Рефетека.ру / История

Реферат: Развитие освобожденных районов, КПК и завершение японско-китайской войны

Реферат по истории Китая

РАЗВИТИЕ ОСВОБОЖДЕННЫХ РАЙОНОВ, КПК И ЗАВЕРШЕНИЕ ЯПОНСКО-КИТАЙСКОЙ ВОЙНЫ

ПЛАН


1. Освобожденные районы и вооруженные силы КПК в годы войны.

2. Развитие КПК в годы войны.

3. Заключительный этап войны и ее итоги.

4. Литература.

1. Освобожденные районы и вооруженные силы КПК в годы войны


Руководство КПК расценило расширение масштабов японской агрессии, тяжелые поражения гоминьдановской армии, слабость японского тыла как благоприятную возможность использования складывавшегося своеобразного военно-политического вакуума за линией фронта для создания революционных баз, а на их основе и создания мощных вооруженных сил, способных стать решающим фактором борьбы за власть. При этом в трактовке военно-политической стратегии КПК в новых исторических условиях национально-освободительной войны выявились две тенденции. Сторонники одной (эта тенденция связана, прежде всего, с именем Мао Цзэдуна) полагали, что главная задача КПК — всемерно расширять революционные базы за линией фронта и вооруженные силы и готовить их к будущим схваткам с Гоминьданом в борьбе за власть после войны. Этой стратегии должна соответствовать и тактика ведения военных действий партизанскими методами, которые позволяли бы избегать серьезных столкновений с японской армией и вместе с тем использовать перемещение линии фронта на запад для установления власти КПК в периферийных зонах японского тыла. Сторонники другой (Чжу Дэ, Пэн Дэхуай и некоторые другие) также полагали, что нужно готовиться к борьбе за власть, но при этом они настаивали на ведении более активных военных действий против японских захватчиков, координируя их с гоминьдановской армией, которая несла главную тяжесть войны с Японией. Поэтому партизанские действия они считали необходимым дополнять маневренными боевыми действиями.

Общенациональный патриотический подъем, рост стихийных выступлений против японской агрессии, развитие партизанского движения в японском тылу стали объективной основой той огромной работы по организации вооруженного сопротивления, которую вела КПК и ее вооруженные силы. С первых месяцев войны руководство КПК направило значительную часть своих вооруженных сил в тыл быстро наступавших японских войск. Особенно активно части 8-й армии действовали в Северном Китае, где и до войны Гоминьдан не имел прочных военно-политических позиций, а власть фактически принадлежала различным милитаристам. Так, часть 1 1 5 - й дивизии (около 2 тыс. бойцов) во главе с Не Жунчжэнем была оставлена в горном массиве на стыке горных хребтов Тайханшань, Утайшань и Хэншань, где коммунистам удалось организовать массовое партизанское движение, на его основе значительно расширить части 115-й дивизии и со­здать большой освобожденный район на стыке провинций Шань-си—Чахар—Хэбэй с центром в г. Фупине. Части 129-й дивизии под командованием Лю Бочэна стали организаторами партизан­ского движения, базировавшегося прежде всего в горном районе Тайханшань, а затем распространившегося из юго-западной Шаньси в провинции Хэбэй, Шаньдун и Хэнань, где был пограничный освобожденный район. Части 120-й дивизии во главе с Хэ Луном в первые месяцы войны вели активные боевые действия против японских войск в северной Шаньси, а затем — после падения Тайюаня — стали действовать в японском тылу, развернув партизанское движение в северо-западной Шаньси, а также в центральной, западной и южной Суйюани, вплоть до Чахара. Местные организации КПК и отряды 8 - й армии стали организаторами партизанского движения и создавали освобожденные районы и в других местах Северного Китая, в частности в центральной части Шаньдуна. Части Новой 4-й армии, образованные на основе сохранившихся в Центральном и Южном Китае отрядов Красной армии, в начале 1938 г., создали несколько освобожденных районов южнее Янцзы в провинциях Аньхуэй и Цзянсу.

По мере развития японского наступления росли и освобожденные районы, общая численность населения которых в 1940 г. составляла около 100 млн. человек. Однако усиление военных действий со стороны японской армии и армий марионеточного правительства привели к уменьшению освобожденных районов и сокращению их населения в 1942 г. вдвое. Этому же способствовало и обострение отношений внутри единого фронта, активизация антикоммунистических кампаний со стороны Гоминьдана. Однако в последние три года войны благодаря общему ослаблению японской военной машины коммунистам удалось добиться значительного расширения освобожденных районов. По данным КПК, на апрель 1945 г. в 19 освобожденных районах (Шэньси-Ганьсу—Нинся, шесть районов в Северном, десять — в Центральном, два — в Южном Китае) проживало 95,5 млн человек.

Освобожденные районы, прежде всего, складывались вне сферы прямого военного контроля японских оккупантов и зачастую не были результатом непосредственных сражений с японскими войсками. Это были территории, на которых прошедший через них фронт боевых действий уничтожал, подрывал или, во всяком случае, ослаблял прежние органы гоминьдановской власти, а посланные сюда вооруженные силы КПК создавали уже принципиально новую политическую структуру. Вот как это, на­пример, происходило в пограничном районе Шаньси—Чахар— Хэбэй, куда пришли части во главе с Не Жунчжэнем. Свою политическую работу они начали с повсеместного создания мобилизационных комитетов местного населения, в обязанности которых входили сбор брошенного гоминьдановскими частями оружия, создание местных отрядов самообороны для наведения порядка, подготовка условий для расширения войны сопротивления. Фактически это было создание новых органов местной власти под руководством коммунистов, стремившихся вытеснить старые гоминьдановские учреждения. Сотрудничество этих органов с вооруженными силами КПК, решительность в наведении порядка, активность в проведении некоторых социально-экономических мероприятий (снижение арендной платы и ссудного процента, урегулирование налогов и т.п.) создавали им реальный авторитет у населения. Эти комитеты стали базой для создания партизанских отрядов, массовых патриотических организаций и, по сути, для создания новой государственности. Однако в это время (конец 1937 г.) КПК стремилась создавать органы власти освобожденных районов в сотрудничестве с гоминьдановским правительством. В январе 1938 г. на съезд е в г. Фу-пине 149 представителей воинских частей, мобилизационных комитетов, некоторых массовых организаций было создано временное правительство освобожденного района — Административный комитет, утвержденный гоминьдановским правительством. Реализация политики единого национального фронта позволила провести здесь в январе 1939 г. выборы в деревенские органы власти, летом следующего года избрать волостные, уездные и окружные народно-политические советы, а летом 1943 г. образовать НПС пограничного района.

