Рефетека.ру / Культура и искусство

Курсовая работа: Образ атлета в греческой скульптуре

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

«Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского»


Кафедра истории древнего мира


Курсовая работа

«Образ атлета в греческой скульптуре: от ранней классики до эпохи эллинизма»


Выполнила:

студентка II курса

дневного отделения

спец. «искусствоведение»

исторического факультета

Мошкова А. В.

Проверил:

Смыков Е. В.


Саратов 2008

Содержание.


Введение с……………………………………………………………………….. 3

Глава 1. Место атлетики в жизни древних греков с. ………………………….5

Глава 2. Гармоничная личность атлета в произведениях скульпторов высокой классики. с………………………………………………………………………... 9

2.1 Мирон с. ……………………………………………………………………...10

2.2 Поликлет с. …………………………………………………………………..17

Глава 3. Изменение характера атлетики и его влияние на скульптуру …..с.25

3.1 Образ атлета у Лисиппа. …………………………………………………с. 26

Заключение. …………………………………………………………………...с. 32

Список используемой литературы. ………………………………………….с. 34

Введение.


В конце VI-начале V в. до н. э. в изобразительном искусстве происходят глубокие перемены. Особенно эти перемены коснулись изображения человека в скульптуре. Отходят в прошлое традиции архаики. Статуи постепенно наполняются реалистичностью изображения. Меняется и сюжетика произведений и отношение авторов к изображаемому. В своем развитии от архаической застылости через классику в эллинизм наблюдается динамика, движение в развитии скульптуры. Связано это не только с историческим развитием Древней Греции, но и с социальными и психологическими аспектами. Появляется образ «гражданина полиса», «воина»[1], а вырос этот образ из идей, связанных с атлетикой. Признание человека мерой всех вещей, хотя и сформулированное словесно чуть позже, определило художественный идеал мастеров той поры. «В совершенстве внешнего облика раскрывалось внутреннее совершенство, и из этого гармонического соответствия рождался идеальный образ»[2]. Цельность образа, воплощающего нравственную и внешнюю красоту, гражданственное его звучание, впечатляет мощью, величием, сознанием высокого достоинства человека.

На этих проблемах я бы хотела остановить своё внимание и на примере скульптурных произведений, созданных в период от ранней классики, когда подобные тенденции только зарождаются, до эпохи эллинизма, когда все наработанные усовершенствования будут потеряны, показать и проанализировать, как менялись принципы изображения «идеального» человеческого тела (а в этот период идеальным человеком будет считаться атлет) и концепцию его создания в скульптуре, показать, как менялось отношение к изображаемому, трансформация взглядов и техники исполнения.

В моей работе представлен анализ трансформации образа атлетики в искусстве, поэтому мое внимание привлекли скульпторы, изображавшие атлетов. Закончился переходный период архаики, после которого наступает высокоразвитое искусство, «вооруженное невиданными до того возможностями познания и изображения мира»[1. Первым мастером, который внес значительные изменения в скульптуре – внедрил в скульптуру движение и одномоментность изображаемого, был Мирон. В своей монографии О. Ф. Вальдгауэр[2] называет причины этого и анализирует творчество скульптора. Вторым скульптором, на котором я бы хотела остановить свое внимание, был Поликлет, которому приписывают создание канона «атлета в покое». Подробный анализ его произведений представлен в монографии Недовича «Поликлет»[3. Говоря об искусстве поздней классики, особое место занимает мастер Лисипп. Его привлекало изображение могучих и сильных юношей и героев, чаще в бытовых, а не геройских условиях. Мое исследование этой проблемы опиралось на монографию О. Ф. Вальдгауэра «Лисипп»[4].

Разговор об атлетике следует начинать с её основ и возникновения. В этом я опиралась на исследование Чеснокова[5]. Говоря о развитии атлетики, я воспользовалась теоретическими выводами В.М. Полевого[6], В.Г. Боруховича[7], Виппера Б.Р.[8], Ривкина Б.И.[9] Теоретические и технические основы творчества античных скульпторов изложены в работах А.П. Чубовой[10] и И. Саверкиной[11]. Обобщающие исследования по искусству древней Греции помогли мне наиболее полно проанализировать развитие скульптуры (работы Кобылиной М.М.[12], Блаватского В.Д.[13] и Колпинского Ю.Д.[14]).

Свою работу я построила по следующему принципу: в первой главе я исследовала проблему места атлетики в жизни древних греков и, в частности, в греческой скульптуре. Таким образом, я решила задачу выяснения причин, побудивших мастеров изменить традициям. Во второй главе я занялась проблемой изображения атлетов в творчестве скульпторов высокой классики – Мирона и Поликлета, проанализировала, как эволюционировала идея изображения человека от бурного движения к абсолютному покою. В третьей главе я исследовала проблему изменения сюжетов и техники исполнения статуй атлетов, проанализировав творчество Лисиппа.

В заключение своей работы я сделала выводы о том, как изменился образ атлетики в греческом искусстве, пройдя этапы в своем развитии от ранней классики до эпохи эллинизма; какие причины побудили мастеров и авторов искать новые сюжеты, технику исполнения и восприятие нового образа «идеального человека», какие новаторские идеи предложили скульпторы взамен ушедших традиций изображения человека.

Глава 1.

Место атлетики в жизни древних греков.


Говоря о месте атлетики в жизни древних греков, следует отметить, что оно было довольно значимым. Одну из главных позиций заняла атлетика в изобразительном искусстве, в особенности в скульптуре. «Греческое искусство впервые в мире выдвинуло как основную тему изображение человека, и его образы наполнены глубоким общественным, гуманным содержанием. Но это был «античный реализм», созданный на ранней ступени развития общества»[1].

Несомненно, что греки уделяли огромное внимание человеческому телу и его развитию. Духовный мир их интересовал гораздо меньше. Греки были одной из первых наций, у которых физические упражнения и спорт составляли повседневную жизнь[2]. Большое значение в этом смысле играли Олимпийские игры, появившиеся в VIII в. до н. э. При этом Игры имели далеко не маловажную роль в художественных связях – «атлету-победителю почетную статую в Олимпии или Дельфах, исполнение которой заказывалось известному мастеру»[3]. В V в. до н. э. был разработан устав, своего рода хартия, которая строго регулировала процедуру подготовки и проведения Игр, определяла санкции за их нарушения, таким образом, в стороне от «спортивной» жизни своего полиса не оставался ни один эллин – для них Игры стали олицетворением этнической общности[4]. Физические упражнения древние греки называли атлетикой. Существовали даже палестры – «гимнастические школы для мальчиков и юношей»[5] и гимнасии – «учебно-воспитательные учреждения для юношества, в котором изучали науки и занимались гимнастическими упражнениями»[6]. Идеал красоты обнаженного тела распространялся и в повседневной жизни. Особенно культивировался в ту эпоху образ атлета, выступавшего на состязаниях обнаженным..

Особенно заметна любовь скульпторов к изображению атлетов. Их статуи «стояли, главным образом в местах, где происходили состязания. Словарь упоминает 54 имени создателей произведений этого вида скульптуры»[1]. При этом, создание образа идеальной мужской фигуры совершенствуется в своем развитии, проходя сначала через период архаики с её застылостью форм, «однообразной моделировкой обнаженного тела»[2], затем период ранней и высокой классики, когда скульпторы стремятся добиться большей естественности и приближают пластику к реальной действительности, и, наконец, период наивысшего реализма в изображении человеческой фигуры – поздней классики. Затем, в эпоху эллинизма все эти совершенствования были утеряны. Для достижения большего реализма мастера пытались изображать человека в движении, в процессе какого-либо действия. Темы рукопашных схваток, конных состязаний, состязаний в беге, в метании диска научили ваятелей изображать человеческое тело в динамике. Архаическая застылость фигур была преодолена. Теперь они действуют, движутся; появляются сложные позы, смелые ракурсы, широкие жесты. В статуях атлетов мастера пытаются передать не только движение, но переход от одной стадии движения к другой, как бы останавливая мгновение, а также и менее напряженные моменты жизни атлета: например, отдых после состязания.

Изменяются не только техника исполнения и сюжет изображений. Ведь эти изменения должны быть чем-то обусловлены. Нужно отметить, что в это время меняется отношение к образу человека в искусстве[3]. В греческом искусстве устанавливается тип его героя — «прекрасного, гармонически сложенного человека — юноши или зрелого мужчины, девушки или женщины цветущих лет»[4. Появляется обобщенный образ человека, «идеальный образ», совершенно не обладающий какими-либо свойствами индивидуального характера; образ героя, воина атлета, «полного достоинства и доблести, мужественно сражающегося, побеждающего варваров или дикие силы природы»[1]. Таким образом, выросшее из чисто спортивных начинаний (Олимпийские игры) и постепенно переросшее в изображение красивого человеческого (мужского) тела, стремление вырабатывает целую систему для изобразительного искусства, если не сказать идеологию, на основе которой (или в противовес которой) скульпторы разрабатывают свои приемы.

Разумеется, вся эта система связана с наблюдением и изучением реального человека. В ней все построено на соотношении фигуры и ее частей и согрето восторгом перед человеком как совершенным творением природы. Отклонения же от этого совершенства в глазах художника выглядели как нечто недостойное искусства. Художественным было изображение, обладающее самыми высокими достоинствами и качествами, самое правильное, если можно так сказать. Такой образ содержал в себе важные представления о человеке и всем мироздании. Прежде всего, он имел общественное значение. Приподнятый над обыденной жизнью, он отвечал идеалу «калокагатии» (от слов «калос» — прекрасный, «кай агатос» - и доблестный)[2], объединявшему физические и нравственные добродетели. В этот идеал включалось, стало быть, и определенное состояние духа - ясное, спокойное, полное достоинства, чуждое резких чувств и волнений. Совершенный человек подобен олимпийскому богу. Но все же заметны и различия в их изображении. Если греческие «божественные статуи» рождались в храмах, то «человеческие скульптуры» — на стадионах и в гимнасиях. Победителям на олимпийских играх полагалась статуя. Причем статуя не конкретному человеку, выигравшему соревнование, а именно Победителю [3]. Создавался образ атлета. А поскольку юноши выступали на соревнованиях и добивались победы обнаженными, то скульпторы именно в таком виде и создавали их идеальный образ[1].

