализации британской промышленности, то в 1979г. - лишь 32%^⁴⁷.

Пожалуй, единственным козырем лейбористов в начавшейся избирательной кампании был относительно высокий рейтинг их лидера - Джеймса Каллагена, который, несмотря на снижение его престижа в результате “жаркой зимы”, продолжал достаточно уверенно опережать по уровню популярности Маргарет Тэтчер. В своей кампании лейбористы пытались всячески обыгрывать тот факт, что у них уже имеется когорта опытных и доказавших свою компетентность политиков, тогда как у консерваторов нет ни достаточно авторитетного и признанного даже всей партией лидера, ни сплоченной группы крупных государственных деятелей. Особый акцент делался на политический “экстремизм” и экономический либерализм Тэтчер и ее единомышленников, угрожавших, как утверждали лейбористы, новым взлетом цен, ростом безработицы и общей экономической дестабилизацией. Конфронтация же с профсоюзами, к которой, как утверждали лейбористы, неизбежно приведет политика консерваторов, чревата новым взрывом стачечной активности и может породить настоящий социальный хаос.

Аргументация эта, однако, мало кого убеждала. Еще до начала официальной кампании консерваторы захватили инициативу в свои руки и прочно удерживали ее вплоть до выборов. Особая миссия при этом выпала на долю самой Тэтчер, которой пришлось не просто бороться за победу собственной партии, но и утверждать свой собственный имидж в качестве будущего главы правительства и фактического главы государства. И ту и другую задачу она успешно выполнила, не допустив, по признанию наблюдателей, ни одной непоправимой ошибки (на что так рассчитывали ее противники)^⁴⁸.

Как лидер партии, определявший стратегию и тактику предвыборной борьбы, она сосредоточила и собственные усилия, и усилия своих единомышленников прежде всего на завоевании на сторону тори так называемого колеблющегося избирателя, причем не избирателя вообще, а принадлежащего в основном к “верхней” части рабочего класса. При этом они опирались на изменения в настроениях данных категорий трудящихся, их тяготение к образу жизни среднего класса, износ традиционного коллективизма и притягательность для многих из них “нового индивидуализма”. И сама Тэтчер, и ее коллеги нередко напрямую апеллировали к членам профсоюзов и рабочим. Так, в самый канун выборов Тэтчер выступила на собрании, где присутствовало 2300 членов профсоюзов. По отзывам наблюдателей, это был один из наиболее успешных митингов за всю кампанию, конечно же, присутствовали в основном консервативно настроенные члены профсоюзов.

Одна из главных задач Тэтчер в процессе кампании состояла в том, чтобы укрепить свой собственный рейтинг среди избирателей, который, как уже отмечалось, заметно уступал рейтингу Каллагена и от которого не в малой степени зависел исход выборов. Для этого ей пришлось несколько изменить тон и стиль своих выступлений, носивших вначале чересчур жесткий, намеренно конфронтационный, идеологизированный характер, пришедшийся не по вкусу значительной части британцев. Как отмечают наблюдатели, Тэтчер довольно быстро сориентировалась в этой ситуации и отказалась от “жесткого догматизма” первых дней избирательной кампании, особенно в области социально-экономической политики. Это, однако, была именно коррекция стиля, но не содержания выступлений. Предвыборная кампания Тэтчер развернулась в стиле, типичном для президентских кампаний США. Недаром в качестве одного из ее организаторов она привлекла специалиста из Калифорнии. Была снаряжена мобильная группа с предоставленными в ее распоряжение тремя комфортабельными автобусами. За время избирательной кампании Тэтчер посетила целый ряд городов и местечек Великобритании и покрыла расстояние, равное в общей сложности около 3 тыс. миль, или 5 тыс. км. Примерно треть всего времени, отпущенного на кампанию, она провела в дороге. Одетая в темно-голубой костюм, с жемчужным ожерельем, безукоризненной прической, Тэтчер появлялась на предприятиях, в мастерских, магазинах, школах, интересовалась производством. Ежедневно делалось примерно шесть остановок для проведения митингов и встреч. Например, очутившись в торговом центре в городке Галифакс, она позировала перед телекамерами с двумя сумками в руках. Одна была заполнена продуктами, другая была почти пустой. Потрясая полной сумкой, она говорила: “Вот что можно было купить на один фунт при правлении консерваторов в 1974 году!” Указывая на другую сумку, продолжала: “А вот что сегодня приобретается за ту же сумму!” Оперируя цифрами, она подчеркивала, что у страны за пять лет лейбористского правления - самые низкие экономические показатели в Западной Европе, за исключением разве что Люксембурга. После таких встреч, причем нередко к ночи она возвращалась в Лондон, чтобы участвовать в пресс-конференциях, консультироваться с непосредственными организаторами предвыборной борьбы^⁴⁹.

Уже к концу апреля Тэтчер удалось приостановить обозначившуюся с начала кампании тенденцию к снижению ее популярности. Более того, судя по результатам опросов, ее рейтинг с конца апреля круто пошел вверх, тогда как рейтинг Каллагена и Стила, лидера либералов, начал заметно снижаться. Правда, сравняться с Каллагеном ей так и не удалось, однако существовавший между ними разрыв сократился в течение первых дней мая примерно наполовину. Не удалось Тэтчер и добиться того, чтобы ее популярность стала выше популярности партии, и это дало повод некоторым комментаторам утверждать, будто факт смены лидера сыграл скорее негативную роль.

В то же время практически все наблюдатели были единодушны в том, что аргументация лейбористов оказалась слабее, чем аргументация консерваторов, и, прежде чем одержать победу на выборах, последние взяли верх в споре.

Состоявшиеся 3 мая 1979 г. выборы принесли весьма убедительную победу консерваторам. За партию было подано на целых 7% голосов больше, чем за лейбористов, - соответственно 43,9 и 36,9%. Такого рода разницы в распределении голосов между главными партиями не наблюдалось с 1945 г^⁵⁰.

Немалую роль сыграли такие обстоятельства, как поддержка тори со стороны основных средств массовой информации, например, исполнительный директор компании “Трафальгар Хаус инвестмент”, издающий общенациональную газету “Дейли стар”, В.Мэтьюс, завладев компанией “Бивербук ньюспейперс”, последовательно проводил в жизнь идеи консерваторов, оказывал помощь М.Тэтчер через свою газету и передал в фонд консервативной партии в 1979 году 40 тысяч фунтов стерлингов. После того, как правая пресса в 1979 году помогла М.Тэтчер стать премьер-министром, главные редакторы или руководящие работники “популярных” газет получили дворянские титулы, либо были произведены в лорды. Определенное значение имела и умелая организация рекламы своей программы через телевидение, для чего консервативная партия наняла рекламную фирму “Саатчи энд Саатчи Гарланд-Комптон Лимитед”.

Уже отмечавшийся выше эффект “горячей зимы” 1979 г., ослабление позиций либералов, поплатившихся за свое сотрудничество с лейбористами, а также начавшиеся изменения в электорате, подробно о которых речь пойдет во второй главе, имели существенное значение. Следует отметить и такой немаловажный факт: наряду с внешними социально-политическими проблемами существовал раскол внутри самой партии лейбористов. Никогда еще, пожалуй, разрыв между линией и политикой “массовой партии” и парламентской фракцией в лейбористском движении не был так глубок, как в последние годы пребывания лейбористов у власти. Также большое значение имела развернутая консервативной партией и поддержанная средствами массовой информации антипрофсоюзная кампания, в ходе которой на профсоюзы возлагалась вина за дальнейшее углубление кризиса и его губительные последствия. Эта кампания, усиленная персональными выпадами лейбористского лидера в адрес профсоюзов, произвела впечатление на часть избирателей. Они с доверием отнеслись к консерваторам, обещавшим в своей предвыборной программе оздоровление экономики радикальными методами и объявлявшим себя партией общенациональной значимости. И наконец, не следует упускать из виду выдвинутые в ходе предвыборной кампании консерваторами требования более строгого законодательства об иммиграции, что произвело свое впечатление на некоторое число избирателей.

Завоевав значительно меньше половины голосов, консерваторы тем не менее обеспечили себе благодаря мажоритарной системе выборов абсолютное большинство мест в парламенте (339 из 635). Лейбористам досталось 268 мест, либералам -11, шотландским и уэльским националистам - по 2 места, ольстерским юнионистам - 10 и североирландским католикам - 2 места^⁵¹.

Несмотря на всю убедительность победы консерваторов, это не была экстраординарная и даже выдающаяся победа, особенно на фоне результатов выборов 1945-1970 гг., когда партия-победительница завоевывала (за исключением выборов 1964 г.) от 46 до 49% поданных голосов^⁵². И тем не менее в сравнении с результатами февральских и октябрьских выборов 1974 г. это был весьма существенный успех, особенно если принять во внимание внушительный абсолютный перевес тори в палате общин, дававший им возможность практически без оглядки на оппозицию проводить собственный социально-экономический и политический курс.

Неблагоприятный для лейбористов исход выборов 1979г. способствовал тому, что накопившееся в период пребывания партии у власти недовольство выплеснулось наружу, в ней развернулась ожесточенная фракционная борьба. Инициатива в этой борьбе была сразу же захвачена левыми, опиравшимися на радикально настроенных членов и активистов в местных организациях и профсоюзах. В отличие от периода конца 60-х—начала 70-х годов главным объектом атаки слева оказались не традиционные умеренно реформистские программные принципы и установки партии (в которые уже были внесены довольно существенные коррективы), а ее организационная структура, позволявшая высшему партийному руководству и парламентской фракции фактически игнорировать решения, принимавшиеся партийной конференцией и ответственным перед ней национальным исполкомом.

В 1979—1981 г.г., усилиями левого крыла, располагавшего поддержкой большинства делегатов ежегодных партийных конференций, были изменены правила избрания лидера партии (он стал выбираться не одними парламентариями, а коллегией выборщиков, состоящей из представителей местных организаций, входящих в партию профсоюзов и парламентской фракции), демократизирована процедура отбора кандидатов в парламент, что повысило ответственность депутатов перед партийными организациями избирательных округов. Одновременно конференции приняли резолюции, требующие выхода страны из Европейского сообщества, одностороннего отказа от ядерного оружия и ликвидации всех американских баз на британской территории. Была также утверждена новая программа партии, воспроизводившая основные требования и положения программы 1973г^⁵³. В ноябре 1981 г. лидером партии был избран бывший в течение долгого времени ведущим деятелем левого крыла М. Фут. В связи с этим внутри партии активизировалась группа высокопоставленных деятелей крайне правого толка во главе с Р. Дженкинсом и бывшими министрами Д. Оуэном, Ш. Уильямс и У. Роджерсом, взявшая курс на раскол партии. В начале 1981г. упомянутой группой было провозглашено создание новой, социал-демократической партии (СДП), которая тут же взяла курс на тесное сотрудничество с либеральной партией и уже летом того же года оформила избирательный союз (Альянс) с ней.

Сенсационный успех, который имели партии Альянса на дополнительных парламентских выборах 1981 г., результаты многочисленных опросов общественного мнения, согласно которым за них были готовы отдать свои голоса 35—45% избирателей^⁵⁴, — все это показало, что в британском обществе действительно создался большой потенциал для деятельности “третьих” партий, их более активного включения в политическую жизнь. Однако недолговременность этого успеха и происшедшее уже в следующем, 1982г. довольно резкое снижение популярности Альянса свидетельствовали о том, что реализовать этот потенциал отнюдь не просто, что утративший твердые партийные привязанности избиратель вовсе не склонен прочно связывать свое будущее с новым образованием, по крайней мере до тех пор, пока оно не докажет свою политическую дееспособность.

При всем том происшедший в верхах лейбористской партии раскол серьезно подорвал ее влияние в стране и в то же время отнюдь не упростил ситуацию внутри самой партии. Более того, если вначале внутрипартийная борьба в основном шла между левым и правым крылом, то по мере полевения партии и особенно после образования СДП она перекинулась внутрь самого левого крыла. Фактически раскололась парламентская группа “Трибюн” — центр влияния левого крыла. Оставшиеся на прежних позициях члены этой группы во главе с А. Бенном добивались доведения до конца начатых изменений, оттеснения правого крыла от власти в партии. Другая же часть группы считала необходимым поставить во главу угла восстановление единства партии, требовала сосредоточить главные усилия на борьбе против консерваторов. Отсюда ее отказ поддержать в 1981 г. кандидатуру Бенна на пост заместителя лидера, выступления против дальнейшей радикализации партийной программы.

Усилившаяся фракционная борьба серьезно ослабляла партию. Внутри партии усиливалось недовольство положением дел в ней, что, естественно, не могло не сказаться на ее численности. Количество индивидуальных членов уменьшилось с 348 тыс. в 1980 г. до 274 тыс. в 1982 г. Снизилось и число коллективных членов (с 6511 тыс. в 1979 г. до 6185 в 1982г.)^⁵⁵, главным образом вследствие начавшегося уменьшения численности профсоюзов, связанного с экономическим застоем и ростом безработицы.

Острая внутрипартийная борьба отвлекала интеллектуальные силы партии от дальнейшей разработки идейно-теоретической платформы, совершенствования политической тактики. В условиях, когда консерваторы достаточно резко изменили свою прежнюю ориентацию и повели борьбу за избирателя, выдвинув ряд новых или модернизированных идей и положений, лейбористы (как правые, так и левые) по-прежнему полагались на свой старый “багаж” и проявляли почти полное безразличие к его обновлению. И это при том, что, как уже отмечалось, во второй половине 70-х годов отчетливо обнаружилась недееспособность основанной на традиционном подходе политики.

Главное, что упускали из виду лейбористские политики и идеологи, — это растущее и все более очевидное несоответствие централизаторских, “этатистских” установок лейборизма тому состоянию умов и общественных настроений, которое стало преобладающим на рубеже 70—80-х годов. Форма, в которой осуществлялись такие объективно прогрессивные меры, как национализация, расширение сферы государственных социальных услуг, привела к невиданному ранее росту бюрократии, стимулировала процесс бюрократизации всей общественно-политической жизни. Неудивительно, что подобное явление стало вызывать все более широкое общественное недовольство, одним из проявлений которого стало резкое снижение популярности национализации. Основная масса электората стала относиться к партии, как к организации, ориентирующейся скорее на прошлое, нежели на будущее.

Однако, и для правящей партии тори время после выборов 1979 года не было легким, кредит доверия стал постепенно утрачиваться в связи с тем, что ситуация в стране оставалась довольно напряженной. Основными проблемами оставались инфляция и безработица, особенно среди молодежи. Несмотря на спад рабочего и профсоюзного движения после “горячей зимы” 1979 года и отсутствие активных действий с его стороны, социальная напряженность в стране нарастала. Это происходило постепенно и к лету 1981 году вылилось в необузданные молодежные бунты, особенностью которых явилось полное отсутствие какого-либо организованного начала. Бунты 1981 года нанесли серьезный удар по престижу правительства и его главы, но одновременно они продемонстрировали и весьма низкий потенциал активного общественного противодействия политики правительства. Никакой цепной реакции они не вызвали. Напротив, нецивилизованный характер поведения их участников вызывал у большинства англичан осуждение. Тем не менее на фоне этих драматических событий, а в какой-то мере и под влиянием их стало быстро расти и принимать угрожающие размеры для Тэтчер и до того достаточно высокая волна общего недовольства политикой правительства и его главы.1981 год стал годом рекордной непопулярности и консервативной партии, и премьер-министра. Осложнял ситуацию и тот факт, что внутри кабинета отсутствовало единство по кардинальным, стратегическим вопросам правительственной политики. Однако, премьер-министр обладала группой единомышленников в кабинете и правительстве, ее поддерживали финансовые круги (правда, эта поддержка никак не афишировалась). Сторону М.Тэтчер также взяли некоторые из наиболее влиятельных средств массовой информации. Обычно умеренно-консервативная “Таймс” с переходом ее в конце 70-х годов к магнату Руперту Мёрдоку почти тут же заняла жесткую, протэтчеристскую линию практически во всех вопросах внутренней и внешней политики. С таких же позиций выступала и купленная им еще раньше газета “Сан” - одна из самых многотиражных газет страны. Линию премьера активно поддержали и такие влиятельные традиционно консервативные газеты, как “Дейли телеграф”, “Санди телеграф”, еженедельник “Спектейтор”. Несколько особняком от “протэтчеристской” печати стояли такие солидные издания, как “Файнэншл таймс” и “Экономист”. Стремясь соблюдать дистанцию, они в то же время не давали ни малейшего повода считать их выразителями взглядов умеренных тори (бывших противниками жесткого курса Тэтчер в правительстве), которые так и не смогли обрести свой собственный голос в средствах массовой информации. Что же касается печати, поддерживавшей лейбористов, либералов и социал-демократов: “Обсервер”, “Гардиан”, а также еженедельники “Нью стейтсмен”, “Нью сосаяти”, “Дейли миррор”, то их совокупный тираж заметно уступал тиражу перечисленных выше изданий, а также, им так и не удалось перехватить инициативу у “протэтчеристских” газет и журналов. Таким образом, несмотря на ухудшавшееся социально-экономическое положение страны и растущую непопулярность правительства и премьер-министра инициатива в “пропагандистской войне” прочно удерживалась тэтчеристами.

К тому же правительство одновременно стремилось не обострять ситуацию и не идти напролом там, где это могло обернуться невосполнимыми экономическими потерями, либо серьезным социальным конфликтом. Тэтчер и ее правительству необходима была хотя бы видимость социального мира. Именно поэтому правительство, например, очень быстро пошло на перемирие с шахтерами в 1981 году, когда, объявив о намерении закрыть ряд нерентабельных шахт, оно осознало, что просто так профсоюз горняков не уступит и что предстоит длительная борьба, исход которой отнюдь не предопределен^⁵⁶. Решение о закрытии шахт было взято обратно, и ситуация быстро разрядилась. А весной 1982 года, когда некоторые комментаторы обсуждали, сможет ли Тэтчер сплотить партию и одержать победу над лейбористами на новых выборах, вспыхнул “фолклендский кризис”. И как показали последующие события от того, как правительство консерваторов отреагирует на это испытание, зависела во многом его дальнейшая судьба и победа на предстоящих выборах. Кризис разразился 2 апреля 1982 г, когда на Фолклендские острова высадились аргентинские войска. Этому предшествовал приход к власти в стране в декабре 1981 г. военной хунты во главе с генералом Галтиери, установившим режим жесточайшей диктатуры. Но еще задолго до этого аргентинские власти проявляли растущее нетерпение в затяжных переговорах с британской стороной, тщетно добиваясь существенных уступок от нее и в области суверенных прав на острова, и непосредственного их освоения и эксплуатации^⁵⁷. Свое право на острова аргентинская сторона обосновывала тем, что до окончательного захвата их Англией в 1833 г. они длительное время принадлежали Аргентине. Британская сторона в свою очередь заявляла, что, поскольку на островах проживают лишь выходцы из Великобритании, желающие сохранить свое прежнее подданство, “исторические права” Аргентины не обоснованны, и потому речь может идти лишь о тех или иных частичных уступках. Еще в июле 1981 г. британская разведка предупреждала правительство, что, если Аргентина “будет сильно разочарована ходом переговоров, возникнет риск того, что она прибегнет к силовым приемам решения проблемы, причем сделает это внезапно и без предупреждения”^⁵⁸.

Несмотря на такого рода сигналы, министерство иностранных дел продолжало делать ставку на мирное решение спора и лишь затягивало переговоры. Принятая министром иностранных дел лордом Каррингтоном в сентябре 1981 г. установка на то, чтобы вести переговоры, не определяя границы возможных уступок, сохранялась, и это еще более запутывало ситуацию. И даже после того, как в феврале 1982 г. зашедшие в тупик переговоры были прерваны, а на одном из островов высадилась аргентинская команда якобы для сбора металлолома (что явно было сделано с целью прощупать реакцию англичан), никаких серьезных шагов с британской стороны не последовало.

Неожиданное вторжение аргентинских войск на острова буквально взорвало политическую атмосферу в стране. Лорд Каррингтон и министр обороны Джон Нотт тут же подали в отставку. Однако Тэтчер настояла на том, чтобы Нотт остался на своем посту. Каррингтон же, несмотря на все уговоры Тэтчер, не изменил своего решения, взяв, таким образом, на себя всю полноту ответственности за допущенные промахи.

В противоположность поведению до 2 апреля реакция британской стороны на вторжение оказалась необычайно быстрой и энергичной. Через Совет безопасности ООН в спешном порядке была проведена резолюция, осуждавшая действия Аргентины, получена поддержка от Европейского Сообщества, начались интенсивные консультации с Соединенными Штатами, некоторыми латиноамериканскими государствами. Были прозондированы и возможные способы мирного решения конфликта. Однако чем дольше новый министр иностранных дел Пим и его министерство занимались этим “зондажем”, тем большее недовольство это вызывало у тех, кто хотел как можно быстрее перейти от слов к делу.

Судя по действиям премьер-министра, она не сомневалась в том, что никакого иного способа решить проблему, кроме применения силы, в сложившихся условиях не существовало. Поэтому не препятствуя поискам мирного решения, которые призваны были показать готовность Британии к переговорам, она с первых же дней после оккупации островов встала на путь подготовки крупномасштабной военной операции. Уже в первый день после вторжения она провела через кабинет решение о формировании экспедиционного корпуса для посылки в район конфликта. Почти одновременно она создала военный кабинет для стратегического планирования и руководства военными действиями. В состав кабинета, который возглавила она сама, вошли министры обороны и иностранных дел Нотт и Пим, заместитель премьера Уайтлоу и председатель партии Паркинсон. На заседаниях комитета постоянно присутствовали также начальник Генерального штаба адмирал флота сэр Теренс Левин. Именно к его советам и рекомендациям Тэтчер прислушивается более всего. Постоянные контакты устанавливаются ею с командующим военно-морскими силами сэром Генри Личем, другими высокопоставленными военными. Примечательно, что в число членов военного кабинета не был включен даже министр финансов Хау, причем мотивом такого решения было, как отмечает в своих воспоминаниях Тэтчер, стремление иметь полную свободу рук в вопросах финансирования кампании и избежать возможных возражений главного держателя государственного кошелька.

Начало активным военным действиям было положено неожиданным торпедированием 2 мая 1982 г. британской подводной лодкой аргентинского крейсера “Генерал Белграно”, в результате которого корабль затонул, погиб 321 член его экипажа. Нападение было непосредственно санкционировано М. Тэтчер и военным кабинетом, торпедирование “Белграно” развеяло все иллюзии относительно невоенных способов урегулирования конфликта, и теперь ничто уже не могло предотвратить прямого вооруженного столкновения сторон. Спустя два дня аргентинскими морскими силами был потоплен британский эскадренный миноносец, 21 член его экипажа погиб, и десятки других были ранены.

Несмотря на отдельные голоса, “примиренцев” и те или иные оговорки, касавшиеся в основном отношения к переговорам, фактом оставалось то, что посылку экспедиционного корпуса одобрили все представленные в парламенте партии и “военный кабинет” Тэтчер стал фактически выступать как выразитель общенациональной воли. Своим политическим инстинктом Тэтчер чутко уловила набиравшее силу недовольство британцев снижением престижа и авторитета страны в мире, их нежелание смириться с ролью второстепенной и даже третьестепенной державы в мировом сообществе, превращением “Великой Британии” в “Малую Англию”. Большинство населения страны воспринимало вспыхнувший конфликт не столько как столкновение двух противников, не поделивших между собой конкретную территорию, сколько как вызов национальному достоинству, попытку унизить “великую нацию” и заставить ее склонить голову перед фашиствующим диктатором. Именно такой политический и психологический контекст сделал фолклендский конфликт событием, значение которого вышло далеко за рамки чисто военного эпизода^⁵⁹.

Твердость и высокий профессионализм военно-политического руководства и оперативного командования обусловили быстрое продвижение экстраординарного экспедиционного корпуса, который уже к середине мая, преодолев расстояние в 8 тыс. миль, достиг театра военных действий. Существенная помощь в снабжении, предоставлении разведывательных данных и средств транспорта, базирования и связи была оказана американскими вооруженными силами. Немалую роль сыграла и политическая поддержка, оказанная Тэтчер и ее правительству Соединенными Штатами и странами Западной Европы.

25 апреля у аргентинцев был отобран о. Южная Джордания. После ряда успешных маневров 21 мая был осуществлен десант в порте Стэнли, главном опорном пункте архипелага. Сопряженная с немалым риском, эта операция прошла на редкость успешно. Поддержанный с моря и воздуха десант довольно быстро сломил сопротивление аргентинских войск и, водрузив британский флаг над административным центром, восстановил британский суверенитет над архипелагом.

Блистательно завершенная операция при минимальных потерях (255 убитых с британской и 650 с аргентинской стороны) серьезнейшим образом повлияла на политическую ситуацию в стране. “Фолклендский фактор” на несколько месяцев как бы заслонил собой большинство других факторов и обстоятельств, определявших внутриполитический климат в стране, и обеспечил консерваторам лидирующее положение в общественном мнении. Если в конце 1981 г. рейтинг консерваторов и Тэтчер, согласно опросам, составлял всего 27 и 25%, то сразу же после фолклендской операции он подскочил соответственно до 48 и 59%^⁶⁰.

Для понимания роли и значения операции по освобождению Фолклендских островов важно иметь в виду, что вся эта акция была проведена не просто как чисто военная, но и как политическая. Тот факт, что организовавший вторжение на острова аргентинский режим был авторитарного, полуфашистского толка, придал этой акции в глазах многих англичан оттенок “освободительной миссии”.