Во многом по аналогичной схеме складывалась новая власть и в других освобожденных районах. Правда, обострение отношений с Гоминьданом привело к тому, что КПК создавала органы власти уже без санкции гоминьдановского правительства. Однако и в этих условиях КПК при создании новых органов власти стремилась к объединению всех патриотических сил на платформе антияпонской борьбы. Опыт создания новых органов власти был обобщен в решении ЦК КПК в марте 1940 г., которое предусматривало, что члены КПК должны занимать только одну треть мест в органах власти, а остальные места должны быть отданы представителям прогрессивных и промежуточных сил. Политика «трех третей» была рассчитана на приглушение обвинений КПК в монополизации власти и на мобилизацию под руководством КПК всех патриотически настроенных социально-политических групп освобожденных районов.

Проведение политики единого национального фронта не означало, однако, отказа КПК от безраздельного руководства всей политической жизнью освобожденных районов. Все некоммунистические организации, группы или деятели могли участвовать в органах власти и вообще в политической жизни только в той мере, в которой они поддерживали политический курс КПК. Всякая оппозиционная активность исключалась. Попытки проведения нелегальной деятельности гоминьдановскими организациями решительно пресекались. Объединяющей и руководящей силой складывавшейся новой государственности освобожденных районов была КПК. При отсутствии каких-либо административных органов, которые могли бы связать воедино все освобожденные районы, разбросанные на огромной территории от Маньчжурии до о. Хайнань, именно руководство со стороны КПК являлось той объединяющей силой, которая превращала эти географически оторванные друг от друга освобожденные районы в своеобразное «государство в государстве». В сентябре 1942 г. политбюро ЦК КПК принимает специальное постановление «О едином партийном руководстве в антияпонских опорных базах и об урегулировании отношений между различными организациями», направленное именно на усиление руководящей роли КПК в строительстве новой государственности.

Постепенно в наиболее стабильных освобожденных районах (особенно в Северном Китае) складывается довольно развитый политический механизм, позволяющий КПК осуществлять свою руководящую роль через различные законодательные, исполнительные и юридические органы, действовавшие на основе создававшегося законодательства. Одна из особенностей этой новой государственности заключалась в том, что формально она исходила из признания суверенитета Национального (гоминьдановского) правительства, в своих нормативных актах она указывала на связь с общенациональным (гоминьдановским) законодательством и во многом пользовалась его терминологией. Политическая же реальность функционирования этой власти была принципиально новой. Особенно эхо хорошо видно на примере безраздельной руководящей роли КПК. Своеобразно эта реальность проявлялась и в проведении социально-экономических преобразований и прежде всего в аграрной сфере.

Аграрная политика КПК в годы антияпонской войны складывалась и развивалась как составная часть политики единого национального фронта, одной из предпосылок создания которого был отказ КПК от политики радикальной ломки традиционных аграрных отношений, от политики конфискации земель местных богачей. При всех различиях нормативных актов по аграрному вопросу, принимавшихся властями освобожденных районов, они совпадали в некоторых основных положениях: они исходили (декларируя это или нет) из Аграрного закона гоминьдановского правительства 30-х гг., требовали снижения арендной платы на одну четверть (она не должна превышать 37,5% урожая), снижения ссудного процента (он не должен превышать 10% годовых), проведения рациональной и справедливой налоговой политики. Эта политика исходила из признания права частной собственности на землю со всеми вытекающими из этого последствиями (право купли-продажи, сдачи в аренду, заклада и т.п.), но, вместе с тем, эти положения не имели обратной силы и полученная крестьянами до начала антияпонской войны в районе Шэньси— Ганьсу—Нинся земля за ними сохранялась.

Однако Мао Цзэдун и его сторонники рассматривали такую аграрную политику лишь как вынужденную «уступку» Гоминьдану, не понимая ее стратегического значения в условиях национально-освободительной революции. Такой подход, с одной стороны, мешал по достоинству оценить экономическую и особенно социальную эффективность реформистской политики, а с другой, вел к постоянному рецидиву левосектантских перегибов (конфискация земли, уничтожение богачей и т.п.), что ослабляло освобожденные районы. Необходимость преодоления этих ошибок отвлекала силы КПК от решения задач непосредственной борьбы с японскими агрессорами. Как правило, приступая к осуществлению сугубо реформистских мер в рамках политики единого фронта, коммунисты с фатальной неизбежностью соскальзывали в привычную колею «антипомещичьей» борьбы, «аграрной революции» и т.п. Но если раньше это было, прежде всего, результатом доктринального принятия соответствующей политической ориентации, то теперь это становилось почти неизбежным результатом определенной корыстной заинтересованности новых властных структур, активистов этих преобразований в перераспределении собственности зажиточной части деревни (продовольствия, скота, земли и другого имущества).

Несмотря на это, в целом аграрная политика КПК в годы антияпонской войны может быть оценена как достаточно эффективная, так как 8-я и Новая 4-я армия имели все-таки прочный и спокойный тыл, имели источники пополнения своих рядов и источники материального снабжения. Кроме того, показателем определенной успешности этой политики является некоторый рост производства продовольствия и сырья в освобожденных районах в годы войны. Это и позволило снабдить продовольствием не только армию, но и государственный и партийный аппарат. Хотя имел место определенный рост налогообложения, его более справедливый характер (прогрессивное обложение в первую очередь сельских богачей и льготы бедноте) способствовал улучшению положения середняков и бедноты. Об этом же говорила и политическая нейтрализация эксплуататорской части деревни в годы войны, не препятствовавшая ее экономической активности. Более того, такая политика способствовала привлечению патриотически настроенной зажиточной части деревни к совместной борьбе против японской агрессии, стала экономическим фундаментом политики «трех третей».