Скульпторы явно преувеличивали их достоинства, делая чуть ли не трехметровой высоты, подчеркивая атлетическое сложение и весьма условно и ярко раскрашивая. Не случайно уже в наше время, ощущая нереальность этих скульптур, их назвали “архаическими аполлонами”. Казалось бы, вполне естественно изобразить атлета в действии: бегуна во время бега, борца борющегося, а метателя метающего. Но подобные изображения не всегда становятся эстетически правильными. Поэтому ваятели и выбирали для своих “победных скульптур” позу победителя: спокойное фронтальное положение тела; легкая, чуть ироничная улыбка (архаическая улыбка); слегка выставленная вперед нога; руки спокойно опущены вдоль тела; широко открытые глаза, смотрящие прямо на зрителя[2]. Постепенно даже вырабатывается целый ряд законов, по которым можно «построить» скульптуру идеальной мужской фигуры – «Канон» (его автором стал Поликлет).

Говоря о развитии этого образа, можно отметить, что уже в эпоху поздней классики великие скульпторы придают фигурам все более изнеженные и утонченные пропорции, более соответствующие лирическим стихам эллинистических поэтов, нежели эпосу и драме классического периода. Так Лисипп создал свой канон человеческого тела, в котором, например, размер головы составлял 1/9 часть высоты фигуры. Так человек казался выше и стройнее.

Если раньше перед статуями нужно было преклоняться, то теперь ими восхищаются. А это уже чисто земное чувство, не лишенное порой страстности. О великих статуях поздней классики слагали легенды. Но, интересно, легенды описывали не столько сами изваяния, сколько восторженное к ним отношение.

Все более спускаясь с божественных высот, греческая скульптура эллинистического периода стремительно овладевает человеческими эмоциями. Раньше, в классический период, показывать их было неприлично. Это недостойно божественного состояния. Теперь же, в чисто человеческих статуях они вполне естественны.

Преклонение греков перед красотой и мудрым устройством живого тела было так велико, что они эстетически мыслили его не иначе как в «статуарной законченности и завершенности»[1], «позволяющей оценить величавость осанки, гармонию телодвижений»[2]. Растворить человека в бесформенной слитной толпе, показать его в случайном аспекте, удалить вглубь, погрузить в тень — противоречило бы эстетическому символу веры эллинских мастеров, и они никогда этого не делали, хотя основы перспективы были им понятны. И скульпторы, и живописцы показывали человека с предельной пластической отчетливостью, крупным планом (одну фигуру или группу из нескольких фигур), стремясь расположить действие на переднем плане, как бы на узких подмостках, параллельных плоскости фона. Греки владели искусством передачи, если так можно сказать, типовой психологии,— они выражали богатую гамму душевных движений на основе обобщенных человеческих типов. Отвлекаясь от оттенков личных характеров, эллинские художники не пренебрегали оттенками переживаний и умели воплощать сложный строй чувств.

Скульпторы, благодаря атлетике и её образам, создали новые устойчивые виды изображения. Это статуи юного, прекрасного и мужественного героя. Он олицетворял собой гражданина полиса, воина и атлета, достойного защитника своего города. «Государство требовало, чтобы его сограждане были могучими и ловкими»[3]. Получалось, что подобный образ становился общественным идеалом. Даже то, что атлеты изображались нагими ни коим образом не уменьшает значения изображений:»нагота была в искусстве признаком атлетичности и героизма, возвышенного над обыденностью»[4].

Таким образом, к сер. V в. до н. э. образ гражданина - атлета и воина - становится центральным в искусстве. Впервые «идеи гуманизма и гражданственности оформились в идеологию и получили в произведениях искусства совершенное художественное воплощение»[1]. Пропорции тела и многообразные формы движения становятся важнейшим средством характеристики. Постепенно и лицо изображаемого человека освобождается от застылости и статичности. Однако ещё нигде типическое обобщение не сочетается с индивидуализацией образа. Личное своеобразие человека, склад его индивидуального характера не привлекали ещё внимания мастеров ранней греческой классики[2]. Создавая типический образ человека - гражданина полиса, скульптор не стремился к раскрытию индивидуального характера. В этом заключалась как сила, так и ограниченность реализма греческой классики.

Глава 2.

Гармоничная личность атлета в произведениях скульпторов высокой классики.


В произведениях искусства древней Греции жизненные, затрагивающие человеческие чувства проблемы отражались так полно, что и спустя тысячелетия создания древнегреческих мастеров продолжают оставаться глубоко волнующими памятниками.

«Пафос греческой скульптуры состоял в раскрытии всей красоты образа прекрасного человека, воплощенного в благородном мраморе или бронзе»[1]. Наслаждение творческой силой мастера, созданного им поэтического образа неразрывно связаны с «наслаждением мастерством самого творческого труда человека»[2]. И, конечно, мастерами, добившимися наибольших достижений в искусстве, стали Мирон и Поликлет.

Мирон и Поликлет — великие древнегреческие скульпторы классической эпохи V века до н. э. — времени расцвета всех творческих способностей греческого народа. Они почти современники, но искусство Поликлета — следующая ступень развития после Мирона.

Искусство V века неоднородно. В нем ясно заметна эволюция от памятников начала века, в которых еще не до конца преодолена архаическая скованность к совершенным произведениям середины столетия.

Первую половину V века до н. э. обычно называют эпохой ранней классики, вторую — высокой. В произведениях ранней классики больше движения, энергии, чем в памятниках высокой классики, хотя они в целом менее совершенны, чем спокойные образы второй половины века. Ранняя классика — период поисков и экспериментов. Художников привлекают сложные композиции, с которыми они не всегда справляются, но за изображение которых смело берутся.

В греческом искусстве высокой классики человек имеет идеальный образ бога или героя; «мифологическая поэтическая форма показывала человека в отвлеченной от действительности среде»[1].

Скульпторы высокой классики уже познали простоту и естественность в изображении фигур. Перед ними стояла новая задача — обобщить все, что узнали их предшественники, для выражения в искусстве возвышенных идей народа, находившегося в расцвете сил. Мирон завершил раннюю классику. Поликлет выразил идеи высокой классики[2].


Глава 2.1

Мирон.


В скульптуре этой эпохи сохраняется классический облик, однако в нем нет места чему-то, с нашей точки зрения, очень важному: обаянию неповторимо индивидуального, красоте неправильного, торжеству духовного начала над телесным несовершенством. Но греческое искусство постепенно, начиная с V в. до н. э., эволюционировало в сторону индивидуализации и открытой эмоциональности, конкретности переживаний и характерности, что станет очевидным в эпоху поздней классики, в IV веке до н. э.

Схематичность и застылость преодолевались в скульптуре медленнее, чем в вазописи, где мастера решительнее брались за новые сюжеты. Над ваятелями в большей степени тяготели законы традиций. Первоначально их преодолел Мирон, показавший образы реального мира подвижными, изменяющимися. « Он открыл тайну пластической концентрации движения»[3]. Как аттический скульптор Мирон любил изображать энергичное действие. Если в архаике красота для скульптора во многом определялась орнаментальностью контура и деталей фигуры, то теперь это, прежде всего, благородство выразительных движений.

Мирон был старшим современником Фидия и Поликлета и считался одним из величайших скульпторов своего времени. Мирон – греческий скульптор V в. до н.э., «представитель переходного периода в скульптуре от ранней классики к искусству перикловского времени»[1]. Его деятельность определяется приблизительно серединой V в. – «временем побед трех атлетов, чьи статуи он изваял в 456, 448 и 444 гг. до н.э.»[2]

Художественное развитие Мирона вырисовывается довольно ясно. То громадное богатство новых художественных впечатлений, которое могло развиться в Греции в период последнего десятилетия Персидских войн и непосредственно после битвы при Саламине не могло не отразиться на молодом художнике, поселившемся в Афинах. «Смелые опыты ионийских мастеров, новые проблемы, всплывавшие и решавшиеся, бесконечное количество новых мотивов, обогативших художественный горизонт, реализм, подчас грубый, как реакция против условностей прошлого - все это создало атмосферу, насыщенную творческой энергией»[3]. С другой стороны продолжалась упорная работа мастеров над решением проблемы изображения человеческой фигуры, работа над созданием нового идеала, выражающего спокойное бытие, погруженность в самого себя, над изображением человека в смысле совершенства, уравновешенности его красоты, которая не требует объяснений, не действует под давлением сил извне и не распространяет своей активности вне себя, человека, как он есть. И то, и другое оказало влияние на молодого мастера[4].

В своих зрелых произведениях Мирон выступает мастером, свободно владеющим формой, окончательно преодолевшим связанность строгого стиля. Сохранившиеся копии показывают Мирона как «новатора, дерзновенно разрушившего остатки традиций архаического искусства»[5]. Славу Мирона создали его статуи – «совершенные, развитые, прекрасные атлеты в момент наивысшего напряжения сил»[6]. Мирон изображал атлетов в характерный момент действия и тем создал более действенные образы. Жизненность этих памятников поражала современников. О статуе бегуна Лада, знаменитого атлета, умершего после одной из своих побед, античный поэт писал:

«Полон надежды бегун, на кончиках губ лишь дыханье

Видно; втянувшись во внутрь, полыми стали бока.

Бронза стремится вперед за венком; не сдержать ее камню;

Ветра быстрейший бегун, — чудо ты Мирона рук»[1].

Атлет был изображен «в момент высшего напряжения сил почти уже у самой цели: бронзовая фигура хватается за победный венок»[2].

Но все же «всякое исследование о Мироне должно опираться на статую «Дискобола»[3], которая дошла до нас только в римских копиях и описаниях античных писателей. В подлиннике «Дискобол» был бронзовым. Мирону не нужно было вводить «уничтожающие впечатление легкости и естественности подпорки под руками, у ног и между пальцами рук»[4], которые использовали римские скульпторы для придания прочности мраморным копиям. К сожалению, большая часть дошедших до нас римских копий — мраморные, а не бронзовые, и поэтому не представляется возможным говорить о первоначальной моделировке тела, так как в дошедшие реплики многое привнесено римскими копиистами.

