Рефетека.ру / Этика

Реферат: Содержание основных категорий эстетики

Содержание


Введение

1. Содержание основных категорий эстетики

1.1 Теоретическая модель эстетического

1.2 Эстетическое как ценность

1.3 Системообразующее значение эстетического

1.4 Прекрасное - коренная категория эстетики

1.4.1 Прекрасное в истории эстетики

1.4.2 Прекрасное и полезное

1.4.3 Прекрасное и симметрия

1.4.4 Прекрасное и деятельность человека

1.4.5 Мера

1.4.6 Прекрасное в природе

1.4.7 Прекрасное в обществе

1.4.8 Прекрасное в искусстве

1.5 Возвышенное

1.6 Трагическое

1.7 Комическое

1.8 Безобразное

1.9 Низменное

1.10 Ужасное

1.11 Хаос и гармония

Заключение

Список использованной литературы

Введение


Сегодня, в начале нового столетия, нового тысячелетия, а я убеж­ден - и в начале принципиально новой (иной) эпохи в истории человечества, достаточно трудно говорить о вещах традиционных и вроде бы уже давно устаревших. Во всяком случае, вторая половина ХХ в. в куль­туре была обостренно ориентирована на глобальную переоценку ценностей, провозглашенную еще в конце XIX в., прежде всего, Фридрихом Ницше, но реализованную только к концу прошлого (ХХ) столетия, особенно в сферах гуманитарной культуры, гумани­тарных наук, в искусстве, этике, эстетике. На протяжении более чем 100 лет последовательно низвергались традиционные идеалы и принципы, маргинальное (для своего времени) занимало место ма­гистрального, утверждались новые парадигмы мышления и арт-пре­зентации, разрабатывались принципиально новые стратегии бытия-мышления. И все это имело и имеет под собой глубокие основания, которыми сегодня занимаются многие науки. Однако все сие воз­двигает существенные трудности для понимания и анализа, ибо ста­вятся задачи передать некую живую частицу смысловой предметности этой культуры новому поколению, которые устремлены в какие-то неведомые дали, ощущающие какие-то манящие принципи­ально иные горизонты.

В наш век, когда в течение жизни одного поколения неоднократно происходят глобальные переломы в социальной, политической, психоло­гической, мировоззренческой, культурной ситуации, неизбежно появле­ние нового научного, а может быть, и художественного жанра (нового типа творчества), который можно было бы назвать «книгой жизни» в том смысле, что работа над уже изданным произведением не может остано­виться никогда не только в силу стремления к принципиально недостижи­мому совершенству, но и в силу потребности сделать свой духовный про­дукт зеркалом меняющегося мира и себя (то есть отражением жизненного и духовного движения человека в поле невероятно динамичного историче­ского процесса).

Одной из сфер, объединяющих человечество во всех историчес­ких измерениях, является сфера эстетического. «Эстетика» обращена и к профессионалу, и к студенту, и к широкому читателю, интересующемуся проблемами художественной культуры. О ней здесь и речь, ибо к концу прошлого столетия стало как-то немодным писать и говорить о ней, хотя она от этого не потерпела никакого ущерба; даже в духовно-материальных мирах тех, кто вроде бы не знает ее, не желает знать или, зная, пытается отрицать как нечто устаревшее. Есть нечто в космоантропном бытии, что не устаревает со временем, что не исчезает по желанию людей, что относится к их сущности, даже если они не признают вообще никаких сущнос­тей. Есть некие универсалии взаимоотношений человека и Мира, сохраняющие свою значимость на протяжении практически всей истории человека как существа цивилизованного. Именно к таковым сущностным характеристикам космоантропного бытия и принадле­жит сфера эстетического, проникновением в которую, изучением которой и занимается наука эстетика. Понятно, что на каждом этапе истории культуры конкретные формы бытия, реализации, актуализации этой сферы свои, отличные от форм, характерных для других культурно-исторических этапов, и соответственно - иные формы их изучения и описания. Сегодня мы как раз находимся в стадии активного и глобального перехода от одной формы цивили­зационного процесса к другой, т.е. - в ситуации, когда претерпе­вают, радикальное преобразование многие универсалии культуры и, как следствие, формы и способы их изучения и описания. Эстетика и феномены, изучаемые ею, не являются здесь исключением. Однако это отнюдь не означает, что они утрачивают свою значимость для человека; показ этого и составляет одну из главных задач данной книги, что предполагает достаточно полное введение читателя во все поле этой науки.

Собственно эстетика - это фактически и в строгом смысле слова даже не наука, не совсем и не только наука, ибо ее предмет в принципе не поддается полному рациональному осмыслению и вер­бальному описанию. Здесь иной уровень, нежели узко научный, даже при самой широкой семантике понятия «наука», и уровень этот более высокий. В сущностно-метафизическом смысле эстети­ка - это особая форма бытия-сознания; некое специфическое ду­ховное поле, в котором человек обретает одну из высших форм бытия, ощущение и переживание полной и всецелой причастности к бытию. Наука эстетика — только малая и самая упрощенная область этого поля, помогающая, однако, человеку, точнее, пытаю­щаяся помочь осознать значимость духовной материи в его жизни и в структуре Универсума в целом. Более существенной частью духовного поля является искусство как деятельность и результат деятельности сознания, относящегося к сфере эстетики; один из главных конкретных результатов эстетического опыта. И оно поэ­тому также является одним из основных объектов исследования науки эстетики.

Если же сказать кратко для любителя дефиниций, то: эстетика — это наука о гармонии человека с Универсумом. И здесь не будет схоластических рассуждений о том, что такое человек, что такое Универсум, даже что такое гармо­ния. Эти три понятия принимаются a priori в качестве знания, присущего каждому человеку, хотя и трудно дефинируемого. И не столь важно, как мы субъективно понимаем и представляем себе их. Для нас значимо другое. Каждый мыслящий человек сознает, что и человек, и Универсум - это нечто реальное и существенное, что человек - часть Универсума, зависящая от него и влияющая на него, что взаимодействие этих феноменов отнюдь не маловажная вещь, что от этого взаимодействия зависят они оба и что возможны их позитивные и негативные (по крайней мере, для человека) контакты. Так вот позитивный контакт между ними, оптимально благоприятный для бытия того и другого, мы и обозначаем здесь как гармонию, или эстетический опыт. Им собственно с древности и занималась мыслительная деятельность внутри различных наук, которая в XVIII в. получила название эстетики и которая до сих пор находится в стадии активного становления, и значимость ее в эпоху глобального конфликта (и дисгармонии) человека с Универ­сумом возрастает с каждым мгновеньем. Сегодня уже хорошо ощу­щается: если человек не найдет путей к оптимальному контакту с Универсумом, не сбалансирует гармоническое и дисгармоническое в своих отношениях с ним, то прежде всего он сам окажется перед реальной угрозой уничтожения, исчезновения из структуры Универ­сума.

Целью моей работы является рассмотрение и анализ содержания основных категорий эстетики.

1. Содержание основных категорий эстетики


1.1 Теоретическая модель эстетического


Эстетическое - мета­категория, то есть самая широкая и фундаментальная категория эстетики. Она отражает то общее, что присуще прекрасному, безобразному, возвы­шенному, низменному, трагическому, комическому, драматическому и другим эстетическим свойствам жизни и искусства. Эстетическое было осознано как самостоятельная и основополагающая для системы эстети­ческих знаний категория только во второй половине ХХ в. До этого разработка коренной категории эстетики – прекрасного - предвосхищала теоретическое осознание и «появле­ние» эстетического (эстетических свойств).

Какова же природа эстетического и наиболее близкого к нему пре­красного? В исто­рии эстетики сложились пять теоретических моделей эстетического. Концепции пре­красного, выдвинутые в истории эстетической мысли, так или иначе тяго­теют к одной из этих теоретических моделей эстетического (каждая из многообразных концепций прекрасного входит в одну из пяти его теоре­тических моделей).

- 1 модель эстетического (объективно-духовная; объективно-идеали­стическая): эстетическое - результат одухотворения мира Богом или аб­солютной идеей. Этой модели эстетического соответствует первая модель прекрасного: прекрасное - свет Бога на конкретных вещах и явлениях (Тертуллиан, Фома Аквинский, Франциск Ассизский) или воплощение абсолютной идеи (Платон, Гегель). Божественным одухотворени­ем легко объяснить прекрасное, возвышенное и другие положительные эстетические свойства, но затруднительно - безобразное, низменное, ужасное. Впрочем, при определенной гибкости ума божественным вме­шательством можно объяснить существование и цветка, и обезьяны, и си­невы неба, и красоты, и вообще все на свете, а значит, ничего конкретно и для каждого явления нужно искать свое объяснение. Концепция божест­венной природы эстетического (как будто для сознания, принимающего Бога, существует нечто имеющее небожественную природу!) нарушает научный принцип объяснения явлений исходя из их собственной природы (спинозовский принцип «causa sui» - по причине самого себя). Научно корректно определение, «притертое» к объясняемому явлению и требую­щее минимального количества необходимых и достаточных оснований и аргументов.

- II модель эстетического (субъективно-духовная, персоналистская, субъективно-идеалистическая): эстетическое - проекция духовного бо­гатства личности на эстетически нейтральную действительность. Этой модели эстетического полно соответствует вторая модель прекрасного: действительность эстетически нейтральна, источник ее красоты - в ду­ше индивида (Т. Липпс, Ш. Лало, Э. Мейман), прекрасное возникает бла­годаря «ссужению», «одалживанию» (Жан Поль), «вчувствованию» (Б. Кроче), «проецированию» (Н. Гартман) духовного богатства человека на действительность; красота - результат интенционального (направленно­го, активного, «обмысливающего») восприятия предмета субъектом (Ф. Брентано, А. Мейнонг и другие феноменологи). В этой концепции теряет­ся критерий оценки эстетической ценности, в эстетику вторгается волюн­таризм.

- III модель эстетического (субъективно-объективная; дуалистиче­ская): эстетическое возникает благодаря единению свойств действитель­ности и человеческого духа. Этой модели эстетического полно соответст­вует третья модель прекрасного: прекрасное есть результат соотнесения свойств жизни с человеком как мерой красоты (Аристотель), или с его практическими потребностями (Сократ), или с нашими представлениями о прекрасной жизни (Н. Чернышевский). При такой трактовке возникает двойственность оснований (жизнь/субъект) как эстетического, так и пре­красного и не устраняется волюнтаризм эстетических суждений и оце­нок. Эта модель в 60-80-х гг. ХХ в. признавалась марксистской (и значит правильной) рядом советских теоретиков (В. Ермилов, М. Каган) ввиду того, что ее развивала приближенная к марксизму особа - Чернышев­ский.

- IV модель эстетического («природническая»; «материалистическая»): эстетическое - естественное свойство предметов, такое же, как вес, цвет, симметрия, форма (Д. Дидро и другие французские материалисты). Мно­гие годы в советской науке наряду с третьей моделью господствовала эта четвертая модель эстетического и прекрасного (И. Астахов, М. Овсянни­ков, Н. Дмитриева), потрафляющая стремлению официозной идеологии все трактовать вульгарно-материалистически. У этой концепции четыре ахиллесовы пяты: если эстетическое - такое же свойство природы, как ее физические и химические свойства, то неясно, почему его изучением не занимаются естественные науки; инструмент, с помощью которого можно измерить эстетические свойства предмета – вкус - принципи­ально отличается от весов и иных приборов, измеряющих физические свойства предметов; «природническое» понимание эстетического ли­шает эстетику монизма: оказывается невозможным, исходя из единого ос­нования, объяснить основные категории эстетики (прекрасное и возвы­шенное предстают как природные свойства, а трагическое и комическое - как общественные, как результат общественных противоречий); при­родническая концепция оказывается не в состоянии объяснить сущность эстетического в сфере социальной жизни и в искусстве.

- V модель эстетического («общественная» концепция): эстетическое - объективное свойство явлений, обусловленное их соотнесенностью с жизнью человечества (общечеловечески значимое в явлениях). Эстетиче­ское появляется благодаря деятельности людей, втягивающей все в мире в сферу человеческих интересов и ставящей все в определенные отноше­ния к человечеству. Этой модели эстетического полно соответствует пя­тая модель прекрасного: прекрасное есть явления с их естественными ка­чествами, втянутые человеческой деятельностью в сферу интересов лич­ности и обретающие положительную ценность для человечества как ро­да.

Прекрасное - это явления «одухотворенные», очеловеченные челове­ческой деятельностью, ставшие сферой свободы, то есть оказавшиеся в сфере освоенного человеком мира (Л. Столович, В. Ванслов, Ю. Борев). Эта концепция дает возможность объяснить природу и эстетического, и прекрасного, исходя из единого основания, не впадая при этом в волюнта­ризм.


1.2 Эстетическое как ценность


В эстетическом отношении отсутст­вует непосредственная практическая цель и в то же время в это отноше­ние входит все богатство и многообразие общественной практики, весь опыт человечества. Иными словами, эстетический объект и отношение к нему содержательно определены всемирно-историческим развитием че­ловечества. Воспринимая в предмете его эстетические свойства, мы схватываем его самую широкую общественно-практическую значимость, его цен­ность для человечества в целом (для всего человеческого рода). Если для страдающего от непогоды береза ценна как топливо и строительный материал, то ценность ее для всего человечества выступает как бесконеч­ная сумма бесконечно малых утилитарных значений, которая перед эсте­тическим чувством предстает в снятом виде как нечто желанное, радост­ное, прекрасное. Втянутые деятельностью людей в сферу человеческих интересов, предметы несут на себе печать социальных и культурных зна­чений, что составляет основу их эстетической ценности (другими слова­ми, в эстетическую ценность березы входит и ее поэтический образ, сфор­мированный русской поэзией).

Вещественность, чувственная конкретность, натуральные свойства предметов есть естественно-природный материал эстетического. Благо­даря общественно-исторической практике предметы и явления мира втя­гиваются в сферу интересов человека и обретают «чувственно-сверхчув­ственную» природу, свою ценность для человечества (эстетическое зна­чение, эстетические свойства).