Успешное политическое и социально-экономическое развитие освобожденных районов было в первую очередь результатом активной военно-политической деятельности вооруженных сил КПК и, в свою очередь, делалось основой их роста и совершенствования. Создававшие освобожденные районы в тылу японских войск части 8-й и Новой 4-й армий пополнялись, прежде всего, за счет местных военных формирований различного толка. В Северном Китае издавна действовали традиционные тайные общества (типа хорошо известных «Красных пик»), имевшие свои вооруженные отряды. Повсеместно были распространены вооруженные отряды сельской самообороны («миньтуани»). В японском тылу стихийно возникали партизанские отряды, состоявшие зачастую из солдат и офицеров, разгромленных гоминьдановских войск. Действовали в японском тылу и отдельные части и подразделения гоминьдановской армии, возглавлявшиеся патриотически настроенными офицерами. Коммунисты, обладавшие длительным и большим опытом партизанской войны, выступили организаторами всей этой пестрой массы вооруженных людей, стремившихся включиться в борьбу против японских захватчиков, на защиту своих деревень и своих семей. Под патриотическими лозунгами войны сопротивления вооруженные силы КПК вовлекали в свои ряды эти разнородные вооруженные формирования, вступали с ними в сотрудничество, привлекали на свою сторону их руководителей или же их устраняли.

Используя общенациональный (гоминьдановский) закон о воинской обязанности в условиях войны сопротивления, власти освобожденных районов прибегали также к мобилизации лиц призывного возраста для пополнения вооруженных сил. Однако в целом КПК не ощущала недостатка в пополнении своих вооруженных сил. Их расширение скорее сдерживалось нехваткой вооружения. За первые три года войны вооруженные силы КПК выросли более чем в десять раз, превысив 500 тыс. бойцов. Однако в 1941 — 1942 гг. в связи с развернувшимся наступлением японских войск на освобожденные районы и сокращением их территории произошло и некоторое сокращение армии (примерно на 100 тыс.). В дальнейшем вооруженные силы КПК вновь значительно выросли, достигнув к апрелю 1945 г. 910 тыс. в регулярных частях и 2,2 млн. бойцов ополчения.

Таким образом, КПК располагала мощной военной силой. Однако установки маоистского руководства фактически сдерживали боевую активность этой огромной армии. Мао Цзэдун образно формулировал это так: 1 0 % усилий — на борьбу с японскими захватчиками, 20% — на защиту от Гоминьдана, 70% — на сохранение своего потенциала. Такая установка вела к полному приоритету партизанской тактики, к отказу от сколько-нибудь крупномасштабных операций против японских войск и была рассчитана на победу над агрессором силами своих союзников.

2. Развитие КПК в годы войны


Активное участие КПК и ее вооруженных сил в антияпонской войне, создание антияпонских опорных баз, быстрый рост популярности КПК в стране как боевой патриотической организации создали принципиально новые условия для развития КПК и прежде всего для существенного расширения ее рядов. Учитывая эти новые обстоятельства, руководство КПК в первые годы войны проводит курс на максимальное расширение рядов партии. За первые три года войны численность членов партии выросла в 20 раз — с 40 тыс. до 800 тыс. В основном партия пополнялась за счет освобожденных районов, где парторганизации создавались в быстро расширявшихся вооруженных силах и в деревне. В гоминьдановских районах нелегальные парторганизации главным образом создавались в городах, где они преимущественно опирались на массовые патриотические организации, которые и служили легальным прикрытием их политической работы. Среди вступавших в партию полностью преобладали (до 90%) крестьяне, рабочая прослойка была крайне немногочисленной. Заметной, хотя и не очень большой, группой среди вновь вступавших в КПК были выходцы из социально привилегированных слоев китайского общества.

Чтобы способствовать расширению рядов партии, руководство КПК фактически отказывается от социальных критериев приема в партию, открыв двери в партию для всех патриотически-настроенных. Главным побудительным мотивом вступления в КПК делается стремление патриотически-настроенных людей принять активное политическое участие в антияпонской борьбе. И этим быстро расширявшаяся КПК военного времени принципиально отличалась от КПК довоенной, где при всей близости социально­го состава партии мотивация вступления в КПК, как правило, носила иной — классовый — характер. Вместе с тем подавляющее большинство членов партии (примерно 75%) были неграмотными, что во многом и предопределяло невысокий политический уровень основной массы коммунистов. Многие из вступавших недостаточно четко представляли себе идейно-политические различия между КПК и Гоминьданом, видя прежде всего в КПК наиболее активного борца за национальные интересы. Как писал в 1942 г. Пэн Дэхуай, в партию вступали «...из-за боязни быть мобилизованным, из стремления облегчить свое бремя, для устройства личных дел. Многих завлекли в партию родственники и знакомые. Лучший вариант — это желание бороться с Японией... Очень мало тех, кто пришел с верой в коммунизм... Однако и эти люди крайне неоднородны в идейном отношении». Такой состав партии существенно повышал политическую роль ее образованного меньшинства, происходившего в основном из социально привилегированных слоев. Именно из их среды формировался аппарат, кадровый костяк стремительно расширявшейся КПК.

Внутрипартийная борьба, которая в предвоенные годы в условиях поражения КПК приобрела столь острый характер, продолжалась и в новой исторической обстановке. Ее особенности во многом связаны с быстрым количественным ростом партийных рядов и участием партии в национально-освободительной войне, ставшей неразрывной частью общемировой войны с фашизмом.

Коминтерн с первых дней войны четко сформулировал отношение международного коммунистического движения к справедливой борьбе китайского народа, призвав к солидарности с этой борьбой все прогрессивные силы мира. Вместе с тем Исполком Коминтерна совместно с представителями ЦК КПК 10 августа 1937 г. обсудил и новые задачи КПК в условиях разгоравшейся войны. Коминтерн ориентировал КПК на развертывание национально-освободительной войны, на всемерное укрепление единого антияпонского фронта, на превращение КПК во всекитайскую партию. Совещание одобрило! политическую программу, сформулированную в докладе представителя ЦК КПК Ван Мина.