Если говорить о сюжете этой статуи, то он был довольно известен. Метание диска издавна было очень распространенным в Греции видом состязаний[5]. Еще скульпторы архаического периода иногда изображали дискоболов, но созданные ими в статуях или рельефах образы были скованными и застывшими. Спокойные юноши со слегка выдвинутой вперед левой ногой стояли в традиционной позе героя-победителя. «Без соответствующей подписи или предмета (диска), указывающего вид состязаний, нельзя было узнать, бегун ли изображен, борец, дискобол или метатель копья»[1].

Попытки создать статуи атлетов, мечущих диск, можно встретить и у раннеклассических скульпторов, но главной особенностью таких изваяний обычно была напряженность. Большого труда стоило скульпторам добиться в них подвижности и естественности. Мирон, впервые показавший дискобола прямо на состязании — в момент замаха, оставил далеко позади не только архаических скульпторов, но превзошел и своих учителей — в свободном, артистически легком изображении напряженной фигуры.

Трудно назвать более подходящий сюжет для раскрытия темы движения и энергии, чем напряженный атлет перед броском диска[2]. Изображение спокойной или очень подвижной фигуры не дало бы возможности скульптору показать согласованность сконцентрированной энергии и движения, как это сделано в «Дискоболе». Сила Дискобола подобна силе стальной пружины, силе туго натянутого лука. В следующее мгновение скрытая энергия атлета должна перейти в стремительный полет диска. Динамика образа получает разрядку, успокаивается круговыми плавными контурами рук. Огромное физическое напряжение сдержано и уравновешено гармонической композицией. Ход диска напоминает ход тяжелого маятника, исчерпавшего один вид энергии и накопившего другой, но сохраняющего на мгновение состояние покоя, предшествующее еще более энергичному обратному движению. Так в одной статуе одновременно живут движение и покой, напряжение и разрядка. В этом основа вечного импульса сил, наполняющих «Дискобола» и получающих разрешение лишь в сознании воспринимающего его зрителя.

Какой заманчивой казалась мастеру, воспитанному на скованных фигурах начала V века, возможность раскрыть красоту человека в сильном свободном движении. «Дискобол» — «прекрасный пример органического единства динамической, пронизанной движением композиции с содержанием этого поэтического полного энергии образа»[1].

Глубокий обобщенный смысл статуи заключает в себе не только подтверждение победы определенного атлета на определенном состязании. Статуя воспринимается, как бронзовая поэма о совершенном, гармонично развитом, деятельном человеке. «Дискобол», как и другие произведения Мирона, тесно связан со своим временем. Каким бы энергичным и деятельным не был показан Мироном атлет, в нем должен был выражаться величавый покой классики. В «Дискоболе» это достигается средствами композиции. Спокойным и будто неподвижным показано лицо юноши. Ни Мирон, ни его современники не ставили перед собой задач создания скульптурного портрета в таких статуях. Это были скорее памятники, прославляющие героя и город, пославший его на состязания. Напрасно пытались бы мы найти в лице Дискобола индивидуальные портретные черты. Это идеально правильное лицо совмещает «олимпийское» спокойствие с величайшим напряжением сил.

Метатель представлен в тот момент, когда все свои силы он вкладывает в бросок диска. Несмотря на напряжение, которое пронизывает фигуру, скульптура производит впечатление устойчивости. Это определяется выбором момента движения — его кульминационной точки. Согнувшись, юноша отбросил назад руку с диском, и упругое тело, как пружина, стремительно распрямится, рука с силой, как пружина, стремительно распрямится, рука с силой выбросит диск в пространство. Мгновение покоя примет монументальную устойчивость образу. Несмотря на сложность движения, в скульптуре «Дискобола» сохраняется главная точка зрения, позволяющая сразу увидеть все образное ее богатство.

Правая рука с диском далеко откинута назад, и назад повернута голова, так как задача атлета «состояла не в том, чтобы попасть в цель, а в том, чтобы бросить диск как можно дальше»[2].

Ноги слегка уходят вглубь пространства, но «энергичным поворотом левого плеча вперед восстанавливается равновесие»[1]. Левая рука, проведенная почти по прямой линии вперед и опирающаяся на правое колено, связывает ушедшую вглубь грудь с передним планом фигуры. Такое обратное движение по направлению к переднему плану усиливается поворотом в наклоном головы. Это сочетание линий приводит к тому, что достигается впечатление полной устойчивости. Рисунок выдержан преимущественно в плоскости, а не в пространстве. Данный «квадрат одним своим углом упирается в треугольник»[2] , образуемый ногами ниже колен.

Такая же схематизация наблюдается в трактовке туловища, как такового. Крутой поворот мало отражается на поверхности тела: главнейшие линии проведены прямо, резко обрываясь и образуя правильный геометрический рисунок[3].

Моделировка тела Дискобола представляет собой значительный шаг вперед в развитии искусства пластики. Четко выделены группы мышц, участвующие в движении великолепно развитого тренированного тела: они расположены в точном соответствии с позой атлета, их плавные переходы воздействуют на зрителя органическим единством форм. Рельефно выделены вены в напряженной правой руке, держащей диск, что говорит о совершенном знании анатомии. Пластическое изображение фигуры Дискобола может быть сопоставлено с той ступенью развития искусства, которую мы застаем в метопах Парфенона.

В статуе Дискобола воплощено не только физическое напряжение атлета, но и волевая сосредоточенность: лицо прекрасного телом и духом человека, исполненное властной энергии, в то же время спокойно[4]. Движение скрыто в совершенном равновесии, достигнута ясная законченность покоя, снято впечатление резкости мгновенной остановки. Если бы скульптор показал атлета в момент, когда диск срывается с руки, утрачен был бы смысл статуи.

Вместе с тем Дискоболу присущи некоторая сухость и схематизм, обусловленный линеарностью и геометризацией композиционного решения. Древние авторы, высоко ценя искусство Мирона и отмечая правдивость его искусства и мастерство в соблюдении пропорций, одновременно указывали, что «хотя он и интересовался движениями тела, он не выражал чувств души, а в отделке волос не пошел дальше примитивного искусства»[1].

Голова Дискобола промоделирована в складывающихся традициях высокой классики. «В ней выразительно переданы уверенность и спокойствие при внутренней напряженности»[2]. Идеально правильные черты лица, выражающие безмятежное спокойствие, чуть полноватые губы и закругленный подбородок свойственны скорее юноше, чем зрелому мужчине. Голова Дискобола приближается к тому типу мужской красоты, который найдет свое окончательное выражение в стиле Парфенона.

Голова промоделирована с большим пониманием ее конструкции. Основные формы черепа весьма определенно вырисовываются, даже скрытое в натуре под мышцами нижнее ограничение черепа на затылке указано посредством глубокого вреза. Волосы не играют самостоятельной роли, как элемент характеристики. Они плотно прилегают к очертаниям головы, образуя плоские короткие завитки. Художник стремился к наибольшей гармоничности и определенности частей. Голова имеет длинную форму с выступающей задней частью ее, но, избегая одностороннего движения вглубь, художник придал некоторую выпуклость и верхней ее части, которая постепенно понижается по направлению ко лбу. Линия профиля круто обрывает плавность верхнего контура головы, ухо занимает точно середину расстояния от линии профиля к краю заднего выступа головы. Выдвинутые вперед скулы, плоская форма лба и выступающий подбородок образуют плоскость, стоящую под прямым углом к плоскости профиля; переход от профиля к фасу крутой, более мягкая моделировка при этом допущена лишь около рта; особенно характерно, как плоскости висков резко отделены ото лба[1]. Наметив, таким образом, главнейшие, с точки зрения конструкции лица, части остова, художник связал все формы вместе в почти правильный овал, сохраняя при этом среднюю вертикаль лица, как главную линию. Выступающий подбородок внизу закруглен и не выдается на общей формы овала, точно также и скулы. Выпуклость скул находит себе прямое продолжение в выступающих мышцах около носа, связывающих их со средней линией лица. Весьма характерно, что надбровные дуги слегка врезываются в переносицу, а полные формы губ обрываются в углах рта. Таким образом, формы и линии не расплываются, а сохраняют удивительную сплоченность[2].

Если смотреть на Дискобола, как «на опыт формальной конструкции»[3], покажется совершенно естественным, что в лице нет выражения, соответствующего изображенному действию. «Идеально правильные черты, выражающие безмятежное спокойствие»[4]. Весьма показательно, что гипсовый слепок с головы Lancelotti до его отожествления с этим типом, принимался за голову спокойно стоящей фигуры[5]. Нельзя утверждать, что отвлеченный характер головы выдержан художником преднамеренно, так как в эпоху Мирона, и Мирон сам, были в состоянии передать в чертах лица душевное волнение. В данном случае, «индивидуализация выражения головы не соответствует общему тону отвлеченности композиции»[6]. Мирон не сделал даже попытки передать сильное нервное напряжение метателя диска в момент броска. Он создал «идеальный образ мужской красоты, канон «атлета в движении», подобный тому, какой мы встретим в «Дорифоре» Поликлета (канон «атлета в покое»), и в этом каноне привходящее и личное должно быть отброшено»[7]. Помимо этого, в представлении греков той поры эмоциональное напряжение, душевные переживания, находящие выражение в искаженных чертах лица, свойственны только варварам, тогда как признаком цивилизованного грека является умение сохранять спокойствие и невозмутимость во всех жизненных ситуациях.

И в других своих произведениях Мирон стремился раскрыть все богатство и разнообразие движений человека. Стремясь к единству гармонически прекрасного и непосредственно-жизненного, он освободился от последних отзвуков архаической условности.

Мирону приписывают также Диадумена – статую атлета, надевающего повязку. Фигура его показана так же развернуто между двумя плоскостями, как и дискобол[1]. Юноша стоит, опираясь на правую ногу и отставив левую в сторону; голова его повернута к правому плечу и наклонена в момент надевания повязки[2]. Скульптор «нашел выразительную линию контура; энергичное движение головы замкнуто встречным движением поднятых рук»[3]. Статуя отличается от статуи Диадумена работы Поликлета «более удлиненными пропорциями и некоторой плоскостностью, иным ритмом построения тела»[4].