Может показаться странным, что у природных объектов - цветка, ле­са, звезды - есть общественные свойства. Это - философски беспомощ­ное недоумение здравого смысла, исходящего из очевидной данности объекта, из непосредственного опыта предметной повседневной деятель­ности. Здравый смысл воспринимает «сверхчувственные» обществен­но-исторические черты природных объектов как их собственную, объек­тивную чувственную природу; он наделяет предметы природными эсте­тическими свойствами, независимыми от исторического движения и от человеческой деятельности. Точку зрения здравого смысла и выражает «природническая» концепция эстетического. Однако в этом случае совер­шается такая же ошибка, как принятие за истину «очевидности» того, что Солнце вращается вокруг Земли. Общественно-историческая практика вовлекает предметы в свою сферу и ставит их в определенное отношение к людям. Лес, цветок и даже далекие от нас небесные тела давно втянуты человеком в сферу его практической деятельности. Например, по звездам ориентировались путешественники и мореплаватели, по Солнцу вели ле­тоисчисление, определяли время сева и сбора урожая. Благодаря тому, что человеческая деятельность втягивает предметы в сферу интересов людей, эти предметы обретают объективные, обществом рожденные эстетиче­ские свойства. Эстетическая ценность предмета зависит не только от его естественных качеств, но и от тех общественных обстоятельств, в кото­рые он включен. Золото эстетически воздействует на человека как металл, олицетворяющий деньги, то есть в конечном итоге как определенный тип общественных отношений. Отождествить эстетическое свойство с блеском, значит, вопреки пословице, считать золотом все, что блестит.

Сущность эстетического «сверхприродна» и социокультурна, но внешне выражается через чувственно-предметный материал. Или иначе: в эстетическом воплощаются природные и социальные особенности предмета в сопряжении с практикой человечества, в их значении для че­ловечества как рода. Итак, эстетическое - это общечеловеческая ценность.

Политика рассматривает явления с точки зрения их значения для отношений между го­сударствами, народами и классами; философия - с точки зрения их значения в системе ми­роздания; религия - в их отношении к Богу; право - в их отношении к существующим в обществе юридическим нормам человеческой деятельности, этика - в их значении для от­ношений между людьми в конкретном обществе; для эстетики же явления существуют в их общечеловеческом значении. Человек всякий раз исходит из исторически определенного социального опыта. Однако именно эстетическое отношение (наиболее полно осуществляе­мое в искусстве) позволяет человеку освоить социальный опыт в личностных и духов­но-культурных формах и извлечь из него общечеловеческое.

Эстетически оценивая явления, человек определяет меру своего гос­подства над миром. Эта мера зависит от степени свободы человека по от­ношению к окружающим его явлениям, что в свою очередь обусловлено степенью их освоенности. Уровень развития общества определяет уро­вень свободы человека и то или иное значение для него естественно-при­родных свойств предметов. Соотношение общечеловеческой значимости предметов и меры их освоенности (степень свободы человека) опреде­ляет многообразие эстетических свойств. Другими словами, эстетическое проявляется в разных формах (прекрасное, безобразное, возвышенное, низменное, трагическое, комическое) в зависимости от меры и характера освоенности человечеством данной сферы жизни. Расширение общественной практики человека влечет за собой расши­рение круга эстетически оцениваемых явлений и рост многообразия эсте­тических свойств.


1.3 Системообразующее значение эстетического


Эстетические свойства предметов запечатлевают в себе исторический тип деятельности людей. Такое понимание эстетического дает возможность целостно и кон­цептуально осознать эстетическое богатство действительности и много­образие путей ее эстетического освоения. Оно выступает как теоретиче­ская база для решения основных вопросов эстетики. Здесь - отправная точка эстетики как научной системы.

Понимание эстетического как ценности предмета для человечества как рода («общественная концепция») служит ключом к раскрытию сущ­ности его форм - прекрасного, возвышенного, трагического, комического, безобразного, низменного. Действительность в ее эстетическом богат­стве предстает как предмет искусства, которое все явления берет эстети­чески, то есть в их общечеловеческом значении. В этом - источник не­преходящего значения великих творений искусства, созданных в разные эпохи. Утилитарно-практический, «партийный», «ангажированный» тен­денциозный подход к жизненному материалу ведет к утрате специфики искусства и превращает его в служанку сиюминутной конъюнктуры, в вы­разителя требований политической актуальности. Такое искусство утра­чивает все вечное и обретает суетное. Понимание эстетической природы искусства предполагает необходимость и плодотворность проникновения в него философских, этических, политических, религиозных идей, но не позволяет им подменять эстетическое, не делает искусство иллюстрацией к идеям, добытым другими формами сознания.

Если предмет искусства - эстетическое богатство мира, то художест­венный метод, согласно своей природе выступающий как аналог предме­та искусства так же - эстетическое явление.

Эстетическое освоение мира предполагает широкую общечеловече­скую заинтересованность в самом предмете освоения, ориентацию на его целостное восприятие и всесторонность охвата. Эстетические свойства действительности - жизненная основа художественного образа и худо­жественной реальности. Они возникают как творческая модель эстетиче­ски воспринятого мира. Искусство формирует механизм индивидуально­го присвоения общественно-исторического опыта человечества. Воспри­нимая произведение, человек переживает художественный образ мира как собственные жизненные впечатления. Эстетически наслаждаясь ис­кусством, реципиент углубляет свою личность, приобщается к миру и к человечеству. Другими словами, восприятие произведения носит эстети­ческий характер.

Монистичность эстетических знаний обусловлена универсальным значением общественной трактовки эстетического. Трактовка эстетиче­ского как общечеловеческой ценности дает возможность монистично, в единой системе рассмотреть все узловые проблемы эстетики.


1.4 Прекрасное - коренная категория эстетики


1.4.1 Прекрасное в истории эстетики

Тайна красоты тревожит че­ловечество веками. В истории о ней было высказано множество сужде­ний. Древнейшие цивилизации оставили памятники, в которых запечатле­ны эстетические воззрения древних народов. Шумеры уже в XXV в. до н.э. знали письменность. Древние египтяне высказали некоторые теоретические идеи об эсте­тических свойствах мира. Прекрасное - творение жизни, источник ее благ; прекрасное есть жизнь. У древних народов отношение к миру сохраняло целостность, а эсте­тический интерес еще не вычленился в самостоятельную сферу (не отде­лился от практического). Античная эстетика начинается как одна из граней философствования о природе, она была час­тью нерасчлененных знаний. В характеристике мироздания присутство­вала эстетическая оценка: реальное бытие - прекрасно. Эта детски не­посредственная вера в трудную для древнего человека жизнь, в ее красоту и гармонию актуальна сегодня в мире, близком к отчаянию.

Натурфилософы считали: прекрасное - космическое совершенство, всеобщая гармония мироздания. Вселенная - единство эстетического и космогонического; космос (слово это означает одновременно: мирозда­ние и украшение, наряд, красота, порядок, гармония; не случайно слово «космос» имеет единый корень со словом «косметика»). Зачатки космого­нии и эстетики были слиты, и отсутствовали резкие границы между науч­ным (стихийно-диалектическим) и художественным мышлением.

Пифагорейцы связывают понятие прекрасного с общей картиной ми­ра (гармоничный космос), и, в соответствии с морально-религиозной на­правленностью своей философии, с понятием блага. Они выявляют пары противоречий: предел и беспредельное, нечет и чет, единство и множе­ство, правое и левое, самец и самка, покоящееся и движущееся, прямое и кривое, свет и тьма, добро и зло, квадрат и прямоугольник. Пара «пре­красное и безобразное» - отсутствует, ибо прекрасное включено в добро, а безобразное - в зло. Пифагорейцы подходили к прекрасному и с мате­матической стороны, изучая соотношения музыкальных тонов (отноше­ние октавы к основному тону равно 1:2, квинты 2:3, кварты 3:4 и т.д.). Ок­тава для пифагорейцев - ярчайшее выражение гармонии: внутреннее со­гласование единицы и двоицы, нечета и чета. Красота невозможна без гармонии, а гармония - единство многообразного, согласие противоре­чивого. Там, где противоположности находятся в «соразмерной смеси» имеет место благо, здоровье человека. Гармония (единст­во разного) возникает в сфере неравенства, противоречий, ибо равное и непротиворечивое в гармонии не нуждается. Гармония - это истинность бытия, созвучность космосу. Музыкальная гармония - частный случай гармонии мировой, ее звуковое выражение («Все небо - гармония и чис­ло»). Пифагорейцы развивали учение о «гармонии сфер»: планеты окру­жены воздухом и прикреплены к прозрачным сферам. Интервалы между сферами соответствуют интервалам тонов октавы. Планеты движутся, из­давая звуки, высота которых зависит от скорости движения. Однако наше ухо не улавливает мировую гармонию сфер. Луна, Солнце, Mapс, Венера, Меркурий, Юпитер, Сатурн, вращаясь вокруг центра Вселенной - Гас­тии, образуют собой семь струн небесного гептахорда (семизвучья). Эти фантастические представления пифагорейцев - мало дали научной аст­рономии, но свидетельствовали о наивной, стихийной уверенности в кра­соте мира и о жизнерадостном убеждении, что Вселенная - прекрасно звучащий оркестр. В окаянные дни, потрясшие мир, Блок призвал слу­шать музыку революции. И это был призыв не революционера, как пока­залось его бывшим друзьям, а поэта, приобщенного к традиции античной философии.

Концепция Вселенной Гераклита (ок. 520 - ок. 460 до н.э.) диалек­тична и включает в себя эстетическую картину мира (здесь философия и эстетика выступают в единстве): прекрасное - вечно меняющееся и об­новляющееся, гармония - динамическое равновесие. Возможна и со­крытая гармония, в которой сокрыты и погружены различия и противопо­ложности. Центральный образ мировоззрения Гераклита - огонь, по­жирающий существующее, превращающий все в пепел, из которого снова рождается жизнь. Она - красота вечного умирания и вечного возрожде­ния из пепла в новых формах. Противоречие - созидатель гармонии и ус­ловие существования прекрасного: расходящееся сходится, и из различ­ных тонов образуется прекраснейшая гармония, и все возникает через борьбу. Гераклит приводит примеры гармонии противоположностей: жи­вопись производит изображения, соответствующие оригиналам, смеши­вая черные, белые, желтые и красные краски; музыка создает единую гармонию, смешивая (в совместном пении) различные голоса: высокие, низкие, протяжные, короткие. Гераклит - антипифагореец, он утвержда­ет: относительность человеческих суждений о красивом и безобразном, полезном и вредном (что направлено против пифагорейских «вечных за­конов» красоты); неэффективность математических подходов к пре­красному. Оно познается интуитивно (созерцанием) или путем огнепо­добного (диалектичного) мышления (осознание противоречивой сущ­ности жизни), или (высший путь) через откровение мирового разума (гар­мония- тайна, ее разгадка - в мировом разуме, в Логосе).

Эмпедокл (ок. 490 - ок. 430 до н.э.) считал, что мир состоит из четы­рех первоэлементов (огнь, воздух, вода и земля). Первоэлементы соеди­няет Любовь, рождающая гармонию и красоту, а разъединяет Вражда, вы­зывающая хаос и безобразное. Для Эмпедокла гармония - единство множества. Философии и эсте­тике Эмпедокла присуща идея эволюционизма. Из пузырей тины возника­ют растения, а позже и разрозненные отдельные органы животных: так выросло множество голов без шеи, блуждали голые руки, лишенные плеч, двигались глаза, лишенные лба. Это первый период существования мира - эпоха одночленных органов. Второй период эпоха чудовищ - одно­членные органы случайно и хаотично соединяются. Третий период - эпоха «цельноприродных существ», еще не имевших красивого соедине­ния членов. Четвертый период (современная эпоха целесообразно и гар­монично организованных существ) появляются животные и люди. Для Эмпедокла эволюция живого есть в то же время и эстетическая эволюция мира, восхождение от низшего к высшему, ко все более сложной и целесо­образной организации, процесс рождения красоты и гармонии.

Атомисты Левкипп и Демокрит распространяли свое атомистиче­ское учение на гносеологию, этику и эстетику. Демокрит видел благо че­ловека в его блаженстве, благодушии: самое лучшее для человека про­вести жизнь возможно более благодушествуя и как можно менее печа­лясь; и он достигнет этого, если не будет искать наслаждения в том, что смертно. Гедонистическая этика наслаждения благодушием у древнегреческого атомиста сочетается с эстетикой прекрасного и с утили­таризмом: отказывайся от наслаждения, которое не полезно. Демокрит впервые выдвинул категорию меры и развил гедонистическую концепцию: жить нужно наслаждаясь, однако не следует стремиться ко всякому наслаждению, но только к такому, которое связано с прекрас­ным; прекрасна во всем соразмерность; мне не нравится ни недостаток, ни переизбыток; тому, кто преступает правиль­ную меру, самое приятное может стать самым неприятным. По­зже Аристотель разработал категорию «мера».

Досократики говорили о красоте, как о качестве мира. Сократ (V в. до н.э.) одним из первых в истории пытается дать развернутый ответ на вопрос, какова природа и сущность прекрасного. Он задается целью отве­тить не только на вопрос «что прекрасно?», но и «что есть прекрасное?» Сократ впервые попытался определить понятие красоты через сравнение его со смежными понятиями.

Ксенофонт (IV. 6) пересказывает утилитаристскую точку зрения Со­крата: «Стало быть, полезное есть благо для того, кому оно полезно. Для Сократа прекрасное много­образно. Он подводит собеседника к выводу: прекрасное - общее, проявляющееся через единичное; конкретность, обладающая всеобщностью. Тогда, может быть, прекрасное - это обыден­ное, нормальное, общепринятое, веками сложившееся и освященное традициями течение жизни? Реальный же Сократ считал, что полезное прекрасно для того, для чего оно полезно.