в ходе фолклендского конфликта и в последующий за ним период, особенно остро обнаружилось ослабление влияния лейбористов в массах, тогда как партия консерваторов и ее руководство сумели обернуть в свою пользу подспудно накапливавшееся в массах недовольство снижением престижа и авторитета страны в мире, ее роли в мировых делах. Пребывавший какое-то время в скрытом виде идейно-политический кризис лейбористской партии перерос в это время в открытый кризис доверия.

Хотя срок полномочий парламента истекал лишь весной 1984 года, Тэтчер и ее ближайшие советники предпочли назначить выборы годом раньше и итоги состоявшихся 9 июня 1983 г. всеобщих парламентских выборов достаточно точно зафиксировали сложившееся в 1982—1983 гг. соотношение партийно-политических сил в стране, дисбаланс, который обнаружился во влиянии двух главных политических партий, раскол, происшедший в лагере оппозиции.

В то время как консерваторам удалось сохранить достигнутый в 1979 г, уровень поддержки (доля полученных ими голосов сократилась всего на 1,4 % — с 44,9 до 43,5 %), процент голосов, поданных за лейбористов, уменьшился до небывало низкой отметки — 28,3 %. Если уровень поддержки в 1979 г, (37,8 %) был рекордно низким за весь послевоенный период, то результат 1983 г. — самым низким с 1918 г. Величина же падения доли голосов в сравнении с предыдущими выборами самая значительная за всю историю партии. Что касается партий Альянса, то они получили 26 % голосов, почти в 2 раза больше, чем удалось завоевать либералам в 1979 г (13,8%) и всего на 2,3% меньше, чем было подано на этот раз за лейбористов^⁶¹.

Таким образом, фактически голоса оппозиции консерваторам оказались расколотыми почти поровну между “старой” лейбористской партией и новым центристским блоком. Правда, что касается распределения мест в парламенте, то благодаря существующей мажоритарной системе лейбористы смогли удержать за собой подавляющее число мест на скамьях оппозиции (209 при всего 23 у партий Альянса).

Однако никакая избирательная система не могла замаскировать тот факт, что лейбористская партия оказалась на грани катастрофы, что ее избирательный корпус сузился до крайних пределов и что под вопрос поставлена сама способность партии оставаться потенциально правящей.

Серьезность ситуации, в которой очутилась партия, становится особенно очевидной при анализе итогов выборов с точки зрения того, кто же конкретно отказал ей на этот раз в доверии. Согласно проведенным в день выборов обследованиям, количество поданных за лейбористов голосов резко уменьшилось не только среди лиц, принадлежащих к верхушке общества и средним слоям, но и среди тех, кто традиционно привык отдавать им свои голоса, т. е. среди основной массы трудящихся. Впервые за послевоенный период лейбористы сравнялись с консерваторами по числу проголосовавших за них квалифицированных рабочих. Каждая из этих партий получили соответственно по 36 и 37 % голосов избирателей этой категории, партии Альянса — 27% .^⁶²

Почти аналогичная картина вырисовывается и при голосовании членов профсоюзов. И среди этой категории трудящихся лейбористы в 1983 г. не смогли получить даже половины голосов, собрав всего 39 %. Для сравнения отметим, что в 1964 г за них голосовало 73 % тред-юнионистов, в 1966 г — 71, в 1970 г. — 66, в 1974 г — 55 и в 1979 г. — 51 % 22. За партию тори было подано 32 % голосов членов профсоюзов, на 1 % меньше, чем в 1979 г., тогда как за социал-демократов и либералов — 28 %, на 15 % больше, чем за одних либералов в 1979 г^⁶³.

Значительно большим успехом могли похвастаться консерваторы среди тех рабочих, которые в годы “просперити” приобрели собственные дома, переехали в пригороды и фактически оторвались от традиционной рабочей среды Согласно тем же, проведенным в день выборов, опросам, за лейбористов проголосовало всего 28 % рабочих, имеющих собственные дома или квартиры. Такой же процент голосов среди них получили и партии Альянса. Зато консерваторам удалось значительно превзойти как тех, так и других, набрав почти половину (47 %) голосов^⁶⁴.

Как видно из этих данных, пропаганда идей “нации собственников”, равно как и конкретные шаги, нацеленные на их реализацию, принесла консерваторам вполне ощутимые дивиденды и позволила достаточно глубоко вторгнуться в лейбористский электорат. Есть все основания полагать, что и среди рассмотренных выше двух других групп (квалифицированные рабочие и члены профсоюза) львиную долю голосовавших за консерваторов составила именно эта наиболее преуспевшая часть рабочего класса

Утратив значительную часть поддержки рабочих, лейбористы не компенсировали ее за счет других отрядов трудящихся. Более того, процент голосовавших за них низших служащих, объективно являющихся частью рабочего класса, оказался также самым низким за послевоенную историю Великобритании и составил всего 17 %, а доля поддержавших их лиц интеллигентских профессий снизилась почти вдвое против обычного и оказалась равной 11 %^⁶⁵.

Следствием столь резкого сужения социальной базы лейборизма явилось не менее разительное сокращение его территориальной базы. Относительно прочными бастионами лейборизма остались лишь традиционные промышленные районы Шотландии, Уэльса и Северной Англии, где преобладают старые, терпящие кризис отрасли угольная, металлургическая, машиностроение. Что же касается Южной и Средней Англии, где в основном расположены новые отрасли промышленности, а также предприятия и учреждения сферы обслуживания, то здесь лейбористские кандидаты в целом ряде случаев так и не смогли занять даже вторые места^⁶⁶. Не пошло на пользу им и то, что незадолго до выборов консерваторы изменили границы избирательных округов.

Концентрация лейбористских избирателей на сравнительно ограниченных территориях помогла им при существующей избирательной системе избежать сокрушительного поражения и провести непропорционально большое число кандидатов в парламент. Но она же поставила под вопрос влияние партии в регионах, наиболее перспективных в экономическом и социальном плане.

В свете изложенных выше фактов и обстоятельств представляется вполне закономерным и обоснованным вывод известного британского политолога левой ориентации А. Гэмбла, который писал о том, что выборы продемонстрировали глубокий раскол лейбористской базы, что создание СДП не просто означало размежевание внутри парламентской фракции, но и в лейбористских низах^⁶⁷. Последнее замечание, однако, верно лишь постольку, поскольку оно касается избирателей партии, но отнюдь не ее членов. Своеобразие ситуации, сложившейся в результате выхода “•социал-демократов” и оформления их в самостоятельную партию, состоит в том, что, завербовав примерно десятую часть парламентской фракции и переманив на свою сторону значительную часть электората лейбористов, лидерам СДП не удалось “увести” ни одной местной организации. Крайне мало перешло к ним и рядовых членов этих организаций и ни одного входящего в лейбористскую партию профсоюза. Согласно проводившимся в тот период обследованиям, процент бывших лейбористов среди членской массы СДП весьма не велик, основная часть рядовых социал-демократов ранее не имела твердых партийных привязанностей.

Помимо раскола оппозиции и, вследствие этого, невозможности создания реальной альтернативы консерваторам, победу тори предопределила мощная пропагандистская кампания средств массовой информации в их поддержку, решительные действия правительства во время “фолклендского кризиса” и отмеченные уже сдвиги в социальной структуре.

Стремясь извлечь уроки из двух поражений подряд, лейбористское руководство, актив партии попытались внести соответствующие коррективы в ее деятельность. Уже осенью 1983 г. партия избрала нового, относительно молодого и энергичного лидера, приемлемого для обоих основных течений и преисполненного стремления восстановить ее единство и боеспособность. Новый лидер с самого начала взял курс на приспособление идеологических и программных установок партии к национальным традициям, с одной стороны, и состоянию широкого общественного мнения — с другой. В позициях, занимаемых Н. Кинноком, равно как и в эволюции его взглядов, довольно адекватно отразились те общие изменения, которые претерпели после 1983 г. программные и политические установки партии. Начатая сразу же после выборов работа по обновлению этих установок привела к принятию ряда документов, довольно существенно меняющих сложившийся в начале 80-х годов облик партии. Среди них такие, как программное заявление “Новая Британия — новое партнерство”^⁶⁸, делающее упор уже не на национализации и перераспределении собственности и власти, а на укреплении социального мира в целях достижения общенациональных целей, и прежде всего быстрой модернизации всей экономики, решения резко обострившихся социальных проблем. Вместо обязательства, содержавшегося в документах начала 80-x годов о выходе из ЕЭС, с 1984 г. в официальных документах, статьях и выступлениях руководящих деятелей партии (включая занимающих умеренно левые позиции) все больше акцентировалась необходимость разработки и осуществления “европейского” варианта решения экономических и социальных задач. Особое значение придавалось вопросам подготовки и переподготовки рабочей силы. В идейно-теоретическом плане большое внимание стало уделяться возрождению на современной основе концепций муниципального и кооперативного социализма, тщательно изучался опыт предприятий, находящихся под контролем муниципалитетов (в том числе распущенного консерваторами весной 1986 г. совета Большого Лондона). Более активно стали разрабатываться проблемы экономической демократии. Тем самым партия и ее руководство пытались преодолеть этатистский крен, преобладавший в послевоенные десятилетия.

Предпринятые лейбористами усилия, казалось, начали приносить плоды. С весны 1985 г. они стали опережать консерваторов в опросах общественного мнения, “переигрывать” их на местных и дополнительных парламентских выборах. Однако уже с осени 1986 г. положение стало вновь довольно резко меняться в пользу консерваторов. И данные опросов, и результаты местных и дополнительных выборов начали обнаруживать слабость позиций лейбористов, ненадежность их успехов. Уровень оказываемой им поддержки, поднявшийся с весны 1985 г. выше 35%-ной отметки (но так ни разу и не достигший 40%), вновь опустился за эту критическую черту. Несмотря на активную предвыборную кампанию, партия не смогла сколько-нибудь существенно укрепить свои позиции и в общем и в целом осталась на прежних рубежах^⁶⁹. Мало чем отличался от результатов 1983 г. и исход выборов 1987 года (как и предыдущие, они были проведены за год до истечения срока полномочий парламента) для других партий. Консерваторы в целом удержали свои позиции, что же касается партий Альянса, то при сравнительно небольшом снижении числа поданных за них голосов их престижу и амбициям был нанесен довольно сильный удар.

Итоги выборов 1987 г., несмотря на то что они практически ничего не изменили в раскладе политических сил, поставили перед всеми партиями довольно острые проблемы, причем в особо сложном положении оказались оппозиционные партии. Лейбористы оказались не в состоянии преодолеть “кризис доверия” и выйти на уровень поддержки, характерный для трех первых послевоенных десятилетий, партии “центра” не сумели реализовать своей заявки на роль полноправного участника борьбы за правительственную власть.

Перед лейбористами еще острее, чем после выборов 1983 г., встал вопрос о расширении своей социальной базы. Выборы 1987 г. продемонстрировали по-прежнему крайне низкий уровень поддержки лейбористов в районах Южной и Средней Англии, где они получили всего 24 % голосов. На юго-востоке страны за них проголосовала еще меньшая часть избирателей — всего 16,8 %. В результате такого рода распределения электората сохранилась не просто диспропорция в соотношении голосов, но и крайне опасная для лейбористов концентрация основного контингента их избирателей в наименее перспективных с точки зрения социально-экономического и политического положения слоев и групп населения. Согласно данным проведенных в день выборов 1987 г. обследований, доля голосов квалифицированных рабочих, поданных за консерваторов, возросла до 40 %, а у лейбористов осталась на том же уровне (36 %). Полученный же лейбористами некоторый прирост голосов среди неквалифицированных рабочих и беднейших слоев населения (который возрос с 43 до 48 %) лишь еще более усилил диспропорцию в их социальной базе^⁷⁰.

Однако консерваторы, несмотря на успех на трех подряд выборах., едва ли имели основания почивать на лаврах. В ряде регионов, где сосредоточены в основном переживающие кризис старые отрасли промышленности, тори оказались в политической изоляции. Так, в Шотландии им удалось получить большинство лишь в 10 из 70 избирательных округов. В крупнейших городах Северной и Северо-Западной Англии, таких как Манчестер, Ливерпуль, Ньюкасл, правящая партия вообще оказалась не в состоянии провести в парламент ни одного своего кандидата. Значительно снизилась ее поддержка и в Уэльсе, где в последние годы также обострились социально-экономические проблемы, возросла безработица^⁷¹.

Анализируя причины постигших партию лейбористов неудач, ее руководство пришло к выводу, что главной из них явилась неспособность преодолеть сложившийся у большинства избирателей стереотип лейборизма как политической силы, отставшей от требований времени. Поэтому главный упор после выборов 1987 г. был сделан на том, чтобы идти еще более решительно, чем это было сделано в 1983—1986 гг., по пути обновления его программных и политических установок, приведения их в соответствие с изменившимися потребностями и настроениями широких масс избирателей. Для решения этой задачи, считало лейбористское руководство, необходимо прежде всего утвердить в партии гегемонию “умеренных”, т.е. центристских и левоцентристских, сил. Именно в данном контексте следует рассматривать осуществленные вскоре после всеобщих выборов меры по ограничению полномочий местного партийного и профсоюзного актива (главной опоры левого крыла) в деле выдвижения кандидатур на выборы в парламент, по повышению роли парламентской фракции.

Что касается идейно-политической платформы партии и ее программных установок, то в соответствии с решениями ежегодной конференции 1987 г. Национальным исполкомом было создано 6 исследовательских групп, призванных выработать новые или обновленные позиции по основным вопросам внутренней и внешней политики партии. Еще до опубликования результатов работы указанных групп вокруг всего комплекса подлежащих критическому пересмотру проблем в партии развернулась острая фракционная борьба. Недовольная общим направлением идейно-политической эволюции партии группа “твердых” левых во главе с А. Бенном выступила с резкой критикой в адрес партийного руководства. Весной 1988 г. А. Бенн и Э. Хеффер выдвинули свои кандидатуры на пост лидера и заместителя лидера. Состоявшиеся в период проведения очередной партийной конференции осенью 1988 г. выборы принесли убедительную победу Н. Кинноку, получившему 88,6 % голосов, его заместитель Р. Хаттерсли собрал 66,8 %. За А. Бенна было подано 11,4 %, Э. Хеффера — 9.5 %. Еще один претендент на пост заместителя лидера, Д. Прескот, придерживающийся левоцентристской ориентации, получил 23,7 %^⁷².

Сразу же после выборов 1987 г. и между вчерашними партнерами Альянса вспыхнула острая полемика. После того как лидер либералов Д. Стил заявил о желательности слияния партий, а лидер социал-демократов Д. Оуэн резко осудил эту идею, Альянс как целостное политическое образование практически прекратил свое существование. Возникшие в СДП острые разногласия между Д. Оуэном и тремя другими основателями партии (Р. Дженкинсом, Ш. Уильямс и У. Роджерсом), которые поддерживали идею слияния и возражали лишь против “поспешности” в ее реализации, по сути дела, парализовали активность партии. Само ее существование было поставлено под вопрос. В ходе состоявшегося вскоре голосования среди членов СДП по вопросу о слиянии с либералами и образовании новой, единой партии центра большинство высказалось за слияние. В начале 1988 г. была создана Социал-либеральная демократическая партия.

Ситуация 70-х — первой половины 80-х годов была весьма и весьма благоприятной для “центра”, и именно этим прежде всего объясняются те результаты, которых он добился. Осуществить генеральный прорыв и нанести решающий удар по двухпартийной системе ему, однако, не удалось, и дело не в каких-то просчетах с его стороны, а прежде всего в том, что брешь, образовавшаяся между главными партиями, оказалась недостаточно широкой, “полярное” движение сменилось более сложным маневрированием, а затем и наметился, особенно со стороны лейбористов, все более заметный крен в сторону “центра”. Да и консерваторы видели свою главную задачу в том, чтобы укрепить свое влияние среди тех категорий избирателей, которые проявляют растущее недовольство чересчур жесткой социально-экономической стратегией. Тем более, что уже с весны 1989 года лейбористы по уровню популярности уверенно выходили вперед. К лету 1990 года этот разрыв достиг 10-15%. Убедительным подтверждением утраты партией доверия среди растущей части избирателей явились серьезные провалы на нескольких дополнительных выборах 1989-1990 гг. в парламент, а также неудачи на выборах в органы местного самоуправления^⁷³.

Одновременно с падением популярности партии стала снижаться причем еще более резко, и популярность ее лидера, опустившаяся весной 1990 года до самой низкой отметки, когда-либо фиксировавшейся опросами общественного мнения^⁷⁴. Если проанализировать внутрипартийную расстановку сил консерваторов, то отставка Маргарет Тэтчер и приход к власти Джона Мейджора 28 ноября 1990 года назревал давно, фактически едва ли не с момента последних всеобщих выборов, состоявшихся в мае 1987 года. Несмотря на широковещательные заверения, что победа на выборах откроет перспективу дальнейших крупномасштабных сдвигов в общественно - политической жизни страны, в действительности ни перед выборами, ни сразу после них тори не смогли предложить ничего существенно нового. Приватизация основных национализированных отраслей была уже закончена. Еще меньше смогли предложить тори в области реформирования трудовых отношений и отношений собственности. В то же время накопившиеся социальные проблемы, главными из которых были упадок “внутренних городов” и отставание регионов с преобладанием старых отраслей экономики, требовали осуществления мер, не укладывавшихся в русло консервативной философии минимального государственного вмешательства. Единственная действительно крупная реформа, призванная укрепить принципы “демократии собственников” была связана с изменением системы жесткого налогообложения. “Решительный” стиль Тэтчер приходил во все большее противоречие с реальными потребностями социально-экономического развития страны.

The Gardian писала в самый канун ее ухода: - “из кота среди мышей она превратилась в слона в посудной лавке”⁷⁵. Одним из факторов, способствовавших ослаблению, а затем и утрате тори политической гегемонии, явилось усиление внутренних разногласий в ее руководстве. Наделавшая немало шума отставка министра финансов Н. Лоусона в октябре 1989 г., явилась началом серии конфликтов внутри партии консерваторов. Консерваторы стояли перед перспективой поражения на предстоящих выборах. Естественно, что это не устраивало ни Тэтчер, ни тех тори, кто не был согласен с ее курсом. Все большее число парламентариев - тори, включая министров, стали склоняться к тому, что главной причиной снижения популярности их партии: - “является упорное нежелание премьер-министра Тэтчер модифицировать курс правительства, проявить гибкость, учесть свои ошибки и просчеты⁷⁶. Обострение разногласий шло по многим линиям. Однако главной неизменно оказывалась политика в отношении ЕС. Тэтчер решительно противилась любым мерам, нацеленным на создание общей для Сообщества валюты, принятию “Социальной хартии” и усилению роли его политических институтов. Все это усилило антитэтчеровские настроения и создало условия для размежевания и формирования течений в партии консерваторов.

В конце 80-х – начале 90-х годов можно было особенно четко проследить три течения, на которые разделились тори. Первое было представлено крайне правым течением “Одна Нация”, с лидером М. Хезелтайном (бывший министр обороны, ушедший в отставку в январе 1986 г). В книге “Там, где есть воля”⁷⁷ Хезелтайн изложил программу изменений, которые они считали необходимым внести в правительственный курс; осуществление “промышленной стратегии”, стержнем которой явились бы внедрение с помощью государства новейших достижений научно-технической революции и повышение уровня квалификации рабочей силы; преодоление упадка некогда процветающих индустриальных регионов Северной и Центральной Британии; принятие мер по решению проблем “внутренних городских территорий; “ведение целеустремленной “европейской” политики. В книге предлагалось использовать возможности, которых были лишены прежние поколения и превратить ЕС в бастион сильного и неделимого мира. В 1990 г. вышла вторая книга Хазелтайна “Европейский вызов: может ли Британия выиграть”^⁷⁸. В ней он выступает за превращение ЕС не только в экономический, но и в политический союз.

Представителями второго течения были “централисты” или как их часто называют “инертные”. В это течение входили некоторые члены правительства, такие как Д.Херд, Дж. Мейджор, Дж. Хау, И.Ридели. В целом это течение положительно относилось к тэтчеровскому курсу реформ, но в некоторых моментах призывало смягчить социальную политику и проводить более лояльную “европейскую политику”.

В целом, оба эти течения были нацелены не вспять, к консерватизму 40-60-х годов, а на осуществление той же неоконсервативной политики, но в “посттэтчеровском” варианте.

И, наконец, третье течение - левые или традиционалисты, как они себя называют. Лидером этого течения был депутат нижней палаты парламента А.Мейер. Это течение в духе старого консерватизма, резко критиковало политику М.Тэтчер. Обвиняя ее в уходе от классического консерватизма, неэффективности всего, что она проводила А.Мейер первый из всех ее противников, открыто выступил за ее отставку. На всех этапах большого периода правления консерваторов, при всех оттенках и вариантах мнений в целом шла борьба внутри партии, касающаяся двух вариантов подхода к решению серьезных экономических, социальных и внешнеполитических проблем, вставших перед страной - “жесткого” и “умеренного”. Но как “жесткие”, так и “умеренные” оставались “в рамках консервативных приоритетов”.

Как показали партийные выборы 1990 года, наиболее сильные позиции оказались у крайне правых и центристов. Путем компромисса им удалось выбрать на пост премьер-министра бывшего министра финансов тэтчеровского кабинета Джона Мейджора.

Мейджор получил “в наследство” неспокойную партию, влиятельные группировки которой поддерживали в ходе предвыборной борьбы соперников будущего премьера. Но прошло всего несколько недель и на политической арене Британии вновь оказалась монолитная партия консерваторов, возглавляемая единой командой. Избранный на пост премьера голосами центра и правых Дж. Мейджор вскоре заслужил одобрение, с одной стороны, видного представителя левых А.Мейера, в свое время бросившего вызов в борьбе за лидерство самой Тэтчер, а с другой - авторитетной, хотя и немногочисленной, крайне правой консервативной группировки “Одна нация”, в принципе предпочитавшей видеть во главе партии М.Хезелтайна.

Гибкость нового премьера проявилась в желании сохранить лучшие достижения “тэтчеровской революции”, отказавшись от того, что уже не соответствовало новым реалиям. В связи с этим в начале 90-х годов в теоретических установках консерваторов произошли изменения в самом понятии “общественное развитие”⁷⁹. Во многих выступлениях лидеров консервативной партии не противопоставлялись более понятия “равенство” и “свобода”, все чаще использовался заимствованный в Германии тезис о “социальном рынке”, в отличие от “свободного рынка” Тэтчер.

Отход нового правительства от жесткого тэтчеристского курса подтверждался и публичными заявлениями главы кабинета. Уже в своей первой речи в парламенте в качестве премьер-министра он, хотя и в крайне осторожной форме, заявил о необходимости конструктивного подхода к процессам европейской интеграции, сделал упор на задачах улучшения системы образования, прочих государственных социальных услуг. В другом своем выступлении он отверг саму идею “второсортности” государственной системы социальных услуг, которая фактически лежала в основе тэтчеристской философии “свободы выбора”. Мейджор неоднократно подчеркивал, что – “партия консерваторов это не оплот богатых аристократов, проводящих политику своего обогащения. Идеология консерваторов прежде всего нацелена на создание общества граждан с равными правами и возможностями. Роль государства при этом заключается в том, чтобы создавать эти возможности и давать им реализоваться”.⁸⁰

Конечно же, вряд ли была права газета “Файнэншл таймс”, заявившая сразу после его избрания, что он предстает перед британцами как “символ бесклассового консерватизма⁸¹. И тем не менее его отношение к “социальному государству”, оценка роли этого последнего как инструмента сплочения нации, преодоления ставших чрезмерно резкими социальных контрастов были иными, чем у Тэтчер.

На очередной конференции партии, состоявшейся в октябре 1991г. в Блэкпуле под лозунгом “Лучшее будущее для Британии” Дж. Мейджор подтвердил свою приверженность “основным ценностям” торизма и подчеркнул преемственность курса правительства. Но, с другой стороны, в речи премьера можно было обнаружить ряд принципиально новых моментов. Прежде всего, это более благосклонное отношение к государственному сектору хозяйства. Бюджетом правительства (внесенным в парламент в начале ноября того же года) предусматривался заметный рост социальных расходов государства. Кабинет Мейджора отказался от крайне непопулярного подушного налога, введенного правительством Тэтчер (ставка нового стала определяться с учетом стоимости собственности и числа взрослых в семье).

Ставка на то, чтобы, не отрекаясь от тэтчеризма, в то же время довольно решительно отходить от его крайностей, явно оправдывала себя, и к выборам 1992 г. партия и ее руководство смогли преодолеть тот чрезвычайно опасный кризис доверия, который вполне мог окончиться ее поражением и расколом. Правительство и кабинет снова оказались в состоянии действовать как одна команда, а проводимый ими политический курс оказался более приемлемым для страны в целом. Несмотря на то, что в пособии для лейбористских работников выпушенном перед выборами 1992 года, насчитывалось 32 слабых места, по которым можно было, по мнению пропагандистов критиковать консерваторов и, где главные неудачи Мейджора суммировались следующим образом:

Ему не удалось создать свой собственный завершенный, надежный политический имидж, заработать доверие консервативной партии у народа.
Он совершил большой грех – обещал более низкое налогообложение, но существенно повысил налоги.
Хотя неоднократно указывал на улучшение экономического положения страны, большинство англичан не верит ему. Безработица, например, спадает очень низкими темпами.
Провозглашение морального лозунга “Back to Basics” совпало с неблаговидными амурными историями нескольких видных государственных деятелей.
Закрыто большое количество угольных шахт без предупреждения и соответствующих консультаций. Многие шахтеры верили, что эти шахты будут защищены.
Он защищал британское членство в европейском обменном механизме (ENF) даже когда это было вредно для английской экономики, потом внезапно прекратил его.
Он не допустил всенародного референдума о Маастрихтском договоре, хотя требование об этом было весьма популярно.
Утверждая, что будет бороться за блокирующий механизм из 23 голосов в расширенном Европейском союзе, он сдался и согласился на 27. Это уменьшило шансы Великобритании остановить нежелательные для нее решения.
Отношения с США становятся менее теплыми, несмотря на все уверения в обратном. Во всяком случае, их не сравнить с тем, что было при Буше и Тэтчер. Клинтон был недоволен поддержкой, которую британские консерваторы оказали Бушу перед американскими выборами, в частности розыском компромата, относящегося к периоду, когда Клинтон был студентом в Оксфорде. Клинтон по общему мнению, отплатил Мэйджору “любезностью”, пропустив в США ведущего члена Шин Фейн (политическое крыло ИРА) Гэрри Адамса^⁸².