Эти документы легли в основу работы в конце августа 1937 г. совещания политбюро ЦК КПК в Лочуане (пров. Шэньси) и принятой совещанием Программы спасения родины из десяти пунктов. Совещание выявило совпадение взглядов большинства членов политбюро с линией Коминтерна. Вместе с тем уже в это время постепенно проявляется неприятие Мао Цзэдуном политической линии Коминтерна: ставка на военное поражение Гоминьдана или его капитуляцию, нежелание укреплять единый национальный фронт, отказ от активных боевых действий. Одновременно левосектантская линия Мао Цзэдуна сказывалась и на политике КПК в освобожденных районах, особенно при проведении социально-экономических преобразований.

Столкновение этих двух подходов, истоки которых надо искать в истории КПК еще 20-х гг., проходит через всю внутрипартийную борьбу в годы войны. На расширенном совещании политбюро в декабре 1937 г. левосектантская позиция была подвергнута критике в выступлении вернувшегося в Китай Ван Мина, а также исполнявшего обязанности генерального секретаря Чжан Вэньтяня. Совещание ориентировало партию на укрепление и расширение сотрудничества с Гоминьданом в интересах войны сопротивления. Совещание приняло назревшее решение о созыве в ноябре 1938 г. очередного съезда партии.

Для выполнения намеченных решений по укреплению и расширению сотрудничества с Гоминьданом большое значение имело создание в Ханькоу Янцзьщзянского (Чанцзянского) бюро ЦК КПК, которым руководили видные деятели партии Ван Мин, Чжоу Эньлай, Бо Гу. Это бюро сыграло также важную роль в развертывании партработы в гоминьдановских районах, в организации партизанского движения в оккупированных частях Центрального и Южного Китая, в активизации политической деятельности патриотических организаций.

Однако Мао Цзэдун не примирился с тем, что его позиция была отвергнута большинством руководства КПК, и вел упорную борьбу внутри КПК за укрепление своих позиций. Его первым успехом был срыв проведения намеченного очередного съезда партии. Вместо этого в октябре—ноябре 1938 г. был проведен VI расширенный пленум ЦК КПК, итоги которого противоречивы. С одной стороны, пленум принял решения, направленные на реализацию линии на укрепление и расширение единого фронта, на усиление вооруженного сопротивления японской агрессии, обсудил меры развития сотрудничества с Гоминьданом, высказался за дальнейший поиск путей создания организационных форм единого фронта.

С другой стороны, пленум укрепил руководящее положение Мао Цзэдуна. На пленуме выступил член политбюро Ван Цзя-сян, только что вернувшийся из Москвы, и довел до сведения членов ЦК КПК мнение И.В. Сталина и Г.М. Димитрова о том, что они рассматривают Мао Цзэдуна как вождя КПК. В соответствии с тогдашними партийными нравами это означало окончательное утверждение Мао Цзэдуна у власти в партии, это означало получение той высшей санкции, которую Мао Цзэдун ждал уже три года. Характерно, что на этом же пленуме была провозглашена необходимость придать марксизму национальную форму, «китаизировать марксизм».

И хотя после пленума борьба в руководстве партии еще продолжалась, положение Мао Цзэдуна стало прочным. К лету 1939 г. он фактически занимает пост генерального секретаря партии, используя который ему удается провести огромную работу по изменению всего руководства КПК. Именно в это время складывается группа ближайших политических сподвижников Мао Цзэдуна, сыгравших столь важную роль в его борьбе за власть. Мао Цзэдуну удалось сплотить вокруг себя не только преданных ему и не имевших собственного политического лица деятелей КПК (вроде Кан Шэна и Чэнь Бода), но и многих видных руководителей партии, в прошлом отнюдь не всегда выступавших вместе с ним (Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Пэн Чжэнь, Дэн Сяопин и др.). «Возникновение маоистской группировки, — писал известный политолог Ф.М. Бурлацкий, — не только результат усилий самого Мао Цзэдуна, но и объективной борьбы внутри КПК. Не только Мао шел к группе, но и группа шла к нему. Она нуждалась в лидере — и для своего возвышения, и... для осуществления определенной суммы идей в области партийного, военного, национального строительства». Общей идей­ной платформой этой группы стал довольно разнородный круг революционно-националистических представлений, являвшихся подлинной основой их мировоззрения и сочетавшихся с выборочным восприятием ряда марксистских положений. Образование этой группировки стало важным этапом развития маоизма как идейно-политического движения, во многом предопределившим судьбы китайской революции.

Одним из факторов, способствовавших объединению вокруг Мао Цзэдуна широкого круга деятелей КПК, стало превращение Мао Цзэдуна именно в это время в главного и по сути единственного идеолога и теоретика КПК. Идейно-теоретическая деятельность Мао Цзэдуна в яньаньский период носит весьма противоречивый, даже парадоксальный характер. С одной сто­роны, именно в Яньани окончательно оформляется утопический социальный идеал Мао Цзэдуна, базировавшийся на идеализации казарменного быта кадровых работников, «яньаньского образа жизни», и вобравший в себя многие традиционные утопические представления (типа датун — «великой гармонии»), веками питавшие идеологию народных выступлений. Вместе с национализмом и воинствующим мессианством он стал детерминировать идеологию маоизма. С другой стороны, именно в Яньани Мао Цзэдун активно включается в работу по «китаизации марксизма», которая означала прежде всего попытку представить взятые на вооружение КПК идеологию и социальные идеалы как традиционные, «национальные» по своему происхождению, что было принципиально новым для КПК (и столь же характерным прежде для Дай Цзитао). «Социализм, — го­ворил на митинге в 1939 г. ближайший сподвижник Мао Цзэ-дуна и истолкователь его идей Чэнь Бода, — это самая прекрасная мечта, волновавшая людей в Китае на протяжении нескольких тысячелетий. Мо-цзы называл эту мечту "всеобщей любовью", в "Ли юнь" она именуется "великой гармонией". Идеал "великой гармонии" — идеал социализма и коммунизма — не является для нашей партии привнесенным извне, это внутренняя историческая потребность нашего народа, это — конечная цель нашей партии, и никто, кроме корыстолюбцев, не может отрицать этого... Диалектика истории такова: сначала Восток шел впереди и развитие цивилизации шло с Востока на Запад; затем Запад стал передовым... Однако Восток снова воспрянул... Восток стал передовым... Решающей силой этого Востока является Китай».