Новаторство Мирона заключается в том, что он одним из первых мастеров греческого искусства сумел передать в скульптуре ощущение движения[5]. Он в своем творчестве окончательно преодолел последние пережитки архаического искусства с его застылостью и неподвижностью форм. Правдивое впечатление движения в искусстве Мирона складывается благодаря единству простых и легко воспринимаемых жестов, которые передают различные моменты реально движущейся фигуры. Фигура «Дискобола» передает огромное внутреннее напряжение, которое сдержано внешними формами скульптуры, упругими замкнутыми линиями. Сложную позу напрягшегося для броска атлета он передал живо и убедительно. В образе атлета Мирон раскрывает способность человека к активному действию. Если Мирона увлекала проблема правдивого и убедительного изображения движения, то Поликлет ставил перед собой совсем иные задачи. Создавая статуи спокойно стоящих атлетов, он стремился найти идеально правильные пропорции, на основе которых может быть построено человеческое тело в скульптуре. В своих поисках он шел от внимательного изучения жизни. Созерцая фигуры обнаженных атлетов, скульптор обобщал свои впечатления и, в конечном счете, создал художественный образ, который стал своеобразной нормой и примером для подражания в глазах граждан города-государства.


Глава 2.2

Поликлет.


Говоря о скульптуре второй четверти V века, нельзя не отметить выдающегося мастера Поликлета. Он был наиболее ярким выразителем эстетических идеалов того времени – им был создан «монументальный типизированный образ атлета-гражданина»[1]. Именно его мастерство, его образ гармонично развитого человека воспринимается как наиболее типичный и выразительный образ всей античной классики, «как эмблема классического реализма»[2]. Потому что основной темой искусства Поликлета стала в большей степени героическая атлетика живого и реального человеческого тела. Именно эти человечески красивые нравы в прекрасных органических образованиях передавал Поликлет в своих статуях. Поэтому знакомство с его искусством показывает один из лучших примеров образа греческого атлета V века до н. э.

Основную задачу Поликлета составляло создание образа героически-прекрасного человека, исполненного сдержанного напряжения жизненных сил. Для современного зрителя такая тема может показаться несколько узкой, но для античного грека, привычного к тому, что человек был практически единственным объектом изображения, творчество мастера отнюдь не казалось однообразным и монотонным.

Следует отметить, что в эпоху классики художественный образ человека складывается во всей его полноте. В основе его лежит систематическое, упорядоченное представление о человеке, имеющее общегреческое значение. Тело человека подвергалось внимательному геометрическому изучению, и были установлены правила пропорционального соотношения его частей. В основу исчислений был положен модуль: высота головы для расчета высоты всей статуи, длина кисти, длина фаланги пальца для целого ряда построений пропорций. Все эти исчисления имели совершенно определенную цель: художники создавали абсолютные правила построения идеальной и совершенной фигуры человека, кем бы он ни был – реальным гражданином полиса, мифологическим героем или богом.

В выборе сюжета он следовал традициям пелопоннесской школы, в которой тип куроса был особенно популярным. Созданные Поликлетом фигуры атлетов «полностью утратили черты жесткости и скованности, его статуи свободно вписаны в пространство, неотъемлемую часть которого они собой представляют»[1]. В дорийской Олимпии с ее трехсотлетней традицией физической культуры он должен был чувствовать себя как дома. Он смотрел на игры, особенно на борьбу, изучал структуру нагих тел и механику их движений; и это наблюдение в совершенстве натренированных атлетов разного возраста, но всех гармонически развитых, наводило молодого художника на размышления о законах красоты, которая выражена в здоровом юношеском теле борца и которая основывается на нормальных для человеческого организма пропорциях его частей. Он созерцал тела и думал о том, «как в живом организме проявляются законы простых чисел и их гармонических соотношений»[2]. В то же время, подобно многим дорийским скульпторам, Поликлет не ставил своей целью передачу бурного движения или перехода человеческого тела из одного состояния в другое. Выдающийся мастер, он искал свои, совершенно оригинальные пути в искусстве. Поликлет поставил перед собой совершенно иную задачу – выработать канон, такие определенные математические соотношения, на основе которых можно построить идеальное человеческое тело. По свидетельству Филона, Поликлету приписывалось изречение: «Успех зависит от многих числовых соотношений, причем всякая мелочь имеет значение»[1]. В отличие от Мирона его младший современник Поликлет обычно изображал спокойно стоящего человека[2].

Поликлета, прежде всего, интересовало «не содержание образа, а проблема формы»[3] той или иной статуи. Он стал одним из первых в древности теоретиков изобразительного искусства, создав свод правил, устанавливавших нормативные пропорции тела атлета. Он совершенно точно рассчитал, что «массивная, спокойно стоящая фигура создаст впечатление мощи, силы, душевного равновесия и уверенности в своей непобедимости»[4]. Поликлет математически точно рассчитал размеры всех частей тела и их соотношение между собой. За единицу измерения он принял рост человека[5].

Поликлет написал теоретический трактат под названием «Канон», в котором нашли отражение теоретические положения скульптора. Он изложил свои мысли о наиболее гармоничных пропорциях человеческой фигуры, как бы установленных для нее самой природой. По сообщению древнего автора, Поликлет «вычислил отношения пальцев между собой, всех пальцев к кисти руки, кисти к предплечью, предплечья к плечевой части руки и вообще всех членов тела одного к другому»[6].

Головы греческих статуй, как правило, мало индивидуализированы, приведены к немногим вариантам общего типа, но этот общий тип обладает высокой духовностью[1]. В греческом типе лица торжествует идея «человеческого» в его идеальном варианте. Для лица Поликлет установил деление на три части — лоб, нос и нижнюю часть, которые должны были иметь одинаковую длину[2]. Высота головы (расстояние от подбородка до темени) должна была составлять одну седьмую часть всей фигуры. Правильный, нежный овал. Прямая линия носа продолжает линию лба и образует перпендикуляр линии, проведенной от начала носа до отверстия уха (прямой лицевой угол). Продолговатый разрез довольно глубоко сидящих глаз. Небольшой рот, полные выпуклые губы, верхняя губа тоньше нижней и имеет красивый плавный вырез наподобие лука амура. Подбородок крупный и круглый. Волнистые волосы мягко и плотно облегают голову, не мешая видеть округлую форму черепной коробки.

Поликлет усовершенствовал так называемый принцип контрапоста, который сводился к переносу тяжести на одну ногу.

Статуи Поликлета не сохранились, и судить о них мы можем только по копиям. Но есть все основания считать, что эти статуи создавались как образцовое изображение образцового гражданина – атлета и воина. Как некий сплав всех положительных признаков этого абсолютно положительного образа, настолько правильного, что никакой индивидуальной черточки в такой статуи присутствовать не могло. Это олицетворение математически выверенного идеала, достойный - победитель врагов и соперников, каждая мышца которого, каждая черта лица, каждый завиток волос – часть идеальной системы человеческого тела. В равной мере совершенны физическое и духовное состояние этого героя-гражданина.

Созданные Поликлетом фигуры атлетов пользовались громкой славой в древности. Они полностью утратили черты жесткости и скованности, его статуи свободно вписаны в пространство, неотъемлемую часть которого они собой представляют.

«Одним из самых ранних произведений в атлетическом жанре»[1] Поликлета считается статуя Киниска, юного атлета из Мантинеи, победителя в соревнованиях кулачных бойцов на Олимпийских играх[2]. Время ее создания - 60-е гг. V в, до н. э. Поликлет изобразил олимпийского победителя в тот момент, когда он увенчивал свою голову[3]. Киниск представлен получившим и осуществляющим присужденную ему награду за победу. В этой статуе дано спокойное положение тела, после того как оно потрудилось в борьбе. Мантинейский мальчик- победитель спокойно стоит на левой ноге, отставив правую и склонив направо голову под надеваемый венок. Вся его стройная и широкоплечая фигура замерла в этом успокоительном, замирающем движении. Ослабленные мускулы тела вместе с пассивным наклоном головы создают впечатление медлительности. «Композиция статуи и здесь центростремительна, замкнута, спокойна»[4]. Тело мальчика вылеплено большими жесткими плоскостями и наглядно обозримо. Весь упор фигуры — на левой ноге, все ее движение – в правой руке и встречном наклоне головы. Правая согнутая нога и левая повисшая рука совершенно ослаблены и подчинены силе притяжения. Их уравновешивает рука, поднятая с венком. Здесь впервые встречаются принципы крестообразного соответствия подобных друг другу моментов: левая – правая, верх – низ. Образуется тот естественный для живого тела и сложный для скульптурной массы баланс, который так долго не давался ваятелям стоящих фигур[5]. Таким образом, уже в ранней бронзе Поликлета обнаруживается та особенность постановки фигуры, опирающейся на нижнюю часть лишь одной ноги. Эта постановка есть достижение нашего мастера, завоеванное после долгого ряда предшествовавших ему опытов пластической передачи спокойно стоящего тела.

Голова Киниска моделирована по-старинному резко. Волосы отделены от лица, как шапочка, брови проведены схематично — острыми линиями. Однако резкость деталей совершенно забывается при просмотре фигуры юного Киниска. Общее впечатление – успокоительная гармония. Мальчик-атлет совершенно безмятежен, хотя как будто и грустен. Он только что покинул палестру, где ему удалось одолеть своих сверстников в тяжелой борьбе. Тело его еще покрыто маслом, которым он натерся для скользкости кожи. «Судьи вручили ему венок победителя, и он возлагает его на голову»[1]. Этот жест лауреата прост и скромен. Киниск не принимает гордой и парадной позы, не реагирует на приветствия и поздравления окружающих[2]; вероятно, он сейчас даже не думает о том, что его победа прославила родной его город Мантинею. Он просто устал и дает отдых натруженным мускулам.

Конечно, в этой статуе видны недостатки - Поликлет был тогда еще молод, ему было каких-нибудь двадцать лет с небольшим. Мальчик слишком замкнут в себе, эгоцентричен. Его тело одиноко в пространстве. Такое произведение свидетельствует об особом настроении художника. Очевидно, Поликлет в эту раннюю эпоху своей жизни был узким индивидуалистом. Он изучал только отдельно стоящее тело, никак не связанное с окружающей жизнью. Погруженный в себя, в свои теоретические проблемы, он, должно быть, не замечал, что окружающую его толпу двигают общие интересы, и обособленный индивид — это еще не все. Он не чувствовал связи и обусловленности явлений жизни и выделял из нее отдельные образы, интересные для него своей законченностью[3].