Консерваторы одержали победу и по доле собранных голосов они намного опередили лейбористов – 41,9% против 34,4%. Либеральные демократы получили 17,8%, число мандатов распределилось соответственно как 338, 271 и 20^⁸³. Согласно мнению большинства специалистов, решающую роль сыграло стремление избирателей к стабильности, надежности и нежелание большинства подвергать риску то, что было достигнуто в последнее десятилетие. К тому же тори удалось выбить у лейбористов их главный козырь и защитить социальные права малообеспеченных слоев населения. Еще к одной из основных причин победы консерваторов можно отнести эффективную роль так называемых “таблоидных” газет, в особенности “Сан” с ее 4- миллионным тиражом и явными симпатиями к тори и антипатиями к лейбористам( практически на следующий день после объявления результатов голосования депутаты – консерваторы выстроились в очередь в редакцию “Сан”, чтобы выразить благодарность газете за поддержку своей партии и ее лидера. На руку консерваторам играло и то, что обновленческие усилия лейбористов еще не смогли изменить негативный настрой значительной части избирателей, по отношению к ним, и партия все еще воспринималась, как леворадикальная, способная на опрометчивые шаги.

После анализа итогов выборов в партии лейбористов произошла еще одна смена лидера, на место Киннока, который, несмотря на все усилия, по-прежнему олицетворял в глазах избирателей “старую лейбористскую партию”, был избран Джон Смит – деятель, имевший репутацию человека иной, “неклассовой” формации и пользовавшийся авторитетом среди как “низов”, так и “верхов” британского общества. Став лидером, Смит сосредоточил свои основные усилия на том, чтобы ослабить узы, связывающие партию с тред-юнионами. Его важным достижением стало то, что профсоюзы утратили значительную часть своего влияния на процесс выдвижения кандидатов в парламент и муниципальные представительные учреждения. Возобладал принцип, в соответствии с которым решающую роль стали играть индивидуальные члены партии и представляющие их руководство местных партийных организаций.

Скоропостижная смерть Джона Смита в мае 1994 года не повлияла на общие направление той эволюции партии, которая началась десятилетие назад. Больше того, она еще более ускорила эту эволюцию, и решающую роль здесь сыграло избрание лидером деятеля новой формации сорокалетнего Тони Блэра. Олицетворяя по существу полный разрыв с классовой лейбористской традицией, выпускник одной из престижных частных школ, а затем Оксфордского университета, новый лидер по существу стоял на позициях социального либерализма^⁸⁴. Этому соответствует не только содержание его речей и статей, но и весь его облик современного, коммуникабельного политического деятеля, апеллирующего прежде всего к “среднему англичанину”. Сознавая, что в содержательном плане лейбористск5ая доктрина и система внутрипартийных отношений эволюционировали уже достаточно далеко, он сосредоточил свои главные усилия на том, чтобы серией публичных, близких к рекламным мероприятий убедить широкие массы англичан в том, что нынешняя партия – это “новая” лейбористская партия, качественно отличающаяся от той, которую они знали на протяжении большей части своей жизни.

Наибольшую отдачу здесь дали меры, которые освободили бы лейборизм от традиционной государственно-социалистической символики. Первый шаг на этом пути был сделан еще при Кинноке, который сразу же после своего избрания добился замены в качестве “знака” партии красного флага на красную розу. Блэр решил пойти значительно дальше и замахнулся на “святая святых” лейбористского символа веры, а именно - на статью 4 устава партии, принятого в 1918 году. Статья эта гласила, что своей главной целью партия считает установление “общественной собственности на средства производства распределения и обмена”. Оценив изменившуюся ситуацию и пропагандистский эффект, который может иметь такого рода акция, Блэр уже через месяц после своего избрания изъять статью из устава. И поскольку главное здесь было не столько в том, чтобы добиться нужного решения, а обеспечить сдвиг в сознании реальных и потенциальных сторонников лейборизма, вокруг этой акции была организована широкая пропагандистская кампания^⁸⁵. Таким образом партия стала смещаться к центру, идя на это сознательно, поскольку британские избиратели никогда не поддерживали радикальные движения, В то же самое время многочисленные трудности консервативной партии отрицательно повлияли на восприятие ее страной. В конце марта 1994 года газета “Таймс” опубликовала результаты опроса фирм МОРИ об отношении к главным политическим партиям^⁸⁶. Результаты были очень близки к результатам фирмы Гэллоп^⁸⁷, опубликованным несколько дней спустя (они даны далее в скобках). Фактически все цифры были негативны для консерваторов.

Оказалось, что консервативная партия пользовалась поддержкой лишь 28% (26,5%) опрашиваемых и этот уровень не менялся с мая 1993 года. Лейбористов поддерживало 49% (51,5%), либерал-демократов – 20% (17,5%). Популярность правящих партий как известно, имеет тенденцию уменьшаться к середине срока правления, но цифра тем не менее очень низкая. Только 12% опрашиваемых были довольны тем, как правительство работает (22% в 1990 году при Тэтчер) и 20% были довольны работой Мэйджора. По сообщению Гэллопа, Мейджор (после двух лет у власти) набрал наименьшее количество позитивных голосов из всех послевоенных премьер-министров. Среди членов консервативной партии только 50% были довольны лидером. Тэтчер же и в последние недели правления поддерживали более 70%^⁸⁸.

Но, несмотря на неутешительные для тори цифры, еще в начале 1997 г. в Британии не существовало единого мнения по поводу победы той или иной партии. Во-первых, потому что британской политической истории известны эффектные победы в последнюю минуту, такие, как например, победа Уинстона Черчилля в 1951 году, когда лишь причуда избирательной системы позволила ему обосноваться на Даунинг-стрит, получив преимущество лишь в 26 голосов. Во-вторых, чтобы получить безусловное преимущество, лейбористам необходимо было набрать на 4.3% голосов больше, чем они получили на каких либо выборах, начиная с 1945 г. И сделать это им нужно было при наличии здоровой экономики и реального повышения уровня жизни.

Однако, если еще в 1996 году тори с уверенностью могли сказать, что успешная экономическая политика приведет их к победе, то к началу избирательной кампании, стартовавшей 17 марта (днем выборов объявили первое мая) стало ясно, что благоприятные экономические изменения не определяют больше намерений избирателей. Как отмечает академик Эссекского университета Давид Сандерс⁸⁹, изучающий эту проблему, даже та часть электората, которая уверена в завтрашнем дне, не намерена с таким же оптимизмом поддерживать Мейджора. И если еще в феврале консерваторы, согласно опросам избирателей, казалось обрели почву под ногами, поскольку их отставание составляло лишь 16%, то уже в марте-апреле картина существенно изменилась:

лейбористы 54%,

консерваторы 28%,

либеральные демократы – 12%.

Narrowing

The Economist’s poll of polls⁹⁰

Sources: MORI; ICM; NOP; Gallup

Таким образом, лейбористы могли получить в парламенте 474 места, тори 142, либеральные демократы – 26 мест. Особый пессимизм сторонникам тори внушал тот факт, что, несмотря на многочисленные попытки в течение последних 10 месяцев, консервативная партия никак не могла не только обеспечить себе столь необходимый рост популярности, но и восстановить утерянные позиции.

Но столь популярные в Великобритании опросы избирателей не являются единственным свидетельством ослабления позиции тори. Сильный удар по консерваторам был нанесен несколько с неожиданной стороны - правой прессой, которая всегда поддерживалась консерваторами и пресса поддерживала их: “Издательская группа “Ассошиэйтед ньюспейперз”, выпускающая лондонские газеты правого толка “Дейли мейл”, “Мейл он санди” и “Ивнинг стэндарт” отказалась от традиционной поддержки консервативной партии и за месяц до всеобщих выборов перешла на сторону крупнейшей оппозиционной - лейбористской партии.

Решение об изменении политической окраски группы было принято после встречи лидера лейбористской партии Энтони Блэра с председателем “Ассошиэйтед ньюспейперз” лордом Ротермером и главным редактором “Дейли мейл” Дэвидом Инглишем. По словам Ротермера, “Дейли мейл” и “Мейл он санди” отныне будут выступать “беспристрастными арбитрами в споре двух партий, политические цели которых в отличие от предвыборных кампаний предыдущих лет обнаруживают не так уж много различий”. “Я хочу подчеркнуть, что “Дейли мейл” является полностью независимой газетой, - указал он, - Раньше мы были на стороне тори, так как считали политические лозунги лейбористов неприемлемыми для себя”. Несмотря на это “беспристрастное” заявление, которое нанесло очередной удар по престижу правящей в Великобритании в течение 18 лет консервативной партии, председатель “Ассошиэйтед ньюспейперз” указал, что не удивится, если “главный редактор “Ивнинг стэндард” Макс Хастингс открыто начнет поддерживать лейбористов.

Как считало большинство британских политических обозревателей, переход влиятельной издательской группы в лагерь лейбористов, которые в социологических опросах на тот момент на 28 процентов опережали тори, означало потерю консерваторами “лондонской газетной почвы.” После того, как от консерваторов отвернулся их традиционный союзник газета “Сан” потеря “Дейли мейл” и “Ивнинг стэндард” лишь усиливало нарастающий в рядах тори кризис, подчеркивали они”.⁹¹

Еще раньше, летом 1995 года о поддержке лейбористов заявил один из богатейших людей Великобритании Д.Сэйнсбери, и это стало своеобразным сигналом для многих промышленников и банкиров Англии. На ослабление позиций указывали и результаты дополнительных выборов, например в благополучном, зажиточном, классически среднеклассовом Южном Уиррале (которые состоялись 27 февраля 1997 г.), где тори впервые уступили лейбористам 17% голосов.⁹²

Правда, есть и другие результаты, которые показывали усиление позиции либеральных демократов и гораздо более слабые позиции лейбористов, нежели в национальных опросах, но в любом случае, консерваторы оставались позади. ⁹³

Что касается самой избирательной кампании, то здесь мне хотелось бы отметить один очень важный момент: впервые предвыборная стратегия консерваторов была скорее антилейбористской, нежели неоконсервативной. То есть тори делали основной упор скорее на традиционный консерватизм британских избирателей, чем на разработку нового подхода к проблемам Британии и заманчивых обещаний для основной массы электората.

По сути, ни одной свежей идеи, кроме приватизации почты и метро, выдвинуто не было. Консерваторы заявляли, что лейбористы “воруют у них идеи”, что по сути являлось верным и было скорее свидетельством того, что идеи действительно хорошие и пригодные для реальной жизни, а не следствием неспособности тори руководить страной.

Необходимо отметить и то, что избиратели не простили правительству консерваторов нарушение обещания не увеличивать налоги. Несмотря на то, что это была вынужденная мера, большинство отвернулось от тори потому, что в их политике усмотрело попытку решать международные проблемы за счет налогоплательщиков

Подобные мысли, конечно, были тут же подхвачены и развиты лейбористами и либералами, выступившими под лозунгом “Все внимание домашним проблемам”. К тому же лейбористы обвиняли консерваторов в медлительности, особенно в вопросе отношений с Европейским союзом, используя, например, тот факт, что еще в феврале 1997 года президент “Тойоты” заявил на одном из приемов, что если британский истеблишмент не проявит воли к тесной интеграции с Европой в области финансовой политики, то значительные японские капиталы будут перенесены на европейский континент – новые производственные комплексы японцы построят в Испании или Германии (сюда же – и по той же причине – может перебазироваться из-под Ливерпуля и “Форд”). Три четверти выпускаемой “Тойотой” в Британии продукции экспортируется на материк, так что экономическая заинтересованность Лондона в дальнейших интеграционных процессах вполне объяснима.

Сильно подорвали авторитет консервативного правительства и постановления Европейского суда по правам человека, осуждающие британские нормы права (за период с 1995 по 1997 годы такие постановления выносились 12 раз), Хотя уровень преступности снизился на 10%,по сравнению с 1993 годом, на что Джон Мейджор обращал особое внимание, выступая на пресс-конференции 22 апреля 1997 г.⁹⁴

В целом вся избирательная кампания шла под аккомпанемент критики тори как справа, так и слева: правительство якобы погрязло в кризисах и сексуальных скандалах. Получилось так, что консерваторы предстали в роли “оправдывающейся” партии, тогда как лейбористы энергично наступали.

Ни для кого не является секретом и тот факт, что очень многие “голосуют сердцем”, то есть в первую очередь внимание обращается на имидж самого лидера, его силу и уверенность, и лишь потом на программные обещания. Возможно слишком долго находящиеся в положении правящей партии консерваторы не сочли этот момент слишком важным, поскольку их антилейбористская пропаганда была настолько негативной, что лишь укрепляла реноме лидера лейбористов. Например, один из руководителей политической кампании консерваторов, сам “рекламный гений”, лорд Морис Саачи, создал образ лидера лейбористов, за который консерваторы еще долго должны будут его “благодарить”. Тони Блэр предстал на нем вампиром с кроваво-красными глазами и надписью “Новые лейбористы – новая опасность”. Здесь Саачи невольно сыграл в пользу лейбористов, во-первых признав их обновленной партией, а во-вторых, Блэр с горящим дьявольским взглядом выглядел исключительно выгодно на фоне респектабельно – стерильного образа Мейджора.

Практически все газеты называли Дж. Мейджора тусклым и скучным. А ведь такой образ начал формироваться уже давно. Вот один показательный пример. Еще в 1993 году известный лондонский карикатурист Джон Райт опубликовал сборник под вполне красноречивым названием “101 способ применения Мейджора”. Среди прочих в нем предлагалось использовать премьера как… успокоительное, садовую скульптуру, столб для того, чтобы кошки могли поточить когти, а собаки оставлять свои “метки”. Книга не просто была немедленно раскуплена. Он выдержала пять изданий, и читатели начали присылать Райту собственные “мысли” на предмет новых неполитических “использований” премьера, среди которых были… даунинг-стритская вешалка для пальто и шляп, подпорка для балдахина над кроватью и прочие не очень лестные предложения. В результате вышла вторая книжка под названием “Еще 101 способ применения Мейджора” и, как пишут британские газеты, готовился к изданию и третий сборник карикатур.

Конечно, саму публикацию нельзя рассматривать в качестве факта безусловного падения популярности, но если бы Мейджор немного больше думал о своем имидже, возможно предвыборная борьба была бы более успешной для партии тори.

Образ скорее “доброго соседа”, нежели жесткого политика, помог ему в тот момент, когда Британия стала уставать от агрессивности Маргарет Тэтчер, но на рубеже веков как никогда стала возрастать необходимость в харизматических личностях, которые могли бы увлекать за собой массы. Весь ход истории доказывает, что, когда сменяется целая эпоха, люди начинают нуждаться в сильной опоре, не просто в грамотном политическом деятеле, а в личности. В журнале “ New Statesman”⁹⁵, еще в октябре 1996 года Энтони Селдон, один из основателей института современной истории Британии, отмечал следующее: “Падение правительства тори происходит потому, что не популярен их лидер. Это означает, что поиск избираемого лидера будет очень важным делом во время выборов”.

Подобная ситуация характерна для многих стран, а если говорить непосредственно о Великобритании, то здесь многие исследователи отмечают большее сходство Тэтчер и Блэра, нежели Мейджора и Тэтчер. Блэр, собственно, никогда не скрывал своего восхищения решимостью и силой воли “железной леди”. Так же, как она, он сделал своим правилом в перестройке лейбористской партии твердость руководства и бескомпромиссность в достижении поставленной цели. Сначала он фактически продублировал боевые приемы и методы Тэтчер и медленно, но верно прошелся по левому крылу партии, не оставив в нем и искры очагов левых настроений, а затем таким же образом “поставил на место” профсоюзы.

“Маргарет Тэтчер заставляла оппозицию взглянуть в лицо современным реалиям социальной и политической жизни, - считает известный английский историк и политолог лорд Блэйк, - это может показаться смешным, но вероятно, Тони Блэр станет преемником ее успеха.”⁹⁶ Да и сам Блэр не боялся воздать должное “железной Мэгги” и доходить в своей смелости до того, что английские газеты уже с сарказмом замечали, что в отношениях между ними возник некий “клуб взаимного восхваления”. Чего стоит, например, высказывания Блэра о том, что лишь он в состоянии довести до конца начатую Тэтчер “социальную и экономическую” революцию. А Маргарет Тэтчер как-то заметила в беседе с главным редактором лондонской “Таймс”, что если Блэр придет к власти, то он Британию “не подведет”. Комплимент был сделан в частной беседе. Офис “железной леди” и британского премьера немедленно поспешил опровергнуть подобное высказывание, а лидеры консерваторов заявили, что Тэтчер будет “самоотверженно работать на победу Мейджора”. Тем не менее дело, как говорится, было сделано: ведь мало кто поверит, что “Таймс” могла позволить себе неверно интерпретировать слова Тэтчер.

Для Блэра, который создал для своей партии такой образ умеренности, которого партия не знала за всю послевоенную историю, сравнение с “железной леди”, которая остается до сих пор почти “иконой” для правого крыла консерваторов, чрезвычайно важно, поскольку ему просто необходимо было сделать реверанс консервативным британским избирателям, поскольку радикализм в любых формах и проявлениях в Соединенном королевстве не приемлют. И даже мощная пропаганда лейбористов, построенная вокруг ключевого лозунга “Довольно консерваторов!” направлена была в основном, не на смену строя, а на смену партии, которая слишком долго находился у власти. Блэр удивительно тонко почувствовал усталость британцев от двух декад правления тори и понял, в какое русло необходимо направить эти настроения. Он предложил им то, что сразу же привлекло к нему тысячи избирателей. Эту идею можно свести к нескольким словам: “при тори было неплохо, но при лейбористах будет еще лучше”. Это вместе с несколько бесцветным образом слишком спокойного Мейджора очень сильно понизило рейтинг тори. Да к тому же в самой партии все больше распространялось мнение, что консерваторам необходимо какое-то время побыть в оппозиции для наведения порядка в собственном доме, а идеологи тори считали наиболее опасными признаки идеологического застоя.⁹⁷ В ходе избирательной кампании некоторые влиятельные члены партии консерваторов открыто заявляли о готовности бросить Мейджору вызов в борьбе за лидерство в партии после неминуемого поражения. А когда в самой партии начинается размежевание, это обычно приводит к плачевному результату. Каковым по сути и явился итог всеобщих выборов.

Пожалуй, главным здесь является не просто победа лейбористов и поражение консерваторов, а совершенно необычные для обеих главных партий масштабы того и другого. Хотя доля полученных лейбористами голосов (около 45%) не является их наивысшим достижением (в 1945 и 1950 гг. эта доля составила, соответственно, 49 и 47%), число завоеванных ими мест в парламенте оказалось беспрецедентно большим (419 из 659), Соответственно и абсолютное большинство, которым они располагают в Палате общин, составило 179.⁹⁸ Это на 35 мест больше, чем было у консерваторов после выборов в 1983 г., когда они одержали самую внушительную за все послевоенные годы победу над лейбористами.

Крайне неприятным результатом выборов для консерваторов явилось сокрушительное поражение, которые они потерпели в ряде ключевых регионов Великобритании. Впервые за всю историю своего существования тори не получили ни одного места в Шотландии и Уэльсе. Это послужило основанием для заявлений ряда наблюдателей о том, что партия перестала представлять всю страну и утратила статус национальной.

Но и в основной части Соединенного Королевства - собственно Англии, преобладающее влияние тори сохранилось лишь в наименее развитых сельских регионах восточной и юго-восточной Англии. Что же касается наиболее динамичного, урбанизированного ее пояса, то из 160 избирательных округов, расположенных в нем, партии удалось завоевать всего 8. В целом же, получив на выборах почти треть голосов, консерваторы смогли победить лишь в четверти округов и соответственно провести лишь 165 своих кандидатов (25,7% от общей численности Палаты общин).⁹⁹ Как подсчитали специалисты, это - наихудший результат за последние 90 лет. Таким образом, парламентская фракция тори сейчас в 2.5 раза меньшие, чем фракция лейбористов, располагающая 2/3 (65,4%) голосов в нижней палате.¹⁰⁰

Таким образом, оставаясь второй по степени электорального влияния партией, консерваторы оказались в ситуации, когда обычно безотказно действовавшие преимущества мажоритарной избирательной системы для двух главных партий сработали на этот раз лишь в пользу их главного соперника - лейбористов.

Перекос в сторону лейбористов наверняка был бы существенно меньше, не вмешайся в расклад сил на выборах еще один фактор - так называемых третьих партий, и прежде всего - либеральных демократов.

Собрав значительно меньшую долю голосов (17%), чем, например в 1983 г., наследники Альянса смогли провести ровно в два раза больше своих кандидатов в парламент, что им не удалось в 1983 г. Причина подобного несоответствия предельно проста: стало ясно, что само по себе количество завоеванных голосов мало что решает и либеральные демократы изменили тактику предвыборной (да и не только предвыборной) борьбы, сосредоточив свои главные усилия на привлечении большинства на сравнительно ограниченном, но более перспективном пространстве юго-восточной Англии. При этом они сделали основную ставку на округа, где их главными соперниками были консерваторы, сознавая, что лейбористов они вряд ли смогут переиграть. Так что отмеченное выше резкое ослабление позиций тори в указанном поясе - это следствие усилий не одних лишь лейбористов, но более широкого сплочения соперничающих с ними политических сил.

Что касается электоральной катастрофы, постигшей тори в Шотландии и Уэльсе, то и здесь причиной стало, помимо еще более окрепших позиций лейбористов, возросшее влияние национальных партий этих регионов. Шотландская национальная партия, выступающая за полную независимость Шотландии, получила здесь 22% голосов, а за уэльсскую “Плейд кимри”. которая добивается широкой автономии региона, проголосовала десятая часть его избирателей.

Результаты прошедших выборов, сколь бы они ни были для партии тори неприятными сами по себе, лишь отразили глубину кризиса, переживавшегося этой партией в течение ряда последних лет. Его наиболее яркими проявлениями стали публичные скандалы вокруг неэтичного поведения ряда высокопоставленных партийных политиков, все чаще выплескивавшееся наружу соперничество внутри правительства и кабинета, катастрофическое падение престижа премьер-министра.

Наиболее общей причиной подобного рода эволюции явилось чрезмерно длительное пребывание партии у власти, продолжавшееся без малого два десятилетия. Как показывает исторический опыт самой Британии, и не только ее, способность партии адаптироваться к меняющимся условиям в период пребывания у власти резко снижается. Усиливается также отрыв партийного руководства от членов и сторонников партии, ее активистов, а это неизбежно ведет к застою.

Однако, помимо этой общей причины кризиса, был целый ряд и более конкретных обстоятельств, главным из которых стал глубокий раскол в партии по вопросам “европейского строительства”. Уже в конце 80-х годов этот раскол спровоцировал острую вспышку внутрипартийной борьбы, жертвой которой стала тогдашний лидер партии и премьер-министр Маргарет Тэтчер¹⁰¹.

Тоже можно сказать и о проблеме лидерства, которая и до поражения партии на выборах и особенно после перехода ее в оппозицию, выдвинулась на первый план, а “добровольная” отставка Джона Мейджора с этого поста сразу же после объявления результатов выборов лишь подтвердила это.

В целом период 80-90 годов 20-го века характеризуется изменениями, произошедшими внутри основных партий, с одной стороны, и британского электората, с другой стороны.

В исследуемый период наиболее четко проявились основные факторы, способствующие победе той или иной партии на выборах. Такие как:

Отсутствие раскола внутри партии.
Слабость оппозиции.
Поддержка финансовых кругов и средств массовой информации.
Наличие в программе партии обещаний, способных привлечь большинство избирателей, вне зависимости от их политических пристрастий.

Важную роль играет наличие у партии влиятельного и авторитетного в стране лидера, хотя само по себе это не может гарантировать победу на выборах. Например, возглавляемые У. Черчилем консерваторы потерпели сокрушительное поражение в 1945 году. Лейбористы неожиданно проиграли выборы 1970 года, хотя их лидер Г.Вильсон пользовался тогда большим авторитетом не только в партии, но и во всей стране. С другой стороны недостаточно влиятельный лидер может быть существенной помехой партии на выборах. Примером этого являются выборы в 1974, 1979 и1997 годах.

Глава 2. Британский электорат: концепция упадка двухпартийности.

§ 1. Изучение электоральных процессов в Великобритании в XX веке.

В организации систематического изучения электората методами эмпирической политической науки лидерство в Западной Европе прочно принадлежит британским обществоведам. Проблемно-тематическое направление “Исследования по британским выборам” (British election studies) утвердилось в качестве приоритетного в национальной политической науке еще в середине 60-х годов.