Платон (ок. 428-347 до н.э.) в диалоге «Пир» пишет: «Прекрасное существует вечно, оно не уничтожается, не увеличивается, не убывает. Оно ни прекрасно здесь, ни безобразно там, ни прекрасно в одном отно­шении, ни безобразно в другом». Перед познающим его человеком пре­красное не предстанет в виде какого-то облика, либо рук, либо какой иной части тела, ни в виде какой-либо речи, либо какой-либо науки, ни в виде существующего в чем-либо другом в каком-нибудь живом существе или на земле, или на небе, или в каком-либо другом предмете. Прекрас­ное выступает здесь как вечная идея, чуждая изменчивому миру вещей. Такое понимание прекрасного вытекает из философской концепции Пла­тона, утверждавшей, что чувственные вещи - тени идей. Идеи же - не­изменные духовные сущности, составляющие истинное бытие. В диалоге «Филеб» Платон утверждает, что красота не присуща жи­вым существам или картинам, она - «прямое и круглое», то есть абстрак­тная красота поверхности тела, форма, отделенная от содержания. По Пла­тону, красота не есть природное свойство предмета. Она «сверхчувствен­на» и неприродна. Познать прекрасное можно, только находясь в состоя­нии одержимости, вдохновения, через воспоминание бессмертной души о том времени, когда она еще не вселилась в смертное тело и пребывала в мире идей. Платон связал эстетическую категорию прекрасного с философскими категориями бы­тия и познания и с этической категорией блага.

Аристотель (384-322 до н.э.), в отличие от Платона, полагал, что прекрасное не объективная идея, а объективное качество явлений: пре­красное - и животное и всякая вещь, - состоящее из известных частей, должно не только иметь последние в порядке, но и обладать не какою по­пало величиной: красота заключается в величине и порядке. Аристотель здесь дает структурную характери­стику прекрасного. Продолжая пифагорейскую традицию, он утверждает, что постижению прекрасного способствует математика. Он выдвинул принцип соразмерности чело­века и прекрасного предмета: ни чрезмерно малое существо не могло бы стать прекрасным, так как обозрение его, сделанное в почти незамет­ное время, сливается, ни чрезмерно большое, так как обозрение его совер­шается не сразу, но единство и целостность его теряются. Прекрасное - не слишком большое и не слишком ма­ленькое. Это по-детски наивное суждение содержит в себе гениальную идею. Красота здесь выступает как мера, а мера всего - человек. Именно в сравнении с ним прекрасный предмет не должен быть «чрезмерным». Аристотель подчерки­вал единство прекрасного и доброго, эстетического и этического, он трактует прекрасное как доброе, которое приятно тем, что оно благо. Образы искусства для Аристотеля должны быть столь же прекрасны, сколь и морально высоки и чисты. Искусство не всегда изображает прекрасное, но всегда прекрасно изображает. Мир прекрасен - этот те­зис прошел через всю историю античной эстетики.

Плотин (204-270) оспаривал точку зрения, искавшую источник кра­соты в пропорциональности, симметрии, соразмерности всех частей предмета по отношению друг к другу и ко всему своему целому. Эти оп­ределения говорят о сложном прекрасном, но надо сначала, как подчерки­вает Плотин, объяснить элементарно прекрасное. Источник элементар­ной красоты Плотин видит в бесконечных в своем разнообразии и извеч­но существующих идеях, действующих на косную и бесформенную материю. В приведенном выше пифагорейском перечне противоположностей Плотин произвел изменения. Первые члены (предел, нечет, единство, пра­вое) были обобщены в понятие «форма» - прекрасное, вторые члены (беспредельное, чет, множество, левое) объединены понятием «мате­рия», «содержание» - безобразное. От этих плотиновских положений недалеко и по времени, и по существу до средневеково-христианского убеждения в том, что все материальное, телесное - греховно и безобраз­но, а все духовное, идеальное - благостно и прекрасно.

В Средние века господствовала концепция божественного происхож­дения красоты (Тертуллиан, Франциск Ассизский): Бог, одухотворяя косную материю, придает ей эстетические свойства; красота вещи есть одухотворенность ее Богом. Чувственная красота и наслаждение ею - греховны. Средневековая эстетика аскетична. Плотиновские эстетические идеи нашли свое продолжение в сужде­ниях отца церкви Блаженного Августина (354-430), для которого, как и для Плотина, мир в целом прекрасен, несмотря на частные несовершенст­ва. Красота мира восходит к Богу. Эстетическое впечатление от искусства обусловлено божественной идеей, которую оно несет. Августин отрицает возможность наслаждения произведением: искусство не существует вне религиозной пользы. В эпоху позднего Средневековья Фома Аквинский (1225-1274) утверждал красоту реального мира: Бога радует всякая тварь, ибо все существующее согласно с его сущностью, а красота - форма, воспринимаемая высокими человеческими чувствами (зрением и слухом). Для Фомы Аквинского прекрасное способствует по­давлению земных желаний и облегчает путь к вере; оно обусловлено фор­мальными элементами (цельность, пропорция, гармония, ясность), кото­рые действуют на нас непосредственно. Прекрасное успокаивает желания человека и способствует его восхождению к вершинам своего назначения. Идея созерцания красоты Бога во всех его творениях проходит и через суждения Бонавентуры, последователя Франциска Ассизского: в каждой из тварей, что под небесами, имеется и сладость, и благоухание, и гармония, и красота. И Бог присутствует в красоте реальной вещи более близко, более непосредственно, чем каж­дая из этих вещей находится в себе самой; во всей красоте, что есть в тва­ри, человек должен провидеть и разуметь «сияющий образ Иисуса Хри­ста, что сияет и улыбается нам в красоте тварей.

Гуманисты Возрождения утверждали красоту самой природы и ра­дость ее восприятия. Эстетика Возрождения продолжает античные тради­ции; прекрасное отождествляется с нравственным и справедливым. Внешняя красота считается атрибутом добродетели. Лука Пачиолио вы­двигает норму красоты - золотое (гармоническое) сечение. Образцом красоты становится человек, его тело. Леонардо да Винчи полагал самым красивым пропорции предметов. Эстетика Ренессанса проникнута гуманизмом и поисками жизненной правды: Шекспир считал, что искусство - зеркало, которое художник держит перед природой; а прекрасное прекрасней во сто крат, увенчанное правдой драгоценной. Так эстетика Возрождения подчерки­вала связь красоты и правды.

Эстетика классицизма (ее каноническое выражение дал Буало) отождествляла прекрасное с изящным: прекрасна не вся природа в ее цветении и буйстве, а лишь подстриженная, ухоженная природа Вер­сальского парка. Буало обосновывал принципы хорошего вкуса. Он счи­тал, что прекрасно только правдивое. В искусстве прекрасно изобража­ется даже безобразное. Подражание красоте природы - главная цель искусства. Великая личность - наиболее полное воплощение идеалов красоты для Буало.

Эстетика французских просветителей (XVIII в.) - важный этап развития теории прекрасного. Вольтер (1694-1778) утверждал относи­тельность представлений человека о прекрасном: если спросить у жабы, что прекрасно, то она ответит, что воплощение красоты - другая жаба. Французские просветители полагали, что красота - естественное свойство самой природы, такое же, как вес, цвет, объем. Д. Дидро (1713-1784) разделил красоту на два вида: реальную, объективную кра­соту, существующую до и после появления человека (отношения частей внутри предмета, отношения однородных и неоднородных предметов); красоту относительную, существующую лишь для человека (предмет, со­прикасающийся с сознанием человека). Дидро уравнял красоту с добром, эстетику с этикой. В эпоху Возрождения художники не могли изображать прекрасного человека в отвратительной оболочке, просветители же при­давали мало значения внешнему виду, главное - духовный облик челове­ка. Дидро стремился учесть многообразие форм прекрасного: морально-прекрасное содержится в нравственных отношениях; литературно-прекрасное - в литературных произведениях; подражательно прекрасное - в воспроиз­ведении в искусстве отношений, существующих в природе. По Дидро, прекрасное в природе - естественное, в ремеслах - виртуозное, в нра­вах - моральное, в искусстве - правдивое. Телесная красота - резуль­тат сочетания красоты формы, цвета и выражения. Дидро считает, что прекрасное познается чувством, а не разумом; восприятие отношений есть основа прекрасного; бедность отно­шений снижает красоту, чрезмерность - разрушает, ибо вредит ясности и не может быть охвачена в единстве. Долговечны лишь те красоты, кото­рые основаны на связи с созданиями природы.

Последователь лейбницевско-вольфовской философии А.Г. Баумгар­тен (1714-1762) рассматривал прекрасное не как отражение объективных явлений, а как проявление чувственной формы философского познания. Баумгартен ограничивал область эстетики познанием прекрасного в при­роде, которую он трактовал как порождение духа. Апологет античного ис­кусства, И. Винкельман (1717-1768) считал, что идеал красоты выража­ется линией, контурами. Он объяснял сущность прекрасного природными свойствами вещей, их ритмом, цветом, симметрией. Для него красота - цель и центр искусства. Изящное познается чувством изящно­го, которое развивается воспитанием и образованием. И. Кант (1724-1804) трактовал прекрасное как объект незаинтересо­ванного отношения (отношение человека к прекрасному чисто созерца­тельное и непрактическое). Кант различил полезное и прекрасное и под­черкнул качественно своеобразный характер эстетического интереса. Он произвел дематериализацию прекрасного, отделил его форму от его со­держания: зеленый цвет или звук скрипки принято считать прекрасными, но они лишь приятны. В суждении о прекрасном имеет место созерца­тельное удовольствие, не возбуждающее практического интереса к объекту, только когда цвет и звук очищены от материального содержания, они выступают как прекрасные. Кант считает, что «наслаждение в приятном» и «наслаждение в добром» соединены с интересом, в то время как наслаж­дение прекрасным, которое определяет суждение вкуса (эстетическое суждение), свободно от всякого интереса.

Дидро отождествлял красоту и истину, Г. Э. Лессинг (1729-1781) же разделял их, делая главным принципом изобразительных искусств красо­ту, а главным принципом поэзии - истину. И.Г. Гердер (1729-1781) сформулировал универсальный закон природы: свойства предмета, его внутреннее совершенство и красота зависят от пропорции действующих в нем сил, а нарушенная пропорция стремится быть восстановленной. Это­му закону подчиняется природный предмет, он - целая система действу­ющих сил. Такую систему представляет собой и человек, и человеческое общество, и каждая нация, наконец, все человечество. По Гердеру, красо­та есть внешнее выражение идеи добра.

Ф. Шиллер (1759-1805) утверждал: красота - это свобода (согласо­ванность с законами; ничем не стесненное развитие явлений по прису­щим им законам); основа красоты - простота; красота - естественное совершенство. Шиллер отличает изображение прекрасного от прекрасно­го изображения. То, что безобразно в природе, может быть прекрасно в искусстве (прекрасное изображение).

Г.В.Ф. Гегель (1770-1831) видел в прекрасном один из этапов обще­мирового движения духа (абсолютной идеи). В век классического искус­ства (Древняя Греция) дух обретает в своем развитии гармоническое единство с материальной формой и находит в ней полное и адекватное вы­ражение, и это прекрасно. Прекрасное - чувственное явление, чувст­венная видимость идеи. Ибо в красоте чувственное и вообще объективное не сохраняет в себе никакой самостоятельности, а должно отказаться от непосредственности своего бытия, так как это чувственное есть лишь на­личное бытие, объективность понятия, и положено как некая реальность, которая воплощает понятие как находящееся в единстве со своей объек­тивностью. По Гегелю, прекрасное в действитель­ности есть жизнь, выступающая как животный организм, как человече­ский организм и как организм духовного мира (семья, государство); в природе прекрасное ограниченно и конечно, поэтому оно - неадекватная форма воплощения идеи, так как идея бесконечна и свободна внутри себя. Прекрасен предмет, в котором идея проявилась наиболее полно. Для Геге­ля понятие прекрасного оттеснено на второй план понятием истинного: чем глубже мыслит человек, тем менее ему нужно прекрасное; ныне чело­век научился мыслить абстрактно (на смену веку искусства пришел век философии). В искусстве для Гегеля ценно только то, что дает возмож­ность приблизиться к абсолютной идее. Философия, по Гегелю, познает абсолютный дух как идею, а искусство познает дух не непосредственно, а через его чувственное выражение (красота - абсолютная идея, вопло­щенная в предметном мире и познаваемая через него). От красоты позна­ние стремится восходить к истине. Искусство - звено самопознания ду­ха, в котором сосуществуют конкретная чувственность природы и духов­ность идеи. По Гегелю, прекрасное в природе - момент развития духа. Оно предшествует прекрасному в искусстве. Лишь в искусстве прекрас­ное существует как идея прекрасного и ее видоизменения, идеи возвы­шенного, трагического, комического. По Гегелю прекрасное - чувственное выражение идеи в форме еди­ничности; добро - в форме особенности, а истина - идея в форме всеоб­щности.

Н.Г. Чернышевский (1828-1889) в отличие от Гегеля считает: пре­красное и истинное не противоположности, они одинаково нужны людям и развитие мышления в человеке нисколько не разрушает в нем эстетиче­ского чувства; прекрасное в природе выше прекрасного в искусстве (однако сам спор выше красота в искусстве или в природе? - некорректен). Гегелевское определение: прекрасно то суще­ство, в котором вполне выражается идея этого существа» - в переводе на простой язык будет значить: «прекрасно то, что превосходно в своем роде. Чернышевский говорит: это определение слишком широко, ибо охватывает собой превосходное всех родов, тогда как на деле не все роды предметов прекрасны (например, великолепное болото - не прекрасно); одновремен­но это определение слишком тесное (оно не учитывает многообразия кра­соты в природе и ее развитие от низших форм к высшим). Чернышевский полагал, что прекрасное есть жизнь, соответствующая нашим понятиям о том, какой она должна быть. Его концепция антропологична. Он утвержда­ет: прекрасное в природе предвосхищает человека.

К. Маркс (1818-1883) подчеркнул общественные, трудовые истоки прекрасного: в процессе освоения человеком действительности происхо­дит опредмечивание человеческих сущностных сил в предметах освоения и очеловечивание природы; в этом процессе общественного произ­водства заложен секрет «одухотворения» окружающего мира и появления прекрасного, имеющего общественную природу.

Западноевропейская эстетика конца XIX-XX вв. отдала предпочте­ние воззрениям, согласно которым человек в процессе восприятия оду­хотворяет эстетически нейтральный мир и заставляет его излучать красо­ту. Природа лежит по ту сторону прекрасного и безобразного, она вне-эстетична, как и внеморальна и внелогична. Красоту в природу вно­сит человек. Характерно суждение Ш. Лало: Природа обладает красо­тою лишь» в том случае, если художественное восприятие наделило ее пре­красным. С эстетической точки зрения природа богата лишь тем, что на­ше искусство ссудило ей.