Эта новая самооценка партийной идеологии сочетается теперь у Мао Цзэдуна со стремлением приспособить свою версию марксизма-ленинизма к конкретным условиям борющегося за национальное спасение Китая. Прежде всего, он усиливает пропаганду ряда положений марксизма-ленинизма (почерпнутых, правда, в основном из статей и книг популяризаторов, а иног­да и вульгаризаторов марксизма), приспосабливая их к интересам национально-освободительной войны. Ссылаясь на пресловутую китайскую специфику, он прямо искажает некоторые фундаментальные положения марксизма, в частности об исторической роли рабочего класса, фактически подменяя их собственной идеей о решающей роли крестьянства в китайской революции, которая базировалась на субъективистской оценке положения в китайской деревне и всей социальной структуры Китая.

Вместе с тем эта теоретическая работа, которая рассматривалась Мао Цзэдуном и его соратниками как подготовка идеологического фундамента коммунистического движения, на рубеже 40-х гг. была дополнена разработкой политической программы, которую Мао Цзэдун рассматривал как обращенную не в будущее, а как программу непосредственной борьбы за власть с Гоминьданом. Речь идет о концепции «новой демократии».

Естественно возникает вопрос о причинах, заставивших Мао Цзэдуна дополнить свою уже сложившуюся версию марксизма «демократической» программой. Почему он был неудовлетворен, как могло показаться, своей вульгаризаторской и субъективистской подгонкой марксизма к своему социально-утопическому идеалу «казарменного коммунизма», почему он был вынужден обратиться к теоретическому наследию Сунь Ятсена, в освоении которого увидел возможность развития марксизма и его китаизации? Ответ мы можем увидеть, вероятно, в существенной новизне внутрипартийной и общеполитической обстановки в это время. Проповедь маоистского «казарменного коммунизма» могла найти и, судя по всему, находила отклик у кадровой части партии, но идейно вооружить уже миллионную партию, подавляющее большинство которой пришло под знамена КПК под воздействием национального импульса, она, конечно же, не могла.

Тем более казарменно-аскетическая апологетика «яньаньского образа жизни» не могла стать той идеей, которая сплотила бы вокруг КПК китайскую нацию в борьбе против японских захватчиков, а затем и против гоминьдановского режима. Мао Цзэдун хорошо уловил новизну ситуации. Он смог увидеть, что именно в это время Гоминьдан вновь потянулся к идейному наследию Сунь Ятсена, но в то же время он правильно оценил невозможность для Гоминьдана удержать в руках знамя революционного национализма, знамя суньятсенизма. Чанкайшистско-му Гоминьдану это было не по плечу, узкогрупповые интересы бюрократической буржуазии диктовали Чан Кайши близорукую радикальную политику, отталкивавшую от Гоминьдана его, казалось бы, естественных союзников.

В этих новых условиях Мао Цзэдун начинает рассматривать данное от имени КПК в 1937 г. согласие на признание суньят-сенизма не только как плату за создание единого фронта. Он, видимо, принимает решение использовать суньятсеновское идейно-теоретическое наследство в борьбе за власть с Гоминьданом. Можно предположить, что при этом он учел исторический опыт реализации идей Сунь Ятсена после его смерти, опыт борь­бы за суньятсеновское наследство. Речь идет не только о таких консервативных, традиционалистских истолкователях суньят-сенизма, как Дай Цзитао и Чэнь Лифу. Было и другое направление истолкователей: Чэнь Гуньбо (и другие реорганизацио-нисты), Ху Ханьмин, Ши Цуньтун, Дэн Яньда, Тань Пиншань (и другие члены т.н. Третьей партии) и иные «наследники», которые интерпретировали суньятсенизм в национально-демократическом духе. При всех глубоких различиях в позициях участников этих политических и идеологических дискуссий их всех во многом объединяло понимание огромного потенциала сунь-ятсенизма как идеологии особого, «китайского» пути преобразования Китая и всего мира. Формулирование и развитие концепции «новой демократии» во многом опиралось на это наследство и во многом стимулировалось именно поиском «своего» пути.

Основное содержание новой концепции можно рассмотреть в трех аспектах. На первый план Мао Цзэдун выдвигает идею национального спасения, идею сплочения во имя борьбы с японской агрессией и шире — борьбы против империалистического гнета. Национальное освобождение и возрождение величия китайской нации — вот исходный момент концепции «новой демократии». Одна из предпосылок этого сплочения — демокра­тизация китайского общества, отказ от однопартийной диктатуры Гоминьдана, переход к многопартийной системе, в которой КПК будет играть ведущую роль как подлинный выразитель чаяний нации. Вместе с тем национальное освобождение и демократизация должны привести и к обновлению экономической жизни, но при сохранении системы частной собственности и рыночных отношений. Феодальные пережитки в деревне должны быть преодолены путем проведения аграрной реформы, национальное предпринимательство должно поощряться, а национальный рынок защищаться, хотя одновременно должны быть созданы условия и для привлечения иностранного капитала. Предприятия, принадлежащие бюрократическому капиталу, должны быть преобразованы в государственный сектор, которому надлежит занять ведущее место в экономике. Новая власть должна проявлять заботу об улучшении жизни народа, а в области социальных отношений придерживаться принципов взаимовыгодного сотрудничества труда и капитала. Речь, таким образом, шла о своеобразной «смешанной экономике». В разработке концепции «новой демократии» принимали участие и другие руководители КПК, увидевшие в этой концепции мощное идеологическое оружие борьбы за власть.