Начиная с парламентских выборов 1964 года, в Британии проводился ряд послевыборных национально-репрезентативных опросов общественного мнения. На парламентских выборах в 1964, 1966 и 1970 годах опросы проводились группой исследователей из Оксфордского университета под руководством Дэвида Батлера и при участии американского исследователя Дональда Стоукса. Итогом этой первой попытки эмпирического исследования британского электората стала монография Д.Батлера и Д.Стоукса “Политические перемены в Британии. Эволюция электорального выбора”^¹⁰². Следующая серия опросов - на парламентских выборах 1974 года (в феврале и октябре) и 1979 года – была подготовлена и осуществлена Эссекским университетом. Главные публикации эссекской группы: статья “Партийное разъединение в Британии 1964-1974 гг.”, написанная в соавторстве А.Кроу, Б.Сэрвилько и Дж.Альтом; монографии Дж.Альта “Политический процесс в условиях экономического спада”^¹⁰³; А.Криу и Б.Сэрвилька “Десятилетие разъединения: победа консерваторов в 1979 году и общие направления перемен в электорате в 70-е годы” и Д.Робертсона “Класс и британский электорат”^¹⁰⁴.

Наконец, в 1983 году организатором опроса вновь выступил Оксфордский университет. Руководил исследовательской группой социолог Энтони Хит. Им же в соавторстве с двумя другими ведущими участниками исследовательской программы по парламентским выборам 1983 года Роджером Джоуэллом и Джоном Куртисом была написана монография “Как Британия голосует”, включающая в научный оборот данные опроса 1983 года.

Общая цель “Исследований по британским выборам” определяется как “изучение изменяющихся детерминант электорального поведения в современной Британии”.

Для всей серии опросов была характерна “основополагающая преемственность”, и каждый из опросов включал в себя один и тот же перечень ключевых пунктов, признаваемых существенно важными всем сообществом британской науки”. В этот перечень входят вопросы:

о самом электоральном поведении – участие в голосовании, выбор партии, время принятия решения о том, за какую партию голосовать
о партийности – представление о различиях между партиями, общая политическая (идеологическая) ориентация и партийная идентификация (т. е. партийная принадлежность, которую указывает сам опрашиваемый).
о взглядах на социальные и политические проблемы общества – отношение к профсоюзам, крупному предпринимательству, национализации, налогам, расходам на социальные услуги и др.
о “субъективной” принадлежности к социальному классу (т. е. по собственному представлению) и о политическом прошлом.
об объективных биографических данных – образование, собственность на жилище, принадлежность к профсоюзам, род занятий (occupation), религия, пол, возраст и семейное положение.

Кроме того, все опросные листы содержали дополнительные пункты, касающиеся самых злободневных политических вопросов текущей избирательной кампании.

В 80-е годы 20 века академическое изучение британского электората получило дополнительный импульс, исходящий от эмпирики политических перемен. Тогда в исследованиях четко обозначился единый “общий план” - интерпретация качественных сдвигов в британской политической системе конца 70-х – первой половины 80-х г. г. Приход к руководству в консервативной партии так называемых неолибералов, раскол в лейбористской партии и появление новой левоцентристской партии – социал-демократов, создание межпартийного блока этой новой партии с либералами – все эти перемены, как и результаты парламентских выборов 1979 и 1983 г. г., свидетельствующие, что электорат “пришел в движение”, сильно поколебали традиционные представления обществоведов о британской партийной системе.

Основные количественные параметры, по которым описывается британский электорат в рамках эмпирической политической науки, - это, во-первых, пропорции в распределении голосов между партиями на выборах и динамика их изменения (доля голосов определяется и по отношению к электорату в целом, и по отношению к участвующим в голосовании – доля в голосах); во-вторых, это “нестойкость” (vocality) электората, т. е. непостоянство и переменчивость в поведении на выборах, измеряется по уровню колебаний в поддержке партий, а также по междувыборными “переключениям” (переходу от участия в голосовании к неучастию или от одной партии к другой) и маятниковым “переливания” голосов, между партиями (swing).

Кроме того, проводится анализ региональных различий в распределении голосов.

Основополагающих измерений “социологического” описания электората два – это партийная идентификация (с делением сторонников партии на “сильных”, “умеренных” и “слабых” приверженцев) и классовое голосование (т. е. голосование за “свою” для данного класса партию).

§ 2. Эволюция британской партийной системы.

Обобщенные показатели эволюции британского электората в послевоенный период в наиболее полном и систематизированном в виде изложены в статье А. Криу “Электорат: партийное разъединение десять лет спустя”^¹⁰⁵.

В период 1945-1970 г. г. Британия, пишет Криу, “сильнее всего в своей истории приблизилась к чистой двухпартийности”. В 1970 г. складывалось впечатление, что гегемония консерваторов и лейбористов “прочна как никогда”: обе партии получили сообща 90 % всех голосов, 98 % всех мест заняли первые и вторые места (по количеству поданных голосов) во всех избирательных округах, за исключением 44.

В 1945 году консервативная партия, приведшая страну к победе в войне, проиграла выборы. К власти пришли лейбористы, и сформированное ими правительство засучив рукава принялось воплощать в жизнь предвыборные обещания. Призрак социализма твердой поступью зашагал по британским просторам. Почва для этого шествия была уже подготовлена войной: мобилизационная экономика военного времени резко усилила роль государства в экономической жизни и раскрутила перераспределительные механизмы в социальной сфере. Правда, профсоюзному движению, традиционно сильному в Англии, во время войны особенно не давали развернуться, но правительство Этли (лидера лейбористов) в результате серии договоров с профсоюзами с лихвой компенсировало эту недостачу - профсоюзы получили исключительное влияние на экономическую и политическую жизнь страны.

Национализация, резкое увеличение прогрессивного налогообложения и налогов на прибыль, повышение тарифных ставок в бюджетной сфере, а через профсоюзы и в небюджетной сфере, вопреки ожиданиям правительства не способствовали преодолению послевоенной разрухи - рос дефицит бюджета, росла инфляция, а товары не спешили возвращаться в послевоенные магазины, предпочитая черный рынок. Но труды лейбористов не пропали даром, экономика страны сделала резкий поворот к государственному регулированию и ограничению рыночной конкуренции.

Пришедшие к власти в 1951 году консерваторы извлекли уроки из поражения на предыдущих выборах и активно включили в свою риторику элементы, весьма далекие от консервативных идей: они заговорили о "необходимости социально ориентированной экономики", "о консерватизме не только для толстосумов" и прочем. Да и необходимость решения насущных проблем, связанных с выводом страны из послевоенного кризиса, не давала особых возможностей для глобального изменения курса, обозначенного правительством лейбористов. Двенадцать лет власти консерваторов не сильно изменили экономический и политический ландшафт страны, которая, хоть и преодолела послевоенный кризис, последствия лейбористских реформ преодолеть не смогла, да и не очень старалась. В Германии, а потом во Франции произошло "экономическое чудо", в Англии им и не пахло, ее постепенно относило на экономическую обочину Европы.

После того как в 1964 году консерваторы проиграли выборы, в Англии начинается пятнадцатилетний период регулярной смены правительств. 1964 - лейбористы; 1970 - консерваторы; 1974 - лейбористы, 1979 - консерваторы. Упрощенно этот период можно назвать соревнованием инфляции с безработицей. Лейбористы накачивали деньги в экономику, субсидируя государственные предприятия и увеличивая пособия: безработица снижалась, но это не компенсировало в глазах избирателей рост инфляции и лейбористов переизбирали. Консерваторы, пытаясь совладать с инфляцией и повысить эффективность производства, опасались тем не менее роста безработицы, могущей вызвать недовольство избирателей и в итоге безработица все-таки росла, а инфляция не сильно уменьшалась, и их переизбирали. В денежно-финансовой сфере практика этого пятнадцатилетия получила весьма характерное название: "stop-go" (чередование ограничений и стимулирования деловой активности).

После поражения на выборах 1951 г. лейбористы во главе с Гарольдом Вильсоном возвратились к власти в 1964 г. и повторно одержали верх над консерваторами в 1966 г., добившись крупного парламентского большинства. Однако после шести лет у государственного штурвала и заявлений, что ЛПВ становится "естественной партией власти", в 1970 г. ЛПВ терпит поражение. В числе неудач была девальвация 1967 г., провал урегулирования отношений с профсоюзами на основе документа "Вместо разногласий", а также безуспешная попытка вступить в ЕС.

В 1974 г. ЛПВ дважды возвращала себе правящий мандат. Годом ранее партия сделала шаг к примирению с профсоюзами, приняв новую программу, призывавшую к "фундаментальному и необратимому изменению баланса власти и богатства в пользу рабочих." Ухудшение экономической ситуации, рост инфляции и безработицы, массовые забастовки "зимы недовольства" 1978\79 гг. открыли М.Тэтчер дорогу к власти. 3 мая 1979 г. лейбористы на 18 лет ушли в оппозицию. Эти события сопровождались углублением раскола между левыми и правыми в ЛПВ. Во весь рост встал болезненный для партии вопрос.

Убедительная победа консерваторов (большинство в 43 депутата) на выборах 3 мая 1979 года стала триумфом не только и не столько самой Маргарет Тэтчер (опросы популярности лидеров отводили ей уверенное третье место вслед за лидером либералов Стилом и лейбористом Каллагеном, что дало повод весьма обоснованным предположениям, что будь в Англии президентская система - Тэтчер бы не выиграла выборы), а того отношения к миру, стране и экономике, которые она выражала. Но слова, сколь бы важными они ни были - это только слова. Теперь пришло время дел.

Но видимость прочного укоренения двухпартийной системы в электорате была обманчивой: уже действовал процесс ослабления поддержки массами этой системы. “Электоральная сила” двух партий и в более наглядных и в менее очевидных своих проявлениях изменялась в одном и том же направлении, различие сводилось лишь к темпам.

Ослабление поддержки двух партий было фактически выявлено только после 1970 г. Все индикаторы отношения электората к двум господствующим партиям обнаруживают одну долговременную тенденцию: преданность массовых слоев стала слабее, более условной и менее предсказуемой.

Если обратиться к первому показателю – доле в голосах – то выявляется следующее. На парламентских выборах 1951 г. только один голосующий из 30 голосовал за “третьи” партии, в последующее тридцатилетие доля сторонников “третьих” партий возрастала, и в 1983 г. этим партиям отдал свой голос один из трех голосующих.

Английская общественно-политическая и экономическая система представляла собой сложный баланс интересов различных групп и центров влияния. Любое правительство вынуждено было с этим считаться, даже имея большинство в парламенте. Различные фракции в партиях, лоббистские группировки, профсоюзы, местные органы власти: у всех свои интересы, за всеми влияние и существенные финансовые и политические ресурсы. Нахождение точек соприкосновения являлось основным элементом политического искусства, добиться консенсуса - значит победить. Но Тэтчер придерживалась прямо противоположного отношения к политике: "Добиться консенсуса - значит ничего не сделать". Все требовали консенсуса, она хотела результата. Системные реформы, которые она намеревалась произвести, осознавались ей как бой, где на карту поставлена судьба Англии. Поэтому слово консенсус вызывало у нее презрение: "Кто-нибудь, когда-нибудь выигрывал битву, если на его знамени было начертано: "Я хочу консенсуса?"; "Консенсус - это предательство" - вот лишь малая часть тех добрых слов, что сказала эта женщина про консенсус. Политике "сдержек и противовесов" она противопоставила политику убеждения и действия, это касалось и формирования кабинета министров и дальнейшего руководства им, но также это относилось и ко всей ее деятельности, ее отношениям с разнообразными центрами влияния и силы, будь то профсоюзы, лоббисты из различных министерств или ирландские террористы.

Опираясь на небольшую группу единомышленников, которые были назначены на ключевые посты: Дж. Хау (Лорд Казначейства - министр финансов), Дж. Биффен (секретарь казначейства), Кит Джозеф (министр промышленности), Дж. Нотт (министр торговли), второстепенные посты Тэтчер поручила влиятельным и видным членам партии. Ставка на узкий круг ( в этот круг вскоре войдут еще Найджел Лаусон (с 83-го года - министр финансов), Сесиль Паркинсон (с 83 г. - министр торговли и промышленности) и председатель партии Н. Тэббит) требовала крайне жесткого стиля руководства и постоянной готовности вопреки воле большинства кабинета брать всю ответственность на себя, тут-то и проявился во всей своей силе характер "железной леди"; приняв решение и взяв курс на реформы, она не сворачивала с него, не шла на компромиссы, пусть даже по некоторым вопросам на ее стороне были только 2-3 члена кабинета.

Консенсус требовал долгих согласований, а политика "действия" четкости, быстроты и решительности. Прошло чуть больше месяца после выборов, а слово "монетаризм"^¹⁰⁶, еще недавно известное лишь особо любознательным экономистам, вошло в повседневную речь не только парламентариев и журналистов, но и посетителей бакалейных лавок и пабов по всей стране.

Еще только возглавив оппозицию, Тэтчер создала "группу экономической реконструкции" во главе с Хоу, которая занималась выработкой основных направлений экономической программы на основе теории монетаризма (в разработке этой программы активное участие принимал глава чикагской школы М. Фридмен). И когда консерваторы пришли к власти, у них уже была детально разработанная программа действий, впоследствии получившая название "тэтчеризма".

Жесткий контроль за денежной массой ("Финансы определяют расходы" -Дж. Лоу) - все остальное производное. Так можно коротко выразить основную идею программы, уточнив, что "производное" не значит "неважное". Исходя из этого предлагались конкретные действия:

резкое уменьшение государственного аппарата - кроме уменьшения расходов, это должно было вызвать отток талантливой молодежи из сферы управления в сферу реальной экономики из-за снижения перспектив роста;
сокращение государственных расходов на строительство и социальную сферу (кроме медицины) - важным следствием должен был стать удар по иждивенческим настроениям в обществе, мобилизация деловой активности населения;
резкое ограничение субсидирования и дотационного стимулирования экономики - правительство должно свести к минимуму свое участие в экономической жизни, тем самым обеспечив свободу предпринимательства;
сокращение расходов на местные органы власти;
массовая приватизация (в том числе муниципального жилого фонда) и реструктуризация промышленности - что должно было привести к увеличению эффективности производства и созданию обширного класса мелких акционеров.

Еще одним принципиальным положением программы была налоговая реформа. Существовавшая система налогообложения была практически несовместима с какой-либо деловой активностью - налог на доходы от капиталовложений (например, доходы с акций) достигал 95%, а на доходы от работы по найму - до 75%. Поэтому без существенного снижения прямых налогов и в первую очередь подоходного не могло быть и речи ни о каких реформах вообще. Компенсируя потери казны от снижения прямых налогов, решено было увеличить косвенные (в первую очередь НДС).

Иными словами, программа предусматривала методами жесткой бюджетной и кредитно-финансовой политики произвести системные изменения в английской экономике и в конечном итоге изменить жизненный уклад послевоенного английского общества.

Естественно, что основным механизмом осуществления реформ стал бюджет. Первый бюджет был разработан в рекордно короткие сроки (за пять недель) и при непосредственном участии Тэтчер. Он предусматривал снижение налогов и первичное сокращение государственных расходов (на 4 млрд. фунтов), затрагивавшее все министерства, кроме здравоохранения и обороны. Кроме того, большая часть оставшихся после сокращения средств многих министерств должна была пойти на реструктуризацию подчиненных им отраслей и предприятий.

Первая проблема, с которой столкнулись реформаторы еще на этапе формирования бюджета, - попытки министерств всеми правдами и неправдами добиться увеличения выделяемых им средств. И если бы не настоящая война, объявленная лично Тэтчер министерствам и их аппаратам, то принятие бюджета и возможность его выполнения были бы под большим вопросом. Когда же дело дошло до реструктуризации, Тэтчер и вовсе сделала ставку на менеджеризацию - приглашение для выполнения конкретных задач, стоящих перед министерствами, менеджеров частных корпораций, в том числе и не англичан (в частности, руководство модернизацией черной металлургии, а впоследствии и угольной промышленности было поручено легендарному благодаря своим жестким методам американскому миллионеру Макгрегору).

Но проблема сопротивления министерств уже в самое скорое время оказалась далеко не единственной. В самой логике монетаристских реформ было заложено, что уменьшение финансирования государственных предприятий, прекращение активного субсидирования приведет к росту безработицы на первом этапе. Частное предпринимательство, на которое в перспективе делало ставку правительство Тэтчер, естественно, развивалось куда медленней, чем происходило сокращение служащих на государственных предприятиях, особенно это касалось регионов с преобладанием государственного сектора. К тому же, воспользовавшись ослаблением государственного регулирования и получив дополнительные средства, многие предприятия произвели техническую модернизацию, результатом которой стало сокращение численности рабочих.

Рост безработицы и предполагался главной издержкой реформ, правительство пыталось принять меры, смягчающие социальные последствия этого роста, но довольно быстро оказалось, что бороться с растущей безработицей, не затрагивая принципиальных положений политики кабинета, невозможно. Государственная программа переселения из районов с избыточной занятостью в районы более благополучные не нашла поддержки у населения, привыкшего рассчитывать на помощь государства, и все реальные рецепты по борьбе с безработицей в итоге сводились к "необходимости резкого увеличения объемов государственного финансирования".

Еще одним, но уже менее ожидаемым эффектом начавшихся реформ стал рост процентной ставки. В условиях сократившейся денежной массы, "подорожавшего государственного кредита" это было вполне естественно. Но то, что многие предприятия, а также игроки на финансовом рынке, уверенные в том, что жесткая финансовая политика долго продолжаться не может, а если и будет продолжаться, то скорее рано, чем поздно это приведет к смене правительства, начали активно набирать кредиты, ожидая в самом ближайшем будущем лавины бюджетных денег, было некоторой неожиданностью. Еще большей неожиданностью был рост инфляции, борьба с которой была главным приоритетом правительства. Лишние деньги, которые выводили из экономики в дверь, возвращались туда через окно: набранные кредиты, дополнительные доходы, полученные благодаря уменьшению налоговых ставок, шли не в инвестирование недореформированной промышленности, а устремились на потребительский рынок, увлекая за собой частные сбережения граждан. Отчасти запланированный в связи с повышением НДС и первичным спадом в экономике рост цен дал в результате инфляционных ожиданий всех участников рынка весьма ощутимый рост инфляции, а профсоюзы своими соглашениями об уровне заработной платы довершили дело.

"Кредит доверия" - этот вопрос оказался ключевым для реформ. Сознательная или бессознательная уверенность в том, что все вернется на круги своя и правительство вынуждено будет отказаться от своей политики или резко ее смягчить, со всей откровенностью выраженная в речи лорда Калдора в палате лордов: "Трудно представить себе, что политическое давление позволит правительству продолжить политику увеличения безработицы до требуемых размеров или что оно сможет придерживаться такой политики, даже если достигнет целей, какое-то продолжительное время", - оказалась весьма важным фактором, препятствующим осуществлению реформ.

Чтобы победить на следующих выборах, правительству необходимо было идти на весьма существенные компромиссы, предусматривавшие если не глобальное изменение курса, то существенное послабление, и в первую очередь активные финансовые вливания в экономику. Но пойти на это - значило либо отказ от реформ, либо увеличение издержек едва ли не в геометрической прогрессии: кредит доверия к жесткой финансовой политике будет подорван, а значит спекулятивные ожидания станут практически непреодолимым препятствием. Но в случае продолжения жесткого курса правительство рисковало не быть переизбранным (по всем опросам общественного мнения процент доверяющих консерваторам и Тэтчер стремительно падал с каждым месяцем), а значит не иметь возможности довести реформы до конца, тем более, что было совершенно очевидно: лейбористы, придя к власти, в самый короткий срок превратят все сделанное правительством Тэтчер в дырку от бублика.

Одна из важнейших особенностей английской политической системы заключается в том, что премьер-министр, одновременно являющийся лидером правящей партии, имея на то желание и волю, может сосредоточить в своих руках максимальную полноту власти в стране. Положение премьер-министра в правительстве позволяет ему едва ли не единолично принимать любые решения, а само правительство, формируемое на основе парламентского большинства, также обладает чрезвычайно широкими полномочиями и, естественно, не имеет никаких проблем с прохождением нужных ему бюджетов и законов через парламент. Но принимая на себя полноту полномочий, политик тем самым берет на себя и всю ответственность, а значит рискует своим положением в партии и положением самой партии. Со времен Черчилля никто этим не рисковал, благо возможность разделять полноту ответственности с правительством, партией и парламентом предоставляет эту возможность.

И потому в судьбе реформ столь важна была роль личных качеств Маргарет Тэтчер: воля к власти, жесткость, твердость и мужество, а главное убежденность и готовность следовать своим убеждениям, не взирая ни на какие политические резоны и обстоятельства. Она взяла всю ответственность на себя и продолжала настаивать на максимально жесткой финансовой политике даже тогда, когда многие ее соратники - твердые монетаристы готовы были сдаться и пойти на уступки.

Да, воля к власти оборачивалась авторитарным, почти диктаторским стилем управления. Да, жесткость порой граничила с жестокостью. Да, мужество и твердость выглядели бессердечием и упрямством. Но для Тэтчер отступить, проявить слабость - значило не выполнить свой долг политика, значило предать свои убеждения, равенство которых с интересами Англии для нее было бесспорно.

В 1981 году заключенный северо-ирландской тюрьмы Мейз член ИРА Бобби Сэндс объявил голодовку, требуя предоставить ему статус политического заключенного, право носить гражданскую одежду и освобождение от работ. Сэндс попал в тюрьму особого режима за применение огнестрельного оружия в уличной разборке (до этого он уже сидел за вооруженное ограбление), т.е. статья его была самая что ни на есть уголовная, да и в тюрьме особого режима вне зависимости от статуса работа была обязательной, как и тюремная одежда. Но из-за крайне сложной обстановки в Северной Ирландии его голодовка вызвала большой резонанс, усиливавшийся с каждым днем. Вскоре еще 9 ирландцев-католиков объявили голодовку со схожими требованиями. Уже весь мир следил за голодающими, выпуски новостей регулярно включали бюллетени о состоянии их здоровья, а диктор программы "Время" каждый день в течение пяти минут зачитывал список деятелей мировой прогрессивной общественности, требующих от правительства Англии прекратить это хладнокровное убийство. Тэтчер же была непреклонна: "Если эти люди станут продолжать голодовку, это не даст абсолютно никакого эффекта"; "Они сами выбрали свою судьбу". В итоге смерть Сэндса, а затем и остальных голодающих вызвала не только волну возмущения бессмысленной жестокостью и бессердечием Тэтчер, но и привело к массовым беспорядкам в Северной Ирландии. Требования голодавших были минимальны, последствия, которые мог вызвать отказ удовлетворить требования голодавших, для положения правительства и его международного престижа были крайне нежелательны (достаточно сказать, что смерть голодавших резко охладила англо-американские отношения). Более того, ценой упрямства премьер-министра и его правительства стали не только 10 жизней заключенных, но и жизни более чем 60 человек, погибших во время массовых беспорядков в Белфасте и других городах Северной Ирландии. "Мы не можем допустить, чтобы преступники диктовали правительству свою волю" - для Тэтчер в этом вопросе было ясно одно - давление на английское правительство, а тем более шантаж не могут быть успешными. Стоило ли это убеждение конкретных человеческих жизней? Способствовала ли бескомпромиссность позиции тому, что в будущем каких-то жертв удалось избежать? Но она делала то, что считала своим долгом - английское правительство нельзя шантажировать.

Атмосфера же в стране была все более печальной. Газеты, еще недавно яростно поддерживающие нового лидера консерваторов, не менее яростно обличали "бесчеловечную политику бессердечной женщины". То в Лондоне, то в Ливерпуле, то в Шеффилде происходили массовые акции протеста молодежи, непременным атрибутом которых было сжигание чучела премьера. Лейбористы едва скрывали свое торжество. Даже внутри консервативной партии и кабинета министров политика Тэтчер находила все меньше и меньше сторонников. И не было конца разнообразным добрым советам: от отправить куда подальше этих умников-экономистов до провалиться туда же самой.

А реформы продолжались, более того, бюджеты 80-81 и 81-82 еще более ужесточали финансовую политику. И постепенно сомнения том, что правительство будет продолжать реформы стали сменяться убеждением, что "тэтчеризм" - это всерьез и надолго. Да, рейтинг популярности консерваторов продолжал падать, но Тэтчер своей жесткостью и решительностью убедительно показала - как минимум до следующих выборов (т.е. до 85-го года - английский парламент выбирается на 6 лет, если по желанию парламента не будут назначены досрочные выборы) будет проводиться именно эта политика.

Криу подчеркивает, что оглушительная” победа консерваторов на выборах 1983 г. не должна вводить в заблуждение: она была обеспечена очень скромной долей в голосах – в 42, 4 %, что на 1,5 % ниже, чем в 1979 г., а также заметно ниже уровня поддержки консерваторов в 50-е г. г. Значительный перевес в количестве полученных консерваторами парламентских мест объясняется еще более сильным снижением доли голосующих за лейбористов. Средняя доля лейбористов в голосах снизилась с 46 % в 60-е г.г. до неполных 28 % в 1983 г. За 30 лет лейбористы потеряли 2/5 голосов^¹⁰⁷.

К основным проявлениям “нестойкости” электората исследователи обычно относят колебания в поддержке партий, регистрируемых опросами. При этом обычно оценивается уровень колебаний в ходе самой предвыборной кампании, а также среднегодовой уровень на протяжении ряда лет, отделяющих одни парламентские выборы от других.