Однако со временем подобные недостатки были преодолены. Он остался серьезным и несколько строгим художником, но научился быть общительнее. Столичная жизнь сделала его «более цивилизованным: он уже не провинциал, он эллин»[4].

В это время Поликлет работает в Афинах, где около 420 до н. э. им был создан «Диадумен», «юноша с повязкой вокруг головы»[1], «Атлет, увенчивающий голову победной лентой»[2] - вторая наиболее известная статуя Поликлета. И она уже заметно отличается от первых работ. В какой-то степени некоторое воздействие на его стиль оказало искусство Афин. Но главная причина стилевых изменений в работах великого аргосца после переезда в Аттику заключается, прежде всего, в новых запросах общества, в возникновении новых взглядов на жизнь. Арифметические пропорции, лежащие в основе композиции тела, здесь гармоничнее и тоньше, руки, движущиеся на уровне плеч и держащие концы ленты, освобождают торс, придавая стройность и большую свободу всей фигуре атлета.

Статуя Диадумена носит все характерные черты поликлетова стиля; но ее изваял уже не тот молодой скульптор, что был увлечен лишь одной захватившей его идеей архитектоники человеческого тела, — «ее создал великий мастер своего искусства, с виртуозным искусством создавший цельный пластический образ совершенного атлета»[3]. К сожалению, он не сохранился, и мы не можем судить о фактуре этого шедевра, о художественно-техническом почерке Поликлета.

Диадумен — самый подвижной, самый эластичный из всех известных нам персонажей Поликлета. Как и в других его произведениях, здесь все подчинено единому плавному движению: победитель состязания завязывает на голове своей повязку лауреата. Совершенно отчетливо видны изменения, внесенные Поликлетом. Динамика тела сконцентрирована в руках, держащих концы повязки. Победитель совсем не устал от борьбы, во всяком случае, он этого не показывает. Он не совсем стоит, он шагнул вперед, навстречу своим поздравителям, и голова его не склонилась перед толпой, а лишь повернулась вправо, уравновешивая усилие левой руки, затягивающей головную повязку. По сравнению с Киниском он не только более оптимистичен и правильно исполнен. В нем нет замкнутости, он не изолируется от толпы, он в нее входит с ясным сознанием своей героической роли.

Это впечатление получается «благодаря крайней стройности и законченности всей композиции статуи»[1]. Как всегда у Поликлета, фигура прочно стоит на одной ноге, здесь правой, левая значительно отодвинута назад, и нагрузка ее облегчена. Видна большая напряженность левой руки, поднявшей локоть почти горизонтально в отличие от правой руки(меньшая напряженность). Эти поднятые руки дают всей фигуре активность, хотя их движение спокойно и плавно. Гармоничное распределение масс вызывает впечатление подвижной гармонии всего тела.

Особенно заметно новаторство в изображении головы Диадумена. Из сохранившихся копий голов лучшая реплика находится в Дрездене. Овал лица стал более тонким, брови трактованы значительно мягче, чем раньше; несравненно свободнее переданы волосы: их лепка потеряла былую схематичность, они «упрямо выбиваются из-под диадемы и завиваются капризными кудрями»[2]. Все лицо Диадумена гораздо выразительнее, чем прежние лица. Оно не замкнуто в самом себе, но одушевлено экспрессией, как у живого человека.

Диадумен дает пример прекрасно сложенного и образцово развитого мужского тела в расцвете его юной силы. Это образец дорийского атлета, натренировавшего мускульную силу до совершенной гармонии форм. Пропорциональность доведена здесь до подлинной красоты. Достаточно взглянуть на него, чтобы понять, что такое классический реализм V века.

Самой известной скульптурой знаменитого автора стала статуя «Дорифора» или «Копьеносца», которая была создана примерно в 40-х гг. V в. до н.э. и должна была служить образцом идеальной мужской фигуры, примером гармоничного развития тела, каноном мужской красоты[3]. Изображение копьеносца встречалось и раньше — в архаических и раннеклассических надгробиях и рельефах. Но в отличие от архаических, застывших, со скованными движениями фигур статуя Поликлета представляет совершенное воплощение естественного движения. «Дорифор» должен был служить образцом для юношей. Повторения этого прекрасного произведения ставились в гимнасиях и на палестрах. Не случайно, местом находки одной из лучших римских копий «Дорифора» оказалась палестра в Помпеях. В образе Дорифора Поликлет «воплотил свой идеал атлета-гражданина»[1]: он изобразил гражданина греческого полиса, могучего атлета, уверенного в своих силах, в своем человеческом достоинстве, надежного защитника родины. Мощная, но в тоже время гармонично сложенная фигура Дорифора показана в момент краткой остановки в процессе спокойного движения. Оригинал был выполнен в бронзе, матовая патина которой хорошо соответствовала загорелому телу атлета, проводившего день на палестре под южным солнцем[2].

Архаическая скульптура, искавшая прежде всего построения фигуры, может быть, и удовлетворилась бы голой архитектоникой. Но классика Поликлета на основе такого рационального построения искала пластического образа реального мужского тела[3]. Реальный же образ тела всегда подвижен. И вот мастер оживляет свою модель движением. Целесообразность конструкции человеческой фигуры Поликлет раскрывает в сопоставлении упругих, сильных ног и мощных, тяжелых объемов грудной клетки и плеч. Их столкновение создает проникнутое противоборствующими силами равновесие.

«Дорифор» — по гармоническим пропорциям, ритму, по движениям, чертам лица — сын своего времени и своего народа. В основе этого образа лежит классическое стремление к возвышенности и покою. Трудно назвать памятник искусства, более созвучный общественным и философским идеям того времени, более ярко и полно выражающий спокойную уверенность человека в своих силах. Это, прежде всего прекрасный совершенный человек, а не обожествленный, застывший в своем величии герой, как это было ранее.

Поликлет избегает всего конкретного, детализирующего, индивидуального как в фигуре, так и в лице Дорифора. Частности — лишь материал для скульптора, стремившегося к воплощению всеобъемлющего, многогранного образа. Может быть на этом основании древние называли эту статую каноном, считая, что она лучше всего отражает норму, которой должны придерживаться скульпторы, изображающие человеческое тело.

Композиция статуи чрезвычайно характерна для Поликлета. Она замкнута, но не центростремительна. «Она развернута, но не экспансивна»[1]. Она спокойна, но не статична. Композиционное единство создается тем, что тело Дорифора, развернутое преимущественно в двух измерениях вышины и широты, при незначительном развитии глубины, выведено из симметрического состояния покоя, свойственного фигуре, одинаково стоящей на обеих ногах. Мастер стремился к созданию пропорциональной фигуры, стараясь показать ее не удлиненной и не коренастой. Этого же принципа Поликлет придерживался при изображении каждой детали статуи.

С кристальной ясностью показаны в «Дорифоре» простота и естественность движения. Элементы фигуры согласовываются друг с другом. Мастера ранних поколений уже показывали при выдвижении левой ноги движение правого плеча. Активную роль в балансе фигуры играют правая нога, несущая основную тяжесть корпуса, и левая рука, несущая на плече копье. Соответствие этих двух членов тела усложнено композиционным контрастом: нога выпрямлена, а рука согнута под прямым углом. «Две диагонали соответствия, аналогичного и противоположного, вместе образуют крестообразное соответствие по схеме буквы X»[2]. Такое перекрестное положение частей тела называли хиазмом[3]. Хиазм не был впервые введен Поликлетом. Но мастер особенно отчетливо и ясно выразил хиазм в своих статуях и сделал его нормой м изображении человеческой фигуры. В статуе Дорифора в движении участвуют не только ноги и плечи, но и руки, и торс. Для гармонии скульптор придал легкий изгиб телу. Это вызвало изменение в положении плеч и бедер, сообщило жизненность и убедительность фигуре копьеносца, естественно существующей в пространстве, органически с ним связанной.

Можно заметить, что у Дорифора возраст более чем нежный, что лицом он действительно мальчишка, хотя тело у него вполне мужское[1]. Лоб еще не вполне освободился от волос и оброс ими почти до концов бровей. Черты лица пропорциональны — мальчик красивый. Глаза у него поставлены не так высоко, как на головах архаической эпохи, когда нижняя часть лица преобладала над верхней; здесь все уравновешено до нормы. Однако эта каноническая норма Поликлета вполне и всецело типична: Дорифор не имеет в себе ничего портретного, никаких отличительных черт той или другой индивидуальности.

В результате сложного анализа получался очень простой на вид синтез: вполне естественный образ реального человека, воплощенный в очень правдоподобной статуе[2]. Но именно эта простота и подразумевает величайшую сложность: чем тщательнее продумано и проработано произведение, тем оно воспринимается проще и убедительнее.

Поликлет в своем творчестве добился очень больших результатов. «Реализованная на практике теория Поликлета создала новый пластический язык, основанный на четкой прочтенности каждой детали человеческого тела»[3]. Долгое время его скульптуры считались самыми идеальными, «каноном». Поликлет изменил некоторым традициям, но его новаторство было принято современниками и потомками. В его произведениях был изображен «герой его времени»:Поликлет наиболее ярко выразил в скульптуре идеал своей эпохи – «разносторонне развитую, здоровую и цельную личность»[4].

Глава 3.

Изменение характера атлетики и его влияние на скульптуру.


Переходя к эпохе поздней классики, следует отметить, что ей свойственны свои особенности стиля. Во многом это было связано с процессом исторического развития Греции. С изменениями самой жизни Греции намечаются заметные сдвиги и в искусстве того времени. «Искусство утрачивает свой гражданский пафос, зато у художников возникает интерес к внутреннему миру человека, к его личным переживаниям»[1]. Вместе с тем происходят определенные сдвиги в самих суждениях о мире. Гармоничный и прекрасный человек постепенно перестает быть мерой всех вещей. «Нужно искать общую меру, позволяющую оценить различие человеческих состояний и характеров»[2]. Но нельзя говорить, что все предыдущие традиции забыты. Созданные в эпоху высокой классики нормы изображения человека расцветают новыми оттенками. В эту пору максимально разрабатываются возможности, заложенные в классических нормах. При этом не происходит принципиальной смены традиций: меняется скорее отношение к изображаемому.