Легко заметить, что основные положения «новой демократии» во многом восходят к «трем народным принципам» Сунь Ятсена — национализму, народовластию, народному благоденствию, отличаясь от них прежде всего характером постановки вопроса о власти. Концепция «новой демократии», в отличие от суньятсенизма, использовала такие важные для ленинизма понятия, как «классы» и «диктатура». Социальная опора новодемократического строя мыслилась Мао Цзэдуном как весьма широкая, включавшая рабочий класс, крестьянство, буржуазию и патриотическую часть крупных землевладельцев, однако именно крестьянство Мао Цзэдун в это время рассматривал как главную социальную силу нового режима. Самостоятельной и тем более ведущей роли рабочему классу в концепции «новой демократии» не отводилось. Вместе с тем действительным полити­ческим руководителем новодемократического государства должна была стать, по мысли Мао Цзэдуна, КПК, которая в рассматриваемом политическом контексте все больше теряла свой классовый характер, все больше делалась социально автономной.

Обращение Мао Цзэдуна к идеологии «националистического народничества», ее адаптация к некоторым марксистским положениям и некоторым марксистским терминам способствовали превращению эклектического комплекса идей, связанных с именем Мао Цзэдуна, в идейно-теоретическую платформу массовой партии, возглавлявшей национально-освободительную войну, давали КПК ряд тактических преимуществ в борьбе за власть, порождая, однако, значительные идеологические и теоретические трудности, хотя и выявившиеся позже. Речь идет о глубоком внутреннем противоречии между яньаньской идеологией «казарменного коммунизма» и буржуазно-демократической ориентацией «новой демократии», постепенно подтачивавшем изнутри идеологию маоизма. Став не только политическим, но и идеологическим руководителем КПК, Мао Цзэдун стремится расправиться со всеми своими противниками.

В очень трудное для освобожденных районов и для вооруженных сил КПК время — летом 1941 г. — Мао Цзэдун и его группа развернули так называемое движение за упорядочение стиля в партии (чжэнфэн).

Подготавливая новое наступление на своих противников в КПК, Мао Цзэдун фабрикует обвинение ряда прежних руководящих деятелей КПК в «субъективизме», в неспособности творчески соединять марксизм с китайской действительностью. Лицемерно обращаясь к решениям VII конгресса Коминтерна, в которых был совершен серьезный поворот в тактике коммунистического движения и были осуждены левосектантские ошибки, он обвиняет видных руководителей партии в проведении в первой половине 30-х гг. так называемой третьей левооп-портунистской линии. Создав такую «идеологическую базу», он обрушивается, прежде всего, на Ван Мина, Бо Гу, Чжан Вэнь-тяня, а также на многих других руководящих и кадровых ра­ботников партии, именно на тех, кто препятствовал утверждению курса Мао Цзэдуна. В сентябре 1941 г. эти видные деятели КПК были отстранены от работы в высших руководящих органах партии.

В феврале 1942 г. Мао Цзэдун в выступлении перед слушателями партшколы в Яньани провозгласил начало так называемой идеологической революции, ставшей решающей фазой всего «чжэнфэна». Начинается массовая кампания, подобной которой КПК еще не знала. К обязательной «учебе» в Яньани и на местах привлекаются все кадровые работники и партийные активисты, которые должны в течение многих месяцев «изучать марксизм-ленинизм» по программе, составленной Мао Цзэду-ном. Программа включала в основном лишь статьи и выступления самого Мао Цзэдуна, а также несколько статей Сталина. «Ключ к овладению марксизмом, — писала партийная газета «Цзефан жибао» в 1942 г., — лежит, прежде всего, в изучении работ Мао Цзэдуна как более близких и нужных китайцам». Однако кампания отнюдь не сводилась к «учебе». Главным в «чжэн-фэне» постепенно делается искоренение всякого инакомыслия и политическое уничтожение всех противников Мао Цзэдуна. Во внутрипартийной борьбе насаждаются те методы, которые впоследствии расцветут пышным цветом в годы «культурной революции».

Длительность и напряженность этой кампании, изощренность и жестокость методов борьбы указывают на то, что сопротивление партийных кадров насаждению культа личности Мао Цзэ-дуна и новых порядков в партии оказалось значительно более серьезным, чем рассчитывал Мао Цзэдун. Отсюда и ужесточение методов борьбы, и физическая расправа со всеми, кто оказался не сломленным в результате идеологического террора.

Вместе с тем репрессии обрушивались не только на сопротивлявшихся проведению маоистского курса. Превентивным репрессиям подверглись по сути дела все активисты и кадровые работники, не проявившие энтузиазма в принятии и осуществлению целей и методов «чжэнфэна».

Решение Коминтерна о самороспуске, принятое в мае 1943 г., было использовано Мао Цзэдуном для проведения завершающей стадии кампании «чжэнфэна», отличавшейся уже откровенными нападками на политику Коминтерна и всех деятелей КПК, с ним связанных. С поразительным политическим цинизмом все поражения и ошибки КПК попытались «списать» на счет, якобы, следования коминтерновской линии, а идейно-политическую платформу Мао Цзэдуна представить как залог всех успехов КПК, как «подлинный китайский марксизм». В результате жестокого идеологического террора и прямых репрессий явные и потенциальные противники Мао Цзэдуна потерпели тяжелое поражение, а многие в недавнем прошлом противники маоистской линии (Чжан Вэньтянь, Бо Гу, Ян Шанкунь и др.) были вынуждены не только выступить с «самокритикой», но и начать восхвалять идеи и деятельность Мао Цзэдуна. Несмотря на значительное сопротивление «чжэнфэну», открытых выступлений видных партийных деятелей против маоистского курса не было, возможно из-за боязни раскола партии, что играло, безусловно, на руку Мао Цзэдуну и во многом определило своеобразие развития внутрипартийной борьбы в КПК в последующие годы.