По данным, приводимым Криу, до 1970, в течение трех недель избирательной кампании в среднем 2 % избирателей меняли свое решение, за какую из партий голосовать; постоянно возрастая в последующие годы, этот показатель в 1983 г. достиг уже уровня 5,3 %.

Между 1964 г. и 1979 г. доля тех, кто в ходе кампании всерьез склонялся к отказу от первоначального выбора партии, также возросла с 24 до 31 %.

В предвыборной кампании 1983 г. доля тех, кто симпатизировал консерваторам поднималась до 52 %, фактически за них проголосовало за них только 28 %; для Альянса ситуация складывалась совершенно иначе: доля симпатизирующих в ходе кампании опускалась до 14 %, но отдали свои голоса кандидатам Альянса 26 % голосующих.

Итоги выборов 1979 и 1983 г. г. позволяют говорить о региональной поляризации электората: консерваторы все больше превращались в партию Юга и Средней Англии, пригородов, малых городов и сельской местности. Лейбористы – в партию Северной Англии, Шотландии, больших городов, кроме Лондона и Бристоля, городских районов старой застройки и муниципальных поселков.

Как и другие показатели “электоральной силы” двух ведущих партий, партийная идентификация в долговременной перспективе заметно обнаруживала заметную тенденцию к ослаблению.

Лейбористы сильнее пострадали, чем консерваторы от распространения среди избирателей более прохладного отношения к партиям. В 1983 году, впервые с тех пор как были введены опросы на парламентских выборах, консерваторы опередили лейбористов по числу избирателей, причисляющих себя к сторонникам партии.

Смещение к более низкому уровню партийной идентификации было одинаково характерно для всех социальных групп и демографических категорий при одном существенном исключении – группы молодых выпускников университетов и лиц, имеющих профессиональную квалификацию (т. е. дипломированных специалистов). В этой группе процесс ослабления партийной идентификации зашел далее всего и протекал опережающими темпами по отношению к остальному обществу.

В целом, в более молодых поколениях электората обнаруживается и сравнительно меньшее распространение партийной идентификации, и более низкая степень приверженности к партиям. В 1983 году признали себя сильными приверженцами одной из партий только 13 % избирателей в возрасте от 18 до 22 лет, тогда как в группе избирателей от 65т лет и старше таких было 46 %.

Каждая очередная возрастная группа, пополняющая электорат, обнаруживает меньшую склонность к партийной идентификации.

§ 3. Классовое голосование.

Категория “классовое голосование” применяется для обозначения взаимосвязи партийного выбора голосующих с их классовой принадлежностью. Исходной посылкой для введения такого измерения послужила достаточно очевидная, в частности в условиях Британии новейшего периода, классовая поляризация голосования.

Операционализация этой категории основывается на разграничении электората по роду занятий на два “всеобщих класса”: рабочий класс (лица физического труда) (manual) и средний или средние классы (лица умственного труда) (nonmanual).

По данным, которые содержатся в статье Криу, в период упадка двухпартийности уровень “классового голосования” снижался. Отступление электората от классового подхода происходило в период, отмеченный минимальным экономическим ростом, повышением безработицы, резкими сокращениями государственных расходов и т. п. факторов, когда следовало ожидать поляризации голосования.

“Противоречащими логике” оказались и перемены в “классовом голосовании” рабочего класса. В условиях сокращения численности рабочего класса в процессе социальных перемен этот класс, “все более замыкаясь на тех, кого перемены оставили позади”, должен был проявлять возрастающую приверженность к своей классовой партии – лейбористам. В действительности имело место совершенно противоположное – резкое уменьшение доли голосующих “по классам” в рабочем классе. Эта доля среди избирателей, причисляемых к другому “всеобщему классу” - умственного труда, также снизилась, что, однако, как отмечает Криу, было предсказуемо вследствие массового расширения данной категории занятых за счет выходцев из среды рабочего класса. Доля лиц, занятых умственным трудом, проголосовавших за консерваторов в 1983 году была равна 58 %, тогда как, например, в 1959 г. она составляла 69 %^¹⁰⁸.

Тем не менее, как считает Криу, эти потери не сопоставимы со стремительным “обезвоживанием” поддержки лейбористов рабочим классом. Падение “классового голосования” в рабочем классе Криу выделяет как самую важную перемену в электоральной социологии Британии 80-90–х г. г. 20 века. На выборах 1979 и 1983 г. г. перелив голосов от лейбористов к консерваторам был самым большим не в среднем, а в рабочем классе. Ко времени выборов 1983 года лейбористская партия превратилась в партию “новейшего меньшинства” - “традиционного” рабочего класса Шотландии и Северной Англии, занятого в государственном секторе и имеющего жилье в домах, принадлежащих муниципальным советам. В “новом рабочем классе” позиции лейбористов на тот период были весьма слабы, например, в 1983 году среди рабочих, занятых в частном секторе, консерваторы получили не меньше голосов, чем лейбористы, а среди рабочих, которые живут в собственных домах или на юге Англии, у них оказался внушительный перевес в голосах над остальными партиями, тогда как за лейбористов в этой группе проголосовало меньше избирателей, чем за альянс социал-демократов и либералов.

Падение уровня "классового голосования" в двух "всеобщих классах" сопровождалось сближением по своему составу "классов голосующих", т.е. электоратов обеих ведущих партий, что связано в основном с постепенным ростом в электорате лейбористов доли лиц умственного труда. Вместе с тем, снизился удельный вес той же категории избирателей в электорате либеральной партии. Вследствие такого размывания различий между классовыми составами электоратов партий эти различия теперь не сводятся, как прежде, к простому разграничению голосующих на два лагеря: электората лейбористов и электората всех других партий. "Классовая поляризация на выборах не только уменьшилась, но и подверглась разрушению".

В первичном эмпирическом исследовании по британскому электорату 60-х годов Д.Батлер и Д.Стоукс^¹⁰⁹ объясняли выявленное ими отчетливое преобладание тенденции “классового голосования”, в основном, опираясь на подход мичиганской школы. Этот подход позволял выдвинуть на передний план в интерпретации электорального выбора его "социальные детерминанты” - разноплановые характеристики социальной принадлежности избирателей, фиксируемые опросами.

Батлер и Стоукс исходили из предположения о том, что электоральный выбор теснее всего смыкается с партийной идентификацией. Само сознание партийной принадлежности – чувство преданности или лояльности по отношению к определенной политической партии - рассматривалось ими как проявление "групповой" психологии той социальной общности, к которой принадлежит избиратель. Как. и другие политические убеждения граждан, сознание партийной принадлежности формируется в юности, передается "по наследству" от родителей к детям, а в последующей взрослой жизни поддерживается влиянием повседневного социального окружения.

Предположение о вторичности или производности партийности от социальной принадлежности давало возможность "перекинуть мостик", от традиционной для немарксистского обществоведения двухчленной схемы социальной стратификации британского общества к его партийной системе. По мысли Батлера и Стоукса, социально-политическое развитие британского общества подтверждало господствующее среди обществоведов представление о главенствующем значении социально-классового раскола для сферы политических отношений в послевоенной Британии.

В 60-70-х годах деятельность компромиссных фигур Гарольда Вильсона и Джеймса Каллагэна способствовала смягчению разногласий. Но избежать раскола не удалось. В 1981 г., спустя полвека после "предательства" Макдональда, наступила очередь "банды четырех", лидеров социал-демократического крыла лейбористов во главе с Роем Дженкинсом. В знак протеста против резкого усиления позиций левых в 1979-1981 гг., они выходят из ЛПВ, уводя за собой 29 депутатов-лейбористов.

Батлер и Стоукс допускали, что это развитие в дальнейшем могло бы быть направлено к большей симметрии между классовыми построениями (alignments) в электорате и двухпартийной системой. Вместе с тем, как отмечали эти исследователи, в поведении британского электората 60-х годов обнаружилась и тенденция, препятствующая такому перестроению. Появились признаки эрозии классовых построений: молодые избиратели, выросшие в условиях "общества процветания" 50-х годов, оказались в меньшей степени склонны к "классовому голосованию", чем более старшие поколения избирателей.

§ 4. Упадок двухпартийной системы.

Батлер и Стоукс считали, что эрозия классовых построений в электорате имеет непосредственное отношение к росту его "нестойкости". Теряющий преданность "своим классовым" партиям электорат становится более открытым для влияния “сиюминутных” факторов текущего момента - политических событий, актуальных проблем в жизни общества, требующих политического решения и т.д.

Следуя логике социально-психологического подхода, предложенного мичиганской школой, Батлер и Стоукс связывали эволюцию модели электорального выбора в британском общество 60-х годов с теми социальными переменами, которые могли непосредственно влиять на сознание партийной принадлежности у избирателей.

Под этим же углом зрения рассматривает Батлер и "упадок двухпартийности" британского электората, в последующем периоде в упоминавшейся выше статье "Партийная система...", опубликованной в 1986 г^¹¹⁰.

По мнению Батлера, самая серьезная перемена в поведении электората последних десятилетий - дальнейшее усиление "нестойкости".

Источники этого процесса высвобождения избирателей от "оков" традиционной лояльности ведущим партиям - те же социальные перемены, что и прежде расшатывали классовые построения в электорате. Так, с распространением в обществе в больших масштабах среднего и высшего образования возрастает склонность электората к "открытости", или, по крайней мере, ширится число избирателей, склонных считать себя более "свободными"; в результате, как отмечает Батлер, становится больше избирателей, "блуждающих'' между партиями.

Другой источник роста "нестойкости" в период "упадка двухпартийности"' - собственный политический опыт электората. Чередующиеся у власти однопартийные кабинеты не способны противостоять снижению уровня жизни населения и повернуть общество к "большему процветанию". По этой причине положение стойких приверженцев обеих ведущих партий осложнилось, им становится все труднее выступать в роли партийных активистов, вооруженных "простыми идеями" и уверенных в том, что "монополия на мудрость" принадлежит только их партии.

Эрозии классовых построений в электорате содействовали и структурные перемены: рост числа граждан, живущих в собственных домах, с 26% в 1945 г. до 51% в 1985 г. и сокращение доли занятых физическим трудом (в самодеятельной части населения) - с 75 по 5О% за тот же период. У избирателей, связанных своим происхождением с рабочим классом, классовая преданность лейбористской партии подвергается серьезному испытанию после того, как они перешли в другую социальную категорию или усвоили стандарты потребления и ориентацию на внешние признаки благополучия, присущие среднему классу.

Наконец, по мнению Батлера, самые чувствительные удары по партийной лояльности граждан наносит телевидение -основной поставщик политической информации для массовых слоев в сегодняшнем британском обществе. Последнее обстоятельство весьма немаловажно, поскольку теоретики мичиганской школы полагали, что массовый избиратель, который "в принципе далек от мира политики", тенденциозно воспринимает текущую политическую информацию, пропуская ее как бы через "фильтры" своей партийности, чему способствовало влияние партийной прессы. Батлер отмечает, что ориентация телевидения на "сбалансированное" освещение событий политической жизни вынудила рупоры партийной пропаганды "умерить свой пыл". Не менее серьезными оказались последствия “переноса” споров между партиями в телевизионные студии. Дискуссии перед телекамерами с участием представителей конкурирующих партий превратились в "салонные беседы выпускников Оксбриджа" (т.е. самых престижных университетов Оксфорда и Кембриджа), демонстрирующих отточенность стиля и аргументов. Эти дискуссии показали массовой аудитории, что "среди 80% британских политиков царит согласие в отношении к 80% проблем, стоящих перед нацией' и что между политиками, независимо от того, какую партию они представляют, гораздо больше общего, чем между теми же политиками и рядовыми членами партий. "Нет ничего удивительного в том, — заключает Батлер, - что британский избиратель способен с большой легкостью менять партийную ориентацию в 80-е годы, чем в 50-е".

Выделяя усиление “нестойкости” как преобладающую тенденцию в эволюции британского электората последних десятилетий, Батлер, по существу, оставляет открытым вопрос о возможной трансформации исходной модели электорального выбора — голосования "по партийной идентификации", получившей теперь в литературе обозначение "классической", или "ортодоксальной".

В этом отношении его позиция отличается от точки зрения на эволюцию британского электората в период "упадка двухпартийности" таких исследователей, как А.Криу, Б.Сэрльвик и М.Фрэнклин.

В монографии "Десятилетие разъединения"^¹¹¹ Криу и Сэрльвик заключают, что зависимость электорального выбора от социально-классовой принадлежности сохраняется, но имеет меньшее значение, чем прежде. Авторы монографии утверждают, что изменяется соотношение между "социальными детерминантами" в степени причастности к голосованию: непосредственные экономические интересы, возможно, становятся более важными для электората, чем чувство классовой принадлежности (и соответствующая партийная идентификация). “Обе главные партии обращают свой призыв к электорату, в котором приверженность к партиям распространена слабее, чем в прошлом, и многие из избирателей проявляют склонность относиться "инструменталистски" к своему участию в голосовании".

К аналогичным обобщающим выводам приходит Марк Фрэнклин в монографии “Упадок классового голосования в Британии: изменения в основе электорального выбора в 1964-1985 гг.". Он утверждает, что характеристики социально-классовой принадлежности избирателей утратили прежнюю способность к детерминирующему влиянию - "структурированию" электорального выбора. "Ослабление классовой основы голосования, - пишет Фрэнклин, - оказалось настолько значительным, что раскрылись зажимы, удерживающие электорат от нестойкости и склонности к самовыражению, в результате был расчищен путь для выбора между партиями на основе предпочтений в вопросах. Это находит отражение и в появлении новых партий как реакция на озабоченность избирателей новыми вопросами, а также в изменения основы выбора между существующими партиями".

В монографиях Криу и Сэрльвика предположение о смещении британского электората к "инструменталистскому" электоральному выбору - "голосованию по предпочтениям в вопросах" (issue - voting) - основывается на результатах аналитической обработки данных по электорату 1979 г.

Фрэнклин пытается показать наличие той же тенденции в британском электорате с помощью ретроспективного анализа данных за весь период проведения "Исследований по британским выборам".

Аналитическая процедура, предпринятая Криу и Сэрльвиком, в общих чертах выглядит следующим образом. Первоначально путем сравнения уровней корреляции с голосованием различных характеристик социальной принадлежности Криу и Сэрльвик показывают, что самым высоким, существенно превосходящим все остальные, остается уровень корреляции с голосованием социально-классовой принадлежности по роду занятий. Используя далее методику построения "дерева социальных детерминант голосования", позволяющую выявить сочетание признаков социальной принадлежности, которое дает по совокупности максимально высокий коэффициент корреляции, исследователи выделяют в электорате группы с самым высоким уровнем "классового голосования".

В электорате консерваторов такую группу образуют избиратели, принадлежащие к среднему классу, живущие в собственных домах и не имеющие в семье членов профобъединений, которые входят в БКТ. В этой группе - ее удельный вес в электорате трех партий (консерваторов, либералов, лейбористов) был равен 29% - за консерваторов проголосовало 3/4 членов". В электорате лейбористов "финальную группу сторонников - 71% голосовавших "за" - составили рабочие, живущие в муниципальных домах и имеющие в семье лиц, состоящих в одном из профобъединений БКТ. Доля этой группы среди голосовавших за три партии - 13%. По отношению к электорату в целом "финальные" категории сторонников обеих ведущих партий составили менее четверти — 23%. При расширении этих категорий за счет групп с менее высоким уровнем "классового голосования"" - не ниже 60% голосующих за "свою" партию - социальная база обеих ведущих партий в электорате выглядит представительнее. Но и в этом случае к ней может быть отнесено менее половины всего электората - 46%. Остальная часть электората, как подчеркивается в монографии "Десятилетие разъединения", образует "пространство", в котором борьба партии за голоса ведется на примерно равных условиях.

Анализ сопряженности “социальных детерминант” с голосованием приводит авторов монографии к двум констатациям. Во-первых, корреляция с голосованием внутри обоих "всеобщих классов" изменяется с изменением отдельных характеристик социальной принадлежности, и, следовательно, помимо классовой принадлежности по роду занятий, голосование подвержено влиянию и других "детерминант" - социально-экономических факторов. Во-вторых, у весьма значительной части электората отсутствуют четкие классовые различия, идентифицируемые по тем же признакам социальной принадлежности. Общий вывод: концепция "двух классов как социальной базы в электорате двух ведущих партий" нуждается в пересмотре. Направление пересмотра представляется авторам очевидным: "... мнения голосующих о курсах политики (policy opinions) и деятельности партий у власти объясняют голосование в два раза лучше, чем все социально—экономические характеристики вместе взятые". Если классовой принадлежностью по роду занятий, имеющей самый высокий коэффициент корреляции среди "социальных детерминант", могло быть объяснено до 9% различий в голосовании социальных групп, составляющих электорат консерваторов, и до 10% в группах. образующих электорат лейбористов, то расхождениями в "мнениях по вопросам" могло быть объяснено соответственно 20% различий в электорате консерваторов и 21% - в электорате лейбористов. Еще более высоким оказывается показатель "объясняемой доли расхождений в голосовании" на основе различий в "мнениях" в приложении ко всем голосовавшим за три партии - 69%.

Переходя к анализу взаимосвязи электорального выбора с партийностью во "мнениях", Криу и Сэрльвик обнаруживают, что среди голосовавших за обе ведущие партии, имеются значительные группы избирателей, не склонных поддерживать позицию "своей" партии по целому ряду актуальных и важных для общества вопросов. При дифференциации электората по партийности в "мнениях" по шкале "левые (пролейбористские) — правые (проконсервативные)" выявляется общая "серединная зона", в которой электораты обеих ведущих партий "перекрываются". 40% голосовавших за три партии с 1979 г. придерживались "мнений", которые давали основание отнести их к "серединной" зоне.

Предпринятое далее сопоставление двух характеристик электората - партийности во "мнениях" и партийной идентификации - показало, что чем сильнее “непоследовательные” сторонники обеих ведущих партий тяготели по своим позициям в вопросах к центру "серединной" зоны, тем более низкой была по своему уровню их партийная идентификация. У существенной части электората партийность в "мнениях" и партийная идентификация не совпадают, что, по мысли Криу и Сэрльвика, свидетельствует о подвижности и размытости границ между социальными основами обеих ведущих партий.

Как правило, часть избирателей, принадлежащих по своим “мнениям” к “серединной” зоне и идентифицирующих себя с одной из ведущих партий, отдает на выборах свои голоса другой из этих партий. Для последней же, "перебежчики", сохраняющие прежнюю партийную идентификацию, оказываются "временным и ненадежным" приобретением. Протяженность "серединной" зоны в электорате, открытой для поддержки обеих ведущих партий, зависит от того, как оцениваются избирателями расхождения между партиями в вопросах, актуальных для данной избирательной кампании.

Свое исследование сдвигов в британском электоральном выборе двух последних десятилетий Фрэнклин начинает с моделирования причинных связей между характеристиками социальной принадлежности и голосованием, опираясь прежде, всего на труд Батлера и Стоукса “Политические перемены...” В этом труде, по словам Фрэнклина, показаны “основные социальные механизмы, причастные к процессу классового голосования”. Однако, по убеждению Фрэнклина, выводы, к которым пришли Батлер и Стоукс, требуют иной методики изложения. Авторы монографии "Политические перемены…" подчеркнуто избегали "чрезмерно детерминистской", “исчерпывающей” трактовки поведения электората. Они настаивали на необходимости многопланового подхода к интерпретации политических перемен, включая эволюцию поседения электората. Партийные системы открыты для воздействия множества факторов, поэтому в приложении к политическим переменам допустимо использование ряда аналитических схем, позволяющих выявить некоторые устойчивые процессы. Последние дают лишь частичное объяснение переменам: они позволяют "соединить причину со следствием", но не объясняют происхождение самой причины.

Правда, при этом Фрэнклин предпочитает говорить об эффекте социальных характеристик на голосование, измеряя этот эффект уровнем корреляции характеристик с голосованием, Само понятие эффекта используется им в "техническом смысле, позволяющем, строго говоря, обойтись без каких-либо причинно-следственных связей.

Составляя модель сопряженности голосования с социально—классовой принадлежностью, Фрэнклин оперирует шестью признаками социальной принадлежности, которые были выделены Батлером и Стоуксом как причастные к голосованию^¹¹²;

1) классовая принадлежность родителей по роду занятии;

2) партийность родителей; 3) образование; 4) род занятий; 5) тип жилья; 6) членство в тред-юнионах (12, с. 18-19) При совпадении всех этих признаков уровень "классового голосования" у избирателей в среднем классе достигал 98% а в рабочем - 99%.

Исходя из различий в величине "неконтролируемого" эффекта каждой из социальных характеристик, т.е. уровня корреляции с голосованием, устанавливаемого первоначально для каждой характеристики по отдельности, Фрэнклин путем анализа сопряженности этих эффектов между собой выявляет иерархию "социальных детерминант" голосования. Предпринятые исследователем "алгебраические манипуляции", позволяют ему разграничить "социальные детерминанты" голосования по степени их значимости, отделить важнейшие "детерминанты" от второстепенных. Последние в основном не столько располагают самостоятельным эффектом для голосования, сколько служат передаточным звеном, опосредующим влияние на голосование важнейших "центральных" "детерминант"

Фрэнклин подчеркивает, что выводимая им модель является моделью "классового голосования", потому что в ней главенстствующая роль отводится тем самым переменным, которым эта роль должна принадлежать в реально действующем социальном механизме, связывающем поведение на выборах с классовой принадлежностью. Он отмечает, что одной из этих переменных - роду занятий - придается первостепенное значение "почти в каждом исследовании по проблеме влияния социальных условий на электорат в Британии".

Смещение "центра тяжести" во влиянии "социальных детерминант", на голосование свидетельствует, как считает Фрэнклин, об упадке "классового голосования". Утрата центральными "классовыми" переменными своей преимущественной роли в "структурировании" электорального выбора означала раскрепощение других переменных, прежде служивших передаточными звеньями для влияния "центральных" на голосование. Среди переменных, входящих в исходную модель “классового голосования”, влияние на электоральный выбор осталось существенным прежде всего у тех, которые связаны с "унаследуемой партийностью и социальными контактами".

"По наследству от поколения к поколению, - пишет Фрэнклин, — может передаваться любая политическая лояльность, а социальные контакты точно так же могут поддерживать партийную систему любого типа. Современная политическая система, состоящая из двух больших партий, в силу исторических причин основана на классовом расколе, но на выборах, начиная с 1970 г., ее поддерживали только потому, что место было занято ею. По словам Фрэнклина, "то, что осталось от классового голосования" в Британии, поддерживается лишь благодаря действию процессов "группового формирования мнений и размежевания". И если в отдельных округах голосование еще внешне соответствует "классовому образцу", то это происходит только благодаря тому, что результаты выборов все более определяются “особым сочетанием социальных характеристик” избирателей в этих округах.

Фрэнклин считает, что перемены в поведении британского электората могут быть охарактеризованы, следуя концепции американского исследователя Р.Хакфельдта, как сдвиг в основе электорального выбора от преимущественного влияния социальной группы к преимущественному влиянию на поведение через "заражение" (behavioral contagion).

По Хакфельдту^¹¹³, если поведение электората в основном производно от влияния социальной группы, то это влияние восстанавливается - исходная модель голосования возвращается к функциональному “равновесию” — после временного отклонения поведения электората от "нормы" под воздействием "смущающих” факторов. В ситуациях, когда в поведении электората проявляется, прежде всего, его подверженность "заражению", то функциональное "равновесие" (в соответствующей модели электорального выбора) принимает совершенно иные очертания. Если действует механизм "заражения", то партийные предпочтения электората становятся весьма подвижны, и в этих постоянных колебаниях предпочтений определяющая роль принадлежит господствующим настроениям в общественном мнении массовых слоев общества. "Возврат к (функциональному) равновесию в этой модели представляет собой никогда не завершающийся процесс приспособления позиций электората к позитивным и негативным побуждениям, воздействие которых переплетается, и которые могут быть крайне неустойчивы и резко изменяться".

Фрэнклин считает, что обе модели электорального выбора взаимосвязаны между собой. Распространение эффектов "заражения" в электоральном поведении сдерживается “групповым” подходом к политике в форме "классового голосования", Роль "заражения" в формировании электорального поведения может возрастать только в той мере, в какой "групповой" подход к политике ослабевает.

Для того, чтобы показать, что "классовое голосование", "по крайней мере, в ограниченной степени уступило место голосованию, по "предпочтениям в вопросах", Фрэнклин вновь пробегает к сложным алгебраическим "манипуляциям".

В качестве исходной модели он использует модель 'поведения голосующих", сформулированную американским исследователем А.Гольдбергом^¹¹⁴. Эта модель отличается от модели “классового голосования” несколько иным наборов “социальных детерминант”, поскольку ее предназначение состоит в том, чтобы выделить эффект политических взглядов и предпочтений электората на голосование.

Модифицированная модель "поведения голосующих", на которую опирался Фрэнклин в своих подсчетах эффекта политических взглядов и предпочтений, включала следующий набор "детерминант": социально-классовая принадлежность родителей, партийная идентификация родителей, социально-классовая принадлежность самого избирателя, его партийная идентификация и политические взгляды.

Данные британской электоральной статистики за два последних десятилетия, на которых “проигрывалась” эта модель, как явствует из монографии Фрэнклина, подтвердили предположение о росте влияния на голосование политических взглядов и предпочтений.

Подтвердилось и другое важное предположение автора о внутренней взаимосвязи двух общих тенденций в эволюции британского электората - упадка “классового голосования” и роста зависимости электорального выбора от "предпочтений в вопросах". При сопоставлении данных о динамике развития обеих тенденций за два десятилетия обнаруживается их удивительная синхронность, а следовательно, и возможная сопряженность друг с другом в форме обратной зависимости.