1.4.2 Прекрасное и полезное

Эстетическая концепция, выраженная в древнешумерской поэме «Инанна выбирает мужа», предвосхищает со­кратовскую идею: чем полезнее - тем прекраснее. Поиски сущности эстетического шли и в направлении, противопо­ложном сократовскому утилитаризму. Индийский философ Шанкара (VIII-IX в.) подчеркивал, что эстетическому восприятию присуще состоя­ние покоя, отсутствие чувственных вожделений, успокоенность и про­светленность. В восточной традиции прекрасное - проявление истинной духовности, внутренний голос бытия и космического сознания, которые возвышают человека над его обыденно-мирским существованием. Эта традиция эстетизирует путь духовного очищения и прозрения.

Кант (XVIII в.) полагал, что при эстетическом восприятии прекрасно­го предмета: наше отношение к нему бескорыстно, незаинтересованно, чем принципиально отличается от морального и практического отноше­ния; мы получаем удовольствие «без понятия»; предмет восприни­мается как целесообразный «без представления о цели»; предмет рас­сматривается как предмет необходимого удовольствия. Немецкий философ утверждает духовную природу прекрасного, выделяет его из сферы утилитарного и абсолютизирует практическую незаинтересованность человека в предмете эстетического наслаждения.

Первобытный человек замыкался на узкопрактическом отношении к реальности, которое, однако, уже содержало нечто общечеловеческое, ро­довое. На основе практического отношения постепенно формируется эс­тетическое. Прекрасное выступало в форме полезного пока полно не сформировалась оппозиция: природа\культура, естественное\искусствен-ное (по Леви-Строссу: сырое\вареное). Человек наслаждается прекрасным не для удовлетворения обыден­ных нужд (скажем, утоления голода). При эстетическом восприятии су­ществует высшая заинтересованность, возникающая, когда у человека удовлетворены его непосредственные потребности и когда складывается сложная сеть общественных интересов, обычно не связанных с прямой выгодой. Наслаждаясь красотой и могуществом горной реки, мы не дума­ем о том, что ее можно заставить вращать турбины. Однако в эстетиче­ском восприятии природы всегда опосредованно присутствует вся обще­ственно-историческая практика, весь культурный и социальный опыт че­ловечества, все значения природного явления. Эстетическая ценность - интеграл бесконечного числа бесконечно малых значений предмета для человечества. Эстетическая оценка свободна от утилитарных ориента­ций, тем не менее, она сформирована всей общественно-исторической практикой человечества, которая как бы напластована на каждое наше си­юминутное, субъективное отношение. В понятии «полезное» фиксирует­ся жизненная необходимость предмета для человека и установка сознания на практическое его использование. Полезное становится мировоззренче­ской ориентацией лишь в прагматизме как философском течении. В ре­альном процессе бытия полезное предшествует прекрасному и является его фундаментом. Эстетическое восприятие прекрасного тяготеет к бес­корыстию и духовности. Они особенно ценны в наш век прагматизма, среди обуявшей общество жажды богатства.


1.4.3 Прекрасное и симметрия

Симметрия в окружающем мире часто воспринимается как прекрасное Она заложена в самом основании мироздания в микрокосмосе частицам противостоит их зеркальное отражение - античастицы. Симметрия - фундаментальное свойство мироздания - повторяется и в листке дерева, и в строении тела животных и чело­века. Осваивая мир, люди сообразуют свою деятельность с его свойствами, выходя благода­ря этой деятельности в сферу свободы. В ходе человеческой деятельности рождается красота как способность действительности стать объектом освоения и потому быть значи­мой для человечества и в результате освоения стать сферой свободы.


1.4.4 Прекрасное и деятельность человека

Первыми предметами эсте­тического отношения человека к действительности были орудия труда. Люди получали удовольствие от хорошо сделанного орудия, форма кото­рого соответствовала его назначению. Эти орудия становился источником эстетического наслаждения, возбуждающим в людях радость и восхище­ние их способностью к творчеству. С расширением сферы человеческой деятельности расширяется и круг эстетических ценностей. Человек начи­нает эстетически воспринимать и оценивать природу, самого себя и обще­ство. То, что для племени было полезным выступало как символ богатст­ва, оценивалось как прекрасное. Труд старше искусства. Сначала появля­ется утилитарное и только потом на его основе вырабатывается эстетическое отношение к миру. Животное действует (роет нору) в силу биологи­ческой необходимости, сообразно инстинктам. Человек же создает созна­тельно, творчески, имея замысел и в конце работы получая результат, со­ответствующий ему. Человек творит, находя в предмете его внутреннюю меру (т.е., со­образуя природные качества явлений со своими потребностями). Творче­ство по мере вещей рождает и чувство красоты, и способность наслаж­даться ею, и эстетические изделия с их ценностью, и красоту окружающе­го мира, который ставится человеческой деятельностью в ценностное от­ношение к человечеству. Тем самым в процессе своей деятельности чело­век выявляет и в известном смысле создает законы красоты.


1.4.5 Мера

Некото­рые полагают, что мера есть идея целенаправленной организации, зало­женная природой. Однако у природы нет внутренней цели. Роден, творя из куска мрамора «Маленькую фею вод», действовал вовсе не в соответ­ствии с идеей целенаправленной организации, якобы заложенной в са­мом мраморе как природном веществе. Никакая целенаправленная эво­люция мрамора никогда бы не родила ни тех целей, ни той меры, в силу которых под рукой художника камень стал скульптурой. Роден создавал «Маленькую фею вод», «отсекая все лишнее» от куска мрамора. Это и было поиском внутренней меры природного материала в его сообразно­сти с общественными потребностями человека. Из этого куска мрамора нельзя было бы сделать чайную ложку или изложницу для заливки ме­талла - такое употребление природного материала не соответствовало бы его мере. Мера - выявляемая в процессе освоения мира способность предме­та так или иначе служить человеку, плоскость пересечения природных особенностей предмета и исторически обусловленных по­требностей человека, отражающих общечеловеческие интересы, соответствие природных свойств предмета потребностям и воз­можностям человека как исторического существа, представляющего человеческий род.

1.4.6 Прекрасное в природе

Прекрасное объективно и зависит не от восприятия индивида, а от реальной общезначимой ценности предмета. Прекрасное общественно - это эстетическое свойство, обусловленное деятельностью людей, которая вовлекает окружающий мир в сферу чело­веческих интересов и ставит каждый предмет в определенное отношение к человечеству. Прекрасное - это самое широкое положительное значе­ние явления для человечества как рода. Прекрасное - «одухотворенность» предмета (деятельность челове­ка накладывает печать его духовного облика на предмет; эта деятельность охватывает мир и превращает его в реальное воплощение человеческих сущностных сил). Явления мира - или «вторая природа» (природа, пре­образованная трудом человека), или объект освоения, или арсенал гряду­щей мощи людей. Нет явлений общественно безразличных, не соотнесен­ных с обществом. И в этом - источник «одухотворенности» явлений дей­ствительности и их эстетических свойств.

Прекрасное - сфера свободы, другими словами: познанное, освоен­ное явление, не содержащее в себе ничего пугающего, отталкивающего: человек овладел им, и по отношению к нему свободен. Речь здесь идет не о личном господстве человека над явлением, а о господстве его как пред­ставителя человеческого рода, о господстве, обусловленном историче­ским уровнем развития общества. Красота в природе - сфера свободно­го владения предметом (способность его познать, освоить, изготовить), в искусстве, в спорте - сфера свободного владения мастерством. Прекрасное - исторический продукт; явления, в которых проявля­ется максимальное для данного уровня исторического развития обще­ства господство человека над окружающим материальным миром. Сво­бодное владение силами природы, умение подчинить их разумной практи­ческой цели вызывает у человека эстетическое наслаждение. Прекрасное - общечеловеческая ценность, ценность предмета для человека как рода и сфера свободы. Эти определения необходимы и до­статочны для характеристики прекрасного как узловой эстетической кате­гории.

1.4.7 Прекрасное в обществе

Эстетические свойства в природе, в об­щественной жизни, в искусстве принципиально ничем не отличаются. И в том, и в другом, и в третьем случаях эстетические свойства объективны, не зависят от прихоти воспринимающего, имеют общественную сущ­ность, являются положительной ценностью и сферой свободы. Красота в общественной жизни - сфера политической и социальной свободы.


1.4.8 Прекрасное в искусстве

Хотя прекрасное зыбко и его не так про­сто сковать рамками концепции, все же именно оно задает тон в искус­стве. Искусство - высшая форма ос­воения мира по законам красоты. Оно перерабатывает все впечатления бытия в прекрасное. О чем бы ни говорил художник (о трагических страданиях, о возвышенных подвигах, об уродстве, о комизме) его творения доставляют эстетическое наслаждение. Датский фило­соф XIX в. С. Кьеркегор дал образную характеристику поэту: несчастный человек, в чьем сердце скрыты мучения, но чьи губы устроены так, что, когда стон вырывается из них, он превращается в прекрасную музыку. Этот образ переосмысляет древнее предание. В пода­рок тирану скульптор Перилл отлил огромного бронзового быка, полого внутри. В него кла­ли обреченного на смерть человека и разводили под брюхом металлического чудовища огонь. Пасть быка была устроена так, что стоны погибающего человека вылетали из нее в виде мелодичных звуков. Одним из первых был так казнен сам скульптор - создатель брон­зового изваяния.

Красота в искусстве - и в совершенстве формы, и в глубине содержа­ния, и в мастерстве (свободном владении темой и художественными сред­ствами), и в значимости художественной концепции произведения. Прекрасное вечно, а представления о наипрекраснейшем исторически изменчивы. Искусство пробуждает в людях творческое начало, воспитывает спо­собность находить внутреннюю меру предметов, учит чувствовать и по­нимать красоту, творить по ее законам, формирует ценностные ориента­ции человека в мире.


1.5 Возвышенное


Возвышенное в истории эстетической мысли. Возвышенное первоначально было осмыслено не как эстетическая кате­гория, а как стилистическая фигура риторики. Принципы ораторского искусства были распространены на литературу. Псевдо-Лонгин сохранил трактовку возвышенного как стилистиче­ского понятия, одновременно расширив его содержание до значения эсте­тической категории. Все лучшее в литературе он относит к сфере возвы­шенного. Псевдо-Лонгин отмечает духовные источники возвышенного: необычайные страсти, красота речи в соединении с великими мыслями, возвышенное далеко от мирской суеты, мелочного тщеславия, богатства, почестей, славы, неограниченной власти - от все­го, что прельщает людей внешним блеском. Разумному человеку не мо­жет показаться благом то, в презрении к чему возникает подлинное благо. Удивление и восхищение вызывают не обладатели мнимых благ, а те лю­ди, которые, имея полную возможность пользоваться подобными блага­ми, гордо отвергают их с высоты своего духовного величия. Возвышенное, по Псевдо-Лонгину, поднимает че­ловека до величия божества, дарит людям бессмертие, неизгладимо запе­чатлевает себя в памяти. Люди никогда не испытывают чувства возвы­шенного при виде небольших ручьев, как бы чисты, прозрачны и полезны они ни были, но приходят в изумление при виде Нила, Дуная, Рейна и осо­бенно при виде океана. Чувство возвышенного вызывает не огонь, добы­тый человеком, а огонь небесный; как возвышенное потрясает человека вулкан, низвергающий огромные камни и изрыгающий горящие потоки серы. В суждениях Псевдо-Лонгина важно (рациональное зерно) указа­ние на то, что именно еще не освоенные человеком и противостоящие ему явления выступают как возвышенные.

Эпоха Средневековья связывала возвышенное с Богом. Бог - самое возвышенное (высшее благо), но в понятие о высшем благе входит бытие, ибо небытие - не благо, а зло. А, если в вы­сшее благо (Бог) входит существование, значит, оно существует. Это рассуждение выводит существование Бога из посылки, в которой это су­ществование уже допущено. Да и вообще, Бог - предмет веры, а не зна­ний и доказательств. Средневековые соборы возвышенны, они устремле­ны острыми шпилями к небу и с величайшей экспрессией и мощью выра­жают стремление людей к высокому, идеальному, чистому. Высокий Ренессанс превозносит человеческое, раскрывает в человеческом титаническое, божественное. Искусство дерзновенно говорит о мире, раскрывает возвышенность сущ­ностных сил человека. Возвышенное содер­жится не в какой-либо вещи в природе, а только в нашей душе; оно то притягивает, то отталкивает, не доставляя положитель­ного удовольствия, а возбуждая удивление, почтение и отрицательное на­слаждение, это - гордость человека, возникающая благодаря преодолению страха в процессе веры. В истории эстетической мысли прекрасное и возвышенное не только противопоставлялись, но и сближались. Так, французские эстетики XIX в. (А. Сурио, Н. Жоффруа) полагали, что возвышенное есть высшая сте­пень прекрасного, или же прекрасное «в себе», бесконечная красота, кото­рую нельзя постигнуть (Б. Левек). Гегель считал, что возвышенное - этап движения абсолютного духа, этап мирового исторического процесса, соответствующий романтиче­ской стадии развития искусства, когда дух, содержание превалируют над материей, формой. Возвышенные образы особенно близки поэзии и му­зыке, которые также соответствуют романтической стадии. Чернышевский полагал, что возвышенное гораздо больше, гораздо сильнее других явлений, с которыми оно сравнимо. Возвышен ураганный ветер, который во сто раз сильнее обыкновенного; любовь, которая сильнее мелочных расчетов и побуждений. Возвышенное раскрывается через сравнение с окружающими явлениями. Эти определения носят количест­венный характер. Хотя человек может обла­дать баснословным аппетитом по сравнению с другими людьми, но такое превосходство отнюдь не характеризует его как возвышенную личность.

И. Гаман трактовал возвышенное не как эстетическую, а как религи­озную категорию. Немецкий философ Н. Гартман определял возвышен­ное как прекрасное, идущее навстречу потребности человека в великом, превосходном. Всякая грандиозная, могущественная сила действует на человека устрашающе, подавляет его. Воспринимая возвышенное, чело­век преодолевает в себе чувство собственной незначительности.