В пластических искусствах обобщенные образы все еще преобладают. Но духовная стойкость и бодрая энергия, которыми дышит искусство ранней и зрелой классики, постепенно уступают место драматическому пафосу Скопаса или лирической, с оттенком меланхолии, созерцательности Праксителя. Особенно это проявилось на примере скульптуры IV в. до н. э.: меняются сюжеты, смещается интерес мастеров в сторону драматических сцен. Мы видим, как в развивающемся за изменениями жизни искусстве IVв. до н. э. продолжает проявляться идея создания совершенного человека, прекрасного духом и телом. Еще более значимы в эпоху поздней классики поиски духовной выразительности, так как искусство IV в. до н. э. делало первые попытки создания скульптуры, «духовный заряд которой начинал выбрасываться за пределы скульптурной формы, прямо к зрителю»[1]. В искусстве мастеров IV в. до н. э. сохраняется пластическая завершенность, замкнутость скульптурного изображения, отвечавшая принципам классического искусства. В изображении состояния человека, его переживаний, отражались явления общественной жизни. Особенно это было свойственно творчеству Лисиппа, который даже создал новую систему пропорций, не согласившись с «Каноном» Поликлета. Скульптуры, созданные Лисиппом, завершают собой историю наиболее характерного образа эпохи классики. Его произведения «прочно связаны с эпохой и рельефно отражают ее умонастроения»[2].


Глава 3.1

Образ атлета у Лисиппа.


Продолжая традиции классического искусства, Лисипп стремился создать обобщенно-типический образ, воплощавший характерные черты человека его эпохи. Но сами эти черты, само отношение художника к этому человека были уже существенно иными[3].

Во-первых, Лисипп находит основу для изображения типического в образе человека не в качестве гармонически развитой личности, а в особенностях его возраста, рода занятий, принадлежности к тому или другому психологическому складу характера. Таким образом, хотя Лисипп и не обращается к изображению отдельной личности во всем ее неповторимом своеобразии, все же его типически обобщенные образы отличаются большим разнообразием, чем образы высокой классики.

Во-вторых, Лисипп в какой-то мере подчеркивает в своих произведениях личное восприятие, стремится передать собственное эмоциональное отношение к изображаемому событию[4].

Новые проблемы, поставленные художником, требовали новых форм. Приземистые, крепко сложенные атлетические тела, выработанные великими классиками аргосо-сикионской школы, «не могли дать того максимума подвижности, который требовался для передачи сложного механизма лисипповской фигуры»[1]: пришлось применить всю систему пропорций, созданных Поликлетом, чтобы создать линии, способные действовать самостоятельно. Для этого Лисипп «удлинил руки и ноги, уменьшил размеры головы, «дал новую пропорциональную систему»[2], благодаря чему фигура стала выглядеть реалистичнее, подвижнее и менее скованно. О.Ф. Вальдгауэр называет созданную Лисиппом фигуру «средним идеалом человеческой красоты»[3].

Наивысшим художественным открытием Лисиппа было создание нового пластического идеала атлета, вобравшего в себя все лучшее, что было создано до него, и поднявшего этот идеал на недосягаемую высоту. Лисипп любил повторять, что он изображает людей не такими, как они есть, а такими, как они кажутся людям. Он «оживил фигуру, заставив части двигаться в соответствии с замыслом автора, связав эту фигуру с простран­ством»[4] так, что зритель мог представить себе ее движение в дальнейшем.

Став самостоятельным мастером, он работал исключительно в бронзе[5]: хрупкий мрамор требует устойчивого равновесия, а Лисипп создавал статуи и статуарные группы в состояниях динамических, в сложных действиях. Не сохранилось ни одного его произведения, но довольно большое количество копий и повторений, восходящих или к оригиналам Лисиппа, или к его школе, дают приблизительное представление о стиле мастера. В плане сюжетном он явно предпочитал мужские фигуры, так как любил изображать трудные подвиги мужей. В понимании пластической формы новаторским завоеванием Лисиппа явился разворот фигуры в пространстве, окружающем ее со всех сторон. Он рассчитывал на обход статуи кругом. То, что у прежних скульпторов являлось исключением, у Лисиппа стало правилом. Соответственно, он придавал своим фигурам действенные позы, сложные развороты и обрабатывал их с равной тщательностью не только с лицевой стороны, но и со спины.

Художественный идеал Лисиппа «нуждался в свободе движения не в одной плоскости, а в пространстве; великий мастер должен был идти наперекор традициям»[1]. И вот он ставит плоскости тела — бедер и плеч — так, что они пересекают друг друга, а не совпадают, руки же выступают вперед, при чем левая как бы охватывает пространство. Таким образом, фигура уже не включена в одну плоскость, а в пространство со значительной глубиной, в котором все линии имеют возможность свободного развития.

Кроме того, Лисипп создал новое ощущение времени в скульптуре. Прежние классические статуи, даже если их позы были динамическими, выглядели не затронутыми потоком времени, они были вне его, они пребывали, они покоились. Герои Лисиппа живут в том же реальном времени, что и живые люди, их действия включены во время и преходящи, представленный момент готов смениться другим. Конечно, у Лисиппа и здесь были предшественники: можно сказать, что он продолжал традиции Мирона и Поликлета, но в его творчестве наблюдается струя свежих идей и образов. Особенно его новаторство проявилось в изображении атлетов. В историю греческой пластики фигура атлета, созданная Лисиппом, вошла под именем «Апоксиомен», став его самым известным произведением, - это статуя молодого юноши, «атлета со стригилем»[2], который, вытянув вперед руки, счищает скребком налипшую пыль. Греческие гимнасты перед соревнованиями покрывали тело слоем оливкового масла, которое делало кожу эластичной и мягкой, одновременно предохраняя ее от различных инфекций. Так как гимнасты упражнялись обнаженными, кожа тела загрязнялась. Вместе с потом, вступавшим в реакцию с оливковым маслом, на коже образовывалось нечто вроде мыльной пены, которую потом счищали специальным скребком, стригилем. Приняв после этой процедуры душ или ванну, атлет выходил из нее совершенно чистым и освеженным. Атлет, очищающийся при помощи стригиля от грязи палестры, обычно назывался «апоксиоменос», «отскабливающийся», поэтому статуя Лисиппа и получила название «Апоксиомен»[1].

Лисипп ставит иные, в отличие от Мирона и Поликлета, задачи в изображении атлета – теперь это не спокойно стоящий или напряженный до отказа в момент состязания юноша. Именно в этой статуе Лисипп обращается к проблеме идеального канона изображения мужской идеальной фигуры[2]. «Тело «Апоксиомена» моделировано на неуловимых перехо­дах, на непрерывной смене выпуклостей и углублений»[3]. При этом Лисипп полностью овладевает трехмерным объемом. Атлет Лисиппа гораздо характернее, персональнее всех своих предшественников – теперь это не абстрактный юноша, а вполне реальный, все в статуе служит выражением индиви­дуальности героя. В особенности это показано тем, что стригель атлет держит не в правой, а в левой руке[4] – так Лисипп окончательно порывает с традициями предшествующих эпох.

Сама трактовка фигура является новаторской и кардинально отличается от атлетов Мирона и Поликлета. В этой статуе художник очень выразительно передал то состояние усталости, которое охватило юношу после пережитого им напряжения борьбы[5]. Апоксиомен не показан участником состязаний; это уставший после борьбы, слегка расслабившийся юноша. Его ноги расставлены очень широко, он не опирается всей тяжестью тела на одну ногу. Пряди волос, трактованных очень естественно, прилипли к потному лбу. Но зато такая трактовка образа дает Лисиппу возможность вызвать у зрителя более непосредственное впечатление жизни, придать образу Апоксиомена предельную убедительность, показать не героя, а именно только молодого атлета[1].

Лисипп не отказывается от создания типического образа. Лисипп ставит себе задачу раскрытия внутреннего мира человека, но не через изображение постоянных и устойчивых свойств его характера, как это делали мастера высокой классики, а через передачу переживания человека. В Апоксиомене Лисипп хочет показать не внутренний покой и устойчивое равновесие, а сложную и противоречивую смену оттенков настроения. Уже сюжетный мотив, как бы напоминающий о той борьбе, которую юноша только что пережил на арене, дает зрителю возможность представить себе и то страстное напряжение всех физических и духовных сил, которое выдержало это стройное молодое тело.

Мотив фигуры самый обыкновенный, часто изображающийся греческими скульпторами[2]. Но, конечно, сюжет сам по себе играет лишь второстепенную роль, он служит только предлогом для изображения юношеской фигуры в позе, интересовавшей художника. Тяжесть фигуры покоится на левой ноге, правая отставлена в сторону, опираясь почти всей ступней на землю, хотя пятка слегка приподнята. В связи с такой постановкой левое бедро довольно сильно выступает. Нижняя часть туловища наклонена, таким образом, в сторону левой нога; правая рука вытянута вперед, левое плечо отодвинуто назад. Шея, следуя общему наклону фигуры в сторону левой ноги, подчеркивает движение, противоположное направлению рук, а голова смотрит вправо с легким наклоном в сторону правого плеча, при этом взгляд направлен прямо3. Фигура задумана в очень сложных формах. Плоскости туловища свя­зывают всю фигуру в одно гармоничное целое[4].

Голова не менее выразительна, чем тело; на энергично обрисованных формах ее чувствуется движение живой поверхности кожи. Глаза имеют круглые формы, но они не смотрят открыто и свободно, а слегка прищурены, на лбу - глубокая горизонтальная складка.. В результате – выражение усталости, нервности. При этом рот слегка приоткрыт, как бы усиленно дыша. Волосы образуют вьющиеся кудри; но они не расположены равномерно и красиво; одни выделяются из общей массы, нарушают правильный контур головы. Вся статуя весьма далека от классического спокойствия и уравновешенности[1].