Батлер и Стоукс в своей монографии выдвинули предположение, согласно которому отклонение электорального поведения от стереотипа “классового голосования” и проявления “нестойкости” в значительной степени могут рассматриваться как прямое следствие противоречивости “детерминирующих” электоральный выбор характеристик социально-классовой принадлежности. Это предположение стало для Криу и Фрэнклина исходной посылкой в анализе “социологического” аспекта "упадка двухпартийности". Оба исследователя указывают на тенденцию "смешения" классов как на важнейший источник перемен в поведении электората.

"Собственность на жилище, сектор занятости, членство в тред-юнионах, доход и другие показатели положения в социальной структуре, - пишет Криу в статье "Партийное разъединение...", - не перекрывают значения разграничения на категории физического и умственного труда как основы голосования, вместе с тем и они обладают некоторым независимым эффектом. Этот эффект выражается в усилении классового голосования среди тех избирателей, которые оказываются на одной и той же "стороне" по двум или большему числу социальных разграничений.

Ссылаясь на данные, приведенные в монографии “Десятилетие разъединения...” о группах самых сильных приверженцев обеих ведущих партий в электорате, Криу подчеркивает, что к этим группам, у которых отдельные характеристики социально-классовой принадлежности “гармонировали” друг с другом и обладали усиливающим эффектом по отношению к "классовому" голосованию", может быть отнесена лишь незначительная часть избирателей. У подавляющего большинства голосовавших за три партии в 1979 г. (81%) характеристики социальной принадлежности по обладали таким эффектом, что, по логике Криу, дает основание отнести их к классово “смешанным” категориям.

Наряду с другими социальными переменами, произошедшими за последние 20 лет, благодаря которым возрастающее число избирателей может быть отнесено к классу "смешанным" категориям, в частности, распространения собственности на жилье в рабочем классе и тред-юнионизма среди "белых воротничков", Криу выделяет и значение социальной мобильности.

"Бурный" рост классово "смешанных" семей в большой степени связан с массовым появлением на рынке труда женщин, пополнивших категорию конторских служащих: более одной трети всех семей с двумя работниками относятся теперь к категории классово “смешанных”.

Прежде, как отмечает Фрэнклин, барьер между профессиями рабочего класса и профессиями среднего класса всегда считался особенно сложным для преодоления. Постоянство "центральной" "детерминанты" "классового голосования" наделяло электорат сопротивляемостью к ''нестойкости". С распространением (вертикальной) социальной мобильности в британском обществе электоральный выбор лишился "якоря", который прочно удерживал этот выбор, "привязанным к социальным характеристикам".

Как Криу, так к Фрэнклин считают, что объективные социальные перемены оказались более благоприятными для консерваторов. По словам Криу, в голосовании избирателей, принадлежащих к классово "смешанной" категории, обнаруживается достаточно устойчивая асимметрия: преимущество лейбористов среди рабочих, которые в каком—либо отношении приобщились к жизни среднего класса, как правило, оказывается менее значительным по сравнению с тем преимуществом, которое удается сохранить консерваторам у части "своего" класса, познавшей на собственном опыте “как живет” рабочий класс.

Такая асимметрия, как указывает Криу, выявляется, если сравнивать распределение голосов среди тех, кому социальная мобильность позволила преодолеть границу между классами, а также в классово "смешанных'' семьях, среди рабочих-собственников своих жилищ и среди избирателей из среднего класса, снимающих жилье, наконец, среди “белых воротничков”, состоящих в тред-юнионах и служащих государственного сектора.

В "смешении" классов, заключает Криу, - один из важных источников разрушения поддержки лейбористов рабочим классом.

“Манипуляции” с электоральной статистикой дают возможность Фрэнклину дать более "точную" оценку роли объективных социальных перемен в ослаблении позиций в электорате лейбористской партии.

“Прямой” упадок, "классового голосования" имеет, с точки зрения Фрэнклина, исключительно важное значение.

В отличие от Фрэнклина, Криу в своей статье приходит к выводу об усиливающихся расхождениях между политикой лейбористов и взглядами потенциальных сторонников партии, следуя преимущественно дедуктивному методу. Смысл его рассуждений сводится к следующему. Избирателя связывают с партией не только узы чисто психологического свойства или социальное происхождение – “партийность может иметь корни и в идеологии”. Высокая степень приверженности целям партии и стратегии их достижения не позволят “идейно преданным” поддаваться настроениям недовольства, которые могли бы быть вызваны курсом текущей политики “своей” партии. Если же у прежде лояльных партии избирателей обнаруживается склонность руководствоваться при голосовании в большей степени своими настроениями и предпочтениями в актуальных вопросах, то это означает, что приверженность партийной “идее” теряет свою сдерживающую роль и более недостаточна для того, чтобы “перекрыть” недовольство, порожденное партийной политикой. Следовательно, произошло ослабление самой убежденности в "правоте" партийной идеологии.

На выборах 1987 г. лейбористы возвратили себе звание оппозиции Её Величества, после чего Киннок принялся за пересмотр программы ЛПВ.

С 1987 г. в партии началась так называемая кампания "по пересмотру политики", в результате которой был подготовлен ряд новых партийных документов, среди которых центральное место заняли "Демократические социалистические цели и ценности", "Встретить вызов, осуществить перемены" и "Смотря в будущее". К 1992 г. лейбористы отказались от лозунгов ренационализации, одностороннего ядерного разоружения, всеобщей занятости, отмены антипрофсоюзных законов 80-х гг. и выхода Великобритании из ЕС. Расширение расходов на государство благосостояния было поставлено в зависимость от экономического роста.

§ 5. Партийная система 90-х годов XX века.

Победа на парламентских выборах в 1997 г. вывела партию из затяжного кризиса. Возникнув, как массовая партия рабочего класса, авангард тред-юнионистского движения, ЛПВ стала заложницей последующих изменений в социальной структуре своего электората.

Хотя ЛПВ никогда не была партией исключительно рабочего класса, примерно около двух третей ее электората до 60-х годов составляли работники физического труда, тогда как в электорате консерваторов их не насчитывалось более одной трети. В то же время, до 1997 г. в копилку лейбористов попадало не более трети голосов работников умственного труда ("белых воротничков"). В результате сокращение численности неквалифицированных и низкоквалифицированных рабочих больнее всего ударило по лейбористам. Лейбористы теряли в абсолютном выражении поддержку среди своих традиционных сторонников, часть которых голосовала либо за тори, либо за третьи партии (на выборах в 1951 г. за ЛПВ и тори отдают свои голоса около 97% избирателей, а в 1992 г. - 76%). В основе этого процесса лежали фрагментация и переориентация "естественных сторонников" как лейбористов - рабочий класс, так и консерваторов - средний класс.

Лейбористы столкнулись с главной проблемой там, где ее меньше всего ждали. С 50-х годов уровень жизни основной массы рабочих повышался. В этом заключалась основная цель ЛПВ, но последствия такого процесса оказались неоднозначными для партии. "Государство благосостояния", созданное лейбористами в 1945-1951 гг., рост социального благополучия меняли классовые ценности и представления, социальные перегородки становились более подвижными, принципы меритократии (продвижение по карьерной лестнице в зависимости от способностей) более общепринятыми. Менялся стиль жизни, материальные потребности, а вместе с этим социальный статус и политические привязанности. Классовые, коллективные предпочтения все больше размягчались индивидуалистическими, собственническими настроениями. Так, если в 1951 г. 30% жилищного фонда находилось в личной собственности, то к 1992 г. - 67%. В 1979-1992 гг. консерваторы активно использовали популизм, лозунги "народного капитализма", "распыления" частной собственности для привлечения на свою сторону широких социальных слоев.

Лейбористам грозила судьба Либеральной партии, которая в 20-30-х годах превратилась во второстепенную силу в британской политике. Многие их реформаторские установки были реализованы, а наиболее популярные среди широких масс идеи взяты на вооружение другими политическими силами.

Автоматическое голосование на выборах за "свою" партию становилось достоянием прошлого, классовая лояльность отходила на второй план, уступая место более дифференцированным социальным преференциям и прагматическим соображениям. При тэтчеристах значительно возросла доля частного сектора в экономике. Соответственно профсоюзы, представляющие интересы занятых в нем рабочих, относились к консерваторам с симпатией.

Главным достижением нового руководства ЛПВ в 1997 г. стало использование фактора "текучести", фрагментации британского электората, привлечение на свою сторону не только традиционных сторонников лейбористов, но и социальных групп, обычно голосовавших за другие партии. Лейбористы на этот раз использовали то же оружие, с помощью которого консерваторы так долго не подпускали их к власти.

На всеобщих выборах 1997 г. консерваторы получили 165 мест в парламенте (336 в 1992 г.), а лейбористы - 419 мест (271 в 1992 г.), завоевав рекордное большинство в 179 мандата. Тори не терпели такого поражения с 1906 г. За ЛПВ проголосовало 43,2% пришедших на избирательные участки - лучший результат с 1966 г. Консерваторы набрали 31% - наихудший показатель с 1832 г. Лейбористы отобрали у них 10% голосов - самый массовый переход голосов от одной партии к другой в послевоенной истории страны. Общее число проголосовавших за ЛПВ превысило 13,5 млн. человек, уступив лишь показателю 1951 г. - наилучшему для партии за всю ее историю.

Для полноты картины следует сказать о том, что процент голосов, поданный за лейбористов, был наилучшим только с 1970 г. До этого они получили больше даже в трех проигранных выборах в 50-е годы. Была скромна по британским стандартам и явка избирателей - 71,5% - наихудший показатель с 1935 г. В абсолютном выражении за ЛПВ проголосовало лишь 31% избирателей. Внесла свои искажения и британская избирательная система, наградив лейбористов 65% мест в парламенте в обмен на 43,2% полученных голосов. Не последнюю роль сыграли и факторы усталости электората от долгого правления консерваторов, глубокий раскол в их рядах между "евроскептиками" и "евроэнтузиастами", скандалы вокруг депутатов от Консервативной партии, обвинявшиеся то в коррупции, то в аморальном поведении.

И сторонники, и противники ЛПВ признают, что лейбористы добились серьезных успехов по завоеванию симпатий широких социальных слоев. За них консолидировано проголосовали низко - и неквалифицированные рабочие, значительная часть которых проиграла от реформ тэтчеристов. К ним вернулись голоса квалифицированных рабочих, отошедших в 80-е годы к консерваторам. Другим достижением была поддержка со стороны низших, средних служащих и мелкой буржуазии, более двух третей которых обычно голосовало за тори. В пользу лейбористов произошел скачок симпатий даже среди верхнего слоя служащих, управленцев и средней буржуазии. Для консерваторов они всегда являлись таким же ядром электората, как для лейбористов "синие воротнички".

Лейбористы впервые собрали под свои знамена такой многоликий электорат, что с самого начала определило крайне осторожный подход руководства ЛПВ к принятию решений, поставило его перед необходимостью постоянно маневрировать, не оттолкнуть своих традиционных избирателей, но и не спугнуть новоявленных. Ситуация для партийного руководства осложнялась тем, что пополнение рядов ЛПВ во второй половине 90-х годов происходило главным образом за счет рабочих. Наметились линии трения не только между различными группами лейбористского электората, но и между руководством ЛПВ и рядовыми членами партии.

Изменение социальной конфигурации общества во второй половине XX века, наряду с организационными и идеологическими факторами, сильно повлияло на электоральные судьбы лейбористов, заставило их приспосабливаться к новым условиям, модернизировать партийную структуру и программу.

К концу 90-х годов позиции левых в ЛПВ сильно ослабли. В результате стараний "новых лейбористов" их роль в исполкоме партии, местных партийных организациях, на ежегодных конференциях была маргинализована. Влияние теряли не только "старые левые", но и "старые правые", поддерживавшие традиции ревизионизма Кросленда. Многолетний лидер левого крыла партии Тони Бенн объявил о своем уходе из большой политики после парламентских выборов в 2001 г. Партия все больше отстранялась от профсоюзного движения. Возмутителем победоносного шествия "новых лейбористов" попытался стать Артур Скаргилл, в знак протеста против пересмотра устава партии вышедший из ее состава и организовавший Социалистическую рабочую партию (СРП). Ее периферийность выяснилась на выборах 1997 г., когда СРП собрала 50 тысяч голосов. Единичные факты "восстания заднескамеечников", вызванные рядом чрезмерно прорыночных законопроектов правительства, не влияли в целом на благополучную картину успехов "новых лейбористов". Казалось, левые традиции лейборизма почили навсегда.

Последним тяжеловесом на левом фланге партии оставался Кен Ливингстон, "красный Кен", как называли его сторонники и противники. Славу среди левых он приобрел в начале 80-х годов, когда во главе Большого лондонского совета, вступил в неравную схватку с тэтчеристами, ликвидировавшими этот орган в ходе подавления левых в местных органах самоуправления. Вновь в центр внимания он попал после проведения в мае 1998 г. референдума, на котором жители столицы высказались за утверждение должности мэра. Здесь-то и выяснилось, что не только среди массы рядовых членов партии, но и избирателей, "красный Кен" по-прежнему пользуется высокой популярностью. С большим отрывом от других претендентов Ливингстон выиграл выборы в мае 2000 г.

Определенному восстановлению позиций левых в ЛПВ к концу 90-х годов способствовали события в России. В одном из интервью в сентябре 1998 г. Тони Бенн отметил "коллапс свободно-рыночного эксперимента в России", как один из факторов, возвращающих левым уверенность в своей правоте. "Мы почувствовали огромный прилив уверенности, - сказал он, - потому что в течение многих лет нас называли "пещерными людьми"... Теперь мы являемся свидетелями того, как ельцинский проект угодил в сточную канаву. Неизбежно, что маятник качнется в противоположную от Тэтчер и Ельцина сторону".

В течение всего XX века ЛПВ представляла собой широкую коалицию левых и левоцентристских сил. В одни периоды истории это приносило выгоды, в другие расшатывало ее устои. В последней четверти столетия плюрализм мнений в ЛПВ вышел за пределы внутрипартийной дискуссии. Неудачи, сопровождавшие периоды правления лейбористских кабинетов в 60-70-х годах, подтолкнули как левых, так и правых в партии, на действия, ввергнувшие ее в кризис.

История ЛПВ в XX веке началась как история "большого прихода", но едва не закончилась, как история безвозвратно расколотой партии. Наиболее непримиримые, как слева, так и справа, покидали ее ряды. Вторая половина 90-х годов прошла под знаком консолидации рядов лейбористов.

Лейбористы делают характерные прорыночные шаги. Они придерживаются принятых еще консерваторами планов по временному замораживанию бюджетных расходов, сохраняют большинство рыночных элементов в национальной системе здравоохранения, в интересах крупного капитала снизили корпоративный налог и сделали независимым Банк Англии.

В то же время лейбористы отменили ваучеры в сфере образования, собрали дополнительные налоги с суперприбылей приватизированных консерваторами "естественных монополий". Полученные 6 млрд. долл. были направлены на финансирование программы "Новый контракт", призванной снизить безработицу, особенно среди молодежи. Благодаря этой инициативе более 200 тысяч человек в возрасте от 18 до 24 лет смогли трудоустроиться. В целом число безработных, получающих пособие, снизилось к осени 2000 г. до 1 млн. человек, что стало лучшим показателем с 1975 г.

В 1999 г. лейбористы ввели минимальный уровень заработной платы в размере 3 ф.ст. в час для работников в возрасте от 18 до 21 года и 3,6 ф.ст. для тех, кто старше, что улучшило материальное положение около двух млн. человек - 10% рабочей силы (профсоюзы настаивали на цифре в 4 ф.ст., а работодатели - 3,5 ф.ст. при средней почасовой оплате 4,6 ф.ст.). В 2000 г. размер минимальной заработной платы повышен для этих двух возрастных групп соответственно до 3,2 и 3,7 ф.ст^¹¹⁵.

Правительство обязало компании с числом наемных рабочих более 21 человека признавать профсоюзы, если за это проголосовало 40% от общего числа занятых на данном производстве. В случае, если 50% рабочих в компании состоит в профсоюзе, такое признание становится автоматическим. Каждый рабочий получил право иметь представителя от профсоюзов на слушаниях по трудовым спорам. С двух до одного года снизился обязательный трудовой стаж на данном производстве для тех, на кого распространялось законодательство, защищающее рабочих от незаконного увольнения. Увеличились штрафные санкции для работодателей.

Безработным государство предложило контракт по переобучению и повышению квалификации в обмен на обязательство поступить на работу. Пенсионерам возвращено право на бесплатные глазные тесты, льготные условия открытия накопительных счетов и минимальный гарантированный доход для беднейших (78,45 ф.ст. в неделю для одиноких и 121,95 ф.ст. для семейной пары). В интересах семей с 11,45 до 15 ф.ст. увеличены еженедельные детские пособия на первого ребенка и с 9 до 10 ф.ст. - на второго. Для наиболее нуждающихся из них предоставлены льготные кредиты. Правительство выделило 6 млрд. ф.ст. для борьбы с детской бедностью. Количество начальных классов для детей от 5 до 7 лет, в которых учится больше 30 человек, снизилось в два раза.

Британия присоединилась к социальному законодательству ЕС, закрепленному в Маастрихтском договоре. В результате матери после рождения ребенка получили право на оплачиваемый отпуск, а отцы на отпуск за свой счет. Рабочие получили право на оплачиваемый трехнедельный, а с 1999 г. четырехнедельный отпуск. Уравнены в правах занятые на пол- и полную ставку. Усилено регулирование длительности рабочей недели. Компаниям с численностью рабочей силы более 1000 человек и имеющим производство более чем в одном государстве ЕС была вменена организация консультационных "рабочих советов". В британское законодательство инкорпорирован европейский билль о правах человека.

Поборники демократического устройства государства могут быть удовлетворены тем, что наследные пэры потеряли право заседать в палате лордов (91 из 750 наследных пэров временно сохранили свои места до полного реформирования верхней палаты). Национальные меньшинства в стране - шотландцы и валлийцы - после проведения референдумов в сентябре 1997 г. обрели свои автономные органы регионального самоуправления - соответственно парламент и ассамблею, а жители Лондона - своего мэра. Не менее важно то, что на выборах законодательных органов в Шотландии и Уэльсе впервые был использован вариант пропорциональной системы голосования, который, по замыслу лейбористов, будет применен на следующих парламентских выборах после грядущих.

Католики и протестанты Северной Ирландии ступили на хрупкий лед примирения после подписания соглашения Страстной пятницы, которое в мае 1998 г. было поддержано более чем 70% жителей провинции на референдуме. Впервые с 1974 г. они получили возможность выбрать свой парламент и правительство.

Политика лейбористов не выглядит эклектичной, механическим набором мер по умасливанию и богатых, и бедных. Ряд реформ, особенно конституционных, подвергается обоснованной критике в половинчатости, но у лейбористов есть время. ЛПВ не вернулась к рецептам кейнсианства, но и не стала проводником "тэтчеризма с человеческим лицом". "Новые лейбористы" признали полноценность рыночных отношений, но при этом сделали упор на расширение косвенного влияния государства в экономике. Все представленные до сих пор бюджеты министра финансов Гордона Брауна носили умеренный перераспределительный характер.

"Новым лейбористам" удавалось достаточно гармонично сочетать такие необычные для традиционной социал-демократии подходы, как бездефицитная, низкоинфляционная макроэкономическая политика и увеличение расходов в социальной сфере, сохранение значительной гибкости рынка труда и расширение прав наемных работников, учет как индивидуалистических, так и коллективистских настроений в обществе, использование полезных элементов англосаксонской и континентально-европейской моделей экономики. Об экономической политике лейбористов говорят как о посткейнсианской, называют ее идейным ориентиром "экономику совладения", а в последнее время - "экономику, основанную на знаниях".

Признание достижений "новых лейбористов" не заслоняет того факта, что предложенные ими пути развития общества ставят много вопросов. ЛПВ пришла к власти в период благополучного состояния британской экономики. Текущий экономический цикл удивляет специалистов длительностью стадии подъема. Но мало кто берется предсказать, к чему приведет балансирование лейбористов между бездефицитным бюджетом, либеральной налоговой политикой и растущими социальными выплатами, долгосрочными тратами на социальные программы в области здравоохранения, образования, занятости, реформирования пенсионной системы, если дела в экономике ухудшатся. Так ли правы лейбористы, отдавая предпочтение англосаксонским ингредиентам перед социально-рыночными в деле модернизации социал-демократии? Что случится с дорогостоящими социальными программами, объявленными Гордоном Брауном весной и летом 2000 г., когда рано или поздно произойдет спад в экономике, увеличатся траты на социальное страхование, уменьшатся налоговые поступления?

При Тони Блэре ЛПВ перестала быть социалистической в традиционном значении этого слова, отказавшись от ликвидации рыночного уклада экономических отношений, стала не столько правее, сколько леволиберальнее, тем более, что традиции социального либерализма всегда были свойственны ей. Тони Блэр не раз выражал сожаление о недолговечности союза лейбористов и либералов в начале XX века, что привело к доминированию на политической арене консерваторов.

Первые два десятилетия истории лейборизма прошли под знаком союза с партией "новых либералов" во главе с Асквитом и Лойд-Джорджем. Социальные и экономические реформы, осуществленные в 1945-1951 гг., основывались на идеях либералов Джона Мейнарда Кейнса и Уильяма Бевериджа. Во второй половине 70-х годов лейбористы и либералы сотрудничали на правительственном уровне. В 90-е годы они вновь координировали свои действия после того, как руководство либеральных демократов отказалось от принципа "равноудалённости" от консерваторов и лейбористов.

В начале XXI века этот назревающий союз может иметь далеко идущие последствия. По мнению Блэра^¹¹⁶, новый прогрессивный альянс должен надолго отстранить консерваторов от власти. Для этого лейбористы и либералы совместными усилиями вырабатывают предложения по введению в стране пропорциональной системы голосования вместо мажоритарной, что позволило бы либералам увеличить свое представительство в парламенте и сделала бы их союз с лейбористами почти непобедимым. Учитывая неоднозначное отношение к идее союза в обеих партиях его будущее зависит от политической воли их руководителей.

В то же время скоропалительно считать, что современная Лейбористская партия превращается в постсоциал-демократическую. Уход от идей евросоциализма и кейнсианства не является для того основанием. Снижение их влияния компенсировано активизацией других левых традиций, присущих британской социал-демократии, таких как этический и христианский социализм.

Не исчезли и причины, которым ЛПВ обязана своим возникновением. Вопросы бедности, социального неравенства стоят в современном британском обществе не менее остро, чем сто лет назад, не говоря уже об опасности возрождении неолиберальной модели на транснациональном уровне. Дэвид Маркуэнд, один из идеологов британской социал-демократии, пишет: "Капитализм, в котором мы живем, нелицеприятно напоминает о капитализме 150-летней давности. Мы вернулись к ситуации, которую пытались изменить основатели Лейбористской партии". В одном из интервью, приуроченных к юбилею ЛПВ, Блэр, отчитавшись за достижения правительства, признал: "Отцы-основатели Лейбористской партии поразились бы, как сильно изменился мир, но ужаснулись бы, как много надо сделать".

Отношение к глобальным экономическим процессам - наиболее уязвимое место "новых лейбористов". Проведя много лет в борьбе с тэтчеристами под лозунгом "необузданный рынок разрушает общество", они пассивны в вопросах реформирования рынка транснационального. В подходе к проблемам глобализации Блэр солидаризировался с позицией США, что не находит понимание у большинства его европейских коллег. Даже канцлер Германии Герхард Шредер, близкий к Блэру по взглядам на мировые рынки и его соавтор по нашумевшему памфлету "Третий путь / Новый центр", дал задний ход. Чрезмерный энтузиазм этого документа в отношении рыночной дерегуляции оттолкнул от него других видных деятелей европейской социал-демократии, а премьер-министр Франции Лионель Жоспен публично высказался против. Ко времени конгресса Социнтерна в Париже в ноябре 1999 г. Шредер отстранился от идей памфлета. Не только он, но и Блэр, поставил свою подпись под декларацией, критикующей действующую модель глобализации и рыночную вольницу.

Показательно, что вышедшие в свое время из ЛПВ правые социал-демократы, протестовавшие против полевения партии, критически отзываются о чрезмерном энтузиазме Блэра по поводу рыночных сил. "В "новых лейбористах" меня беспокоит то, - пишет перед юбилеем лейбористов бывший член "банды четырех", а ныне член палаты лордов Ширли Уильямс, - что за годы их правления концепция перераспределения богатства стала менее ясной, чем прежде. Раньше она не допускала как полного равенства, так и слишком большого разрыва в доходах. В настоящее время Британия - страна большого неравенства; положение в ней не столь плохо, как в США, но значительно хуже, чем в остальной Европе.

В проводимых в Великобритании исследованиях в начале 2001 года была представлена следующая картина - 53 % британских избирателей были намерены проголосовать за Лейбористскую партию на парламентских выборах 7 июня^¹¹⁷. Об этом же свидетельствуют результаты последнего социологического опроса Gallup, опубликованного в пятницу газетой "Дэйли Телеграф". В то же время Консервативную партию планирует поддержать не более 27 % электората. Либерально-демократическая партия, согласно данным опроса, получит около 15 % голосов.

Симбиотическая связь между СМИ и миром политики всегда непроста, но она играет существенную роль в функционировании западной политической системы. Результаты тщательно разработанных и проведенных кампаний в СМИ и, возможно, победоносных стратегий в избирательных кампаниях, которые можно было недавно наблюдать в Америке и в Великобритании, породили множество вопросов о возможном манипулировании СМИ различными "партийными краснобаями" (spin doctors) для достижения политических целей своих партий^¹¹⁸.