Кампания маоистской индокринации сопровождалась также большой работой по налаживанию организационной структуры стремительно разраставшейся партии, раздробленной вместе с тем по многим изолированным освобожденным районам и воинским частям. В партии насаждались армейские порядки и прежде всего фактическое единоначалие, в конечном счете, сводившееся к подчинению всего партийного аппарата лично Мао Цзэдуну. В результате всей этой напряженной работы удалось укрепить партийную дисциплину, добиться полного подчинения всех местных организаций центру, несмотря на продолжавшийся рост численности партии, обеспечить новые парторганизации и воинские части кадровыми работниками, подготовленными в различных партшколах в Яньани, и тем самым укрепить политическую роль и политические возможности КПК как в войне сопротивления японским агрессорам, так и в борьбе за власть с Гоминьданом. Организационное сплочение партии происходило на принципах армейской дисциплины и принципах личной пре­данности Мао Цзэдуну, что не могло привести к действительному единству партии, сохраняя предпосылки фракционной борьбы, хотя уже и в иной форме.

Разгромив своих идейных противников, полностью взяв в руки партийный аппарат, маоистское руководство сочло, что пришло время созвать очередной, VII съезд КПК. Последним важным подготовительным мероприятием явился VII расширенный пленум ЦК КПК, принявший 20 апреля 1945 г. «Решение по некоторым вопросам истории нашей партии», являвшееся грубой фальсификацией истории КПК и китайской революции и теоретическим обоснованием нового политического курса. В этом документе как бы завершался разрыв с коминтерновской политической традицией, чинилась «историографическая» расправа со всеми идейно-политическими противниками Мао Цзэдуна. Одновременно делалась примечательная попытка дать теоретическое обоснование новизны революционной стратегии маоизма, которая виделась в «особой» роли крестьянства и деревни в китайской революции, а также всячески подчеркивалась роль Мао Цзэдуна как теоретика и практика, сумевшего раньше и лучше других увидеть эту особенность китайской революции и воплотить ее в «правильную» стратегию и тактику КПК. И хотя роль крестьянства в китайской революции, как показывал исторический опыт, отнюдь не была большей, чем в других стадиально сопоставимых революциях, маоистская мифология, сыгравшая столь важную роль в дальнейшем, начала складываться.

VII съезд КПК проходил в Яньани с 23 апреля по 11 июня 1945 г. На нем присутствовало 544 делегата с решающим голосом, представлявших более 1,2 млн членов партии. В основном политическом докладе Мао Цзэдуна «О коалиционном правительстве», исходя из очевидной неизбежности в ближайшее время разгрома японского империализма союзными державами, намечалась программа борьбы против гоминьдановской власти, основанная на тактических принципах «новой демократии». В докладе о новом уставе КПК, сделанном Лю Шаоци, который стал вторым человеком в партии в ходе «чжэнфэна», фиксировались итоги предшествовавшей идейно-политической борьбы и изменение характера самой партии. Залог подлинной революционности и даже «пролетарского характера» новой КПК докладчик видел, прежде всего, в том, что вся деятельность партии теперь базировалась на китаизированном марксизме. «Идеи Мао Цзэ-дуна, — заявил Лю Шаоци, — это идеология, объединяющая теорию марксизма-ленинизма с практикой китайской революции, это китайский коммунизм, китайский марксизм. Идеи Мао Цзэ-дуна — это дальнейшее развитие марксизма в национально-демократической революции в колониальных, полуколониальных и полуфеодальных странах в современную эпоху, это превосходный образец национального марксизма». Исходя из такого подхода и фиксируя идейно-политическую победу в партии Мао Цзэдуна, съезд записал в новом уставе: «КПК во всей своей работе руководствуется идеями Мао Цзэдуна...» Съезд избрал ЦК в составе 44 членов и кандидатов, в основном, естественно, сторонников нового курса. Однако Мао Цзэдун пошел на включение в новый состав ЦК и некоторых своих поверженных противников (Ван Мин, Бо Гу, Чжан Вэньтянь).

Возобладание маоизма означало и усиление левосектантских и националистических тенденций во всей политике КПК. Левосектантские установки Мао Цзэдуна проявлялись, прежде всего, в нигилистическом отношении к политике единого антияпонского фронта, в нагнетании напряженности в отношениях с Гоминьданом, в перенесении центра тяжести вооруженной борьбы с японских захватчиков на гоминьдановских конкурентов. И в этом сектантство смыкалось с национализмом, с полным непониманием интернациональных аспектов войны с японскими захват­чиками. Наиболее ярко это проявилось в отношении маоистов к предложениям Коминтерна и КПСС в 1941 г. координировать действия вооруженных сил КПК с тем, чтобы сковать силы японской армии и уменьшить риск нападения Японии на Советский Союз в тяжелейшие дни лета и осени 1941 г. Несмотря на словесные заверения в полной поддержке борьбы советского народа (декларация ЦК КПК от 7 июля 1941 г.), маоистское руководство фактически отказалось от такой координации, вы­явив узконационалистическое непонимание решающего значения, в том числе и для судеб китайской революции, событий на советско-германском фронте.

«Китаизация марксизма» и активизация пропаганды в духе «новой демократии» создавали предпосылки некоторого сближе­ния или, во всяком случае, определенного взаимного интереса между маоистским руководством КПК и американской дипломатией. Последняя все больше начинает видеть в КПК и ее вооруженных силах важного участника общей войны с японскими захватчиками, с которым необходимо устанавливать деловые военные и политические контакты. Так летом 1944 г. в Яньани появляется «союзническая миссия наблюдателей» (а фактически армии США) во главе с полковником Д. Барретом для координации военных действий с вооруженными силами КПК. В ноябре в Яньань прибывает американский посол Хэрли с целью выработки соглашения между КПК и Гоминьданом для объединения военных усилий на завершающем этапе войны. Однако составленный Хэрли и руководством КПК проект соглашения был, отвергнут Гоминьданом из-за значительных политических уступок коммунистам. Несмотря на провал посреднической миссии Хэрли, КПК получила большой политический выигрыш, ибо КПК стала рассматриваться американской дипломатией как полноправный политический партнер Гоминьдана. В это же время в среде наиболее дальновидных американских дипломатов (Дж. Сервис, Дж. Дэвис и др.), хорошо знавших действительную идейно-политическую эволюцию КПК и реальное положение дел в Китае, зреет идея о переориентации американской политики в Китае с Гоминьдана на КПК как наиболее значительную военно-политическую силу послевоенного Китая. В этом же направлении на американское общественное мнение воздействуют корреспонденции левонастроенных журналистов (Э. Сноу, А. Смэдли, Т. Уайт и др.), которым была предоставлена возможность посетить освобожденные районы и встречаться с руководителями КПК. Однако американское правительство рассматривало политику маоистского руководства все-таки как тактическую уловку и не пошло в то время на корректировку своей политики.