Апоксиомен был изваян в бронзе и поэтому имел очень мало шансов уцелеть. Тяжесть фигуры перенесена на левую ногу, правая далеко отставлена: приподнятая пятка говорит о том, что никакой серьезной нагрузки она не несет[2]. Это совершенно новый вариант контрапоста, подчеркивающего свободу и легкость позы всей фигуры. Нижняя часть туловища наклонена в сторону левой ноги. Особое движение сообщено верхней части туловища. В целом фигуру можно разделить на несколько частей. Плоскости тела (груди, бедер) пересекаются, свободно двигаясь друг относительно друга. Правая рука, подвергающаяся очистке, вытянута далеко вперед, в то время как левая, дугообразной линией пересекая грудь, движением стригиля очищает правую руку снизу. Голова слегка наклонена в сторону правой руки, но смотрит прямо, а не вниз, как мы могли бы ожидать. Становится заметным, что фигура задумана в очень сложных формах. Поза Апоксиомена не есть поза отдыха.

Глубоко и с огромным мастерством проработана голова Апоксиомена. Выражение нервности и усталости проявляется в полуоткрытом рте, тяжелое дыхание есть следствие только что перенесенных физических усилий. Выразительность головы усилена тщательной проработкой глаз — они смотрят устало, с прищуром, заметно выражение нервного напряжения. В Апоксиомене Лисипп сделал гениальное открытие, заключающееся в том, что успех в спортивном соревновании зависит не только от тренированности тела, но и от способности собрать всю нервную энергию воедино с целью добиться победы. Тело приобретает гибкость, становится более изящным и стройным благодаря уменьшенному масштабу головы, свободная линия изгиба всего туловища придает фигуре изящество и стройность и позволяет стирать грани несущих и несомых частей тела. Этим достигается легкость и свобода статуи, особая элегантность, свойственная произведениям Лисиппа и его школы.

Как и его предшественников, мастеров пластического искусства, Лисиппа не интересовало портретное сходство изображаемого атлета: его задача состояла в том, чтобы выразить свое личное понимание прекрасного юношеского тела.

Новый пластический идеал, созданный Лисиппом в образе Апоксиомена и вписанный им в пространство, состоящее из трех измерений (в отличие от «Дорифора» Поликлета), был результатом длительных творческих поисков. Создание Апоксиомена обычно относят к 320 г. до н. э.[1], сравнительно позднему периоду творчества художника, но до нас дошли произведения искусства круга Лисиппа, которые могут помочь получить представление, как формировался пластический идеал, получивший совершенное выражение в Апоксиомене.

Для того чтобы по достоинству оценить значение гениальных художественных открытий, сделанных Лисиппом, удобнее всего сравнивать его творческую манеру с творчеством Поликлета — тем более что оба создали новый пластический идеал атлетической мужской фигуры, оказывавший влияние на протяжении многих десятилетий (если не столетий). Если Поликлет стремился создать идеальный образ могучего атлета без попытки проникнуть во внутренний мир человека, то Лисипп представил атлета в единстве его духовного и физического облика. У Лисиппа нашло выражение сдержанное, но четкое истолкование элементов усталости физической и нервной; лоб, глаза, рот становятся выразителями сильных, хотя и сдержанных эмоций. В итоге Лисиппу удалось создать одухотворенный образ атлета — образ человека в неразрывном единстве его духовной и физической сущности.

«Превратив мощные формы классической эпохи в более строгие тонкие линии, изменив систему пропорций, художник всюду избегает сливания плоскостей»[1], он старается обособить каждую линию от другой пустым пространством, дает им большую самостоятельность. При этом, расположенные в пространстве, эти линии приобретают особые функции – «они являются носителями того, что волнует художника, всех тех мыслей, которые он вкладывает в свои произведения»[2]. Таким образом, художественные формы развиваются одновременно с психологическими задачами, они не противоречат друг другу.

Сравнивая скульптуры Лисиппа с произведениями скульпторов высокой классики, следует также отметить, что меняется и само восприятие композиции зрителем, и в этом заслуга Лисиппа. Несмотря на то, что сохраняется в своей основе пластическая завершенность, новаторство Лисиппа заключается в том, что некоторые сдвиги в преодолении этого «можно уловить в статуе Апоксиомена, рассчитанной на круговой осмотр»[3]. Сложные ракурсы и повороты фигуры влекут зрителя к поискам все новых и новых точек зрения, в которых раскрываются все новые выразительные оттенки в движении фигуры. «В Апоксиомене каждая точка зрения существенно важна для восприятия образа и вносит в это восприятие нечто принципиально новое. Так, например, впечатление стремительной энергии фигуры при взгляде на нее спереди при обходе статуи постепенно сменяется ощущением усталости»[4]. И, лишь при сопоставлении чередующихся во времени впечатлений, зритель получает законченное представление о сложном и противоречивом характере образа Апоксиомена.

Характеризуя творчество Лисиппа в целом, следует отметить следующие черты его творческой индивидуальности. Тела его статуй становятся более стройными и гибкими, линия изгиба, проходящая вдоль всего туловища, сглаживает стыки несущих и несомых частей тела, горизонтальных и вертикальных мышц. Эти черты придают легкость, свободу и подвижность всей фигуре. Движение всего тела отражается в повороте бедер. Значительно уменьшены пропорции головы по отношению ко всему туловищу атлета, но сама голова приобретает новое значение как носитель эмоционального тонуса статуи. Этой же цели служит слегка открытый рот, передающий напряжение только, что миновавшего момента. Высшим достижением этого явилось создание статуи Апоксиомена, «шедевра, на долгие века привлекшего внимание античных и современных историков искусства»[1].

Искусство Лисиппа занимает пограничную зону на рубеже эпох классики и эллинизма. Оно еще верно классическим концепциям, но уже подрывает их изнутри, создавая почву для перехода к чему-то иному, более раскованному и более прозаическому.

Заключение.


Говоря об итогах моей работы, можно отметить, что проблема изображения «идеального человека» в скульптуре древней Греции проходит ряд изменений на протяжении нескольких веков. Начиная с VII века до н. э. постепенно вырабатывается этический и эстетический идеал свободного грека: «физически развитый, гармонично сложенный, спокойный уверенный в себе атлет-воин»[1]. «Пафос греческой скульптуры состоял в раскрытии всей красоты образа прекрасного человека, воплощенного в благородном мраморе или бронзе»[2].

И каждый скульптор решал эту проблему по-своему, стремясь добиться совершенного образа. Таким образом, стал образ атлета, прочно укрепившийся в скульптуре на 3-4 века. Исследователи сообщают о том, что «статуи атлетов были достаточно распространены»[3]. Проходя в своем развитии этапы – от зарождения идеи изображения идеального человека, выросшего из культа Олимпийских игр, через расцвет этих идей в творчестве таких авторов, как Мирон, Поликлет, а позднее и Лисиппа, который наделили свои статуи наибольшим реализмом, - эта идея постепенно идет к своему завершению, когда в эпоху эллинизма она будет потеряна.

Начинателем подобных трансформаций становится Мирон, «чья деятельность протекала на грани строгого стиля и высокой классики»[4]. Он четко понимал, какие изменения нужно сделать, чтобы обогатить неподвижный образ. И он создает статуи в движении. Проблема стремительного и напряженного движения разрешается через показ такого момента, в котором сосредоточилась вся энергия предыдущего и последующего действий атлета: замах назад и выброс всего тела и диска вперед. Мирон фиксирует точку наибольшей концентрации энергичного движения, которое сосредотачивается пока лишь в конечностях. Торс все еще не подвижен. Фигуры Мирона направлены на просмотр только с фасовой стороны, детали проработки еще не совершенны.

Следующим скульптором, применившим новаторство, стал Поликлет. Он посчитал, что идеалом может служить не движение, а покой. Он меняет даже положение самой фигуры в пространстве: в «Дорифоре» Поликлета пластическая концепция опоры на одну ногу проступила совершенно отчетливо: отводя свободную ногу назад. Поликлет заставляет её прикасаться к земле только кончиками пальцев. В результате тело статуи наполняется совершенно новым ритмом. Это достигнуто с помощью хиазма, в результате которого вертикальная ось тела начинает изгибаться. Спокойно стоящая фигура наполняется динамикой внутреннего движения.

Диадумен совершенствует классическую концепцию, обогащая её более сложным охватом пространства: направления движения головы, рук и ног идут в разные стороны. Статуя же Киниска послужила первой наработкой для воплощения идей великого скульптора.

Тем не менее, в статуях Мирона и Поликлета напряженностью наполнены только тела: лица атлетов остаются неподвижны.

Говоря об изменениях в скульптуре в эпоху поздней классики, следует отметить, что «к концу V века идеалы, определившие расцвет искусства, постепенно видоизменяются»[1]. Образы атлетов Лисиппа обогащаются психологическими нюансами. Теперь это не только движение или покой фигуры. Например, «Апоксиомен» представлен не в момент состязания, требующего максимальной концентрации всех сил, а после соревнования, уставшим и обессиленным. Кажется, что он с огромным усилием очищает тело, с трудом держится на ногах. Это впечатление связано с изменениями в мотиве «контрапоста» - «Лисипп снимает опору тела на одну ногу; широко расставленные»[2], они рождают ощущение неустойчивости и мимолетности этой позы. В то же время, Апоксиомен посылает свою мимику и жесты в окружающее пространство, достигая при этом максимальной свободы движений. Это – уже абсолютно круговая статуя, полностью связанная с окружающим пространством.

В своей работе я раскрыла основные моменты изменения образа атлетики в скульптуре древней Греции. Я представила все новаторские идеи мастеров, которых интересовала эта проблема; эволюцию образа атлета на протяжении нескольких веков. Образ атлета в творчестве скульпторов эпох от ранней классики до эпохи эллинизма олицетворял гражданина полиса, таким образом, был связан с социальными и историческими аспектами того времени. Дальнейшие события показали, что кризисы государства отражаются и на скульптуре в том числе. Но в эпоху, проанализированную мной в моей работе, изображение «идеального человека» - атлета было распространено по всей Греции.

Список используемой литературы.


1. Блаватский В. Д. Греческая скульптура. М. – Л., 1939.

2. Борухович В. Г. Вечное искусство Эллады. СПб, 2002.

3. Вальдгауэр О. Ф. Лисипп. Берлин, 1923.

4. Вальдгауэр О. Ф. Мирон. Берлин – П. – М., 1923.