На конференции "Образы политики", организованной Нидерландским архивом аудиовизуальных материалов, была сделана попытка осветить многие аспекты создания политических имиджей и проследить формирование связей между мирами политики и СМИ. Но дискуссии неумолимо возвращались к теме манипулирования средствами массовой информации, американизации и "развлекации" (infotainment).

С точки зрения "партийных краснобаев", манипулирование СМИ является вполне законной деятельностью любой политической партии, поскольку преследует цели маркетинга, то есть представления товара - в данном случае политической партии - в наилучшем виде. Задача бдительных и проницательных СМИ, как четвертой власти, состоит в том, чтобы за красивой упаковкой разглядеть истинную сущность дела. В этом смысле отношения между политикой и СМИ - это своеобразная игра политиков и средств массовой информации, основные правила которой известны обеим сторонам. Главная проблема, стоящая перед СМИ, состоит в том, чтобы разоблачить мифы, создаваемые политиками с помощью платной политической рекламы и редакционных материалов, не вызывая в то же время разочарования людей в политической жизни.

Одна из проблем, волнующих представителей СМИ, состоит в том, что правила игры, похоже, начинают меняться. Консультанты по работе со СМИ, многие из которых имеют опыт журналистской работы, отказывают в доступе к информации недружественно настроенным репортерам, вмешиваются в интервью и пытаются всучить прессе материалы, подготовленные с их собственных позиций.

Избирательная команда Блэра, следуя успешному примеру Клинтона, создала в Миллбэнк Тауэр (Millbank Tower) "комнату управления боевыми действиями" стоимостью 3 миллиона фунтов стерлингов. В ней круглосуточно дежурили группа мониторинга прессы и так называемая группа быстрого опровержения, чтобы быть, по выражению советника Клинтона Джеймса Карвиля (James Carville), "всегда впереди новостей". Майкл Коккерел (Michael Cockerell), автор документальных фильмов о политической жизни, рассказывает: "Парламентские телерепортеры после начала интервью с министрами-тори иногда с удивлением обнаруживали на своих пейджерах информацию из Миллбэнк Тауэр. Другие журналисты получали на пейджеры вопросы, которые они должны были задавать на пресс-конференции тори, передававшейся в прямом эфире, из штаб-квартиры лейбористов по связям с СМИ".

На более серьезные последствия манипулирования СМИ указал Деннис Кавано (Dennis Kavanagh) из Ливерпульского университета. Пресса, не имея возможности контактировать с самими политиками, будет беспорядочно стремиться к новостям. Во время выборов в Великобритании в мае прошлого года это породило неоправданно большое внимание к низкопробным материалам, хотя опросы общественного мнения показывали, что электорат проявляет к ним гораздо меньше интереса, чем сами СМИ. На фоне того, что группы по связям со СМИ Джона Мейджора и Тони Блэра не могли даже договориться о проведении телевизионных дебатов, обескураженная пресса в поисках "настоящих" репортажей стаями набрасывалась на совершенно неприемлемые темы.

Ричард Коккетт (Richard Cockett) из Лондонского университета считает нынешнюю ситуацию благом для газетной индустрии. В эпоху круглосуточных, чередой сменяющих друг друга новостийных программ передышка, которая есть у ежедневных газет и которую не может позволить себе телевидение, позволяет им более взвешенно изложить свою позицию читателям. Люди могут получать потрясающие новости с телеэкрана, утверждает он, но их политические взгляды будут все же формировать редакторы газет. Дифференциация газет по различным социальным группам читателей делает их одновременно более привлекательными для политических "краснобаев". Об этом свидетельствует решительное обхаживание правых таблоидов "Дейли Мейл" (Daily Mail) и "Сан" (Sun) лейбористами в предыдущем парламенте.

В дискуссиях по "развлекации" затрагивался и вопрос зрительского интереса. "Развлекация", тесно связанная с американизацией, является, по словам Брайана Макнейра (Brian McNair) из университета в Стирлинге (Stirling University), путем, на котором "политическая журналистика и связанные с ней телевизионные дебаты все более формируются в соответствии с требованиями развлекательности, а не информационности". Тем самым порождается гибрид, разрушительный для демократии и "оглупляющий" дебаты по многим серьезным вопросам. С другой стороны, "развлекация" может привлечь бoльшую аудиторию к тем вопросам, которые она иначе попросту проигнорировала бы, что потенциально усиливает вовлеченность людей в демократический процесс, хотя, быть может, и ценой некоторого сглаживания острых углов. Возможно, в этом кроется вызов не только СМИ, но и демократии в целом. С учетом сложности экономических и политических вопросов могут ли массы реально участвовать в процессе принятия решений?

Пример трудностей, ожидающих СМИ и политиков, привел Ричард Хаггинс (Richard Huggins) из университета Брукса (Brooks University) в Оксфорде, который изучал политический маркетинг среди молодежи. Эта часть общества с явным негодованием встречает попытки разговаривать с ней свысока и одновременно с этим сторонится сухих дебатов и заявлений, что делает трудной задачу любого, кто хочет "продать" молодежи политические вопросы. Возможно, теледемократия должна иногда использоваться для этой цели, что Мак Нейр назвал неизбежным следствием "подлинно всеохватывающей демократии".

Является ли "развлекация" инструментом для привлечения большего количества людей к политике или сведением серьезных дискуссий к тривиальности? Рассказывают, что в холле, примыкающем к залу заседаний, где проходила конференция, рядом со стендом академических изданий, посвященных СМИ и политике, кто-то оставил номер британского таблоида "Сан". По свидетельству очевидцев, тех, кто за чашечкой утреннего кофе перелистывал скандальную газетенку, оказалось гораздо больше, чем тех, кто просматривал какое-нибудь серьезное издание.

Последние всеобщие выборы в Великобритании показали самую низкую явку избирателей за последние 84 года. Проголосовали только 59% всех избирателей, а явка молодых избирателей составила 39%. В то же время, телевизионные шоу собирают многомиллионные аудитории голосующих. Например, шоу “Большой брат” (Big Brother), похожее на российское “За стеклом”, собирает около 31 миллиона зрителей.

Британский Изберком делает из этого вывод, что молодежь совсем не апатична, и надо лишь дать ей возможность голосовать удобным для нее образом.

В ходе местных выборов 2001 года впервые были использовано голосование через Интернет и службу коротких сообщений (SMS). Форма для регистрации избирателя была доступна на сайте www.rollingregistration.co.uk, а те, кто предпочитал голосовать по почте смогли получить бланк на www.postalvotes.co.uk или в любом почтовом отделении.

В британской политической истории 2001-й – год знаменательный. Никогда еще лейбористское правительство не завоевывало второй срок пребывания у власти столь убедительным образом. Ни одно правительство с 1935 года не имело такого огромного парламентского большинства. Британская демократия знавала политические извержения – в 1945-м, когда лейбористы во главе с Клементом Эттли разгромили победителя Черчилля; в 1979-м, когда Маргарет Тэтчер, подгадав момент, положила начало эпохе свободного предпринимательства и институционных реформ, обеспечившей консерваторам восемнадцатилетнее правление; наконец, в 1997-м, когда внутренние раздоры и разложение в среде парламентариев-консерваторов заставили Джона Мейджора ослабить хватку и в резиденцию на Даунинг-стрит, словно играючи, вошел молодой и улыбающийся Тони Блэр, встреченный организованным ликованием с размахиванием флагами.

Не приходится сомневаться, что Блэр – это явление. Он не просто одержал блистательную победу – он сумел ее повторить. За все последние четыре года его первого пребывания у власти он ни разу не проиграл дополнительных выборов. Он на удивление аполитичен. Он не социалист. Старых лейбористов, партию, умозрительно преданную избитой марксистской догме о государственном контроле над средствами производства, распределением и обменом продукта, он превратил в лейбористов новых – партию прагматиков, готовых, если понадобится, пойти на денационализацию отраслей промышленности и отказ от госконтроля. Подхватив лозунг противников, он пообещал не поднимать налоги, чем привлек на свою сторону средние классы горожан, равно как и остатки рабочего класса, и выбил у консерваторов почву из-под ног. Он помог добиться прорыва в Северной Ирландии, где установился шаткий мир. Он увеличил бюджетные ассигнования на больницы и школы. Он, похоже, энергично занялся преступностью и судопроизводством. Он передал властные полномочия Шотландии и Уэльсу и реформировал Палату лордов. И в более мирной международной обстановке проблемы обороны перестали быть для него главным политическим вопросом.

Тем не менее в британской действительности риторика не отвечает реальности. Опыт повседневных контактов с общественными службами показывает, например, что ездить поездом зачастую и накладно, и малоприятно. На многих улицах грязно, стены домов изуродованы надписями и рисунками. Подростковая преступность, подростковые беременности и подростковый алкоголизм, судя по всему, находятся на подъеме, полиция же ловит все меньше преступников. Межрасовые конфликты достигают накала в некоторых гетто Лондона и городов северо-западных графств, где самооформившиеся общины иммигрантов или беженцев распалили страсти коренных местных жителей и те пошли на поводу у реакционеров-ксенофобов. Больным приходится долго ждать мест в государственных больницах, врачи и медсестры завалены работой выше головы. Во время избирательной кампании одна сердитая женщина повергла в замешательство самого Блэра, когда, не стесняясь в выражениях, выложила ему, что пришлось испытать ее больному мужу. В одном избирательном округе победу независимому кандидату, старшему больничному врачу, принесла исключительно угроза закрытия местной больницы. Школьные классы по-прежнему переполнены, власти не торопятся выполнять свое обещание сделать так, чтобы старшеклассников было не более тридцати человек в группе. В сельском хозяйстве кризисы следуют один за другим – начиная с коровьего бешенства, в результате которого резко снизились продажа говядины и экспорт мяса, и кончая недавней эпидемией ящура, которая повлекла за собой массовое умерщвление овец и крупного рогатого скота и повергла фермеров в состояние глубокой депрессии. Их доходы невероятно упали, их положение спорадически облегчают лишь государственные компенсационные выплаты.

Можно было бы и дальше распространяться о недостатках общественного устройства, которое, однако же, обеспечивает бесплатное медицинское обслуживание и среднее образование, а также в полном объеме пособия по старости, болезни, инвалидности, бедности и безработице. Но и тут, видимо, срабатывает “фактор Блэра”: избиратели не ставят в вину правительству все эти недостатки. Так почему на июньских выборах лейбористское правительство избежало наказания?

Одна из возможных причин – разочарование британских избирателей в альтернативе. Уильяма Хейга, весьма молодого лидера Консервативной партии, преемника Джона Мейджора, население просто-напросто не поняло и не оценило. Человек одаренный, красноречивый, остроумный, он не сумел осуществить прорыв и уже подал в отставку. В настоящее время у тори нет лидера. Вторая возможная причина – стабильное экономическое положение, низкая безработица и рекордно низкие процентные ставки, при которых легче, чем когда-либо раньше, продавать и покупать недвижимость, подниматься вверх по общественной лестнице, брать кредит, чтобы обставить дом. Исчез страх в любую минуту лишиться работы, хотя в США вырисовывается угроза экономического спада, а его последствия могут сказаться и на британской занятости. Так что британские избиратели довольны – они отнюдь не расположены голосовать за перемены, ровный ход вещей вполне их устраивает.

Этим и объясняется беспримерно низкая явка избирателей на последних выборах – менее 60%. На выборах в парламент этот показатель обычно превышает 70%, а то и поднимается за 80%. По мнению многих экспертов, это тревожная тенденция, симптом безразличия к политической жизни. Можно, конечно, утверждать: раз не голосуешь, то и право критиковать тоже теряешь, но такова уж природа британской системы “чей перед, тот и берет”, согласно которой правящая партия, в данном случае Лейбористская, может получить в Палате общин 63% мест, набрав всего лишь 41% от общего числа поданных голосов. Если учесть не явившихся к урнам избирателей, это означает, что за лейбористов проголосовали всего 24% от общей численности электората, то есть менее одной четверти. Можно представить дело и так, что это не лейбористы выиграли, а консерваторы проиграли, однако Тони Блэр все равно остается во власти еще на четыре года и, располагая в Палате общин большинством почти в 170 мест, может провести едва ли не любой угодный ему закон, лишь бы тот не очень нервировал левое крыло его партии. Он легко подавит мелкие бунты, но должен держать ухо востро в отношении серьезных восстаний. В прошлом месяце он уже получил небольшое предупреждение. Его парторганизаторы попытались сместить двух председателей специальных комитетов: те выказали достойную восхищения независимость в подходах соответственно к транспорту и иностранным делам. Рядовые парламентарии-лейбористы пришли в ярость и проголосовали против смещения, так что правительство мигом восстановило председателей на постах. Да и реформированная Палата лордов станет, судя по всему, главным препятствием на пути осуществления политических амбиций Блэра. Она успела доказать, что способна чинить пусть временные, но зато основательные помехи. Законопроект о запрете охоты на лис ожидают в Палате лордов большие неприятности.

Сама по себе избирательная кампания особой новизной не удивила. Лейбористы везде сохранили лидерство, а избирателей не воодушевили главные пункты программы консерваторов: дальнейшее снижение налогов, противодействие замене фунта на евро и усиление контроля при предоставлении статуса беженца. Во всем этом был привкус ксенофобии, что, согласно ряду источников, и вызвало частные расхождения в штаб-квартире тори, где кое-кто потребовал уделить больше внимания улучшению работы общественных служб. Партийные боссы перемещались по стране в своих “боевых автобусах” или на арендованных вертолетах, выступали без подготовки и время от времени “ходили в народ” (со всем сопутствующим риском нарваться на реальных людей с реальными причинами для недовольства). Кого-то забрасывали яйцами, противники обменивались ударами, а партийно-политические передачи по радио и на телевидении воспринимались без всякого энтузиазма.

Агитация по телефону, особенно в “колеблющихся” избирательных округах, приобрела новые формы. Партийные добровольцы названивали потенциальным сторонникам, в полной мере был задействован Интернет – впервые для подобных целей и в подобном объеме. Каждая крупная партия имела свой сайт, и он работал во всю для привлечения средств, выявления сторонников, передачи новостей и предоставления аудиовизуального доступа на пресс-конференции. Партии впервые в истории поддерживали столь тесную связь со своими кандидатами, да к тому же предлагали на продажу товары с партийной символикой – майки, воздушные шарики, кружки и т.д. – и текстовые сообщения, которыми молодые люди могли обмениваться по мобильному телефону. Другим новшеством стало появление на экране компьютера прямоугольной рамки, в которой можно было набить почтовый индекс и в ответ получить изображения общественных благ, которыми был якобы осыпан район, – новой больницы, дороги или школы. Довольно значительное число добивавшихся переизбрания парламентариев обзавелись (тоже впервые) собственными web-сайтами и, хотя большей частью перепрофилировали последние на демонстрацию своих парламентских достижений (кстати, на время избирательной кампании парламент распускается, так что они, строго говоря, уже не являлись его членами), все равно получили очевидное преимущество над другими кандидатами, web-сайта не имевшими. Тут случилась несомненная предвыборная накладка, и в этой области следует пересмотреть британское законодательство о выборах, разработанное и принятое еще в доинтернетовскую эпоху.

При любом пересмотре следует иметь в виду вот что еще. На этот раз избиратели имели куда больше возможности голосовать по почте, то есть посылать заполненные бюллетени, а не являться лично на пункт голосования. В связи с этим задумались над проблемой – можно ли голосовать по Интернету, если он будет надежно огражден от вмешательства со стороны. Количество личных компьютеров по сравнению с количеством служебных все еще невелико, но оно растет, а вместе с ним – и объем требований голосовать по Интернету. Если по сети можно спокойно приобрести товары, то почему нельзя проголосовать?

Сегодня рядовым консерваторам, а их в стране порядка 300 тысяч, придется выбирать между тем, кого они не знают, и тем, кто им не нравится. Первый – некто Иэн Данкан Смит, подавшийся в политику бизнесмен, гвардейский офицер в прошлом; он неожиданно добился хороших результатов на первом этапе голосования. Независимый во взглядах представитель правого партийного крыла, он скептически относится к объединенной Европе, стало быть, выступит против перехода Британии на евро, полагая, что введение единой валюты причинит неприемлемый ущерб национальному суверенитету. Он входит в группу консерваторов-парламентариев, голосовавших против Маастрихтского договора, который подписал Джон Мейджор, будучи премьер-министром. Смит вдумчив, сдержан, нередко тушуется – ему еще предстоит явить миру искусство игры на публику. Он выступает от имени партии главным образом по вопросам социального обеспечения и обороны, но ни разу не занимал пост министра. Однако он пользуется поддержкой ряда влиятельных тори, включая лорда Теббита, и вполне может победить, поскольку большинство консерваторов питают антиевропейские настроения, а это – решающий фактор. Его недоброжелатели говорят, кивая на Уильяма Хейга: “Стоит ли менять одного лысого реакционера-неудачника на другого?”

Соперником Смита является Кеннет Кларк, единственный тори, способный вызвать симпатию широких кругов рядовых избирателей, которым нравятся его непринужденные манеры, компанейство и любовь к пиву, джазу и наблюдению за птицами в естественных условиях. Кларку шестьдесят два года, у него богатый опыт работы в кабинете министров – он возглавлял министерства здравоохранения, образования и внутренних дел, был канцлером казначейства, то есть министром финансов. Уступив руководство страной лейбористам, тори заявили, что их распорядитель государственной казной оставляет последним “золотое наследство” в виде процветающей экономики с низкими процентными ставками и уровнем безработицы. Тогда Кларк ходил в героях. В 1997 году он баллотировался в лидеры партии, но, хотя был у широких масс куда популярней Уильяма Хейга, проиграл последнему в основном потому, что к этому времени “охвостье” консерваторов в Палате общин в подавляющем большинстве настороженно воспринимало объединенную Европу.

С этим у Кларка и по сей день проблемы: он безоглядный еврофил и долгое время принципиально стремился заставить работать на Британию ее членство в Европейском союзе. Он считает, что в надлежащих условиях – если будут удовлетворены все пять предварительных требований, выдвинутых нынешним канцлером казначейства, – Великобритании следует стать частью объединенной Европы. Многие тори не в состоянии переварить такую позицию: они могут признавать достоинства Кларка, но никогда не смирятся с тем, что, на их взгляд, явится поглощением Британии Европейской федерацией. Кларк заверил, что сформирует сбалансированный теневой кабинет и обеспечит свободу голосования на референдуме о евро.

Однако сам референдум, до которого остается около двух лет, ставит еще одну проблему. Если лидером консерваторов будет Данкан Смит, он возглавит партию оппозиции и получит на проведение кампании европейские деньги и гранты. Если же лидером будет Кларк, он вполне может согласиться с Блэром (и с проевропейской третьей партией, либерал-демократами во главе с Чарлзом Кеннеди) в том, что Британия должна полностью войти в Европу. Тогда от противников евро останется лишь объединение двух “охвостьев”, правого и левого, в то время как три крупнейшие партии официально выступят в поддержку единой европейской валюты. Но даже и в этом случае британцы могут не последовать рекомендациям своих лидеров. Если страна скажет “нет” – а в Дании и Ирландии референдумы по европейским проблемам вызвали крестьянские волнения, – Данкан Смит получит надежный плацдарм для борьбы за возвращение тори во власть на очередных выборах, поскольку никакое правительство не в силах заставить Британию сделать то, против чего высказался ее народ. Кларку же любой исход не сулит ничего хорошего. Скажет народ “да” европейской валюте – многие тори заявят, что в этом виноват он, он предал их интересы. Если народ скажет “нет”, это ударит по его авторитету проевропейского политика и лидера партии. Пойдут разговоры, что он не владеет положением и не надо было его выбирать. Так что исход следующих выборов – а при таком подавляющем лейбористском большинстве в Палате общин тори рискуют проиграть третьи выборы кряду – в сильной степени будет зависеть от результатов референдума по евро. Идеальным раскладом был бы такой: Кларк становится лидером, народ голосует за евро, и Кларк обращает свою популярность у избирателей в политический капитал, махнув рукой на крайне правых в своей партии, поскольку они все равно никогда не бывают довольны. Это хотя бы даст тори шанс выиграть выборы 2004–2005 годов. Старая поговорка гласит, что выборы не выигрываются оппозицией, но проигрываются правительством, поэтому в не столь уж далеком будущем Блэр может утратить харизму.

На референдуме по евро существенную поддержку Блэру окажет Чарлз Кеннеди, молодой лидер либерал-демократов, избранный в 1999 году преемником Падди Эшдауна. Этот трезвомыслящий, скромного вида шотландец наделен даром остроумия, благодаря которому его приглашали в многочисленные радио- и телеигры в ту пору, когда он еще не был серьезной фигурой. На выборах он выказал себя весьма успешным агитатором, что было несколько неожиданно – его порицали за чрезмерную сдержанность, – и сумел увеличить для своей партии и число мест, и процент голосов. В 1992 году от Либерально-демократической партии в Палате общин заседали 20 человек, в 1997-м уже 46, а в 2001 году их число возросло до 52. Эта партия хорошо представлена в Шотландии и Уэльсе и играет на парламентских выборах заметную роль, о чем Блэр никогда не забывает. Поддержка либерал-демократов на референдуме будет ему жизненно необходима. У них сильны позиции по правам человека, межрасовым отношениям и помощи странам “третьего мира”, они сторонники просвещенного капитализма. Лейбористская партия под руководством Блэра сблизилась с либерал-демократами, причем последние были особенно довольны передачей властных функций правительствам Уэльса и Шотландии. Блэр также ослабил традиционные связи между лейбористами и профсоюзами, и теперь его формулу правления можно в общих чертах определить как либеральный капитализм. Поэтому либерал-демократы часто не находят причины критиковать новых лейбористов и избирают мишенью своих нападок консерваторов, каковые нередко выступают их главными соперниками в избирательных округах.

Либерал-демократы давно агитируют за введение пропорционального представительства в парламенте Соединенного Королевства – в той или иной форме оно уже имеется в шотландском парламенте, ассамблеях Уэльса и Северной Ирландии, лондонской ассамблее и Европейском парламенте в Страсбурге, о котором часто и, как считают некоторые лица, заслуженно забывают. Блэр туманно обещал провести референдум по избирательным системам и даже учредил комиссию под председательством Роя Дженкинса, чтобы та рекомендовала наиболее подходящую систему для выборов в Вестминстер, однако нет и намека на близкое внедрение этой системы. В манифесте лейбористов говорилось о том, что новое правительство “изучит опыт применения новых систем… для оценки целесообразности внесения изменений в порядок выборов в Палату общин”. Утверждая, что любому изменению непременно будет предшествовать референдум, авторы манифеста забывают пообещать таковой – и правильно, зачем он нужен? Когда партия вторично получает в парламенте значительное большинство мест, набрав всего четверть голосов электората, изменение избирательной системы ей ни к чему. В 1980–1990-е годы консерваторы держались такой же точки зрения – тогда они извлекали выгоду из мажоритарной системы. Подавляющее большинство в Палате общин позволяет любому правительству проводить желаемые изменения, что хотя бы уберегает его от бездействия. Противники того, что порой именуется “честными выборами”, утверждают, что такие выборы парализовали бы британское правительство и обеспечили Либерально-демократической партии постоянное место в правительстве в коалиции с правыми или левыми – и с решающим голосом, хотя из трех главных партий именно либерал-демократов поддерживает наименьшее число избирателей. Сторонники “честных выборов”, естественно, утверждают, что любое согласие партнеров по “большой коалиции” непременно будет консенсусом, выражающим волю подавляющего большинства избирателей. Я предчувствую, что система выборов в парламент Соединенного Королевства не претерпит изменений. Введение системы “списков” по регионам для обеспечения пропорционального представительства в Европейском парламенте обернулось сплошным разочарованием и массовой неявкой на выборы: большинство избирателей ощутили, что их представители, депутаты Европарламента, отдалились от них еще основательней и утратили существенные связи со своим округом и избирателями, связи, которые сохраняла предшествующая система.

Разумеется, у британской политики есть много других направлений. Северная Ирландия по-прежнему представляет собой арену варварской схватки, где наделенные властью государственные структуры балансируют на острие ножа. Простые люди, в отличие от экстремистов, стремятся к необратимому прекращению состояния войны и установлению такой власти, которая представляла бы все слои населения и принимала в расчет все фракции общества. Экстремисты от политики и религии продолжают, однако, дудеть все в ту же дуду, а верность собственным лагерям лишь подчеркивает бессмысленное взаимоистребление лоялистов и республиканцев. Насилие поджидает за каждым углом, и доверия нет как нет. Избиратели на острове Великобритания большей частью изрядно устали от всего этого, хотя и не потеряли надежды на то, что из политики удастся убрать перестрелку и северо-ирландская ассамблея сможет наконец заняться проблемами здравоохранения, образования, транспорта и гражданских свобод. Еще рано судить, насколько искренен отказ ИРА от вооруженных методов борьбы и готовы ли юнионисты-протестанты принять ее заверения, даже подтвержденные незаинтересованной стороной.