3. Заключительный этап войны и ее итоги


8 августа в соответствии со всеми союзническими обязательствами Советский Союз объявил войну Японии. Началось стремительное наступление Советской армии в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на Сахалине, Курильских островах и Корее. 20 августа были освобождены Харбин, Мукден (Шэньян), Чанчунь, Гирин, 23 августа — Порт-Артур. 2 сентября на борту американского линкора «Миссури» японские власти подписали акт безоговорочной капитуляции. Была перевернута последняя страница второй мировой войны. Закончилась и восьмилетняя национально-освободительная война китайского народа против японских захватчиков, победу в которой он завоевал благодаря наличию единого фронта и военно-политической поддержке союзников по антифашистской коалиции. Решающее значение для принципиального изменения военно-политической обстановки в Китае на заключительном этапе войны имело стремительное наступление Советской Армии, придавшее этому этапу войны чрезвычайно скоротечный характер, а также факт освобождения именно Советской Армией одного из важнейших районов Китая — Маньчжурии. Политическая база действий Советской Армии на китайской территории была создана решениями Ялтинской конференции союзников (СССР, США и Великобритании), а юридическая — подписанием 14 августа 1945 г. в Москве Договора о дружбе и союзе между СССР и Китаем (которому сопутствовала также серия соглашений: о совместной эксплуатации в течение 30 лет Китайско-Чанчуньской железной дороги на правах общей собственности, о совместном использовании военно-морской базы Порт-Артур, объявлении Дальнего свободным портом и др.).

Вооруженные силы, как Гоминьдана, так и КПК, хотя и были не способны нанести решающее поражение японским захватчикам, в условиях капитуляции Японии и развала их колониального механизма попытались использовать сложившуюся ситуацию таким образом, чтобы в максимальной степени взять плоды победы в свои руки. Гоминьдан располагал значительными вооруженными силами, насчитывавшими 4,6 млн. бойцов, часть из которых была вооружена и подготовлена американцами, но в целом они были уставшими от длительной войны и деморализованными тяжелыми поражениями. К тому же они располагались в основном в отдаленных западных и юго-западных районах страны и не имели достаточных транспортных средств для быстрой передислокации. Вот почему Чан Кайши, отдав уже 11 августа приказ своим войскам начать быстрое продвижение в оккупированные районы, одновременно потребовал от японских войск капитулировать только перед правительственными войсками. Вскоре американские самолеты и корабли начали переброску гоминьдановских войск в восточные районы для принятия капитуляции в крупнейших городах страны — Шанхае, Нанкине, Пекине, Тяньцзине, Гуанчжоу и др., что и позволило не допустить их освобождения вооруженными силами КПК.

Основные вооруженные силы КПК — 8-я и Новая 4-я армии, а также партизанские отряды отличались хорошей дисциплиной и высоким моральным духом. Они были удачно расположены в стратегически важных районах Северного и Центрального Китая. Их главная слабость — острая нехватка оружия: одна винтовка приходилась на трех бойцов, а тяжелого оружия почти не было. 11 августа Чжу Дэ отдал приказ о переходе в наступление всех сил освобожденных районов. Не имея возможности взять крупнейшие города страны, вооруженные силы КПК постарались в основном освобождать средние и мелкие города, значительно расширяя территорию освобожденных районов севернее р. Янцзы. Это привело к многочисленным столкновениям с гоминьдановскими войсками и к угрозе развязывания гражданской войны. Сознательно обостряя военно-политическую конфронтацию с Гоминьданом, руководство КПК исходило из ошибочной и по сути авантюристической и националистической предпосылки о возможности вовлечения СССР на заключительном этапе войны в прямое военное столкновение с Гоминьданом и, следовательно, с США.

В сложившейся взрывоопасной обстановке огромное значение имела принципиальная позиция Советского Союза, четко выраженная/как при подписании договора 14 августа, так и в конфиденциальных контактах с руководством КПК — выполнение своих союзнических обязательств при соблюдении курса на невмешательство во внутренние дела Китая и предотвращение гражданской войны.

Стремясь перехватить инициативу, Чан Кайши трижды — 14, 20 и 23 августа — направляет Мао Цзэдуну приглашения в Чун-цин на мирные переговоры. Учтя позицию Советского Союза и получив гарантии своей личной безопасности, Мао Цзэдун 28 августа вылетел в Чунцин. Идя на эти переговоры, руководство КПК вместе с тем исходило из позиции, сформулированой Мао Цзэдуном в его выступлении 13 августа и полагавшей, что «...война сопротивления японским захватчикам как определенный этап уже миновала: новая обстановка и новая задача — это борьба внутри страны».

Этими переговорами в условиях безоговорочной капитуляции японских агрессоров как бы завершается этап национально-освободительной войны китайского народа и начинается новый исторический этап.

Литеаратура


Бадак Александ Николаевич, Войнич Игорь Евгеньевич, Волчек Наталья Михайловна, Воротникова О. А., Глобус А. Всемирная история: В 24 т. / И.А. Алябьева (ред.) — Минск : Литература

Васильев Л. С., Лапина З. Г., Меликсетов А. В., Писарев А. А. История Китая: Учебник для студ. вузов, обуч. по ист. спец. / А.В. Меликсетов (ред.) — 3-е изд., испр. и доп. — М. : Издательство Московского университета, 2004. — 751с.

Всемирная история: Учебник для студ. вузов / Георгий Борисович Поляк (ред.), Анна Николаевна Маркова (ред.). — М. : Культура и спорт, 1997. — 496с.

Фицджералд Чарлз Патрик. История Китая / Л.А. Калашникова (пер.с англ.). — М. : Центрполиграф, 2005. — 459с.

Рефетека ру refoteka@gmail.com