5. Виппер Б. Р. Искусство Древней Греции. М., 1972.

6. Всеобщая история искусств. М., 1956. Т. 1.

7. История Древней Греции / под ред. Кузищина В. И. М., 2003.

8.Кобылина М. М. Аттическая скульптура. М., 1953.

9. Колпинский Ю. Д. Великое наследие античной Эллады и его значение для современности. М., 1988.

10. Колпинский Ю. Д. Искусство Греции эпохи расцвета. М., 1937.

11. Колпинский Ю. Д. Скульптура Древней Эллады. М., 1939.

12. Мирон и Поликлет. Альбом репродукций. М., 1961.

13. Недович Д. С. Поликлет. М. – Л., 1939.

14. Полевой В. М. Искусство Греции. Древний мир. М., 1970.

15. Ривкин Б. И. Античное искусство. М.,1972.

16. Саверкина И. Греческая скульптура V в. до н. э. Л., 1972.

17. Чесноков Н. Н., Мельникова Н. Ю. Спорт, духовные ценности, культура. - М., 1997.

18. Чубова А. П. Античные мастера: скульпторы и живописцы. М., 1966.

1 Саверкина И. Греческая скульптура V в. до н. э. Л., 1972. С. 8

2 Там же С. 9.

1 Полевой В. М. Искусство Греции. Древний мир. М., 1970. С. 226.

2 Вальдгауэр О. Ф. Мирон. Берлин, 1923.

3 Недович Д. С. Поликлет. М. – Л. 1939.

4 Вальдгауэр О. Ф. Лисипп. Берлин, 1923.

5 Чесноков Н. Н., Мельникова Н. Ю. Спорт, духовные ценности, культура. - М., 1997.

6 Полевой В. М. Искусство Греции. Древний мир. М., 1970.

7 Борухович В. Г. Вечное искусство Эллады. С-Пб, 2002.

8 Виппер Б. Р. Искусство Древней Греции. М., 1972.

9 Ривкин Б. И. Античное искусство. М., 1972.

10 Чубова А. П. Античные мастера: скульпторы и живописцы. М., 1966.

11 Саверкина и. Греческая скульптура V в. до н. э. Л., 1972.

12 Кобылина М. М. Аттическая скульптура. М., 1953.

13 Блаватский В. Д. Греческая скульптура. М., 1939.

14 Колпинский Ю. Д. Великое наследие античной Эллады и его значение для современности. М., 1988.

Колпинский искусство Ю. Д. Греции эпохи расцвета. Л., 1937.

Колпинский Ю. Д. Скульптура Древней Эллады. М., 1977.

1 Колпинский Ю. Д. Великое наследие античной Эллады и его значение для современности. М., 1988. С.92.

2 Чесноков Н. Н., Мельникова Н. Ю. Спорт, духовные ценности, культура. - М., 1997. С. 20.

3 Чубова А. П. Античные мастера: скульпторы и живописцы. С. 16.

4 История Древней Греции / под ред. Кузищина В. И. М., 2003. С.256.

5 Борухович В. Г. Вечное искусство Эллады. С-Пб, 2002.С. 455.

6 Там же. С. 551.

1 Чубова А. П. Указ. соч. С. 91.

2 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 206.

3 Всеобщая история искусств. М.,1956. Т.1. С. 257.

4 Полевой В. М. Искусство Греции. Древний мир. М., 1970. С. 193.

1 Там же. С. 187.

2 Полевой В. М. Указ. соч. С. 214.

3 Чубова А. П. Указ. соч. С. 18

1 Колпинский Ю. Д. Указ. соч. С. 41.

2 Полевой В. М. Указ. соч. С. 215.

1 Колпинский Ю. Д. Указ. соч. С. 94.

2 Саверкина И. Греческая скульптура V в. до н. э. Л., 1972. С. 9.

3 Полевой В. М. Указ. соч. С. 182.

4 Там же. С. 183.

1 Саверкина И. Указ. соч. С. 8.

2 Полевой В.м. Указ. соч. С.196.

1 Колпинский Ю.Д. Скульптура Древней Эллады. М., 1977. С. 7.

2 Там же. С. 8.

1 Колпинский Ю.Д. Великое наследие античной Эллады и его значение для современности. М., 1988. С. 93.

2 Соколов Г.И./ Мирон и Поликлет. Альбом репродукций. М., 1961. С.5.

3 Виппер Б. Р. Искусство Древней Греции. М., 1972. С. 177.

1 Ривкин Б. И. Античное искусство. М., 1972. С. 252.

2 Там же. С. 254.

3 Вальдгауэр О. Ф. Мирон. Берлин – П. – М., 1923. С. 38.

4 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 39.

5 Там же. С. 21.

6 Борухович В. Г. Вечное искусство Эллады. СПб, 2002. С. 319.

1 Соколов Г.И./ Мирон и Поликлет. Альбом репродукций. М., 1961. С.7.

2 Виппер Б. Р. Указ. соч. С. 178.

3 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 26.

4 Там же. С. 36.

5 Блаватский В. Д. Греческая скульптура. М. – Л., 1939. С. 75.

1 Соколов Г.И./ Мирон и Поликлет. С.8.

2 Там же. С.9.

1 Саверкина И. Греческая скульптура V в. до н. э. Л., 1972. С. 12.

2 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 320.

1 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 34.

2 Там же. С. 28.

3 Там же. С. 31.

4 Кобылина М. М. Аттическая скульптура. М., 1953. С.94.

1 Цит. по: Борухович В. Г. Вечное искусство Эллады. СПб., 2002. С. 319.

2 Кобылина М. М. Указ. соч. С. 94.

1 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 31.

2 Саверкина И. Указ. соч. С. 10.

3 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 22.

4 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 320.

5 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 23.

6 Там же. С. 25.

7 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 320.

1 Кобылина М. М. Указ. соч. С. 95.

2 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 320.

3 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 37.

4 Кобылина М. М. Указ. соч. С. 95.

5 Ривкин Б. И. Указ. соч. С. 264.

1 Блаватский В. Д. Греческая скульптура. М. – Л., 1939. С. 80.

2 Недович Д. С. Поликлет. М. – Л. 1939. С. 4.

1 Борухович В .Г. Вечное искусство Эллады. СПб, 2002. С. 326.

2 Недович Д. С. Указ. соч. С. 42.

1 Цит. по: Ривкин Б. И. Античное искусство. М., 1972. С. 252.

2 Соколов Г. И./ Мирон и Поликлет. Альбом репродукций. М., 1961. С. 9.

3 Виппер Б. Р. Искусство Древней Греции. М., 1972. С. 180.

4 Чубова А. П. Античные мастера: скульпторы и живописцы. М., 1966. С. 71.

5 Ривкин Б. И. Указ. соч. С. 276.

6 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 328.

1 Там же. С. 331.

2 Соколов Г. И./ Мирон и Поликлет. Альбом репродукций. М., 1961. С. 8.

1 Недович Д. С. Указ. соч. С. 39

2 Соколов Г. И./ Мирон и Поликлет. С. 9.

3 Виппер Б. Р. Указ. соч. С. 184.

4 Недович Д. С. Указ. соч. С. 40.

5 Там же. С. 41.

1 Виппер Б. Р. Указ. соч. С. 184.

2 Там же. С. 186.

3 Недович Д. С. Указ. соч. С. 41.

4 Там же. С. 42.

1 Блаватский В. Д. Указ. соч. С. 84.

2 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 334 .

3 Недович Д. С. Указ. соч. С. 44.

1 Недович Д. С. Указ. соч. С. 45.

2 Там же. С. 46.

3 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 331.

1 Ривкин Б. И. Указ. соч. С. 276.

2 Соколов Г.И./ Мирон и Поликлет. С. 9.

3 Недович Д. С. Указ. соч. С. 47.

1 Там же. С. 48.

2 Недович Д. С. Указ. соч. С. 48.

3 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 332.

1 Недович Д. С. Указ. соч. С. 62.

2 Там же. С. 61.

3 Саверкина И. Греческая скульптура V в. до н. э. Л., 1972. С. 8

4 Ривкин Б. И. Указ. соч. С. 276.

1 Всеобщая история искусств. Т. 1. С. 267.

2 Полевой В. М. Искусство Греции. Древний мир. М., 1984. С. 226.

1 Там же. С. 230.

2 Там же. С. 229.

3 Всеобщая история искусств 1 c 245

4 Всеобщая история искусств 247

1 Вальдгауэр О. Ф. Лисипп С. 20.

2 Там же. С. 21

3 Там же. С. 42.

4 Борухович В. Г. Вечное искусство Эллады. СПб., 2003. С. 373.

5 Борухович В. Г. Указ. соч. С.365.

1 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 23.

2 Виппер Б. Р.Искусство Древней Греции. С. 254.

1 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 367.

2 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 26.

3 Виппер Б. Р. Указ. соч. С. 254.

4 Там же. С. 255.

5 Всеобщая история искусств. Т. 1. С. 246.

1 Там же. С. 247.

2 Саверкина И. Греческая скульптура V в. до н. э. Л., 1972. С. 10.

3 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 31.

4 Виппер Б. Р. Указ. соч. С. 255.

1 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 35.

2 Там же. С. 38.

1 Борухович В. Г. Указ. соч. С. 371.

1 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 46.

2 Вальдгауэр О. Ф. Указ. соч. С. 47.

3 Полевой В. М. Искусство Греции. Древний мир. М., 1984. С. 230.

4 Всеобщая история искусств. Т.1. С. 252.

1 Колпинский Ю. Д. Великое наследие античной Эллады и его значение для современности. М., 1988. С. 95.

1 Чубова А. П. Античные мастера: скульпторы и живописцы. М.,1966. С. 16

2 Колпинский Ю. Д. Великое наследие античной Эллады и его значение для современности. М., 1988. С.93.

3 Чубова А. П. Указ. соч. С. 91.

4 Саверкина И. Греческая скульптура V в. до н. э. Л., 1972. С. 8.

1 Колпинский Ю. Д. Искусство Греции эпохи расцвета. М., 1937. С. 106.

2 Вальдгауэр О. Ф. Лисипп. Берлин, 1923. С. 25.

Рефетека ру refoteka@gmail.com