Краткий обзор истории эстетической мысли выявляет две точки зре­ния на взаимоотношение прекрасного и возвышенного: возвышенное есть превосходная степень прекрасного, его особый род, отличающийся величиной или мощью; возвышенное противоположно прекрасному, и при его восприятии возникает эстетически негативная реакция. Каждая из этих теоретических позиций одностороння. Необходимо вобрать в современное определение все рациональное из предшествующего опыта эстетики.

Природа возвышенного. Если прекрасное - это положительная об­щечеловеческая ценность явлений, которыми общество уже полно и сво­бодно владеет, то возвышенное - эстетическое свойство предметов, име­ющих положительное значение для общества и таящих в себе огромные, еще не освоенные потенциальные силы. Эти непокоренные силы (сфера несвободы) порою грозны. Полное овладение ими - дело истории, в ходе которой раскрываются все новые возможности и источники человеческо­го могущества. Бесконечность и вечность мира, мощные внутренние си­лы человека и природы, безграничные перспективы ее освоения - все это отражает возвышенное как категория эстетики. Воспринимая возвышенное, испытывается восторг, к которому мо­жет примешиваться эстетически отрицательная эмоция и даже чувство страха. В зависимости от акцента на тот или иной момент восприятия (во­сторг - страх) различают две разновидности возвышенного: возвеличи­вающее мощь человека и подавляющее его. Деятельность людей, так или иначе, втягивает эти явления в сферу общественных отношений. Они выступают в качестве природной среды, служат неисчерпаемой кладовой природы, из которой люди постоянно будут черпать свою мощь и величие. Даже причиняя разрушение, неся бедствие людям, могучие силы природы не лишаются глобальной перспективной положительной ценно­сти для человеческого рода. Развитие общества, приближая человека к ов­ладению этими силами природы, лишает их пугающих черт, раскрывает их величие, их дружественность, а не враждебность людям. Как только мощное явление природы хотя бы опосредствованно втягивается в систе­му общественных отношений, оно становится возвышенным. Полное ос­воение явления, овладение им изменяет и его эстетические свойства: из возвышенного оно становится прекрасным. В ходе развития общества сфера прекрасного расширяется за счет возвышенных явлений. Расшире­ние освоенных явлений открывает новые горизонты познания. Поэтому, как это ни парадоксально, переход возвышенного в прекрасное одновре­менно расширяет круг не только прекрасных, но и возвышенных явлений. Возвышенное колоссально, могуче и превосходит возможности со­временного человечества. Сталкиваясь с этими грозными силами, гордо противостоя им, постепенно подчиняя их себе, человек роднится с веч­ностью, обретает земное бессмертие, опирающееся на деяния, на твор­чество.

Возвышенное в обществе - это созданные руками человека гигант­ские технические сооружения, мощные социальные движения, охватыва­ющие огромные массы людей, грандиозное по результатам творческое со­зидание. Значение таких явлений со всей полнотой может быть раскрыто лишь в ходе жизнедеятельности ряда поколений. Иными словами, масш­табы и мощь этих творений человека таковы, что полное их освоение мо­жет быть лишь итогом целого исторического процесса.

Возвышенное в искусстве. Грандиозность, масштабность, монумен­тальность - формы отражения возвышенного в искусстве. Греки царя богов видели в могучем Зевсе. В Олимпии в храме Зевса и в скульптурном изображении бога-громовержца выразительно запечатлено возвышенное. Храм Зевса был повержен землетрясением. Века и эпохи проносились над его развалинами, но остатки грандиозных колонн и сейчас волнуют и вос­хищают. Однако не только в монументальности секрет величия этого хра­ма. Внутри его в древности помещалась колоссальная статуя Зевса, воссе­давшего на троне. Статуя была так рассчитана по отношению к высоте храма, что если бы сидящий бог поднялся, то головой пробил бы крышу. В соотношении размеров скульптуры и храма заключался важнейший ис­точник впечатления возвышенного, которое производила фигура Зевса в интерьере здания. Вся композиция как бы говорила: человек могуч, он возвел величественный храм, но Зевс могущественнее: стоит ему при­встать - и купол рухнет. Идея владения одними силами природы и зави­симости от других воплощалась в этом архитектурно-скульптурном ан­самбле, производившем впечатление и прекрасного, и возвышенного. Древнегреческая архитектура прекрасна в своей человечности. Ей присуще то, что Аристотель называл мерой: здания не слишком велики и не слишком малы, они под стать человеку (Парфенон достаточно гранди­озен, чтобы утверждать мощь человека, и достаточно соразмерен ему, чтобы не подавлять). Египетские же пирамиды возвышенны. Утверждая величие фараона, они подавляли личность, которая на фоне грандиозной усыпальницы превращалась в песчинку, ничего не значащую по сравне­нию с вечностью, воплощенной в образе колоссального надгробия. Ми­нимальность утилитарных функций пирамид еще более подчеркивала ан­тидемократический характер их величия.

В Средние века возвышенное отождествлялось с Богом и рассматри­валось как пограничная категория эстетики и богословия. Образ возвы­шенного запечатлен в готических соборах. Устремленными вверх линия­ми они выражали связь человеческих надежд с небом. Они проникнуты порывом человечества к почти несбыточному, но при огромных усилиях достижимому совершенству. Готические соборы осваивали грандиозное пространство ввысь. В узких колодцах нефов загадочно мерцал свет, про­ходивший сквозь цветные витражи. Приглушенное освещение, таинст­венность, обращенность к небесам создавали ирреальную атмосферу, да­лекую от обыденности и соответствующую средневековым представле­ниям о возвышенном. Эпоха Возрождения утверждала возвышенную титаническую лич­ность, сражающуюся с морем бед. В искусстве Нового времени возвышенное гениально воплощено в Девятой симфонии Бетховена. Тихие, глухие, мерцающие звуки посте­пенно нарастают и вдруг взрываются. Вот вновь все замерло, как бы ушло под землю, но там копится какая-то огромная энергия, ее искры прорыва­ются и вспыхивают, снова гаснут, но вдруг, прорвавшись, мощная волна катится, все сметая на своем пути. Симфония передает подспудную мощь исторических процессов, в которые втянуты огромные людские массы. Мир Бетховена грандиозен и бесконечен. В его музыке все неожиданно: и тихие журчащие, воркующие звуки, и взрывы бурь, и шепот влюбленных, и грохот всемирных катастроф. Эпоха революционных бурь ворвалась в музыку. И природа, и человеческая жизнь воспринимаются Бетховеном космично, возвышенно. В отличие от бетховенского, мир музыки Моцар­та уютен, обжит, он весь светится изнутри, весь согрет трепетным челове­ческим дыханием, хотя и не чужд острым конфликтам («Дон Жуан») и трагедиям («Реквием»). Его мир - это гармонично замкнутое целое. Он прекрасен и похож на ту звенящую хрустальную сферу, которой древние греки окружали в своих натурфилософских представлениях планеты. Этот родной человеку, освоенный им мир не пугает, в нем нет ничего сверхъестественного. Иногда Моцарт грациозен, изящен, иногда улыб­чив, порой печален и даже скорбен, но всегда прекрасен. Отражение возвышенного в искусстве обусловлено не только темой, но и характером ее изложения. Возвышенные события требуют ярких, пафосных художественных средств, яркости образов и интенсивности воздействия на читателя.

Итак, возвышенное - объективное эстетическое свойство, прису­щее предметам и явлениям, которые обладают широкой положительной общественной значимостью, оказывают влияние на жизнь целых наро­дов или всего человечества. Ввиду своей колоссальной мощи и огромного масштаба возвышенные явления не могут быть сразу освоены, поэтому по отношению к ним человек несвободен. Прекрасное - сфера свободы, возвышенное - сфера несвободы человека.


1.6 Трагическое


Трагическое в истории эстетики. Платон не вместил в рамки своей эстетики высшее достижение античного искусства - тра­гедию: человечество, не сумевшее разумом обуздать страсти и жить сча­стливо, не должно умножать свои страдания изображением трагедии на сцене; трагедия не доставляет удовольствия; она - бедствие и бич для людей. Платон отказывается принять в государство трагическую музу, ибо это значило бы допустить, чтобы в нем царило страдание вместо муд­рых законов.

Аристотель высоко ценил трагедию как вершину искусств. Этот взгляд соответствует ведущему месту, которое трагедия занимала в антич­ной художественной культуре. Трагедия воспроизводит переход человека от счастья к несча­стью, подражание не только законченному действию, но также страшному и жалкому, а последнее происходит особенно тогда, ког­да получается неожиданно, и еще более, если случится вопреки ожида­нию и одно благодаря другому, ибо таким образом удивительное получит большую силу, нежели если бы оно произошло само собой и случайно, т.к. и из случайного наиболее удивительным кажется все то, что пред­ставляется случившимся как бы с намерением. Трагедия - подражание действию важ­ному и законченному, имеющему определенный объем, подражание при помощи речи, в каждой из своих частей различно украшенной, посредст­вом действия, а не рассказа, совершающее благодаря состраданию и стра­ху очищение подобных аффектов. Это катарсическое воздействие - очищение души зрителя посредством страха и сострада­ния, порождаемых трагическим действием. В понятие катарсиса Аристо­тель вкладывал моральный и эстетический смысл, оно означало для него полное просветление души человека. Трагедия имеет познавательное зна­чение и оказывает воспитательное нравственно-эстетическое воздейст­вие (калокагатия). Аристотель ставит вопрос о характере трагического ге­роя: сострадание возникает к безвинно несчастному, а страх - перед не­счастием нам подобного. Он отмечает син­тетическую природу трагедии, в которой сценические средства сочетают­ся с впечатляющей силой музыки и других искусств.

Для Буало трагедия есть «трагедия сострадания». На сострадании к герою, поступки которого имеют моральное оправдание, зиждется эсте­тическое воздействие трагедии.

Эстетика просветителей (Дидро, Лессинг) оспаривает точку зрения классицизма, считавшего, что трагическим героем может быть только вы­дающаяся, «противостоящая толпе» личность. Герой трагедии может быть и обыденным человеком. Однако если поэт хочет вызвать удивле­ние геройскими чувствами, то не должен распоряжаться ими слишком расточительно: что мы видим часто и у многих, тем мы перестаем любо­ваться. Дидро требует в трагедии простоты, прав­ды, ненапыщенной (естественной) возвышенности и осуждает художни­ка, изобразившего смерть Сократа на парадном ложе, ибо художник не по­нял, насколько добродетель и невинность, угасающие в глубине тюрьмы, на соломенном ложе, могли бы создать зрелище патетическое и возвы­шенное. Лессинг считает, что трагедия изображает ужасы и жизненные бедствия, не приукрашивая и не смягчая их и раскрывая закономерность и необходимость этих событий. По Лессингу, трагическое - преходящий момент мира, не исключающий гармонии и справедливости, целое произведение этого смертного творца должно быть отражением целого, созданного вечным творцом, должно приучить нас к той мысли, что все кончится к лучшему в этом мире, как и в том.

Кант утверждал: трагедия возбуждает чувство возвышенного, коме­дия - чувство прекрасного. По Гегелю «основной пункт» теоретической проблематики трагиче­ского - природа целей трагического героя - «стремление к абсолютно­му». Гегель - про­тивник чисто случайных трагедий, ибо в подлинной трагедии царствует необходимость. В развязке трагедии нет места для «голой гибели индиви­дуумов» и нет места трагическому там, где может получиться и «счастли­вая развязка запутавшихся отношений и благополучный конец» для тех действующих характеров, которыми нас заинтересовали. Он против то­го, чтобы в искусстве отдавалось предпочтение несчастью только ради псевдоаристократической чувствительности людей, находящих себя при переживаниях скорби и сострадания особенно интересными. Гегель под­черкивает, что трагический конфликт и его разрешение должны быть в произведении, лишь, если это необходимо для того, чтобы воздать долж­ное более высокому воззрению. В трагедии конфликтующие характеры, не отре­каясь от самих себя, не могут прийти к примирению и отказаться от сво­их целей. Принципы, во имя которых идет борьба в трагедийном произ­ведении, настолько важны для борющихся характеров, что ценятся ими дороже собственной жизни. В трагедии даже самопожертвование не превращается в самоотречение и означает утверждение принципов и це­лей трагической личности, а не отказ от них.

Значимость категории трагическое для понимания современности. Человек смертен, и его не могут не волновать проблемы взаимоотноше­ния жизни, смерти и бессмертия. История человечества насыщена траге­дийными событиями. Искусство в своих философических размышлениях о мире тяготеет к трагедийной теме. Другими словами, и жизнь личности, и история общества, и художественный процесс пересекаются с пробле­мой трагического. Жизнь человека трагична и потому, что он смертен, и потому, что ни одно общественное устройство в истории человечества не осуществило идею свободы, равенства и братства, хотя ближе всего к этому идеалу под­ходит демократическое общество. Тоталитаризм рождает трагедию не­свободы. Однако и в самом благоустроенном демократическом обществе есть преступления, самоубийства, наркомания, неосуществленность лич­ности и другие бедствия, порождаемые несовершенством смертного и греховного человека, живущего в несовершенном обществе.

ХХ век - эпоха величайших социальных потрясений, революций, войн, кризисов, бурных перемен, создающих напряженнейшие ситуации. Поэтому теоретический анализ трагического для нас в известном смысле есть самоанализ и осмысление мира. Трагедия - невосполнимая утрата и утверждение бессмертия. Закономерность трагического в событийной сфере - переход гибели в воскресение, а в эмоциональной сфере - переход скорби в радость. Трагическая эмоция - сочетание глубокой печали и высокого восторга - проявляется в искусстве разных народов. В представлениях о загробной жизни и воскресении погибшего героя таится философско-эстетическая проблематика земного бессмертия: ге­рой остается жить и в результатах своей деятельности, и в памяти людей. Бессмертие, уход героя после смерти не в небытие, а в грядущее, в жизнь других людей за счет торжества общественного начала.

Общефилософские аспекты трагического. Человек уходит из жизни безвозвратно. Смерть - превращение живого в неживое. Однако в живом живет умершее: культура - внегенетическая память человечества - хра­нит все, что прошло. Трагедия - философское искусство, решающее высшие метафизические проблемы жизни и смерти, осознающее смысл бытия, анализирующее глобальные проблемы его устойчивости, вечно­сти, бесконечности, несмотря на постоянную изменчивость.

В мировой художественной культуре обозначились две крайние по­зиции осмысления трагедийных ситуаций: экзистенциалистская и буд­дистская. Экзистенциализм поставил смерть в центр проблематики философии и искусства, а некоммуникабельность и принципиальное одиночество провозгласил фундаментальным свойством человека. Гибель личности, отторгнутой от людей, перестает быть общественной проблемой и не вос­принимается как трагическое событие. Личность, оставшуюся один на один с мирозданием, не ощущающую контекст человечества, охватывает ужас неизбежной конечности бытия. Отторгнутая от людей личность на деле оказывается абсурдной, а ее жизнь - лишенной смысла и ценности. Принципиально одинокий человек остается смертным, но его гибель пе­рестает быть трагедией.

Согласно буддизму, человек, умирая, превращается в другое сущест­во. Поскольку эта идеология осознает смерть не как конец земного бытия неповторимого разумного существа, а как переход в другое существо (сансара, метемпсихоз), проблема трагизма снимается. Если экзистенциа­лизм приравнивает жизнь к смерти (жизнь столь же абсурдна, как смерть), то буддизм приравнивает смерть к жизни (человек, умирая, продолжает жить; смерть ничего не меняет). И в том, и в другом случае развитие тра­гедийного сознания оказывается невозможным. Не случайно ни на основе экзистенциалистской, ни на основе буддистской концепции мира и лично­сти трагедийные произведения не возникли. Гибель личности приобрета­ет трагическое звучание там, где человек выступает одновременно как конечное и как бесконечное социализированное существо. Именно так воспринимается эта проблематика в свете эллинской и христианской тра­диций, на основе которых и сформировалась европейская культура. Ми­росозерцание этой культуры драматично. И этот драматизм не следует смягчать, как это получается при излишне благостно-бесконфликтном представлении о христианском космосе.

Источники трагического в историческом процессе: специфические общественные противоречия между общественно необходимым, назрев­шим требованием и временной невозможностью его осуществления; со­циальная активность преобразователя жизни при неадекватности его идей сложности бытия и неизбежной недостаточности знаний (принци­пиальное невежество). Революционер, преобразователь, перестроечник «не знает, что он ничего не знает» (не догадывается о недостаточности ин­формации о мире, которой он располагает) и действует решительно и кру­то. Он вершит необходимые (или нетерпеливые и решаемые «самим хо­дом вещей» - эволюцией) и разумные (или утопические) коренные изме­нения. И вместе с ними несет и себе и людям трагедии. Трагическое - сфера осмысления всемирно-исторических противоречий, поиск выхода для человечества. В этой категории отражаются не частные неполадки и несчастья человека, а бедствия человечества, фундаментальное несо­вершенство бытия, сказывающееся на судьбе личности и народа.

Трагическое в искусстве. Трагический герой - носитель принципа, выходящего за рамки индивидуального бытия: некой всемирно-историче­ской идеи. Каждая эпоха вносит в трагическое свои черты и выявляет оп­ределенные стороны его природы. В античности трагедия - вершина искусства. В античной трагедии героям часто дано знание будущего благодаря прорицаниям оракулов, ве­щим снам и предупреждениям богов. Суть трагедии - не в роковой развязке, а в поведении героя. Он действует в русле необходимости и не в силах предотвратить не­избежное, но не необходимость влечет его к развязке: своими активными действиями он сам осуществляет свою трагическую судьбу. Цель античной трагедии - катарсис: очищение чувств зрителя по­средством страха и сострадания, трагедия несет героическую концепцию человека и очищает зрителя

В Средние века - суть трагического не героизм, а мученичество; центральный персонаж тут - мученик. Это трагедия не очищения, а утешения, чуждая катарсису. Логика средневековой траге­дии: утешься, ведь бывают страдания горше, а муки тяжелее у людей, еще меньше, чем ты, заслуживающих этого. Такова воля Бога. В подтек­сте трагедии жило обещание потусторонней справедливости. Утешение земное (не ты один страдаешь) умножается утешением небесным (тебе воздастся по заслугам). В античной трагедии самые необычные вещи со­вершаются естественно, в средневековой - сверхъестественно, чудес­но все происходящее.

На рубеже Средневековья и Возрождения возвышается Данте. На его трактовке трагического лежат глубокие тени Средневековья и сияют солнечные отблески надежд Нового времени. Средневековье давало всему божественное объяснение. Эпоха Возрождения и барокко ищет причину мира и его трагедий в самом мире. В философии это выразилось в классическом тезисе Спино­зы о природе как causa sui (причине самой себя). Еще раньше этот прин­цип получил отражение в искусстве. Мир и его трагедии не нуждаются в потустороннем объяснении, в их основе - не рок или провидение, не вол­шебство или злые чары, а его собственная природа. Показать мир, какой он есть - таков девиз нового времени. Искусство Возрождения и барокко обнажило социальную природу трагического конфликта, утвердило активность человека и свободу его воли.

В античной трагедии необходимость осуществлялась через свободное действие героя. Средние века преобразовали необходимость в произвол провидения. Возрождение совер­шило восстание против необходимости и против произвола провидения и утвердило свобо­ду личности, что неизбежно оборачивалось ее произволом. Ренессансу не удалось развить все силы общества не вопреки личности, а через нее; и все силы личности - через общество и во благо ему. Надежды гуманистов на создание гармоничного, универсального человека опалила леденящим дыханием корысти надвигавшаяся эпоха буржуазности. Трагедию кру­шения этих надежд почувствовали наиболее прозорливые художники: Рабле, Сервантес, Шекспир. Эпоха Возрождения породила трагедию нерегламентированной личности. Однако Возрождение, уничтожив ограничивающие личность ас­кетические нормы, превратило человека в общественную меру всего. Об­щественное начало было введено в самую личность. Само титаническое развитие индивидуальности человека и было проявлением общественно­го. Литературный характер у шекспировских героев стал космически-ин­дивидуальным, и в этой яркости, неповторимости, мощи была его цен­ность. Характер героя был целым миром, и гибель героя воспринималась как непоправимая космическая катастрофа.

В эпоху классицизма из нерасторжимого и нерасчлененного ранее единства трагедия вычленила как самостоятельные начала обществен­ное и индивидуальное в характере героя. Трагедия раскрывает смысл жизни. Для героя эпохи классицизма смысл жизни раздвоен: он и в лич­ном и в общественном счастье человека. Царит трагический разлад чувства и долга. Всегда нужно жертвовать одной из сторон жизни во имя торжества другой. Общественная сторона для классицизма важнее личной. Последняя обязана подчиниться первой. Но при этом исчезает личное счастье, гибнет чувство, приносится в жер­тву любовь. От смысла жизни остается только половина. Противоречие трагически неразрешимо. В трагедии классицизма герой лю­бой ценой открывает простор общественному началу в своей жизни. В торжестве чести, в триумфе общественного долга - продолжение трагического героя в человечестве. И в том, что долг есть категория разу­ма и в том, что долг олицетворяется в абсолютном монархе, проглядывает следующий этап художественного и мировоззренческого развития чело­вечества - просветительская идеология с ее концепцией просвещенного монарха. Классицистская трагедия дает ис­торически неповторимые ответы на вопросы о смысле жизни, о соотно­шении жизни, смерти и бессмертия, о ценности личности. В своеобразии этих ответов - своеобразие классицистской трагедии.

Искусство романтизма (Гейне, Шиллер, Байрон, Шопен) раскрыло состояние мира через состояние духа. Разочарование в результатах Вели­кой французской революции и, как следствие, разочарование в обще­ственном прогрессе порождает романтизм с его мировой скорбью и осоз­нанием того, что всеобщее начало может иметь не божественную, а дья­вольскую природу. Зло все­сильно, и герой не может его устранить из жизни даже ценой своей гибе­ли. Однако для романтического сознания борьба не бессмысленна: траги­ческий герой не позволяет установить безраздельное господство зла на земле, он создает оазисы надежды в пустыне, где царствует зло.

Критический реализм раскрыл трагический разлад личности и об­щества. В критическом реализме XIX в. (Диккенс, Бальзак, Стендаль, Гоголь, Толстой, Достоевский) нетрагический характер становится героем траги­ческих ситуаций. В жизни трагедия стала «обыкновенной историей», а ее герой - отчужденным, «частным и частичным» (Гегель) человеком. И поэтому трагедия как жанр исчезает, но как элемент она проникает во все роды и жанры. Реализм ХХ в. (Хемингуэй, Фолкнер, Франк, Гессе, Белль, Феллини, Антониони, Гершвин, Булгаков, Платонов, Андрей Тарковский) раскрыл трагизм стремлений человека преодолеть разлад с миром, трагизм поиска утраченного смысла жизни.

Трагическое и философия революционного насилия. «Проблема чело­век и история» - объект художественного анализа трагедии. Человек, беззаветно преданный идее и способный ради нее жертвовать своей жизнью, особенно легко жертвует чужой и в своей мужественной самоотверженности черпает уверенность в праве на фанатическую же­стокость. Консерватизм и революционность - крайности в понимании исто­рии. Последовательное проведение в жизнь идеи революционного изме­нения мира чревато перманентным насилием, кровью, нарушением есте­ственного хода бытия, неизбежным искажением первоначально благород­ных целей революционной борьбы. И впрямь, революцию готовят роман­тики и идеалисты, осуществляют фанатики и герои, а ее результатами пользуются узурпаторы и корыстные разрушители. Это показал истори­ческий опыт ХХ века. Исторически неизбеж­ны и трагичны жестокие и кровавые издержки революционного пути раз­решения жизненных противоречий. И именно мера должна уравновесить в истории на­силие и ненасилие. Таков мыслительный постулат, идеал исторического процесса - высшая исто­рическая мудрость. Другое дело, что еще ни одному политику мира не удалось эту формулу претворить в жизнь и в своих дейст­виях соблюсти меру ненасильственного и насильственного историче­ского действия. Всякий хватавшийся за насилие обязательно перегибал палку. А всякий хитривший с насилием или утрачивал власть, или делал ее неэффективной.

Здесь истоки мировых трагедий, здесь вопрос всех вопросов - ведь речь идет об одной из самых высших метафизических проблем бытия, о самой глубинной сути исторического развития. Ведь в истории человече­ства за последние шесть тысячелетий произошло 14508 войн, в которых погибло свыше 3 миллиардов человек, на деньги, израсходованные на войны, можно было бы прокормить все современное человечество. За это время было заключено 4718 мирных договоров и из них соблюдалось только 14. Из всего этого не следует ли, что, по крайней мере, до сих пор из истории человечества насилие не уходило и что начавший его применять не знал меры и впадал в действия, несущие людям кровавые трагедии? Из всего этого не следует ли, что природа людей греховна и идеальные конст­рукции сторонников непротивления злу насилием столь же утопичны, сколь фанатичны представления о всеобщем счастье, добываемом через насилие. Только мера в применении этих крайностей может уберечь лю­дей и от утопического прекраснодушия, и от агрессивной жестокости. В поле напряжения между этими двумя полюсами и разыгрываются трагедии человечества

В свете этих рассуждений искусство социалистического реализма предстает как тенденциозная идеология, во имя идеи нарушающая исто­рический баланс (меру!) и абсолютизирующая роль насилия. Для социа­листического реализма революция перманентна, а насилие - непремен­ный и главный движущий фактор истории (для марксизма революции - локомотивы истории). Эта односторонность социалистического реализма - результат не только идеологических постулатов марксизма, но и нару­шений меры в самом историческом процессе, породившем немилосерд­ное насилие гражданской войны и коллективизации, жестокость, символ которой - 1937 год, длившийся целую эпоху. Трагическое выступает в социалистическом реализме как частный случай и высшее проявление героического: активность характера траги­ческого героя переходит в агрессивную наступательность. Своей борьбой и даже гибелью герой стремится совершить прорыв к совершенному со­стоянию мира, но кроме классовой борьбы и преодоления перманентных трудностей, создаваемых собственной деятельностью, он не знает путей в грядущее.

Сущность трагического. Трагедия - суровое слово, полное безна­дежности. На нем холодный отблеск смерти, от него веет ледяным дыха­нием. Но подобно тому, как свет и тени заката делают предметы для зре­ния объемными, сознание смерти заставляет человека острее переживать всю прелесть и горечь, всю радость и сложность бытия. И когда смерть рядом, в этой пограничной ситуации ярче видны краски мира, его эстети­ческое богатство, чувственная прелесть, величие привычного. Для трагедии смерть - момент истины, когда отчетливей проступают правда и фальшь, добро и зло, сам смысл человеческого существования.

Итак, трагическое раскрывает гибель или тяжкие страдания лич­ности; показывает невосполнимость для людей ее утраты; утвер­ждает бессмертие погибающей личности (бессмертие человека осуще­ствляется в бессмертии народа, в жизни людей находят свое продолже­ние общественно ценные начала, заложенные в человеке и его деяниях, а для религиозного сознания погибающего ждет потустороннее бытие, так же зависящее от общественно ценного - праведного прижизненно­го бытия); трагедия - всегда оптимистическая трагедия, в ней даже смерть служит жизни; выявляет активность трагического характе­ра по отношению к обстоятельствам; дает философское осмысление состояния мира и смысла жизни человека; вскрывает исторически временно неразрешимые противоречия; трагическое в искусстве рож­дает чувство скорби, сочетаемое с чувствами торжества и радости; оказывает очищающее воздействие на людей.

Большое искусство всегда нетерпеливо ждет грядущего. Оно торопит жизнь и стремит­ся осуществить идеалы уже сегодня. Даже победа добра полностью не снимает проблему, а лишь завязывает новые узлы противоре­чий, и борьба вступает в новый цикл, выходит на новый виток спирали. Все это, а также смертность человека делают трагедию неустранимой из жизни. Центральная проблема трагедии - расширение возможностей чело­века, разрыв исторически сложившихся границ, ставших тесными для активных, инициативных людей. Трагический герой про­кладывает путь к будущему, он взрывает устоявшиеся границы, он всегда на переднем крае борьбы человечества, на его плечи ложатся наибольшие трудности. Трагедия раскрывает смысл бытия. Этот смысл невозможно найти ни в жизни для себя, ни в жизни, отрешенной от себя: развитие личности должно идти не за счет, а во имя общества, во имя человече­ства. С другой стороны, общество должно развиваться во имя человека и через человека, а не вопреки ему и не за счет него. Таков путь к гумани­стическому решению проблемы человека и человечества, предлагаемый всемирной историей трагедийного искусства.


1.7 Комическое


Концепции комического в истории эстетики. Через историю эстетики проходят утверждения о невозможности определить комическое и непрекращающиеся попытки (в том числе и скептиков) дать его дефиницию. Все определения комического в свою очередь комичны и полезны только тем, что вызывают чувство, которое пытаются анализировать. Н. Гартман подчеркивает: «Комическое - наи­более сложная проблема эстетики». А. Цейзинг назвал всю литературу о комическом «комедией ошибок» в определениях. Толковый словарь русского языка поясняет: «Смех - ко­роткие и сильные выдыхательные движения при открытом рте, сопровож­дающиеся характерными порывистыми звуками». Это верно. Но если бы смех был только особым выдыхательным движением, с его помощью можно было бы рушить разве что карточные домики, и он не был бы пред­метом эстетики.

На деле смех - как отмечал Н. Щедрин - оружие очень сильное, ибо ничто так не обескураживает порок, как сознание, что он угадан, и что по поводу его уже раздался смех. А. Герцен писал, что смех - одно из самых мощных орудий разрушения; смех Вольтера бил, разил, как молния. От смеха падают идолы, падают венки и оклады, и чудотворная икона делает­ся почернелой и дурно нарисованной картинкой. Для В. Маяковского ост­рота - «оружия любимейшего род». Ч. Чаплин утверждает, что для на­шей эпохи юмор - противоядие от ненависти и страха. Он рассеивает ту­ман подозрительности и тревоги, окутавший ныне мир. Все панегирики в честь смеха утверждают за ним славу мощнейшего оружия. В век атомной бомбы славить оружие негуманно. Однако, в отли­чие от всякого другого оружия, смех обладает избирательностью. Смех может попасть только в уязвимое место личности или в уязвимую личность. И когда человечество откажется от традиционных средств кары (тюрьмы, исправительные колонии), в распоряжении людей останется, может быть, самое действенное, грозное и гуманное средство общественного воздей­ствия - смех. Кроме того, смех может быть добр и ласков. Он может не крушить, а созидать. Он может быть весел и легкомыслен, радостен и приветлив.

Все существующие теории рассматривают комическое или как объек­тивное свойство предмета, или как результат субъективных способностей личности, или как следствие взаимоотношений субъекта и объекта. Платон утверждает, что смешны слабые и неспособные отомстить, если над ними насмехаются. Аристотель полагал, что смех вызывает несчастья и «некоторые ошибки и безобразия», никому не причиняющие страдания и ни для кого не пагубные; комедия - «воспроизведение сравнительно дурных харак­теров», которые, однако, не абсолютно порочны. К смешным относятся характеры гневливые, вялые, расточительные, жадные, честолюбивые, невоздержанные. Смешное для Аристотеля - область «безвредных» нарушений этики. По Аристотелю свободному человеку подходит ирония, ибо пользующийся ею вызывает смех ради собственного удовольствия, а шут - для забавы другого.

В Средние века многие философы отрицали смех как способность, отсутствовавшую у Спасителя. Эстетика классицизма выступает против комедии «вульгарной тол­пы», шутовством чарующей лакеев. Эстетика Просвещения утверждает: комическое раскрывается пу­тем его противопоставления эстетическим идеалам, и точка зрения долж­на быть не средне обыденной, а высшей. Высота эстетической позиции особенно легко достигается с высотой иерархического положения. Комедия не может вылечить болезнь, но она может укрепить еще здоровый организм. Сфера комедии - нару­шения закона, которые по их непосредственному влиянию на благо об­щества слишком незначительны, чтобы попасть под контроль этого за­кона, действие играет меньшую роль, чем в трагедии. Характеры в комедии должны быть «перегружены» (заме­ченное в нескольких личностях, должно быть собрано воедино в коме­дийном характере). Кант видит во всех комических случаях нечто, способное на мгновенье повергнуть нас в заблуждение. Он считает смех средством примирения противоречий и подчеркивает, что воспоминание о чем-либо смешном ра­дует нас и не так легко сглаживается, как другие приятные рассказы. При­чина смеха, по Канту, в состоянии внезапно ущемленных нервов. Ф. Шиллер описал наше состояние в комедии: оно спокойно, ясно, свободно, весело, мы не чувствуем себя ни активными, ни пассивными, мы созерцаем, и все остается вне нас; это состояние богов, которых не за­ботит ничто человеческое, которые вольно парят над всем, которых не ка­сается никакая судьба, не связывает никакой закон. Сатира, согласно Шиллеру, раскрывает противоречия между дейст­вительностью и идеалом.

Школа йенских романтиков, опиралась на идеи Шеллинга и видела в комизме субъективность, как господствующее начало, возвышающееся над действительностью. Гегель видел основы комизма в противоречии между внутренней не­состоятельностью и внешней основательностью, комическое по­является на основе контраста между сущностью и образом, целью и сред­ствами ее достижения, вследствие чего уничтожается образ и не достига­ется цель. Комическое коренится в веселом расположении духа и уверен­ности радостной субъективности в собственной недосягаемой высоте над противоречием, неспособным поэтому причинить никакой горечи и ника­кого несчастья. Комизм заключен так же и в сознании силы, позволяющей переносить промахи в стремлениях к целям.

Теоретическая модель комического (Ю. Борев) основывается на недостаточно использованной в истории эстетики идее: комическое - яв­ление, заслуживающее эмоционально насыщенной эстетической крити­ки (отрицающей или утверждающей), представляющей реальность в неожиданном свете, вскрывающей ее внутренние противоречия и вызыва­ющей в сознании воспринимающего активное противопоставление пред­мета эстетическим идеалам. Многообразие оттенков смеха - результат взаимодействия эстетических свойств действительности, идеалов и эсте­тических потребностей человека.

Комическое - социокультурная реальность. Человеческое общество - истинное царство комедии и трагедии. Че­ловек - единственное существо, которое может и смеяться, и вызывать смех. Человеческое, общественное содержание есть во всех объектах ко­медийного смеха. Порой исследователи ищут комизм в явлениях приро­ды: в причудливых утесах, в кактусах. Комическое - объективная общественная ценность явления. Естествен­ные свойства животных (подвижность и гримасничанье обезьяны, разви­тые инстинкты лисы, помогающие ей обманывать врагов, неповоротли­вость медведя) ассоциативно сближаются с человеческими поступками и становятся объектом эстетической оценки. Они предстают в своем комиз­ме лишь тогда, когда через их природную форму просматривается соци­альное - человеческие недостатки: суетливость, хитрость, тугодумие. Комизм социален своей объективной (особенности предмета) и своей субъективной (характер восприятия) стороной.

Комизм как критика. В литературе, живописи, кино, театре комизм очевиден. В музыке он менее очевиден и его бытие осложнено самой при­родой (специфичностью семантики и средств выражения смысла) музы­ки. Один из способов создания комического в музыке - трансформация жанров. Жанр комической оперы оформился с появлением в Италии опе­ры-буфф (30-е годы XVIII в.), демократизировавшей театр и музыку, кото­рая стала простой и песенной и включила в себя фольклорные мотивы. Во Франции комическая опера возникла из ярмарочных представлений. Она отвечала культурным запросам третьего сословия и оказала влияние на творчество венских классиков, а через них на европейскую музыку в целом, сформировались некоторые приемы музыкально-комедийной выразительности (гомофон­ный склад, периодичность, моторность, скороговорку, связь с бытовой на­родной мелодией). Эти особенности стали основой языка музыкального комизма. Единственный вид искусства, неспособный отразить комическое, - архитектура. Комическое здание или сооружение - беда и для зрителя, и для жителя, и для посетителя. Архитектура, прямо выражая идеалы об­щества, не может что-либо непосредственно критиковать, отрицать, а, сле­довательно, и осмеивать. Комическое всегда включает в себя высокоразвитое критическое начало. Смех - эмоциональная эстетическая форма критики Он предоставляет художнику (Рабле, Вольтер) безграничные возможности для серьезно-шутливого и шутливо-серьезного обращения с предрассудками своего времени. Демократизм смеха. Комедия - плод развившейся цивилизации. Смех по своей природе враждебен иерархичности, преклонению перед чи­нами и дутыми авторитетами. Смех выступает как сила, враждебная всем формам неравноправия, насилия, самовластия, фюрерства, вождизма. Активность восприятия комизма. Комичность врага - его ахиллесова пята. Вскрыть комичность противника – значит, одержать первую побе­ду, мобилизовать силы на борьбу с ним, преодолеть страх и растерян­ность. Смех - антииерархичен, он разрушитель всех табелей о рангах. Он величайший анархист мира. Однако есть и отличие: анархическая сти­хия рождает хаос, стихия смеха из хаоса рождает гармонию. В отличие от трагедии, комедия не выговаривает идеал «прямо и положительно», а подразумевает его как нечто противоположное тому, что изображается. Комическое предполагает сознательно-активное восп­риятие со стороны аудитории. Критика в комизме не выражается не­посредственно, и воспринимающий юмор подводится к самостоятельно­му критическому отношению к осмеиваемому явлению. Читателю, что­бы воспринять юмор, предстоит самостоятельно противопоставить в своем сознании высокие эстетические идеалы комическому явлению.

Комическое как противоречие. Комизм - результат контраста, разлада, противостояния: безоб­разного - прекрасному (Аристотель), ничтожного - возвышенному (И. Кант), нелепого - разумному (Жан Поль, Шопенгауэр), бесконечной предопределенности - бесконечному произволу (Шеллинг), автоматич­ного - живому (Бергсон), ложного, мнимо основательного - истинному и основательному (Гегель), внутренней пустоты - внешности, притязаю­щей на значительность (Чернышевский), нижесреднего - вышесредне­му (Гартман). Каждое из этих определений, выработанных в истории эс­тетической мысли, выявляет и абсолютизирует один из типов комедийно­го противоречия. Формы комического противоречия разнообразны. Для противоречий, порождающих комическое, характерно то, что первая по времени восприятия сторона противоречия выглядит значительной и производит на нас большое впечатление, вторая же сторона, которую мы воспринимаем по времени позже, разочаровывает своей несостоя­тельностью. При этом «разочарование» обнаруживается неожиданно.

Психологический механизм комедийного смеха, как ни странно, срод­ни механизму испуга, изумления. Эти разные проявления духовной дея­тельности роднит то, что они - переживания, не подготовленные пред­шествующими событиями. Человек настроился на восприятие значитель­ного, существенного, а перед ним вдруг предстало незначительное, пус­тышка; он ожидал увидеть прекрасное, человеческое, а перед ним - бе­зобразное, бездушный манекен, кукла. Смех - всегда радостный «ис­пуг», радостное «разочарование-изумление», которое прямо противопо­ложно восторгу и восхищению.

Чувство юмора - разновидность эстетического чувства, обладаю­щая рядом особенностей: опирается на эстетические идеалы, противопоставляя их воспринимаемому комическому явлению (в противном случае юмор превращается в скепсис, цинизм, сальность, пошлость, скабрезность); предполагает способность хотя бы эмоционально в эстетической форме схватывать противоречия действительности; присуще эстетически развитому уму, способному быстро, эмоциональ­но критически оценивать явления, предполагает склонность к бога­тым и неожиданным сопоставлениям и ассоциациям; рассматрива­ет явление критически с точки зрения его общечеловеческой значимости.

Активная, творческая форма чувства юмора - остроумие. Чувство юмора - способность к восприятию комизма; остроумие - к его творе­нию, созиданию. Остроумие - талант так концентрировать, заострять и эстетически оценивать реальные противоречия действительности, чтобы нагляден и ощутим стал их комизм. Комедийная обработка жизненного материала, выявляющая комизм как эстетическое свойство реальности, требует художественных средств, с помощью которых заостряются про­тиворечия, стимулируется эффект неожиданности и активизируется про­тивопоставление эстетических идеалов осмеиваемому явлению.

Разрушающее и созидающее в смехе. Истинное остроумие человеч­но и зиждется не на философии вселенского нигилизма, а на эстетических идеалах, во имя которых и ведется критика. Поэтому смех - критическая сила, столь же отрицающая, сокрушающая, сколь и утверждающая, сози­дающая. Смех стремится разрушить существующий несправедливый мир и создать новый, идеальный. Жизнеутверждающий, радостный, веселый аспект комического имеет историческую, мировоззренческую и эстетиче­скую значимость.

Типы и оттенки комизма. Мера смеха. Юмор и сатира - основные типы комизма. Существует целая гамма оттенков смеха. Насмешка Эзопа, раскатистый карнавальный хохот Рабле, едкий сарказм Свифта, тонкая ирония Эразма Роттердамского, изящная, рационалистически строгая са­тира Мольера, мудрая и злая улыбка Вольтера, искристый юмор Беранже, карикатура Домье, гневный гротеск Гойи, колючая романтическая ирония Гейне, скептическая ирония Франса, веселый юмор Твена, интеллектуальная ирония Шоу, смех сквозь слезы Гоголя, разящая сатира и сарказм Щедрина, душевный, грустный, лиричный юмор Чехова, печальный и сердечный юмор Шолом-Алейхема, озорная, веселая сатира Гашека, оп­тимистическая сатира Брехта, жизнерадостный народный юмор Шолохо­ва.

Юмор - смех дружелюбный, беззлобный, хотя и не беззубый. Он со­вершенствует явление, очищает его от недостатков, помогает раскрыться всему общественно ценному в нем. Юмор видит в своем объекте какие-то стороны, соответствующие идеалу. Часто наши недостатки суть продол­жение наших достоинств. Такие недостатки - мишень добродушного юмора. Объект юмора, заслуживая критики, сохраняет свою привлека­тельность. Иное дело, когда отрицательны не отдельные черты, а явление в своей сущности, когда оно социально опасно и способно нанести серь­езный ущерб обществу. Здесь уже не до дружелюбного смеха, и рождает­ся смех бичующий, изобличающий, сатирический. Сатира отрицает, казнит несовершенство мира во имя его коренного преобразования в соответствии с идеалом. Ирония - притворство, намерение в шутку или в насмешку сказать нечто противоположное тому, что человек думает, но сказать так, чтобы выявить истинный смысл ситуации, манера речи или письма, при которой сообщается одно, а подразумевается иное. Сарказм - горькая и ядовитая ирония, высказанная с целью обидеть или причинить боль. Многообразие оттенков смеха (карнавальный смех, юмор, сатира, ирония, сарказм, шутка, насмешка, каламбур) отражает эстетическое бо­гатство действительности и духовного склада личности. Каждый оттенок смеха богат нюансами. Мера смеха определяется и эстетическими свойствами предмета, и принципами художника, его эстетическим отношением к миру, и тради­циями художественной культуры народа.

В ХХ в. возникла новая форма юмора – гегг - смех, окрашенный не­опасным ужасом и отражающий отчуждение людей в индустриальном обществе. Каламбур, гротеск, благг, гегг - исторические формы французского юмора, обусловленные историческими изменениями жизни нации. Ко­нечно, каламбур не исчез с падением аристократии. Речь идет лишь о при­оритете разных форм комического в разные эпохи. Национальное своеобразие культуры каждого народа живет и в одежде и в кухне и, особенно, в манере понимать вещи, проявляющейся и в формах комизма. В комиче­ском сочетаются национальное и общечеловеческое (одни и те же явления осмеивают разные народы).

Комическое как утверждение радости бытия. Смех - подобие жиз­ни (гармония, возникающая вопреки хаосу). Смех всегда есть смех над хаосом во имя гармонии, он - гармонизация хаоса. Смех - это радость вопреки злу и часто по поводу зла во имя его ниспровержения. Жизнь - созидание второй природы (живой), смех - созидание второго бытия (вымышленного, мира духовной гармонии, вносящий организацию в ха­ос зла). Конечно, живая природа существует не только вопреки, но и на основе неживой, не только в нарушение ее законов, но и благодаря им. Так же и смех - и антипод реальности и ее подобие. Он стремится разрушить су­ществующий мир, и создает новый, свой, похожий и принципиально от­личный от окружающего.

Итак, от эпохи к эпохе меняется исходная точка эмоциональной критики в комизме: собственное отношение (Аристофан); представления о целесообразном миропорядке (Ювенал), человеческая природа как мера (Рабле, Сервантес, Эразм Роттердамский,); норма (Мольер), здравый смысл (Свифт); несбыточное совершенство (Гейне), идеал, от­ражающий народные представления о жизни (Гоголь, Салтыков-Щедрин); точка зрения искусственно сконструированного и неопределенного будущего (Маяковский), гуманисти­ческие ценности (Ионеско, Дюрренматт). В этом процессе с отступлениями осуществля­ется тенденция возвышения и расширения идеала, с позиций которого комизм анализирует действительность. Этот идеал демократизируется и все более широко охватывает дей­ствительность, опираясь на все более развитое духовное богатство индивида.


1.8 Безобразное


В истории эстетики антипод прекрасного - безоб­разное - не имеет глубокой теоретической традиции. Однако и этой кате­гории уделялось внимание. Древние египтяне, постигая диалектику прекрасного и безобразного, отмечали, что в процессе старения все здоровое и красивое становится больным и безобразным, хорошее превращается в дурное, вкус теряет­ся. Обратимость и взаимопереходы прекрасного и безобразного раскры­ваются в древнеегипетском мифе об Исиде. Безобразное в искусстве впервые теоретически осмыслил Аристо­тель: произведение всегда имеет прекрасную форму, в предмет же искус­ства входит и прекрасное, и безобразное. Даже отвратительное, изобра­женное в художественном произведении, доставляет эстетическое удо­вольствие благодаря радости узнавания действительности, которую мас­терски передал художник.

Безобраз­ное и прекрасное - противоположности, тысячью переходов связанные друг с другом. Телесная красота заключается в гармоничном сочетании разнооб­разных частей, которые могут быть охвачены одним взглядом. Безобразное - дисгармония частей и целого. Безобразное не является предметом искусства и допустимо лишь для усиления прекрасного, как смешное и страшное. По Бодлеру, безобразное лицо - это лицо дисгармоничное, патологи­ческое, неодухотворенное, лишенное света и внутреннего богатства.

Определять безобразное только как антипод прекрасного логически недостаточно. Безобразное - эстетическое свойство предметов, естественные природные данные которых име­ют отрицательное общечеловеческое значение, хотя и не представля­ют серьезной угрозы человечеству, так как заключенные в этих предме­тах силы освоены человеком и подчинены ему. Безобразное - отрицательная общечеловеческая значимость предметов, находящихся в сфере свободы, оно отталкивает, но не пугает; прекрасное доставляет же на­слаждение одним своим видом.


1.9 Низменное


Низменное противоположно возвышенному. Древние египтяне так описывают низменное: покидая мир, солнце повергает землю во мрак, и ужас смерти охватывает всех. Аристотель впервые в истории эстетической мысли говорит о низмен­ном как об эстетическом свойстве. Невладение людьми своими общественными отношениями - тира­ния. Ее низменность раскрывает французский гуманист Этьен де ла Боэси (XVI в.): «Величайшее несчастье - зависеть от произвола властелина, относительно которого никогда не можешь знать, будет ли он добр, по­скольку всегда в его власти быть дурным, когда он этого захочет». Для Боэси несвобода людей - результат их общественной слепоты: тиран «побежден сам по себе, только бы страна не соглашалась на свое рабство. Не нужно ничего отнимать у него, нужно только ничего ему не давать. Для французского гу­маниста тирания низменна, так как несет людям несвободу. Низменное социальное явление изобразил Верещагин в картине «Апофеоз войны», по­священной всем «великим завоевателям» - бывшим, сущим и будущим: на картине - холм, сложенный из человеческих черепов. Музыка лишь в XIX-ХХ вв. овладела способностью непосредствен­но воссоздавать образ низменного (Седьмая симфония Шостаковича). До этого музыка (Моцарт, Бетховен, Чайковский) передавала этот образ опосредованно, через раскрытие накала борьбы, через показ меры усилий добра в преодолении низменного.

Низменное - крайняя степень безобразного, чрезвычайно негатив­ная ценность, имеющая отрицательную значимость для человечества; сфера несвободы. Это еще не освоенные явления, не подчиненные людям и представляющие для них грозную опасность. Человечество не владеет собственными общественными отношениями. Это таит в себе источник бедствий и воспринимается как низменное (милитаризм, тоталитаризм, фашизм, атомная война).


1.10 Ужасное


Ужасное - близко трагическому, но в корне отличная от него категория. Если трагическое имеет разрешение в грядущем, то ужас­ное безысходно, безнадежно. Это гибель, не несущая в себе ничего про­светляющего, не сулящая людям освобождения от несчастий, это бед­ствие, не контролируемое людьми, неподвластное им, господствующее над ними. Трагическое величественно, оно возвышает человека - он ос­тается господином обстоятельств и, даже погибая, утверждает свою власть над миром. В ужасном, напротив, человек - раб обстоятельств, он не владеет (не освоил) ни обстоятельствами, ни предметами его окружа­ющими, он потерян в мире.

Ужасное - эстетическая доминанта средневекового сознания, запу­ганного адовыми муками и грядущим страшным судом. В кризисные эпохи рушится мировосприятие человека, новое же на смену ему приходит не сразу. В этот момент реальность часто восприни­мается в свете ужасного. Крушение устоявшегося исторического порядка в глазах современников выглядит как глобальная катастрофа. Проблема ужасного разрабатывалась Дидро. На этой разработке лежит печать предре­волюционной эпохи. Философ как бы предугадывает грядущие социальные столкновения. Искусство Кафки утверждает, что состояние мира ужасно, человека окружают слепые, враждебные силы. Обыкновенный ужас определил поэтику новелл Кафки. Ныне безумие мира стало фактом и проникло в искусство. Трагическое в такой атмосфере становится ир­рациональным, преобразуется в ужасное.

Ужасное внушает не страх, а ужас. Различая эти аффекты, страх, всегда связанный с эмпирической опасностью, нужно отли­чать от ужаса, который связан не с эмпирической опасностью, а с транс­цендентным, с тоской бытия и небытия. Тоска и ужас имеют родство. Но ужас гораздо острее, в ужасе есть что-то поража­ющее человека. Тоска мягче и тягучее. Очень сильное переживание ужаса может даже излечить от тоски. Когда же ужас переходит в тоску, то острая болезнь переходит в хроническую. Печаль душевна и связана с про­шлым. Тургенев - художник печали по преимуществу. Достоевский - художник ужаса. Ужас связан с вечностью, печаль лирична, ужас драма­тичен.

Категория ужасного охватывает те обстоятельства, которыми человек свободно не владеет и которые несут ему катастрофические бедствия или гибель, неразрешимые даже на историческом уровне (от­сюда пессимистическое мироощущение). Ужасное страдание и (или) гибель человека в обстоятельствах, которые не ведут его к бессмертию и при которых даже ценой жизни человек не может добиться расширения сферы свободы для человечества.

Безобразное, низменное, ужасное - негативные ценности, отрица­тельные эстетические свойства мира, запечатлеваемые искусством (осо­бенно в ХХ в.) и отражающиеся в эстетике. Эти категории вошли в систе­му современной эстетической науки. Без них невозможно осмыслить реа­лии и искусство ХХ в.


1.11 Хаос и гармония


Энтропия - властительница вселенной. Во всем неживом мире в ходе всякого природного процесса нарастает хаос. Жизнь как бы существует в обратном времени. Когда-то Гегель, иллюстрируя мысль о случайности, спрашивал: сколько раз нужно рассыпать наборный шрифт, чтобы из букв сложилась строфа «Илиады»? По случайности хаос может родить гармонию, но не в масштабах высокой поэзии. Впрочем, са­ма жизнь есть грандиозная высокая гармония, случайно и необходимо рожденная хаосом. Древние атомисты представляли себе этот процесс так: изначально потоки атомов летели во вселенной параллельно друг другу. Один из атомов самопроизвольно отклонился от параллельного движения, столкнулся с двигавшимся рядом и заставил его тоже откло­ниться и столкнуться с соседним атомом - так начался хаос, из которого и родилась гармония - мир звезд, планет и вещей. Если бы мы проделали предложенный Гегелем опыт, несколько изме­нив условия, мы бы получили модели обоих процессов: бытия неоргани­ческой природы (энтропии) и развития жизни (рождения гармонии из ха­оса). Жизнь как антитеза всей природе, противотечение вселенной.

Заключение


Уже из данного краткого очерка достаточно ясно вырисовывается основной круг эстетических проблем, а также главные категории, с помощью которых классическая эстетика стремится ставить и отчасти решать эти проблемы. Фактически каждая из категорий, обозначая тот или иной аспект или принцип эстетики, вводит нас в определенный сегмент этой науки и шире - в смысловое поле эстетического опыта человека.

«Эстетическое» - наиболее общая категория эстетики; как бы метакатегория, с помощью которой обозначается ее предмет и выражается сущностное родство и системное единство всего семей­ства эстетических категорий. Остальные эстетические категории являются, как правило, более конкретными модификациями эстетического. Возвышенное непо­средственно указывает на контакт человека с несоизмеримыми с ним космоургическими первоосновами бытия, с «бесформенными» пра­формами как источником любых форм; на потенциальную энергию бытия и жизни, на трансцендентальные предпосылки сознания. Прекрасное свидетельствует о целостном восприятии субъектом он­тологической презентности бытия в его оптимальной конкретно-чув­ственной выраженности, об адекватности смысла и формы, его выражающей; а безобразное указывает на ту контрпродуктивную сферу бесформенного, которая соответствует распаду формы, уга­санию бытия и жизни, нисхождению духовного потенциала в ничто.

Эстетика сама по себе теоретико-методологическая дисциплина, одна из философских наук. Однако и в ней есть обобщающий, итоговый раздел, рассматривающий общие законы эстетической и художествен­ной деятельности, а также характеризующий типологию эстетических категорий. Выше, в ходе освещения важнейших проблем эстетики, были охарак­теризованы основные эстетические категории. Подводя итог, попытаемся теперь представить их в единой системе: выделить их основные типы, оп­ределить характер их связи, а также место соподчиненных с ними поня­тий, учитывая при этом, что между эстетическими понятиями и категори­ями нет непреодолимой грани - они могут переходить друг в друга.

Эстетические категории - это не только более обобщенные понятия, охватывающие более широкий круг жизненных явлений и их эстетиче­ских свойств, но и превращенная форма эстетических противоречий, по­средствующее звено между несопоставимыми сторонами общечеловече­ски значимых противоречий, рациональная форма разрешения этих про­тиворечий, посредствующее звено между сущностью и кажимостью эсте­тического явления. Эстетические категории - «алгебраическая» (сня­тая) форма, обобщенно выражающая «арифметические» (конкретные) подробности эстетических проявлений жизненных процессов.

Эстетическое, таким образом, не является ни онтологической, ни гносеологической, ни психологической, ни какой-либо иной ка­тегорией, кроме как собственно эстетической, т.е. главной категорией науки эстетики, не сводимой ни к одной из указанных дисципл­ин, но использующей их опыт и наработки в своих целях. Поло­женное вроде бы в основание данного определения понятие духов­ного наслаждения, т.е. чисто психологическая характеристика, не является сущностной основой эстетического, но лишь главным по­казателем, сигналом, знаком того, что эстетическое отношение, эстетический контакт, эстетическое событие имели место, состо­ялись.

В данной работе мною были показаны основные исторически сложившиеся кате­гории эстетики, которые в целом дают достаточно полное представление об этой науке, балансирующей на грани постоянного преодоления границ самого понятия науки. Главной категорией, фактически определяющей предмет эстетики, на что уже косвенно неоднократно указывалось, является эстетическое.

Список использованной литературы


  1. Борев Ю.Б. Эстетика: учебник. – М.: Высш. Шк., 2002. – 511 с.;

  2. Бычков В.В. Эстетика: учебник. – М.: Гардарики, 2004. – 556 с.;

  3. Кривцун О.А. Эстетика: учебник. – М.: Аспект Пресс, 2000. – 434 с.;

  4. Эстетическая культура / под ред. И.А. Коникова. – М.: ИФРАН, 1996. – 201 с.

Рефетека ру refoteka@gmail.com