Внешняя политика Британии едва ли будет меняться: поддержка ООН, поддержка НАТО, поддержка расширения Европейского союза на восток и сохранение особых трансатлантических связей с США. Неожиданная замена Робина Кука с его концепцией “нравственного измерения” во внешней политике на Джека Стро не предвещает смены ориентиров. Блэр, видимо, в целом поддерживает американскую программу НПРО, хотя не желает в этом открыто признаться. Британские военные подразделения активно участвуют в операциях на Балканах и в Сьерра-Леоне, а британские интересы за рубежом лейбористы будут защищать не менее жестко, чем это делали консерваторы. Предполагать, что отношения с Россией не будут улучшаться и впредь, нет никаких оснований. В наше время главы государств и правительств так часто встречаются на разного рода форумах (причем “спутниками” их встреч неизменно выступают “зеленые” и слезоточивый газ), что между ними быстро устанавливаются личные отношения. В век Интернета, прямых линий связи и конференций “в верхах” порой задаешься вопросом: зачем государства содержат такие армии дипломатов? Не так давно встречи президентов или премьер-министров происходили нечасто, и великие события – “дипломатия на высшем уровне” – получали в прессе самое подробное освещение. Теперь же текущие сообщения о саммитах Европейского союза или конференциях стран Содружества вызывают меньше интереса, чем отчеты о заседаниях Палаты общин.

Заключение.

Мажоритарная избирательная система, применяемая в Великобритании, отличается рядом факторов.

Одним из недостатков системы является то, что значительная часть населения страны остается непредставленной в органах власти, а партия, получившая на выборах меньше голосов, чем ее соперники, может оказаться представленной в парламенте большинством депутатских мест.

Преимуществом является то, что не требуется ни сложных расчетов, ни неясных для рядовых избирателей маневров с общими списками. Одно из других ее преимуществ – тесная связь между депутатами и избирателями. На выборах соревнуются не безликие списки, а кандидаты, чьи личностные качества небезразличны избирателям.

Автор обращается к анализу политической борьбы лейбористов и консерваторов перед всеобщими выборами в 1997 и 2001 годах Новым лейбористам удалось предстать перед избирателями продолжателями политики консерваторов в тех областях, где те добились успеха, но одновременно завоевать доверие электората к своей обновленной социал-демократической программе. Лейбористы приложили максимальные усилия, чтобы избавиться от образа партии, стремящейся к высоким государственным расходам и увеличению бремени налогообложения. Именно такие обвинения в адрес лейбористов стали главным козырем консерваторов в ходе предвыборной кампании 1992 г. Лейбористы утверждали, что собираются обеспечить необходимые финансовые средства для достижения провозглашенных целей с помощью более эффективного использования существующих затратных статей. Благодаря этому они планировали создание региональных агентств развития, расширение строительных программ муниципалитетов, снятие ограничений на величину местных налогов, улучшение доступа граждан к юридической помощи, введение новой схемы кредитования высшего образования и др.

Позиции новых лейбористов, отражающие диалектику их философии, были четко определены в предвыборном манифесте ЛПВ. Помимо упомянутых аспектов их политики, приоритетное место было уделено вопросам образования и сокращения безработицы. Безработица рассматривалась как главная причина неравенства в обществе. В духе социального рынка предлагалась отмена ваучерной системы в начальной школе. Было обещано ликвидировать "внутренний рынок", отменить планы приватизации больниц и запретить рекламу табачных изделий. Для поддержки кооперативного движения новое лейбористское правительство объявило о планах по принятию закона о его защите и реорганизации работы. Лейбористы выступили резко против планов консерваторов приватизировать лондонское метро, почтовую службу, систему пенсионного обеспечения и помощь по уходу за престарелыми.

Особое место в ходе противостояния лейбористов и консерваторов заняли вопросы конституционных реформ, сутью которых была демократизация политической власти В эпоху тэтчеризма слабости британской "неписаной" конституции сказались наиболее явно, централизация государственной власти приняла новые формы. Важным пунктом в программе конституционного реформизма новых лейбористов явилось принятия закона о свободе информации, призванного облегчить возможность парламенту и рядовым гражданам контролировать деятельность правительства, и Билля с правах человека. Не менее важными были предложения по реформе системы голосования. Лейбористы также приняли обязательство по присоединению к социальному разделу Маастрихтского договора. Большое значение имела реформа британского парламента с целью сделать работу его палат и контроль над исполнительной властью более эффективными. Смелостью отличались планы по децентрализации государственной власти в Британии, включая создание полуавтономных парламентов в Шотландии, Уэльсе и региональных ассамблей в Англии. Новые лейбористы, учитывая конституционный характер этих реформ, предложили широкое использование референдумов.

Таким образом, приход тэтчеристов к власти в 1979 г. стал результатом долгого и сложного процесса. Британский неоконсерватизм явился частью международного явления. Неоконсерваторы сумели на какое-то время попасть в ритм колебаний общественных настроений. Тэтчеризм, с одной стороны, продемонстрировал способность контролировать инфляционные процессы, бороться с другими негативными явлениями. С другой, он оказался в конечном счете бессилен перед лицом проблем безработицы, циклических экономических спадов, углубления социальной дифференциации. Снижение роли Великобритании в мировой экономике было заторможено, но не остановлено. Если неоконсерваторы достигли определенного увеличения производительности труда, оздоровления финансовой системы, то остались нерешенными многие другие вопросы развития национальной промышленности.

Периоды правления М.Тэтчер и Дж.Мэйджора были отражение одного явления. После отставки "железной леди" правительство консерваторов в целом продолжило ее политику. Биограф Тэтчер X. Янг назвал последствия победы консерваторов на выборах 1992 г. не менее значительными, чем результаты трех предшествующих. При Мэйджоре в ряде областей произошло развитие повестки дня предыдущего десятилетия.

Новый лейборизм также явился результатом длительного процесса изменений в ЛПВ. Как и неоконсерватизм в свое время, он удачно воспользовался изменением массовых общественных настроений в 90-е гг. для выправления соотношения между интересами индивида и общества на базе критической переработки социалистической и неолиберальной мысли. Если системообразующей чертой неоконсерватизма явился экономический либерализм, то у нового лейборизма ею стала концепции социального рынка и общества совладения, не выходящие за рамки капиталистической модели экономики, но проводящие четкую грань между ее англо-саксонским и рейнским типами.

В результате произошедших в последние годы изменений в политической жизни Великобритании удалось значительно упрочить свои позиции Либерально-Демократической партии. Произошло это благодаря частичному смещению либералов влево. Одним из итогом выборов 1 мая 1997 г. стал прорыв Либеральной партии с "кельтской периферии" вглубь территории традиционно консервативного электората.

Таким образом, в составе британского избирательного корпуса присутствовали, как минимум, три крупные группы, опирающиеся на системы ценностей, предпочтения и нормы поведения, характерные для своей политической субкультуры. Причем в основе двух из них фиксированы противоборствующие идеологии: консервативная и либеральная.

Для сторонников данных идеологий главным фактором, влияющим на выбор, являлась идеологическая ориентация кандидатов и партий. Именно поэтому численный состав “ядер” поддержки консерваторов и либералов был относительно стабилен на протяжении ряда лет, несмотря на происходящие структурные и персональные изменения в политической системе страны.

В течение 90-х годов под влиянием резких изменений в общественном настроении симпатии многих из них оказались на стороне либеральных политиков, но в дальнейшем увлечение либеральной идеологией стало проходить; сейчас электоральную базу партий этой направленности составляют только последовательные сторонники либерализма (представители “модернистской” политической субкультуры). В то же время поддержка консервативной партии также была относительно стабильна.

В 2001 г. в ходе выборов противостояние консерваторских и либеральных политических субкультур наглядно выразилось в соперничестве. Интересно, что тогда электорат, уже не имеющий к этому времени “своего” лидера, разделился между лидерами двух ведущих субкультур, причем в силу ряда причин большая его часть выступила за либеральную идеологию. Электорат выбирает уже “что выгоднее ему”, а не то “что близко по зову сердца”. Сменилось и настроение электората в общем, большую роль стали играть предвыборные кампании, предложение наиболее выгодного политического курса.

Библиография.

	Alford R. R. Party and society: Anglo-american democracies. – Chicago, 1987.
	Alt J. The polics of economic decline: Economic management a political behavior in Britain since 1964. – Cambridge, 1979.
	Blair T. Change and Renewal. Leadership Election Statement. – The news, June 23. 1994
	Blair T. Democracy's second age. The Economist. September 14, 1996.
	Blair T. Why I wont tax and spend. The Observer. September 29, 1996
	Blair Т. Speech to the Singapore business community – The news, January 8, 1996.
	Brittan S Capitalism with a Human Face. L.. Edward Elgar. 1995
	Buckanan J. The Economics of Politics. L., 1978
	Butler D., Le system de partis: “Desalignement” ou “realigment” ?/ Pouvoirs. – P., 1986, № 37
	Butler D., Stokes D. Political change in Britain: The evolution of electoral choice. – L., 1974
	Cowling М. (ed.). Conservative Essays. L., 1978
	Crewe I. The electorate: Partisan dealignments ten years on / West European politics. – L., 1983. № 46
	Crewe L., Sarvlik B., Alt J . Partisan dealignment in Britain 1964-1974 / British journal of political science. – L., 1977, № 7.
	Cyr A. Liberal Politics in Britain. Transactions Books.- L. 1988
	Democracy at the Polls. A comparative Study of Comprehetive National Elections., London, 1981
	El. Joni A. The Spirit оf Community: Rights. Responcibilities and the Communitarian Agenda. L.. Fontana Press. 1995
	Franklin M. N. The decline of class voting in Britain: Changes in the basis of electoral choice. – Oxford, 1985.
	Friedman M. The Counter-Revolution in Monetary Theory. L.. IEA. 1970
	Fukuyama F. Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity. L., Hamish Hamilton, 1995
	Gilmour Inside Right. A Study of Conservatism. L.. Hutchinson. 1977
	Goldberg A. S. Discering a casual pattern among data on voting behavior/ American political science rew. – Menasha, 1987, № 1
	Gray J. Beyond the New Right. L.. Routledge. 1994
	Hall S.. Jacques M. (ed.). The Politics of Thatcherism. L.. Lawrence & Wishart, 1983
	Hayek F.A. The Fatal Conceit. L., Routledge, 1988
	Heatth A., Jowell R., Curtice J. How Britain votes. – Oxford, 1985
	Huckfeldt R. R. The social context of political change: Durability, votatility a social influence/ American political science revew, - Menasha, 1983. № 1, 144.
	Ionescu G. How to look or not to look at modern British politics. – Gov. a opposition, London, 1993
	Jones T. Remaking the Labour Party. From Gaitskell to Blair. L., Routledge. 1996
	Joseph K.. Stranded on the Middle Ground Reflections on circumstances and politics. L., 1976
	Labor Party. Opportunity Britain.L., 1991.
	Labor Party. Statement of Democratic Socialist Aims and Values, L., 1988
	Liddle R. The Blair Revolution. L., Faber and Faber. 1996.
	Macinter A. After Virtue. A Study in Moral Theory Duckworth. L., 1985
	Nozick R. Anarchy. State, and Utopia. L., Oxford, 1974
	Popper K..R. The Open Society and its Enemies. L.. Routledge. 1952
	Prior J. A Balance of Power. L.. Hamish Hamilton 1986
	Robertson D. Class and the British electorate. – Oxford, 1984
	Rothbard M. The Ethics of Liberty. Atlantic Highlands. NJ. Humanities Press. 1982
	Sampson A. Company Man: The Rise and Fall of Corporate Life. L., HarperCollins, 1995
	Sarvlic B., Crewe L. Decade of dealigment: The concervative victory of 1979 a electoral trends in 1970s. – Cambridge, 1983.
	Scruton R. (ed.). Conservative Thoughts. L.. Claridge Press. 1988
	Seldon A. Capitalism. L.. Blackwell. 1990.
	Tawney R.H. The Acquisitive Society. L.. Collins. 1961
	Tebbit N. The Upwardly Mobile. L.. Fullira. 1988
	Thatcher M. The Downing Street Years. L.. HarperCollins. 1993
	Thatcher M. The Path to Power. L., 1978
	The Political Quartely, № 4б, 1997
	Thompson E.P. The Poverty of Theory and Other Essays. L.. Merlin, 1978
	Tlillock G. The Vole Motive. L.. IEA, 1976.
	Willets D. The Modern Conservatism. L.. Pensuin Books. 1992.
	Williams R. Towards 2000. L.. 1983
	Актуальные проблемы социально-экономической и политической истории Великобритании в новое и новейшее время: Тез. науч. конф. - Уфа, 1991.
	Гаджиев К.С. Либерализм - история и современность. \\ НиНИ, N 6. 1995
	Галкин А.А.. Рахшмир П.Ю. Консерватизм в прошлом и настоящем. М., 1987
	Данилевич И.В. Европейская социал-демократия: глобальные проблемы и "поиски идентификации" \\ Рабочий класс и социальный прогресс. М.: Наука, 1992
	Демократия и тоталитаризм в судьбах европейской цивилизации XIX-XX вв.: Тез. науч. конф. - Уфа, 1992.
	Денискина В.Я. Политический портрет М.Тэтчер: научно-аналитический обзор. М.. ИНИОН. 1991
	Западная Европа 80-х гг. Идейно-политическая борьба и рабочее движение. М.: Наука, 1988
	Кочетков А. Экономические концепции британских лейбористов. \\ Вопросы экономики, 1994. N 2
	Кухарчук Д.В. Либерализм и реформизм: опыт типологической характеристики. \\ Социальный идеал: содержание, эволюция, типология. М.: 1994
	Науменков А.. Хесин Е. Консерваторы и метаморфозы британской экономики. \\ Великобритания: политика, экономика, история. Сиб., 1995
	Науменков О.А. Из истории внутренней политики консервативной партии Великобритании в конце 60-х — начала 70-х годов XIX века. - Саратов: СГУ, 1989.
	Науменков О.А. Некоторые аспекты психологического воздействия на электорат накануне парламентских выборов 1886 г. в Великобритании // Викторианская Британия: события, люди, явления, процессы : Тез. науч. конф. - Уфа, 1995.
	Науменков О.А. Становление и эволюция консервативной партии Великобритании в 1846-1886 гг.: Внутриполитический и идеологический аспекты: Автореферат дисс. ... докт. ист. наук / Санкт-Петербургский государственный университет. - Спб, 1991
	Науменков О.А.Консервативная партия и парламентская реформа 1867 г. в Англии / Башкирский государственный университет. - Уфа, 1981.
	Неймарк М.А. Западно-европейский социал-реформизм и идеологическая борьба. М.: Наука. 1986
	Осадчая И. Кейнсианство сегодня. \\ МЭиМО. N 8, 1996
	Осипова Е.В. Идея социального прогресса в концепциях "новейших левых".\\ МЭиМО. N 8. 1990
	Партия. Класс. Личность: Тез науч. конф. - Уфа: БГУ, 1990.
	Перегудов С.П. Тэтчер и тэтчеризм. М., 1996
	Рахшмир П.Ю. Эволюция консерватизма в новое и новейшее время \\НиНИ, 1990. N 1
	Согрин В.В. Этапы британского либерализма. \\ НиНИ. N 4, 1996
	Степанова Н.М. Британский неоконсерватизм и трудящиеся, 70-е-80-е годы. М.: Наука. 1987
	Студенцов В.Б. Два течения в социальной философии британского неоконсерватизма\\Вопросы философии, 1985. N 2.
	Удальцов Е.И. Эволюция левого лейборизма Великобритании (1950-е-нач. 1980-х гг.) \\ Институт всеобщей истории. М.: 1994.

*^{Деликт избирательный
- нарушение
установленных
правил, имеющее
целью сфальсифицировать
результаты
голосования
или повлиять
на них.}

1^{Ibid. P. 255.}

2^{Избирательные
системы в свете
мирового опыта
( законодательство
и практика).}- ^{М., 1991. С. 89.}

3^Heath^A^.,^Jowell^R^.,^Curtice^J^.^How^Britain^Votes^.– ^Oxford^{, 1985.}^P^.
54.

4^{Butler D. British general elections since 1945. – Oxford,
1984. P. 80 – 115.}

5^{European journal of political research, 1989; Vol. 13, № 4, P.
45.}

6^Norris^Pippa^.^British^elections^and^parties^yearbook^.– ^N^.^Y^.,
1992.^P^{. 129 –
131.}

7^Mackie^Th^.^T^.,^Rose^R^.^The^{international}^almanac^of^electoral^history^.– ^N^.^Y^{., 1982.}^P^{.
410} ^- ^411.

8^{Britain 1990. An official Handbook.}– London^{,
1990. P. 251.}

9^{Ibid. P. 255.}

10^{Избирательные
системы в свете
мирового опыта
( законодательство
и практика).}- ^{М., 1991. С. 89.}

11^{Katz Richard S. A theory of parties and electoral system.}– ^London^{.,
1980. P. 231.}

12^{Холодковский
К. Г. Как выбирают
в парламент
в странах Европы,
Америки, Азии.}– ^{М.,
1993. С. 78 – 79.}

13^{Butler D. British general elections since 1945.}– ^{Oxford, 1989. P. 65.}

14^{Britain. An official Handbook} 1997^.– ^London^{,
1997. P. 231.}

15^{Heath A., Jowell R., Curtice J. How Britain Votes.}– ^{Oxford, 1985. P. 12.}

16^{Ibid. P, 56.}

17^{Евдокимов В.
Б. Политические
партии в зарубежных
странах.}–^{Екатеринбург.
1992. С. 70.}

18^{Britain at the Polls.} - London, 1995.^{P. 25.}

19^{Heath A., Jowell R., Curtice J. How Britain Votes.}– ^{Oxford, 1985. P. 54.}

20^{Маклаков}^В^.^В^.^{Избирательное}^право^стран^–^членов^{Европейских}^{сообществ}^.– ^М^.,
1992.^С^{. 41.}

21^{Butler D., Kavanagh D. The British General Elections of 1987.}- ^London^{,
1989. P.275.}

22^{Ibid. P. 298.}

23^{Маклаков В. В.
Избирательное
право стран
– членов Европейских
сообществ.}– ^{М., 1992. С. 32.}

24^{Острогорский
М.Я. Демократия
и политические
партии.}– ^{М.,
1997. С.170.}

25^{Из истории
европейского
парламентаризма:
Великобритания.}– ^{М., 1995. С.164.}

26^{Сэмпсон А. Новая
анатомия Британии.}– ^{М., 1975. С.51.}

27^{Кертман Л.Е.
География,
история и культура
Англии.}– ^{М.,
1979. С.75-93.}

28^Butler^D^.^British^general^elections^since^1945.– ^Oxford,^1989.^P^.170-195.

29 Observer. XI.25.1970. P.5.

30 The Times. X.30.1971.

31^{Bruce-Gardner J. Whatever Happened to the Quiet Revolution.}– ^London,^{1974. P. 123-125.}

32^{New Trends in British Politics since 1975.}– ^{London, 1978. P.28-46.}

33^{The Times}.^II.11.1975.

34^{The Right Approach. A Statement of Conservative Aims.}– ^London,^{1976. P.8.}

35^{The Right Approach to the Economy.}– ^London,^{1977. P.39.}

36^{Benn A.W. The New Politics: A Socialist Reconnaissance.}– ^London,^{1970. P.11.}

37^{Benn A.W. Speeches by Tony Benn.} –^Nottingham,^{1974. P.38-39.}

38^{Labour’s Programme for Britain. 1973.}- ^London,^{1973. P.7.}

39^{Holland St. The Socialist Challenge.}– ^London,^{1975. The Strategy for Socialism London. 1975.}

40^{Benn A.W. Speeches by Tony Benn.}- ^{Nottingham. 1974. P.202-203.}

41 Великобритания. - М., 1981. С.320-322.

42 Городецкая И.Е. Великобритания: избиратели, выборы, партии (1945-1970). - М., 1974. С.53-55.

43 The Times. IX.30.1972.

44 Перегудов С.П. Тэтчер и тэтчеризм. - М., 1996. С.105.

45 Riddell P. The Thatcher Decade. – London, 1989. P.50.

46 Britain at the Polls, 1979. - London, 1981. P.85.

47 Ibid. P.115.

48 Riddell P. The Thatcher Decade. – London, 1989. P.70-73.

49 Матвеев В.А. Британия вчера и сегодня. - М., 1989^. С.120-126.

50 ^Butler^D^.^British^general^elections^since^1945.– ^Oxford, ^1989.^P^.6^0.

51 Britain. An official Handbook, 1979. – London, 1981. P.46.

52 ^{Butler D. British general elections
since 1945.}– ^Oxford,^{1989. P.}207^.

53 Labour Research. 1981. №2 P.37-42.

54 Tribune. 1984. №6. P.8.

55 NEC Report to the 86^th Annual Conference of the Labour party. -London, 1987. P.64.

56 Перегудов С.П. Тэтчер и тэтчеризм. - М., 1996. С.147.

57 Thatcher M. The Downing Street Years. 1993. P.173.

58 Riddell P. The Thatcher Government. - Oxford, 1983. P.216.

59 Thatcher M. The Downing Street Years. 1993. P.193 - 197.

60 Economist, 1982, vol. 242, n. 7009. P. 51.

61 ITV Election Factbook. - London, 1987. P. 215 – 217.

62 ITV Election Factbook. - London, 1987. P.218.

63 Trade Unions in British Politics. - London, 1982. P.299.

64 Political Quarterly. № 4. 1983. P.347.

65 Ibid. P. 357.

66 Electoral change in Western Democracies: Patterns a. Sourses of electoral volatility. - London, 1985. P.75.

67 Gamble A. Thatcher, The Second Coming// Marxism Today. X.1983. P.10.

68 New Britain – New Partnership. - London, 1985.

69 ITV Election Factbook. - London, 1987. P.223.

70 Britain at the Polls 1987. - London, 1988. P.311.

71 Butler D., Kavanagh D. The British General Elections of 1987. - London, 1989. P. 287.

72 The Times. II.3.1988.

73 New Statesman and Society. VI. 15. P. 14

74 Economist. 1990. vol. 257, n. 7200. P. 57.

75^{The Guardian}.XI^.21^.1990.

76^{Перегудов С.
П. “Отставка
Маргарет Тэтчер”,
Вопросы истории,
N8,1992, С. 13.}

77^{HESELTINE М. Where There's A Will.}- ^Lo^ndon^, ^1987.

78 Heseltine M. The Challenge of Europe: Can Britain Win? - London, 1990.

79^{Независимая
газета}.^05.04.95

80^Правда.^17.04.96.

81^{The Financial Times.}II^.28.1990.

82 Консерватизм: история и современность. - Пермь, 1995. С. 80 – 81.

83 Britain 1992. An official Handbook. - London, 1992. P. 53.

84 Sopel J. Tony Blair: the modernizer. - London, 1996. P.129.

85 New labour triumph: Britain at the polls. - N.Y., 1997. P.49 – 73.

86 The Times. III.27.1994.

87 The Economist. 1994, vol. 278, n. 7509. P. 31.

88 The Economist. 1994, vol. 278, n. 7509. P. 31.

89^{The Economist, 1997 vol. 342, n. 8009}.^{P. 18.}

90^{The Economist, 1997 vol. 343, n. 8014}.^{P. 34.}

91^{Общественно
политическая
газета № 17(232)}25.IV.^1997.

92^{The Economist, 1997 vol. 342, n. 8009}.^{P. 45 .}

93^{The Economist, 1997 vol. 342, n. 8009}.^{P. 45 .}

94^{The Economist, 1997 vol. 343, n. 8014}.^{P. 33-38 .}

95^{New Statesman 1996. 10. P.31.}

96^{Эхо планеты.
1997. №} ^{13. С.6.}

97^{Эхо планеты}.^{1997. №}1^{9-20. С. 18.}

98^The^Guardian.X^.02^.1997.

99^The^Economist.¹⁹⁹⁷^vol^{. 343,}ⁿ^.
8014.^P^{.
37 .}

100^The^Economist^,
1997^vol^{. 343,}ⁿ^.
8014.^P^{.
37 .}

101^{Перегудов С.П.}Тэтчер и тэтчеризм. - М., 1996. ^{С. 210-229.}

102 Butler D., Stokes D. Political change in Britain: The evolution of electoral choice. – L., 1974.

103 Crewe L., Sarvlik B., Alt J . Partisan dealignment in Britain 1964-1974 / British journal of political science. – L., 1977, № 7.

104 Robertson D. Class and the British electorate. – Oxford, 1984

105 Crewe I. The electorate: Partisan dealignments ten years on / West European politics. – L., 1983. № 46

106 Friedman M. The Counter-Revolution in Monetary Theory. L., 1970.

107 Crewe I. The electorate: Partisan dealignments ten years on / West European politics. – L., 1983. № 46. р. 37.

108 Crewe I. The electorate: Partisan dealignments ten years on / West European politics. – L., 1983. № 46, р.39.

109 Butler D., Stokes D. Political change in Britain: The evolution of electoral choice. – L., 1974

110 Butler D., Le system de partis: “Desalignement” ou “realigment” ?/ Pouvoirs. – P., 1986, № 37

111 Crewe L., Sarvlik B., Alt J . Partisan dealignment in Britain 1964-1974 / British journal of political science. – L., 1977, № 7.

112 Butler D., Stokes D. Political change in Britain: The evolution of electoral choice. – L., 1974

113 Huckfeldt R. R. The social context of political change: Durability, votatility a social influence/ American political science revew, - Menasha, 1983. № 1, 144.

114 Goldberg A. S. Discering a casual pattern among data on voting behavior/ American political science rew. – Menasha, 1987, № 1.

115 Labor Party. Opportunity Britain.L., 1991.

116 Blair Т. Speech to the Singapore business community – The news, January 8, 1996.

117 France Press. 2001. 13 apr. p.3

118 СреDа, № 3-4, 1999, с.7.

Дипломная работа: Избирательная система Великобритании

Похожие работы: